Текст книги "Горячие и нервные"

Люди проплывали мимо как в тумане, и Виктория сама не заметила, как расслабилась, машинально отвечая на дежурные приветствия и вопросы. О’кей, он сказал это не подумав. Но это было сказано одному-единственному человеку и, учитывая, кто этот человек, можно рассчитывать, что дальше это не пойдет. «Ты можешь остановить дикую затею Джона до того, как слухи…»

– Помолвка?

«…начнут распространяться». Черт! Уже! Слово облетело толпу гостей быстрее, чем пуля, и сердце Виктории подпрыгнуло в груди. Она в ужасе подняла на Джона глаза.

– О Боже, что ты сделал?

Его лицо, как обычно, сохраняло нейтральное выражение, но в его тоне слышались командные нотки, когда он произнес:

– Притворяйся дальше, не останавливайся… У меня есть на то веская причина, и я с радостью объясню тебе попозже, почему пошел на этот шаг.

Что ей оставалось делать? Но когда он положил свои длинные пальцы ей на бедра и развернул ее лицом к толпе, она испугалась, что улыбка, которая стоила ей огромного труда, выглядит такой же фальшивой, как и то, что она чувствует. И когда все разразились аплодисментами, она подумала, что убьет его, когда все это закончится.

Лихорадочно соображая, как исправить ситуацию, Виктория подняла руку и подождала, пока стихнут аплодисменты и перешептывания.

– Пожалуйста, – мягко начала она, моля об одном – чтобы Джон не перебил ее. Но именно это он и сделал, холодно заметив:

– Мы не хотели сообщать о помолвке сегодня, подразумевая, что тактичнее было бы оставить это сообщение до лучших времен.

Она готова была наброситься на него. Но заставила себя стиснуть зубы и улыбнуться, довольствовавшись тем, что наступила острым каблуком своей изящной лодочки ему на ногу. Да так, что перенесла на нее весь свой вес.

– Мистер Мильонни имеет в виду, что сегодняшний день предназначен только для воспоминаний о моем отце. И мы оба считаем, что другому сейчас не должно быть места. Правда? – Она подняла на него глаза.

– Абсолютно. – Он незаметно пнул Викторию коленом, заставляя ее убрать ногу с его ступни, где она, по-видимому, хотела просверлить дырку.

Стиснув зубы, Виктория продолжала улыбаться. Найдя руку Джона, обнимавшую ее бедра, она впилась ногтями в запястье под крахмальной манжетой парадной сорочки.

– Умоляю вас, – обратилась она к взволнованной толпе, – сделайте вид, что вы ничего не слышали. Я никогда не прощу себе, не говоря уже о Джоне, если этот скорбный день превратится в наш праздник.

Несколько гостей кивнули, послышались одобрительные возгласы, и она с облегчением вздохнула.

Затем вперед выступила Ди-Ди. Постучав ложечкой о край чашки, вдова Гамильтона добилась тишины.

Черт, Ди-Ди прекрасно знала, кто такой Джон, и сейчас перед ней открывалась великолепная возможность опять оказаться в центре внимания, а Викторию выставить перед всеми как полную дуру. Или, что еще хуже, лгунью. Она бросила взгляд на спокойное лицо Рокета. «Я готова задушить тебя своими собственными руками. Душить, душить, пока твои темные дьявольские глаза не вылезут из орбит…»

– Виктория права, – вдруг проворковала Ди-Ди. – Сегодня день Форда. Но если вы позволите мне первой пригласить вас, мои дорогие, дорогие друзья, на бал по случаю помолвки Виктории и Джона, я буду счастлива. Все детали я сообщу позднее.

Во второй раз за этот день Виктория была поражена. Она понятия не имела, почему Ди-Ди снизошла до того, чтобы поддержать их игру, но не сомневалась, что на то имелись какие-то скрытые причины. Улыбнувшись уголками губ заинтригованной толпе гостей, Тори перевела взгляд на Рокета.

– Тебе конец, – прошептала она.

