Текст книги "Пятизвездочный миллиардер"

Как управлять временем

В тринадцать лет меня отправили к родственнице, обитавшей на самом юге Малайзии, то есть на другом конце страны. Не пугайтесь, подобные перемещения были вполне обычны среди обездоленных крестьянских семейств. Незадолго до того умерла моя мать, и отец, не имея возможности заботиться обо мне, попросил мою двоюродную бабушку забрать меня к себе. Сам он тоже уехал из нашей деревни и нашел себе работу в Кота-Бару, где жил в комнатушке над шиномонтажной мастерской. Ему было важно сбыть меня с рук.

Бабушка владела небольшим ананасовым полем в тридцати милях к северу от Сингапура. Местная торфянистая почва славилась урожаями лучших в стране плодов, однако наши ананасы, мелкие и кислые, были исключением из правил. Не помогало ничто, никакие подкормки буйволиным навозом и даже химическими удобрениями, которые однажды я углядел в грузовике, стоявшем на обочине (вокруг никого не было, и я, рассудив, что одному человеку так много не нужно, поживился парой мешков). Уже в том возрасте невозможность достойно решить проблему меня чрезвычайно расстраивала. Почему наши ананасы не желают быть крупными и сладкими? Каждый день после школы я работал на ферме, что, по словам бабушки, компенсировало расходы на мое содержание и удерживало меня от озорства. Приятных воспоминаний о том времени не осталось, ибо оно ознаменовано неудачей, пока что единственной в моей жизни. По сию пору даже случайная встреча с жестким неспелым ананасом (каким обычно потчуют в самолете) моментально приводит меня в ярость.

Жизнь на юге была не сахар. Пейзаж не отличался душевностью, дикостью и поэзией севера. Удивительно, как детство может быть взбаламучено крохотными душевными переживаниями, полными тревог. В школе меня задирали, насмехаясь над моим выговором, от которого до конца я так и не избавился, – машинальные «ето» вместо «это», проглоченные окончания слов, да еще восклицания типа «ба!» и «эва!». Речь выдавала во мне чужака, и потому ничего странного, что я превратился в тихого молчуна. Почти все время я отсиживался, так сказать, на заднем плане либо наблюдал из-за кулис, не выходя под свет прожекторов. Пребывая в тени, я стал разбираться в человеческой психологии – что людям нужно и как они этого добиваются. Все, чего я достиг в жизни, происходит из того времени, когда подмастерьем я начал постигать искусство выживания.

Усердное изучение суровостей жизни не оставляло времени на тоску по дому. Я ничуть не скучал по северной родине с ее теплым чудны́м наречием и меланхоличными берегами, изрезанными солоноватыми протоками, то полноводными, то обмелевшими в приливы-отливы. Лишь теперь, обладая роскошью времени и отменным благосостоянием, я могу слегка взгрустнуть по деревеньке, в которой вырос. Но это вовсе не означает, что я склонен к ностальгии. Прошлое надо мною не властно, уж точно.

Как все другие, подобные нам, мы с бабушкой трудились без продыху, но положение наше было шатким. Бабушка подрабатывала на заводе на окраине Джохор-Бару, производившем видеоплееры на экспорт, но ей было за пятьдесят и вскоре ее сократили. Иных дел, кроме ухода за ананасовой плантацией, у нее не осталось, и нам пришлось проявить смекалку, дабы выжить. Нынешние образованные либералы сочувственно ахают по поводу столь «тяжелого» и даже «отчаянного» существования, но я бы назвал его изобретательным. Мне было всего тринадцать лет, и я надеялся, что, разбогатев, смогу вернуться домой.

На дороге к побережью я нашел брошенный прилавок и стал торговать ананасами, рассчитывая одурачить однодневных сингапурских туристов, направлявшихся к пляжам Десару. Помня о кислости наших плодов, я продавал их задешево и в первые дни чуть-чуть заработал. Но сей источник пересох, ибо народ распознал низкое качество моего товара. Тогда я купил на рынке очень сладкий ананас и, разрезав его на дольки, выставил образцом спелости своей продукции. Многие попались на эту удочку, но одна пара, возвращаясь с пляжа, выразила претензию. Я прикинулся дурачком – мол, нельзя гарантировать, что всякий плод окажется сладким. Мне были предъявлены половинки ананаса, в сморщенной блеклой мякоти которого легко узнавался мой товар. В виде компенсации ущерба туристы потребовали пять бесплатных плодов, но им было отказано, и тогда женщина меня обругала, а спутник ее швырнул в меня ананасом. Я отклонился, но все же получил по уху, которое мгновенно распухло, став похожим на шляпку гриба. После этого я оставил работу за прилавком и нанялся официантом в кофейню.

