Текст книги "Тайное место"

У них нет оружия против этого. Мир избит и изранен, пульсирует черно-белым и вот-вот рассыплется.

Прерывает молчание Джулия, решительно и зло, словно с грохотом захлопывает дверь:

– Пальцем не прикоснусь ни к одному парню из Колма. Никогда.

– Это все равно как сказать, что вообще с парнями общаться не будешь, – возражает Холли. – Мы только с ребятами из Колма и пересекаемся.

– Значит, никаких парней вплоть до колледжа. Пофиг. Лучше так, чем ждать, пока еще один придурок расскажет всей школе, какие у меня сиськи на ощупь.

Бекка опять краснеет.

Селена будто слышит звон, легкое динь! серебром по хрусталю. Она резко садится:

– Тогда я тоже.

Джулия бросает на нее яростный взгляд:

– Я не выделываюсь, типа “ах, мои нежные чувства задеты, поэтому отныне никаких мужиков”. Я серьезно.

– Я тоже, – отвечает Селена спокойно и уверенно.

Днем все было бы иначе. Днем на улице или в комнате с электрическим освещением им бы и в голову такое не пришло. Бессильная, сдерживаемая ярость пустила бы корни. Пятно въелось бы, стало вечным клеймом.

Ветер разгоняет облака, и сверху льется, спиралью закручиваясь вокруг них, чистый лунный свет.

– Я тоже, – говорит Бекка.

Джулия приподнимает бровь в шутливом сомнении. Бекка не знает, как объяснить, что для нее это важно, что, если бы могла, она принесла бы в центр их круга самую грандиозную ценность в мире и сожгла бы ее дотла, чтобы они поняли; но тут Джулия улыбается и подмигивает ей.

Взгляды устремлены на Холли. Она вспоминает отца, его усмешку, когда пытаешься добиться от него прямого ответа: никогда не связывай себя обещаниями, если не уверена, что сможешь их сдержать, и даже тогда не надо.

Три ярких светящихся силуэта на фоне темных деревьев: они ждут.

Мягкая тень под подбородком Селены, узкий излом запястья Бекки, опущенный уголок рта Джулии. Холли будет помнить их и в сто лет, когда весь прочий мир сотрется из памяти. Ладони пульсируют и тянутся к подругам. Болезненная спираль закручивается внутри, чувство похоже на жажду, но нет, оно где-то глубоко в груди. Что-то происходит.

– Я тоже, – говорит она.

– Господи, – вздыхает Джулия, – уже слышу: теперь они скажут, что у нас тут лесбийская секта.

– И что? – спрашивает Селена. – Пускай говорят что угодно. Нам-то что?

Тишина. Они впитывают сказанное. Мысли несутся вскачь. Они видят, как Джоанна кривляется и хихикает в “Корте”, пытаясь подцепить очередного парня из Колма, как Орла беспомощно ревет в подушку, после того как Эндрю Мур с дружками размазали ее по полу, видят, как сами они изо всех сил стараются правильно стоять, правильно ходить, правильно одеваться и правильно говорить, вечно под цепкими взглядами парней, и думают: никогда никогда никогда никогда никогда больше. Вырваться, как супергерой, разрывающий наручники. Кулаком в морду – и наблюдать, как разлетается на куски.

Мое тело, мой разум, как я одеваюсь, как я хожу, как говорю – все мое.

Сила этой мысли, гудящей в их головах, ждущей возможности вырваться на свободу, вызывает дрожь до самых костей.

– Будем как амазонки, – говорит Бекка. – Они тоже мужчин избегали, совсем, и их не волновало, что люди подумают. А если парень пытался с ними позволить себе, он… – Пауза, наполненная свистом стрел и потоками крови.

– Но-но! – К Джулии возвращается ее улыбка, настоящая, та, которой посторонние почти никогда не видят. – Расслабьтесь, это же не навсегда. Только до конца школы, пока не сможем встретиться с нормальными человеческими парнями.

До конца школы еще очень много лет, невообразимо много, это случится так не скоро, что, считай, и вовсе не случится. Так что – навсегда.

– Надо пообещать. Принести клятву, – предлагает Селена.

– Ой, да ладно, – возражает Джулия. – Кто вообще так делает…

Но возражает как-то неуверенно, скорее по привычке, и слова улетают в темноту, бестолковые и никем не услышанные.

