Текст книги "Книга Атлантиды"

Прежде всего, кольца воды, огибавшие древний матерь-город, снабдили они мостами и открыли путь от царского дворца и к дворцу. Дворец же царский в этой обители бога и предков соорудили они тотчас же, с самого начала, и затем каждый, принимая его один от другого и украшая уже украшенное, всегда превосходил в этом по возможности своего предшественника, – пока не отделали они это жилище так, что величием и красотой работ дворец поражал зрение. Начиная от моря вплоть до крайнего внешнего кольца прокопали они канал в три плетра[33]33
  Плетр – единица длины в Древней Греции, равная примерно 31 м.


[Закрыть] шириной и сто футов глубиной, длиною же в пятьдесят стадий и таким образом открыли доступ к тому кольцу из моря, как будто в гавань, а устье расширили настолько, что в него могли входить самые большие корабли. Да и земляные валы, которые разделяли кольца моря, ровняли они, по направлению мостов, настолько, чтобы переплывать из одного в другое на одной триреме, и эти проходы покрыли сверху, так чтобы плавание совершалось внизу; ибо прокопы земляных колец имели достаточную высоту поверх моря. Самое большое из колец – в которое пропущено было море, – имело три стадии в ширину; следующее за ним земляное равнялось ему. Во второй паре колец водяное было двух стадий в ширину, а сухое опять равной ширины с предыдущим водяным. Одной стадии в ширину было кольцо, окружавшее самый срединный остров. Остров же – на котором стоял царский дворец, – имел в поперечнике пять стадий. И этот остров кругом, и кольца, и мост, в один плетр шириной, с той и с этой стороны обнесли они каменною стеною и везде при мостах, на проходах к морю, воздвигли башни и ворота. Камень вырубали они кругом и под островом, расположенным в средине, и под кольцами, с внешней и внутренней их стороны: один был белый, другой черный, третий красный; а вырубая камень, вместе с тем созидали морские арсеналы – двойные внутри пещеры, накрытые сверху самой скалою. Из строений одни соорудили они простые, а другие пестрые, перемешивая для забавы камни и давая им выказать их естественную красоту. И стену около крайнего внешнего кольца обделали они по всей окружности медью, пользуясь ею как бы мастикой, внутреннюю выплавили серебристым оловом, а стену кругом самого акрополя покрыли орихалком, издававшим огненный блеск.

Царское же жилье внутри акрополя устроено было так. Посередине там был оставлен недоступным священный храм Клейто и Посейдона, с золотою оградой по кругу, – тот самый, в котором некогда зачали они и родили поколение десяти царевичей. Туда, из всех десяти уделов, приносились ежегодно каждому из них приличные по времени жертвы. Храм самого Посейдона имел одну стадию в длину, три плетра в ширину и пропорциальную тому высоту; внешность же его представляла что-то варварское. Все это здание снаружи покрыли они серебром, кроме оконечностей, оконечности же золотом. Внутри представлялся зрению потолок слоновой кости, расцвеченный золотом, серебром и орихалком; все же прочее – стены, колонны и пол – одели они кругом (одним) орихалком. Воздвигли также внутри золотых кумиров – бога, что, стоя в колеснице, правил шестью крылатыми конями, а сам, по громадности размеров, касался теменем потолка, и вокруг него плывущих на дельфинах сто нереид, – ибо столько именно насчитывали их люди того времени. Было внутри храма много и иных статуй, посвященных богу людьми частными. Около же храма, снаружи, стояли золотые изображения всех вообще лиц – и жен, и всех потомков, которые родились от десяти царей, также многие другие великие приношения, со стороны как царей, так и частных лиц, и из самого города, и из внешних стран, над которыми он господствовал. Да и жертвенник по размерам и отделке вполне соответствовал такой обстановке храма, и царское жилище точно так же отвечало достойным образом и величию державы, и убранству святилища. Из обоих источников, холодной и теплой воды, которые содержали воду в огромном обилии и отличались каждый, по своей природе, приятным вкусом и высокой годностью к употреблению, они извлекали пользу, расположив вокруг строения и подходящие к свойству вод древесные насаждения и построив близ них водоемы, одни – под открытым небом, другие – крытые, для теплых ванн в зимнее время, особые – царские и особые – для частных людей, отдельные же для женщин и отдельные для лошадей и прочих рабочих животных, причем дали каждому соответствующее устройство. Стекавшие оттуда воды отвели они к роще Посейдона – группе разнородных деревьев, достигших необычайной красоты и вышины благодаря плодородию почвы, – и через каналы спустили во внешние рвы, расположенные кольцами. Много было там устроено святилищ, в честь многих богов, много также садов и гимнасиев – и для мужчин, и особо для лошадей, на обоих тех кольцевых островах, и между прочим, в средине наибольшего из островов, был у них отличный ипподром, шириною в стадию, а в длину распространенный, для состязания лошадей, на всю его окружность. Около него, по обе стороны, находились жилища стражников, (предназначенные) для большинства стражей. Более верным повелевалось держать стражу на меньшем и ближайшем к акрополю острове; тем же, кто верностью отличался больше всех, отведены были жилища внутри акрополя, около самих царей. Арсеналы наполнены были кораблями с тремя рядами весел и вдосталь снабжены нужным для тех снаряжением. Так-то было все устроено около жилища царей. Но пришедшему за гавани – а их было три, – встречалась еще стена, которая, начинаясь от моря, шла кругом, везде на расстоянии пятидесяти стадий от большего кольца и гавани, и замыкала свой круг близ устья канала, лежавшего у моря. Все это пространство было густо застроено множеством домов, а водный проход и бо́льшая из гаваней кишели судами и прибывающим отовсюду купечеством, которое, в своей массе, день и ночь оглашало местность криком, стуком и всяческим шумом.

