Текст книги "Горислава. Невенчанная жена"

Терем Рогволода был выстроен в три яруса, соединенных между собою лестницами и переходами с зарешеченными окнами. Обилие народа затрудняло продвижение вниз, куда спешил Владимир, чтобы переговорить с братом до того, как тот предстанет перед Рогнедой и ее отцом. Гнев душил его, хмель туманил мозг. Не раз и не два он позволил себе оттолкнуть знатных мужей, навлекая сердитые оклики. Владимир не трудился оглядываться с извинениями. Когда два гридня попробовали преградить ему путь на ту половину, где хранились княжеские хартии, печати и летописи, он попросту раздвинул их плечами и пошел дальше.

– Там нет выхода, князь! – крикнул ему вслед несчастный стражник, представивший, что сотворят с ним за то, что допустил сюда постороннего.

Владимир резко остановился, развернулся и направился обратно, продираясь сквозь столпотворение в людной палате и парадных сенях, а затем сбежал по ступеням в темный двор, опоясанный рубленой оградой с каменной башней над воротами. Тут стояла та шумная толчея, которой обычно завершаются все многолюдные застолья с обильными возлияниями. Кругом перебирали копытами, трясли гривами и скалили зубы кони, сведенные к крыльцу, чтобы развезти седоков по домам. В неверном свете факелов по земле и стенам метались густые тени, увеличивая смятение. К загородке с отхожими местами выстроилась немалая очередь. Взвизгивали собаки, крутящиеся под ногами, всхрапывали лошади, гремел мужской хохот, звенели женские голоса, как возбужденные, веселые, так и сварливые, бранящиеся.

Пробираясь сквозь толпу, Владимир увидел Ярополка, который спешивался с белого коня, устало свесившего голову до земли. С ним было всего человек десять. Телег и возов не наблюдалось.

Ярополк, передав поводья конюху, направлялся в терем, когда столкнулся с Владимиром. Они вперили друг в друга пронизывающие взгляды и стали поигрывать пальцами, готовясь то ли кулаки стиснуть, то ли за мечи схватиться.

Памятуя, как братья расстались в Киеве, воеводы Ярополка поспешили подступить к своему господину. Вильфрид выставил вперед плечо, покрытое броней. Блуд остался за спиной князя, сверкая глазами из-под низко нахлобученного шлема.

Беловолосый Добрыня и грозный Рагнар, тоже в шлемах и легких латах, тотчас пристроились по обе стороны от Владимира, готовые к любому повороту событий. Дружинники братьев сошлись кругом, обступив вожаков. Замешкавшиеся гости дружно полезли в повозки и на коней, опасаясь, что в случае бучи им тоже перепадет. Стоит засверкать булату и засвистеть оперенным стрелам, как во дворе станет мало места. Стражники терема благоразумно разобрали щиты и заняли позиции на крыльце и вдоль галереи, где имели преимущество над находящимися внизу.

Князь Киевский и князь Новгородский этого не замечали. Их внимание было поглощено друг другом.

– Ты опоздал, – сказал Владимир брату, дергая щекой. – Поворачивай домой. Нечего тебе тут делать. Рогнеда моя.

Ярополк недоверчиво усмехнулся:

– Поэтому ты выбежал из терема как ошпаренный?

– Мы праздновали помолвку, пировали и веселились. Я вышел воздухом чистым подышать.

– Вот и дыши. А меня не замай.

Ярополк поднял руку, чтобы отстранить брата. Тот руку не просто отвел, а отбил. Воеводы с сопящими дружинниками за спинами подались вперед, кто сделал шаг, кто полшага. Назревала не просто драка, а кровопролитная схватка. Понимая это, Добрыня позволил себе втиснуться промеж братьев, мешая им вцепиться в глотки друг другу. Тогда и прочие воеводы стали действовать решительнее. Бормоча что-то увещевающее и одновременно виноватое, они как бы невзначай принялись отстранять своих князей, пока те не оказались за их спинами.

