Текст книги "Девять царств. Госпожа Жемчужина"

– Это… слишком невероятно… – пробормотала себе под нос Хайши.

– На следующее утро после смерти главной вышивальщицы абсолютно все ее ученицы ослепли. Несколько девушек покончили жизнь самоубийством, утопившись в колодце. Другие же, которые не могли вышивать вслепую, были отправлены обратно к себе на родину. Однако они все были сиротами. Можно представить, как сложились их жизни по возвращении домой. А Чжэлю… еще, считай, повезло.

– Чья это была идея? Не может быть… – Хайши изумленно запнулась. – Не может быть, чтобы это была идея дядюшки Ши!

– Когда главная вышивальщица умерла, дядюшка Ши был в Жоужане и покупал новый шелк. Когда он вернулся, все девушки уже были отосланы. – Черные глаза Чжоина печально заблестели. – Накануне трагедии прибыли люди из Золотого дворца и привезли специально для учениц главной вышивальщицы особый миндальный чай.

– Золотой дворец? – Не понимая, как это возможно, Хайши остановилась и ошеломленно произнесла: – Это был император?

Лето в Ванчэне выдалось очень жарким. В западной части столицы, в резиденции принца Чана, у лотосового пруда и озера Шилипин находился водный павильон Бегущие волны, известный как Кристальная обитель. Луна, отражавшаяся в воде у павильона Бегущие волны, была прекрасна. В воздухе звенел протяжный голос певицы, которая пела а капелла.

Подошел управляющий и доложил, что торговцы соколами уже прибыли. Принц Чан приказал певице покинуть зал. Служанки, которые давным-давно опустили во всем павильоне тончайшие бамбуковые занавески, тоже удалились одна за другой.

Управляющий пригласил в зал трех торговцев соколами. Даже в такую жаркую ночь они были полностью закутаны в черную шаль, которая закрывала голову, лицо, шею и тело. Доходя до талии, она была обмотана вокруг нее дважды, а ниже свисала к коленям. Два торговца, стоявшие слева и справа, поклонились, вежливо поприветствовав принца Чана. Третий торговец, стоявший в центре, продолжил стоять прямо. Принц Чан ничуть не удивился, лишь вяло спросил:

– Где соколы?

Главный торговец соколами слегка обернулся, но ничего не ответил.

Принц Чан с улыбкой продолжил:

– Покажи мне свой товар.

Склонившиеся в поклоне торговцы соколами внезапно распахнули свои шали. Принц Чан слегка прищурился:

– Ух ты! Какое блестящее оперенье.

За пазухой у них не было никаких соколов. Распахнув шали, они показали свои головы, покрытые блестящими золотистыми волосами, и глаза, которые были почти прозрачного холодно-голубого цвета.

– Это самые лучшие соколы?

– Лучше не бывает, – ответил главный торговец на местном языке царства Лэй. В его голосе слышался легкий столичный акцент.

– Если они не будут стоить своих денег, то я не заплачу ни гроша, – сказал принц Чан, продолжая веселиться.

Было безветренно, однако бамбуковые занавески, висевшие повсюду, внезапно качнулись. С крыши водного павильона упала черная тень. Вдруг в этой тени сверкнула яркая вспышка. Она хотела убивать. Стремительно, словно раскат грома, тень внезапно обрушилась прямо на голову главного торговца соколами. Светловолосые мужчины, стоявшие по обе стороны от него, ничего не сказали и даже не переглянулись. Один из них быстро встал, но было неясно, что он собирается делать. Яркая вспышка со звоном отлетела и, загудев, вонзилась прямо в пол совсем рядом со вторым торговцем. Оказалось, что это был длинный меч, окутанный зеленоватым светом. Воздух задрожал, и внезапно поднялся вихрь, с силой прижав всех к полу без возможности поднять головы и оглядеться. Бамбуковые занавески, прикрепленные к колоннам по всему водному павильону, поднялись вверх от мощных порывов ветра. Несколько десятков шелковых лент развязались и упали, а тяжелые гардины заколыхались с шелестом, напоминавшим звуки мощного ливня.