Селена вытягивает руку ладонью вниз, над травой и невидимыми тропками насекомых.

– Клянусь, – начинает она.

Вверху, во тьме, пищат летучие мыши. Кипарисы склоняются к ним, внимательно, одобрительно смотрят. Их шепот вдохновляет и воодушевляет девчонок.

– Ладно, – присоединяется Джулия. Получается громче, чем она рассчитывала, так громко, что сама пугается; сердце бьется быстро, словно вот-вот приподнимет ее над землей. – Ладно, давайте.

Она кладет свою руку поверх руки Селены. Легкий шлепок разносится по поляне.

– Клянусь.

Бекка – тоненькая ручка, невесомая, как пушинка одуванчика, на руке Джулии – отчаянно с запозданием жалеет, что не стала смотреть на фотографию и не видела того, что видели остальные.

– Клянусь.

И Холли:

– Клянусь.

Четыре руки сплетаются в узел, обернутый лунным светом, пальцы переплетаются, каждая старается дотянуться до всех остальных сразу. Короткий смешок.

Кипарисы вздыхают. Долгий, удовлетворенный вздох. Луна неподвижно висит в небе.

9

Ребекка О’Мара балансировала на одной ноге в дверях художественной мастерской, зацепившись другой за собственную лодыжку. Длинные каштановые волосы, мягкие и волнистые, завязаны в хвост, никаких попыток их выпрямить. Примерно на дюйм повыше Холли; худая – не болезненно, но кусок пиццы ей бы не помешал. Ее не назовешь красивой – черты лица еще не определились, – но лишь пока. Большие карие глаза настороженно смотрят на Конвей. На Тайное Место даже не покосилась.

Если у нее проблемы со старой доброй уверенностью в себе, с самооценкой, так сказать, я могу решить. Стать заботливым старшим братом, которому нужна помощь в важном деле, и только она, застенчивая младшая сестренка, может ему помочь.

– Ребекка, да? – спросил я. И улыбнулся, не слишком широко, спокойно и естественно. – Спасибо, что пришла. Садись.

Она не двинулась с места. Хулихен пришлось обогнуть ее, чтобы просочиться в свой угол.

– Это из-за Криса Харпера, да?

В этот раз она не краснела и не путалась, но говорила все равно тихо, почти шепотом.

– Меня зовут Стивен Моран. Холли, наверное, обо мне рассказывала? Она помогла мне с одним делом несколько лет назад.

Вот теперь Ребекка впервые внимательно посмотрела на меня. Кивнула.

Я протянул руку, указывая на стул, она нехотя шагнула вперед. Дерганой походкой подростка, как будто только тяжелые ботинки мешали оторваться от земли. Села, тут же крепко переплетя ноги. Вцепилась в подол юбки.

У меня засосало под ложечкой от разочарования. Зная Холли, помня намеки Конвей на что-то такое там было и всю хрень про ведьм и ненормальность, я ждал большего. А тут опять Элисон, пачка страхов и комплексов в юбке на вырост.

Я растекся по стулу, как подросток, расставил пошире колени, еще разок улыбнулся Ребекке. На этот раз слегка печально.

– Мне опять нужна помощь. Я хорошо работаю, честно, но иногда мне нужна посторонняя помощь, иначе не справлюсь. И мне кажется, что ты как раз могла бы мне помочь. Попробуешь, ладно?

– Это насчет Криса? – снова спросила Ребекка.

Похоже, стеснительность не мешает ей стоять на своем.

– Я тебе так скажу, я все еще пытаюсь разобраться, в чем тут дело. А что, случилось что-то связанное с Крисом?

Она покачала головой.

– Просто… – показала на Конвей, не выпуская из рук край юбки. Конвей чистила ногти колпачком ручки и даже не подняла голову. – Ну, она же здесь. Я подумала…

– Давай-ка попробуем разобраться вместе, ладно?

Я снова ласково улыбнулся. И получил в ответ пустой взгляд.

– Начнем со вчерашнего вечера. Первый учебный период – где ты была?

Помедлив секунду, Ребекка ответила:

– В общей гостиной четвертого года. Как и все.

– А потом?

– Перерыв. Мы с подругами вышли на улицу посидеть на травке.

Все тот же невыразительный мерный тон, но чуть увереннее. Мы с подругами.

