Текст книги "Обеты молчания"

Девять

Комната в задней части дома представляла собой старомодную застекленную веранду, выходящую в сад. Дверь в это душное помещение под стеклянной крышей, пропускающей солнце, была открыта. За широкой полоской травы с двумя цветочными клумбами виднелся загон для кур, по которому сейчас суетливо расхаживали пять-шесть пестрых петухов, и клетка – похоже, что для хорька. А за забором – поля, ограды, деревья и Старли Тор.

Крейг Дрю сидел на плетеной кушетке и смотрел прямо перед собой, как будто любуясь садом и видом. Но Серрэйлер знал, что он не видит ничего, что его взгляд направлен внутрь, в глубину и темноту. У него были густые вьющиеся волосы, узкое лицо. Его глаза выглядели помертвевшими и ввалившимися. Он давно не брился. Его руки свисали между колен, ногти были сгрызены. Старший суперинтендант видел его на свадебных фотографиях – счастливого, обнимающего Мелани за талию, во фраке с серебряным поясом и темно-синем галстуке. Симпатичный, уверенный в себе молодой человек.

Его отец принес им кофе в кружках и тарелку с разными пирожными, которые теперь стояли перед ними на столе из ротанговой пальмы: липкая розовая глазурь и толстый слой шоколада сразу начали таять от жары. Это был пятидесятилетний человек, который выглядел на двадцать лет старше. У него было обветренное, морщинистое лицо. Он как будто съежился в своей рубашке с открытым воротом и брюках. Он оставил угощение и ушел, тронув своего сына за плечо. Два хорошо обученных спаниеля послушно вертелись у его ног.

Где-то очень далеко землю вспахивал трактор, то начиная мерно тарахтеть, то замолкая.

– Я этого не понимаю, – сказал Крейг Дрю, не поднимая глаз. – Я ничего не понимаю.

– Мистер Дрю, мне жаль, что я вынужден быть здесь и снова допрашивать вас. Я понимаю, насколько это неприятно. Мы хотим выяснить, кто убил вашу жену. Вот почему я здесь. Это единственная причина. Вы это понимаете?

Молчание.

– Вы не арестованы, вы не под подозрением. Вы можете попросить нас уйти в любой момент, и нас здесь не будет. Но в ваших собственных интересах попытаться нам ответить.

Молодой человек издал долгий, отчаянный, мучительный вздох. Он вытер лицо руками, потом запустил их в волосы. Выпрямился. Он не смотрел ни на Серрэйлера, ни на сержанта, а прямо в окно, по-прежнему в никуда.

– Я разговаривал с остальными. Они это не записали?.. Нет, подождите, у них был диктофон. Почему вы не послушаете пленку? Вы все оттуда узнаете.

– Я хочу спросить у вас некоторые вещи сам. Я слышал запись, но иногда некоторые моменты становятся более понятны при личной беседе. И, возможно, вы что-то вспомнили?

– Если бы вспомнил, господи!

Он наклонился, чтобы взять кружку с кофе, но у него так тряслись руки, что жидкость пролилась, и он поставил ее на место.

– Я просто хочу, чтобы вы вспомнили еще раз, какой вам показалась ваша жена в то утро. Я понимаю, это очень больно, но это важно. Все было как обычно?

– Нормально. Все было нормально. Она была… Мы только поженились две недели назад.

– Я знаю.

– Ей хотелось, чтобы мне не надо было возвращаться на работу – у нее самой еще оставалось три дня выходных. Мне и самому этого хотелось. Мы думали поехать в Бевхэм вместе, она хотела кое-что присмотреть – занавески, и… Мы хотели, чтобы у нас был такой день. Но больше ничего такого не было. Она выглядела нормально. Замечательно. Моя жена выглядела замечательно.

– У нее были серьезные отношения непосредственно перед встречей с вами? – рявкнул Грэм Уайтсайд совершенно внезапно.

Крейг пораженно на него посмотрел.

– Я… у нее были парни. Разумеется, были.

– Нет, я имел в виду конкретно – серьезные отношения.

