Текст книги "Дорога на Вэлвилл"

Шеф сунул ему белую ладошку.

– Не за что. Мы хотим, чтобы вы поскорее выздоровели.

– Доктор…

– Что?

– Я не вполне понял… Куда должна отвести меня сестра?

Келлог сердито посмотрел на него снизу вверх, и на сей раз неприязнь, мелькнувшая во взгляде целителя, никак не могла быть связана со злосчастным Постом. Вероятно, доктору вообще не нравилось смотреть на кого-нибудь снизу вверх. Глаза у него были ясные, холодные, немигающие, как и подобает ученому.

– Сестра Блотал отведет вас в ванную. Ручная клизма в данном случае недостаточно эффективна. У нас есть две механические системы усиленного действия. За несколько секунд они закачивают в кишечник до пятнадцати галлонов жидкости, что способствует полному опорожнению.

Полному опорожнению?

Тук-тук, заторопилось сердце Уилла. В батареях забулькала горячая вода, Дэб вытер потный лоб.

– Не берите в голову, – сказал Келлог. – Сестра Блотал вам все покажет.

Глава девятая
«Иде-Пи»

Первая трапеза Чарли Оссининга в ранге новоиспеченного главного президента компании «Иде-пи инкорпорейтед» состояла из едва теплой рыбной похлебки и горстки черствых хлебцев. Чарли ел стоя, прижимая миску к груди, словно уличный побирушка; ягодицами он прижимался к кухонной плите миссис Эйвиндсдоттер в напрасной надежде извлечь хоть чуточку тепла из вяло тлеющих угольков. Была половина третьего, все прочие постояльцы, включая кашляющего мистера Бэгвелла, уже позавтракали и пообедали. Миссис Эйвиндсдоттер стояла возле раковины и чистила рыбу видавшим виды, но острым как бритва ножом.

– Первый и последний раз, – предупредила она на своем медленном и тем не менее почти невразумительном наречии, – я кормить тот, кто опаздывать. Больше – нет. Понятно?

Чарли кивнул, чуть не подавившись похлебкой – в тарелке было полно рыбьих костей, кусочков чешуи, плавников и прочих неопознаваемых объектов. Чарли никогда не страдал отсутствием аппетита, а уже после всех ночных приключений и вовсе был голоден как волк, но от варева несло илом и тухлыми водорослями, да и вид рыбы в раковине не прибавлял вдохновения. Миссис Эйвиндсдоттер, ловко орудуя ножом, сделала большие надрезы под жабрами, отсекла головы у двух склизких желто-зеленых щук и бросила их в кастрюлю. Чарли посмотрел на сочившиеся бурой кровью жабры и мерцавшие тусклым холодом мертвые глаза и поставил миску на плиту.

– Славная рыбка, – объявила хозяйка, с гордостью кивнув на стоявшую в углу корзину, в которой лежало еще штук десять длинных заледенелых рыбин. Оссининг еще не догадывался, что ему предстоит питаться этими щуками в различных вариациях всю следующую неделю на завтрак, на обед и на ужин. Миссис Эйвиндсдоттер была вдова, женщина расчетливая и экономная; некий охотник, очарованный прелестями домовладелицы (он жил на озере Галл и звали его Бьорк Бьоркссон), постоянно пополнял ее кладовую дарами воды и леса. Одну неделю это могли быть щуки, другую – мясо ондатры, бобра, рыси или сурка.

Чарли всего этого знать не мог, но придет время, и он проклянет тот день и час, когда этот чертов Бьорк Бьоркссон воспылал чувством к хозяйке пансиона. Весь пищеварительный тракт Оссининга восстанет против того, чтобы эпитет «славный» когда-либо впредь использовался применительно к любым чешуйчатым, мохнатым или перепончатопалым тварям, но пока он был еще слишком наивен, и потому безмятежно буркнул:

– Да, славная.

Остаток этого дня он потратил на то, чтобы разыскать Бендера. Управленческий гений и временный казначей компании «Иде-пи» оставил для Чарли у портье в «Таверне Поста» довольно загадочную записку:

«Уехал в яхт-кл. Гогуок на завтрак со Стеллрехтом по поводу бумаги для упаковки. Встретимся завтра в 11:00 для осмотра фабрики уг. Верона-Уоттлз. Искр. Ваш, с наил. пож., Гуд.».

