Текст книги "Йога-клуб. Жизнь ниже шеи"

2 марта

Сижу за столиком на веранде и жду, пока Джессика допьет свою утреннюю тошнотворную кружку, чтобы пойти вместе на занятия. Если честно, я бы лучше осталась в бунгало. Но я решила практиковать самтошу. Вот и жду хоть какого-нибудь результата.

На занятиях чувствую себя неповоротливым комком жира. Ничего не получается. Я не такая сильная и не такая гибкая, как остальные участники. Мои мышцы не разработаны, и, стоя во всех позах, я дрожу. Смотрю на руки Лары и Джейсона, когда те делают стойку на руках, и чувствую себя такой неполноценной, словно бледная немощная чахоточная девица из романа девятнадцатого века.

Вчера Лу подошел к моему коврику с таким оскорбленным видом, будто я тряслась ему назло.

– Посмотрите на свое колено, – прошипел он, – внимательно!

Я посмотрела на свое колено – внимательно! – но ничего особенного не увидела.

– Ваше колено! – повторил Лу, потом схватил его и поправил. – В этой позе оно всегда должно быть под углом девяносто градусов! У вас угол сорок пять градусов и колено завернуто внутрь! А все потому, что вы не стоите на сильных ногах.

Я дышала, высунув язык, как набегавшаяся собачка.

– Лу, у меня мышцы неразвиты…

– Они и не разовьются, если будете ТАК стоять.

Когда через несколько минут я села отдыхать в позу ребенка, потому что уже была готова копыта откинуть, Лу снова подошел ко мне и сказал:

– Со следующим вдохом возвращайтесь в позу.

Я как будто в армию попала.

Однако есть одна асана, которая у меня идеально получается: поза трупа. Моя любимая. Обожаю валяться на спине и притворяться мертвой. Лу говорит, что шавасана у меня особенно хорошо получается. Ха-ха!

Сегодня мы лежали в позе трупа, и я обратила внимание на звук в ушах, несмотря на то что мое сознание периодически отключалось. Звук был похож на жужжание и доносился с рисовых полей – как будто кто-то рассекал по ним на «Харлей Дэвидсоне». До меня не сразу дошло, что это бензопила.

Лу попросил нас выйти из шавасаны для медитации, которую вела Индра. Мы восстали из мертвых и начали медитировать, но я не могла удержаться и оглянулась – было интересно, откуда же берется этот звук.

– Закрой глаза, дитя мое, – проворковала Индра и подмигнула мне.

Я тут же захлопнула глаза и напустила на себя медитативный вид. Медитация началась с обычного сосредоточения на дыхании, потом несколько минут мы слушали сердце и прочее, как всегда, но потом Индра сказала одну вещь, которая, кажется, предназначалась конкретно для меня:

– Иногда во время медитации легко отвлечься на посторонние звуки и происходящее вокруг.

Я чуть не рассмеялась, потому что в тот самый момент бензопила взревела, а потом еще раз, на более высокой ноте, как будто издевалась над нами. Ну, в самом деле, разве может настоящего йога отвлечь такая мелочь?

И тут Индра попросила нас представить, что звук пилы раздается не в павильоне, а глубоко внутри нас.

К тому моменту визг раздавался уже у самого входа в вантилан. Мне невольно вспомнился фильм «Техасская резня бензопилой», и тут уж я никак не могла убедить себя, что этот звук исходит изнутри. Нет, такие звуки издают только маньяки с пилой. Я вполуха слушала Индру, которая вещала о нашей неспособности контролировать окружающую обстановку:

– Мы можем арендовать этот вантилан, но не в силах контролировать местных жителей, которые должны строить новые бунгало. Мы не в силах контролировать растущую экономику этой страны. Однако свои реакции нам под силу обуздать, если мы научимся дисциплинировать ум.

– Итак, всего на мгновение сейчас представьте, что эта пила не в руках рабочего, который орудует над стволом дерева. Представьте, что это вы распиливаете на куски свои навязчивые мысли… свои сожаления… свои страхи. Этот невероятно надоедливый звук – на самом деле ваш внутренний строитель, который сейчас придает форму вашей энергии, срубает лишние ветки привязанности, которыми заросли ваши чакры. Эти ветки загораживают свет и душат вашу способность к пониманию.

Правда? Увы, я никак не могла соотнести ее слова со своими мыслями. У меня возникла такая картина: маньяк с пилой из фильма корчится на полу в клетке, которая, видимо, представляла мое сознание (и была почему-то похожа на камеру в русской тюрьме), и пилит ту меня, которая боится будущего и стыдится прошлого. Моего полного страхов двойника.