– С какими подругами? Холли, Джулией и Селеной, так?

– Да. Ну и с другими. Почти все вышли на улицу. Было тепло.

– А потом начался второй учебный период. Вы занимались здесь, в мастерской?

– Да. С Холли, Джулией и Селеной.

– Как вы получили разрешение? В смысле, кто у кого спрашивал и так далее? Извини, я немного… – я втянул голову в плечи и неловко ухмыльнулся, – не знаком с ситуацией. Не знаю, как тут у вас все устроено.

Опять пустой взгляд. Отлично у меня получается с молодежью, они со мной такие спокойные, любого могу разговорить… Добрый Старший Брат, кажется, близок к провалу.

Конвей пристально изучала собственный большой палец, подняв его к свету. Вся внимание.

– Мы отпрашиваемся у мисс Арнольд, кастелянши. Джулия к ней ходила позавчера, после обеда. Мы хотели пораньше, но было занято, так что пришлось идти вечером. Они не любят, чтобы после занятий в школе толпилось много народа.

– То есть вчера вечером после перерыва вы взяли ключ от двери в школу у тех девочек, которые занимались до вас?

– Нет, передавать его нам не разрешают. Кто за ключ расписывается, тот его и возвращает. Они вернули ключ мисс Арнольд, а мы пришли к ней.

– Кто пришел?

Я успел заметить мелькнувший в лице Ребекки страх – она, кажется, собиралась соврать. Причем без причины, ей ничего вроде бы не грозило, но вот именно в этом она такая же, как все. Конвей все же была права – во всяком случае, насчет этой: врунья. Как минимум, когда напугана, когда ее оторвали от остальной компании, выставили совсем одну в центре внимания.

Но не дура, даже когда напугана. В полсекунды сообразила, что врать смысла нет.

– Я.

Я кивнул, будто ничего не заметив.

– А потом вы пошли в художественную мастерскую. Все вчетвером, так?

– Да.

– И чем занимались?

– У нас проект. – Она выпростала одну руку из складок юбки и показала на стол у окна: что-то довольно крупное, накрытое заляпанной краской тканью. – Селена писала каллиграфическим почерком, Холли толкла мел для снега, а мы с Джулией делали всякие детали из проволоки. Это наша школа сто лет назад – вроде как и история, и искусство разом. Сложно объяснить.

– Да уж. Пришлось даже после уроков работать, – одобрительно заметил я. – Чья была идея?

Одобрение не помогло.

– Всем приходится тратить дополнительное время на такие проекты. Мы и на прошлой неделе этим занимались.

Когда, возможно, кому-то и пришла в голову некая блестящая мысль.

– Да? А кто предложил поработать вчера вечером?

– Не помню. Но мы же все понимаем, что проект надо закончить.

– И вы так и сидели здесь до конца, до девяти? Или кто-нибудь выходил?

Ребекка оставила юбку в покое и затолкала руки под себя. Я засыпал ее вопросами, а она держалась так же бдительно, становясь все сдержаннее и осторожнее, но это была эдакая общая, “ковровая” осторожность, по любому поводу; она не знала, от чего именно защищаться. Если я не полный идиот, а она – не гениальная актриса, ничего она не знает про карточку с фотографией.

– Если только на минутку.

– Кто и куда?

Тонкие черные брови нахмурены. Карие глаза заметались от меня к Конвей и обратно.

Конвей обводила ручкой рисунки на столе. Я ждал.

– А что? – спросила Ребекка. – Зачем вам это?

Я промолчал. Ребекка промолчала в ответ. Эти тонкие, неловко торчащие локти и коленки в конечном счете не такие уж хрупкие.

То ли Конвей сильно недооценила ее, то ли девочка очень изменилась за минувший год. Не было у Ребекки проблем с уверенностью в себе, ей не нужен был ни я, ни кто-либо иной, чтобы осознавать себя личностью. Это вам не Элисон и не Орла. Я выбрал неправильную тактику.

Конвей подняла голову и пристально смотрела на меня.

Я плюнул на все эти подростковые ужимки, выпрямился, наклонился вперед, сложив ладони. Взрослый человек обращается к взрослому человеку.