Отца я не видел почти четыре года. Иногда от него приходили весточки в письмах, адресованных бабушке. Он писал о разливе реки Келантан в сезон дождей, состязаниях воздушных змеев, покупке подержанного мопеда, продуктах с рынка и прочих неинтересных бытовых мелочах. Однажды он написал, что купил мне большой спиннинг, который ждет моего возвращения, но потом, когда я наконец приехал домой, о подарке больше не поминалось.

Он ни разу не обмолвился о работе и деньгах – главной причине, по которой мы покинули родные места. Молчал о том, каким видит наше будущее и понимает ли, что время проходит. Раньше я и сам об этом не задумывался, но теперь, находясь в сотнях миль от дома, я как будто слышал тиканье невидимых часов, отсчитывающих секунды. Я думал, что мое житье у бабушки временно и я вернусь домой, как только отец «обустроится». Так он мне говорил. Через год я уразумел, что мое пребывание на унылых южных равнинах будет не столь мимолетным, как я надеялся. В этаком возрасте учишься быстро. Как все дети, я не сознавал значения времени – передо мной простирались невозможно бескрайние годы, ожидающие, чем их наполнят. И вдруг я ощутил значимость каждого дня. Я вел счет дням, опечаленный тем, что от восхода до заката мог бы столько всего переделать, будь я дома.

Я надеялся, отец придумает, как нам воссоединиться в родной деревне, но он, не способный понять, что время – его противник, заставлял меня ждать.

Помните: время всегда против вас. Оно не бывает добрым и воодушевляющим, но незримо пожирает все хорошее. Если хотите что-нибудь сделать, даже самое простое, действуйте быстро и решительно, иначе время вас обокрадет.

Четыре года. Они пролетели мгновенно.

5
改头换面
Преобразуй себя

Первое правило успеха – хорошо выглядеть. Никто ее этому не учил, просто путем наблюдений Фиби пришла к выводу, что успешные люди всегда выглядят хорошо. Среди женщин, вышагивающих по Хэнань Лу, спешащих к автобусам или в час пик читающих журнал в вагоне метро, она различала тех, кто пребывает на гребне жизненной волны. Поначалу она даже не подозревала, что внешность и успех взаимосвязаны, это казалось невообразимым. Но потом все чаще стала замечать безукоризненно одетых женщин, в изящных сумочках которых как будто лежали не обычные косметички, но крайне важные вещи. Порой из них появлялись какие-нибудь бумаги или книги, которые их впечатляющей наружности хозяйки читали с чрезвычайно сосредоточенным видом, даже если это был просто любовный роман. Так могли впитывать слова лишь невероятно успешные люди. С железной волей, но элегантные, они вели нескончаемую работу над собой. Глядя на них, Фиби вспоминала свою одноклассницу, которая раньше всех приходила в школу и читала учебники с неподражаемой вдумчивостью. Учителя прочили ей большое будущее, и она их не подвела, став нормировщицей в Куантане. Постепенно Фиби поняла, что женщины красивы благодаря хорошему положению в жизни, ибо одно с другим неразрывно связано. Но пока не знала, что первично – красота или успех.

Фиби начала подмечать, как эти женщины одеваются, какие носят прически, и даже запоминала их походку. После сравнения со своей манерой одеваться и держать себя стало ясно, почему ей не удается найти приличную работу в Шанхае. Глянув на нее, никто не скажет: эта девушка ошеломит мир своими талантами, мы ее берем. Нет, на такую даже в автобусе второй раз не взглянешь, какая уж там работа.