– Итак, ваши чакры сейчас, одна за другой, освобождаются от одеревенения привязанности. Вы лишаетесь опутывающих вас ветвей нерешительности и неверного восприятия, вы ощущаете легкость…

Маньяк принялся отпиливать моему двойнику руки и ноги.

– Вы становитесь счастливее и веселее…

Руки и ноги моего двойника отвалились. Кровь хлестала фонтаном и была похожа на морс.

– Вы приближаетесь к единению с безраздельной жизненной сущностью, с вечным началом…

Вдруг в камеру вошел еще один мой двойник. У этого, куда более бесстрашного и сердитого на вид, был в руках автомат Калашникова: мой крутой двойник. Он нацелил автомат на маньяка. Тот огрызнулся своим уродливым ртом, с которого капала слюна, и бросился на двойника с бензопилой.

«Хочешь получить пулю, урод? – процедил мой второй двойник, ткнув в маньяка автоматом. – Хочешь узнать вкус свинца?» И только маньяк ринулся на него, подняв пилу, как мой двойник выпустил в него автоматную очередь! Маньяк, как в замедленной съемке, повалился назад, когда пули прошили его насквозь, задергался, сложился пополам и упал на пол. Там он еще пару раз дернулся и затих. Пила по-прежнему визжала, отдаваясь эхом от цементных стен унылой камеры, точно оплакивала кончину своего обладателя.

Тут я вовремя вспомнила про чакры и представила, как мой второй двойник подбирает все еще работающую пилу и принимается отсекать те самые ветки и прочий мусор, засоряющий мои чакры. Я знала, что чакры – это энергетические центры, но забыла, сколько их и где они находятся в теле, поэтому представила, как мой двойник при помощи бензопилы расчищает от листьев такие разноцветные лампочки. Их было примерно шесть – восемь.

Потом я перевела взгляд на своего первого двойника. Он был еще жив. И хотя чисто технически тот первый двойник был для меня обузой, я все же представила, как крутая девица с бензопилой подбирает его руки и ноги и присобачивает обратно к телу каким-то хитрым паяльником, который висел у нее на поясе. А потом, подмигнув несчастному первому двойнику и шлепнув его по заднице, отправляет на все четыре стороны.

– Теперь сделайте глубокий вдох, – проговорила Индра. – Задержите дыхание. Выдох. Отлично. А теперь задышите так, будто родились заново.

3 марта

Итак, мы уже выяснили, что в позе трупа мне нет равных. А вот что у меня из ряда вон плохо получается, так это ходячая медитация.

К примеру, сегодня утром мы с Джессикой решили прогуляться по деревне гуськом. Она показывала мне, как медитирует и считает шаги, чтобы я могла сделать то же самое. Смысл медитации в том, чтобы передвигаться в пространстве, не отвлекаясь на раздражители и желания. Сконцетрировав взгляд на горизонте, проживать каждый шаг, присутствуя в нем. Делать шаг лишь для того, чтобы сделать шаг, не преследуя какой-либо цели.

По утрам белые туристы по всей деревне занимаются ходячей медитацией. Прямо «Рассвет йогических мертвецов». Только вот разница в том, что если бы мы были зомби, то рыскали бы в поисках человеческой плоти. Но поскольку мы не зомби, то рыщем в поисках… чего? Хм… наверное, мы просто стремимся медитировать во время ходьбы. Даже не знаю. Я в медитации новичок. И как я уже сказала, у меня пока не очень-то получается.

Во время первой прогулки по рисовым полям я было подумала: какие проблемы, это легко! Нужно просто сфокусировать взгляд прямо перед собой, и пусть океан зелени расплывается перед боковым зрением.

Но вскоре мы дошли до деревни, и мне стало непонятно, как тут вообще можно абстрагироваться. Был солнечный, ясный день. Воздух был напитан ароматом кремово-белых плюмерий, которые покачивались на нежном ветру и падали на тропинку перед нами, словно их рассыпали невидимые подружки невесты. Их сладкий аромат витал повсюду. Я тут же начала думать о том, как бы мне хотелось, чтобы моя квартира всегда так пахла. Интересно, есть ли ароматическое масло с запахом плюмерии? И где бы его купить, чтобы привезти в подарок всем подружкам?

Или мыло! Все обожают ароматическое мыло.