Оссининг стоял у мраморной стойки и все перечитывал записку. Он огорчился, что проспал и не успел поехать вместе с компаньоном, но потом вдруг сообразил: а приглашал ли его Бендер на этот завтрак? Чарли не мог вспомнить. Слишком устал вчера. И слишком много выпил. Но если он не был приглашен – то это уж слишком. В Чарли закипело раздражение. В конце концов, он главный президент компании (черт бы ее побрал!), и где бы ни находился этот яхт-клуб «Гогуок», в любом случае позавтракать там было бы приятнее, чем хлебать холодную рыбную бурду миссис Эйвиндсдоттер.

Так. Что же делать? Может быть, завтрак поздний, и он еще успеет? Или, может, они засиделись после еды за ликером и сигарами? Воображение Чарли нарисовало картину: сельский домик с большими балками под потолком, весело пылает огонь в камине, по комнате бесшумно скользят официанты в белых куртках, Бендер и Стеллрехт ведут приглушенную доверительную беседу о бумаге. Бумага должна быть прочной, так ведь? Значит, картон. В каком виде поставлять – стопки, рулоны? Они ежедневно выдают шесть вагонов продукции, Чарли, шесть вагонов! Оссининг был полным профаном в производстве готовых завтраков (и первый готов был это признать), но как он может чему-нибудь научиться, если Бендер не допускает его даже до самых обычных деловых переговоров? Хуже: если сам Чарли себя не допускает до деловых переговоров из-за того, что просыпает?

У портье Оссининг выяснил, что до озера Гогуок, курортного местечка, расположенного к югу от города, ходит трамвай, но, к сожалению, только в летнее время. Оссининг, прошагавший пешком весь путь от дома миссис Эйвиндсдоттер по улицам, обледеневшим как каток и продуваемым арктическими ветрами, решил нанять извозчика. Он же руководитель компании. Главный президент. Если Бендер не стесняется тратить деньги миссис Хукстраттен, чтобы пускать пыль в глаза кому ни попадя, то уж Чарли сам бог велел.

– Яхт-клуб «Гогуок», – с важностью приказал он вознице, усаживаясь на сиденье, словно какой-нибудь скучающий принц.

Извозчик был похож на усталого гнома: седой, высохший, сгорбленный; его усталая кляча шумно дышала, выпуская в морозный воздух клубы пара. Извозчик обернулся.

– Не хрена там делать, – задумчиво изрек он, прочистил горло и сплюнул.

Кэб стоял под галереей, соединяющей второй этаж «Таверны Поста» с офисным зданием Поста же, расположенным на противоположной стороне улицы. Неподвижный, прямой как палка швейцар внимательно наблюдал за их разговором.

Было ли дело в швейцаре, в погоде или в сегодняшней рыбной похлебке, а может – в гнетущем чувстве ответственности за капитал миссис Хукстраттен, но ответ Чарли избытком вежливости не страдал.

– Яхт-клуб «Гогуок», – процедил он сквозь зубы.

На лице гнома не дрогнул ни единый мускул. Силуэт возницы вырисовывался на фоне бесцветного хмурого неба. «Интересно, тут всегда так холодно?» – подумал Чарли. Он представил себе, как мистер Пост загорает на французской Ривьере, в Италии, в Пост-Сити в Техасе, где солнце так нещадно печет землю, что она вся трескается, как камень в печке. Извозчик снова сплюнул. Вытер рот рукавом и, не поворачивая головы, спросил:

– Куда едем?

– Ты что, оглох? – повысил голос Оссининг. – Яхт-клуб «Гогуок». И давай пошевеливайся. У меня неотложное дело.

Извозчик слегка развернулся, так что стал виден его профиль.

– Не хрена там делать, – повторил он.

Чарли потерял дар речи от злости, а гном тем временем продолжал:

– Никто туда не ездит в это время года. Там все замерзло. Ага. Я там аж с сентября не был.

– Но яхт-клуб – там на сегодня назначен завтрак.

– Какой, к черту, завтрак. Там ничего нет, один сарай с лодками. Да и тот заперли на зиму. Кому сейчас придет в голову заниматься греблей? Этакой холодрыги уж лет двадцать не было. – Извозчик приподнял шляпу, чтобы поплотнее закутаться в шарф, на мгновение обнажилась розовая блестящая лысина. – Разве что Стеллрехту.