И, прикусив губу, наблюдала, как Рокет быстренько отошел в сторону, прежде чем иссяк поток желающих выразить соболезнования. Понимая, что никто не станет считаться с ее нежеланием обсуждать тему помолвки, Виктория пропускала мимо ушей все язвительные замечания, касающиеся их двоих, и согревала себя мыслью о медленной и мучительной пытке, которую она придумает для Рокета. Чувствуя себя при этом лисой на охоте, загнанной в угол и совершенно обессиленной.

Но когда Виктория отвернулась от очередной дамы, собирающейся задать следующий вопрос, то увидела Эсме, которая нерешительно топталась в дверях, держа за руку няню Хелен. Словно дуновение свежего ветерка коснулось ее щеки, и спокойствие тут же вернулось к ней.

Ее дочь, в маленьких лакированных туфельках «Мэри-Джейн» и черном бархатном платье, переступала с одной ноги на другую, высматривая мать в толпе. Тори улыбнулась, заметив, как в глазах Эсме вспыхнул свет, когда девочка увидела ее. Вырвавшись из рук Хелен, она устремилась к ней через комнату.

– Мамочка! – Девочка прильнула к матери и обняла ее. – Я соскучилась по тебе. Церемония была очень печальная?

– Да. Но что делать, детка? – вздохнула Виктория. – Это действительно грустно. – Она не стала распространяться о деталях и просто прижала к себе Эсме; у нее щемило сердце всякий раз, когда она видела дочь в таком возбужденном состоянии. Девочке были свойственны все те эмоции, какие категорически запрещались в детстве Тори, но в отличие от матери она могла свободно проявлять их.

Эсме уперлась подбородком в грудь Тори и подняла на нее свои темные глаза.

– Почему ты не позволила мне пойти с тобой, мамочка? Тогда тебе не было бы так грустно.

– Но тогда было бы грустно тебе. – Она осторожно отстранила Эсме от себя и поправила маленькое черное платье дочери, украшенное аппликацией в виде большого розового цветка. Нежно убрав локон с мягкой щеки девочки, Виктория посмотрела в ее большие темные глаза. – А это было бы куда хуже.

– Тогда я должна оставаться с тобой целый день, чтобы ты снова не загрустила.

– Ты не должна, дорогая, – произнесла дама, с которой разговаривала Виктория до этого.

– Она не останется, – кивнула Виктория, хотя узнала в заявлении дочери слабую попытку заставить ее уступить. Она подавила улыбку. «Должно быть, отцовские гены». – Со мной все в порядке, милая. И я уже говорила тебе, что маленькие девочки не ходят на похороны или поминки. Посмотри вокруг, Эсме. Ты видишь хотя бы одного ребенка? Здесь есть дети?

– Не-е-ет, – протянула Эсме.

– И для этого есть причина. Если ты помнишь, мы обсуждали это и вчера, и сегодня утром. Поэтому поздоровайся с мамой Ребекки, а потом мы положим тебе что-нибудь вкусное на тарелку. Можешь выбрать любое блюдо из того, что есть на столе. И, как я тебе и обещала, ты можешь пойти вместе с Хелен в сад и там устроить ленч. Договорились?

Эсме пару секунд изучала мать, затем тихонько вздохнула:

– Хорошо.

Виктория улыбнулась, подумав, как это ей удалось вложить в одно-единственное слово все свое возмущение, и, взяв Эсме за руку, подвела ее к женщине, с которой беседовала до того, как подошла дочь.

– Поздоровайся с миссис Белл, детка. Бетти, это моя дочь Эсме.

Маленькая девочка мгновенно повеселела.

– Здравствуйте, миссис Белл.

– Здравствуй, милочка. Ты такая самостоятельная, правда?

Эсме не совсем поняла, что имела в виду миссис Белл, но с энтузиазмом кивнула:

– Угу. Мама говорит, я очень смелая.

Тори заметила веселые искорки в глазах Бетти, когда та улыбнулась Эсме.

– И я могу понять почему. – Пожилая дама повернулась к Виктории. – Я вижу, ты разрываешься между своими обязанностями, поэтому можешь идти. Мне очень жаль твоего отца, дорогая. Он был сложный человек, но он твой отец. И я представляю, как ты переживаешь из-за этой потери.

– Спасибо. – Быстро извинившись, боясь, что Бетти может добавить что-то насчет помолвки, Виктория подвела Эсме к Пэм, которая стояла с несколькими женщинами у камина.