– Ребекка, – начал я, прямо и серьезно. – Есть вещи, о которых я не могу тебе сообщить. Но я все равно буду задавать тебе вопросы, пока ты не расскажешь мне все до мельчайших деталей. Понимаю, это нечестно. Но если Холли обо мне говорила, надеюсь, она объяснила, что я не буду обращаться с тобой как с идиоткой или младенцем. Если я смогу ответить на твои вопросы, отвечу. Окажи мне такую же услугу. Согласна?

Когда берешь верный тон, это сразу понятно. Подбородок уже не торчал упрямо, а настороженность отчасти превратилась в готовность.

– Ладно, – сказала Ребекка, подумав. – Согласна.

Конвей внезапно перестала играть с ручкой и приготовилась записывать.

– Прекрасно. Так кто выходил из мастерской?

– Джулия возвращалась в нашу комнату за одной старой фотографией, которую мы забыли. Я ходила в туалет. Селена, по-моему, тоже. Холли ходила за мелом – белый кончился, пришлось принести еще. Кажется, из кабинета химии.

– Помнишь, во сколько? И в каком порядке вы выходили?

– Мы все время были в этом здании. Даже с этажа не уходили, кроме Джулии, и ее не было всего пару минут.

– Никто вас ни в чем не обвиняет, – успокоил я. – Я просто пытаюсь выяснить, что именно вы могли увидеть или услышать.

– Мы ничего не видели и не слышали. Никто из нас. Мы включили радио и просто работали над проектом, а потом вернулись в жилое крыло. Все вместе. Если вам интересно.

И все-таки вызов, в самом финале, едва заметная дерзость и вновь вскинутый подбородок.

– И вы вернули ключ мисс Арнольд.

– Да. В девять. Можете проверить.

Проверим обязательно. Вслух я этого не сказал. И достал фотографию.

Взгляд Ребекки притянуло к ней как магнитом. Я держал фото картинкой к себе, пощелкивал пальцем по краешку. Ребекка попробовала вытянуть шею, не двигаясь с места.

– Вчера вечером по пути сюда вы прошли мимо Тайного Места. И когда ходили в туалет, тоже. И потом, по пути обратно. Так?

Вопрос заставил ее отвлечься от фотографии. Широко раскрытые, удивленные глаза, теряется в догадках.

– Ага.

– Вы туда заглядывали?

– Нет.

Я скептически посмотрел на нее.

– Мы торопились! Сначала были заняты проектом, а потом надо было вернуть ключ вовремя. Про Тайное Место даже не вспоминали. А что? – Рука потянулась за фотографией; длинные тонкие пальцы, она будет высокой женщиной. – Это…

– Там ведь вывешивают секреты. Твои среди них есть?

– Нет.

Никаких раздумий, ни секунды паузы. Не лжет.

– Почему нет? У тебя вообще нет секретов? Или ты предпочитаешь ими не делиться?

– У меня есть подруги, – ответила Ребекка. – С ними я и делюсь своими секретами. А не со всей школой. Пусть даже анонимно.

Она подняла голову, голос внезапно окреп, зазвучал громко и уверенно, заполняя всю комнату. Она гордилась своими подругами.

– А подруги, конечно, делятся всеми своими секретами с тобой?

Пауза. На долю секунды она замерла с открытым ртом. Потом нашлась.

– Я все про них знаю.

Все тот же звенящий голос, радость. И даже уголки губ приподнимаются в почти улыбке.

У меня перехватило дыхание. Вот оно. Сигнал, которого я ждал. Тревожный огонек. Горит все ярче, разбрасывая вокруг разноцветные искры.

Совсем другое дело, сказала Конвей; совсем не то что компашка Джоанны. Да не то слово, блин.

– И вы храните секреты друг друга. И никогда не разболтаете.

– Нет. Ни за что. Никогда.

– То есть, – продолжил я, – это не твое?

И фото – прямо в руку Ребекке.

Задохнулась, почти всхлипнула, тоненько. Рот испуганно приоткрылся.

– Кто-то вывесил это в Тайном Месте вчера вечером. Это была ты?

Ее как будто затянуло в фотографию. Вопроса она, кажется, не слышала, по крайней мере, дошло до нее не сразу. Потом все же ответила:

– Нет.

Не врет: сейчас ее на это просто не хватит. Вычеркиваем еще одну.

– А кто?

Ребекка с трудом оторвала взгляд от фотографии.

– Это не мы. Не я и не мои подруги.

– Почему ты так уверена?

– Потому что никто из нас не знает, кто убил Криса.