– Я не знаю. Не сразу до меня. Она рассталась с парнем по имени Нил… Но это было за несколько месяцев… мне кажется. Я не знаю. Вам нужно… – он резко уронил голову и уставился в пол. Его руки по-прежнему тряслись.

«Вам нужно спросить ее», – про себя закончил за него Серрэйлер. Уайтсайд разозлил его, но он позволил ему придерживаться своего стиля допроса.

– Почему вы должны были выйти на работу раньше ее?

– Я уже сказал. У нее еще оставалось несколько дней отпуска.

– Я не это спросил. Почему вы должны были выйти раньше? Наверняка вы смогли бы договориться о еще нескольких днях?

– Ладно, – резко сказал Серрэйлер. – Кажется, с этим все понятно.

Сержант кисло поглядел на него и взял еще одно пирожное.

– Крейг, – мягко сказал Серрэйлер. – Я понимаю, что вы снова и снова задавали себе этот вопрос, но я вынужден спросить вас еще раз… Есть ли кто-нибудь, у кого существует хотя бы малейшая причина захотеть причинить вред вашей жене? Кто-то из прошлого, из ее района – может быть, даже из какого-то очень далекого времени? Она когда-нибудь упоминала, что боится кого-то?

Он покачал головой, все еще глядя вниз.

– А что насчет ваших соседей по дому? Вы знаете, кто живет в других квартирах?

Крейг долгое время молчал. Потом он медленно поднял глаза. Казалось, что он был где-то очень далеко. Что он глубоко спал. Он выглядел так, будто не знает, кто эти люди напротив него, где он находится и что случилось.

Но он ответил:

– Нет. На первом этаже живет пожилая пара. Я не знаю, как их зовут.

– Брайан и Одри Перкисс. – Сержант достал свой блокнот и перевернул страницу. – Это они?

Крейг покачал головой.

– Вы не знаете? Даже фамилию? Она у них на звонке. Вы не обращали на это внимания? Как давно вы купили квартиру? – Он закидывал молодого человека вопросами, и они обрушивались на него как беглый огонь.

Серрэйлер снова вклинился.

– Мы поговорили с вашими соседями. Тем днем никого не было дома. Брайан и Одри Перкисс были в отъезде. Дом был пуст. Но кто бы ни вошел в дом и ни поднялся в вашу квартиру, он либо знал код от замка, либо позвонил по домофону. И Мелани либо впустила его из квартиры, либо спустилась, чтобы открыть ему.

– Она бы не открыла, – сказал Крейг в тот же самый момент, когда сержант произнес:

– Или ей. Ему или ей.

Серрэйлер проигнорировал это.

– Крейг?

– Кому бы она открыла дверь? – произнес Крейг.

– Ну, подруге. Или сестре? Или сводной сестре? Должно быть множество людей, которых она с удовольствием пригласила бы подняться в квартиру.

– Да, конечно… Разумеется, они были, но… Не те, кто хотел бы убить ее. Не люди с оружием.

– Она бы этого не знала, верно? Она ведь не знала бы, что у этого человека есть оружие.

Он снова покачал головой.

– Я бы хотел, чтобы вы подумали как следует… Нам нужны любые, даже самые мелкие моменты, которые могут прийти вам в голову и показаться связанными со случившимся. Или просто странными.

– Какого рода?

– Что-нибудь, что она говорила. Человек, которого она могла упоминать. Или, может, она вспоминала какое-нибудь событие?

– Я не знаю.

– Подумайте еще, Крейг.

– Где ваш офис? – спросил Уайтсайд.

– Шип-стрит.

– И целый день вы были там, да?

– Большую часть – да. Я уже говорил.

– Мне не говорили. Вы были там весь день?

На этот раз Крейг Дрю посмотрел через стол на Серрэйлера, как ребенок, который ищет защиты у родителей.

– Крейг, пожалуйста, поймите, что нам нужно знать все – чтобы это отставить и уже об этом не думать. Вы обедали в вашем офисе?

– Да. Я пошел к Дино, это кафе через улицу. Я взял сэндвич и кофе. Еще я купил банан, если вас это интересует. Я взял их с собой и съел за своим столом.

– Кто-то еще с вами был? – спросил Уайтсайд.