Про себя Фиби знала, что она отнюдь не посредственность, но со стороны именно так и выглядит. Вины ее в том нет, виновата среда. Ее окружали заурядные личности, тянувшие на дно своего моря убожества. Когда появилась возможность поселиться в квартале возле реки, Фиби рассчитывала, что дом будет красивым и престижным. У одной ее напарницы, с кем еще в Гуанчжоу она работала на фабрике, выпускавшей клавиатуру мобильных телефонов, была подруга детства, которая уехала в Шанхай и нашла себе хорошую офисную работу. В однокомнатной квартире ее имелись маленький туалет с душем и закуток с плитой, чтоб вскипятить чайник или разогреть еду. Звали эту подругу Яньянь, и она отписала, что Фиби может квартировать бесплатно, покуда не найдет хорошую работу, чего ждать, конечно, недолго. Судя по адресу, жилье располагалось в центре города, в приятном районе с достопримечательностями, излюбленными иностранцами, неподалеку от набережной, о которой слагались любовные песни. Квартира была на десятом этаже, и Фиби предвкушала великолепный вид на огромный мегаполис, вдохновляющий на великие свершения. Просыпаясь по утрам, она будет вдыхать пьянящий воздух успешности.

Но, выйдя из метро, Фиби очутилась в дрянном торговом квартале, лавки которого предлагали навалом одежду, грибы, чайники, розовые пластиковые заколки и якобы фирменные кроссовки. На минуту она застыла, пытаясь сообразить, в какую сторону идти. Перед ней тянулся ряд самодельных топчанов, на которых возлежали клиенты татуировщиков. Минуя их, она видела огромную розу, распустившуюся на бицепсе мужской руки, орла на чьей-то шее, комиксного котенка на щиколотке девушки. Десятки мангалов, на которых готовился шашлык из мяса и кальмаров, дочерна закоптили тротуар, усеянный использованными шампурами.

Спотыкаясь о мусор, Фиби добралась до многоквартирного дома с кособокой будкой на входе, где два вахтера пили чай из пластиковых бутылок. На Фиби они даже не взглянули, им было все равно, кто входит в здание. В вестибюле на сером от пыли полу виднелись темные полосы неизвестного происхождения, а на стенах – цементные заплатки, которыми спешно заделали места с отвалившейся штукатуркой. Некогда зеленые, а теперь почти черные деревянные доски объявлений и железные почтовые ящики с узкими прорезями не менялись полвека как минимум. Дом выглядел неопрятнее иных фабричных общежитий. Дожидаясь лифта, который должен был вознести ее к новой жизни, Фиби ощутила груз тяжело оседлавшего страха. В здании с сотнями квартир был всего один лифт, перед которым уже собралась пихавшаяся толпа. Фиби представляла себе совсем иных соседей. Она видела себя в окружении современных шанхайских модниц, каких показывают по телевизору, а здесь были престарелые пенсионерки в нарядах времен культурной революции – стеганых жакетах и бесформенных брюках под стать их невыразительным, опрокинутым лицам. Ни огонька в бесчувственных взглядах, от встречи с которыми пробегал холодок по спине. Как будто смотришь на брошенный дом, где идут часы, сияет мебель, политы цветы, но ни одной живой души. Даже молодые жильцы, чьи лица были блеклы, как их одежда, выглядели стариками, изнуренными неведомыми заботами.

Лифт приближался к первому этажу, и толпа, работая локтями и плечами, сунулась к его дверям. Фиби смотрела на световое табло, как будто отмечавшее снижение ее жизни: 4, 3, 2, 1. Далее ноль. Когда двери лифта разъехались, явив тесную кабину в клубах табачного дыма, Фиби решила подняться пешком. Она приучилась разъезжать налегке, багаж ее состоял из небольшой сумки. И все равно на крутых маршах, открытые окна которых впускали выхлопные газы и пыль с улиц, она запыхалась. По стенам тянулись местами протекавшие трубы, и пятнистая бурая корка под ними напоминала грибы, пробившиеся сквозь бетонный пол.

