Текст книги "Книга Атлантиды"

«Федр»

Несмотря на большое количество текстов, подписанных именем Платона, сам философ относился к письменной речи довольно осторожно. Вот что он говорит о ней в диалоге «Федр»:

«[Рассуждает Сократ: ] Я слышал, что близ торгового города Навкратиса[5]5
  Торговый город в Нижнем (Северном) Египте. Известно, что там с начала I тыс. до н. э. существовала колония греческих купцов и наемников.


[Закрыть] жил один из тамошних древних богов, которому посвящена птица, называемая ибисом. Имя этого божества – Тевт. Он первым изобрел число, арифметику, геометрию и астрономию, игру в шашки и кости, изобрел также и буквы. Царем всего Египта в то время был Тамус, сидевший в большом городе в Верхней [т. е. Южной] части страны. Этот город греки называют египетскими Фивами, а его бога – Аммоном. Однажды Тевт, пришедши к Тамусу, рассказал ему о своих искусствах и утверждал, что следует обучить им всех египтян. Но последний спросил его: „Какую пользу может доставить каждое из них?“ Когда Тевт начал объяснять это, царь, судя по тому, хорошим или худым казалось ему изобретение, одно порицал, другое хвалил… Наконец, дело дошло до букв, и Тевт сказал: „Владыка! Эта наука сделает египтян мудрее и памятливее; я изобрел ее как средство для памяти и мудрости“. Но царь отвечал: „Многоученый Тевт!.. Ты, отец букв, по родительской любви приписал им противоположное тому, что они могут. Ведь это они, ослабляя заботу о памяти, произведут в душах учеников забывчивость, потому что, полагаясь на внешнее письмо, изображенное чужими знаками, они не будут припоминать [истину] внутренним образом – сами в себе. Значит, ты изобрел средство не для памяти, а для напоминания. Да и мудрость ученики приобретут у тебя не истинную, а кажущуюся, потому что, многого наслушавшись и ничего не изучая, будут воображать себя многознайками и, как мнимые мудрецы вместо истинных, останутся большей частью невеждами и несносными в общении людьми“»[6]6
  1 Здесь и далее фрагменты из диалогов Платона публикуются в переводе В. Н. Карпова. В перевод внесена необходимая (в основном стилистическая) правка.


[Закрыть].

Этот фрагмент стоит перечитать еще раз хотя бы из-за последних фраз: уж очень изображенный Платоном образ напоминает многих из «чистых ученых». «Несносность» таких мужей может быть «шпилькой» по отношению к Аристотелю, ведь последнюю часть «Федра» Платон писал в конце жизни и конфликт с учеником наверняка уже назревал.

Тем не менее для нас главное другое. Во-первых, письменная речь – только «памятка», не более того. Здесь тезис Платона подтверждают современные антропологи, полагающие, что «всеобщая грамотность» привела к утере человеком многих внерациональных мнемотехнических способностей – например, способностей к запоминанию огромных фрагментов текста, в том числе и на незнакомом языке[7]7
  Недаром Критий будет говорить, что он столь хорошо запомнил рассказ именно потому, что слышал его в детстве; в зрелом же возрасте он едва ли удержал бы его в памяти.


[Закрыть]. К тому же чтение не может заменить размышления – а Платон вслед за Сократом настаивал, чтобы ученики думали сами, не позволяя за себя думать кому-то другому: обществу, родителям, даже учителю.

Во-вторых, перед нами возникает Египет, место, где разворачивается знаменитая беседа Солона с неназванным жрецом, изображенная Платоном в «Тимее» и «Критии». Тевт – это явно египетский бог Тот, создатель письменности и владыка божественных словес. В Греции с ним отождествлялся Гермес, который также являлся вестником богов и был, по одной из традиций, отцом Пифагора (точнее, некоего Эвфорба, который спустя несколько жизней возродился в качестве Пифагора).

В-третьих, Платон прямо подтверждает, что устная традиция в древности была более надежной. Поэтому следующий ниже рассказ Крития – кстати, двоюродного дяди Платона – о беседе их предка Солона с египетскими жрецами, имевшей место более чем за 150 лет до описываемых Платоном в «Тимее» и «Критии» событий, не должен вызывать у читателя сомнений в правдивости и адекватности. Предания, передаваемые из поколения в поколение, в древности обрастали куда меньшим числом вымыслов, чем в наше время. Тот факт, что египетские жрецы будут ссылаться на «священные записи», не должен нас смущать. Иероглифическая письменность Египта считалась греками более совершенной, чем греческая или финикийская буквенная (которую и придумал Тевт). Иероглиф, как это объясняли более поздние платоники, является прямым изображением смысла вещи, в отличие от буквенного письма, передающего звучание слова, выступающего в языке лишь знаком вещи.

