Текст книги "Первая мировая. Убийство, развязавшее войну"

Глава I
В ТЕНИ ПРЕСТОЛА

Вдалеке от блеска заснеженной Вены худой, бледный молодой человек с водянистыми голубыми глазами продолжал наслаждаться жизнью, как и когда-то, в 1889 г. В его богато украшенных комнатах в пражском замке Градчаны он приглашал на обеды сослуживцев из 102-го чешского пехотного полка; посещал местных чиновников на их вычурных приемах и местных аристократов в их бальных залах в стиле рококо. Он ненавидел лебезящее внимание и постоянное наблюдение за его поступками, которого он удостаивался как австрийский эрцгерцог, племянник императора Франца Иосифа. Но бежать было некуда: в этой золоченой клетке благородное происхождение раздирало Франца Фердинанда привилегиями и обязанностями.

Сейчас ему было двадцать пять, светло-коричневые волосы были аккуратно подстрижены, тонкие маленькие кавалеристские усики… но Франц Фердинанд так никогда и не смог избавиться от ауры хрупкого и слабого человека, унаследованной им от своей покойной матери. Его отец, эрцгерцог Карл Людвиг, был сильным человеком, с такими же водянистыми голубыми глазами и твердым, решительным лицом, обрамленным густыми бакенбардами. Он был неизменно вежливым: внимательным, образованным и утонченным. Как говорила одна леди: «В нем не было ничего от высокомерия Габсбургов». Но любезность не могла скрыть реальности. Карла Людвига мало что интересовало за пределами искусства, религии и наук. После краткого пребывания на посту генерал-губернатора Тироля, во время которого он постоянно сталкивался с военными и политическими проблемами, Карл в конце концов удалился в частную жизнь.

Первая жена Карла Людвига, которую он нежно любил, Маргарита Саксонская, умерла в 1858 г., после двух лет брака. Второй раз он женился в 1862 г.: его супругой стала принцесса Мария Аннунциата, дочь покойного короля Обеих Сицилий Фердинанда II Неаполитанского, получившего прозвище «король-бомба» (La Bomba) за то, что подверг бомбардировке своих мятежных подданных. Девятнадцатилетняя, темноволосая, стройная, словно ива, результат пламенной страсти ее отца, она имела такое же хрупкое здоровье, как позднее и Маргарита. В течение года врачи диагностировали туберкулез. Ее слабые легкие заставили супружескую пару переехать в Грац, где, как она надеялась, горный воздух вылечил бы ее.

«Грац очарователен, – думал эрцгерцог, – он обладает всеми удобствами большого города, но лишен его недостатков». Здесь, в арендованном дворце Кюэнбург (Palais Khuenburg), пара ожидает рождения своего первого ребенка. Было четверть восьмого утра 18 декабря 1863 года, когда ребенок родился. Преподобный князь-архиепископ фон Зеккау (Seckau) крестил мальчика в тот же день. Мать Карла Людвига София наблюдала, как крестный отец эрцгерцог Франц Карл объявил имя ребенка: Франц Фердинанд Карл Людвиг Йозеф Мария. Первое имя – в честь австрийского деда, императора Франца I, второе – в честь его печально известного деда по материнской линии, короля Обеих Сицилий Фердинанда II Неаполитанского.

Затем последовали еще дети: Отто – в 1865 г., Фердинанд Карл – в 1868 г. и Маргарита София – в 1870 г. Детство Франца Фердинанда было неприхотливым и комфортным. Семья проводила зимы в роскошном венском дворце, весну и осень – в отдаленном охотничьем домике и идиллическое лето – в замке Артштеттен, располагающемся примерно в семидесяти милях к западу от Вены, рядом со знаменитым бенедиктинским монастырем в Мельке, в долине Дуная. Но одна вещь отсутствует: Мария Аннунциата, все более больная и истощенная, может принимать минимальное участие в жизни своих детей. Опасаясь, что может заразить сыновей и дочь, она запрещает им прикасаться к ней, целовать ее и даже вообще проводить с ней время. Став виртуальным незнакомцем в собственном доме, она живет в изоляции и слабеет с каждым годом пока наконец, смерть не настигает ее в мае 1871 г. в возрасте двадцати восьми лет.

