Текст книги "Шляпники"

Тамзин Мерчант
Шляпники

Моей семье

Tamzin Merchant

The Hatmakers

* * *

The author has asserted her moral rights. All rights reserved.

Печатается с разрешения издательства Penguin Books Ltd.

THE HATMAKERS

Original English language edition first published by Penguin Books Ltd, London.

Копирование, тиражирование и распространение материалов, содержащихся в книге, допускается только с письменного разрешения правообладателей.

Copyright © Tamzin Merchant 2021

© Зиганшина Е., перевод, 2021

© Издательство АСТ, 2021

* * *

Глава 1

Той ночью разразилась дикая гроза. Это была одна из тех ночей, которые меняют абсолютно всё.

Небо пронзали извилистые трезубцы молний, над крышами и шпилями Лондона с ритмичностью океанских волн рокотал гром. Дождь хлестал стеной, тучи сотрясались от вспышек, и казалось, будто весь город погрузился под воду.

Но Корделии Шляпник не было страшно. В своей освещённой свечами комнате под самой крышей Дома Шляпников она представляла, будто находится на борту «Весёлого Чепчика». Громадные волны швыряли корабль из стороны в сторону, и Корделия шла по палубе (на самом деле по коврику перед камином), пошатываясь и борясь с завывающим ветром.

БУМ.

– Фортескью, задраить все люки! – завопила она. – Мне придётся привязать себя к штурвалу!

С каминной доски на неё невидяще таращился оловянный солдатик.

– Есть, капитан! – краешком рта пропищала за него Корделия.

БУМ.

– Враг открыл огонь! – крикнула она, стиснув спинку своего деревянного стула и крутанув её. Под её ладонями стул превратился в огромный корабельный штурвал.

БУМ.

Резкий порыв ветра распахнул окно. Свеча потухла, и Корделия оказалась в темноте.

БУМ, БУМ, БУМ.

Звук эхом разносился вверх на все пять этажей Дома Шляпников – кто-то колотил во входную дверь.

Корделия сползла по приставной лестнице из спальни вниз и поскакала по коридору. Из своей комнаты появилась тётушка Ариадна, закутавшаяся в бархатный халат сливового цвета. Показался и дядюшка Тибериус – его седые волосы были встрёпаны со сна.

– Отец! – крикнула Корделия, проносясь мимо них. – Отец вернулся!

БУМ, БУМ, БУМ.

Корделия сбежала по винтовой лестнице, пронизывающей весь Дом Шляпников посередине. Она пролетела мимо пратётушки Петронеллы, прикорнувшей перед трепещущим в камине Алхимического Кабинета сиреневым пламенем. Промчалась мимо высоких дверей Шляпной Мастерской и, решив, что быстрее всего будет скатиться по спиральным перилам, в три секунды достигла нижнего этажа.

Босые ноги шлёпнулись о холодные плитки пола. Корделия потрясла головой, чтоб она перестала кружиться, и побежала (по не совсем прямой линии, потому что перед глазами всё чуточку плыло) через просторный вестибюль к двери.

Она повернула массивный ключ в замке, и небо озарила белая вспышка. За рельефным стеклом окна вырисовывался высокий силуэт.

Корделия распахнула тяжёлую дубовую дверь, и воздух сотряс раскат грома.

Разряд молнии расколол небеса надвое.

На пороге Дома Шляпников стоял мужчина. Он вымок насквозь, был изрядно потрёпан и тяжело дышал.

Это был не отец.

Глава 2

Мужчина вошёл в дом, впуская за собой дождь и буйный ветер, и Корделия попятилась. Богатый парчовый плащ гостя пах морской водой и солью.

– Лорд Витлуф! – Это произнесла тётушка Ариадна, спускающаяся по лестнице с фонарём в руке. – Святые небеса, что произошло?

С лорда Витлуфа на пол вестибюля капала дождевая вода, образуя лужу.

– Увы, не небеса, мадам Шляпник, а море! – прохрипел лорд Витлуф. – Кое-что произошло в море!

У Корделии появилось чувство, будто по её шее ползёт Сибирский Ледяной Паук.

– Прошу вас, милорд, поведайте же нам, что случилось, – попросил дядюшка Тибериус.

– Что-то стряслось с «Весёлым Чепчиком»? – В дверях кухни появилась Кух с закрученными на лоскутки волосами и деревянной ложкой в руке.

