Текст книги "Рецепт счастья"

Когда мишень усеяли дыры в области жизненно важных органов, Дженни опустила пистолет и повернулась к Рурку. Так широко она не улыбалась очень давно.

– Хорошая работа, – произнес Рурк и показал Дженни большие пальцы, поднятые вверх.

Потом он показал ей, как чистить пистолет – «прочищенный пистолет – безопасный пистолет», – и ставить его на предохранитель.

– Я горжусь тобой, – сказал он наконец.

Такое простое заявление неожиданно вызвало в Дженни бурю эмоций. Она отвела взгляд и поправила волосы в тех местах, где их прижимали наушники.

– Вообще-то это был комплимент, – заметил Рурк.

– Я знаю, я… я благодарна. – Дженни набрала воздуху в грудь. Как же объяснить ему? – Понимаешь, я уже переросла потребность в одобрении.

– Все родились с этой потребностью, – ответил Рурк. – Господи, я все свое детство жаждал одобрения.

Интересно, подумала Дженни. Рурк редко вспоминал о своем прошлом.

– А потом ты бросил все попытки наладить отношения с отцом и решил уйти, – напомнила Дженни.

– Почему ты думаешь, что я от чего-то ушел? – удивился Рурк. – Наоборот, я направлялся к чему-то.

– К чему?

– К жизни, которой хотел я, а не моя семья, – ответил Рурк.

– И тебе это удалось? Такой жизни ты хотел?

– У меня есть только эта жизнь. Как и у всех. – Рурк повернулся к Дженни спиной, дав понять, что разговор окончен. Дженни и сама была этому рада. Беседа затрагивала слишком личные темы. И Дженни не горела желанием в них углубляться.

Они поставили пистолеты на предохранители. Потом Дженни вычистила свой, следуя указаниям Рурка.

– А ты напишешь о сегодняшнем дне? – спросил он, когда Дженни закончила.

Этот вопрос застал ее врасплох. Дженни могла думать лишь об ощущении рук Рурка, когда он учил ее правильной стойке. А писать об этом она не собиралась.

– Трудно будет написать об уроке по стрельбе в кулинарной колонке, – ответила Дженни.

– Зато его прекрасно можно описать в твоем дневнике.

Дженни повесила наушники на шею.

– Лучше бы я не рассказывала тебе о дневнике.

– Почему? Я хочу почитать его.

«Точно так же, как те книги, которые пылятся на его полках, до сих пор завернутые в целлофан?» – подумала Дженни.

– Почему ты хочешь прочитать дневник о семье пекарей?

– Может, я хочу узнать, чем все закончится.

– Я же не сама придумываю конец.

– А если бы ты могла, каким бы он был? – спросил Рурк.

– Не могу ответить.

– Почему?

– Мне нужно думать над этим несколько дней. Может, даже недель или месяцев.

Ей всегда не хватало времени для своего творчества. Теперь оно было, но Дженни не знала, что с ним делать.

– Вздор. У любого имеются мысли о том, как закончить книгу.

– Правда? А у тебя? – Дженни застегнула куртку.

– Да.

– И?..

– И может, я когда-нибудь расскажу тебе об этом.

Дженни и не заметила, как в какой-то момент они остановились и теперь стояли очень близко друг к другу, освещенные желтым светом фонарей парковки. Дженни чувствовала жар, исходивший от тела Рурка. Она подняла голову и увидела, что Рурк внимательно изучает ее губы. От одной мысли, что он хочет ее поцеловать, Дженни растаяла. Она хотела этого. Она этого боялась. Но очень хотела.

Сомнения, а потом желание, видимо, отразились на ее лице, потому что Рурк взял ее за руку и прошептал:

– Дженни…

Она смотрела в его лицо в этом бледном, призрачном свете, и ее поразило ужасное открытие. Влюбляется. Она в него влюбляется. Дженни почти физически ощущала, как это чувство наполняет ее, и это было ужасно. Ужасно потому, что у них ничего не получится. Дженни уже это знала. Все закончится тем, что они изранят друг друга, Рурк от нее отдалится, а она навечно завязнет в этом городе.

Он стоял так близко и так смотрел на нее, что у Дженни не получалось здраво мыслить.

– Я думаю, до того, как мы… – Она не хотела произносить этого вслух. – Нам нужно поговорить.

Рурк горько улыбнулся:

– Мы уже достаточно разговаривали.