Стиснутые со всех сторон дружинниками, воеводы столкнулись нос к носу. Блуд посчитал это удобным случаем, чтобы плюнуть Рагнару в лицу, и густая слюна повисла у того на бороде непристойным ошметком. Оскорбленный муж вскинулся, пытаясь выдернуть меч, но Добрыня всем весом повис на нем, удерживая единственной рукой.

– Не здесь, не сейчас, – приговаривал он. – Остынь, милый, остынь, товарищ.

Не имея возможности прикончить обидчика на месте, Рагнар прибег к излюбленному бойцовскому приему своих северных соплеменников. Его голова в тяжелом шлеме резко наклонилась вперед и врезалась в лицо Блуда. Упавшая от толчка стрела забрáла рассекла киевскому воеводе скулу, окрасив щеку красным цветом. В тот же миг Вильфрид точно так же боднул Рагнара, расквасив тому нос.

Последовал обмен бранью и угрозами, но вид крови отрезвил противников, тем более что на крыльце уже стоял сам Рогволод, призывая гостей к благоразумию и спокойствию.

Владимир и Ярополк одновременно развели своих воевод и дружинников в разные стороны, оставшись стоять в центре свободного пространства, окруженные соратниками и зеваками. Убедившись, что они немного угомонились, Рогволод развел руками, как бы готовясь обнять обоих.

– Гости дорогие! – воскликнул он. – Князь Владимир! Князь Ярополк! Прошу вас пожаловать ко мне и уладить разногласия миром, как подобает мужам мудрым, рассудительным, облеченным властью. Обнимитесь, друзья мои, и пожмите руки один другому в знак примирения. Негоже смущать народ. В стенах Полоцка не место вражде.

– Погорячился я, брат, – признал Ярополк. – Похоже, сваляли мы дурака. Гляди, сколько народу собралось посмотреть, как сыны Святослава ссорятся. Вот тебе моя рука. – Он выставил вперед ладонь, не забыв сорвать с нее кожаную перчатку. – Пожми ее скорее, Владимир, и прекратим раздор, покуда вражда не зашла слишком далеко.

– Сперва откажись от Рогнеды, – потребовал Владимир упрямо. – Дай слово, что не станешь свататься. Я первый приехал.

Было видно, что он не уступит. Множество противоречивых мыслей столкнулись в голове Ярополка, как бы в продолжение недавней сцены. Голос разума призывал отступиться, дабы соперничество не переросло в междоусобицу, подобно тому, как пучок горящей травы способен возжечь губительный лесной пожар. Другой голос требовал настоять на своем и поставить младшего брата на то место, которого он заслуживает. Какой совет выбрать, какого послушаться?

Ярополк попробовал представить себе, что посоветовал бы ему кроткий в своем всемогуществе Христос. После этого долго размышлять не пришлось. Правильный ответ был известен душе с самого начала. Это ему подчинялся Сын Божий, когда влачил свой крест на Голгофу, когда позволял распинать себя и прощал своих палачей.

– Я не полезу вперед тебя, брат, – твердо произнес Ярополк. – Если Рогнеда пойдет за тебя, то первый поздравлю тебя от чистого сердца.

– Твердое ли даешь слово? – пожелал знать Владимир, все еще не пожавший протянутую руку.

– Не сомневайся, – был ответ. – Слово мое тверже камня.

– Что ж, тогда…

Раскрытая пятерня Владимира выдвинулась вперед.

И замерла в воздухе, когда в тишине прозвучало:

– Отец, не отдавай меня ему. За Ярополка замуж хочу. Он мне милее.

Голос принадлежал Рогнеде, незаметно появившейся на крыльце. Ее неожиданное вмешательство решило исход встречи. Лицо Владимира перекосилось страшным образом. Не произнеся больше ни слова, он птицей взлетел в седло и погнал коня прямо на зрителей, вынуждая тех разбегаться и падать, чтобы не угодить под копыта. Когда двор покинули все новгородцы, Рогволод посмотрел на дочь и зловеще произнес:

– Это была большая ошибка.

– Я знаю, – пролепетала она. – Но иначе я не могла.

Многое мог бы сказать ей на это отец и уж собрался, гневно раздувая ноздри, когда в толпе вскрикнули, а потом по двору пронесся общий шелест, как будто все разом втянули воздух изумленно открытыми ртами.