– Где мой отец? Капитан Шляпник? – тонким и дрожащим от страха голоском спросила Корделия.

Лорд Витлуф снял с головы чёрную треуголку и вылил из неё приличное количество воды.

– «Весёлый Чепчик», – проговорил он, – потонул. Он разбился о жуткие скалы в устье Речного Зева.

Сквозь дом с воем пронёсся ветер.

– А мой отец? Где он? – спросила Корделия.

Ледяной Паук оплетал её внутренности студёной паутиной.

Лорд Витлуф перевёл взгляд на свои башмаки.

– Я был там. Ждал на самой вершине маяка, чтобы убедиться, что корабль минует пролив в целости, – пробормотал он, стискивая свою шляпу так, что костяшки пальцев побелели. – Во дворце с волнением ожидали возвращения капитана Шляпника с последним ингредиентом для новой королевской шляпы. Но сегодня…

Лорд Витлуф запнулся, взгляд его переполнял ужас.

– Корабль попал в шторм, – продолжил он, и лицо у него посерело. – Я был так близко, что ветер доносил до меня крики команды, я видел даже, как капитан Шляпник сам встал за штурвал… но прежде чем корабль успел миновать опасность и найти убежище в Речном Зеве, из чёрного океана поднялась ужасная волна и швырнула «Весёлый Чепчик» прямо на скалы. Корабль в считаные секунды превратился в щепки.

Корделия трясла головой. Потом она осознала, что у неё трясётся всё тело.

– Все ушли на дно вместе с кораблём, – прошептал лорд Витлуф. – Никто не спасся.

– Но… нет, – сказала Корделия. – Мой отец плавает лучше всех, кого я знаю. Он может выплыть и из шторма, и из водоворота. Он не мог утонуть!

Лорд Витлуф был печален и выглядел так, словно его мучила морская болезнь.

– Капитан Шляпник пропал в море, – сказал он. – Мне очень жаль.

Горе и ярость Корделии, оказавшиеся сильнее подкашивающихся ног, понесли её вверх по лестнице. За её спиной рваным флагом трепетал голос тётушки Ариадны. Пока Корделия наугад шла по коридору, к глазам подступила предательская волна слёз. Девочка рванула на себя последнюю дверь, и её окутал до боли знакомый отцовский запах.

Это был аромат пряностей, которые отец привозил из своих приключений, и кедра, и дыма, и морского воздуха. Корделия бросилась на его пустую постель и зарылась в колючие шерстяные одеяла.

Она лежала, уткнувшись лицом в подушку, и чувствовала себя так, будто из неё вот-вот вырвется самая печальная на свете песня. Эта песня завывала в её животе, поднимаясь в грудь, обволакивая сердце и устремляясь в горло, и Корделия ощущала, как она отчаянно вибрирует там.

– Корделия? – прошептала тётушка Ариадна, на цыпочках входя в комнату. Небеса разразились громом. Он напоминал звук разбивающихся о скалы кораблей. – Бедная моя Корделия.

Девочка лежала, напрягшись всем телом и изо всех сил стараясь не дать печальной песне вырваться изо рта. На спину ей легла тёплая ладонь. Наконец тётушка сказала:

– Это поможет тебе уснуть, моя дорогая.

Она отбросила волосы Корделии в сторонку, и девочка почувствовала, как ей на голову осторожно натягивают Луноцветный Ночной Колпак.

Тёмно-фиолетовая магия колпака накрыла её, и, не успела она и разок вдохнуть, как уже спала. Корделия видела тянущиеся к ней из глубины щупальца и звала отца, но рокот волн заглушал её голос. Всю ночь беспокойные штормовые сновидения шептали ей: «пропал в море, пропал в море, пропал в море», а в странном небе кружил, причитая, альбатрос.

Наутро Корделия проснулась с кое-какой мыслью.

То, что пропало, можно найти.

Глава 3

Корделия натянула отцовский сюртук. Его золотые пуговицы мерцали в точности так, как мерцает надежда. Она закатала рукава и покинула комнату.

В Доме Шляпников стояла тишина. Через окно виднелось чистое голубое небо, а усеивавшие стекло капельки дождя поблёскивали в бледно-жёлтых лучах солнечного света.