Он искренне так считал. Действительно думал, что больше не нужно ничего говорить.

– Я не собираюсь ложиться к тебе в постель, подобно какой-нибудь твоей фифочке.

– Я и не просил тебя об этом, – заметил Рурк. – И вообще-то ты уже ложилась ко мне в постель.

– Одна, – парировала Дженни.

– Как скажешь. – С этими словами Рурк подошел к машине и открыл для Дженни дверь.

Сверля его взглядом, она села в машину и пристегнулась до того, как Рурк успел ей об этом напомнить. Сиденье было холодным, и Дженни дрожала. Вечером мороз усилился. Был тот период зимы, когда дни такие темные и снег такой глубокий, что трудно себе представить, что когда-то наступит весна или на небе выглянет солнце.

– Я запомню то обещание, – сказала Дженни, когда Рурк сел в машину и повернул ключ зажигания.

– Какое обещание?

Увидев выражение паники на его лице, Дженни чуть не рассмеялась. «Рурк Макнайт» и «обещание» были несовместимы.

– Ты сказал, что расскажешь мне, чем закончится твоя книга, – пояснила она. – Если честно, я считаю, что планировать не очень хорошо.

Дженни помолчала, а потом все же решилась. Этот разговор назревал между ними с той самой ночи, когда Рурк привез ее к себе домой после пожара. С тем же успехом она могла завести этот разговор еще тогда.

– Возьмем, к примеру, меня и Джоуи. Самые великолепные планы могут провалиться всего в одну секунду.

Дженни ждала реакции Рурка. Ждала, когда он поймет: произошедшее всего лишь послужило доказательством того, что ложь и предательство могут погубить невиновного. Дженни знала, что они оба так думают.

Но Рурк только включил печку, и на Дженни повеяло теплым воздухом.

Глава 10

Субботним утром Дженни и Рурк отправились в пекарню «Скай-Ривер». У Дженни были кое-какие дела, а Рурк собирался заменить заболевшего коллегу. Звякнул дверной колокольчик. Дженни и Рурк переступили порог и попали в теплые ароматные объятия пекарни.

Девушка на кассе, Мариэль Элена Гейл, приветствовала их улыбкой. Самая молодая работница в пекарне, она обладала прекрасным чувством юмора и была очень независимой. Мариэль заведовала новыми видами сладостей: печенье с сахарным муссом, шоколадные кексы, печенье в сахаре в виде цветов. Рядом с пирогом дня Мариэль поместила табличку с надписью: «Попробуй меня».

– Привет, Дженни! Здравствуйте, шеф Макнайт. – Мариэль, кажется, совсем не удивилась, увидев их вместе. – Как обычно?

– Конечно.

Дженни налила кофе в две фарфоровые кружки.

– Интуиция мне подсказывает, что я раскрыла секрет твоего великолепного кофе.

– Я никогда не пил здесь кофе, – возразил Рурк. – По-моему, это очевидно.

Дженни не нашла что ответить, поэтому подошла к витрине посмотреть, правильно ли подписаны изделия. Они с Рурком теперь проводили вместе так много времени, что это сказывалось на Дженни интересным образом. То, о чем она годами старалась не думать, вдруг всплывало на поверхность, и, к удивлению Дженни, воспоминания не потеряли былую яркость. Ее беспокоило ощущение, что она балансирует на грани поступка в лучшем случае безрассудного. А в худшем – опасного. Дженни необходимо было чем-то заняться, но вялость и нерешительность сковывали ее.

Стоя у витрины, Дженни заметила, как одна женщина, проходя мимо столика Рурка, уронила салфетку и наклонилась за ней. Все бы ничего, но на этой дамочке были обтягивающие красные лосины и еще более обтягивающий шерстяной свитер. Своего интереса к Рурку эта особа даже не скрывала. Дженни не слышала, о чем эти двое говорят, но поняла, что дамочка находит Рурка необыкновенно приятным в общении. Рурк всегда производил на женщин такое впечатление, еще с малых лет. И дело было не только в привлекательной внешности. Хотел Рурк этого или нет, его окружала аура сексуальности, обещавшей женщинам долгие ночи непередаваемого удовольствия. Или так казалось Дженни, которая нехотя признала, что у них с этой фифочкой схожие вкусы.