– Убили… Убили… Убили…

Бормотание делалось все громче, все отчетливее. Рогволод вытянул шею, пытаясь различить в свете факелов, кому принадлежит тело, лежащее на земле. Тому препятствовали фигуры киевских дружинников, но загадка прояснилась, когда в гущу кинулся Ярополк, восклицая:

– Вильфрид! Вильфрид!

Напрасно он звал его. Никакие слова, никакие усилия не могли пробудить воеводу от того вечного сна, в котором пребывал он. Осмотр тела показал, что кто-то всадил Вильфриду нож под левую лопатку, проделав это так точно и умело, что убитый не только не смог вымолвить ни слова, но еще некоторое время держался на ногах, стоя прямо там, где настигла его смерть. Памятуя о его стычке с Рагнаром, нетрудно было догадаться, кто нанес подлый, оказавшийся смертельным удар в спину. Ярополк порывался послать погоню за Владимиром с требованием выдать убийцу, но его отговорили. Появление всадников могло быть расценено как нападение, а Киев и Новгород и без того были близки к объявлению войны.

– Пойдем знакомиться, князь, – предложил Рогволод Ярополку. – Самое время сойтись поближе и договориться, как дальше быть. Твой брат не из тех, кто обиды прощает. Теперь и ты, и я стали Владимиру врагами.

Он поискал взглядом дочь, как бы желая видеть ее рядом, чтобы дать ей защиту, но Рогнеда успела удалиться.

Почему нет? Свое женское слово она сказала, и этого оказалось достаточно, чтобы породить распри между мужчинами.

Так было испокон веков.

Глава пятая. Ярополк

Рассвет выдался холодным и ветреным. Облака протянулись по желтому небосводу серебристой рябью. Солнце висело над ржавым лесом тусклой монетой. Некоторое время Ярополк смотрел вдаль немигающим взором, потом отошел от окна и повернулся к новому оруженосцу спиной.

– Набрось-ка на меня плащ, Варяжко. Ехать пора.

Чтобы выполнить просьбу, мальцу пришлось приподняться на цыпочки. В свои четырнадцать лет он был мал ростом, но очень умен, обучен грамоте и хорошим манерам.

Красотою Варяжко соперничал с девицами, и Ярополк приблизил его к себе, чтобы не обижали в дружине. После коварного убийства Вильфрида отрок осиротел и остался совсем один на свете, ибо мать его скончалась еще во время родов. Не было у него в Киеве ни родных, ни близких. Только вчера он схоронил отца, и веки его все еще были покрасневшими от пролитых слез, хотя, являя твердость характера, Варяжко старался сохранять каменное лицо и говорить ровным голосом, дабы никому не пришло в голову, будто он ищет к себе жалости.

– Прощаться с княжной пойдешь, государь? – осведомился он, помогая расправить складки так, чтобы плащ не мешал движениям и ходьбе.

Кому-нибудь другому могло бы достаться на орехи за подобные вопросы, но Ярополк с самого начала повел себя с Варяжко так, словно тот стал ему сыном. Юноша пришелся ему по душе: с ним можно было говорить как со взрослым и он тонко чувствовал черту, которую нельзя переступать. Вот и сейчас, услышав краткое «нет», Варяжко не стал допытываться почему или лезть с неуместными советами. Этим он выгодно отличался от Блуда, почитавшего своим долгом поучать князя и долдонить одно и то же по нескольку раз.

Например, про необходимость заключить брак с Рогнедой, а вместе с ним и военный союз с ее отцом. Бесполезно было объяснять ему, что Рогволод попросил повременить со сватовством, опасаясь, как бы оно не стало поводом для братоубийственной войны, которая захлестнет в том числе и Полоцкое княжество. Протрезвев после злополучного пира, князь принял Ярополка в тронной палате и там в присутствии приближенных изложил свое пожелание. Особо он подчеркнул, что не отказывает гостю, а лишь предлагает вернуться к разговору весной, когда станет ясно, чем завершится противостояние братьев. Чтобы Ярополк не почувствовал себя оскорбленным, ему было позволено свободно общаться с Рогнедой, правда, в присутствии ее теток. За минувшие четыре дня он провел с ней немало времени и укрепился в уверенности, что хочет видеть эту девушку своей женой.