Крантор из Сол, платоник, принадлежавший ко второму поколению «студентов» Академии, впрочем, имел на этот счет собственное мнение. Он был первым из последователей Платона, который написал комментарий на «Тимей» и в этом комментарии утверждал, что основатель их школы в «Тимее» и «Критии» изложил свою собственную беседу с египетскими жрецами, вложив ее в уста Солона. Если это так, то рассказ Платона становится еще более достоверным.

Итак, предоставим слово самому «виновнику» появления атлантологии. Ниже я привожу два обширных фрагмента из «Тимея» и «Крития», в которых речь идет об истории исчезнувшего острова.

«Тимей»

«Критий. Послушай же, Сократ, сказание хоть и весьма странное, но, безусловно, правдивое, как засвидетельствовал некогда Солон, мудрейший из семи мудрецов[8]8
  «Семь мудрецов» – семь самых почитаемых греческих мыслителей и законодателей, живших в VII–VI вв. до н. э. (Фалес, Солон, Питтак и т. д.).


[Закрыть]. Он был родственником и большим другом прадеда нашего Дропида, о чем сам неоднократно упоминает в своих стихотворениях; и он говорил деду нашему Критию – а старик в свою очередь повторял это нам, – что нашим городом в древности были свершены великие и достойные удивления дела, которые потом оказались забыты по причине бега времени и гибели людей; величайшее из них то, которое сейчас нам будет кстати припомнить, чтобы сразу и отдарить тебя, и почтить богиню в ее праздник[9]9
  Дело в этом диалоге происходит в начале июня, во время праздника омовения статуи Афины Покровительницы Города.


[Закрыть] достойным и правдивым хвалебным гимном.

Сократ. Прекрасно. Однако что же это за подвиг, о котором Критий со слов Солона рассказывал как о замалчиваемом, но действительно совершенном нашим городом?

Критий. Я расскажу то, что слышал как древнее сказание из уст человека, который сам был далеко не молод. Да, в те времена нашему деду было, по собственным его словам, около девяноста лет, а мне – самое большее десять. Мы справляли тогда как раз праздник Куреотис на Апатуриях[10]10
  Этот праздник проводился осенью, в начале ноября. Во время его мальчиков и девочек принимали в члены отцовского рода («фратрии»).


[Закрыть], и по установленному обряду для нас, мальчиков, наши отцы предложили награды за чтение стихов. Читались различные творения разных поэтов, и в том числе многие мальчики исполняли стихи Солона, которые в то время были еще новинкой. И вот один из членов фратрии, то ли впрямь по убеждению, то ли думая сделать приятное Критию, заявил, что считает Солона не только мудрейшим во всех прочих отношениях, но и в поэтическом своем творчестве благороднейшим из поэтов. А старик – помню это, как сейчас – очень обрадовался и сказал, улыбнувшись: „Если бы, Аминандр, он занимался поэзией не урывками, но всерьез, как другие, и если бы он довел до конца сказание, привезенное им сюда из Египта, а не был вынужден забросить его из-за смут и прочих бед, которые встретили его по возвращении на родину, я полагаю, что тогда ни Гесиод, ни Гомер, ни какой-либо иной поэт не мог бы превзойти его славой“. „А что это было за сказание, Критий?“ – спросил тот. „Оно касалось, – ответил наш дед, – величайшего из деяний, когда-либо совершенных нашим городом, которое заслуживало бы стать и самым известным из всех, но по причине времени и гибели совершивших это деяние рассказ о нем до нас не дошел“. „Поведай нам с самого начала, – попросил Аминандр, – в чем дело, при каких обстоятельствах и от кого слышал Солон то, что рассказывал как истинную правду?“ „Есть в Египте, – начал наш дед, – у вершины дельты Нила, где река расходится на отдельные потоки, ном[11]11
  Ном – единица административно-территориального деления Египта. Обычно считается, что на месте номов когда-то существовали независимые государства-полисы.


[Закрыть], именуемый Саисским; главный город этого нома – Саис, откуда, между прочим, был родом царь Амасис[12]12
  Амасис (Яхмос II) – один из фараонов, правивший в Египте в 569–525 гг. до н. э.; при нем государство достигло небывалого расцвета.