К счастью, той красотке и Рурку помешала Мариэль. Она поставила на стол тарелки, и фифа, бросив на Рурка прощальный взгляд, присоединилась к компании своих друзей, которые собирались уходить.

Рурк заказал горячую булочку из слоеного теста со сладким сыром в ярко-оранжевой глазури. Дожидаться Дженни он не стал и приступил к еде.

– Извини, – сказал он, когда Дженни вернулась за стол. – Не мог ждать. Эти булочки почти так же хороши. как секс.

Дженни метнула взгляд в сторону куколки в лосинах.

– Это смотря какой секс. И давай немедленно сменим тему. Начальник полиции не должен говорить о таком.

– Ну да. Я же так забочусь о своем имидже.

В пекарне было оживленно. Посетители покупали ржаной хлеб и пироги для воскресных обедов. Несколько туристов – лыжников и владельцев снегоходов – пили кофе и строили планы на день. Пожилые люди обычно собирались за столиком в углу. Рядом с их столиком стояла вешалка, на которой висели пальто, шарфы и шапки.

В такие моменты, несмотря на хаос, царивший в ее жизни, Дженни особенно остро чувствовала связь с обществом. Разговоры посетителей кафе, запахи, улыбка Мариэль, звуки, доносившиеся из кухни, – все это создавало знакомую атмосферу уюта и безопасности. Дела в пекарне отнимали у Дженни все ее время, но она была этому рада. Когда все, что у нее было, внезапно исчезло, это старинное здание осталось неизменно стоять здесь, на городской площади, – крепкое, нерушимое, надежное.

Внезапно Дженни ощутила всю тяжесть ответственности. Сердце защемило от тоски по бабушке, вспомнился сгоревший дом, однако у Дженни оставалось семейное дело и работники, за которыми нужно присматривать. Она должна быть благодарна за то, что у нее есть пекарня. Но иногда Дженни задавалась вопросом, а какой была бы ее жизнь, если бы ей предоставили возможность выбора? Пекарня являлась желанием бабушки и дедушки, не ее. Дженни чувствовала себя предательницей от одной этой мысли. Однако не могла об этом не думать.

Рурк откинулся на спинку стула и посмотрел на Дженни.

– Хотел бы я знать, о чем ты сейчас думаешь.

– А может, я ни о чем не думаю.

– Ну конечно, – усмехнулся Рурк.

– Просто это место вызывает во мне двойственное чувство. Я имею в виду пекарню.

– Двойственное? Да ладно тебе! Это же самое счастливое место в мире. Диснейленд не в счет. Посмотри на этих людей.

Дженни взглянула на лица радостно улыбавшихся посетителей.

– Наверное, я принимаю все это как должное. А двойственное чувство возникает оттого, что все мои одноклассники, окончив школу, уехали из города. Люди из городков вроде нашего всегда так поступают: уезжают из него.

– Некоторые приезжают, чтобы здесь остаться, – заметил Рурк. – Я, Оливия Беллами, а сейчас еще и Грег. Я всегда завидовал тебе, потому что ты выросла в этом городе.

О боже, подумала Дженни. Неужели Рурк решился на откровенность?

– Правда? – спросила она. – Ты этому завидовал?

– А что тут странного?

– Моя мама ушла, когда я была маленькой, а отца я никогда не видела. Бабушка с дедушкой все время работали…

– И ты самая счастливая и хорошо воспитанная из всех, кого я знаю.

Дженни кивнула. Ее детство было несколько необычным, но она купалась в любви и всегда чувствовала себя в безопасности, а ведь это не купишь ни за какие деньги. Рурк рос в роскоши, окруженный слугами, учился в частных школах, ездил в летний лагерь, в Европу. Но Дженни знала, что ему пришлось вынести. Джоуи как-то рассказал ей на второе лето их знакомства. Дженни приехала в лагерь посмотреть на ежегодные соревнования по боксу. Рурк выигрывал в каждом раунде. Зрители приветствовали его радостными возгласами, а он, казалось, не получал от своих побед никакого удовольствия. Когда Рурка объявили победителем соревнований, его вытошнило в ведро. Он выбрался с ринга и зашагал прочь.

Джоуи прикоснулся к плечу Дженни и, наклонившись к ее уху, прошептал:

– Отец избивает его.

– Ты уверен? – спросила потрясенная Дженни.

С мрачным видом Джоуи кивнул.

– Об этом знаю только я. Сейчас и ты.