Итак, о главном городе и обо всем, что имеет отношение к тому древнему поселению, передано почти так, как тогда рассказано; постараемся же теперь припомнить рассказ и о прочей стране, каковы были ее природа и образ устройства. Во-первых, вся эта местность была, говорят, очень высока и крута со стороны моря; вся же равнина около города, обнимавшая город и сама, в свою очередь, объятая кругом горами, спускающимися вплоть до моря, была гладка и плоска и в целом имела продолговатую форму, (простираясь) по одному направлению на три тысячи, а посередине, вверх от моря, на две тысячи стадий[34]34
  Примерные размеры равнины – 500 на 350 км.


[Закрыть]. Местность эта по всему острову была обращена к югу и защищена с севера от ветров. Окружавшие ее горы прославлялись тогда за то, что превосходили все существующие и числом, и величиной, и красотою, причем содержали много богатых жителями селений, реки, озера и пажити, с достаточною пищею для всех, также ручных и диких животных, лес, красовавшийся обилием и разнообразием деревьев и богатый материалом для ремесел, всех вообще и каждого в отдельности. И вот как, при помощи природы, была возделываема та равнина многими царями, в течение долгого времени. В основании равнины лежал по большей части правильный и продолговатый четвероугольник; а чего недоставало (для такой формы), то подправляемо было на всем протяжении выкопанного вокруг рва.

Сообщение относительно его глубины, ширины и длины невероятно – (невероятно), чтобы, помимо других достижений, было еще и такое созданное руками дело, – но передадим, что́ слышали. В глубину был он прокопан на один плетр, в ширину повсюду на одну стадию, и так как был выкопан кругом всей равнины, то оказывался до десяти тысяч стадий в длину. Он принимал сходящие с гор потоки и, будучи обогнут кругом равнины так, что прикасался с обеих сторон к городу, давал им таким путем изливаться в море. Сверху были от него прорезаны по равнине прямые каналы, около ста футов шириною, которые направлялись снова в ров, ведущий к морю, отстояли же друг от друга на сто стадий. При их-то посредстве они сплавляли к городу снятый на горах лес, а также доставляли на судах и другие продукты, смотря по времени года, прокопав поперечные из канала в канал и по направлению к городу протоки. И дважды в год пожинали они произведения земли, зимой пользуясь водами небесными, а летом привлекая воду, которую дает земля, чрез каналы. В отношении военной силы требовалось, чтобы из числа людей, годных на равнине к войне, каждый участок выставлял вождя; величина же участка доходила до десяти десятков стадий, а всех участков было шестьдесят тысяч. Из жителей гор и прочих мест страны набиралось, напротив, неограниченное число людей, но все они, смотря по местностям и селениям, распределялись в те участки, к вождям. Вождю же полагалось выставить на войну шестую часть военной колесницы, дабы вышло число в десять тысяч колесниц, двух коней и всадников, далее, парную запряжку без сиденья, содержащую пешего, легко вооруженного воина, и при войне еще и возницу для обоих коней, а также двух тяжеловооруженных воинов, по два лучных стрелка и пращника, по три легковооруженных камнеметателя и копейщика, и четверых моряков в команду для тысячи двухсот кораблей. Так была устроена военная часть царственного города; в прочих же девяти – у каждого иначе, – о чем долго было бы говорить.