– Да. Трое… нет, нас было даже четверо. Мы обычно остаемся в офисе на обед… Иногда кто-то из нас показывает клиенту объект… Тогда на демонстрацию уехал Стив. Остальные были там.

– А потом?

– Я нагонял. Меня долго не было, так что я пропустил много сделок – что продали, что появилось… Нужно быть в курсе. И по своим объектам, и по чужим…

– Весь день? Вы утверждаете, что вы были там весь день?

К чему агрессия? – Серрэйлер не мог этого понять. Почему Уайтсайд обращался с Крейгом Дрю как с главным подозреваемым? Бывали моменты, когда требовался жесткий допрос, но это был явно не один из них.

– Нет. Я поехал встретиться с клиентом – показать объект… Это было в новом районе в Сайдерхолс.

– Как его зовут?

– Ее. Мисс Брэдфорд…

– И мисс Брэдфорд это подтвердит?

– Я не знаю… Наверное… Я не знаю, что случилось.

– Случилось?

– Она не появилась. Я поехал туда и прождал полчаса, и она не пришла. Я не мог связаться с ней по телефону, так что вернулся в офис – это было уже примерно половина шестого. Так что я просто взял велосипед – я езжу на нем на работу – и отправился домой.

– Как вы добирались до Сайдерхолс?

– Я взял одну из машин – у нас есть несколько корпоративных автомобилей. Я не мог проехать на велосипеде весь путь туда и обратно, тем более это выглядело бы непрофессионально.

– Уж наверное. Удивительно, что мисс Бедфорд…

– Брэдфорд.

– Ах да, мисс Брэдфорд – звучит так, будто ей самое место на конкурсе Мисс Великобритания, да? Удивительно, что она не пришла, не оставила вам сообщение, вы не могли с ней связаться. Так странно. Вам не кажется?

– Нет. Такое случается. У нас бывают те, кто просто тратит наше время.

– А, понятно. Значит, она такая? Эта невидимая женщина?

За всю свою профессиональную жизнь в качестве старшего офицера Саймон Серрэйлер никогда не отчитывал младшего офицера в присутствии гражданских лиц. Он старался не делать этого даже в присутствии коллег, хотя иногда это бывало необходимо. Но он как никогда был близок сейчас к тому, чтобы сделать выговор Грэму Уайтсайду в присутствии Крейга Дрю и его отца, который снова зашел, чтобы предложить еще кофе, и так и остался стоять в дверях, когда они отказались.

Крейг посмотрел на своего отца. В его глазах стояли слезы. Его лицо пылало. Но прежде всего он выглядел обескураженным. Он не понимал, почему его так долго мурыжат, что значат эти вопросы, что он сделал плохого.

«Ничего, – хотел сказать старший суперинтендант, – вы вовсе не сделали ничего плохого». Потому что он в это верил. Крейг Дрю не убивал свою жену. Если раньше у Саймона еще и были какие-то сомнения – и то только тень сомнений, – теперь их не осталось. Крейг Дрю не был убийцей.

Он поднялся. Уайтсайд еще несколько секунд сидел, доедая очередное пирожное.

– Мы остановимся на этом, Крейг. Спасибо вам за сотрудничество, и мне правда жаль, что мы сюда пришли. Вы понимаете, что нам, возможно, понадобится задать вам новые вопросы, если появится какая-то информация? Если будут новости, то мы, разумеется, свяжемся с вами. У нас есть фотография вашей жены, и в городе появятся постеры, как мы вам и говорили. Вас это, вероятно, расстроит, но нам это может очень помочь. Люди задумываются, когда видят постер, они что-то вспоминают и часто приходят к нам.

– Вы должны сделать это, – сказал Крейг заплетающимся языком. – Вы должны. Я понимаю.

– Спасибо. Спасибо вам за кофе. О, и если вы захотите поговорить со мной, или вспомните о чем-нибудь, что может показаться нам полезным, вот моя карточка, там мой номер, рабочий и мобильный. Даже не задумывайтесь, сразу звоните мне.

Рука Уайтсайда потянулась к тарелке с пирожными, но под тяжелым взглядом Серрэйлера он с недовольным видом убрал ее в карман и вышел из дома вслед за ним.

