Текст книги "Убежище-45. Роман"

Глава II

Анисимову не потребовался будильник, чтобы проснуться рано утром, с этой ролью прекрасно справился гром. Причём, он был настолько сильным, что окна сотрясались при каждом раскате.

Голова слегка побаливала, что не удивительно. Для человека среднего возраста ложиться в три часа ночи было событием, имеющим не особо приятные последствия. Ещё со студенческой скамьи, учась в медицинском институте, Валерий не высыпался, и это уже вошло в привычку. Затем настал момент затишья, когда он устроился в городскую больницу психиатром, после чего наступила война, а затем и «Убежище-45». Анисимов будто бы вернулся в те годы, когда каждый час сна был равноценен слитку золота. Главврач был готов отдать много за то, чтобы к суткам прибавили хотя бы три часа.

До официального подъёма оставалось сорок минут, и он решил посвятить их себе. Ему нравилась работа, но не настолько, чтобы тратить на неё свободную минутку, когда от тебя ничего не требуется.

Аромат кофе заполонил комнату. Отпив глоток, Валерий скривился от горечи. Хороший кофе из Арабики, который чудным образом привёз его товарищ из далёкой страны, он оставил дома, поэтому приходилось довольствоваться сублимированным в банке. Но всё лучше, чем ничего, тем более, учитывая, что сонливость нужно было прогнать, а кроме кофе Анисимов не находил другого способа. Он мог совершить утреннюю пробежку, но не когда тебе 48, а за окном бушует ливень.

Он бросил взгляд на тумбу и приметил книгу, которую уже давно не открывал. Идеальное утро: книга и кофе. Что может быть лучше? Правда, это была весьма невесёлая книга, которую до сих пор так и не опубликовали, даже после смерти вождя. Это был тягостный роман Евгения Замятина «Мы», который напечатали в прошлом году в нью-йоркском издательстве. Но у Валерия Анисимова был прекрасный друг, который мог достать хороший кофе и любопытную литературу. Друг из таких шишек, которых не обыскивают при въезде в страну. Да и сам Анисимов не опасался проверок насчёт наличия контрабанды. Хотя, он прекрасно понимал, что может сделать «гэбня» за такой вот романчик.

К великому для Валерия Анисимова сожалению настало время обхода. Он неторопливо оделся, накинул белый халат и отправился к журналисту. Как ни странно, тот уже стоял в холле административного корпуса. Короткин, похоже, не спал всю ночь, пребывая в возбуждённом состоянии и предвосхищении. Главврач искренне не понимал этой отчасти инфантильной радости взрослого человека.

– Доброе утро, Валерий Леонидович! – радостно воскликнул он. – Готовы к труду и обороне?

– Я всегда готов, – ответил он с улыбкой. – А вы?

– Вы ещё спрашиваете? Так что, с чего мы начнём?

– Я всегда начинаю обход с блока А. Скажем так, у «некриминальных» пациентов не так всё запущено, поэтому с ними проблем возникает намного меньше.

– Что ж, давайте приступим.

Анисимов и журналист в присутствии двух надсмотрщиков начали обход.

Блок А находился справа от административного корпуса. Все три здания, включая блок Б, находились на одной линии, а перед ними расстилалось огромное зелёное поле с деревьями, скамейками, фонтанами и прочим. Созданное для уюта пациентов место для прогулок поражало своим масштабом, сравнимым с габаритами футбольного поля. А разделял это поле тротуар, ведущий от крыльца администрации до самых ворот, за которыми находилась свобода.

Конечно же, по данному тротуару передвигался и транспорт, потому что хождение могло затянуться не на один десяток минут. Само собой, обычному персоналу приходилось передвигаться пешком от самого КПП, однако для главврача и прочих приезжих шишек была предназначена тёмно-синяя «Победа».

Журналист прибыл сюда вечером, поэтому не смог оценить всех здешних красот. Только сейчас ему удалось это сделать, хотя солнце по-прежнему не собиралось выглядывать из-за громоздких туч.

– Как вы провели ночь? – тактично поинтересовался Анисимов.

– Писал, – Владислав с гордостью потряс разбухшей записной книжкой. – Пытался запечатлеть мысль, пока она ещё горячая.

– И много написали?

– Пока одни заметки. Над статьёй буду работать уже в Москве, на своей незаменимой машинке.

– Понятно. Обычно мы проводим обход полтора часа, если без эксцессов. Сегодня не будем задерживаться, потому как вы наверняка голодны. Завтрак у меня в полдесятого.