– Вот-вот, Стерллрехт, – обрадовался Чарли. – Именно. У меня сегодня в яхт-клубе назначена встреча, с ним и с моим… – как бы обозвать Бендера? – и с моим компаньоном. – И, неожиданно для самого себя, выпалил: – Нам бумага нужна.

Теперь гном повернулся всем корпусом и уставился на Оссининга. Потер грязным пальцем глаз, снова откашлялся.

– Она всем нужна, – сказал он. – Дайте-ка, я угадаю: вы затеваете бизнес по производству готовых завтраков, правильно?

Дорога до озера Гогуок заняла двадцать минут. Сначала они ехали по зажиточным кварталам Бэттл-Крик, по мощеным мостовым, над которыми висели телефонные кабели и трамвайные провода, вдоль улиц возвышались трех– и четырехэтажные каменные дома. Закончился же маршрут на выстуженной равнине, возле черных пугающих вод. Жизни здесь было не больше, чем на каком-нибудь безымянном озере, затерянном среди просторов Аляски. Озеро замерзло не полностью, и по воде пробегала зловещая рябь, навевавшая думы о гибели в темной пучине. Эта местность не была похожа на Вестчестер с его безмятежными прудами и размеренно жующими коровами – это был самый настоящий Запад, и вид озера Гогуок с его примитивным равнодушием ко всему и вся довел сей факт до сознания Оссининга яснее, чем любые ландшафты, вид на которые открывался из окон экспресса «XX век лимитед».

Да, угрюмое местечко, ничего не скажешь. В первую же секунду, как только они здесь оказались, Чарли понял, что совершил ошибку. Но он был слишком упрям, чтобы признать свое поражение, и, кроме того, все равно придется выкладывать по меньшей мере пятьдесят центов, так что лучше уж было прокатиться до самого конца. Поэтому, когда извозчик натянул поводья и оглянулся (с таким лицом, словно собирался сказать: «А я что говорил?»), Чарли коротко рявкнул:

– К яхт-клубу.

Не было никакого сельского домика. Не было никаких официантов. Не было ни огня, ни еды, ни тепла. Яхт-клуб «Гогуок» представлял собой длинное белое дощатое здание, которое вполне можно было бы принять за склад или магазин, если бы оно не располагалось у воды. Чарли вылез из кэба и подергал дверь. Окон в доме не имелось, на двери висел замок. Чарли постучал без всякой надежды. Подождав немного, извозчик поинтересовался:

– Ну, что теперь, парень?

Хороший вопрос. Если Бендера здесь нет – а яснее ясного, что ни один человек, находящийся в здравом уме, сюда не забредет, – тогда где он? И зачем ему понадобилось врать?

Съежившись на сиденье, Чарли достал из кармана записку Бендера и перечитал ее. Вот, пожалуйста, черным по белому: «Уехал в яхт-кл. Гогуок на завтрак со Стеллрехтом». И тут Оссинингу пришло в голову: а может, яхт-клуб «Гогуок» имеет другое помещение для деловых трапез, кроме этого громадного сарая на озере – холодного, негостеприимного, леденящего душу и тело. Где-нибудь в Бэттл-Крик, например. Чарли чувствовал себя полнейшим идиотом. Но тут его взгляд упал на вторую половину записки Бендера: там значился адрес фабрики, какая-то Верона-Уоттлз. Еще не все пропало! Теперь он знает, куда ехать, знает, как дальше действовать.

– Слушай, приятель, – обратился он к вознице, высунув голову в окошко. – Ты знаешь такое место – Верона-Уоттлз?

Гном еще больше согнулся на своем сиденье. Лошадь шмякнула оземь куском навоза и вздрогнула. Воцарилась тишина, лишь ветер шумно трепал деревья да вода билась о берег. Наконец извозчик разомкнул уста.

– Я знаю Верона-авеню, – не оборачиваясь, проговорил он. – Я знаю Уоттлз-лейн. Это будет вам стоить еще двадцать пять центов помимо того, что вы мне уже должны.