Францу Фердинанду было всего семь лет, когда умерла его мать. Это событие не было неожиданным, и Мария Аннунциата едва ли играла важнейшую роль в жизни ее сына. Без сомнения, он скучал и оплакивал ее. Все подтверждали, что молодой эрцгерцог был погруженным в себя, любознательным и тихим мальчиком, и то, как на самом деле повлияла на него смерть матери, остается тайной. К счастью для Франца Фердинанда, его братьев и сестры, новое устойчивое влияние скоро появилось в их доме. Дважды овдовев, оставшись с четырьмя детьми, Карл Людвиг прождал всего два года, прежде чем женился в третий раз в июле 1873 г. Его новая невеста Мария Тереза была дочерью ссыльного короля Португалии Мигеля. Если Мария Аннунциата была тщедушной и замкнутой, то Мария Тереза – крепкого телосложения, веселой и красивой, с темными волосами и сверкающими глазами, что делало ее одной из самых красивых европейских принцесс. В свои восемнадцать лет она была почти на двадцать лет моложе своего мужа. Карл Людвиг был преданным, терпеливым и любящим мужем для своих первых двух жен. Но с появлением Марии Терезы, по крайней мере по слухам, что-то изменилось. Возможно, сыграла роль их разница в возрасте или тот факт, что молодые офицеры при дворе не скрывали своих восхищенных взглядов на его супругу, но эрцгерцог прошел путь от сочувствующего мужа до безжалостного ревнивца, терзающего свою жену и делающего ее жизнь часто невыносимой.

Сложно сказать, все ли было в этих историях правдой, но появление Марии Терезы не оказало драматического влияния на ее новую семью. Она не проводила различий между четырьмя детьми Карла Людвига и ее собственными двумя дочерями – эрцгерцогинями Марией Аннунциатой, родившейся в 1876 г., и Елизаветой, родившейся в 1878 г. Мария Тереза была всего на восемь лет старше Франца Фердинанда, но она дала ему и его братьям то, что они никогда не знали: мать. Впервые им суждено было узнать, что такое материнская любовь и ласка. Для Франца Фердинанда она была просто «мама», а он для нее – «Франци» (Franzi).

Молодой Франц Фердинанд нуждался во внимании. От рождения он был нежным и восприимчивым ребенком, и первые впечатления его жизни не всегда были только благоприятными. «Франци был в плохом настроении, – замечал его дядя император Франц Иосиф, когда отмечалось его трехлетие в 1866 г., – но он разговаривает очень хорошо». Все отмечали, что он был очень замкнутым и даже держался в стороне от своих братьев и сестры. Фердинанд Карл и сестры были моложе его, чтобы быть хорошими друзьями, а Отто, хотя и был младше, – затмевал своего брата, превосходя его в верховой езде и на занятиях фехтованием и отличаясь от брата жизнерадостным характером. Отто любил шумное времяпрепровождение, а Франц Фердинанд предпочитал уединенные занятия: длительные прогулки, одинокие поездки в тележке, запряженной ослом, чтение, а во второй половине дня он играл в одиночестве со своими кроликами. Охота стала его излюбленной страстью. Он проводил много часов в лесу, ожидая удобного случая, чтобы испытать свое мастерство. В возрасте девяти лет он совершил свое первое убийство, открыв счет последующим охотничьим трофеям. «Я могу себе представить, как вам хорошо!» – писал его кузен, кронпринц Рудольф.

Даже получение образования не предоставляло Францу Фердинанду возможности выбраться из своей скорлупы. Как и многие другие принцы, его занятия проходили в школьной комнате в замке, предметы вели специально приглашаемые преподаватели, и у него не было шансов встречаться с другими мальчиками, а строгий режим длился с утра до вечера, шесть дней в неделю, за исключением редких праздников. Граф Фердинанд Дегенфельд (Ferdinand Degenfeld), лишенный воображения бывший армейский офицер, руководил занятиями непростой учебной программы, по таким предметам, как арифметика, немецкий, грамматика, география, история, литература и религия.