Вчерашняя встреча была прощальной. Рогнеда все больше молчала и смотрела в пол. Ярополк не стал спрашивать напрямик, люб ли он ей так же, как она ему, потому что боялся услышать отрицательный ответ. Он говорил только, с каким нетерпением станет ждать весны и новой встречи, рассказывал о Киеве, о своих планах выстроить белокаменный дворец и о дивных товарах, доставляемых ладьями с Черного моря.

– Ну, скоро ты сама все увидишь, – закончил он, после чего затаил дыхание, ожидая, что скажет на это юная княжна.

– Зима долгая, – уклончиво произнесла она. – Всякое может случиться.

– Никто и ничто не помешает мне вернуться за тобой, душа моя! – запальчиво воскликнул Ярополк.

Тетки, сидевшие на лавке в дальнем конце горницы, дружно обратили на него взоры. Глаза же Рогнеды остались прикрытыми густой завесой ресниц.

– Ты князь, – тихо молвила она, – но все равно только человек. На все воля Божья.

– Денно и нощно стану молить Господа даровать мне счастье всей моей жизни, – сказал Ярополк. – Веришь ли ты во Христа, Спасителя нашего?

– У нашего Перуна власти больше. Он бы не позволил себя к дереву гвоздями прибивать.

– В том и заключалась сила Иисуса Христа. Он дал себя казнить, чтобы явить людям чудо воскресения.

Рогнеда пожала плечами. Было видно, что подобные темы кажутся ей скучными и ненужными. После всего, что на нее свалилось, она находилась в полнейшем смятении. Нельзя было требовать от нее слишком многого.

– Я понимаю, что сейчас тебе нелегко, – заговорил Ярополк медленно. – Ты меня не знаешь и боишься. Страшно расставаться с привычной жизнью, страшно уезжать из родных краев и доверять себя незнакомому человеку. Но, когда ты узнаешь меня лучше, ты изменишь мнение. Я никогда и ничем тебя не обижу. Не причиню тебе боли ни словом, ни делом. Окружу лаской, заботой и богатством, которых ты достойна. Не женой князя, но полноправной княгиней войдешь ты в мои чертоги.

Впервые за вечер Рогнеда подняла взгляд, чтобы посмотреть Ярополку прямо в глаза.

– Я вижу, что ты хороший человек и будешь хорошим мужем, – произнесла она. – Поэтому мне не хочется обманывать тебя и твоих ожиданий. Если хочешь честного ответа, тебе придется подождать, князь. Впереди целая жизнь. Одна зима ничего не значит.

Ярополк так не думал. Сколько зим еще впереди? Десять? Двадцать? Одному Богу известно. Правители, о которых слышал или читал Ярополк, жили недолго. Его отец погиб на тридцатом году жизни. Сколько зим он видел? Сколько помнил? Было их для него много или мало?

– Я принял бы любое твое решение, Рогнеда, – сказал Ярополк и поклонился, прижав ладонь к левой стороне груди, – принимаю и это. Бог даст, вернусь, когда снега растают и воды сойдут.

На том и расстались. Прощание получилось не таким, каким бы хотелось Ярополку, но он не стал добиваться от Рогнеды нежных слов или особых знаков внимания. Это могло стать причиной еще большего отчуждения. Девушке требовалось время, чтобы принять решение. Подгонять ее было бы несправедливо и, главное, бессмысленно.

И все же, готовясь покинуть Полоцк, Ярополк испытывал глухую тоску и ощущение, что уже никогда сюда не вернется. Ему было трудно скрывать свои чувства, когда князь Рогволод пригласил его попрощаться. Он принял Ярополка в оружейной палате с рядом высоких, но очень узких окон в оловянных рамах. Весь пол был устлан восточными коврами, заходящими краями друг на друга. Одна стена тоже была увешана коврами, отчего голоса и шаги звучали здесь приглушенно.

При виде Ярополка Рогволод встал с массивного, украшенного золотом кресла под перекрещенными знаменами и щитом из чистого золота.