В лестничные окна виднелась большая стройка, обретавшая контуры в непосредственной близости от дома, из котлована торчали огромные стальные колонны. Чуть дальше маячил торговый центр, выкрашенный в кораллово-розовый и голубой цвета. Неоновая вывеска «Шанхайский рынок фасонной легкой одежды» в дневном свете читалась плохо и смахивала на строительные леса. Фасад укрывали золотистые, ярко-зеленые и желтые рекламные щиты, предлагавшие дешевую одежду фирм, о которых Фиби даже не слышала. Кто во что горазд. Улицы темнели людской массой, вытекавшей к автобусным остановкам из торгового центра, в котором, похоже, можно было по дешевке купить что угодно – от электроники до юбок и сухого корма. Даже здесь, на лестнице, были слышны буханье музыки и зазывные вопли из громкоговорителей. Фиби смотрела на извилистую людскую реку, столь плотную и бесцветную, что разглядеть в ней отдельного человека было почти невозможно, и думала: такое увидишь в любом другом месте Китая. Да и во всяком захолустном азиатском городе. Уж она их перевидала, и все выглядели точно так же.

Но, может, вид из квартиры окажется лучше? Вдруг вместо безликого квартала откроется обзор реки и всякое утро ее будет приветствовать панорама Шанхая?

Фиби поднялась на последний этаж. Длинный темный коридор казался бесконечным. По обеим сторонам двери квартир. Фиби шла по коридору, отыскивая нужный номер.

Чего ты вечно дрейфишь, Фиби Чэнь Айпин? Не позволяй детским страхам тобою овладеть.

Перед дверями всех квартир были железные решетки. Просунув руку между прутьями, Фиби постучала. Никакого ответа. Она постучала еще раз. Может, Яньянь срочно вызвали на важное совещание, несмотря на выходной день? Такое часто бывает с теми, кто занимает ответственные посты, от них требуются гибкость и мгновенный отклик на непредвиденные события. Потому-то они и добились успеха, что справились со сложной ситуацией, проявив свои навыки и способности. Из квартиры напротив высунулась старуха и оглядела Фиби с головы до пят. Интересно, кем я выгляжу в ее глазах, подумала Фиби, приличной девушкой, навещающей подругу, или темной личностью с уголовными наклонностями? Она достала телефон и набрала номер Яньянь. В квартире послышались звонки, потом заскрежетали ключи в личинах и дверь, запертая на три замка, отворилась.

– Ты бы подала голос, а то я думала, ко мне опять рвутся со счетом за газ, – пробурчала Яньянь.

Вид у нее был заспанный и всклокоченный, словно она только что встала с постели, хотя уже близился полдень. Впустив гостью, Яньянь уселась на кровать. Наверное, измоталась на важной работе, подумала Фиби, разглядывая ее пушистые тапочки в виде ухмыляющихся собачек и пижаму с аппликацией улыбчивых цветочков. В комнате была лишь одна кровать и маленький стул под ворохом одежды.

– Устала я ужасно. – Яньянь сбросила тапочки и привалилась к стене, обхватив руками колени. Она и впрямь выглядела изможденной.

– Наверное, много работаешь, да? – Не решаясь присесть на кровать, Фиби так и стояла, оглядывая крохотную комнату.

Слева от двери уместилась плита, справа был туалетный закуток, столь тесный, что протиснуться к душу между унитазом и стеной казалось проблематичным. Обстановки, по сути, не было никакой, лишь на этажерке приютился маленький телевизор, соседствуя с кастрюльками и банкой, наполненной тыквенными семечками. На стене висел календарь, какой в конце года бесплатно получишь в кафе быстрого питания, если повезет оказаться там в нужное время. Он был открыт на странице июня, хотя уже шел октябрь.

Яньянь помотала головой и усмехнулась:

– Меня уволили. Потому-то мне и нужна квартирантка, чтоб разделить плату за жилье.

Вид за окном не отличался от того, что открывался с лестницы: огромный котлован, широкий проспект, перечеркнутый бетонными эстакадами, разноцветный торговый центр, людская масса, нагруженная черными мешками с дешевыми товарами, – безликая картина, какую встретишь где угодно.

– Конечно, тут тесновато, но если отодвинуть стул с этажеркой, выйдет еще одно спальное место. – Из-под кровати Яньянь вытащила скатку тощего матраса.

– Ладно, это не к спеху. – Фиби прикинула, что расстеленный матрас окажется почти вплотную к кровати. Интересно, давно ли хозяйка потеряла работу, спит до полудня и ходит с засаленными волосами, но сейчас, пожалуй, не время для подобных вопросов.

Вообрази свою новую прекрасную жизнь, и вскоре мечта станет явью!