Что касается властей и (их) ответственности, установлено было с самого начала следующее. Каждый из десяти царей господствовал в своем уделе, состоящем при собственном его городе, над людьми и большею частью законов, наказывая и присуждая к смерти, кого захочет; взаимные же их отношения и общение правителей определялись предписаниями Посейдона, как их передавал закон и надписи, начертанные еще предками на орихалковом столпе, что находился посередине острова, в капище Посейдона. Туда собирались они попеременно, то на пятый, то на шестой год, воздавая честь в равной доле и четному и нечетному числу, и, собравшись, совещались об общих делах или же разбирали, не сделал ли кто какого проступка, и творили суд. Но, приступая к суду, сперва давали они друг другу вот какую клятву. Неподалеку от пасущихся на свободе буйволов они, в числе десяти, оставшись одни в святилище Посейдона и помолившись богу, чтобы им захватить приятную для него жертву, без железа, с одними дубинами и петлями, выходили на ловлю, пойманного буйвола приводили к столпу и закалывали на вершине его, над надписями. А на столпе, кроме законов, было [начертано] заклятие, призывавшее великие бедствия на непослушных. Так вот, когда, совершив жертвоприношение по своим законам, освящали они на жертву все члены буйвола, – в это время, замешав предварительно чашу, бросали в нее за каждого по комку свернувшейся крови, а прочее, очистив столп, предавали огню. Затем, черпая из чаши золотыми кубками и творя возлияния на огонь, они клялись, что будут судить по начертанным на столпе законам и карать, если кто совершил ранее того какое-нибудь преступление, да и в последующее время не будут нарушать ничего из предписанного и не будут ни сами управлять, ни повиноваться правителю иначе, чем исполняя отеческие законы. После того как каждый из них даст такой обет за себя и за свой род, выпьет и вложит кубок в капище бога, наконец управится со столом и со всеми нуждами – а между тем стемнеет и жертвенный огонь станет гореть слабее, – все они, облекшись, по возможности, в самую прекрасную темно-голубую одежду, среди ночи, по погашении в капище всех огней, садились на земле пред пламенем клятвенной жертвы и творили суд либо были судимы, если кто-либо обвинял кого из них в нарушении закона. Постановленные же приговоры они заносили, когда наступал свет, на золотую доску и, как памятник, вместе с плащами, помещали ее в капище. Много было и других, особых для каждой местности законов относительно прав царей, но самый важный был тот, чтобы никогда не поднимали они оружие друг против друга и выступали все, если бы кто из них в каком-нибудь городе задумал истребить царский род, – чтобы сообща, подобно предкам, принимали они решения относительно войны и других предприятий, предоставляя высшее руководительство роду Атласа. И царь не властен был приговорить к смерти никого из родственников, если более половины царей не будут на этот счет одного мнения.

Эту столь великую и крепкую силу, что проявилась в тех местах, бог выстроил и направил против здешних мест по причинам именно такого рода. В продолжение многих поколений, пока божественной природы было в них еще достаточно, они оставались покорны законам и относились дружелюбно к родственному божеству. Ибо они держались образа мыслей истинного и действительно высокого, выказывая смирение и благоразумие как в отношении к обычным случайностям жизни, так и по отношению друг к другу. Поэтому, взирая на все, кроме добродетели, с пренебрежением, они мало дорожили тем, что имели, массу золота и иных богатств выносили равнодушно, как бремя, а не падали наземь, в опьянении роскоши, теряя от богатства власть над самими собою; нет, трезвым умом они ясно постигали, что все это вырастает из общего дружелюбия и добродетели, а если посвящать богатству много забот и придавать большую цену, рушится и само оно, да гибнет вместе с ним и дружба. Благодаря такому взгляду и сохранявшейся в них божественной природе у атлантов преуспевало все, на что мы раньше подробно указывали. Но когда доля божества, от частых и обильных смешений со смертною природой, в них наконец истощилась, нрав же человеческий одержал верх, тогда, не будучи уже в силах выносить настоящее свое счастье, они развратились и тому, кто в состоянии это различать, казались людьми порочными, потому что из благ наиболее драгоценных губили именно самые прекрасные; на взгляд же тех, кто не умеет распознавать условия истинно блаженной жизни, они в это-то преимущественно время и были вполне безупречны и счастливы, – когда их преисполнил неправый дух корысти и силы. Бог же богов Зевс, царствующий согласно законам, как существо, способное различать истину, обратил внимание, что честное племя впало в жалкое положение, и, решив наказать его, дабы оно, образумившись, стало скромнее, собрал всех богов в самую почетную их обитель, которая приходится в средине всего мира и открывает вид на все, что получило жребий рождения[35]35
  То есть на Олимп.