В Библиотеке пахло пчелиным воском, отполированным деревом и турецким ковром. На полках бок о бок теснились тысячи книг. Древние гримуары, справочники новых наук, тома, полные зловещих тайн, – все соперничали друг с другом за место в шкафах. Некоторые, с корешками из потрескавшейся кожи, доставали Корделии до колен, а то и выше; другие, переплетённые шелками цвета драгоценных камней, были меньше её ладони. Страницы всех этих книг шептали, когда она переворачивала их.

Было так рано, что Поисковые Голуби ещё дремали в своём вольере возле окна, спрятав головы под крылья.

– У-ру-ру, – тихонько проворковала им Корделия. Пока она наполняла птичью кормушку свежими семенами и наливала чистую воду в блюдце, за ней наблюдали, мигая, несколько ярких чёрных глаз.

Она посмотрела на одну конкретную птицу.

– Агата, – сказала Корделия. – Мой отец пропал в море, и только ты можешь его найти.

Агата важно встопорщила крылья и заворковала.

Отец Корделии, капитан Просперо Шляпник, сам вывел Агату, держа её (когда она ещё была в яйце) в тепле у себя под мышкой. В один прекрасный день голубка проклюнулась через скорлупу, обнаружила, что сидит на его бережной ладони, и сочла, что он – идеальная мать.

Поисковый Голубь, выведенный подобным образом, всегда долетит до своей матери, где бы та ни находилась, чтобы принести весточку домой. Так что Корделия достала из верхнего ящика стола крошечный свиток бумаги и написала:

Отец, говорят, что ты пропал в море. Если ты пропал – тебя можно найти. Пожалуйста, найдись как можно скорее…

На свитке почти не осталось места, так что она кое-как втиснула:

…и вернись домой, пожалуйста. С любовью, Дилли

Она поцеловала бумагу – очень осторожно, чтобы чернила не размазались – и помахала ею в воздухе, чтобы высушить. Потом туго скатала свиток и запечатала в миниатюрной стеклянной бутылочке пробкой и сургучом.

Корделия бережно вытащила Агату из вольера и привязала бутылочку к её лапке. Она чувствовала, как быстро трепыхается птичье сердечко.

– К Просперо, к Просперо! – прошептала Корделия, будто заклинание.

Она широко распахнула окно, и Агата выпорхнула на улицу. Корделия высунулась наружу, наблюдая за ней, пока птица не превратилась в бледную крапинку над свежеомытыми дождём лондонскими домами.

– Кордилли?

В дверном проёме стоял, потирая помятое со сна лицо, дядюшка Тибериус. Он напоминал медведя, которого слишком рано разбудили из спячки.

– Ты в порядке, малютка? – мягко спросил он обычно грохочущим голосом.

– Да, дядюшка, – ответила Корделия. – Я только что отправила послание отцу.

Плечи дядюшки Тибериуса поникли.

– Ох, Корделия, милая моя девочка, – сказал он.

– Понимаешь, – объяснила Корделия, – если он пропал в море, значит, его можно найти. Так что я послала Агату найти его.

– Малютка Шляпник, – с тяжестью в голосе произнёс дядюшка Тибериус, – когда мать Поискового Голубя… погибает… бедный сбитый с толку голубь просто улетает… и больше не возвращается.

Глаза дядюшки Тибериуса внезапно заблестели, и он высморкался в зелёный шёлковый платок.

– Не плачь, дядюшка! – сказала Корделия, залезая на стул, чтобы похлопать его по сотрясающемуся плечу. – Агата найдёт отца. Он не погиб – он просто пропал, а это совершенно разные вещи.

Дядя Тибериус вытер глаза.

– Ну же, выше нос! – Корделия улыбнулась. – Мы должны закончить творить Шляпу Концентрации для короля. Нас будут ждать во дворце!

Обычно в день, когда Шляпникам предстояло доставить шляпу во дворец, весь дом гудел от веселья и хаоса. Но в то утро все, за исключением Корделии, были одеты в траур и двигались очень медленно, а глаза у них сильно покраснели. Кух положила в овсянку Корделии побольше мёда и крепко чмокнула её в макушку.

Джонс, кучер Шляпников, заглядывал в дом, прислонившись к кухонному окну, с чашкой чая в руке. Он был одет в элегантную синюю форму и чернильно-чёрную треуголку, а на лице у него читалась хмурость.