– Лично я готов оставаться столько, сколько нужно. Если будет отличный материал, то я забуду про голод.

«Пациенты для него отличный материал», подумал Анисимов. Может, журналист и был готов слушать бредовые рассказы больных, но Валерию был нужен завтрак. Он не мог есть с самого утра, однако к десяти часам его желудок взвывал от негодования.

– Посмотрим, как дело пойдёт, – туманно произнёс главный врач «Убежища-45».

Они подошли ко входу в четырехэтажный корпус А. Во дворе было пусто, все пациенты выходили на прогулку только после обхода.

За время передвижения по территории больницы журналист успел отметить довольно приятную атмосферу, витающую среди этих стен. Даже пасмурная погода не отменяла этого. Ухоженные дворы, покрашенные лавочки, чистые лестницы, внутри – новейшая отделка. Немалые средства финансировались на содержание этих замков. Для психически нездоровых убийц была создана больница, о которой может только помечтать обычный советский человек. Владислав даже высказал вслух свою нелицеприятную мысль, на что Анисимов возразил:

– Этим людям нужен особый уход. Цвета интерьера подобраны специально так, чтобы не раздражать их внимание, не побуждать к агрессии…

– А также мягкая мебель, чтобы комфортно сиделось и чистые туалеты, уж простите меня, чтобы справить нужду, не раздражаясь. Почему таких больниц нет, скажем, в Сталинграде? Ведь обычные люди также хотят всевозможных удобств.

– Это вопрос не ко мне, – натянуто улыбнулся Анисимов. – Я не строил эту больницу и уж тем более не выделял на это деньги.

– Понятно, – журналист что-то черканул в своём блокноте. Эта привычка невероятно сильно раздражала Анисимова. Ему казалось, что журналист постоянно делает какие-то выводы, которые потом изольёт в свою статейку, и она окажется совсем уж неприятной и дискредитирующей.

Внутри блока А царила сама безмятежность. Пациенты свободно передвигались по корпусу, конечно же, под надзором санитаров. Кто-то смотрел телевизор на просторном диване, кто-то играл в шахматы, кто-то просто общался между собой. Владислав Короткинсперва даже не понял, что находится среди людей с психическими отклонениями. Но стоило ему встретиться взглядом с одним из них, всё сразу же встало на свои места. Высокий, худощавый мужчина тридцати пяти лет, с огромным носом и впалыми глазами замер на месте при виде журналиста и уставился на него так, словно увидел перед собой призрака. Журналист замедлил шаг и немного отстал от Анисимова, а когда последний заметил это, то быстрым шагом вернулся к Владиславу. В это время пациент к нему обратился.

– Я вас знаю, – вытянул он руку.

– Откуда? – поинтересовался журналист.

– Владислав, не обращайте внимания, нам нужно пройти дальше, – начал главврач, но пациент, похоже, его не слышал.

– Вы пели нам вчера, – улыбнулся высокий. – Это была песня о свободе. На-най-на-а-а… ветра дуют нам в спины… най-на-на-на-а-а, мы на свободе и теперь нерушимы…

Журналист остолбенел.

– Паш, уведи его.

Санитару крупного телосложения по имени Паша не составило труда отвести в сторону пациента.

– О чём он?

– Это вам никто не скажет, даже он сам, – с горечью произнёс Анисимов. – Я же вам говорил, не обращать внимания. К тому же, вы можете расстроить пациентов, а если взбушует один, остальные могут подхватить волну и тогда нам их не остановить ещё несколько часов. Такое уже было.

– Простите, просто он так посмотрел на меня.

– Они все так смотрят. Ничего, скоро у вас выработается иммунитет. Увидеть такое – не для слабых духом, однако я вас предупреждаю, дальше будет ещё хуже.

– Я уже понял.

Они двинулись дальше. Валерий Леонидович делал пометки в своём журнале, проверял, все ли пациенты находятся в стабильном состоянии, имеются ли жалобы. В общем, канцелярская работа. Журналист уже не с таким энтузиазмом всё записывал, в его ушах до сих пор звенела песня про свободу. К тому же, последующие пациенты оказались довольно спокойными. Кроме последнего.

Его звали Анатолий Резепов. Он сам представился журналисту, после чего начал говорить без устали. Анисимов пока не стал его останавливать, прекрасно понимая, что журналисту требовался материал.