Джессика, которая шла в нескольких шагах передо мной, подняла и опустила плечи и глубоко вздохнула. Я снова сосредоточилась и вернулась к осознанной ходьбе. Моего сосредоточения хватило до тех пор, пока мы не прошли мимо жительниц деревни в желтых и белых саронгах с кружевным верхом, сквозь который просматривались нижние майки или бюстгальтеры. На талии они были перевязаны толстыми шелковыми поясами. Женщины несли на головах большие квадратные корзины с приношениями, сплетенные из пальмовых листьев и набитые доверху фруктами и цветами. До меня донесся запах жареной курицы, и я вдруг поняла, что больше всего на свете мне сейчас хочется курицу. О, курица! О, благословенное, вкусное мясо!

У подножия холма мы замедлили шаг и остановились у глубокого рва. Он был весь завален мусором, и кое-где мусор горел. Аромат цветов и курицы растворился в едком вонючем дыме от горящего мусора и гнилых листьев. Где-то рядом шумела река, но за помойкой ее не было видно. Тропинка дальше шла под горку, и по обе ее стороны имелись глубокие рытвины от мопедов, которые тысячу раз в день разворачиваются в грязи. Везде, куда ни посмотри, жизнь протекала иначе, чем дома. Невозможно было не испытать волнения от такого множества новых впечатлений. Я впитывала все вокруг, мне хотелось слиться со всем этим воедино и проживать каждую секунду, запомнить каждую мелочь. Блеск влажных банановых листьев, сладковатый запах преющих тропических джунглей, вонь от навоза, цветы на дороге, женщины, что проходили мимо и пахли жасмином, благовониями и содержимым своих корзин.

Да кто в своем уме захочет от всего этого абстрагироваться?!

Позднее

Я тут фантазировала, как мы с Джоной садимся на один из этих индонезийских мотороллеров, носимся по городу и устраиваем вечеринки для друзей в своем колониальном мини-особняке. Может, остаться тут и перетащить к себе Джону, а не переезжать в Нью-Йорк? Ведь в Нью-Йорке нет трех вещей:

1. цветущих плюмерий;

2. гамеланового оркестра по вечерам;

3. женщин, которые носят на головах курицу-гриль.

О, и жилье тут обходится в пять долларов в день. Не думаю, что мы когда-либо сумеем найти что-то аналогичное по цене в Нью-Йорке.

Я даже написала письмо Джоне, описав свои соображения, и он тут же ответил, посмеявшись надо мной, естественно. Но ведь отчасти я говорила серьезно. Однако Джона ответил, что мне нужно попридержать коней.

4 марта

Джала-нети – так называется искусство промывания носа. Чистота ноздрей в йогическом сообществе высоко ценится, поэтому сегодня утром я решила начать практиковать джала-нети. И если честно, едва выжила.

Джейсон и Лара – очень милые люди, они нам с Джессикой как старшие брат с сестрой. Они-то и предложили мне научиться этому. Усадили в своей ванной, где уже был приготовлен крошечный белый пластиковый чайничек с соленой водой. Они прошептали над ним смешную молитву («Да познает нос Сюзанн то, что уже познали наши носы, намасте»), а потом со спокойной торжественностью, как крестные отец и мать на крещении, принялись наблюдать за мной. Я взяла у Лары чайничек – он называется нети-пот – и притворилась, будто знаю, что делаю.

Но я такая клуша! Джейсон начал распевать мантру («Очистись, нос!»), а я не удержалась и засмеялась. К сожалению, это произошло после того, как я влила струю в одну ноздрю и склонила голову набок. Поскольку смеюсь я через нос, то мгновенно вдохнула все содержимое чайничка, как пылесос. Соленая вода ударила мне прямо в третий глаз, что сразу напомнило, как старший брательник в детстве окунул меня с головой в бассейн. Я начала отплевываться, хохотать и плакать одновременно. Лара зажала мне нос полотенцем.

– Дыши, – приказала она, тоже смеясь.

Джейсона же так скрутило от хохота, что ему пришлось даже присесть на край ванны.

– Та… ха-ха-ха! – Он сделал глубокий вдох и утер слезы, продолжая смеяться. – Та… так бывает со всеми в первый раз. – Он перевел дух и снова прыснул. – Но никогда не видел, чтобы столько воды вылилось!