Проходя мимо группы людей у буфета с закусками, она обратила внимание на сдержанный шепот.

– Это одно из самых богатых поместий на территории отеля «Броудмур». Интересно, наследники сразу же разделят его, после того как старый мерзавец сыграл в ящик? Какая ирония, учитывая, с каким упорством он боролся за то, чтобы свести перемены к минимуму…

Она оглянулась кругом, ища глазами Джона. Он о чем-то тихо беседовал с Джимом Макмерфи, стоя около большого французского окна. Несмотря на охватившее ее возмущение, она подумала, что подслушанный обрывок разговора может быть ей полезен в плане информации. Она вспомнила, как бушевал отец из-за расширения природоохранных территорий несколько лет назад. Впрочем, учитывая, насколько безуспешны были его попытки, то, что она услышала сейчас, не содержало ничего нового.

Но она запомнит это и в случае необходимости проследит за дальнейшим ходом событий.

До нее донеслось еще несколько нелицеприятных высказываний о характере ее отца, пока Эсме разговаривала с матерью Ребекки, и потом, когда она провожала дочь к буфету. Она боялась, как бы девочка тоже не услышала что-нибудь подобное в адрес Форда, из чего бы могла понять, что дед не отличался избытком чувств. И хотя это была правда и Форд никогда не был внимательным дедом, Виктория не видела смысла посвящать дочь в подобные детали. Как и не хотела, чтобы девочка узнала новость о помолвке собственной матери раньше, чем она сама найдет способ сообщить ей об этом.

Она быстро наполнила две тарелки разной едой и отдала дочь на попечение Хелен. Затем, вздохнув, вернулась к роли гостеприимной хозяйки.

По-видимому, день предстоял нелегкий.

Глава 10

– Что ж, пришло время поговорить. Как ты сказал: «Мы будем хранить все это в уголках нашей памяти»?

Увидев, что Виктория вошла в офис, Джон оторвался от своих записей. Хотя она мягко затворила за собой дверь, по ней было видно, что она с удовольствием бы хлопнула ею изо всех сил. Подойдя к его столу, она скрестила руки на груди и посмотрела на него. Ее глаза горели зеленым огнем, щеки пылали. Не женщина, а настоящая фурия. С легким щелчком закрыв ручку, он откинулся на спинку стула, показывая тем самым, что готов выслушать ее. Да и как иначе, она просто кипела от негодования.

«Тебя ожидают плохие новости, парень. Держись!» Прежде чем посмотреть на нее, он покосился на красные отметины на своем запястье.

– Мы, кажется, договорились заниматься исключительно нашим делом?

– И для этого я должна притворяться, что помолвлена…

Судя по насмешке в ее голосе, ей очень хотелось добавить «с тобой?». Похоже, его план катился ко всем чертям. Отодвинув в сторону ручку и блокнот, заполненный впечатлениями о разных людях, с которыми он познакомился за прошедший день, Джон резко встал из-за стола.

– Я не предполагал, что тебя так заинтересует причина, по которой я пошел на это. Я имею в виду помолвку.

– Почему же? Хотя ты прав, я сразу подумала, что причина есть. И знаешь, к чему я пришла? Ты сделал это, потому что заметил, как другая собака проявляет интерес к кости, которую ты привык считать своей.

Она была права. Он увидел, как этот шут Уэнтуорт прогуливался своими пальцами по ее обнаженной руке, и в нем заговорили самые что ни на есть примитивные инстинкты, заставляя сначала действовать, а уж потом думать.

– Дело не в том, что «я привык». Ты знаешь, черт побери, что мне бывает непросто себя контролировать. Но ты не дашь мне соврать, дорогая, если я скажу, что никогда не был собственником и не вел себя в духе «это, мол, мое и ничье больше». – Или, во всяком случае, не вел, пока не встретил ее. Он никогда не понимал подобную манеру поведения, она претила ему, и он не доверял ее проявлениям.

Если он чему-то и доверял, так это своей интуиции, способности улавливать витавшие в воздухе настроения. У него были сильно развиты инстинкты, и он давно научился прислушиваться к ним, прежде чем действовать.