Резепов рассказал о том, что служил прапорщиком в Красной Армии и ему сразу же присвоили генерал-майора после его знаменитого подвига под Рейхстагом. Анатолий сдерживал натиск немецких войск в одиночку, после того, как все солдаты в его отряде сложили головы в сражении за Берлин. Он оставался в окружении до тех пор, пока на помощь не прибыла остальная часть советских солдат, после чего они вновь подняли красное знамя и ринулись в последнюю дляфашисткой Германии атаку.

Смотреть на этого человека было крайне тяжело. Он выдумывал несуразицы одну за другой. Короткин уже был готов услышать, что именно Резепов поднимал флаг над Рейхстагом, вместе с Егоровым и Кантарией. Но Анисимов вовремя остановил пациента, видя, как в последнем нарастает дикое возбуждение от воспроизводимой фантазии.

– Меня никто не слушает! – возмутился он.

Санитар Павел уже приготовился к привычной работе.

– Подождите, – Короткин обратился и к пациенту, и к главврачу, стараясь утихомирить обе стороны. Будто бы он был компетентен в психологии общения с душевно больными людьми. – Вы сказали, что вас повысили в звании. А что с вами стало потом, после возвращения на Родину?

Вопрос порадовал Резепова. Ему нравилось рассказывать всем о своём статусе генерала.

– Жуков лично наградил меня орденом за мужеством, после чего направил в Москву, в генеральный штаб. Все мои товарищи встречали меня как героя, хотя, я таковым и являлся.

Внезапно Анатолий помрачнел. Улыбка сползла с лица, а вместо неё появилась гримаса горечи и обиды.

– Чего не скажешь о моей супруге. Эта потаскуха и засунула меня сюда!

– Спокойнее. Анатолий, здесь все свои, – спокойным тоном произнёс журналист. – Я вас понимаю, поэтому и хочу выслушать.

Анисимов смотрел на Короткина как на соседского мальчишку, который пришёл в его песочницу и стал играть с его игрушками.

– На вокзале она встретила меня со словами: «Всё будет хорошо, милый, всё пройдёт». Она не верила в меня, не видела в упор генеральскую звезду на погоне. А я ей говорил, показывал орден! Она не верила. Будто я сумасшедший! А потом в штабе меня встретил лично Иосиф Виссарионович, который сказал мне не доверять слухам, которые распространяли завистники.

Владислав понимал, что Резепова привели не в штаб, а в клинику, а товарищем Сталиным выступал её главный врач.

– Поэтому он посоветовал мне отправиться на отдых. В санаторий. Мне тут нравится, – снова спокойным тоном произнёс Резепов. – Тут тихо. Я планирую в следующем месяце вернуться домой. И вновь на службу. Говорят, четвёртый Рейх набирает силу. Я должен оказаться на передовой! Я должен отдать жизнь Родине! Пока вы тут играете в «дурака», я буду вести своих ребят на верную гибель! Сволочи! Предатели!

Теперь его было уже не остановить. Резепов даже не заметил, как его одели в смирительную рубашку. По коридору разносились его негодующие возгласы, которые со временем утихли.

– Довольны? – тихо спросил Анисимов тоном строгой матери, чей сынок только что довёл до слёз свою младшую сестру.

– Не особо.

– Позвольте всё же мне разговаривать с пациентами. Я буду делать свою работу, вы – свою.

Журналист промолчал, подавив свою гордыню. Ему не хотелось ругаться с главным врачом, поэтому он признал свою вину. Или, по крайней мере, сделал вид.

– Думаю, на этом стоит закончить обход, – Анисимов с трудом скрывал своё недовольство. – Павел проводит вас в столовую, где мы встретимся.

Главврач развернулся, махнув длинным халатом, и ушёл. Обход блока Б он проводил уже без любопытного журналиста.

Глава III

Когда Короткин подсел к Валерию, последний уже доедал омлет и готовился к десерту.

Журналист надкусил хлеб, а затем отправил в рот тонкое колечко колбасы.

– Не могу не отметить добротное финансирование лечебницы со стороны государства. Это радует, что для работников и пациентов не существует понятия «дефицит».

Анисимов не мог понять, говорит ли журналист с сарказмом или нет, однако ушедшее раздражение возвращалось вновь. Улыбка Короткина теперь казалась мерзкой, чересчур сладкой. Решив, что журналист ожидает ответную реакцию на своё «тонкое» замечание, главврач попросту промолчал, цепляя на вилку последний лоскуток омлета.

– Мне хотелось бы увидеть заключённых… то есть, больных из блока Б.