[Закрыть]. Покровительница города – некая богиня, которая по-египетски зовется Нейт, а по-эллински, как утверждают местные жители, это Афина: они весьма дружественно расположены к афинянам и притязают на некое родство с последним. Солон рассказывал, что, когда он в своих странствиях прибыл туда, его приняли с большим почетом; когда же он стал расспрашивать о древних временах самых сведущих среди жрецов, ему пришлось убедиться, что ни сам он, ни вообще кто-либо из эллинов, можно сказать, почти ничего об этих предметах не знает. Однажды, вознамерившись перевести разговор на старые предания, он попробовал рассказать им наши мифы о древнейших событиях – о Форонее, почитаемом за первого человека, о Ниобе и о том, как Девкалион и Пирра пережили потоп[13]13
  Солон перечисляет мифологических персонажей, имеющих отношение к праистории греков. Фороней – первый человек и первый царь Аргоса (области в Пелопоннесе), Ниоба – его дочь, первая смертная жена Зевса, Девкалион и Пирра – супружеская пара, спасшаяся во время всемирного потопа.


[Закрыть]; при этом он пытался вывести родословную их потомков, а также исчислить по количеству поколений сроки, истекшие с тех времен. И тогда воскликнул один из жрецов, человек весьма преклонных лет: «Ах, Солон, Солон! Вы, эллины, вечно остаетесь детьми, и нет среди эллинов старца!» «Почему ты так говоришь?» – спросил Солон. «Все вы юны умом, – ответил тот, – ибо умы ваши не сохраняют в себе никакого предания, искони переходившего из рода в род, и никакого учения, поседевшего от времени. Причина же тому вот какая. Уже были и еще будут многократные и различные случаи гибели людей, и притом самые страшные: из-за огня и воды, а другие, менее значительные – из-за тысяч иных бедствий. Отсюда и распространенное у вас сказание о Фаэтоне, сыне Гелиоса, который будто бы некогда запряг отцовскую колесницу, но не смог направить ее по отцовскому пути, а потому спалил все на Земле и сам погиб, испепеленный молнией. Положим, это сказание имеет облик мифа, но в нем содержится и правда: и в самом деле, тела, вращающиеся по небосводу вокруг Земли, отклоняются от своих путей, и потому через известные промежутки времени все на Земле гибнет от великого пожара. В такие времена обитатели гор и возвышенных либо сухих мест подвержены более полному истреблению, нежели те, кто живет возле рек или моря; а потому постоянный наш благодетель Нил избавляет нас и от этой беды, разливаясь. Когда же боги, творя над Землей очищение, затопляют ее водами, уцелеть могут волопасы и скотоводы в горах, между тем как обитатели ваших городов оказываются унесены потоками в море, но в нашей стране вода ни в такое время, ни в какое-либо иное не падает на поля сверху, а, напротив, по природе своей поднимается снизу. По этой причине сохраняющиеся у нас предания древнее всех, хотя и верно, что во всех землях, где тому не препятствует чрезмерный холод или жар, род человеческий неизменно существует в большем или меньшем числе. Какое бы славное или великое деяние или вообще замечательное событие ни произошло, будь то в нашем краю или в любой стране, о которой мы получаем известия, все это с древних времен запечатлевается в записях, которые мы храним в наших храмах; между тем у вас и прочих народов всякий раз, как только успеет выработаться письменность и все прочее, что необходимо для городской жизни, вновь и вновь в урочное время с небес низвергаются потоки, словно мор, оставляя из всех вас лишь неграмотных и неученых. И вы снова начинаете все сначала, словно только что родились, ничего не зная о том, что совершалось в древние времена в нашей стране или у вас самих. Взять хотя бы те ваши родословные, Солон, которые ты только что излагал, ведь они почти ничем не отличаются от детских сказок. Так, вы храните память только об одном потопе, а ведь их было много до этого; более того, вы даже не знаете, что некогда в вашей стране жил прекраснейший и благороднейший род людей. Ты сам и весь твой город происходите от тех немногих, кто остался из этого рода, но вы ничего о нем не ведаете, ибо их потомки на протяжении многих поколений умирали, не оставляя никаких записей и потому как бы пребывая в состоянии немоты. Между тем, Солон, перед самым большим и разрушительным наводнением государство, ныне известное под именем Афин, было и в делах военной доблести первым, и по совершенству своих законов стояло превыше сравнения; предание приписывает ему такие деяния и установления, которые прекраснее всего, что нам известно под небом».