Но так случилось, что на этот раз инстинкт побудил его объявить о помолвке с Тори. Что скрывать, он испытал огромное удовлетворение оттого, что ему удалось стереть презрительно-высокомерную ухмылку с физиономии Уэнтуорта и вместе с тем сделать первый шаг для осуществления важнейшей цели. Как и последующая огласка… Это было то, что им обоим на руку, если говорить о тех проблемах, которые беспокоили его, а именно – как заставить любого человека из окружения Тори найти для него время и поделиться информацией, которая могла бы помочь отыскать ее брата.

Но вместо того чтобы объяснить это Тори, он услышал свой требовательный голос:

– Ты лучше скажи: кем приходится тебе этот человек?

Она стиснула зубы.

– А собственно, почему ты решил, что он имеет какое-то отношение ко мне?

– О, пожалуйста: «Прости, я забыла, как…»! – проговорил он фальцетом, передразнивая ее. – Сомневаюсь, что ты могла забыть чье-то имя. Особенно имя мужчины, который позволяет себе обращаться с тобой столь фамильярно. Итак, кто он?

Она оглядела его с ног до головы.

– Что ты имел в виду, когда говорил, что твой отец был настоящий пьяница? – вдруг спросила она.

Вопрос настиг его как снайперская пуля, и это было точное попадание – вопрос касался того, что он хотел сохранить в тайне. Он смотрел на нее не моргая. У него похолодело внутри при мысли, как изменится ее отношение к нему, если она когда-нибудь узнает, сколько насилия и унижений он вытерпел в детстве.

– При чем тут это? – недоумевал он.

– Зуб за зуб, Мильонни. Ты, видимо, решил, что имеешь право знать обо мне все, тогда как сам не желаешь поделиться со мной ничем, что касается твоей собственной жизни.

Он пожал плечами:

– Потому что в моей жизни нет ничего интересного для тебя. Ладно, Тори, ты готова вернуться к делу?

Он должен был бы испытывать удовлетворение, видя, как ее лицо утратило всю свою живость и поблекло. Но вместо этого забеспокоился, почему это его так волнует.

– Ради Бога… – согласилась она с той отстраненной вежливостью, которую он наблюдал в ее разговорах с гостями сегодня днем. – И сначала я бы хотела услышать твое объяснение: почему ты решил, что в качестве моего жениха ты быстрее найдешь моего брата?

Он поднялся и указал на стул напротив себя:

– Садись, пожалуйста.

Она села, грациозно выпрямив спину, скрестив лодыжки и положив руки на колени полным спокойного достоинства жестом. Пару секунд или чуть больше он просто стоял, сознавая, что скорее предпочел бы снова ощутить ее ногти на своем запястье или острый каблук на ступне, чем этот взгляд. Она смотрела на него так, словно перед ней был какой-то нахальный уличный приставала, пытающийся выдать себя за джентльмена. Слегка пожав плечами, он наконец опустился на стул и еще пару секунд не сводил с нее глаз.

Она выглядела усталой, расстроенной… и печальной. Внезапно в нем заговорило чувство вины. Он ощущал всем своим существом, что траурная церемония и последующий прием выжали из нее все жизненные соки. И даже если, по общим отзывам, Форд Гамильтон был самый что ни на есть последний мерзавец, он все равно был ее отцом. Джон не мог не признать, что его импульсивное заявление о помолвке вряд ли облегчило ее жизнь.

Может быть, он должен дать ей передышку и отложить все эти разговоры и обсуждения на завтра? За весь этот долгий день он всего лишь раз заметил счастливое выражение на ее лице, когда Эсме на короткое время появилась в гостиной.

Но он не хотел вспоминать, как маленькая девочка повисла на Виктории, улыбаясь ей, и расправил плечи, прогоняя это видение. «Черт, смотри правде в глаза, старина». Виктория как думала, так и будет думать, что он неисправимый грешник. Чего стоит одна его неудачная затея получше узнать собственную дочь. «Почему в тебе вдруг заговорила совесть?»