Валерий старался жевать дольше, как можно медленнее. Говорить с полным ртом было моветоном.

– Сегодня вы успели его осмотреть. Позвали бы меня, кучу времени бы сэкономили.

«А ещё я сэкономил бы уйму времени, если бы ты провалился сквозь землю», зло подумал Анисимов.

– Я думаю, вы прекрасно помните, для кого я пишу статью, – журналист выделил интонацией слово «кого».

Валерий со звуком отложил вилку в сторону и посмотрел на журналиста исподлобья.

– Сегодня вы увидите блок Б.

И это произошло быстрее, чем предполагалось. Тревожный вой сирен эхом раздавался по всей лечебнице. Анисимов, работая здесь уже несколько лет, до сих пор не мог привыкнуть к этим леденящим душу звукам. Это сразу же возвращало его в 42-й год, когда постоянно приходилось просыпаться под вой сирен. Во время войны даже обычных психиатров направляли на фронт, ибо врач – он и в Африке врач.

Как и на войне, в «Убежище-45» эти звуки не предвещали ничего хорошего.

Бросив завтрак, Анисимов помчался наружу, а Короткин, схватив блокнот с ручкой, ринулся за ним.

В блоке Б произошло происшествие, каких ещё не было в «Убежище». Один из пациентов совершил нападение. Это вся информация, которой обладал главный врач лечебницы, прибыв на место происшествия. И увиденное заставило его ужаснуться, пусть он и не показывал этого даже на лице. В полевых условиях Анисимов повидал немало крови, отрубленных конечностей, разорванной плоти, которую приходилось сшивать. Полевой врач, пожалуй, самая неблагодарная профессия на войне, требующая стальных нервов. Но сейчас, в мирное время, видеть такое был чем-то особенным. Анисимов не отвык от крови, он лишь вспомнил тысячи других случаев, когда приходилось наблюдать за смертью советских солдат. И это было отвратным ощущением.

На ещё зелёной траве лежал человек в неестественной позе. Кровавая лужа пропитала землю. Шейная артерия перерезана, но вот только чем? Главный врач не мог представить, как пациенты могли получить доступ к колюще-режущим предметам, находясь под тщательным контролем.

– Что здесь произошло? – сквозь зубы процедил Анисимов.

Напуганный санитар решил взять на себя ношу повествования, в то время как остальные потупили взгляд. Кто-то из них был повинен в произошедшем, а, возможно, даже и несколько сотрудников.

– Валерий Леонидович, это случилось так неожиданно, – выдохнул санитар. – Мы сами не поняли, как… В общем…

Как поведал санитар, пациенты блока Б совершали обычную ежедневную прогулку. Конечно же, в это блоке работало намного больше санитаров и охранников, поскольку для данной категории больных требовался усиленный надзор. Им запрещалось что-то брать в руки, слишком близко контактировать друг с другом. Только прогулка на свежем воздухе, а затем построение и направление по комнатам. Правда, эти комнаты не многим отличались от тюремных камер по своей структуре, хотя внутреннее убранство создавалось для максимального удобства пациента. Один из пациентов по имени Кирилл Востриков вёл себя как обычно, то есть замкнуто и боязливо. Он постоянно озирался по сторонам, будто пытаясь найти лазейку, малейший шанс выбраться отсюда. Как сказал сотрудник лечебницы, Вострикову было страшно. Внезапно к нему подбежал другой пациент – Алексей Виданов, бывший мгбшник. Он начал что-то нашёптывать Вострикову, а в это время санитары стали приближаться к пациентам, говоря им, чтобы они прекратили контакт. Но Востриков буквально взорвался, стал жестикулировать, что-то выкрикивать. Санитар утверждал, что слышал что-то вроде «я всё расскажу! Они узнают!». После этих слов Виданов накинулся на Вострикова и вцепился зубами в шею. Санитары пытались вырвать его из цепкой хватки, но Виданов напоминал дикого медведя, разрывающего свою жертву на мелкие кусочки. Он рычал, пыхтел, а когда его с трудом оттащили, то захлёбывался кровью своей жертвы.

Когда молодой человек, практически юноша, закончил свой рассказ, то он уже сам начинал дрожать от страха. И его пугал не окровавленный труп, распластавшийся на траве, а взгляд главного врача, который сверлил его до глубин души.