[Закрыть], – собрав же их, сказал…»

Текст «Крития» обрывается на этом месте, и остается только догадываться, какова была речь Зевса. Быть может, он гневно громил потомков своего брата Посейдона, забывших о выпавшем им завидном уделе, а может быть, сожалел, что еще одна попытка богов привить роду человеческому правильный образ жизни оказалась неудачной.

Во всяком случае, реакция Олимпа на гордыню и стяжательство атлантов была жесткой и походила на гнев ветхозаветного Яхве, уничтожившего Содом и Гоморру.

С точки зрения современной истории рассказ Платона совсем не невероятен. Критий сообщает нам о постепенном складывании того типа цивилизаций, которые современная наука называет «номовыми». Это протогородские культуры; их центром является святилище, являющееся одновременно дворцом правителя. Подобные святилища имели обычно огромные размеры: на сооружение святынь древний человек не жалел ни сил, ни навыков, многие из которых нам до сих пор непонятны.

Протогородские цивилизации постепенно становятся городскими, образуя культовый союз, управляющийся священными законами. Таким союзом был Дельфийский в Древней Греции, Альбанский в италийском Лациуме или Ниппурский в Шумере. Спустя какое-то время эпоха идиллических отношений между городами-государствами прекращается, начинается борьба за гегемонию, своего рода воинские состязания правителей-честолюбцев[36]36
  Можно только подивиться проницательности Платона, который в другом своем диалоге, «Государстве», утверждал, что на смену аристократическому государственному устройству приходит именно правление честолюбцев: «тимократия».


[Закрыть].

Заканчивается период городов-государств установлением гегемонии одного из них. Эта гегемония оборачивается созданием обширной территориальной державы, даже империи (подобных Египетской, Аккадской, Ассирийской, Македонской, Римской), стремящейся распространить свою власть на окружающие страны.

Трудно сказать, сообщал ли Платон о том, каким образом земли атлантов были объединены в подобную империю, но нет сомнений, что рассказ прерывается как раз на том месте, где Зевс собрался порицать жителей Атлантиды за честолюбие и своекорыстие. Из «Тимея» же мы знаем, что атланты начали завоевательные войны и были остановлены лишь доисторическими афинянами.

Повествование Платона выглядит вполне правдоподобным; вызывают удивление только масштабы строительства, которые предприняли атланты. Проведение циклопических каналов, строительство грандиозных дворцов было невозможно при тех уровнях знаний, которыми, как мы полагаем, обладал древний человек. Остается только предположить, что нетехнологическая цивилизация Атлантиды обладала навыками, совершенно забытыми современными людьми. Близость богам ее предков означала не только чистоту крови, но и обладание знаниями, которые человек эпохи Платона иначе как божественными назвать не мог.

Гибель цивилизаций из-за природных катаклизмов – вещь совсем не фантастическая. Античный географ Страбон говорит, например, о том, что путешественники рассказывают про тысячи городов в Индии, покинутых жителями. Причиной этого явилось катастрофически резкое изменение рекой Инд своего русла. Видимо, по той же причине погибла могущественная Протоиндийская цивилизация – уже во времена почти исторические[37]37
  Протоиндийская цивилизация существовала ориентировочно с середины III по середину II тысячелетия до н. э. и охватывала огромную территорию: весь современный Пакистан, а также северо-запад и запад Индии. Однако к моменту появления на Индостане индоариев (около XV в. до н. э.) на месте подавляющего большинства древних городов оставались одни развалины.


[Закрыть]. Ничто не мешает нам предположить, что Атлантида была в числе жертв природных катаклизмов.

Вполне правдоподобно и описание Платоном в «Тимее» причин, из-за которых происходило уничтожение целых государств: потоп, заливавший низменные земли, или же огонь, сжигавший возвышенности. И то, и другое может быть вызвано как изменением климата, которое далеко не всегда имеет постепенный характер, так и космическими причинами: падением огромных метеоритов, фрагментов комет (греческий миф о Фаэтоне и подобные им предания иных племен доказывают, что древний человек обладал «генетической» памятью о таких катаклизмах).