Она вернула мне фотографию. Конец истории. Выпрямилась, подняла голову и смотрела мне в глаза, не мигая.

– А если бы тебе пришлось угадывать, чьих это рук дело. Вот приперли тебя к стене и требуют, чтоб угадала. Что бы ты сказала?

– Что угадывать? Кто сделал эту карточку или… про Криса?

– И то, и то.

Ребекка равнодушно пожала плечами, типичный тинейджер, родители от таких жестов по стенкам ходят.

– Когда ты говоришь про своих подруг, понятно, что они много для тебя значат. Правильно?

– Да.

– Рано или поздно все узнают, что вы четверо, возможно, как-то связаны с этой фотографией. Это факт, ничего не поделаешь. Если бы у меня были друзья, которые мне дороги, я бы постарался сделать так, чтобы убийца не заподозрил, что у них есть информация о нем. Даже если для этого пришлось бы отвечать на неприятные вопросы.

Ребекка задумалась.

Кивком указала на фотографию:

– По-моему, это просто чья-то выдумка.

– И не кого-то из вас, говоришь. Значит, Джоанна Хеффернан или кто-то из ее подружек. Кроме них в здании никого не было в это время.

– Это вы сказали, не я. Я ничего не знаю.

– А могли они такое придумать?

– Может быть.

– Но зачем?

– Может, скучно было, – пожала она плечами. – Хотели поразвлечься, заварить кашу. И вот вы здесь.

Ноздри раздуваются: поразвлечься. Да уж, Ребекка определенно невысокого мнения о свите Джоанны. С виду кроткая овечка. Но вовсе не такая кроткая внутри.

– А Крис? – спросил я. – Как ты думаешь, кто это сделал?

Ребекка ответила сразу, не задумываясь:

– Парни из Колма. Я думаю, они пробрались сюда целой толпой, хотели устроить розыгрыш, спереть там что-нибудь или раскрасить. Пару лет назад они так же пролезли к нам на футбольное поле ночью, с баллончиками краски, и нарисовали… – Она слегка покраснела и явно не собиралась пояснять, что именно нарисовали. – Думаю, опять собрались устроить что-нибудь в этом роде, а потом подрались, и…

Она плавно развела руки, словно выпуская в пространство образ ночной потасовки.

– А Крис стал бы в таком участвовать? Выбраться ночью из школы, устраивать розыгрыши?

Ребекка отвлеклась, словно вглядываясь в возникшую в памяти картину:

– Да. Он мог.

Голос опять изменился, помрачнел, что ли. Крис Харпер не был ей безразличен. В хорошем смысле или плохом, я не понимал, но чувство было очевидно сильным.

– Если сказать про Криса что-то одно, что бы это было? – спросил я.

– Он был добрый, – неожиданно ответила Ребекка.

– Добрый?

– Как-то раз мы тусовались неподалеку от торгового центра, и мой телефон начал глючить, все фотографии пропали. Парни начали нести всякую чушь, типа “о-о-о, а что там было, фотки твоих…” – Опять покраснела. – Глупости всякие. А Крис сказал: “Дай-ка глянуть”, взял телефон и стал чинить. Эти идиоты со смеху покатывались, а Крису было все равно. Он все исправил и вернул мне телефон.

Тихий вздох. Воспоминания померкли, вернулись на свое место в глубинах памяти. Она опять смотрела на нас.

– Вот о чем я вспоминаю, когда думаю про Криса. Про этот случай.

Для такой девчонки, как Ребекка, такой случай мог много значить. Мог пустить корни и разрастись.

Конвей встала:

– У тебя есть парень?

– Нет.

Мгновенно. Почти презрительно, как будто вопрос был совершенно идиотским, вроде “А у тебя есть космический корабль?”.

– А почему?

– А что, это обязательно?

– У многих есть.

– А у меня нет, – спокойно ответила Ребекка.

Ей было наплевать, что мы подумаем. Нет, это не Элисон и не Орла. Ровно наоборот.

– До встречи, – попрощалась Конвей.

Ребекка сунула в карман мою визитку, кажется сразу же забыв про нее, и ушла.

– Не она, – решила Конвей.

– Угу.

Она не продолжила. Пришлось мне:

– Не сразу получилось.

Конвей кивнула:

– Ага. Не твоя вина. Я тебя неправильно нацелила.