– Я не случайно пригласил тебя сюда, – сказал он, приобняв гостя, и стал прохаживаться с ним вдоль деревянных фигур в латах и шлемах, с копьями, секирами и мечами. – В этой палате я обычно уединяюсь, прежде чем выступить в поход или принять какое-то важное решение. Хочу, чтобы сегодня мы приняли решение вместе.

– Хорошо, – согласился Ярополк. – Какое решение мы должны принять?

– Не допустить войны, – ответил Рогволод. – Оружие, собранное здесь, некогда принадлежало моим предкам. В молодости, приходя сюда, я мечтал о славе полководца. Теперь в голову мне приходят другие мысли. Ни мой отец, ни мой дед, ни отец деда – никто из них не умер своей смертью. Всех сразил булат. А я, дожив до преклонных лет, хотел бы испустить последний вздох на своем ложе, в окружении родных и близких. Понимаешь ли ты меня, князь?

Ярополк прекрасно понимал его. Старик не хотел воевать, не хотел собирать войска, растрачивать казну, терпеть неудобства в походах, подставлять свою голову и опасаться за будущее своей семьи. Сватовство Святославичей не принесло ему ничего, кроме новых хлопот и опасений. Все, чего ему хотелось теперь, – это чтобы его, князя, и его княжество оставили в покое.

– Я понимаю тебя, Рогволод, – сказал Ярополк. – И не призову тебя на помощь, коли брат пойдет на меня войной. Не считай себя связанным словом, ибо союз между нами пока не заключен. Это ты хотел от меня услышать?

Они посмотрели друг другу в глаза. Рогволод едва заметно кивнул. Ярополк тоже кивнул. Их улыбки были незаметны под усами, и все же они улыбнулись. Свидеться снова им больше не судилось.

977-й год от Рождества Христова пришел с такими лютыми морозами, что в Киеве не счесть было отмороженных носов и пальцев. Падали на снег замерзшие на лету птицы, падали вдоль пустынных дорог редкие путники, и никто их не хоронил, ибо земля сделалась тверже камня, так что никакое железо не брало ее. Черными ночами озябшие звезды дрожали в небе и волки пробирались в город, куда гнал их голод, еще более лютый, чем они сами. Кто мог, отсиживался на печи, дремля в ожидании весны.

Для Ярополка было полной неожиданностью, когда Рогволод прислал послов, добравшихся до Киева в таком плачевном состоянии, что пришлось отогревать их в бане, прежде чем смогли они поведать, зачем приехали. Князь Полоцкий просил Ярополка унять младшего брата Олега, который, сговорившись с Владимиром, устроил набег на полоцкие земли, предав огню несколько селений и погубив на морозе жителей, лишившихся крова над головой. С другой стороны полочан задирали конные отряды Владимира, налетающие внезапно и так же внезапно исчезающие при приближении пограничных дружин.

– «Если зима им не помеха, то что же летом будет? – вопрошал посол, передавая послание Рогволода. – Войны не объявляя, твои братья, князь, обложили меня, как обкладывает тура волчья стая. Разбил бы поодиночке любого, но как повернешься на север, так с юга кусают, а обернешься туда, с севера достают. Пока не поздно, Ярополк, укроти Олега речами или дарами. Перемани его на свою сторону, ибо в союзе с Владимиром он немало бед принесет нам обоим».

Выслушав тревожные вести, Ярополк велел передать Рогволоду, чтобы потерпел немного, а сам снарядил свое собственное посольство и отправил к Олегу в Овруч. Через неделю две заиндевевшие лошади приволокли сани, в которых сидел только возничий. Тела трех послов были сложены позади, а головы их остались в княжестве Древлянском, насаженные на колья и выставленные напоказ у городских ворот.

– Это за что же он их так? – тихо спросил Ярополк, выйдя к саням в тонком кафтане и с непокрытой головой.

– Послов обвинили в том, что они самовольно охотились в пределах древлян, – ответил возничий, которому было неловко кутаться в тулуп при столь легко одетом князе, однако холод брал свое. – Дружину перебили стрелами, а Люта, Богдана и Мирослава обезглавили по очереди.