Хотя Оссининг был уверен, что поступает правильно, и ужасно злился на расточительность Бендера, ему крайне не хотелось транжирить деньги – а уж в особенности деньги миссис Хукстраттен. Да, сказал себе Чарли, он – холодный, циничный, жестокий и расчетливый делец, выколачивающий из богачей деньги, но миссис Хукстраттен всегда была добра к нему, и Оссинингу искренне хотелось поступить честно, до последнего цента вернуть вложенные ею деньги. Разумеется, после того как ему повезет и он разбогатеет. С другой стороны, ему так хотелось действовать, он просто рвался сделать что-нибудь – лишь бы компания поскорее заработала и начала приносить прибыль. Чарли и мысли не допускал, что может побитым псом вернуться к миссис Хукстраттен без денег, без компании, без богатства. И он громко сказал, стараясь перекричать ветер:

– Поехали!

Когда они добрались до старой фабрики «Мальта-Виты» на углу Верона-авеню и Уоттлз-лейн, уже сгустились сумерки. Шесть лет назад компания «Мальта-Вита» имела грандиозный, но кратковременный успех: она взяла гранозные хлопья доктора Келлога, подсластила их ячменно-солодовым сиропом и получила патент на изготовление нового продукта. Парочка пришлых дельцов (ребята вроде Гудлоу X. Бендера и Чарльза П. Оссининга) переманили келлоговского пекаря, потратили кучу денег на рекламу – и в скором времени у них уже имелось пять огромных мобильных печей, работавших бесперебойно круглые сутки. Публика оказалась вполне готовой к восприятию хлопьев. Уставшие от овсяной каши, отрубей, вредоносной солонины, кукурузных лепешек и оладьев потребители, к тому же пресытившиеся рекламой «Мальта-Виты», сочли, что новый продукт вполне питателен, высококачественен, гигиеничен и предельно прост: берешь коробку, высыпаешь хлопья, заливаешь молоком и ешь. Успех был оглушительным. Новоявленные бизнесмены открыли вторую фабрику в Торонто; они гоняли свои хрустящие пшеничные хлопья ящиками, вагонами и пароходами в Мексику, Францию, Германию, Норвегию, Чехословакию. Но вскоре парочка продала свою фирму – весьма задорого, – и качество хлопьев значительно понизилось. Пекарь Келлога тоже куда-то ушел, в очередной раз соблазненный большими деньгами. И производство пошло вкривь и вкось. Хлопья начали покрываться плесенью, приобрели прогорклый вкус, стали портиться. И в образовавшуюся брешь стремительным потоком хлынули «Виноград и орехи», «Манна небесная», «Норка», «Триабита», «Черо-Фруто», «Морские яички» и еще сорок сортов других хлопьев.

Что же до Чарли Оссининга, то он несколько опоздал.

Чарли вышел из кэба и медленно обошел разрушенное здание. Как могла фабрика за несколько лет превратиться в такие развалины! Когда-то это была настоящая крепость: внушительные кирпичные стены, крепкая сводчатая крыша, а ныне остались одни руины. Даже с улицы было видно, что б здании случился пожар: оконные рамы обуглены, повсюду валяются обломки обрушившейся кровли. Дверей как таковых не имелось, окна зияли пустыми глазницами, деревянные перекрытия или безнадежно обгорели, или были растащены. Здание не было приспособлено для жилья, но все эти годы заброшенности и запустения в нем находили приют люди – нищие, бродяги, безработные, а во время индустриального бума 1902–1903 годов – и работяги, которым не досталось квартир. Все они оставили после себя следы жизнедеятельности. Повсюду валялись аптечные склянки, консервные банки, кости, обрывки газет и журналов, а также более серьезные предметы обихода: стиральная доска, письменный стол с проломанной столешницей и без ящиков, ботинок, носок, остов зонтика. И под всем этим лежал густой слой битого стекла.

Сколько сил и труда потрачено зря! Когда-то в школе Чарли учил наизусть стихотворение про каменные руины, поверженные во прах. Вот и здесь было то же самое. Полная безнадежность. Полная. У Оссининга упало сердце. Он часто-часто задышал и, несмотря на порывы ледяного ветра, покрылся испариной; по спине пробежал противный липкий холодок. Чарли вдруг испугался. За миссис Хукстраттен, за себя. Вот это место Бендер выбрал для их будущей фабрики? Вот отсюда начнется триумфальный марш «Иде-пи»? Чарли вдруг засомневался: понимает ли Бендер, что делает? В своем ли он уме, наконец?