А журналист всё это время записывал с такой скоростью, будто за ним гналась стая волков, а написание текста для него было единственным спасением от них. И Анисимов прекрасно понимал, что теперь его ожидает. В статье будет русским по белому написано, что в главной психиатрической лечебнице Советского Союза имеет место наплевательское отношение к технике безопасности, которое приводит к летальным исходам. Он уже представил звонок, поступивший сверху, в котором генерал МГБ спокойным голосом зачитывает приговор Анисимову. И не быть ему главным врачом, самое минимальное – путёвка в ГУЛАГ, в Мурманск. Если не в Магадан. И эти бесчисленные заголовки в газетах: «Убийцы-рецидивисты разгуливают по зелёной траве без цепей и наручников и разгрызают шеи своих товарищей». Конечно же, Анисимов допускал, что это преувеличение, учитывая цензуру, но он прекрасно понимал, что на его будущем только что поставили жирный крест. И этот крест сейчас обводил карандашом надоедливый журналист «Правды» Владислав Короткин. В его присутствии ничего не получится замять.

– Почему вы допустили такую дистанцию между пациентами? И сами почему так далеко стояли?

– Не знаю, вроде всё было как обычно, – трясся санитар. – Они просто гуляли и…

– Просто гуляли? – Анисимов, никогда не показывающий своих эмоций, начал выходить из себя. – Это убийцы! Кто-то из них ел людей, кто-то убивал собственных детей! И вы просто смотрели, как они гуляют? Вы головой отвечаете за их безопасность, потому что это больные люди!

Он перешёл на крик.

– Валерий Леонидович!

«Только тебя не хватало!», с раздражением подумал Анисимов.

– В должностном регламенте сотрудников лечебницы есть обязанность по надлежащему контрою за поведением пациентов? Может быть, существуют какие-то ГОСТы? Неужели для них не предусмотрены наручники? Ведь вы сами сказали, что они убийцы…

Сволочь будто бы прочитал мысли Анисимова. Заголовки обеспечены.

– Мы во всём разберёмся, я вас уверяю, – Анисимов произнёс эти слова, даже не оборачиваясь в сторону журналиста. А у последнего были ещё вопросы, которые Валерий Леонидович так и не дал задать. – Вы отвели Виданова в одиночку?

– Конечно, Валерий Леонидович.

– Сегодня же соберём комиссию по расследованию, а сейчас мне нужно к Виданову. Григорий, тебя оставляю заглавного, следи, чтобы пациенты сохраняли спокойствие. И если информация просочится в блок А, то я обещаю, все вы полетите со своих должностей. Никаких разговоров об инциденте! Ясно?

Все сотрудники, находившиеся здесь, послушно закивали.

– Валерий Леонидович, я с вами! – помчался за ним журналист.

– Я не могу этого допустить. Требуется особое разрешение…

– У меня есть это разрешение, – внезапно простофиляКороткин куда-то исчез. В голосе появилась сталь и хладнокровие.

Анисимов остановился и повернулся к журналисту. В его глазах он читал что-то другое, совершенно далёкое от былого азарта. Наивный юноша во взгляде этого человека бесследно исчез.

– Вы теперь будете постоянно мне этим тыкать?

– Тыкать? Что вы, конечно же, нет! – вновь эта фальшивая улыбка, которая совершенно не оттеняла ледяного взгляда. – Я напоминаю о долге своей службы.

– Делайте, что хотите, – сохраняя спокойствие, процедил главный врач «Убежища-45».

И он сделал.

Алексей Виданов сидел в углу комнаты с мягкими стенами. На смирительной рубашке виднелись жёлто-коричневые пятна. Он поднял голову и сощурился от яркого света.

– Здравствуй, Алексей, – профессиональная сдержанность Анисимова была выше всяческих похвал.

Больной не ответил, а лишь улыбнулся. Его губы медленно-медленно расползались в ухмылке, а затем вновь каменное лицо.

– Ты помнишь, что произошло сегодня утром?

– Хм, – вновь томительная тягучесть. – Этим утром я съел вкусное яблоко.

– А ещё что-нибудь помнишь?

Виданов призадумался, однако Анисимов был уверен, что это всего лишь очередная театральная постановка. Бывший мгбшник был большим любителем театра одного зрителя, однако раньше его выходки не носили трагического характера.

– Помню, был томатный сок. Правда, мне показалось, что он уже просрочен. Слишком явный металлический привкус. Валерий Леонидович, вам, как главному врачу, я советую тщательнее изучить вопрос питания в этом пансионате. Извините, что без соблюдения субординации.

Виданов знал, что Анисимов был полковником, хотя часто добавлял к званию статус военврача.