Десять

Они договорились провести день вместе еще месяц назад. У Лиззи уроки по четвергам заканчивались в три, а Хелен взяла на работе отгул.

Все утро она занималась тем, что разбирала свою одежду. Она распределила ее по трем кучам: что она никогда не надевала, что она надевала редко и что она надевала часто. Внезапно набралось три мешка вещей, которые можно было отдать на благотворительность, один – чтобы отнести на помойку, и один – чтобы сдать в химчистку. Все остальное, вычищенное и возвращенное на вешалки, отправилось обратно в шкаф, где образовалось многообещающее свободное пространство.

Она встретила Элизабет у школьных ворот – впервые за бог знает сколько лет, – и они поехали в Бевхэм. Через три часа и кучу сумок с покупками спустя они, вернувшись в Лаффертон, пили кофе с поджаренными булочками в новой пекарне в Лэйнс.

Все это время Хелен удавалось держать разговор в русле одежды и обуви, иногда сворачивая в сторону поступления в университет и девочки, которая ходила за Томом как хвостик.

В пекарне было тихо. Наплыв посетителей – покупателей из соседних магазинов, офисных работников, молодых людей, женщин, встречающихся за ланчем, – происходил с момента подачи первого утреннего кофе в 10:30 и длился до полудня, когда особой популярностью пользовался чай. После семи случался еще один. А сейчас только несколько человек сидели за стойкой. Они заняли столик на приступке у окна с видом на Лэйнс, в конце которой виднелся собор. Хелен чувствовала себя довольной – довольной тем, что она с дочерью, довольной покупками, довольной всем.

– Ладно. Выкладывай, – сказала Лиззи, ложкой убирая пенку с капучино.

– Что выкладывать?

– Ну, что-то ведь случилось. Ну же.

Упираться было бессмысленно. Лиззи слишком хорошо ее знала. Лиззи была первой, кто сказал: «Он понравился тебе, да? Все получилось, да?» – через две минуты после того, как Хелен пришла домой в конце вечера, проведенного с Филом. «Хорошо», – все повторяла она. «Хорошо», – как будто она услышала что-то еще.

А еще она пришла из школы на следующий день и объявила, что ее друг, брат которого учится в школе, где преподает Фил, назвал его «приличным» и «не тупым».

– Не особо радуйся. Это настолько нелепо, что я даже не уверена, что он всерьез.

– Что случилось?

– Он позвал меня на ярмарку!

– О. Боже. Мой. Ты шутишь!

– Очевидно, нет. Учитывая то, что он позвонил мне десять минут назад и сказал, что это не так. Что он не шутит.

– На самом деле… Я думаю, это довольно мило. Да, это и правда мило! Вы можете есть вместе сахарную вату и держаться за руки в комнате ужасов, и он может выиграть для тебя одного из тех розовых кроликов с торчащими зубами за стрельбу по мишеням.

– Спасибо огромное.

– Ты же пойдешь, правда?

Хелен задавала себе этот вопрос несколько раз, так и не придя к окончательному ответу. Дело было не в ярмарке. С этим все было нормально. Ярмарка – это ярмарка, вне зависимости от того, с кем ты туда идешь, и если бы она не умела получать от них удовольствие, то была бы пропащим человеком. Но она чувствовала, что если пойдет с Филом, то она определенно пересечет черту между единоразовой дружеской встречей и…

И тем, ради чего она изначально обратилась в интернет.

– Мам?

– Ну конечно же, я пойду, – сказала она, вытирая масло с губ. – И я хочу еще один эспрессо.

Одиннадцать

Он был взволнован. Он лег спать в том же лихорадочном возбуждении, что и в детстве накануне Рождества. Он проснулся с тем же огромным комом в груди, вспомнив, какой сегодня день.

Идеальная погода и не думала прекращаться. Огромные луны. Туманные рассветы. Жаркие дни. Прохлада, устанавливающаяся после шести вечера.