Но милое детское личико и большие темные глаза продолжали стоять перед его мысленным взором, пока… И тут, словно в ответ на безмолвную мольбу, другое воспоминание, а именно – Ди-Ди, произносящая свою речь на похоронах Форда, затмило первое. Вздохнув с облегчением, он решительно подался вперед:

– Послушай, если ты хочешь, чтобы копы нашли другого подозреваемого и оставили в покое твоего брата, то мне необходимо получить доступ во все закрытые клубы и опросить всех, кто контактировал с твоим отцом.

– Ты уже говорил это. И мне кажется, я согласилась познакомить тебя с ними.

– Да, это так. Но я также говорил тебе, что частных детективов редко привлекают для расследования дел, связанных с убийством, потом что полиция не одобряет их участия, и они, как бы того ни хотели, не могут заставить людей давать показания. И почему ты решила, что представители твоего круга станут откровенничать со мной? Чтобы удовлетворить свою острую потребность в правде и справедливости?

Видя, что она собирается возражать, он торопливо продолжил:

– Как твой жених, я имел бы гораздо больше возможностей. Люди менее осторожны, если перед ними человек их круга, Тори, и я смог бы воспользоваться этим преимуществом и выяснить те вопросы, которые меня интересуют. Я смог бы свободно общаться с барменами и мальчишками, подбирающими мячи и таскающими клюшки на гольфовых полях. И они не стали бы задаваться вопросом, почему член клуба, от которого зависят их чаевые, проявляет преувеличенное любопытство к некоторым деталям и событиям.

– То есть ты хочешь сказать, что ради своей работы ты должен постоянно лгать?

– Послушай, дорогая, ты думаешь, что убийца просто объявится и признается в преступлении, потому что ему нравится моя физиономия? Играть разные роли – это неотъемлемая часть работы детектива.

– Ты просто убиваешь меня своим цинизмом.

– И я иду на это, потому что надеюсь заполучить сведения, которые мне необходимы, чтобы завершить дело. Но не думай, что мне доставляет огромное удовольствие играть чужую роль, притворяться тем, кем я не являюсь, и цедить ложь сквозь мои жемчужно-белые зубы.

Она задумчиво смотрела на него, разочарование – вот что он увидел в ее зеленых глазах. Закинув ногу на ногу, она спросила:

– И чем же эти разговоры смогут тебе помочь?

Он отвел взгляд от ее гладких бедер, открывшихся под приподнявшейся юбкой, и стройных ног в тонких нейлоновых чулках.

– Как это ни странно, но по большей части меня интересуют слуги, именно они зачастую обладают важной информацией. Оставаясь незаметными, не привлекая к себе внимания, они обычно видят то, что не видят другие. Иногда просто слышат всякий вздор… Например, Ди-Ди, говоря о твоем отце, произнесла «дорогой, дорогой Форд», и тут же я вспомнил, как кто-то говорил, что у нее вроде бы какие-то дела с одним из тренеров по теннису, который дает уроки в клубе. Мальчик, подбирающий мячи на корте и меняющий полотенца, возможно, скорее скажет мне, правда это или нет, чем кто-то другой.

– Где, ради всего святого, ты услышал это? – Она покачала головой. – Впрочем, какое мне дело, я даже не хочу знать. И потом, если это и правда, разве мы уже не решили, что она вне подозрений, так как у нее не было мотивов для убийства Форда?

– Это просто первое, что пришло мне в голову, – ответил Джон, снова взглянув на ее ноги. Он распустил тугой узел галстука. Затем, чувствуя в себе растущую злость, пристально посмотрел на Тори. – Ты согласна с тем, что я сказал, или будешь продолжать упорствовать?

«Господи, старина, держи себя в руках». Не надо было видеть ее обиженное лицо, чтобы понять, что он перешел границы. Ему следовало быть более дипломатичным.

– Послушай, Тори, дела об убийстве не входят в мою компетенцию, поэтому наша выдуманная помолвка лучшее, что можно придумать. И я еще раз говорю тебе, что как лицо, заинтересованное в истории, я получу куда больше шансов найти убийцу, чем в качестве частного детектива, которого ты наняла.

Она покачивала ногой в изящной лодочке на тонком высоком каблуке.