Она отвлеклась, думала о чем-то другом.

– Думаю, в итоге-то получилось. Не страшно.

– Может, и так, – согласилась Конвей. – Ох, хреновое место. Чуть отвлекся – тут же спотыкаешься. Что ни сделаешь, все не то.

Джулия Харт. Учитывая осечку с Ребеккой, по поводу этой Конвей уже не стала сообщать никакой информации, но едва Джулия появилась в дверях, я понял, что в своей компании она за главную. Невысокая, темные кудрявые волосы, норовящие выбиться из тугого хвоста. Чуть плотнее остальных, чуть более выраженные формы; походка, привлекающая к ним внимание. Не красотка – лицо круглое, нос с горбинкой, – но подбородок изящный, маленький, упрямый, и глаза хороши: карие, с длинными ресницами, взгляд прямой и чертовски умный. На Тайное Место не обернулась, но в данном случае иначе и быть не могло.

– Детектив Конвей, – поздоровалась она. Приятный голос, глубже, чем у большинства девчонок, и более сдержанный. Кажется старше своих лет. – Вы уже по нам соскучились?

Остроумная. Это нам на руку, очень даже. Остроумные разговорчивы, где надо и не надо, ради хлесткой фразы могут и проболтаться о важном.

Конвей указала на стул. Джулия села, скрестив ноги. Осмотрела меня с ног до головы.

– Я Стивен Моран, – представился я. – Джулия Харт?

– К вашим услугам. Чем могу быть полезна?

Юным умникам только дай поумничать.

– Можешь сама мне рассказать. О том, что, по-твоему, мне следует знать.

– Например?

– Выбирай. – И я ухмыльнулся, как будто мы с ней давние приятели, сто лет не виделись.

Джулия ухмыльнулась в ответ:

– Не ешьте желтый снег. Не играйте в чехарду с единорогом.

За считаные секунды допрос превратился в милую беседу. Я чувствовал себя в своей стихии. Вслед за мной расслабилась и Конвей.

– Запомню, – сказал я. – А пока расскажи, что ты делала вчера вечером. Начни с первого учебного периода.

Джулия вздохнула:

– А я-то надеялась, что будет интересно. Как это мы вдруг перескочили на типа самую скучную фигню в мире?

– Ответишь – будет тебе интересное. Может быть. А так – терпи.

Понимающая усмешка.

– Ладно. Вот вам скучная история.

Та же, что у Ребекки: проект, ключ, забытая фотография, перерывы на туалет и поход за мелом, слишком заняты, чтобы интересоваться объявлениями. Ни одного расхождения. Либо правда, либо они очень хорошо подготовились.

Я достал фотографию. Покрутил в пальцах.

– Ты что-нибудь вешала в Тайном Месте?

– Вот еще, – фыркнула Джулия. – Не мое это.

– Точно?

Не отводя взгляда от фотографии:

– Честно, совсем, вот прям никак.

– Значит, это тоже не твое.

– Ну раз уж я ничего там не вывешивала, то вроде как нет?

Я протянул ей карточку. Джулия взяла. Нарочито невозмутимо.

Повернула картинкой к себе и застыла. И всё вокруг вместе с ней.

А потом пожала плечами и вернула мне фотографию – почти бросила.

– Вы же знакомы с Джоанной Хеффернан, да? Если вам известно, на что она не готова пойти ради того, чтоб обратить на себя внимание, с удовольствием послушаю. Разве что видео на YouTube, такое, знаете, с участием немецкой овчарки. – Писк со стороны Хулихен. Джулия покосилась на нее и сразу поскучнела.

– Джулия, – сказал я, – давай отложим шутки, хоть на минуту. Если это твоя работа, нам действительно нужно знать.

– Я в состоянии понять, когда дело серьезное, спасибо. Это была абсолютно, стопроцентно не я.

Тем не менее Джулию нельзя вычеркивать. Скорее всего. Наверное.

– Так ты думаешь, это дело рук Джоанны?

Она снова пожала плечами:

– Тут за дверью толчемся только мы и Джоанна со своими питомцами. Плюс вы спрашиваете про вчерашний вечер, значит, вам нужен некто, кто в это время был в школе. Это точно не мы, так что остаются только они. А остальные трое задницу себе не почешут без разрешения Джоанны, простите за выражение.