Они выйдут на угодья в Кландайне, в пятнадцати милях к западу от Лаффертона. Они всегда выходили туда на последнее соревнование сезона. Лесистая местность, холм позади, спуск к озеру, все было идеально. О радушии организаторов нечего было и говорить. Спонсоры были очень щедры. Но в этом было и что-то большее. В финальном туре соревнований сходилось все. Для него это было не просто приятное времяпрепровождение на природе и хороший обед. Он настраивался на победу. Он всегда настраивался на победу. Он был настроен на победу с тех пор, как впервые начал стрелять по глиняным голубям.

Он приехал рано. Еще шла подготовка. Это была площадка для английской спортивно-охотничьей стрельбы с восемью стендами на десять птиц и недавно установленной высокой будкой с машинкой, выпускающей по сто птиц. Лучшее, на что можно было надеяться. Мишени будут симулировать высоко летящих фазанов, очень высоко летящих фазанов, несущихся в разные стороны голубей, мелькающих куропаток и еще множество других, по-разному взлетающих и двигающихся, птиц. Другого такого испытания просто не было.

Люди, работающие на спонсоров, натягивали баннер между двух столбов. Возводился шатер, где будут подаваться угощения. Один за одним по полю подъезжали «Лэнд Роверы», полные девушек и ящиков со столовыми приборами.

Он пошел обратно к машине. Облокотился на капот и смотрел, смотрел, впитывал в себя атмосферу, выбирал точку обзора, изучал фон, смотрел, смотрел. Адаптировал все под свой глаз.

Рядом с ним возникли еще два участника. Он кивнул им. И продолжил смотреть, смотреть. Через минуту он отойдет от будки на сотню ярдов, взглянет издалека, вернется. Продолжая смотреть. Он повращал руками. Покрутил головой из стороны в сторону. Оставаться легким. Оставаться гибким. Оставаться расслабленным.

Он использовал 32-дюймовую двустволку. Ту же, что он использовал последние три года. Три года, в которые он выигрывал.

Он отошел от машины. Спокойно зашагал в сторону будки, не переставая смотреть и смотреть. Вращая руками.

Но потом он предусмотрительно зашел в шатер, взял на завтрак булочку, горячий бекон и грибов у улыбающейся блондинки, пошел к общему столу, поговорил, посмеялся, социализировался. Он не хотел, чтобы его называли одиночкой. Одиночек не любят. Им не доверяют.

Не одиночкам с оружием.

Он откусил свежую белую булку, и от вкуса соленого горячего бекона его рот наполнился слюной.

– Значит, в этом году снова чемпион, да? – сказал Роджер Барратт, похлопывая его по плечу.

Он проглотил еду. Покачал головой.

– Очередь кого-нибудь другого. Кажется, я уже свое получил.

Все рассмеялись. Но он никого не пригласил составить ему компанию.

Они уже начали разбредаться по углам шатра. Днем будет жара. И ясно. Голубое небо. Стрелять – в сторону северо-востока. Идеально.

Он вышел – легкий, спокойный, расслабленный, свободный. Уверенный.

Двенадцать

– Раффлс!

Но собака уже опередила его и вся тряслась от восторга у двери. Фил Расселл рассмеялся, снял с крючка поводок и положил ладонь на дверную ручку. И застыл. Ретривер смотрел на него, застыв на месте, зная, но не смея признать, что да, он был дома, и да, они сейчас пойдут гулять. Да!

Фил открыл дверь.

Во время учебного года Фил брал с собой собаку на утреннюю двухмильную пробежку. После обеда приходил сосед и гулял с ним. Но именно периодические совместные выходы человека и собаки ближе к вечеру, когда они уезжали на машине из Лаффертона за город, были для них самыми приятными. Они не позволяли им обоим сойти с ума.

И сейчас он сворачивал на главную дорогу и ехал на восток, в сторону Дарнуэлла. В этом направлении текла река. Ее берега окаймляли аккуратно подстриженные ивы.

Он приезжал сюда пару раз в неделю долгие годы, с Раффлсом и своим предыдущим псом. С тех пор как он привык к жизни без Шейлы, Фил научился получать удовольствие от собственной компании. В конце концов, он видел достаточно людей в течение рабочего дня. Ничего не изменилось.

Все изменилось.