Бледная тётушка Ариадна, сидящая во главе стола, откусила сухой краешек тоста. Она поправила побег руты на своей чёрной Шляпе Скорби и сказала:

– Прости, что нам приходится идти во дворец сегодня, Корделия, моя смелая девочка. В том, чтобы быть Шляпниками Короны, есть свои тяготы, и долг всегда зовёт.

– И нельзя, чтобы проклятые Башмачники обставили нас. Или эти жеманные Перчаткотворцы, если уж на то пошло, – прорычал дядюшка Тибериус, угрюмо помешивая овсянку.

– Или Часотворцы с Плащетворцами! – подхватила Корделия.

– Щёголи и фанфароны, – пробурчал дядюшка Тибериус.

– Да и к тому же, – договорила Корделия, – отец хотел бы, чтобы мы пошли.

Губы тётушки Ариадны слегка затряслись.

– Мы должны сделать всё, что в наших силах, чтобы закончить шляпу, даже без особого ингредиента, который вёз домой Просперо.

– А что это был за ингредиент? – спросила Корделия.

– Перо с уха Афинской Совы из Платонических лесов, – ответил дядюшка Тибериус. – Мудрейшая птица в мире: улетает на огромные расстояния, чтобы избежать людского общества. Оно помогло бы королю полностью сосредоточиться на работе и укрепило бы в нём стремление оставаться непотревоженным.

– Сбегай помоги пратётушке Петронелле с камином, моя Корделия, – сказала тётушка Ариадна особенно дрожащим голосом.

– Пусть горит поживее, дитя! – прохрипела пратётушка Петронелла.

Корделия принялась так энергично раздувать стонущие меха, что сиреневое пламя ожило, встрепенувшись и лизнув фиолетовыми язычками закопчённый дымоход. Огонь бросал мерцающий свет на медные инструменты, в Алхимическом Кабинете заплясали лиловатые тени. Пратётушка Петронелла положила прохладные ладони Корделии на щёки.

– Ты сильная девочка, – сказала древняя леди, как-то вскаркнув.

Корделия подумала, что взрослые ведут себя весьма глупо – оделись в чёрные одеяния и говорят ей, что она смелая и сильная.

– Я знаю, ты думаешь, будто отец утонул. Я тоже так думала прошлой ночью, – сказала она пратётушке. – Но на самом деле, когда я проснулась, то поняла, что он просто пропал. А это совсем разные вещи, понимаешь ли. И он однажды двенадцать дней выживал на дырявом плоту, дрейфующем по океану. Он где угодно может выжить.

Просперо Шляпник действительно двенадцать дней выживал на плавающем в океане обломке корабля. Как и Корделия. Это была её любимая история.

«Ты родилась посреди океана, крошка, – рассказывал Корделии отец. – Мы с твоей мамой частенько отправлялись на поиски ингредиентов. В один прекрасный день мы осознали, что с нами путешествует и третий Шляпник – ты! Ты появилась на свет одной очень звёздной ночью, недалеко от побережья Марокко. Вся команда устроила праздник, а мы с твоей мамой были на седьмом небе от счастья. У нас на корабле не было люльки, поэтому мы сделали колыбель из шляпной коробки, и ты очень сладко в ней спала. Именно эта коробка и спасла тебя…

Много недель спустя над нами ни с того ни с сего разразилась ужасная буря. В мачту ударила молния, и наш корабль загорелся. Я был у штурвала, пытался вывести нас из шторма, когда увидел, что твоя мама бежит прямо в чрево корабля. Она появилась из огня и дыма со шляпной коробкой в руках.

И именно в тот миг корабль с жутким скрежетом раскололся надвое; из-за пожара он треснул до самого киля. Целый мир будто распался пополам, а твоя мама швырнула коробку через расщелину, над бурлящей водой. Я кинулся за тобой. Коробка опустилась на гребень волны, и я бросился в океан. Когда я вынырнул, половина корабля исчезла. Я выбрался на оставшиеся обломки. Ты каким-то чудом осталась жива, хоть была очень мокрой и ёрзала в своей шляпной коробке.

Всю ночь я искал выживших. Но на рассвете понял, что твоей мамы больше нет. Всей команды нет. Мы с тобой остались вдвоём, застряли на полупотопленном корабле, на многие мили окружённые пустым океаном.