Не удивительно, что эрцгерцог, находясь в семье консервативных, католических Габсбургов, получил такое же традиционное, консервативное образование. Высказывались реакционные взгляды, а противоположные точки зрения подавлялись. Профессор Отто Клоп (Otto Klopp), который преподавал своему ученику уроки истории, отличался близорукостью и нетерпимостью. Либеральная политика, опасности современной мысли и мрачные предупреждения о росте прусской угрозы, представляющей опасность для божественной миссии Габсбургской монархии, являлись отличительными чертами этих уроков. Клопа так волновало, что противоречивые идеи могли повлиять на его ученика, что он даже лично переписал для юного эрцгерцога учебники по истории, чтобы удалить нежелательные и пагубные политические понятия.

Религиозное обучение только усиливало этот подход. Готфрид Маршалл (Gottfried Marschall), священник семьи Карла Людвига, вел уроки по истории католической церкви и доктрине. Хотя он часто и описывается как человек либеральных наклонностей, но в действительности Маршалл был глубоко консервативным. В его лекциях подчеркивались религиозные обязанности молодого эрцгерцога, которые ему придется на себя принять в качестве члена католической семьи Габсбургов. Сам Франц Фердинанд только упрощал его задачу: даже в юности он был необычайно благочестивым, увлекался церковными ритуалами и мог часами стоять в тени дворцовой церкви, впитывая атмосферу чарующей мистики. Личная предрасположенность и лекции Маршалла оставили свой след. Душевные поиски Франца Фердинанда привели его к религии: его твердая католическая вера давала ему ответы на все важные философские вопросы, и он не видел причин сомневаться в учении и мудрости церкви. Однако он был во многом свободен от религиозной нетерпимости. Слишком многие люди, как думал Франц Фердинанд, были неискренни в своей вере. Те, кто исповедовал свою религию с искренностью и благочестием, всегда вызывали его восхищение. «В конце концов, именно это является важным, – озвучил он однажды это свое отношение, – а являются ли эти люди христианами или мусульманами – имеет гораздо меньшее значение».

Немецкий был основным языком для любого эрцгерцога Габсбурга, но были и уроки французского, английского, чешского и венгерского языков. Но большая часть усилий Франца Фердинанда в их изучении пропала даром. «Ему было свойственно отсутствие каких-либо талантов к языкам», – писал один министр правительства. Он владел французским достаточно хорошо, но его английский оставался расплывчатым и невнятным. Временами он начинал неплохо на нем говорить, но тут же спотыкался и неловко подбирал слова. Крайне сложный венгерский язык давался ему тяжелее всего. Франц Фердинанд брал уроки венгерского языка всю свою жизнь, но так и не смог на нем нормально говорить.

Гимнастика, верховая езда, плавание, фехтование, танцы занимали вторую половину дня; вечером Карл Людвиг давал ему уроки истории искусств и приглашал изобретателей, писателей, поэтов, музыкантов и ученых с познавательными лекциями. Позднее были уроки военной истории, военно-морские маневры, архитектура и инженерное дело; будущий австрийский премьер-министр Макс Владимир Бек преподавал гражданское и конституционное право. В обучении не пренебрегали ничем, но результат получался неоднозначным. Образование сделало Франца Фердинанда всесторонне развитым молодым человеком, со знаниями во многих областях, но с истинным пониманием лишь нескольких. Он презирал арифметику и литературу, наслаждался историей и больше всего обожал свое непродолжительное изучение архитектуры. Репетиторы регулярно жаловались на то, что им приходится постоянно возвращаться назад, что у эрцгерцога не хватает концентрации, он постоянно пребывает в своих мыслях, вместо того чтобы сосредотачиваться на занятиях. Возможно, часть вины в этом лежит на самой достаточно бездарной системе обучения. Впрочем, никто никогда не сулил Францу Фердинанду будущее ученого. Его дни были настолько заполнены разнообразными лекциями, что «все превращалось в одну мешанину». В результате он «научился всему и ничего не знал».