И теперь, когда Рурк сидел напротив и говорил, что завидует ее детству, Дженни поняла.

– Мне жаль, – произнесла она. – Хотела бы я, чтобы у тебя все было по-другому.

– Сейчас уже все по-другому.

Возможно, подумала Дженни. Но ты все равно все держишь в себе. Часть Рурка все еще находилась в плену прошлого, он был заложником отцовской жестокости и безразличия матери.

В кафе сидел Мэттью Алджер. Он имел привычку пить здесь кофе по утрам. И как всегда, Алджер оставил жалкие чаевые. Дженни он не нравился. Рурк также не питал к нему теплых чувств – Дженни об этом знала. Во времена экономических трудностей Алджер урезал финансирование полиции. Очень часто, когда на какой-то проект требовались деньги, Рурку приходилось идти к Алджеру с протянутой рукой. Из служебного помещения вышел Зак и направился к столику отца. Дженни не слышала, о чем говорят Алджеры, но чувствовала напряжение между ними. Ей было интересно, о чем же они спорили. Зак обычно все держит в себе.

Зак был преданным участником молодежного движения Рурка, которое тот сформировал, когда только-только стал начальником полиции. В старшей школе произошло несколько инцидентов, связанных с насилием, и Рурк решил, что с этим надо что-то делать. Первым шагом стало разрушение барьеров между разными поколениями. Этого Рурк добился, посещая школы, выслушивая учащихся, интересуясь, что происходит в их жизни.

В этом заключалась еще одна причина необычности Рурка. На первое место он ставил проблемы общества, отодвигая свою личную жизнь на задний план. Вместе с Рурком участники молодежного движения отправлялись в поселения индейцев и снимали видео для истории. Рурк выделил из участников группу, отвечающую за покупку в пекарне хлеба для пожертвования церкви. Другая группа расписывала стены заброшенных зданий на окраине города. В этом году эта группа готовилась вырезать ледяную скульптуру ко Дню святого Валентина.

А дети… Они рассказывали Рурку все. Возможно, Алджер поэтому и недолюбливал Рурка. Боялся, что Зак что-то расскажет о нем. Зак с бледным и мрачным лицом отошел от столика отца и, пройдя через створчатые двери, вернулся к работе. Старший Алджер взял бесплатную газету, открыл кроссворд на последней странице и принялся его разгадывать.

Дженни снова посмотрела на Рурка.

– Интересно, о чем они говорили, – сказала она.

– Кто?

– Зак и Мэттью.

Рурк пожал плечами:

– Я их вообще не заметил. Уж очень вкусна эта булочка. – Рурк откусил от нее и блаженно улыбнулся.

Сердце Дженни учащенно забилось. Здесь слишком хорошо. Слишком уютно. Слишком романтично.

– Что? – спросил Рурк, заметив, как Дженни на него смотрит.

– Мне нужно найти какое-то жилье.

– Оно у тебя уже есть.

– Послушай, очень мило с твоей стороны позволить мне пожить у тебя, но я начинаю злоупотреблять твоим гостеприимством.

– Кто тебе такое сказал?

– Я сама так решила. Во-первых, я ограничиваю твою личную жизнь.

– Может, ты и есть моя личная жизнь.

– Да, очень смешно, – передернула плечами Дженни. – Я имела в виду женщин, с которыми ты встречаешься.

– Это не личная жизнь, – возразил Рурк. – Это…

Он не мог подобрать подходящего слова.

Дженни хотела предложить вариант «просто секс», но сдержалась.

Рурк тряхнул головой и сказал:

– Ты ни в чем меня не стесняешь.

– Со дня пожара у тебя не было ни одного свидания.

– Прошла только неделя, – возразил Рурк.

– А прежде у тебя была хоть одна неделя без свиданий?

– Я не веду счет, в отличие от тебя, как видно. Вот это да, мисс Маески! Не знал, что моя личная жизнь вас так волнует.

Да, Рурк знал об этом и наслаждался.

– Я не могу оставаться с тобой вечно, – разозлилась Дженни.

Некоторое время Рурк изучал ее. На его лице нельзя было ничего прочесть. «И как он умудряется так бриться?» – подумала Дженни. Просто безупречно. Живя с Рурком под одной крышей, она знала, что он успевает так выбриться примерно за две минуты.

– Да, – согласился Рурк. – Конечно же.

Дженни чувствовала, что ранила его. Но ведь он первый начал ее дразнить.