Первым побуждением Оссининга было немедленно повернуться и поехать к Бендеру, сказать тому, чтобы и думать забыл об этой развалюхе, уж лучше начать строительство фабрики с нуля. Однако болезненное любопытство археолога влекло его пробраться сквозь эти завалы в соседнее помещение и взглянуть на печь. Когда он подошел к двери, из темноты вылетела птица – или это была летучая мышь? В углу что-то (крысы?) зашуршало. Потом все стихло. Повисла жуткая, гнетущая тишина.

Сохранились только две огромных трехэтажных печи. Они возвышались над руинами – ржавые, побитые, облепленные ласточкиными гнездами и пожухлой листвой, накопившейся за шесть лет. Но, как ни странно, вид это все имело значительный и наводило на размышления. Оссининг долго стоял в благоговейном трепете перед мощными агрегатами; в эти мгновения он и вправду чувствовал себя археологом, искателем сокровищ, попавшим в чудесный замок и обнаружившим там несметные богатства. Здесь все начиналось, здесь все рождалось: хлопья, деньги, золото, автомобили и экипажи, библиотеки, винные подвалы и бильярдные столы – одним словом, все то, о чем Чарли мечтал (а ему очень хотелось все это иметь, особенно бильярдный стол). И обязательно библиотеку. Не сказать чтобы он был большим любителем литературы – так, почитывал дешевые романчики: Ник Картер, Фрэнк Рид, Уоллес Большая Нога и тому подобное. Но библиотеку ему хотелось – на полках книги в кожаных переплетах с тисненными золотом корешками, в хрустальном графине бренди «Отар Дюпюи» 78 года. Все это совершенно необходимо джентльмену, бизнесмену, миллионеру и хлопьевому магнату; Оссининг готов был поспорить, что у Ч. У. Поста подобного добра сколько хочешь – и бильярдных столов, и английских костюмов, и библиотек, и лимузинов, и конюшен, и еще разных прочих чудесных штуковин, о которых Чарли представления не имел. А все благодаря этим вот агрегатам. Даже на печатные станки государственного казначейства Оссининг вряд ли взирал бы с большим благоговением.

Чарли смотрел на огромные печи и пытался представить, как когда-то давно, новенькие и блестящие, они выплевывали из своих недр груды золотистых хрустящих хлопьев. Краем глаза он снова заметил какое-то шевеление в углу, услышал, как что-то заскреблось, зашуршало, затем последовал глухой удар, сопровождаемый невнятными проклятьями. Оссининг был здесь не один. Он оглянулся и увидел в пустом проеме двери спокойно дремавшего на козлах извозчика. Тогда Чарли стал вглядываться в дальний угол за печью, где появились неясные контуры фигуры: человек бормотал ругательства и яростно пинал соломенную подстилку на полу.

– Эй! – позвал Чарли и задал преглупый вопрос: – Тут кто-нибудь есть?

Человек замер. Бродяга. Нищий. Рука Чарли инстинктивно потянулась к внутреннему карману, но потом он вспомнил, что денег миссис Хукстраттен в кошельке, слава богу, больше нет, и с облегчением перевел дух. Из темноты раздался хриплый угрожающий вопрос:

– А ты что за хрен такой?

Бродяга двинулся вперед. Мутные пьяные глаза, пальто в подтеках засохшей блевотины, в спутанных волосах – сухие листья, мусор и паутина. Несло от него как от канализационной крысы.

Оссининг не испугался. Он мог постоять за себя. Мальчишкой ему частенько приходилось это проделывать в Академии Святого Бэзила, где, благодаря щедрости миссис Хукстраттен и равнодушию родителей, он оказался самым младшим из учеников. Да и позднее не раз попадал в переделки в тавернах Петерскилла, Территауна и Кротона. Так что в кулачном искусстве Чарли новичком не был. А кроме того, если уж кто имел право находиться в этом мрачном, богом проклятом месте, так это – главный президент компании, которая намеревается приобрести эту собственность. Поэтому Чарли не тронулся с места.