Услышав это, Солон, по собственному его признанию, был поражен и горячо упрашивал жрецов со всей обстоятельностью и по порядку рассказать о древних афинских гражданах. Жрец ответил ему: «Мне не жаль, Солон; я все расскажу ради тебя и вашего государства, но прежде всего ради той богини, что получила в удел, взрастила и воспитала как ваш, так и наш город. Однако Афины она основала на целое тысячелетие раньше, восприняв ваше семя от Геи и Гефеста, а этот наш город – позднее. Между тем древность наших городских установлений определяется по священным записям в восемь тысячелетий. Итак, девять тысяч лет назад жили эти твои сограждане, о законах которых и об их величайшем подвиге мне предстоит вкратце тебе рассказать; позднее, на досуге, мы с письменами в руках выясним все обстоятельнее и по порядку. Законы твоих предков ты можешь представить себе по здешним: ты найдешь ныне в Египте множество установлений, принятых в те времена у вас, и прежде всего сословие жрецов, обособленное от всех прочих, затем сословие ремесленников, в котором каждый занимается своим ремеслом, ни во что больше не вмешиваясь, и, наконец, сословия пастухов, охотников и земледельцев; да и воинское сословие, как ты, должно быть, заметил сам, отделено от прочих, и членам его закон предписывает не заботиться ни о чем, кроме войны. Добавь к этому, что снаряжены наши воины щитами и копьями, этот род вооружения был явлен богиней[14]14
  Обычное изображение Афины – со щитом в левой руке и копьем в правой.


[Закрыть], и мы ввели его у себя первыми в Азии, как вы – первыми в ваших землях.

Что касается умственных занятий, ты и сам видишь, какую заботу о них проявил с самого начала наш закон, исследуя космос и из наук божественных выводя науки человеческие, вплоть до искусства гадания и пекущегося о здоровье искусства врачевания, а равно и всех прочих видов знания, которые стоят в связи с упомянутыми. Но весь этот порядок и строй богиня еще раньше ввела у вас, строя ваше государство, а начала она с того, что отыскала для вашего рождения такое место, где под действием мягкого климата вы рождались бы разумнейшими на Земле людьми. Любя брани и любя мудрость, богиня избрала и первым заселила такой край, который обещал порождать мужей, более кого бы то ни было похожих на нее самое. И вот вы стали обитать там, обладая прекрасными законами, которые были тогда еще более совершенны, и превосходя всех людей во всех видах добродетели, как это и естественно для отпрысков и питомцев богов. Из великих деяний вашего государства немало таких, которые известны по нашим записям и служат предметом восхищения; однако между ними есть одно, которое превышает величием и доблестью все остальные. Ведь, по свидетельству наших записей, государство ваше положило предел дерзости несметных воинских сил, отправлявшихся на завоевание всей Европы и Азии, а путь державших от Атлантического моря. Через море это в те времена возможно было переправиться, ибо еще существовал остров, лежавший перед тем проливом, который называется на вашем языке Геракловыми столпами. Этот остров превышал своими размерами Ливию[15]15
  Ливией в античности называлась Африка.


[Закрыть] и Азию, вместе взятые, и с него тогдашним путешественникам легко было перебраться на другие острова, а с островов – на весь противолежащий материк, который охватывал то море, что и впрямь заслуживает такое название (ведь море по эту сторону упомянутого пролива является всего лишь заливом с узким проходом в него, тогда как море по ту сторону пролива есть море в собственном смысле слова, равно как и окружающая его земля воистину и вполне справедливо может быть названа материком). На этом-то острове, именовавшемся Атлантидой, возникло удивительное по величине и могуществу царство, чья власть простиралась на весь остров, на многие другие острова и на часть материка, а сверх того, по эту сторону пролива они овладели Ливией вплоть до Египта и Европой вплоть до Тиррении[16]16
  До страны тирренов-этрусков, во времена Платона владевших большей частью Средней Италии.


[Закрыть]. И вот вся эта сплоченная мощь была брошена на то, чтобы одним ударом ввергнуть в рабство и ваши и наши земли и все вообще страны по эту сторону пролива. Именно тогда, Солон, государство ваше явило всему миру блистательное доказательство своей доблести и силы: всех превосходя твердостью духа и опытностью в военном деле, оно сначала встало во главе эллинов, но из-за измены союзников оказалось предоставленным самому себе, в одиночестве встретилось с крайними опасностями и все же одолело завоевателей и воздвигло победные трофеи. Тех, кто еще не был порабощен, оно спасло от угрозы рабства; всех же остальных, сколько ни обитало нас по эту сторону Геракловых столпов, оно великодушно сделало свободными.