– Почему ты так уверена, что это не кто-то из твоих подруг?

– Потому что. Я их знаю.

Эхо звенящей, высокой ноты, которая звучала в голосе Ребекки. Еще одна вспышка – такая яркая, что глазам больно. Нечто удивительное. Редкое.

Я покачал головой:

– Ну совсем насквозь ты не можешь их знать. Поверь мне. Так не бывает.

Джулия вопросительно подняла бровь.

Чувствую, как предостерегающе подобралась Конвей. Отступаю.

– Хорошо. Ты ведь, наверное, размышляла, кто мог убить Криса. Твои предположения?

– Кто-то из Колма. Его дружки. Они считают, что залезть сюда и отмочить дебильную шутку – написать на стене: ШЛЮХИ… или спереть что-нибудь – это ужасно забавно. Может, они решили, что было бы здорово помаяться дурью в темноте, вооружившись палками, или камнями, или еще какой опасной фигней. Кто-то совсем разошелся – и…

Джулия развела руками. Тот же жест, что у Ребекки. И та же история, почти слово в слово. Они это обсуждали.

– Да, мы слышали про то, как они разрисовали футбольное поле. Это были Крис с приятелями?

– Кто знает. Никого же не поймали. Лично я думаю, нет. Мы тогда были первогодками, а Крис – на год старше. Вряд ли в таком возрасте у них хватило бы смелости.

– А что они нарисовали?

Снова писк со стороны Хулихен. Джулия рассеянно отмахнулась:

– Говоря научно, здоровенный пенис с тестикулами. Сразу видно, что у ребят из Колма хорошо развито воображение.

– Почему ты считаешь, что Крис мог участвовать в подобных забавах?

– Я? Да я просто гадаю. Оставляю детективную работу профессионалам. – Похлопала ресницами, скромно опустив голову, и наблюдала за реакцией. Нет, не сексуально, это вам не Джемма. Она просто издевается. – Можно мне идти?

– Торопишься на урок. Любишь учиться?

– Разве я не похожа на прилежную школьницу? – Надутые губки, еще одна насмешливая провокация. Все еще пытается добиться ответной реакции.

– Расскажи про Криса. Что-то одно, но самое важное.

Джулия перестала кривляться. Задумалась, опустив глаза. Думала она как взрослая: спокойно, не тревожась, что заставляет нас ждать.

– Отец Криса банкир. Он богатый, очень богатый.

– И?

– И это, наверное, самое важное, что я могу про него сказать.

– Он хвастался? Всегда все самое лучшее, и поэтому должен быть главным?

Медленно качает головой, цокает языком.

– Ничего такого. Понтовался он гораздо меньше, чем большинство его приятелей. Но у него были деньги. Всегда. И всякие вещи. Ему не приходилось ждать Рождества или дня рождения. Захотел – получил.

– Ты, кажется, неплохо знала компанию Криса, – вмешалась Конвей.

– Не то чтобы у меня был выбор. Колм в двух минутах от нас, мы много чего вместе делаем. Видимся часто.

– Ты встречалась с кем-нибудь из них?

– Господи, нет. Я же не идиотка.

– А у тебя есть парень?

– Нет.

– Почему нет?

Джулия выгнула брови:

– В смысле, у такой-то красотки? Мы пересекаемся только с парнями из Колма, а я предпочла бы того, кто способен поддерживать беседу не только односложными восклицаниями. Вот такая я разборчивая.

– Ладно, можешь идти. Если что-нибудь еще надумаешь, звони нам, – закончила Конвей.

Я протянул Джулии визитку. Она взяла ее, но не торопилась вставать.

– А как насчет чего-нибудь интересного? Раз уж я, как хорошая девочка, все вам рассказала.

– Спрашивай, – согласился я. – Не могу обещать, что отвечу, но спрашивай.

– Как вы узнали про фотографию?

– А ты как думаешь?

– Понятно, – протянула Джулия. – Ну, вы ж предупреждали. Было весело, детективы. Увидимся.

Она встала, потом привычным жестом подкатала пояс, чтобы юбка поднялась выше колен. Вышла, не дожидаясь Хулихен.

– Ее поразила фотография, – сказал я, когда мы остались вдвоем с Конвей.

– Или она блестяще играет. – Конвей не отводила взгляда от двери, постукивая ручкой по блокноту. – А актриса она и вправду хорошая.