Бродяга сделал несколько шагов вперед и вдруг резко остановился и огляделся, будто что-то искал. Потом замер, быстро поднял глаза и дыхнул таким гнусным перегаром, что Чарли отпрянул.

– Ты думаешь, я нищий? – сказал бродяга. – Побираюсь и сплю под забором? Так?

– Слушай, приятель, – прошипел Оссининг, сжал кулаки и выпятил вперед челюсть. – Мне плевать, кто ты и где ты спишь. Я тебя представляться не просил.

Человек, пошатываясь, наклонился, сплюнул, на лицо ему упала прядь сальных волос. Чарли весь подобрался, готовый в любую минуту отразить нападение. Но бродяга этого даже не заметил. Он мотнул головой, откидывая волосы, и улыбнулся. Улыбка была странная, почти безумная, просто губы рефлекторно разъехались, обнажив гнилые зубы. Но только сейчас Чарли заметил, что этот голодранец очень молодой, моложе его самого.

– Нет, ты погоди, – заговорил бродяга, обдавая Оссининга табачным смрадом. – Вот скажи, ты ведь ни за что не поверишь, что у меня есть сто долларов, а? Наличными? Билетами государственного казначейства. А спорим, есть? Сотня долларов… нет, чуток поменьше – на одну-две бутылку виски.

Резкий порыв ветра взметнул бумажные обрывки и прочий мусор.

– Я, если захочу, могу снять номер в «Таверне Поста». Люкс. Понятно тебе?

Чарли вдруг стало скучно. Пусть этот тип идет своей дорогой, какое ему дело? Что ему до этой фабрики? Конечно, интересно было представить себе, как она раньше работала; но понятно и то, что им она совершенно не подходит. Так он и скажет Бендеру. Значит, надо искать новых инвесторов, вот и все. Оссининг круто развернулся и пошел прочь.

– Эй, мистер, – крикнул ему в спину оборванец, но Чарли даже не оглянулся. – Мистер, я же с вами разговариваю.

У самого выхода Оссининг остановился, достал сигарету, прикурил. Потом посмотрел в полумрак, на дергающуюся бородатую физиономию нищего.

– Производство готовых завтраков, так? – спросил тот. – Вот зачем вы притащились на эту кучу дерьма в своих сверкающих ботиночках и новеньком пальтишке. Готовые завтраки. Я прав?

Чарли не потрудился ответить. Он затянулся и почувствовал, что проголодался. Сейчас бы хороший кусок мяса. И устриц. А всякие засранцы-вегетарианцы пусть катятся к черту. Чарли прикинул, какое меню его может ожидать у миссис Эйвиндсдоттер (суп из рыбных голов или еще какая-нибудь бурда), и подумал, где бы съесть хороший гамбургер, да чтоб не заплатить за него втридорога?

Бродяга все не унимался.

– Вот смотрю я на вас, – фыркнул он своим скрипучим, противным голосом, – точь-в-точь мой дядюшка, миллионер поганый. Да нет, хуже: вы на моего папашу смахиваете, святого человека. Знаете, кто мой папочка?

Оссинингу было наплевать, кто у этого придурка папочка. Он щелчком отшвырнул сигарету, повернулся, прошел через замусоренный двор к кэбу и плюхнулся на холодное кожаное сиденье.

– Куда теперь, Монте-Кристо? – спросил извозчик.

Конечно, надо было отпустить кэб и идти пешком, чтобы сэкономить деньги, но Чарли устал, был раздражен до предела и совершенно раздавлен – и видом фабрики, и матрасом, набитым бесполезными акциями, и толпой мальчишек на станции. Господи, даже первый попавшийся нищий, и тот толкует о производстве готовых завтраков! И Чарли решил, что должен увидеться с Бендером – прямо сейчас, не медля ни секунды, чего бы это ни стоило. В животе у него целый день ощущалась какая-то тяжесть – словно ком холодной каши прилип к стенкам желудка и никак не хотел отскребаться. Чарли затошнило. Если с самого начала ничего не складывается, как же будет дальше? Откуда они возьмут деньги, чтобы закупить оборудование, устроить фабрику, заплатить рабочим? Какой же он был дурак: поедал устриц, пил шампанское, изображал из себя важную персону; он что думал – деньги сами с неба посыплются? Откуда возьмутся хлопья? Кто станет набивать ими коробки? Кто будет эти самые коробки покупать? Надо увидеться с Бендером.