Но позднее, когда пришел срок для невиданных землетрясений и наводнений, за одни ужасные сутки вся ваша воинская сила была поглощена разверзнувшейся землей; равным образом и Атлантида исчезла, погрузившись в пучину. После этого море в тех местах стало вплоть до сего дня несудоходным и недоступным по причине обмеления, вызванного огромным количеством ила, который оставил после себя осевший остров“. Ну, вот я и пересказал тебе, Сократ, возможно короче то, что передавал со слов Солона старик Критий. Когда ты вчера говорил о твоем государстве и его гражданах[17]17
  Действие в «Тимее» как бы продолжает события, изображенные в диалоге «Государство», где Сократ развивает тему идеального государственного строя.


[Закрыть], мне вспомнился этот рассказ, и я с удивлением заметил, как многие твои слова по какой-то поразительной случайности совпадают со словами Солона»[18]18
  Далее следует обширная речь Тимея, посвященная сотворению Космоса.


[Закрыть].

«Критий»[19]19
  Мы опускаем вводные страницы диалога, где об Атлантиде речи еще нет.


[Закрыть]

«Гермократ. To же, Сократ, что ему, ты возвещаешь, конечно, и мне. Но люди малодушные, Критий, еще не воздвигали трофеев: так тебе следует мужественно приступить к предмету речи и, призвав в помощь Пеона[20]20
  То есть Аполлона, покровителя искусств.


[Закрыть] и муз, выставить в их добрых качествах и восхвалить этих древних граждан.

Критий. Ах, любезный Гермократ! Встав последним в очереди и имея впереди себя другого, ты еще смел; но каково действительно мое положение, тебе скоро покажет самое рассмотрение. Впрочем, если ты вызываешь и ободряешь, надо тебя послушаться, и, кроме тех богов, о которых ты сказал, призвать еще других – особенно Мнемосину[21]21
  Мнемосина – богиня памяти.


[Закрыть]. Ведь едва ли не важнейшая часть речи зависит у нас от этой богини. Стоит, именно, лишь восстановить хорошенько в памяти и пересказать то, что некогда сообщали жрецы и перенес сюда Солон, и я почти уверен, что мы выполним свое дело в глазах этого театра удовлетворительно. Приступим же к нему, не медля более.

Прежде всего, вспомним, что прошло около девяти тысяч лет с того времени, когда случилась, говорят, война между всеми жителями по ту и по эту сторону Геракловых столпов. Эту-то войну надо теперь рассмотреть подробно. Над одной стороной начальствовал наш город – и вел, говорят, все военные действия, а над другой – цари острова Атлантиды. Остров Атлантида, говорили мы, когда-то был больше Ливии и Азии, а теперь осел от землетрясений и оставил по себе непроходимый ил, препятствующий пловцам проникать отсюда во внешнее море, так что идти далее они не могут. Разные народы варварские и все, какие тогда были, племена эллинов рассказ наш, в постепенном своем развитии, укажет порознь, когда и где представится к тому случай. Сначала необходимо нам рассказать о тогдашних афинянах и их противниках, с которыми они воевали, – объяснить силу тех и других и гражданский порядок. Но и из этого вначале лучше поговорить о том, что было здесь.

Некогда всю землю, отдельными частями, боги разделили между собою – однако же без всякого спора, – ибо неразумно было бы допускать, будто боги не знали (сами), что каждому из них приличествовало, или, зная, что то или это больше шло к другому, пытались добыть это самое для самих себя посредством споров. Нет, справедливости ради получили они в удел, что им нравилось, и водворились в своих странах, водворившись же, питали нас [людей], свое достояние и заботу, как пастыри – свои стада; но при этом не насиловали тел телами, как пастухи пасут свой скот, гоняя его бичами, – нет, они имели дело с животным особенно послушным: правя, будто рулем с кормы, силою убеждения. Они располагали по своему усмотрению его душой и, ведя его таким образом, управляли всем смертным родом. Между тем как другие боги получили по жребию другие места и обустраивали их, Гефест и Афина, имея общую природу – так как были дети того же отца и увлекались одинаковым призванием к философии и ремеслу, – оба, по жребию, получили себе в удел одну и ту же страну – здешнюю; ибо она является землей, по природе дружественной и благоприятной добродетели и мудрости, и, водворив обитателями ее людей добрых, вложили им в ум понятие о гражданском устройстве. Имена тех людей сохранились, но дела, вследствие гибели преемников их и за давностью времени, пришли в забвение; ибо остававшееся всякий раз поколение, как уже было сказано, держалось гор и не имело письменности, слышало только об именах властителей в стране и очень немногое затем о их делах. Поэтому люди довольствовались тем, что передавали своим потомкам одни имена, а заслуг и законов своих предшественников не знали, разве только по некоторым темным относительно каждого слухам. Нуждаясь в течение многих поколений в предметах насущной потребности, как сами, так и дети их, они обращали свою мысль только на то, в чем нуждались, ради этого же пользовались и словом, а о том, что происходило прежде, когда-то в старину, не заботились. Дух повествования и исследования древностей вошел в города вместе с досугом, когда увидел, что жизненные потребности у некоторых людей уже обеспечены, – но не прежде. Вот почему сохранились имена древних без их дел. Заключаю это из того, что жрецы, по сказанию Солона, рассказывая о тогдашней войне, придавали древним большей частью имена Кекропса, Эрехтея, Эрихтония, Эрисихтона и многие другие, которыми только и различаются у нас предшественники Тесея[22]22
  Тесей – знаменитый афинский герой, по преданию освободивший греков от власти Минойского Крита. Кекропс, Эрехтей и т. д. – имена древнейших афинских царей, предания о которых во времена Платона имели уже туманный характер.