– Знаешь, – сказала Дженни, – я могу запросто уйти от всего.

Эти слова одновременно и пугали ее, и радовали. Было страшно, потому что этот город и пекарня стали для нее целым миром. И еще больше Дженни пугала ее зарождающаяся привязанность к Рурку. Да, думала она, это даже страшнее, чем убежать от всего. Если остаться, может произойти неприятная вещь. Столкновение их прошлого и настоящего.

Рурк наклонился к Дженни через стол и сказал:

– Ты не можешь уйти. Тебе нужна пекарня, чтобы писать о чем-то.

Вот это она ненавидела. Рурк мог читать ее, как открытую книгу.

– Отлично, Рурк.

Рурк засмеялся, запрокинув голову. Все женщины в кафе повернулись к нему, и Дженни их прекрасно понимала. Что может быть привлекательнее высокого, красивого мужчины, который смеется?

Только высокий, красивый, обнаженный мужчина.

Губы Рурка растянулись в улыбке. Улыбка отражалась и в его светло-голубых глазах.

– Серьезно, Джен, – продолжал Рурк, снова наклонившись к ней, как будто они сидели в уютном ресторане, а не в шумном кафе. – Я очень хочу поговорить с тобой кое о чем. Я думаю, мы могли бы…

– Дженни? – послышался низкий мужской голос.

«Мы могли бы что?» Дженни была расстроена, что их прервали, но нацепила приветливую улыбку и поднялась из-за стола.

– Филипп, – тепло поздоровалась она. – Должно быть, ты приехал утренним рейсом.

Филипп кивнул.

– Я помню, ты сказала, что тебе ничего не нужно. Но я не мог не приехать.

И выбрал для этого самое подходящее время, расстроенно подумала Дженни.

– Что ж, я рада. Филипп, это Рурк Макнайт. Возможно, ты помнишь его. Он тоже был на праздновании пятидесятой годовщины со дня свадьбы Беллами… Рурк, это Филипп Беллами. Мой…

Отец. Она все еще не могла произнести это слово. Слово «отец» подразумевало многие вещи, которые не имели к Филиппу Беллами никакого отношения. Например, оно подразумевало связь между отцом и дочерью, а у Филиппа и Дженни ее просто не существовало.

– Конечно, я помню. – Рурк поднялся и крепко пожал Филиппу руку. – Пожалуйста, присаживайтесь.

– Правда, не стоило приезжать, – смущенно произнесла Дженни, чувствуя, как кружится голова. Рядом с Филиппом она всегда чувствовала себя неловко. – Но я рада тебе.

Первый раз Дженни встретилась с отцом в прошлом августе. Филипп просто пришел к ней домой и заявил, что он ее отец.

Вот так. В один момент Филипп раскрыл Дженни величайшую тайну ее жизни. С тех пор они словно двигались в танце, то неуклюже сталкиваясь, то отстраняясь друг от друга, и пытались выяснить, что же у них за отношения.

Часть души Дженни хотела, чтобы ситуация скорее прояснилась. То есть она должна открыть Филиппу свое сердце и принять его в свою жизнь. Но другая ее часть мучилась сомнениями. Филипп говорил, что искренне любил ее мать и хотел на ней жениться. Он утверждал, что понятия не имел о ее беременности. Но так как Дженни своего отца не знала, она не понимала, верить его словам или нет.

– Рурк любезно предоставил мне крышу над головой, – сообщила Дженни Филиппу. – Временно, конечно. Мы как раз говорили о том, что мне делать дальше.

– Тогда я как раз вовремя, – засиял Филипп. – Я хотел поговорить с тобой об этом.

Дженни хотела попросить объяснений, но в этот момент со второго этажа спустилась Лора.

– Мне сообщили, что ты здесь, – сказала она. – Привет, Рурк, – потом повернулась к Филиппу Беллами: – Здравствуй.

Филипп поднялся и вежливо протянул Лоре руку:

– Лора. Давно не виделись.

Рурк тоже поднялся.

– Мне пора идти. Есть кое-какие дела.

Возможно, они и правда были, а возможно, и нет. Может, это просто отговорка, чтобы уйти вежливо.

Рурк отодвинул стул для Лоры, чем доставил ей удовольствие.

«Не уходи, – подумала Дженни. – Договори, что хотел сказать. Ты хотел поговорить о…»

– Увидимся позже. Приятно было с вами встретиться, – кивнул Рурк Филиппу.