Двенадцать дней спустя нас подобрала проходящая мимо португальская каравелла, и в конце концов я вернулся в Лондон с тобой – величайшим сокровищем из всех, что я когда-либо привозил домой».

Её отец всегда носил на шее ракушку на цепочке. Внутри ракушки была крошечная картина, не больше глаза Корделии, – портрет её матери. Девочка могла часами вглядываться в этот портрет, в гладкую мамину кожу, венец тёмных волос и добрые улыбчивые глаза. Это совершенно завораживало её.

«Ты выглядишь в точности как она, крошка Шляпник, – всегда говорил отец с полным любви взглядом. – Она подарила тебе свои красоту и ум».

Когда отец говорил так, Корделия улыбалась ему и спрашивала: «А что ты подарил мне, отец?»

Тогда он расплывался в ответной улыбке и говорил: «Дары Шляпника. Свободу в голове и магию на кончиках пальцев!»

– Ты не только сильная девочка, но ещё и смелая. – Хриплый голос пратётушки Петронеллы вырвал Корделию из мыслей.

Девочка моргнула. Пратётушка смотрела на неё с гордостью и печалью.

– Он не умер, – твёрдо сказала ей Корделия. – Он вернётся. Я послала к нему Агату.

Пратётушка поцеловала её в лоб и дала солнечно-сахарную тянучку из жестяной банки.

– Корделия! Мне нужна твоя помощь в мастерской! – позвала тётушка Ариадна.

Глава 4

Корделия, сколько себя помнила, всегда помогала родным в их ремесле. Ещё не научившись ходить, она ползала между дубовыми скамейками в мастерской, нося во рту ленты и кружева. Если они оказывались слегка подмокшими, дядя терпеливо высушивал их над камином, а потом уже пришивал на свои творения.

Когда Корделия начала ходить, она ковыляла по Отделочной Комнате, осторожно держа над головой перья для шляп. Вразвалочку она бродила между струями пара от тётиных шляпных болванок и завихрениями кристального света из Алхимического Кабинета.

Первые слова, которые она выучила, были написаны колючими рунами в шепчущих книгах из Библиотеки. Она подружилась с пышными растениями, цветущими в оранжерее на крыше, познакомилась со звёздами, глядя на них в пратётушкин телескоп, и дала имена всем Поисковым Голубям.

Она укутывала Лунный Кактус в шерстяной шарф, когда выпадал снег, а летом остужала веером Везувианский Камень, чтобы он перестал сочиться лавой на пратётушкин стол. Она знала кустарники, которые ведут себя грубо, если только не поговорить с ними вежливо, и была единственной, кто мог убедить Тиморский Папоротник дать новый побег, шепча ему добрые слова.

Сколько поколений Шляпников жили в этом доме – никто и вспомнить не мог. Магия ингредиентов, которые они привозили из путешествий по миру, просочилась в каждую частичку дерева и в ветхие от времени камни. Сморщенное стекло древних окон, стены и даже колпаки на дымовой трубе топорщились и подрагивали от своей собственной своеобразной магии.

Иногда эта магия весьма раздражала. Например, если наступить на каминный коврик в мастерской в неправильном месте, он специально делал так, чтобы вы запнулись. Одна из половых досок очень боялась щекотки и норовила дёрнуться, если по ней пройтись. Дядюшку Тибериуса частенько выводил из себя шкаф, где хранились невидимые предметы. Дверца этого шкафа постепенно теряла очертания – став сначала малоприметной, потом туманной, а затем совершенно невидимой. Но когда дядюшка не мог её отыскать, Корделия точно знала, как именно нужно прищуриться, глядя на стену, чтобы заметить ручку.

Но хоть девочка и оказывалась весьма полезной по дому, творить шляпы самой ей не разрешали.

«Ингредиенты непредсказуемы, – частенько предупреждала её тётушка. – Они могут быть чрезвычайно опасны, если использовать их неправильно. А некоторые ингредиенты не стоит использовать вообще никогда».

Запретные ингредиенты были спрятаны в Зловещем Секретере – железном шкафу, стоящем в мастерской. Корделию вечно отсылали из комнаты, когда его открывали. Её всегда очень интересовали скрытые в нём злокозненные сокровища, но ей никогда не удавалось взглянуть хоть на что-нибудь и одним глазком. Всё собранное во время экспедиций и сочтённое слишком опасным запиралось в его железных стенах, а ключ от Зловещего Секретера постоянно висел на поясе у тётушки Ариадны.