Какое-то время он постоял на склоне, с которого открывался вид на реку, а потом бросил мяч. Он хотел научить Раффлса ходить «под ружьем». Собака сорвалась с места и нырнула за мячом, достала его и пулей полетела назад, и только когда она начала бежать чуть медленнее, возвращаясь с мячом в зубах и задыхаясь от радости и усталости, Фил уселся на траву. Раффлс компанейски лег рядом с ним, спрятав влажный мяч себе под морду. Это был очередной жаркий день. Над водой мельтешила мошкара.

Все изменилось.

Он не знал, верит ли он в любовь с первого взгляда. Ему много месяцев понадобилось, чтобы удостовериться в своих чувствах к Шейле, зато, как только он удостоверился, следующий шаг – женитьба – дался ему легко и просто. Только в последний год он начал допускать идею найти кого-нибудь снова, и обычно он сразу вытеснял ее из своего сознания.

Но эта тяжелая зима действительно потревожила его: зима, когда он оказался один, ведь Хьюго был в Африке, а Том – слишком увлечен своим актерством. У Фила был внутренний ресурс. Существовало много чего, что могло его порадовать. Зима – это время охоты на фазанов. Но остаться «одному» теперь как будто бы стало значить «в одиночестве». И эта мысль не отпускала его.

Он пошел в паб встретиться с Хелен Криди в надежде по-дружески выпить и найти себе компаньона для периодических походов в театр. Хелен Криди. Он увидел ее и понял так отчетливо, как не понимал со времен Шейлы, что она станет для него важна. Что она изменит его жизнь. Что…

Стоп. Он увидел, как цапля, хлопая крыльями, поднялась над водой, повесив лапы так же нелепо, как грациозно она на них стояла.

Стоп.

Хелен Криди. Что? Он перебирал в голове слова, наблюдая, как собираются и разлетаются буквы. Такие слова, как «Радость». «Друг». «Красивая». «Веселая». «Умная». «Хорошая». «Разговор».

Как «Милая». «Понимающая».

Как «Компания». «Хороший слушатель».

Как «Влечение».

«Любовь».

Стоп.

Что такое любовь? Он любил Шейлу. Конечно же, любил, хоть любовь и менялась с каждым годом, как она обычно и делает. Ранняя любовь. Невероятная любовь. Теплая любовь. Оберегающая. Семейная. Родительская. Ежедневная. Дружеская. Счастливая. Тревожная. Мучительная. Отчаянная. Осиротевшая любовь. Скорбь.

Он любил Хью и Тома. Это было другое.

А что это было сейчас? Влечение. Симпатия. Удовольствие. Радость.

Любовь? Тени становились длиннее. Облако мошек сгустилось и, гудя, опустилось ниже над водой.

Брак.

Компания. Дружелюбие. Облегчение.

Брак. Партнерство.

Любовь.

Он встал и предложил Раффлсу еще раз бросить мячик, но пес убежал.

Любовь.

Он позвонил Хелен и позвал ее на ярмарку импульсивно, ради смеха. Она посмеялась. Согласилась. Ради смеха.

В Бевхэмском репертуарном театре ставили «Вечеринку с коктейлями».

– Я не смотрела пьес Т. С. Элиота уже несколько лет!

– Их сейчас особо не ставят.

– Как Кристофер Фрай – вышел из моды. А жаль.

– И Джон Уайтинг.

– Я обожала Джона Уайтинга! Сейчас о нем никто даже не слышал.

– Значит, «Вечеринка с коктейлями»?

– Да, пожалуйста.

Любовь?

Что-то изменилось. Что-то. Он думал о Хелен по пути домой, пока Раффлс дремал на заднем сиденье.

Любовь?

Он был в смятении. То, к чему он подошел так нерешительно, что едва позволил себе сделать, теперь вывернуло его наизнанку, и у него не было ни опыта, ни знаний, ни эмоциональных ресурсов, чтобы обратиться к кому-то за помощью. Внутри его словно бушевала буря – буря беспокойства, сомнения и даже сожалений о том, что он вообще все это начал.

Ему не нужны были сложности, ему нужен был кто-нибудь, с кем можно время от времени сходить в театр.

Сходить в театр и повеселиться на ярмарке.