Словно почувствовав беду, во двор въехал воевода Свенельд, спрыгнул с коня, подошел к саням и застыл, признав сына.

– Вчера у Люта сын родился, – сообщил он, не отрывая взгляда от тела, которое признал по одежде, сложению и одному ему ведомым приметам. – Кого теперь тятей звать станет? Князь, отправь меня с войском к древлянам, или же я один поеду, мне теперь все равно.

Ничего не ответив на это, Ярополк не сводил глаз с возничего.

– Что же, и впрямь охотились они в такую стужу?

– Лют косулю по пути подстрелил, что сено из-под снега таскала.

– И за это его… их всех?

Взгляд Свенельда был страшен.

– Назвались ли послы древлянам? – продолжал Ярополк. – Сказали, от кого едут, к кому и зачем?

– А как же, князь. Дозорные пообещали Олега о приезде предупредить, а тот целое войско выслал навстречу.

– Как же ты уцелел? – спросил Свенельд тихо. – Почему тебя не убили вместе со всеми?

– Мне велели мертвецов обратно везти, – так же тихо ответил возничий. – И передать на словах, что киевлянам к древлянам путь заказан. – Он сполз из саней на утоптанный снег и стал на колени перед Ярополком. – Не гневайся, князь. Я только повторяю слова, сказанные твоим братом…

– Не брат он мне больше!

Возничий поклонился, коснувшись лбом земли, выпрямился и пробормотал:

– То же самое и Олег сказал. Слово в слово. Мол, не брат мне Ярополк больше. Он пытался Владимира погубить.

– Кто? – не понял Ярополк.

От холода и гнева был он белым, как подворье, покрытое сугробами и льдом. Пар частыми клубами бил из его рта, оседая инеем на обвисших усах. Темные глаза походили на две дыры. Эти дыры, устремленные на возницу, пугали его все сильнее и сильнее.

– Ты, князь, – выговорил он непослушными синюшными губами. – Так Олег сказал, когда меня перед ним поставили. Будто бы ты в Полоцке злодейство против Владимира замышлял, чтобы воспрепятствовать его сватовству.

Столь наглая, откровенная ложь окончательно добила Ярополка. Пока он задыхался на морозе, собираясь с мыслями, Свенельд подступил к вознице, взял за шиворот и поднял на ноги.

– Люту голову при тебе отсекли?

– Нет, – замотал головой возница. – Я уж потом его увидел, неживого.

– Врешь. Вре-о-ошь, паскуда! У тебя на глазах сына моего казнили. И остальных тоже при тебе. Ты глядел и трясся, пока они умирали. И как тебе теперь? Хорошо живется? Рад, что спасся?

– Свенельд…

Воевода не стал его слушать.

– Сымай зипун, – велел он. – Валенки тоже сымай и к ним иди. – Последовал кивок на окоченевшие тела в санях. – Тебя с ними послали, с ними и оставайся. Коли встанут, то и ты можешь идти. А нет – околевай тоже.

– Оставь его, Свенельд, – раздраженно произнес Ярополк. – На гонцах отыгрываться – последнее дело. В смерти твоего сына не он виновен, а князь Олег. Вот с него и спросим.

– Не пойдешь ты против брата, знаю я, – буркнул воевода.

Пользуясь моментом, возница подхватил сброшенный тулуп и со всех ног припустил в людскую, надеясь затеряться там среди народа. К лошадям подскочили конюхи, за санями потянулись бабы, одна из которых издала несколько пробных горестных стонов и, настроившись, перешла на протяжный вой, тут же подхваченный остальными.

Свенельд сплюнул на снег. Пятно было красным. Должно быть, что-то прикусил себе во рту, пока скрежетал зубами в бессильной злости.

– Собирай дружину, – сказал ему Ярополк. – И воевод зови. Сегодня будем совет держать, а завтра выходим. Справим по твоему Люту славную тризну. Долго будут помнить древляне.

Не дожидаясь ответа, князь пошел в терем. Временами его передергивало от холода, но он ни кулаки в рукава не втягивал, ни на бег не переходил. Не мороз его одолевал, а предательство братьев.