– Заклинатель ветра, – пробурчал принц Чан себе под нос. В глубине его глаз зажглись искры радости.

Согласно легендам, в мире существовало несколько магов, которые могли подчинять себе ветер. Однако и на восточном материке, и на севере их было очень мало, словно небожителей. Если за сотню лет кто-то встречал хотя бы одного, это считалось великой удачей. Внезапно напавшая на них черная тень бесследно исчезла. Принц Чан хоть сам и не владел боевыми искусствами, понимал, что все случилось по воле светловолосого торговца, призвавшего ветер. Удар тени был слишком внезапным: она ворвалась, словно молния, в одно мгновение разбившая камень. Но по сравнению с такой могучей, сильной бурей это было маленькой искрой, разлетевшейся от удара о камень. Буквально за несколько секунд две тени, находившиеся на расстоянии шести-семи чи друг от друга, опустились вниз. Это был смерч, который полностью окутал собой черную тень, удерживая ее. Порывы сильного ветра, будто невидимые острые лезвия, сковывали черную тень, не давая ей пошевелиться. Все это время второй светловолосый торговец продолжал склоняться в поклоне. Он был неподвижен, словно скала. Только что совсем рядом с ним, глубоко вонзившись в землю, упал меч, но он даже не отшатнулся. Его холодные голубые глаза не выражали никаких эмоций. Присмотревшись, можно было увидеть на его лице белый шрам. Это был след от клинка меча.

Глава торговцев соколами спокойно вздохнул и, глухо засмеявшись, сказал:

– Это была хорошая работа с максимальной отдачей и полной уверенностью в своих идеях. Если в вашем распоряжении есть такие способные люди, тогда достижение Великой цели не затруднит вас. К чему же покупать соколов в других местах, да еще и так далеко?

– Он пытался. – На лице принца Чана появилась свойственная ему легкая улыбка. – Когда он был в самом расцвете сил, он действовал вместе с другим человеком, чье мастерство было сравнимо с его собственным, но проиграл.

– Вот как? Я недооценил личную гвардию императора царства Чжун. – Главный торговец перевел взгляд на двух человек, находившихся в зале вместе с ним, и, неожиданно рассмеявшись, сказал: – Так это был ты.

Услышав его слова, человек, схваченный светловолосым мужчиной в оковы ветра, поднял свое темное лицо, но оно по-прежнему не выражало никаких эмоций.

– Отпусти его. Это генерал восточных земель. Только осторожно. – Услышав приказ, светловолосый мужчина убрал свои руки. Ветер постепенно стихал. Фу И расправил плечи и посмотрел на главного торговца соколами.

Принц Чан, улыбнувшись, сказал:

– Неплохо, неплохо. Оперенье красивое, а когти острые. Надеюсь, они справятся с первого раза.

– Я надеюсь, что, если Великая цель будет достигнута, ваше высочество пожалует мне обещанное вознаграждение.

– Если это случится, наше царство не будет вмешиваться в вашу войну и завоевание Цзяманя. Даю слово. Однако вы не хотите показать свое настоящее лицо. В будущем мне нужно будет заплатить вам за услугу, но я даже не знаю, кому должен платить.

Из-под шали раздался глухой смех. Главный торговец соколами поднял руку и скинул с головы шаль, которая спала прямо до талии, открыв его необычайно красивое лицо.

Принц Чан тихонько ахнул.

– Ты… король Цзопудуня! – В глазах Фу И вспыхнула искра.

– Генерал хорошо запомнил нашу короткую встречу в долине Пило, – произнес высокий светловолосый юноша. Его блестящие голубые глаза оживленно горели.

– Это тот самый гвардеец, который тогда в горах руками остановил стрелу прямо перед тобой? – Фу И холодно покосился на мужчину, который по-прежнему невозмутимо стоял, преклонив колено.

Король Цзопудуня ничего не ответил и лишь уклончиво усмехнулся.

– В нашей гвардии есть один кавалерист, который в точности похож на короля Цзопудуня. Это просто поразительно, – сказал принц Чан.

Король Цзопудуня удивленно приподнял свои золотистые брови:

– Прямо один в один? И сколько лет тому парню?

– Где-то двадцать четыре – двадцать пять, – ответил Фу И.