– Я сказал что-то не то? – спросил Филипп, глядя Рурку вслед.

– Он просто много работает, – ответила Дженни.

– Он выяснил, чем был вызван пожар?

– Над этим работает следственная группа. Дом был старым. Подозреваю, что все дело в неисправной проводке. – Дженни уставилась в стол. – Ты впервые в нашей пекарне?

Филипп и Лора переглянулись.

– Впервые за долгое время, – уточнил Филипп.

– Ты бывал здесь раньше, – произнесла Дженни, чувствуя, как по коже пробежал холодок.

– Все, кто приезжает в город, приходят в пекарню «Скай-Ривер».

Дженни заметила выражение лица Лоры.

– Вы тогда… были знакомы.

– Я провела здесь всю жизнь, – кивнула Лора. – Я знала семью Беллами. В том числе и Филиппа.

Филипп окинул взглядом кафе. Лыжники надевали свою экипировку, готовясь уходить. Мэттью Алджер допил кофе, разгадал кроссворд и тоже засобирался.

– Бог мой! – воскликнул Филипп. – Это тот, о ком я думаю?

– Ты и его знаешь? – спросила Дженни.

– Знал когда-то давно. – Филипп поднялся и подошел к Алджеру. – Я сразу же тебя узнал.

Они обменялись рукопожатиями, но было ясно, что никаких теплых чувств они друг к другу не питают. Алджер казался младше своих лет. Его светлые волосы были коротко подстрижены и выглядели безукоризненно. Ростом он был ниже Филиппа, не так хорошо сложен, но тем не менее обладал харизмой. Он поздоровался с Филиппом и подошел к столику Дженни.

– Что нового в расследовании пожара? – поинтересовался он.

– Недавно закончилась операция по спасению имущества, – ответила Дженни, немного удивленная его интересом.

– Так быстро?

– Спасать было практически нечего, – заметила она.

– Захарий говорил, вы на некоторое время отойдете от дел.

– Да. Постараюсь, по крайней мере. Я разрываюсь между пекарней и заботами после пожара.

– Что ж, надеюсь, вам удалось спасти что-либо из бесценных сокровищ семьи.

Эти слова поразили Дженни. Слышать такие теплые слова от Мэттью Алджера!

– Я тоже на это надеюсь. Спасибо вам.

Когда он ушел, Дженни с Лорой провели для Филиппа небольшую экскурсию по пекарне.

– Все началось с ржаного хлеба моей бабушки, – сказала Дженни. – Возможно, ты об этом знаешь.

Филипп тряхнул головой:

– Маришка не рассказывала мне о семейном бизнесе.

«А о чем она тебе рассказывала?» – подумала Дженни. О том, что ненавидела здесь все и хотела уехать? Что даже рождение ребенка не могло удержать ее?

– Бабушка начала с того, что выпекала хлеб на кухне, – продолжала Дженни, напомнив себе, что выбор ее матери – это не вина Филиппа. – Доставкой хлеба занимался мой дедушка. Потом они приобрели это здание. Кафе открылось около тридцати лет назад. Я, считай, выросла здесь.

– Она была просто прелестной, – добавила Лора. – Всеобщей любимицей.

– Это неудивительно. – На лице Филиппа отразилась вселенская скорбь.

Дженни тоже чувствовала тоску. Она вспомнила все те моменты, когда недоумевала, почему у нее нет отца.

– А ты знаешь, – спросил Филипп, – что лучшим другом моего отца по рыбалке был твой дедушка?

– Да, дедушка мне рассказывал, – вздохнула Дженни. Сын Чарльза Беллами и дочь Лео Маески полюбили друг друга. У них родился ребенок. Но Чарльз об этом так и не узнал. У Дженни защемило сердце, и она поспешила сменить тему. – Дэзи сейчас здесь работает, ты знаешь об этом? – спросила она.

– Нет. Переезд стал для нее большим потрясением. Хорошо, что вы приняли ее в пекарню. – Филипп помолчал. – Ей сейчас – эх тяжело. Ведь мой брат разводится.