– Лёш, – Валерий обратился к нему по-свойски, как командир к младшему по званию. – А какие у тебя были отношения с Николаем Левандовским?

– С Колькой, что ли? – он засмеялся. – Служили мы с ним в одном взводе. Капитаном был.

Это было действительно правдой. Виданов служил с погибшим от его укуса Левандовским под Сталинградом, что было неким парадоксом. Два человека, находившихся при одинаковых условиях и знавших друг друга, полностью утратили контроль над рассудком. Их должности никак не пересекались, если учитывать, что Виданов исполнял службу как сотрудник МГБ, а не фронтовик. Однако судьба их настигла одна и та же. Тем самым, мотив убийства вызывал ещё больше вопросов.

– Больше ты ничего не помнишь? – не успокаивался Анисимов.

– Нет, – улыбнулся Виданов, и его улыбка выглядела настоящей, искренней, присущей разумному человеку.

Внезапно больной развернулся и уткнулся в угол.

– Николай мёртв, товарищ Виданов, – Валерий Леонидович понимал, что с такими субъектами можно было не ёрничать. – И ты прекрасно понимаешь, по чьей вине.

– Не-ет, он не мёртв, – почти шептал Алексей. – Он парит на крыльях свободы!

После эти слов он стал биться головой об стену.

– 12 миллилитровсульфозина! – приказал Анисимов санитарам.

Санитары сию же секунду метнулись к пациенту, чтобы утихомирить его, вколов максимальную дозу мощного успокоительного. Виданов забылся сладким сном.

– Ваши методы общения с пациентом также не идеальны, как и мои.

На злости нервов уже не хватало, поэтому Анисимов спокойно ответил:

– Нельзя выявить идеальный способ общения с психически больными людьми.

Он говорил, а сам думал о предстоящей комиссии и о том, насколько длинным и подробным будет его отчёт о произошедшем. Объяснить нужно многое, но информации взять особо не откуда. Самый главный её источник сейчас в отключке, а его пробуждение возможно минимум через пять-шесть часов.

Затем к Анисимову подбежал санитар и сообщил, что комиссию придётся отложить до завтрашнего дня, поскольку из Москвы должны были прилететь люди. Не трудно было догадаться, из какого ведомства были эти люди. Валерий Леонидович стал ощущать холод в пальцах рук ещё сильнее. Он уже видел вознесённый над своей головой Дамоклов меч.

– Простите меня, Валерий Леонидович, но у вас такое каждый день случается?

Он явно пытался вывести его из себя.

– По-вашему, всё это смешно?

– По-моему, это как раз-таки грустно. Но я начинаю понимать вас. Трудно остаться человеком в социальном аспекте, находясь здесь и наблюдая подобные сцены ежедневно.

– Смертоубийство в этих стенах случается впервые.

– Вы меня поняли, – ехидно улыбнулся журналист.

Сотни цепей сдерживали Анисимова, который уже был готов вцепиться зубами в шею Короткина, как это сделал самый опасный пациент «Убежища».

– Я думаю, стоит отложить наше интервьюирование до позднего времени. Может быть, вам стоит приехать в следующий раз, когда у меня будет достаточно времени для нашей беседы?

Анисимов корил себя за то, что его намёки не получались достаточно тонкими.

– Что вы? – всплеснул руками журналист. – Сейчас – наилучшее время для нахождения в лечебнице. Я понимаю ваши хлопоты и готов ждать, пока всё уляжется. Думаю, после завтрашней комиссии всё станет ясно.

Что означала последняя фраза, вылетевшая из уст гнусного писаки, Анисимов понять не мог. Вернее, он улавливал некий смысловой дуализм.

– Тогда стоит отложить всё до завтрашнего дня. Мне нужно завершить некоторые дела, после чего я отправлюсь домой. Может, вы поедете вместе со мной? Полагаю, местные койки не столь комфортны для столичного гостя.

Журналист вновь улыбнулся, поймав камень, направленный в его огород.

– Спасибо за великодушное предложение, Валерий Леонидович! Но я предпочту остаться в «Убежище». Это предоставит мне возможность пообщаться с работниками лечебницы, что только дополнит мою статью.

Перед уходом обязательно нужно будет провести короткое совещание с сотрудниками, подумал Анисимов. При этом хмыре нельзя болтать лишнего. Он даже обычную информацию превратит в теорию заговора.

Одно радует. Сегодня Анисимов будет спать в собственной постели. А завтрашние проблемы не позволят ему забрать остаток дня.