– По правде говоря, у меня действительно есть младший брат Дохань, который пропал без вести во время битвы на Алой равнине. Внешностью Дохань в точности походил на меня, словно брат-близнец. Было лишь одно отличие: он унаследовал черные волосы и глаза нашей матери – королевы Хунъяо. Когда началось сражение, он сидел на одной лошади со своим дядей – принцем Подоной. Когда армия царства Чжун отступила, мы пошли на поле боя искать его. Мы искали четыре дня и четыре ночи, но смогли найти лишь труп дядюшки. Ваши войска отрубили ему голову. Но Доханя нигде не было.

– Того парня, кавалериста императорской гвардии, зовут Чжоин, – сказал Фу И.

– Чжоин… – повторил молодой король Цзопудуня.

Обычно он очень бегло говорил на языке жителей восточных земель. Но сейчас в его голосе отчетливо слышался сильный акцент хуку. Казалось, на одно мгновение он подумал о чем-то родном. В его кристально-голубых глазах промелькнуло множество воспоминаний. Он с улыбкой посмотрел на принца Чана и сказал:

– Это точно Дохань. Тогда ему было как раз десять лет.

В том году Доханю исполнилось десять лет. Мужчины племени хуку брили волосы на голове дважды в жизни. Первый раз – когда им исполнялось десять лет, а второй – перед смертью. Будучи скотоводами-кочевниками, хуку жили там, где была чистая вода и зеленая трава. Их женщинам было непросто забеременеть, а новорожденные часто умирали в младенчестве. Поэтому детьми здесь очень дорожили. До десяти лет хуку считали мальчиков детьми и заплетали их волосы, нетронутые с самого рождения, в косички. Но в тот день, когда ребенку исполнялось десять лет, члены семьи сбривали его волосы и окропляли голову кровавым вином. С того момента мальчик становился взрослым мужчиной и уже мог принимать участие в битвах. Если же кто-то из кочевого народа хуку отправлял на войну мальчика, волосы которого еще не были сбриты, и тот умирал или был ранен, это считалось бесчеловечным преступлением, и в наказание хуку истребляли весь род ребенка.

– Тогда ты был еще совсем маленьким, бритым налысо мальчишкой. Это произошло всего через пару дней после твоего дня рождения, – проговорил Фан Чжу, неторопливо раскручивая свой округлый веер. Ночной ветер развевал его белые одежды. Вокруг царила полная тишина.

Чжоин уже не помнил, что произошло на его десятый день рождения. Однако он навсегда запомнил тот момент, когда впервые увидел Фан Чжу.

Он был совсем ребенком. Неизвестно, по какой причине его бросили одного на Алой равнине среди многотысячного войска. Он потерял сознание. Когда Чжоин очнулся, сражение уже завершилось, а большинство людей с восточных земель покинули поле боя. Один за другим, проходя мимо него, военные становились в строй. Никто даже внимания не обращал на маленького ребенка. Он сел на землю и крепко сжал свой спрятанный за поясом крошечный, словно игрушечный, кинжальчик. Мальчик не понимал, стоит ли ему заплакать или нет. В этот момент рядом с ним остановилась лошадь с рыжей гривой. Сидевший в седле юноша родом из восточных земель наклонился и пристально посмотрел на него.

Молодой человек снял свои доспехи. Под ними было вышитое одеяние, все перепачканное грязью и свежей кровью. Красочные, искусно вышитые узоры были насквозь пропитаны красным. Это была устрашающая красота. Хуку всегда смотрели свысока на узорчатые шелковые одежды, которые так любили жители восточных земель. Они не защищали от холода, не были прочными и очень часто рвались. Хуку считали, что их одежда была такой же хрупкой и хилой, как и сами люди, которые ее носили. Но как оказалось, среди жителей восточных земель можно было найти и того, кто спокойно улыбался, даже когда был весь в крови.

Глубокие и красивые иссиня-черные глаза мальчика проницательно смотрели на молодого мужчину. Его взгляд выражал детскую решимость и волю, словно у дикого зверя.