Дженни видела, что Филиппу многое хотелось рассказать о несчастьях своей племянницы, но он не стал этого делать. Дженни по-прежнему была для него чужим человеком. Она надеялась, что Дэзи понравится здесь работать. Зак приводил ее на этой неделе, и Дэзи не терпелось приступить к работе. Дженни едва знала свою кузину, но искренне ей сочувствовала. В нью-йоркской школе, где Дэзи училась до этого, что-то произошло, но что именно, Дженни не знала. Мать Дэзи работала за границей, и Грег Беллами переехал с детьми в маленький городок своего детства. Посреди учебного года Дэзи перевели в авалонскую школу. В глубине души этой девушки таилась какая-то печаль. Возможно, когда они с Дженни узнают друг друга ближе, все станет ясно.

Дженни направилась обратно в кафе.

– Посмотри сюда.

На одной из стен висели рамки с лицензиями, сертификатами и памятными вещами. Тут был первый доллар, заработанный пекарней, и полученная бабушкой и дедушкой первая лицензия из министерства здравоохранения.

А еще были фотографии. Большинство из них висело здесь так давно, что Дженни не обращала на них внимания уже несколько лет. С появлением отца Дженни вдруг поняла, насколько пекарня выглядит старой и мрачной. Нужно что-то поменять, как-то привести ее в порядок. Покрасить стены, возможно, добавить элементы декора.

– Пекарня открылась летом, и в «Авалонском трубадуре» напечатали восторженный отзыв о ней. За все годы существования пекарни о ней пять раз упоминали в «Нью-Йорк тайме». – Дженни показала Филиппу на газетные вырезки.

Филипп прочитал название одной из последних:

– «Пекарня в Катскиллских горах: 100 миль – и вы в раю».

– После таких заголовков у нас бывает наплыв посетителей, – добавила Дженни.

Она увидела, что Филипп рассматривает снимок, на котором она в возрасте восьми лет стоит у прилавка на маленьком стульчике и помогает матери выставлять на витрину булочки. Ее волосы заплетены в две толстых косы, на лице – кривая улыбка, нескольких зубов не хватает.

– Если бы не пожар, я могла бы показать тебе много фотографий, – расстроилась Дженни. – Самых обычных фотографий, домашние снимки на Рождество и Пасху, мой первый день в школе, первый поход в церковь…

Филипп прочистил горло.

– Дженни, я был бы очень рад увидеть все эти фотографии, узнать, как ты росла, но я тоскую не по этому.

О чем я действительно сожалею, так это о том, что упустил все эти годы.

Дженни не знала, что ответить. Печаль Филиппа, казалось, достигла и ее, мягко задев чувствительные душевные струны.

– Это не твоя вина, – хрипло произнесла Дженни. Она сглотнула и заставила себя улыбнуться. – Как ты думаешь, почему мама не рассказала тебе обо мне?

– Я не знаю. Твоя мать была… – Филипп тряхнул головой. – Я полагал, что знаю ее. Думал, мы хотим одного и того же. Я действительно ее любил, Дженни, но что-то в ней изменилось. Я не понимаю, почему она скрывала тебя от меня.

Дженни ощутила на себе взгляд Лоры.

– Я уверена, у нее были на то причины, – сказала та.

– Теперь с этим уже ничего не поделаешь, – вздохнула Дженни. Она показала Филиппу фотографию своей восемнадцатилетней матери, где та смеялась в камеру. – Вот эту фотографию прошлым летом заметила Оливия. Именно благодаря снимку она поняла, что между нашими семьями существует связь.

Дженни бы и в голову не пришло, что фотография ее матери – это лишь половина снимка. Давным-давно ее обрезали. На другой половине был Филипп Беллами. И только когда Оливия показала Дженни первоначальную фотографию Маришки и Филиппа, она поняла, что за этой фотографией скрывается некая история. Оливия натолкнулась на этот снимок, разбирая старые фотографии Филиппа, сделанные в «Киоге». Ящик Пандоры был открыт, являя глазам тайны прошлого и жизненные пути людей, которые то пересекались, то вновь расходились.

– Интересно, кто обрезал меня с этой фотографии? – спросил Филипп. – Наверное, твоя бабушка.

– Мы никогда этого не узнаем, – ответила Дженни. – Если только моя мать вдруг не вернется.

Она взглянула на пожелтевшую фотографию красивой молодой женщины, которая навсегда останется такой и никогда не постареет. Интересно, Филипп помнил Маришку именно такой?

– Извините, – неожиданно резко сказала Лора. – Мне надо возвращаться к работе.

И она поспешно удалилась сквозь створчатые дверки.