[Закрыть], – и то же самое было с именами женщин. Ведь тогда занятия воинским делом были общи для мужчин и для женщин. Самый образ и изваяние богини[23]23
  То есть с копьем и щитом.


[Закрыть], которое, следуя сему обычаю, тогдашние граждане посвятили ей вооруженным, служит доказательством, что все однородные животные мужеского и женского пола способны по природе упражнять сообща свойственные каждому роду добрые качества.

Обитали тогда в этой стране и другие сословия граждан, занимавшиеся ремеслами и добыванием пищи из земли, но племя воинское, выделенное мужами божественными с самого начала, жило особо, обладая всем нужным для питания и воспитания; собственности, однако же, никто из воинов не приобретал никакой, полагая, что все, принадлежащее всем, есть общее и для них; кроме достаточной пищи, воины не считали достойным принимать что-либо от других граждан и исполняли все указанные вчера[24]24
  Во время обсуждения Сократом идеи государства.


[Закрыть] занятия, какие мы приписали предположенным стражам. О самой нашей стране сообщены были сведения тоже вероятные и правдивые: что, во-первых, своими границами простиралась она тогда до перешейка – и по остальному материку – до высот Киферона и Паринфа, откуда границы ее спускались, имея вправо Оропию, а налево – к морю, по реке Азопу[25]25
  Критий описывает границы Аттики, области, которой владели Афины и во времена Платона. Единственный «прибавок» – область Мегар, простиравшаяся на юго-западе от Афин вплоть до «перешейка» – то есть Истма, отделявшего Среднюю Грецию от Пелопоннеса.


[Закрыть]; далее, что плодородием эта собственно часть страны превосходила все прочие, так что могла прокармливать большой военный лагерь из племен окрестных. Важное доказательство ее плодородия – то, что и теперешний ее остаток может состязаться с любой землей по обилию приносимых плодов и по богатству пастбищ для всех животных; а тогда она давала все это и высшего качества, и чрезвычайно много.

Но на чем основывается эта вероятность и отчего нынешнюю землю можно справедливо признавать лишь остатком тогдашней? Вся она, выдвинутая из остального материка далеко в море, раскинулась в виде мыса; объемлющий ее сосуд моря весь глубок прямо с побережья. Поэтому, при множестве больших наводнений, имевших место на расстоянии девяти тысяч лет – ибо столько прошло лет с того времени до настоящего, – земля за это время и при таких условиях, совлекаемая с высот, не делала (здесь), как в других местах, значительных наносов, но, смываемая со всех сторон, исчезала в глубине. И вот теперешнее, по сравнению с тогдашним, – как это бывает на малых островах, – представляет собой как будто только остов болевшего тела, потому что вместе с землей все, что было в ней тучного и мягкого, ушло и осталось одно тощее тело. А тогда, еще не поврежденная, имела она на месте нынешних холмов высокие горы, в так называемых теперь Феллейских[26]26
  Каменистых.


[Закрыть] долинах обладала полями, полными тучной землей, и на горах имела много лесов, явные следы которых видны еще и ныне. Из гор есть теперь такие, что доставляют пищу одним пчелам; но еще не так давно целы были кровли, (построенные) из деревьев, которые, как прекрасный строевой материал, вырубались там для величайших зданий. Много было и иных прекрасных и высоких дерев; скоту же страна доставляла богатейший корм. Притом в то время она орошалась ежегодно небесными дождями, не теряя их, как теперь, когда дождевая вода сплывает с голой земли в море: нет, получая ее много и вбирая в себя, почва страны задерживала ее между глинистыми заслонами и затем, спуская поглощенную воду с высот в пустые низины, рождала везде обильные водные потоки, в виде ручьев и рек, от которых и ныне еще, у мест бывших когда-то потоков, остаются священные знаки, свидетельствующие, что мы говорим теперь об этой стране правду.