– Я спросил, как тебя зовут. Но ты ответил мне что-то неразборчивое. Тогда я понял, что ты не умеешь говорить на нашем языке. – Фан Чжу отложил округлый веер и протянул руку, чтобы подлить чай Чжоину.

Чжоин беспечно засмеялся и сказал:

– А что именно я тогда ответил? Я почти не помню никаких слов на языке хуку.

Фан Чжу тоже улыбнулся:

– Ты произнес несколько непонятных слов подряд. Когда я их услышал, мне показалось, что они созвучны с именем Чжоин, поэтому я и назвал тебя именно так.

Чжоин молчал. Тень луны, отражавшаяся в его чайной чашке, то появлялась, то исчезала, а он все продолжал смотреть на нее, как завороженный.

– Прошло пятнадцать лет. Ты никогда не думал снова вернуться в царство Хань?

В одно мгновение в груди Чжоина словно появилась черная дыра. Царство Хань… Место, в которое, как он думал, он больше никогда не сможет вернуться.

На равнинах за пределами царства Чжун зима и лето беспрерывно сменяли друг друга. Почти на протяжении всего года там бушевали сильные ветра. Лишь в короткое лето за три-четыре месяца погода налаживалась, а на пастбищах в изобилии росла кормовая трава. Все остальное время степной народ был вынужден скакать на своих лошадях: скакать быстрее волков, времени, холодной снежной бури и неминуемой смерти без права остановиться. Даруя степному народу пастбища на такой короткий срок, небо, кажется, было к ним слишком жестоким. Но даже в тяжелые времена они по-прежнему продолжали сохранять в своем сердце желание петь и веселиться. Они храбро жили, относясь к своей жизни как к состязанию по стрельбе из лука, где за любую ошибку приходилось платить. Помедлил – смерть. Засомневался – смерть. Стал слабым – смерть. Хуже другого – смерть. Их все устраивало. Они не жаловались на такую жизнь.

Откуда же у него была такая сладкая тоска по родине, которую нельзя было даже описать словами? Все просто: его кровь принадлежала хуку и, как бы судьба ни повернулась, это было невозможно изменить.

Чжоин опустил глаза и посмотрел на тоненькую чайную чашку, которую держал в своей руке. Прозрачный, словно зеркало, ободок чашки начал потихоньку, незаметно трескаться, образуя красивый узор, будто на льду. Чжоин поднял свои черные, как обсидиан, глаза. В них вспыхнули золотые искры. Он сказал:

– Отец, что вы хотите этим сказать? Я не понимаю вас. Если я вернусь обратно, получится, что те три года вашей работы прошли впустую. Я всегда считал, что вы больше всех на свете ненавидите что-либо делать понапрасну, разве не так?

Фан Чжу улыбнулся шире и сказал:

– Поговаривают, что несколько тысяч лет назад на северных пастбищах жил человек, которого звали Сыцзю. Он хотел приручить рожденного драконом пегаса, и ему потребовалось двенадцать лет, чтобы осуществить задуманное. Только когда его тело стало как камень, а волосы как солома, он наконец смог найти способ оседлать рожденного драконом пегаса. Пегас заржал и резво помчался между небом и землей, стуча копытами по радуге, грозовым тучам и облакам. И так прошло еще двенадцать лет. Еще двенадцать лет Сыцзю провел сидя на пегасе. В конце концов рожденный драконом пегас позволил себе подчиниться ему. Он превратился в красивую женщину, которая родила Сыцзю четырех детей. Эти дети и были предками четырех племен хуку, которые прозвали себя «внуками дракона».

Чжоин улыбнулся, но его улыбка выглядела немного натянутой.

– Зачем вы рассказали мне эту историю, отец? Я ее знаю даже лучше, чем вы.

– Когда я увидел тебя в первый раз, я понял, что ты крепкий жеребенок и не сдашься ни перед какими трудностями, а если подчинишься, то по доброй воле. И три года были вполне достаточным сроком, – сказал Фан Чжу и повернулся к Заиндевелому озеру. На том берегу в комнате Хайши горел свет.