Корделия, сколько себя помнила, всегда помогала родным в их ремесле

На дверцах секретера был начертан девиз Шляпников на латыни:

NOLI NOCERE

Это означало «Не навреди» и было важнейшим принципом в сотворении шляп.

Корделия как-то слышала, как Просперо и дядюшка Тибериус взвешивают один ус Саблетигра. Она прижималась ухом к замочной скважине Шляповзвешивательной Комнаты, когда услышала дядин вздох: «Он куда тяжелее моей самой большой меры Зловещести, Просперо! Придётся отправить его в Зловещий Секретер».

Так что они открыли Зловещий Секретер и заперли ус в нём.

Корделия даже как-то слышала, что в секретере хранится Грай-камень, но об этом она спрашивать не осмеливалась. Зато она несколько раз пыталась поторговаться с тётушкой касательно Шляпотворчества в целом.

«Я не стану творить плохую шляпу! – убеждала она, сделав ужасно большие и честные глаза. – Я сотворю очень милую шляпу. Абсолютно безобидную».

«Ты ещё маленькая, Корделия, – неизменно отвечала ей тётя. – Тебе нужно ещё много узнать, прежде чем даже подумать о том, чтобы сотворить первую шляпу».

Но Корделия ещё как думала о сотворении первой шляпы. Она мечтала обернуть яркий отрез фетра вокруг шляпной болванки, украсить его лентами, и перьями, и драгоценностями, и витыми веточками, расшить жемчужинами и усыпать пуговками, и ракушками, и цветами, и…

«Это совершенно исключено», – был вечный тётин ответ, закрывающий тему.

Корделию такие слова совсем не радовали.

У тётушки Ариадны была золотая шляпная булавка, украшенная изумрудом размером с ягоду крыжовника. Тётя решительным жестом втыкала её себе в волосы, прежде чем закатать рукава и начать новую шляпу. В булавке таилась сила, которая делала её превосходным и чудесным Шляпником.

У дядюшки Тибериуса была изящная серебряная шляпная булавка, которую он хранил воткнутой в нагрудный карман. Пратётушка Петронелла свою булавку с красным сверкающим камушком вонзала в пучок на голове. Шляпная булавка Просперо была выстрогана из ветви Корабельного дерева, а носил он её на своей капитанской шляпе.

Каждый день рождения Корделия надеялась, что и ей подарят шляпную булавку, которая превратит её в Шляпника. Будь у неё булавка – она наконец смогла бы приступить к работе, ведь руки так и чесались начать. Но она знала, что ей, как и всем Шляпникам до неё, будет разрешено сотворить свою первую шляпу лишь в день её шестнадцатилетия.

У Корделии было чувство, будто ждать этого ещё как минимум несколько жизней.

На одиннадцатый день рождения ей в качестве особого подарка разрешили обмахнуть жёсткой барсучьей кисточкой только что сформованные шляпы, чтобы они засияли.

– Когда тебе будет двенадцать, крошка Шляпник, ты приступишь к изучению могущественных ингредиентов, которыми мы отделываем шляпы. Начнём с перьев, – пообещал Просперо. – В перьях очень много магии и характера.

Сегодня, когда до её двенадцатилетия оставалось ещё несколько месяцев, Корделия вбежала в мастерскую и обнаружила, что дядя склонился над серо-зелёной шляпой, надетой на болванку, и пришивает к широким бархатным полям гирлянду из розмарина.

– Розмарин для памятливости, – бормотал он.

На время работы дядя и тётя отложили свои чёрные Шляпы Скорби в сторону. Теперь на головах у обоих были чепцы в рюшках, завязанные под подбородками большими канареечно-жёлтыми бантами.

– Знаю, что мы выглядим довольно глупо, – сказала тётушка Ариадна, увидев круглые глаза Корделии, – но нельзя позволить, чтобы наша личная печаль прокралась в королевскую шляпу. Это испортит весь наш тяжкий труд. Поэтому мы носим Чепцы Легкомыслия, пока доделываем её, чтобы не падать духом.

Она предложила чепчик и Корделии, но та отказалась.