Такова же была вся остальная страна уже от природы, но при этом она еще возделывалась – и, вероятно, земледельцами истинными, преданными этому самому делу (как ремеслу), но вместе с тем людьми, любящими прекрасное и прекрасных качеств, обладателями превосходнейшей земли, изобильнейших вод и самого благорастворенного на земле климата. А главный город в те времена устроен был так. Во-первых, акрополь был тогда не таков, как теперь. Уже в наше время одна чрезмерно дождливая ночь, растворив кругом почву, совершенно обнажила холм от земли, причем одновременно произошло землетрясение и случилось третье перед Девкалионовым бедствием страшное разлитие воды. В прежнем же своем объеме, в иное время, он простирался до Эридана и Илисса и, захватывая Пнику, имел напротив Пники границей Ликавит[27]27
  Платон описывает границы современных ему Афин: таким образом по его рассказу получается, что «доисторические» Афины располагались на огромном холме, исчезнувшем во время одного из потопов.


[Закрыть], весь был одет землей и, за исключением немногих мест, имел ровную поверхность. Внешние его части, под самыми скатами, населены были ремесленниками и теми из земледельцев, поля которых находились поблизости; в верхних же, около храма Афины и Гефеста, расположилось совершенно отдельно воинское coсловие, окружив все, будто двор одного дома, единой оградой. Жили они именно на северной стороне акрополя, устроив себе (там) общие дома, общие зимние столовые и все, чем ради воинов и жрецов надобно обзавестись государству с общественным строем при помощи заботливого управления делами, – только без золота и серебра; потому что этих металлов они вовсе не имели, но, соблюдая средину между тщеславием и бедностью, строили себе жилища скромные, в которых и сами жили до старости, и дети детей их и которые передавали неизменно таким же дальнейшим поколениям. Что же касается южной части акрополя, то они отвели ее для своих садов, гимнасий и столовых, и порой, например летом, они пользовались ею. В месте расположения нынешнего акрополя был один источник, от которого, с тех пор как он разрушен землетрясением, остались вокруг лишь небольшие теперешние родники; но всем обитателям того времени доставлял он воду в изобилии, хорошую для питья и в холодную и в жаркую пору. В таком-то положении они жили, служа стражами для своих сограждан, а для прочих эллинов вождями, с собственного их согласия, и наблюдая особенно за тем, чтобы состав их, как мужчин, так и женщин, могущий и теперь и на будущее время вести войну, оставался по числу всегда одинаков, то есть состоял по крайней мере из двадцати тысяч.

Так вот, будучи таковы сами и на таких основаниях управляя справедливо как собственной страной, так и Элладой, эти люди прославились и красотой тела, и различными добродетелями душевными во всей Европе и Азии и были знамениты более всех тогдашних народов. Но теперь огласим и положение их противников – каково оно было и как с самого начала возникало, – если память не изменит нам в том, что слышали мы, еще быв детьми, – и изложу его перед вами, ибо у друзей все общее.

Но свою речь я должен предварить еще кратким замечанием: не удивляйтесь, если часто будете слышать у варварских мужей греческие имена. Причину этого вы узнáете. В намерении воспользоваться этим сказанием для своего стихотворения, Солон разыскивал значение имен и нашел, что те, первые египтяне записали их в переводе на свой язык; поэтому и сам он, схватывая значение каждого имени, записывал его и переводил на наш язык. Эти-то записи были у моего деда, да есть у меня и доныне, и я перечитывал их еще в детстве. Если услышите имена, такие же как и у нас, – не удивляйтесь: причину этому вы знаете. Что касается самого повествования, то началось оно тогда приблизительно таким образом.

Согласно тому, что сказано было ранее о разделе земли богами – что они поделили между собою всю землю участками, где бо́льшими, а где и меньшими, учреждая себе алтари и жертвоприношения, – Посейдон получил в удел остров Атлантиду и там поселил своих потомков, рожденных от смертной жены, на такого рода местности. С моря, по направлению к середине, лежала по всему острову равнина – говорят, прекраснейшая из всех равнин и достаточно плодородная. При равнине же, опять-таки по направлению к середине острова, на расстоянии стадий[28]28
  Стадия, стадий – около 185 м.