– Другими словами, ты хочешь, чтобы я вернулась туда, откуда с таким трудом ушла? – сказала она раздраженно. – Господи, опять все эти люди… эта светская жизнь, пустая и никчемная… Ты хочешь вернуть меня туда, куда я поклялась себе больше никогда не возвращаться.

– Послушай, ты же сама просила, чтобы я взялся за это дело. – Но куда ушла вся ее язвительность? Совсем не похоже на Викторию. Конечно, она была достаточно хорошо воспитана, чтобы не показывать свои истинные чувства. Хотя, поразмыслив над этим, он решил, что так она вела себя со всеми, но только не с ним. Нахмурившись, он изучал ее. – Ты сегодня что-нибудь ела?

– Почему тебя это волнует? – Она поморщилась, глядя на него. – А тебя не беспокоит, что может подумать Эсме, когда узнает, что ее мать внезапно оказалась помолвлена?

Проклятие! Правда, он не подумал. Черт, ради этой маленькой девочки он готов на все. Он хотел бы сделать для нее все, что в его силах, и даже больше. Если бы только знать, что, черт возьми, это может быть! И что лучше: попытаться сблизиться с ней или сохранять дистанцию?

Видимо, выражение его лица было достаточно красноречивым, потому что во взгляде Тори, которым она окинула его, он прочел явное отвращение.

– Ты большой фантазер, Мильонни. Даже если исключить Эсме из данного уравнения, поверь мне, все это весьма сомнительно… Почему ты решил, что справишься с этим? Этот чертов клуб с его теннисом, гольфом и этикетом… и ты?.. – Она критически осмотрела его, на какой-то момент задержавшись взглядом на его прическе. – Гм-м… ты едва ли похож на завсегдатая загородного клуба, ты не находишь?

Это был не вопрос, а скорее утверждение, и он резко отодвинул свой стул.

– Ты боишься, что я ворвусь туда, зажав нож в зубах? – Злость и что-то еще, что именно – он понять не мог, растекались по венам, горяча кровь. – Знаешь что? Забудь об этом. Мы распустим слух, что я просто отвергнутый поклонник, проникший в число твоих гостей, и вернемся к первоначальному плану. Сегодня мне удалось познакомиться с несколькими членами клуба, и, беседуя с ними, я понял, что, возможно, моя задумка не сработает. Но я бы все сделал, чтобы это получилось Поставить тебя в дурацкое положение перед твоими изысканными друзьями? Ты этого боишься, да? О нет, мне бы это не доставило удовольствия. – Он направился к выходу, но остановился, положив руку на ручку двери, и оглянулся. – Я понял, что ты здорово изменилась с тех пор как мы познакомились, – спокойно произнес он, пробегая взглядом по ее дорогому выходному платью, прежде чем посмотреть ей в глаза. – Но, дорогая, я и представить не мог, что ты такой сноб.

И, резко открыв дверь, он вышел из комнаты, направляясь к парадной лестнице.

– Никакой я не сноб, – пробормотала Виктория, глядя на закрытую дверь. Обдумывая его слова, она опустилась на стул и тупо смотрела на книжные полки, висевшие над столом. Нет, никакой она не сноб, черт возьми! Разве он сам не говорил, что чувствует себя инородным телом в ее среде? Кроме того, ее комментарий содержал скрытый комплимент, ей совсем бы не понравилось, если бы Джон старался подражать рафинированным юнцам из ее окружения.

Но внутренний голос возражал, и тогда она недовольно передернула плечами и чуть-чуть выпрямилась. Что ж, возможно, ее заявление было не слишком дипломатичным. В свое собственное оправдание она могла бы сказать, что роль любителя гольфа, с ее точки зрения, мало подходила ему, тогда как мужская половина клуба была просто помешана на этой игре. И правда, как может парень, носящий татуировку с черепом и костями, да еще и с девизом «Быстро, бесшумно, беспощадно», иметь что-то общее с престижным загородным клубом?

«Но не стоит забывать, что он атлетически сложен и красив, не хуже любого из членов клуба, – что ты на это скажешь? Разве ты не замечала, что он никогда не лез за словом в карман и всегда и всюду ощущал себя как рыба в воде?» Ее лицо вспыхнуло. Потому что только одному Богу известно, как часто ее суждения о людях оказывались ошибочными. К тому же она и Рокет никогда не делились своей подноготной друг с другом. И все же она понимала, что ему никуда не уйти от своих корней и того места, которое его семья занимала в обществе; точно так же, как и ей самой. И потом, эта татуировка…

О Господи! Да она и вправду сноб.