Тут я решила, что мой нос мне нравится таким, как есть, и без всяких промываний. Вот сижу я здесь с противным ощущением, как будто мне ноздри губкой заткнули. Кажется, даже мозг наглотался воды. И понимаю: вот почему мы должны выйти за пределы физического тела. Потому что физическое тело всегда будет подставлять нас таким вот образом.

Позже

Лежу в кровати в перерыве между занятиями, обмазанная щипучим арниковым гелем и тигровым бальзамом. Все мои мышцы сегодня взбунтовались. Сажусь и кряхчу от боли, как дедушка. Жаль, что Джоны нет рядом – помассировал бы мне плечи. Хотя, что толку себя обманывать. Обманывать не в том смысле, что Джоны все равно рядом нет, а в том, что даже если бы он был сейчас здесь, то не стал бы делать мне массаж. Я все время липну к нему с нежностями, а он этого терпеть не может. Но что я могу сделать? Меня так воспитали. В нашей семье тебя не отпустят ни с одного праздника, пока ты, по крайней мере, три раза со всеми не обнимешься. Даже с людьми, которых все равно на следующий день увидишь.

Короче говоря, прошла всего неделя, а я уже страдаю от недостатка объятий больше, чем обычно.

Я делаю все, что в моих силах, чтобы быть хорошим йогом. Читаю священные книги. Точнее, одну книгу – «Автобиографию йога», потому что в ней много говорится об индийских святых, которые летают по воздуху и умеют дышать под землей. Мне бы хотелось научиться делать и первое, и второе. Мне очень нравится Йогананда – автор этой книги. Он смешной, пухленький и любит сладости. Вот бы его сейчас сюда, к нам. Наверняка он бы понял, почему у меня такие трудности с ходячей медитацией. А еще его так и хочется потискать.

Я по-прежнему практикую самтошу. Когда мне в голову приходит плохая мысль, тут же пытаюсь уравновесить ее хорошей. К примеру, сегодня мне захотелось расквасить Луизе нос кулаком. Но я тут же подумала: я люблю Луизу!

Ах, Луиза.

Тех из нас, кто останется на всю программу, всего шестеро. В этом месяце ученики приезжают на неделю, потом уезжают, потом приезжают новые. Как Луиза. Она регулярно участвует в фестивале «Горящий человек»[13]13
  Йога-фестиваль, во время которого сжигают гигантскую человеческую фигуру, что символизирует преходящесть всего в жизни.


[Закрыть]. Это было первое, что она нам сообщила, словно некий пароль для входа в систему. Ей сорок с чем-то, но по виду ясно, что она по-прежнему чувствует себя на двадцать. Волосы у нее выкрашены в ярко-красный, подстрижены коротко под мальчика, она носит много фиолетового и вся обвешана полудрагоценными камнями.

Луиза – йог первого класса, как я их называю, и, по-моему, слишком уж выпендривается по поводу своей непрерывной йогической практики. Она постоянно жалуется, сколько упорного труда ей приходится вкладывать в свои занятия. Вот, например, вчера. Мы обедали в «Каса Луна», и она всю дорогу не затыкалась. Сама Луиза из Америки, но живет в Австралии, а ее муж – англичанин. Поэтому у нее такой акцент, что, когда она говорит, вообще ничего не понятно.

Итак, я сказала, что меня очень расслабляет практика ходячей медитации, а она посмотрела на меня, вытаращив свои голубые глаза, и воскликнула со своим дурацким акцентом, как у Мадонны:

– Расслабляет? С ума сошла? – Потом откинулась на стуле, вытерла губы салфеткой и проговорила: – Давайте честно! Медитация требует очень упорного труда!

Далее последовал нескончаемый монолог по поводу того, как трудно концентрироваться в течение столь долгого времени: «Мне так тяжело, так тяжело!» Она целую вечность жаловалась, что ее мозг мешает достичь состояния безмятежности.

– А все потому, что в детстве я была чересчур любознательной. Очень хотелось всему научиться, и ум постоянно был перевозбужден. – Она улыбнулась с ложной скромностью и взглянула на Джессику, которая тоже улыбнулась в ответ, потому что от природы добра и отличается большим терпением. – В моей семье даже шутили, что у меня интеллектуальная гиперактивность.

Я засмеялась, как смеются люди, затянутые в смирительную рубашку. Когда она взглянула на меня, я сделала вид, что все, что она говорит, очень смешно.

– Но медитировать о-о-очень тяжело. Впервые в жизни у меня что-то так плохо получается, и меня это уже начинает бесить.