– Он мне не нужен, спасибо, тётя, – сказала девочка.

Тётушка Ариадна отвернулась, скрывая лицо за пышными оборками чепца.

Корделия знала, что тётушка изо всех сил старается не унывать. Настроение Шляпника во время шляпотворения чрезвычайно важно. Тётушка Ариадна не раз говорила Корделии: «Важнее всего, чтобы добрые намерения текли от твоего ума к твоим рукам и к шляпе».

Если Шляпник был печален, или зол, или небрежен, или беспокоен, например, его настроение передавалось шляпе, а потом и владельцу шляпы, стоило тому надеть её на голову. Дядюшка Тибериус как-то рассказал ей об одном без оглядки влюблённом в свою милую Шляпнике, которому довелось творить Шляпу Солидности для одного политика. Любовь Шляпника напитала Шляпу Солидности цветущим обожанием, отчего политик почувствовал непреодолимое любовное влечение к лидеру оппозиции. (Корделия подозревала, что творцом этой шляпы был сам дядюшка Тибериус, но он никогда в этом не признавался.)

– Паучий шёлк, – произнесла тётушка Ариадна, поворачиваясь к Корделии с серебряным мотком нежнейшей паутины в руках. – Сплетён Коричневым Глубокораздумным Пауком и собран вчера до восхода луны. Корделия, мне нужна твоя помощь. Не забывай о концентрации.

Корделия широко расставила руки, пока тётушка Ариадна осторожно наматывала на них превосходный паучий шёлк. Скоро между её ладоней повис сияющий серебряный мостик.

– Теперь скрути его, – велела тётя.

Корделия повертела ладонями, и нити свились и превратились в тонкую шёлковую верёвочку. Тётушка Ариадна разрезала её и аккуратно завязала узлом оба конца.

– Теперь мы пришьём это к шляпе, начиная отсюда, прямо над левым глазом… – Тётушка приколола верёвочку паучьего шёлка к шляпе. – И обернём по часовой стрелке вокруг тульи…

Корделия с восхищением наблюдала, как тётя мастерски обматывает шляпу сияющей верёвочкой.

– И это должно стимулировать концентрацию короля – именно для этого и была заказана шляпа.

Корделия кивнула. Тётушка повернулась к ней.

– Можешь сказать, почему я выбрала шёлк Коричневого Глубокораздумного Паука?

Корделия на миг задумалась, прежде чем ответить.

– Ты выбрала паучий шёлк, потому что пауки усердно трудятся над своими паутинами, а эта шляпа должна помочь королю усердно трудиться… и Коричневый Глубокораздумный Паук любит бумагу и тишину, а королю нужны бумага и тишина, чтобы сконцентрироваться.

– Превосходно. – Тётушка Ариадна улыбнулась. – Мы довершим её свежим цветком с Лозы Святой Эгиды. Не принесёшь ли один?

Корделия нырнула под сушильные верёвки, на которых висели свежеокрашенные шелка, и кинулась вверх по лестнице в оранжерею. Когда она пробегала мимо Алхимического Кабинета, из его двери вырвалось облако небесно-голубого дыма.

– Бесподобно! – услышала она карканье пратётушки Петронеллы. – Капелька Стекла Постижений почти готова!

Корделия свернула в тёмный кабинет и увидела, что пратётушка держит железными щипцами переливающуюся стеклянную капельку, похожую на жидкий солнечный свет. В воздухе витал горячий запах. Алхимия казалась Корделии странной смесью поэзии и науки.

– А, дитя – подай-ка мне вон ту банку с подоконника, – прохрипела пратётушка Петронелла. – Осторожно, она полна Громового Дождя.

Корделия открыла окно и аккуратно подняла стоящую снаружи на подоконнике банку. Она была до краёв наполнена серой, как гроза, дождевой водой, слегка всплеснувшей, когда девочка понесла её через комнату. Из банки донёсся раскат грома, и над водой вспыхнула крохотная молния.

– Хорошая и свежая, – с улыбкой сказала пратётушка Петронелла, когда Корделия поставила банку на стол.

Пратётушка погрузила сияющую капельку в воду. Комнату заполнили клубы пара, похожие на дождевое облако. В воздухе затрещали и защёлкали крохотные зигзаги молний.