– Ты уже молодой мужчина. Давай так: с сегодняшнего дня я не буду ставить караул у своей платки, а ты сможешь выбирать мечи, ружья, луки и арбалеты, которые есть в арсенале, по своему усмотрению. Если в течение трех лет тебе удастся убить меня, ты сможешь беспрепятственно вернуться в царство Хань. Однако если ты не сможешь убить меня… – Молодой генерал, сидевший на лошади, наклонился к мальчику. Шрам в уголке его губ растянулся, став похожим на улыбку. Он продолжил: – Ты будешь называть меня отцом и станешь во всем слушаться.

Сержант перевел его слова мальчику. В иссиня-черных, словно у маленького зверька, глазах вспыхнули золотые искры. Он выпалил что-то на языке хуку. Услышав его слова, сержант-переводчик слегка поежился. Фан Цзяньмин равнодушным голосом сказал:

– Не стоит так опасаться, это всего лишь ребенок.

Сержант был взволнован и одновременно рассержен. На лбу у него выступил пот.

– Этот маленький варвар сказал: «Я не просто убью его. Я поджарю на огне князя Цинхая, а затем съем его».

Фан Цзяньмин громко рассмеялся. Он протянул свои руки и с легкостью посадил мальчишку позади себя. После чего, подстегнув лошадь, быстро поскакал к своему отряду. На тот момент прошло уже два года после того, как умер предыдущий князь Цинхай. Фан Цзяньмин достиг своего совершеннолетия и унаследовал титул отца. Когда произошло сражение на Алой равнине, ему было не больше двадцати двух лет.

На третий год правления под девизом Тяньсян люди начали замечать, что тот красивый юноша, который постоянно ходил рядом с молодым князем Цинхаем, стал называть его своим отцом.

В сердцах обоих мужчин всплыла история давно минувших дней. Они молча сидели и смотрели, как листья лотоса колыхались от ветра на Заиндевелом озере.

– Однако было бы кощунством держать такую хорошую лошадь среди собак и свиней. Рано или поздно ты все равно вернешься в царство Хань. Я растил тебя пятнадцать лет. Я обучал тебя боевым искусствам. Все это было сделано для того, чтобы в один прекрасный день увидеть, как ты улетишь от меня, словно ветер, – тихим голосом произнес Фан Чжу и тяжело вздохнул.

– Но, отец, нынешняя обстановка слишком сложная. Я бы хотел остаться с вами в Ванчэне, – настойчиво произнес Чжоин.

– В последнее время в резиденции принца Чана начинается кое-какое движение. Похоже, что мятежники вот-вот проявят себя. Я бы тоже хотел, чтобы ты остался в столице, – Фан Чжу немного изменился в лице и снова печально вздохнул, – но есть причины, по которым мы не можем этого допустить. После того как Хайши увидела твоего старшего брата, она не может не догадываться о твоем прошлом. Ладно она, но тогда на горной дороге Тяньшань было еще множество других солдат и офицеров. Они все видели. Ты больше не можешь долго оставаться в столице. Нужно возвращаться в царство Хань, иначе тебя точно будут подозревать в измене. К сожалению, на данный момент это единственный возможный выход. – Он положил свой округлый веер и встал. – Проведи эти несколько дней со своей сестрой, пообщайтесь. Неизвестно, когда вы сможете встретиться в следующий раз.

Чжоин смотрел на то, как силуэт Фан Чжу плавно исчезал за углом веранды. Он снова сел и, положив правую руку, в которой держал чашку с чаем, на край скамейки, посмотрел на озеро. Чайная чашка уже давно треснула от крепкой хватки Чжоина, когда он на одно мгновение зажал ее в ладони. Однако его хватка была такой сильной, что хрупкие осколки резали друг друга, словно лезвия ножа, но были так плотно прижаты, что чай не вытекал. Он постепенно разжал свою сильную и красивую руку, на которой отчетливо прочерчивались мышцы. И чашка сразу же распалась на шесть-семь осколков. Чжоин стряхнул со своей ладони кусочки фарфора и остатки зеленого чая, которые, отразившись в лунном свете, друг за другом упали в Заиндевелое озеро.