[Закрыть] пятидесяти, была гора, небольшая в окружности. На той горе жил один из людей, родившихся там с самого начала из земли, по имени Евенор, вместе с женою своею Левкиппою, у них была единственная дочь Клейто́. Когда девушка достигла уже поры замужества, мать и отец ее умерли. Посейдон, почувствовав к ней страсть, сочетался с нею и обвел крепким ограждением холм, на котором она жила, построив одно за другим бо́льшие и меньшие кольца, поочередно, – из морских вод и из земли, а именно – два из земли и три из вод, на равном повсюду расстоянии один от другого, словно выкроил их из средины острова, – так что холм тот сделался недоступен для людей; ведь судов и мореплавания тогда еще не было. Сам же он, как бог, без труда устроил этот серединный остров, выведя из-под земли на поверхность два ключа воды: один теплый, другой холодный, истекавший из родника; пищу же всякого рода заставил землю рождать в достаточном количестве. Детей мужеского пола родил и воспитал он пять пар близнецов и, разделив весь остров Атлантиду на десять частей, первому из старшей пары отдал поселение матери с окрестным уделом, самым большим и лучшим, и поставил его царем над прочими, а прочих сделал архонтами, ибо каждому дал власть над большим числом людей и большою областью. Всем им приложил он имена: старшему и царю дал то, от которого и весь остров, и море, именуемое Атлантическим, получили свое название, – ибо имя первого воцарившегося тогда сына было Атлант. Близнецу, за ним родившемуся, который получил в удел окраины острова от столпов Геракла до теперешней области Гадирской[29]29
  Область на юге Испании, в районе современного Кадиса.


[Закрыть] (от той местности получившей и свое название), дано было имя по-эллински Евмел, а по-туземному Гадир – название, перешедшее на самую страну. Из второй пары сыновей назвал он одного Амфереем, другого Евемоном. Из третьей первого родившегося – Мнесеем, а явившегося после него – Автохтоном; из четвертой первого – Эласиппом, а второго – Мнестором; наконец, из пятой старшему дал имя Азаэса, а младшему – Диапрепа[30]30
  Платон использует имена, имеющие определенное значение: Евмел – «Богатый стадами», Амферей – «Круглый», Евемон – «Пылкий», Мнесей – «Мыслящий», Автохтон – «Рожденный из самой земли», Эласипп – «Погоняющий лошадей», Мнестор – «Жених», Азаэс – «Знойный», Диапреп – «Великолепный».


[Закрыть]. Все они, сами и потомки их, жили там в продолжение многих поколений, властвуя также над многими иными островами моря, и даже, как прежде было сказано, простирали свое владычество до Египта и Тиррении. От Атласа произошел многочисленный и знатный род. В лице царей, всегда старейших в роде и передававших свою власть всегда старейшим же из потомков, он сохранил за собой царство через много поколений и собрал такие огромные богатства, каких еще не бывало до тех пор во владениях царей, да и впоследствии когда-нибудь не легко таким образоваться. У них находилось в полной готовности все, что было предметом производства и в городе, и в прочих местах страны. Многое, правда, благодаря (широкому) господству, прибывало к ним извне; но еще больше для потребностей жизни доставлял самый остров: и, во-первых, все, что посредством раскопок добывается из земли твердого и плавкого – например, одну породу, которая теперь известна только по имени, но тогда была больше, чем именем, – породу орихалка[31]31
  Орихалк – желтая медь.


[Закрыть], извлекавшуюся из земли во многих местах острова и, после золота, имевшую наибольшую ценность у людей того времени; далее, он приносил в изобилии все, что доставляет лес для работ мастеров; то же самое и в отношении животных, – он питал их вдоволь, и ручных и диких. Даже была на нем многочисленная порода слонов; ибо корму находилось там вдоволь не только для всех иных животных, водящихся в болотах, озерах и реках или живущих на горах и питающихся на равнинах, но также и для этого, по природе величайшего и самого прожорливого животного. Кроме того, остров производил и прекрасно взращивал все, что растит ныне земля благовонного, – из корней, трав, деревьев, выступающих каплями соков, или из цветов и плодов. Далее, и плод мягкий, и плод сухой, который служит для нас продовольствием, и все то, что мы употребляем для приправы и часть чего называем вообще овощами, и тот древесный плод, что дает и питье, и пищу, и мазь, и тот с трудом сохраняемый плод садовых деревьев, что явился на свет ради развлечения и удовольствия, и те, облегчающие от пресыщения, любезные утомленному плоды, что мы подаем после стола, – все это остров, пока был под солнцем, приносил в виде произведений удивительно прекрасных и в бесчисленном множестве[32]32
  Атлантологи неоднократно задавались вопросом, не описывает ли Платон здесь природу Мезоамерики и такие экзотические плоды, как кокос.


[Закрыть]. Принимая все эти дары от земли, островитяне устраивали между тем и храмы, и царские дворцы, и гавани, и верфи, и все прочее в стране, – и это дело благоустройства выполняли в таком порядке.