Когда облако пара рассеялось и Корделия снова могла разглядеть пратётушку, она увидела, что стеклянная капелька, которую пратётушка держала в щипцах, стала кристально-чистой и сияющей.

– Стекло Постижений поможет королю сфокусироваться на самом главном, – объяснила пратётушка.

– Как это оно так поменялось? – спросила Корделия.

– Штормовая вода – лучший усилитель. Иногда человек, пережив шторм, будто сотворяется заново.

У Корделии перехватило дыхание. Пратётушка Петронелла внимательно смотрела на неё. Её глаза походили на два кристалла, сияющих в глубине древних складок её лица.

– Что нужно, чтобы пережить шторм? Бодрость духа и здравый смысл, – монотонно сказала она. – У Просперо есть и то, и другое.

– Ты думаешь… – начала Корделия.

Пожилая леди подняла бледную, как бумага, руку, требуя тишины.

– Стеклотворцы в Венеции знают о штормах всё, – сказала она. – У них есть полные бочки штормовой воды. Они собирают разную воду от разных штормов. А бочки у них такого размера, что в них можно слона искупать. Эти венецианцы настоящие мастера над стеклом.

– А ты была там когда-нибудь, видела их? – спросила Корделия, округлив глаза.

– Давным-давно… – начала пратётушка, но её перебил донёсшийся снизу крик.

– Корделия! Где цветок?

– Иду, тётушка! – отозвалась Корделия, выбегая из Алхимического Кабинета и бросаясь наверх, в оранжерею.

Несколько минут спустя свежесотворённая капелька Стекла Постижений была пришита на самую верхушку шляпы и засияла там, как крупная бусинка чистой воды. Шляпу с бледно-жёлтым цветком с Лозы Святой Эгиды, поблёскивающим на полях, понесли в Шляповзвешивательную Комнату.

Посреди этой комнаты стояли большие деревянные весы, а на полках вдоль стен выстроились сотни медных гирь.

Дядюшка Тибериус выбрал маленькую гирьку размером с яблоко.

– Концентрация, – сказал он, кладя её на весы. – В размере десяти Сосредоточенностей.

Тётушка Ариадна аккуратно поместила шляпу на другую чашу весов. Деревянный механизм медленно наклонился, как детская качалка, и шляпа поплыла вниз, пока не оказалась вровень с гирькой на второй чаше.

– Браво! – прогремел дядюшка Тибериус. – Концентрации достаточно!

– Попробуй Трезвомыслие, – предложила тётушка Ариадна.

– Что такое Трезвомыслие? – шёпотом спросила Корделия, пока дядюшка Тибериус тянулся к гире размером с пушечное ядро, чтобы проверить ею шляпу.

– Это совершенно особый сорт Здравомыслия, – прошептала в ответ тётя.

Шляпа оказалась чуть легче, чем мера Трезвомыслия, так что дядюшка подобрал гирю поменьше. На этот раз шляпа перевесила и поплыла вниз.

Тётушка Ариадна кивнула.

– Подойдёт.

Наконец дядюшка Тибериус положил на чашу весов совсем крошечную гирьку, не больше божьей коровки.

Шляпа и гирька пришли в полное равновесие.

– А это что такое? – спросила Корделия.

– Радость, – негромко ответил дядюшка Тибериус. – В небольшой мере. Ровно столько, чтобы скрасить труды.

Шляпники оглядели своё творение. Шляпа вышла элегантная, бледно-серо-зелёная, отделанная серебром и розмарином. Корделия представила, что как только король наденет эту шляпу, ему захочется провести целый день и целую ночь в своём кабинете, усердно трудясь.

Дядя шмыгнул носом.

– С пером с уха Афинской Совы вышло бы гораздо лучше, – прохрипел он надломившимся от печали голосом.

– Полно, Тибер, – мягко сказала ему тётушка Ариадна.

Обычно после взвешивания новую шляпу клали в шляпоподъёмник и спускали на первый этаж в магазин Шляпников.

Однако эта шляпа предназначалась королю.

Аккуратно уложенную в изящные шелка, устилающие прекрасную шляпную коробку с тёмно-синей лентой, Шляпу Концентрации отнесли в карету Шляпников.

Джонс подал карету к передней двери. Он важно сидел на козлах, держа поводья двух лоснящихся лошадей. Лошади мотали головами и тихонько ржали, готовые сорваться с места.