– Отвези меня в «Таверну Поста», – сказал Оссининг.

Уличные фонари уже светились матовым блеском, ярко сияли витрины магазинов. На улицах царила предвечерняя суета: прогуливались под руку парочки, покупатели сновали по магазинам, работяги спешили домой к ужину. Несмотря на паршивое настроение, Чарли вдруг ощутил все очарование этого города. Бэттл-Крик процветал – это было очевидно. У людей имелись деньги – сделанные на хлопьях, – и люди с удовольствием эти деньги тратили. Чарли подумал, что стоит побродить по улицам, присмотреться, какие сорта предпочитают торговцы. Только сначала он, разумеется, повидается с Бендером и где-нибудь перекусит. Оссининг полез за кошельком, кэбмен развернулся всем корпусом и пробурчал:

– С вас восемьдесят пять центов, если, конечно, вы не собираетесь обратно в яхт-клуб.

– Восемьдесят пять центов? Ты сдурел? Ты же говорил: пятьдесят до озера и двадцать пять до фабрики…

– И еще десять за обратную дорогу.

Раздражение всколыхнулось с новой силой, ему разом вспомнились все насмешки и издевательства извозчика.

– Но ты ничего такого не… Я решил, что это входит…

– Входит? – прорычал извозчик и смачно сплюнул. – Я что, похож на какого-нибудь хренова благотворителя?

Чарли собрался было ответить в том же духе, но тут вдруг заметил устремленный на него в упор взгляд гостиничного швейцара, который открывал дверцу впереди стоящего экипажа. Взгляд самоуверенного превосходства, словно этот тип в щегольской униформе мог с точностью до пенни сказать, сколько стоит тот или иной посетитель «Таверны Поста». Оссинингу вдруг стало стыдно. Он, главный президент компании «Иде-пи», торгуется из-за десяти центов у дверей лучшей городской гостиницы. Из-за десяти центов! Тогда как вчера вплыл в этот самый подъезд с четырьмя тысячами долларов в кармане. Швейцар помог выйти из кэба какой-то даме и направился к ним.

– Надеюсь, сдача у тебя найдется, – пробормотал Чарли, протягивая извозчику золотую монету в два с половиной доллара.

В этот момент дверца, будто сама по себе, открылась, и Чарли едва не вывалился прямо на улицу. Он удержался на ногах и выпрямился в ожидании сдачи, холодно и небрежно кивнув швейцару.

– О господи, – раздался голос за его спиной, – неужели это мистер Оссининг?

Обернувшись, он чуть не подпрыгнул от неожиданности, упершись взглядом в насмешливые зеленые глаза Элеоноры Лайтбоди. Она была в шубе (вчера на вокзале Чарли видел на ней другую), а сопровождал даму крепкий светловолосый мужчина с мальчишеской физиономией, из тех, что до самой старости выглядят так, будто только что поставили новый спортивный рекорд. Чарли собрал всю свою волю в кулак, чтобы успокоиться. В конце концов, передо мной – потенциальный инвестор, сказал он себе, не говоря уж о даме, которая нравилась ему чем дальше, тем больше.

– А-а, – протянул Чарли небрежно, как и подобало магнату, вернувшемуся в экипаже после объезда своих латифундий. – Миссис Лайтбоди, Элеонора, какая приятная встреча.

Немного смущало присутствие швейцара и кэбмена, согнувшегося в три погибели на своем сиденье и копошащегося грязными пальцами в засаленном кошельке.

Элеонора какое-то мгновение разглядывала персонажей живописного панно под названием «Прибытие магната», потом перевела взгляд на молодого атлета, стоявшего рядом с ней.

– Мистер Оссининг, познакомьтесь: мой доктор, Фрэнк Линниман. Фрэнк, это мистер Оссининг.

Чарли крепко пожал протянутую руку.

– Зовите меня Чарли, пожалуйста, – сказал он. Потом посмотрел в ее смеющиеся глаза (что это ее, интересно, так забавляет?) и добавил: – Надеюсь, и вы, миссис Лайтбоди, будете обращаться ко мне по имени. И еще надеюсь, позволите мне называть вас Элеонорой. После всего, что мы пережили в экспрессе «XX век», не говоря уж о поезде на Мичиган…

И он снисходительно хохотнул, давая понять, что путешествие по железной дороге – досадное, но неизбежное зло.