– Думаю, тебе надо просто расслабиться, – посоветовала я и передала ей тарелку с блюдом под названием «кангкунг» – тропические водоросли. – Вот, съешь еще зеленых листиков.

– Но знаете, что еще сложнее в медитации? – продолжала она, не обращая на это внимания. Женщина наклонилась вперед и заговорила полушепотом, точно собиралась признаться в чем-то, что раньше еще никому не рассказывала. Я даже заволновалась, надеясь, что она сейчас сбросит настоящую бомбу. Например, скажет, что ей приснилось, будто Лу ее отшлепал, или ей хочется тайком покурить за вантиланом между занятиями.

Но нет. Знаете, что сложнее медитации?

– Мантры.

Я люблю Луизу. Я люблю Луизу. Я люблю Луизу.

Позже

Еще в йоге есть такая проблема: все постоянно пукают. Я не брезглива. С седьмого класса меняла подгузники как маленьким, так и взрослым. Однако это не значит, что мне нравится тусоваться и пукать в компании людей, которых я совсем не знаю. Мое личное мнение – пукайте в свое удовольствие, но дома и в одиночестве. Особенно это касается тех, кто уже больше недели сидит на диете из зеленых овощей, риса и сои.

А проблема, собственно, в том, что, когда кто-то пукает, это всегда смешно, согласны? Поэтому я просто не могу удержаться, когда мои безмятежные товарищи по ритриту[14]14
  Английское слово, вошедшее в русский язык как международное обозначение времяпрепровождения, посвященного духовной практике. – Примеч. ред.


[Закрыть] начинают трубить, как Ганеша – слоноголовый бог.

Джейсон у нас – единственный мужчина, и можно было бы подумать, что он – главный мастер пускать газы, но это не так. Он-то как раз пукает смешнее всех, словно маленькая принцесса, почти бесшумно и без запаха, а потом хихикает так, что смешит всех. Поэтому с Джейсоном и его пищеварительным трактом у нас проблем нет. Это девушки располагают настоящей артиллерией и неожиданно приводят ее в действие, причем сила ее такова, что способна при должном использовании стереть с лица земли целые деревни. И никто никогда не признается в содеянном. Такое впечатление, что они всю жизнь тужились, чтобы не пукнуть, все ждали, когда их коврик окажется рядом с моим, чтобы выпустить пар, копившийся десятилетиями. И Луизе в этом отношении нет равных.

Нет, правда, это просто невыносимо. Сегодня она сделала это беззвучно, что ужасно несправедливо, даже без предупреждения. И вдруг меня словно утопили в тухлых яйцах и жареных бананах. Меня окутали сладкие серные пары, словно ее тело годами мариновало пищу в желудке и наконец решило ее переварить.

От этой газовой атаки я даже на ногах не удержалась. Не поняла, что произошло, пока не оказалась на четвереньках. Автоматически перешла в позу ребенка, как будто устала и мне нужен отдых. Но на самом деле зажимала нос и дышала через рот.

Я пыталась воспринимать все это с точки зрения самтоши. Внушить себе, что люди, занимающиеся йогой, более свободны в этом отношении и воспринимают пуканье как практику освобождения от прошлого. Мол, мы все – одно целое, и когда один пукает, значит, все пукают, поэтому надо просто расслабиться и получать удовольствие, когда кто-то устраивает газовую атаку тебе в лицо.

И тут мне вдруг пришло в голову, что я пытаюсь анализировать Луизин пук. Пытаюсь обосновать пук! Именно в этот момент у меня задрожало в животе, и смех стал подниматься наружу, как пузырьки в стакане с газировкой. Это был нехороший смех, тот, что невозможно остановить. Тот, что всегда случается в самое неподходящее время. Я прыснула через нос. Но тут произошло ужасное – ведь мой нос был зажат пальцами, поэтому получился не смех, а самое настоящее пуканье. Я вдруг поняла, что громко пукаю и ужасно хрюкаю через нос и рот, и от этого стало только еще смешнее, потому что я поняла: хуже уже не будет. Ведь теперь другие ученики, погруженные в выполнение позы верблюда, думают, что это влажное хрюканье и есть источник того запаха, который произвела Луиза.

Когда я наконец отдышалась и поднялась из позы ребенка, то увидела, что Лу злобно зыркает на меня. После занятия он подошел ко мне и процедил:

– Сюзанн, ты – тот человек, которым являешься В ДАННЫЙ МОМЕНТ.

Ничего грустнее я в жизни не слышала.