Но тем не менее… Злая, растерянная и ослабевшая от голода, который она не ощущала до вопроса Джона, Виктория поднялась и слепо побрела к дверям. Эта выдуманная помолвка – сплошная глупость. Кто поверит, что они пара? Правда, когда-то она сама готова была поверить в это. Но это было в другой жизни, и даже тогда она была достаточно умна, чтобы сбежать, едва почувствовала, что слишком привязалась к этому мужчине, который выставил твердые требования к их отношениям, не успели они войти в определенную фазу. И чтобы она снова позволила вовлечь себя во все это? Да никогда! Это слишком опасно.

Правда этого заключения заставила ее поспешить на кухню, чтобы перехватить что-нибудь, а потом уединиться в своей мастерской. Это действительно опасно для ее спокойствия, она не боялась признаться в этом. В отличие от уверенного в себе Рокета она была слишком впечатлительна. И конечно, ей не очень хотелось испытывать свою силу воли, опрометчиво доверившись притворной интимности этой помолвки. К тому же Джон не сделал пока ничего, чтобы его отношения с дочерью продвинулись, хотя именно это он называл первостепенной причиной своего переезда в ее дом.

Кроме того, как бы убедительно ни прозвучало его объяснение, он, конечно, преувеличивал, утверждая, что общественные связи – лучший путь получить информацию, необходимую для расследования дела. Его позиция поразила ее, словно была подозрительно приправлена чем-то личным. Может быть, он был уязвлен соперничеством с Майлзом и хотел одержать над ним верх с помощью этого импульсивного заявления?

Она фыркнула. Ну вот еще, как она могла подумать, что Рокета может что-то уязвить?

И все же… Он ведь не высказывал возражений и не настаивал на подобных условиях, когда она впервые попросила его взяться за поиски убийцы Форда. Напротив, если она правильно помнит, он сказал, что чем сложнее задача, тем ему интереснее работать.

Поэтому она права. И пусть ее слова не очень дипломатичны и даже нелюбезны, она поступила правильно. И вообще, куда умнее было бы расторгнуть помолвку, пока дело не вышло из-под контроля, чем снова попасть в силки вероломной привлекательности Джона Мильонни, которые он расставил для нее.

Забавно, как быстро хорошая еда, полноценный ночной сон и несколько утренних часов, проведенных с маленькой дочкой, обожавшей теплые душистые объятия и поцелуи, могут преобразить женщину. Виктория больше не чувствовала той невероятной усталости, от которой изнемогала накануне, и улыбалась про себя, пока шла на ленч. Только что приехала Ребекка, и она оставила обеих девочек на попечение Хелен. Их ждала пицца, после чего они собирались поиграть в куклы; она же была полна решимости убедить Джона и Ди-Ди остановить глупую затею с помолвкой, пока еще возможно.

Только на этот раз она решила проявить максимум терпимости. Никаких конфликтов. И ничего личного.

Те, кого она искала, сидели за столом в большой столовой. И как только она вошла, посмотрели на нее. Лицо Джона было сдержанно-нейтральным, но зато Ди-Ди встретила Викторию сияющей улыбкой.

– А вот и наша невеста, – сказала она с такой теплотой, что Виктория даже замешкалась у дверей.

Но всего лишь на какой-то момент. Пройдя через комнату, она взяла стул и подсела поближе к Джону. Настороженная внезапной сердечностью Ди-Ди, она повернулась к ней.

– Ты о…

– Ну о чем же еще? – Ди-Ди указала рукой на Джона: – Похоже, этот парень время зря не теряет. Что и говорить, быстро работает! Но, честно говоря, я с самого начала поняла, что между вами что-то есть.