– Да-да, разумеется, – пробормотала Элеонора.

Чарли надеялся, что она заговорщически ему улыбнется, но миссис Лайтбоди явно не разделяла его веселья. Она подняла взор на своего спутника (которого, как не мог не заметить Чарли, держала под руку) и смущенно пояснила:

– Мистер Оссининг – президент компании по производству готовых завтраков, Фрэнк.

– Неужели?

Кажется, эта новость не произвела на Фрэнка большого впечатления. Тут в беседу вклинился извозчик.

– Эй, Монте-Кристо, – позвал он и вытер нос рукавом. У меня тут одна мелочь, ничего? Хотел дать сдачу четвертаками, да нету.

– Оставь, – отмахнулся от него Чарли. – Оставь сдачу себе.

У возницы глаза на лоб полезли.

– Но ведь…

– Оставь сдачу себе, – повторил Чарли.

– Как называется ваша компания, мистер Оссининг? – спросила Элеонора и, высвободив локоть из руки доктора, поправила шляпку. – «Идеальные хлопья» или «Идеальная еда», кажется, что-то в этом роде?

– «Иде-пи», – ответил Оссининг.

Ему чуть не до слез было жалко доллара и шестидесяти пяти центов, которые он только что пустил на ветер, словно какой-нибудь Ротшильд. Чарли хотелось сейчас только одного: исчезнуть отсюда, заползти в свою каморку у миссис Эйвиндсдоттер и в одиночестве зализывать раны. Но внутренний голос продолжал нашептывать: «Инвестор, потенциальный инвестор», и Оссининг не тронулся с места лишь проводил взглядом весело загрохотавшего прочь негодяя-извозчика.

– Да-да, «Иде-пи», – прощебетала Элеонора, – какая я забывчивая. А скажите, мистер Оссининг, а вы уже нашли фабрику, на которой будете производить свою пептоновую чудо-пищу, насыщенную сельдереем? – И подмигнула.

– Ну, вообще-то, еще нет… я как раз только что осматривал одно подходящее место, великолепное здание, с полным комплектом оборудования – прежние хозяева просто взяли и прекратили производство, знаете, так бывает, – но, думаю, мне это не очень подходит. Маловато производственных площадей. – Чарли тараторил так быстро, что пришлось перебить самого себя: – Кстати, я давал вам мою визитную карточку? – Элеонора предупреждающе выставила вперед ладошку, затянутую в бархатную черную перчатку.

– Да-да, мистер Оссининг, благодарю вас – вы были так внимательны и дали нам две, мне и мужу, вчера вечером за ужином. У вас есть карточка Уилла?

Ее расстроенный и рассеянный придурок муж оставил вчера свою карточку под масленкой. «Уильям Фицрой и Элеонора О. Лайтбоди, Парсонидж-лейн, Петерскилл» – вот вся информация, которую содержала эта карточка, но Чарли прихватил ее с собой и берег как зеницу ока, ведь визитка могла оказаться ключом для установления полезных контактов. Он кивнул.

– Что ж. – Равнодушный взгляд зеленых глаз и поджатые губки показывали, что разговор окончен. – Нам пора идти. Буду рада снова с вами повидаться – доктор Линниман считает, что мне необходим вечерний моцион, и великодушно согласился сопровождать, но нам действительно пора. Он считает, что это улучшит мой аппетит, не так ли, Фрэнк? – Она замолчала, взглянула на доктора, потом снова посмотрела на Чарли. – Решили остановиться в этой гостинице, мистер Оссининг?

Чарли метнул быстрый взгляд на роскошный парадный вход, сверкающий огнями, на сурового швейцара.

– Да, вот именно. Собственно, уже остановился. Первоклассное место, все так шикарно… я хотел сказать – элегантно, прямо как в лучших нью-йоркских гостиницах. И обслуживание в отеле соответствующее. Мне говорили, он самый лучший в городе.

– Вы ошибаетесь, – промолвила Элеонора, и снова ему показалось, что она над ним смеется. – Вы еще не бывали в Санатории доктора Келлога. Но такому здоровому человеку, как вы, это, наверное, и не нужно.