– Отец, нынешняя обстановка слишком сложная. Я бы хотел остаться с вами в Ванчэне, – неожиданно для себя Фан Чжу повторил слова Чжоина. Он медленно шел по водному павильону «Извилистый поток», прикрыв, словно от нестерпимой боли, глаза.

– Дохань с детства был самым настоящим волчонком. Ничего на свете не могло его остановить. – Светловолосый юноша задумался, а затем продолжил: – Однако, услышав слова его высочества… Я действительно очень хочу увидеть этого волчонка, который пятнадцать лет воспитывался в лисьей стае.

– Возможно, однажды наступит день, когда двое этих великолепных зеленых соколов столкнутся с вашим младшим братом в поединке. – На лице принца Чана слабо поблескивали прозрачные капли.

– Жаль только, что я лично не смогу этого увидеть. – Король Цзопудуня наклонил голову набок и улыбнулся. – Я тороплюсь отправиться на запад от заставы Могэ, чтобы разведать обстановку в Цзямане.

Принц Чан знал, что между королем Цзопудуня Доло и королем Юпудуня Эрцзи существовала давняя вражда. Он подозревал, что Доло хотел побыстрее вернуться в Хуку, чтобы его поездка в царство Чжун осталась незамеченной.

– Ну что ж, тогда в ночь на новолуние будем вместе ждать хороших вестей, – сказал с легкой улыбкой Цзичан.

Король Цзопудуня снова прикрыл свои светлые волосы и лицо шалью и, подняв голову, посмотрел на императорский дворец, находившийся где-то в десятке с лишним ли от них. Дворец располагался на самой вершине горы, так что его было видно из любого уголка Ванчэна. Его извилистый фасад, словно нить жемчуга, светился в темноте.

С городской башни валил тяжелый дым, простираясь на десять ли. Глазурованная лазуритом черепица, покрывавшая крыши нескончаемых зданий, покачивалась на ветру под лунным светом, словно безмолвное лазурное море. Периодически на этих морских волнах поблескивал золотой песок. Это были золотистые глаза фигурок туньцзишоу[25]25
  Туньцзишоу, или чивэнь (кит. 螭吻) – в китайской мифологии безрогий дракон, который заглатывает предметы и пожирает позвоночник врага. Его фигурки часто устанавливали на крышах дворцов и домов, считая, что он охраняет от злых духов.


[Закрыть].

Только что сменилась третья ночная стража. На одной из двухярусных крыш сешань, возвышавшихся на шесть чжанов от земли, сидела Хайши, одетая в мужскую одежду. Она удобно устроилась, обхватив колени и положив на них подбородок. Глядя на слугу, который постукивал бамбуковой колотушкой, отбивая время, и на проходившую мимо ночную стражу личной гвардии императора, никто и подумать не мог, что на крыше ворот Умиротворения сидит человек. Ворота Умиротворения были главным входом, разделявшим внутренний и внешний дворцы. Глядя с них вниз, можно было отчетливо разглядеть простые галереи женской половины императорского дворца, тянувшиеся с востока на запад, с их загнутыми крышами.

За юго-западной угловой дверью послышались звуки подъехавшего экипажа. Это приехали слуги, заведовавшие погребами и запасами льда для личного пользования императора. Они привезли лед из хранилища у горного хребта Черного тумана и под покровом ночи, пока еще было прохладно, доставили его во дворец. Хайши прыжком поднялась на ноги и побежала по крыше ворот Умиротворения, а затем, подпрыгнув, бесшумно пролетела между дворцами и укрылась за двухскатной крышей дворца Бесконечности, которая выходила на юго-западные угловые ворота, ведущие к императорской кухне. Повозка с мулами, которая везла лед, сопровождалась несколькими гвардейцами из личной стражи императора и слугами, заведовавшими запасами льда. Когда она добралась до развилки, один из слуг незаметно ускользнул на северо-запад. Было странным то, что ни сопровождавшие повозку гвардейцы, ни остальные слуги не обратили на это внимания и как ни в чем не бывало продолжили путь на императорскую кухню.

Хайши перевела взгляд на отставшего от экипажа слугу. Он пошел дорогой, которая могла привести только к дворцу Феникса или дворцу Спокойствия. Дворец Феникса так и пустовал после происшествия, случившегося с принцессой Яньлина. Во дворце Спокойствия жила принцесса царства Лэй Тилань – Драгоценная наложница императора.