Казалось, что судьба Франца Фердинанда предопределена с самого рождения: образование, карьера в армии и, возможно, некоторые церемониальные обязанности от лица императора. Шанс, что он когда-либо вступит на престол, был очень небольшим. В конце концов его дядя Франц Иосиф был еще жив; его двоюродный брат наследный принц Рудольф еще не женился и при нахождении подходящей супруги у него будет наследник; и собственный отец Франца Фердинанда, Карл Людвиг, тоже стоял перед ним в очереди на престол империи. Образование Франца Фердинанда даже и не предполагало такой возможности. Его жизнь обещала быть приятной и комфортной, посвященной повышению престижа династии Габсбургов, с небольшим числом возможностей для личных интересов и выбора собственного пути, который был бы далек от предписанного традицией.

Но неожиданная возможность изменения такого порядка вещей пришла, когда Францу Фердинанду исполнилось двенадцать. Находящийся в изгнании герцог Франц V Моденский (Franz V of Modena), эрцгерцог Австрии-Эсте, умер, не оставив наследников. По своему 500-страничному завещанию герцог оставлял большое состояние и многочисленные имения тому наследнику из рода Габсбургов, кто присоединит титул Эсте к своим и продолжит эту линию. Карл Людвиг посчитал, что поскольку его сын стоит далеко внизу по линии наследования престола, то изменение его имени не будет иметь решающего значения, и предложил Франца Фердинанда на роль наследника. Молодой эрцгерцог не был в восторге от добавления титула «Эсте» к своему имени, хотя это и представлялось лишь небольшим неудобством. В конце концов это был итальянский титул, и он поделился со своей мачехой своим предубеждением против страны, которая еще не так давно объединила свои территории за счет земель Габсбургов. Позднее он открыто выступал против титула эрцгерцога Австрии-Эсте, чувствуя, что итальянское название будет его выделять как иностранца в среде Габсбургов. Еще больше его беспокоило другое условие: чтобы получить наследство, ему нужно было овладеть практическими знаниями итальянского языка в течение года. Будучи не особо талантливым лингвистом, он отчаянно сражался с итальянским, пока не приобрел достаточный уровень его знания, чтобы удовлетворить будущих экзаменаторов.

Юный Франц Фердинанд стал теперь, по крайней мере теоретически, одним из богатейших эрцгерцогов. Его наследство в Эсте включало в себя знаменитую виллу д’Эсте эпохи Ренессанса недалеко от Рима, замок XVI в. Кастильо де Катайо (Castillo de Catajo) в окрестностях Падуи, дворец Моденских (Modena Palais) в Вене, поместье Хлумец (Chlumetz) в Богемии и другое имущество, наряду с обширной коллекцией оружия, доспехов и художественных ценностей. Все это представлялось очень многообещающим, но, как выяснилось позднее, другие условия этого 500-страничного завещания связывали Францу Фердинанду руки. Неоспоримые активы перевешивались финансовыми обязательствами. Ничто из завещанного имущества не могло быть продано, и годовые расходы на содержание родственников в Эсте, пенсии для слуг и содержание работников превышали любой возможный доход, который он мог бы получать.

По крайней мере после окончания формального обучения Франца Фердинанда хотя бы военные науки принесли ему награду. В 1878 г., когда император сделал своего племянника почетным лейтенантом пехотного полка, Франц Фердинанд был вне себя от счастья. Присвоение почетного армейского звания дало свои результаты в 1883 г., когда он получил звание лейтенанта 4-го кавалерийского драгунского полка императора Фердинанда, расквартированного в Энсе. «Я офицер телом и душой, – с гордостью говорил он. – На мой взгляд, во всем мире эта профессия самая благородная и возвышенная». И эрцгерцог начал отсекать все лишнее, считая карьеру военного единственно приемлемой для себя.

Вступление в армию ознаменовало собой значительный поворот в прежней, беззаботной жизни эрцгерцога. Франц Фердинанд был осторожен во всем, что он делал. Это был урок, которому его учили с самого рождения: будучи принцем, ему следовало избегать влияния тех, кто хотел получить от него личную выгоду или пытаться лестью завоевать его дружбу в личных целях. Он должен был быть приветливым, но не фамильярным, честным, но не простодушным. Все его поступки отражались на репутации семейной династии: ошибки и незначительные упущения, допустимые для простых офицеров, для эрцгерцога Габсбурга могли стать тяжким грехом против императора.