История климата вообще – одна из самых спорных тем в современной науке. Несколько десятилетий назад Лев Николаевич Гумилев попытался объяснить миграции кочевых племен Евразии изменениями в климатических условиях их жизни; однако сведения о сменах влажных и засушливых периодов в «степной истории», которыми он пользовался, вызвали не меньше споров, чем его оригинальная концепция «пассионарности». В истории климата действительно много непонятного и странного. Так, согласно расчетам климатологов, в VI–X веках Европа должна была переживать один из температурных максимумов. Действительно, именно в это время славяне проникают на территории будущей Великороссии, норманны «плодятся и размножаются» настолько, что начинают свои знаменитые завоевательные походы, государства складываются даже в таких «гиперборейских» краях, как Швеция или таинственная Великая Биармия[38]38
  Или «Великая Пермь» – обширная территория, охватывающая бассейны Северной Двины и Печоры.


[Закрыть], на север Европы проникают арабские купцы.

Между тем в византийских церковных историях содержатся рассказы о том, что в VII–VIII веках случались зимы, когда Боспор промерзал и по нему можно было ездить на санях (!) с европейской стороны на азиатскую, весной же из Понта Эвксинского шли ледяные горы – по описаниям напоминающие айсберги!

Примером подобных проблем в климатологии могут быть и постоянные споры вокруг периодов оледенения: сколько их было в последнюю сотню тысяч лет, когда закончилось последнее, насколько ниже был уровень моря в те времена, когда огромные водные массы оказались «собраны» в полярных шапках.

Если быть серьезным, то из современной климатологии следует единственный вывод: во времена Атлантиды могло случиться все, что угодно!

Еще один аргумент тех, кто считает рассказ Платона мифом, – сомнение в том, что в столь древние времена какой-то народ достиг высокой стадии культуры. Обычно считается, что переход от дикости к цивилизованным формам жизни у человека произошел лишь за пять-шесть тысяч лет до нашей эры. Связывают это с началом оседлого земледелия в археологических культурах Ближнего Востока.

Однако уже неоднократно высказывались суждения, что остатки циклопических построек, обнаруженных археологами на о. Мальта, на Сардинии, в Сицилии и т. д., принадлежат так называемой средиземноморской расе, населявшей юг Европы и север Африки еще до прихода туда племен, являвшихся носителями индоевропейских и семито-хамитских языков. Многие географические названия, а возможно, и «странные» языки, вроде легендарного этрусского или современного баскского, ведут происхождение от этой расы. Внешне «средиземноморцы» напоминали современный европейский антропологический тип, будучи светловолосыми и светлоглазыми земледельцами (!). Очевидно, что обширные районы Средиземного моря некогда были частями суши; возможно, даже существовал перешеек между Африкой и Европой в районе Мальты. В данном случае остатки доисторических культур также следует искать под водой.

Не следует забывать и о Сахаре, которая вплоть до III тысячелетия до н. э. была зоной влажных степей, где текли полноводные реки. Агрессивный климат уничтожил (и продолжает уничтожать) там свидетельства о древнем населении. Однако из этого не следует, что их нет вовсе. Единственное, что мешает нам получить сведения о земледельцах Сахары в необходимой полноте, – практически полное отсутствие деятельности археологов в этом громадном регионе.

Таким образом, следы «доисторических» земледельцев есть, и, уж во всяком случае, существуют огромные районы суши (и моря!), без археологического исследования которых историки и антропологи не должны однозначно лишать рассказ Платона права на достоверность.

Ученые очень боятся также поверить в умопомрачительные цифры, описывающие историческую память древних цивилизаций. Майя или древние индусы оперировали сроками в миллионы лет. Китайцы, египтяне и вавилоняне – в сотни тысяч. Все это кажется издевкой над современными историческими знаниями и трактуется как астрономические спекуляции – не более чем.

Однако в хроники, составленные египтянами или ассирийцами, входили не только описания царских династий, где каждый правитель, обладая завидным долголетием, находился у власти в течение сотен лет, но и информация о периодических катастрофах, происходивших на Земле. Мы можем осторожно подходить к сообщению вавилонского историка Бероса о том, что древнейшие цари Месопотамии, правившие до потопа (случившегося, по его словам, за 33 500 лет до походов Александра Македонского), пребывали у власти в течение 3600 лет каждый. Однако когда философ Ямвлих Халкидский говорил, что ассирийцы «сохраняли записи не только в течение 270 000 лет, как утверждает астроном Гиппарх, но действительно хранили сведения о всех мировых катастрофах и о циклах планет…», то он имел в виду иную историю, историю Земли со всеми ее климатическими катаклизмами за более обширный период времени, чем мы себе это представляем.