«Теперь понятно, что я у тебя в руках». Но когда Виктория посмотрела внимательнее на вдову своего отца, ее уверенность в этом поубавилась. Ди-Ди недолюбливала ее, и они обе знали это, поэтому Виктория ожидала увидеть на лице мачехи злорадство от мысли, что она поставила падчерицу в столь затруднительное положение. Вместо этого Ди-Ди казалась вполне довольной, будто бы все идет так, как надо. И тогда Тори наклонилась вперед и сказала:

– Что касается вчерашнего объявления…

– Если ты хочешь извиниться за то, что не удалось соблюсти формальности, то не стоит беспокоиться. Я позабочусь об этом. – Ди-Ди с улыбкой оглядела пару. – Джон не единственный, кто не теряет время зря.

Сердце Тори проделало крутой вираж и покатилось вниз. Боковым зрением она видела, как Джон, который до этого вальяжно раскинулся на своем стуле, медленно выпрямился. Не раздумывая, она потянулась, чтобы взять его руку.

– Что ты имеешь в виду?

– Для меня одной из привлекательнейших сторон жизни с Фордом была возможность знакомиться с нужными людьми. Не знаю, помнишь ли ты, какой искренней теплотой отличалась вчерашняя публика, но среди гостей присутствовал издатель «Газетт». Так вот, что хорошего в том, что ты знаешь самых влиятельных представителей штата, если не можешь попросить кого-то из них о небольшом одолжении? Поэтому я отвела Генри в сторонку – и вот! – Она вытащила экземпляр газеты и развернула на странице со светской хроникой. – И вот сработало! Разве это не замечательно, что дела идут гораздо быстрее, когда под рукой есть нужные люди?

Виктория потянулась к газете, которую Ди-Ди подтолкнула к ней через стол. Когда смысл сказанного дошел до ее сознания, она замерла в ужасе. Господи!

Черным по белому было написано… Во рту пересохло, а сердце гулко застучало в груди, она проглотила слюну и громко прочла:

– «Виктория Эванс Гамильтон выходит замуж за Джона Мильонни в субботу, в октябре…» – Она в недоумении подняла глаза на мачеху. – Ты назвала им дату?

– Ну конечно. А как же иначе? Генри сказал, что издание принимает объявления не позже чем за шесть недель до свадьбы. Но тебе совершенно не обязательно соблюдать это. Ты, возможно, захочешь присоединить к объявлению вашу совместную фотографию и тогда назовешь им настоящую дату. Или мы можем объявить это на вечеринке в честь вашей помолвки. Это просто общий набросок, маленькое предварительное уведомление, нежели что-то большее. И если уж мы заговорили об этом, – она повернулась к Джону, ее широко открытые глаза светились оживленным интересом, – Виктория уже подписала брачный контракт?

– Какая вечеринка? – воскликнула Виктория таким высоким голосом, что сама удивилась, почему не задрожали хрустальные бокалы на столе.

– Вечеринка, бал, прием, называй это как хочешь, но я вчера уже пообещала всем, что она непременно состоится. – Ди-Ди подняла папку с пола рядом со своим стулом, отодвинула чашку, освобождая место на столе, и раскрыла папку. Достав оттуда стопку записок, она посмотрела на Викторию. – Так как я назвала Генри дату, которая будет всего через шесть недель, я чувствую, что у нас нет другого выхода и мы не можем откладывать вечеринку надолго. Что вы скажете насчет следующего воскресенья?

– Вот это оперативность! – пробормотал Джон, а Виктория воскликнула:

– Ты в своем уме?

– Я понимаю, я понимаю! – затараторила Ди-Ди, кивая хорошенькой головкой. – Воскресный вечер не лучшее время для подобного мероприятия, потому что все приличные места арендованы за месяц вперед. Не говоря уже о том, что не все приглашенные смогут скорректировать свои планы за такое короткое время. Но если очень постараться, то все можно уладить. – Она улыбнулась. – В клубе «Броудмур», разумеется, все расписано, но, на наше счастье, кто-то отказался от большого зала, который вполне подходит для вечеринки в честь вашей помолвки. И я арендовала его. Я также персонально обзвонила creme de la crиme[5]5
  Сливки сливок (фр.).


[Закрыть] общества, и догадываешься, какой был ответ? – Она нагнулась, демонстрируя глубокое декольте. – Все заявили, что с радостью придут! Разве это не великолепно?