По своему темпераменту и склонностям Франц Фердинанд не принадлежал к тем веселым беззаботным молодым людям, которые легко могли скатиться вниз, попав в дурное окружение. Хотя ему было действительно хорошо в армии, он представлялся окружающим отчужденным и нетерпимым. Товарищи-офицеры расценивали его застенчивость как раздутое самомнение, а необщительность трактовали как презрение. Имея мало возможностей общения с другими людьми, Франц Фердинанд так никогда и не научился скрывать свои чувства; вспышки гнева, которые могли восприниматься в семейном кругу смешными, в глазах тех, кто рассчитывал на благосклонность Габсбургов, выглядели по-настоящему страшными. Эрцгерцог ненавидел притворство и никогда не пытался завоевать себе товарищей. Это одно из самых часто встречаемых обвинений эрцгерцога. Францу Фердинанду не хватало одной вещи, наиболее ценившейся в Австрии: обаяния.

Молодой эрцгерцог присоединялся к своим товарищам за шумными ужинами и выпивкой, но не мог отказаться от своей природной сдержанности. Однако не стоит отказывать ему в некотором снисхождении. Франц Фердинанд был не особенно красив: худощавый, лопоухий, с тяжелыми набухшими веками, словно бы он был на грани бодрствования и сна. Юный, привилегированный, впервые оказавшийся вне присмотра воспитателей, он столкнулся лицом к лицу с незнакомым миром с его искушениями. И еще его младший брат Отто показал себя настоящим адептом в наслаждении самыми разнообразными жизненными соблазнами.

Отто всегда отличался жизнелюбием и страстной тягой к удовольствиям. В отличие от сдержанного и спокойного Франца Фердинанда Отто был шутником. Однажды он написал на открытке с изображением моряка своему брату: «О-ла-ла от матроса!» Люди называли его «красавчик Отто», и всеобщее внимание вскружило ему голову. У него были некоторые садистские наклонности, и его «поведение было темой для городских сплетен». Многие слухи про Отто были явно сомнительной достоверности. Он якобы лишал животных возможности пить на несколько дней, а потом давал им воду, позволяя пить избыточно и умирать в муках; или что он привязал раздетого солдата к воздухонагревателю и наблюдал, как его кожа покрывается волдырями. Даже рассказывали о том, что однажды Отто убил военного курсанта, заставив того лить себе бренди в горло до тех пор, пока тот не умер от алкогольного отравления.

Франц Фердинанд не поддавался таким порокам, хотя по молодости также порой вел разгульную жизнь. Он танцевал, пил и охотился со своим братом и товарищами-офицерами. Наряду с публичными выходками были и приключения более интимного характера. Франц Фердинанд однажды выразил довольно сомнительное восхищение физическими прелестями актрисы Мицци Каспар, женщины, которая разделяла постель с его кузеном Рудольфом, а некоторые певицы и танцовщицы скорее всего познакомили его с тайнами секса.

2 июля 1885 г. женщина по имени Мэри Жонке (Mary Jonke) родила мальчика, которого назвали Генрихом. Она утверждала, что Франц Фердинанд был его отцом, и в апреле следующего года пыталась подать в местный районный суд на эрцгерцога. После некоторых переговоров Франц Фердинанд согласился выплатить ей около 15 000 гульденов (около $150 000 в пересчете на 2014 г.), чтобы прекратить все дальнейшие претензии. 29 августа 1889 г. двадцатиоднолетняя Мэри Хэн (Marie Hahn), служащая из пражского магазина одежды, родила сына, которого она назвала Курт. Как и Жонке, она также настаивала на том, что Франц Фердинанд был его отцом. Придворный выслушал ее претензии и дал совет Хэн, что если она подаст дело в суд, то только потеряет; деньги Габсбургов купили ее молчание.