Во дворце Спокойствия все еще горел свет. На ветру развевались фиолетовые занавески в стиле государства Чжун.

Хайши выбралась из своего укрытия и, запрыгнув на крышу дворца Бесконечности, побежала в направлении дворца Спокойствия.

Мужчина, одетый как заведующий погребами и запасами льда слуга, подошел к боковой двери дворца Спокойствия. Он огляделся и протянул руку, чтобы открыть дверь, но неожиданно вспугнул ночную птицу, сидевшую на дворцовой стене. Он краем глаза увидел, как эта птичка упорхнула в безмолвную темноту. А высоко в ночном небе светил холодный полумесяц. Мужчина облегченно вздохнул и толкнул уже приоткрытую боковую дверь. Обернувшись, он плотно затворил ее и, не вглядываясь, словно хорошо знал дорогу, пошел по маленькой тропинке, ведущей в сад. Миновав галерею дворца Спокойствия, он обошел боковое помещение, где дежурили служанки, и направился прямо к маленькому павильону.

Служанки, стоявшие там у дверей, казалось, совсем не удивились приходу ночного гостя. Сложив руки в приветственном жесте, они поклонились и позволили ему пройти.

– Чжэньчу! – окликнул его слегка хриплый женский голос.

Он даже не успел ничего ответить, как услышал мягкий топот босых ног, быстро шлепавших по деревянному полу. В следующее мгновение девушка, одетая в нарядное одеяние, бросилась к нему в объятия, словно бабочка в огонь.

– Тилань, ты, как всегда, неосмотрительна. – Мужчина слегка нахмурился, но выражение его лица не было суровым.

Красные губы Драгоценной наложницы расплылись в радостной широкой улыбке.

– Когда главнокомандующий Тан в последний раз приезжал в Ванчэн? Так, дайте-ка подумать. – Она наклонила голову, ее черные волосы ниспадали на плечи пышной волной. – Это было летом позапрошлого года. Если я буду слишком осмотрительной, то боюсь, что так и состарюсь, больше не увидев тебя, – все говорила и говорила она своим нежным голосом, на последней фразе на ее лице появилась грусть.

Тан Цяньцзы беспомощно улыбнулся:

– Ну что это такое? Тебе уже двадцать восемь или двадцать девять лет, а ты все еще ведешь себя как ребенок. Когда же ты повзрослеешь?

Окно в комнате было приоткрыто, и фиолетовые занавески колыхались на ветру. Под карнизом загнутой крыши павильона можно было увидеть тоненькую тень человека, висевшего вниз головой. Это была Хайши. Увидев, что происходит в комнате, девушка удивленно приподняла брови. Тан Цяньцзы был командующим, который охранял границы государства. Приезжая в столицу, он непременно принимал участие в пирах, наслаждался музыкой и всячески развлекался. Не было ничего плохого в том, что он общался и хотел встретиться с кем-либо из дворца. Но то, что он тайно пробрался во дворец, чтобы встретиться даже не с чиновником, а с императорской наложницей, было немыслимо.