Селена Винн.

Сплошь золото и цветение юности. Огромные голубые глаза c поволокой, фарфоровая кожа и румянец, полные мягкие губы. Блондинка – натуральная – в коротких мальчишеских кудряшках. Нисколько не полная – Джоанна наговаривала, – но с хорошей фигурой, с выраженными формами, из-за которых она выглядела старше своих шестнадцати. Селена была по-настоящему прелестна, но это ненадолго. Нынешнее лето – может быть, даже сегодняшний день – пик этой ее прелести.

Не очень-то приятно ловить себя на том, что замечаешь такие детали в подростках, хочется отвести взгляд. Но это важно, как и в случае со взрослой женщиной. Каждый день она разная. Не заметить невозможно. Приходится изо всех сил стараться, чтобы избавиться от липкого ощущения собственного профессионализма.

Элитная школа для девочек: мило и безопасно, можно было бы подумать, если бы я вообще о таком думал. Наверняка лучше, чем спальный район, куда даже автобусы не ходят. Но теперь я начал замечать краем глаза дрожание воздуха, рябь, опасность. Не для меня конкретно и не страшней, чем в том же спальном районе, но тем не менее.

Селена стояла у входа, покачивала дверь туда-сюда, как ребенок, и смотрела на нас.

Хулихен что-то бормотала у нее за спиной, подталкивая Селену вперед. Но та словно не замечала.

– Я вас помню, – обратилась она к Конвей.

– Взаимно, – ответила Конвей. По пути к своему стулу Конвей взглядом показала, что Селена тоже не обернулась к Тайному Месту. Из семи – ноль. У девочки, повесившей карточку, отличное самообладание. – Присаживайся.

Селена послушно уселась. Рассматривала меня, как новую картинку, внезапно появившуюся на одном из мольбертов.

– Я детектив Стивен Моран, – в очередной раз представился я. – Селена Винн, не так ли?

Она кивнула. Все такой же туманный взгляд, приоткрытые губы. Ни вопросов, ни “что такое случилось?”, ни тревоги.

И никаких шансов наладить контакт. Можно биться с ней до морковкина заговенья, но с таким же успехом можно отправить вопросы по электронной почте. Селене ничего от меня не нужно. Она вообще едва меня заметила.

Отсталая. Умственно отсталая, или больная, или травмированная, или как там нынче положено говорить. Я начинал понимать, почему компания Джоанны считает их чокнутыми.

– Чем ты занималась вчера вечером?

Та же история, что у остальных, – по крайней мере, в общих чертах. Не помнит точно, кто отпрашивался, кто выходил из мастерской; на вопрос, ходила ли в туалет, отвечает отсутствующим взглядом. Согласна, что, наверное, ходила, но, похоже, ответила, просто чтоб меня порадовать, самой ей все равно.

На Тайное Место не посмотрела ни разу.

– Ты там что-нибудь вешала?

Селена покачала головой.

– Никогда?

– Я не совсем понимаю, зачем вообще нужно это Тайное Место. Даже читать его не люблю.

– Почему? Не любишь секреты? Или считаешь, что они должны оставаться секретами?

Она сплела пальцы и смотрела на них зачарованно, как младенец. Мягкие брови чуть нахмурились, но только чуть.

– Оно мне просто не нравится. Напрягает.

– То есть это не твое. – Я практически всунул фотографию ей в руку.

Пальцы у нее были настолько бессильно повисшие, что фотография не удержалась в них и, вращаясь, спланировала на пол. Селена безучастно наблюдала за ее полетом. Мне пришлось наклониться и поднять.

Ничего, вообще ничего. Селена смотрела на фотографию очень долго, но в милом спокойном лице ничего не дрогнуло. Я уже начал думать, что до нее не доходит смысл записки.

– Крис, – выговорила она наконец. Я почувствовал, как дернулась Конвей: да неужто, Шерлок?

– Кто-то повесил это в Тайном Месте. Не ты?

Селена покачала головой.

– Селена. Если это сделала ты, у тебя не будет неприятностей. Мы только рады новой информации. Но нам нужно знать точно.

Опять покачала головой.

Она была как туман: казалось, рука пройдет сквозь нее, не задерживаясь. Ни единой трещинки, чтобы вклиниться, ни одной ниточки, за которую можно потянуть. Внутрь никак не проберешься.