Появление внебрачных детей у Габсбургов едва ли можно было назвать скандальной новостью: они были даже у императора Франца Иосифа. В случае с Францем Фердинандом ни одно из таких утверждений не было когда-либо доказано. Возможно, эти женщины действительно имели отношения с Францем Фердинандом. Но независимо от того, были ли эти обвинения правдой или нет, Франц Фердинанд не мог рисковать и доводить дело до подачи иска на отцовство в суд. Но эти слухи, ходившие по Вене, только усилили негативные стереотипы о нем. Несколько неожиданным стало то, что кузен Франца Фердинанда Рудольф, несмотря на собственную репутацию в этом вопросе, неожиданно пришел ему на помощь. Наследный принц знал слишком хорошо, как быстро распространяются слухи среди императорского двора и как они формируют людское мнение. Франц Иосиф, будучи сам уже не при дворе, тем не менее, казалось, был в курсе всех самых последних семейных скандалов и на собственном опыте знал, как быстро пузыри сплетен раздуваются в обвинения. В надежде спасти своего кузена от подобной судьбы Рудольф предостерег Франца Фердинанда от того, чтобы проводить слишком много времени вне своего полка и чрезмерно предаваться удовольствиям. Он сказал, что «нужно наслаждаться своим здоровьем в полном объеме, но всегда в меру и с умом». Эрцгерцогу не следует «отправляться на конную прогулку или на охоту слишком рано», так как это может повернуть расположение императора против него. Временами Франц Фердинанд даже начинал протестовать. «Вы должны признать, что с Отто и со мной обходятся несправедливо, – пожаловался он Рудольфу в 1888 г. – Как только видят, что мы отправляемся на охоту или какие-нибудь никчемные танцы, так сразу крик негодования поднимается на всю Вену, на весь Двор, а в армейском кругу нам ставят в вину уклонение от нашего долга».

Еще больше предупреждений приходило от эрцгерцога Альбрехта, пожилого педанта императорской армии. Альбрехт искренне любил Рудольфа и был убежден, что общение с Францем Фердинандом не принесет тому ничего хорошего. Рудольф постоянно сетовал на «беды и несчастья, через которые я должен пройти вместе с ним», и если Франц Фердинанд не будет осторожен, он столкнется с таким же увещеванием. Нельзя сказать, чтобы Франц Фердинанд что-то предпринимал, получив очередное оскорбительное письмо Альбрехта. Альбрехт жаловался на то, что Франц Фердинанд был слишком отстранен с некоторыми пожилыми джентльменами и слишком приветлив с молодыми женщинами. Не имело значения, что делал эрцгерцог: все его действия представлялись неправильными. Франц Фердинанд старался не обращать на все это внимания, продолжать свое приятное времяпровождение, лишенное пока рутины и обязательств, ожидавших его в обозримом будущем.

Но будущее резко изменилось утром 30 января 1889 г. Попытки достучаться в запертую дверь спальни охотничьего домика Рудольфа в Майерлинге не принесли успеха. Никому не хотелось устраивать сцен: Рудольф должен был быть там со своей последней любовницей, молодой и глупой баронессой Марией Вечера (Mary Vetsera). После нескольких часов продолжающегося молчания взволнованные слуги сломали дверь. Вечера лежала на матраце, одинокая красная роза была зажата в ее холодных руках, в ее голове зияла рана; с другой стороны кровати на запятнанных кровью простынях лежало тело Рудольфа, из его рта сочилась кровь, а верхнюю часть головы словно бы срезало. В совместном акте самоубийства он убил ее первой, просидел с ее телом несколько часов и наконец всадил пулю в свой собственный мозг.

В Майерлинге разыгралась ужасная мелодрама, сцена реальной жизни словно бы из плохого романа, абсолютно недопустимая и возможная скорее для буржуа. Самоубийство кронпринца, католика и Габсбурга, повергло императорский двор в панику. Слухи, ложь и самые невероятные истории распространялись в тщетном усилии скрыть нелицеприятную правду, которую Вене в итоге все же пришлось признать. Смерть Рудольфа была последним пунктом в плане его мести: это был не просто акт отчаяния и депрессии, но и выражение его несбывшихся мечтаний, и ответ на холодное отношение непреклонного отца, который не видел для него никакой роли и не давал ни малейшего намека надеяться на другое. Перед самым самоубийством Рудольф написал письма матери, жене и сестре, в которых объяснял свой поступок. Но ни одной строчки не было отправлено его отдалившемуся отцу.