Хайши слышала, что много лет назад в соответствии со сложившейся традицией между двумя царствами, Лэй отправило в царство Чжун принцессу Цзыцзань. В свою очередь царство Чжун должно было отправить на западные земли одного из сыновей императора в качестве заложника. Поскольку мать Шуюня, наложница Сун, пользовалась большей благосклонностью у прежнего императора, чем мать принца Чана, наложница Не, было принято решение отправить в Чжун одиннадцатилетнего принца Чана, которого звали Цзичан. Но так получилось, что сопровождавшие его солдаты были совсем неопытными новичками. По традиции, когда сын императора отправлялся в дорогу, его должен был сопровождать один уцяньци со своим пятитысячным отрядом из личной гвардии императора. Но в тот раз наложница Сун подсуетилась и попросила военное ведомство выбрать худшего из числа новичков, сдававших императорский экзамен по боевым искусствам в тот год. Так, словно в насмешку, на место уцяньци был назначен пятнадцатилетний парень. Именно он вместе с пятитысячным отрядом новобранцев отправился в Лэй в качестве сопровождения принца Чана. Эта поездка больше походила на изгнание. Посланники царства Лэй даже осмелились повысить голос на сына императора. Прошел месяц с тех пор, как принц Чан покинул столицу. Пришли результаты письменного императорского экзамена по военному искусству. Оказалось, что тот пятнадцатилетний парень, которого в насмешку назначили на должность уцяньци, занял первое место в письменном экзамене, сильно обогнав своих соперников. Тем парнем был Тан Цяньцзы. Спустя три года началось восстание принца И, на стороне которого выступил и князь округа Фэньян – младший брат наложницы Не и дядя принца Чана. Цзичан немедленно послал гонца с письмом к Чжунсюю, в котором выразил свои глубокие соболезнования и искреннюю поддержку. За последующие восемь лет он оказывал немалую помощь, непрерывно отправляя по каналу Ингэ провиант и фураж из царства Лэй в царство Хань. После того как император Сюй взошел на престол, принц Чан вернулся из Лэй и привез с собой принцессу Тилань, отправленную царством Лэй в дар новому императору. Они приехали в сопровождении уцяньци Тан Цяньцзы. Несмотря на то что за прошедшие десять лет ему не было присвоено нового воинского звания, в свои двадцать пять лет он все еще считался весьма юным для этой должности. На тот момент принц Чан, которому исполнился двадцать один год, еще был достаточно молод. Он вел праздный образ жизни и ежедневно развлекался. Подданные, возлагавшие на Цзичана большие надежды, быстро разочаровались в нем. Поговаривали, что в течение этого смутного времени, которое длилось восемь лет, не принц Чан, а именно Тан Цяньцзы самолично занимался всеми секретными делами и отправкой провианта и фуража, в которых так сильно нуждалось царство Чжун.

Из окна доносились оживленные голоса. Хайши немного наклонилась и заглянула в щель между занавесками.

Тан Цяньцзы сидел на низкой тахте, а по-прежнему босоногая, словно ей было очень жарко, Тилань расположилась около него на полу и положила свою голову ему на колени:

– Чжэньчу, тебе сейчас следует быть осторожнее. Этот человек становится все более и более странным. Если ты будешь так активно проявлять свои способности, кто знает…

– Тебе не стоит об этом беспокоиться. Я буду счастлив, если у тебя все будет хорошо. – Тан Цяньцзы погладил ее длинные иссиня-черные волосы.

Тилань резко подняла голову и посмотрела на него:

– Ты не понимаешь, Чжэньчу. В нем уже не осталось ничего человеческого. Я… – Ее губы так сильно задрожали, что она не смогла дальше говорить и лишь протянула к нему рукав своего красно-синего одеяния, сшитого из шелковой ткани царства Лэй, оголив руку. Ее нежная белая кожа была вся покрыта синяками.

– Ты… – Спокойно лежавшие руки Тан Цяньцзы резко сжались в кулаки.

– Я боюсь, Чжэньчу, – со слезами на глазах произнесла Тилань. – Я боюсь умереть. Я боюсь… Как ты будешь тут жить один, без меня? А что будет, если ты умрешь? Я очень боюсь, что даже после четырнадцати лет страданий я так и не смогу быть с тобой.

Внезапно она схватила Тан Цяньцзы за плечо и, продолжая плакать, сильно укусила его. Это было не проявление нежности и не стремление сделать ему больно. Она просто хотела оставить на его теле свой след.

Тан Цяньцзы не имел плотное телосложение и уже много лет не принимал участия в сражениях. Его руки были больше похожи на руки штабного советника, чем на руки генерала-командующего. Однако он только стиснул зубы и позволил ей укусить себя.

– Я день и ночь молюсь Великому Дракону, но, кажется, он не хочет дать мне своего благословения. – Тилань ослабила хватку. Слезы капали с ее нежного личика ему на плечо. Иссиня-черные волосы закрыли почти все ее тело, и медленно, разделяя каждое слово, она произнесла: – Я ненавижу тебя. Я ненавижу тебя за то, что ты собственными руками подарил меня этому человеку.