Все люди были в шоке, но, пожалуй, никто больше, чем Франц Фердинанд. Получив во второй половине дня срочную телеграмму с трагическим известием, он разорвал ее в клочья. Он уехал в Вену и прошел холодными, горестными улицами за траурным кортежем, с каждым шагом все больше осознавая, что его жизнь изменилась навсегда. Как-то раз, несколько лет назад, Рудольф, указывая на подходящего Франца Фердинанда, пошутил: «Человек, идущий к нам, станет императором Австрии». Тогда это казалось абсурдным, но теперь Рудольф был мертв; дочь покойного кронпринца Елизавета могла претендовать на престол только в том случае, если не было больше никаких Габсбургов мужского пола. Теперь между Францом Фердинандом и троном стоял только его отец, Карл Людвиг.

При всех своих пороках благодаря своему легкому характеру и либеральным взглядам Рудольф был популярной фигурой. Люди мало знали Франца Фердинанда. В популярности он проигрывал не только Рудольфу, но и своему беспутному брату Отто. Вплоть до самой Вены Франц Фердинанд представлялся «серьезным, строгим, почти мрачным». Сплетни рисовали его недалеким, консервативным и религиозным фанатиком, а его возможное восшествие на престол расценивалось как зловещий сигнал для всей Австро-Венгрии.

Похороны стали тяжелым испытанием для императора. Скорбя о потере своего сына, Франц Иосиф был вынужден взглянуть фактам в лицо и принять человека, который после произошедшей трагедии займет место его наследника. Дядя и племянник никогда не были близки, и они никогда не понимали друг друга. Франц Иосиф был консервативным и приверженным традициям человеком. Таким же, по крайней мере в это время, был и Франц Фердинанд, но дядя подозревал его в противоположном. Он считал, что Франц Фердинанд тайно вынашивает опасные либеральные идеи; это был иррациональный страх, основывающийся на более чем сомнительных слухах и дружбе Франца Фердинанда с Рудольфом, к сожалению, теперь покойным. Не в силах преодолеть свои личные пристрастия, император просто перенес свое разочарование Рудольфом и на жизнь Франца Фердинанда. Однако являясь бастионом традиции, Франц Иосиф преклонился перед судьбой. В конце концов Карлу Людвигу было уже почти шестьдесят, и, даже если он и переживет своего старшего брата на несколько лет, его царствование не будет долгим. И было неизбежно, что Франц Фердинанд в один прекрасный день, а возможно даже, что и в скором времени, взойдет на престол. Ходили даже слухи, что Карл Людвиг пытался отстраниться от правопреемственности престола, так что понятны тревоги Франца Иосифа относительно характера и политических пристрастий его племянника.

Встреча между дядей и племянником носила кратковременный и напряженный характер, и у Франца Фердинанда сложилось четкое впечатление, что император опосредованно обвиняет его в том, что Рудольф покончил жизнь самоубийством. «Это выглядело так, словно бы нелепость Майерлинга была моей виной, – жаловался он в одном разговоре. – Раньше он никогда не общался со мной так холодно. Казалось, что один его взгляд пробуждал во мне неприятные воспоминания». По крайней мере по правилам, если не фактически, Франц Фердинанд должен был быть признан наследником престола, но Франц Иосиф отказался это сделать. Создавалось такое впечатление, словно бы племянник виновен в смерти его сына, и такое признание было для императора слишком большой уступкой и слишком болезненной раной. «Я пока не знаю, – говорил Франц Фердинанд, – стал я наследником или нет».

Франц Иосиф также остался не в восторге от прошедшей встречи. Он жаловался, что на протяжении всей беседы его племянник «выглядел очень бледным и, пожалуй, страдает от хронического кашля». Франц Фердинанд не внушает доверия. «Я не могу быть о нем высокого мнения, – признавался Франц Иосиф. – Даже и не стоит сравнивать его с Рудольфом. Он совсем другой». Насколько отличались эти двое молодых людей, сейчас уже никто не сможет сказать. Время проявит сильные и слабые стороны Франца Фердинанда еще явственнее, чем кровь, связавшая обоих братьев: оба злополучных наследника Франца Иосифа преждевременно пали от пули.