Распрощаться было бы совсем несложно. Можно сказать: извини, у меня назначена встреча, спасибо, что показала комнату, я, как надумаю, тебе позвоню. Но Фиби так и стояла с сумкой в руках. Идти ей было некуда.

– Ты, может, голодная? Наверное, пора обедать. – Яньянь пошарила взглядом по стене, словно отыскивая часы, которых там не было.

Фиби покачала головой:

– Пожалуйста, не хлопочи, я не хочу доставлять беспокойство.

– Не, я оголодала, надо перекусить. – Яньянь шагнула к кухонному закутку.

«Любопытно, чем меня будут потчевать?» – подумала Фиби. Нынче она не завтракала, и при мысли о еде в животе со страшной силой засосало. Что-то напевая себе под нос, Яньянь возилась у плиты, и Фиби, прислушиваясь к шуму струи, ударившей в дно чайника, звяканью кастрюли и стуку хаси, вдруг ощутила невероятную усталость. Она постаралась вспомнить, сколько раз в Китае для нее кто-то готовил, сколько раз ее приглашали отобедать, и не отыскала в памяти ни единого случая. Фиби присела на кровать, ощутив жесткость тонкого матраса. В открытое окно лился уличный шум – нескончаемое бибиканье мотороллеров и рык автобусов. От прохладного ветерка в комнате было свежо. Фиби смотрела на Яньянь, которую еще не разглядела толком, – высокая худая девушка, такую многие назвали бы тощей, сильно сутулилась, что ее портило, превращая в молодую горбунью. С ее ростом она могла бы выглядеть эффектной красавицей, а так смотрелась очень невыразительно. Пожалуй, осанке и уходу за волосами ей стоило бы поучиться у Фиби. Грязные спутанные пряди падали на лицо, придавая ей вид ребенка, только что пробудившегося от страшного сна.

– Давай, ешь. – Яньянь села на кровать и подала Фиби пластиковую тарелку с лапшой быстрого приготовления, сдобренной морепродуктами. К полоскам теста прилипли кусочки неаккуратно снятой бумажной упаковки. – Во, гляди! – Яньянь показала дешевенькую игрушку – синий брелок в виде кошки; потянешь за леску – и зверек, вскинув палочки-хаси к усатой мордочке, жадно поедает пластиковую лапшу. – Бесплатный сувенир, лежал в пакете. Держи, это будет твой шанхайский талисман, он поможет тебе получить лучшую на свете работу.

Чтобы не обижать хозяйку, Фиби спрятала никчемный брелок в сумку и потыкала палочками в лапшу, в которой медленно распускались кусочки сушеных овощей, неотличимых друг от друга. Со стройки донеслись тяжелые удары сваебойного копёра, отдававшиеся во всем теле.

В дневнике она записала:

Неистовствуют дождь и ветер, меня трясет и мотает, но я должна выдержать и подняться.

* * *

Фиби пошла на рынок поддельных товаров в научно-технологическом парке Чжуншань, хотя слышала, что фальшивки дешевле покупать в интернете. Но она знала и другое: нужно своими глазами увидеть стильную вещь, чтобы понять, подойдет ли эта роскошь тебе. Фиби заходила в лавку, изображала заинтересованность каким-нибудь товаром, а затем направлялась к выходу, ни секунды не сомневаясь, что хозяин кинется следом и сбавит цену, поскольку его соседи-конкуренты предлагали точно такой же ассортимент. Сперва она выбрала кошелек из блестящей красной кожи, снабженный золотистой застежкой и даже уложенный в коробку с надписью золотыми буквами «Изготовлено в Италии». Торгуясь с продавцом, Фиби сказала: «Вам хватает наглости утверждать, будто изделие итальянское, хотя это явная подделка?» «Помилуйте, сударыня, вещь настоящая! – обиделся торговец. – Или вы не знаете, что в Италии полно фабрик, которыми владеют китайцы, и на этих фабриках полно китайских рабочих, производящих уйму роскошных товаров?» Фиби не очень-то ему поверила, было трудно представить, что именно китайские работяги, заполонившие итальянские города, шьют одежду и сумки, а собственно итальянцы не имеют к ним никакого отношения. Хотя кто его знает, может, и впрямь ей досталась подлинная вещица зарубежного производства. Потом внимание ее привлекли клетчатый шарф и большой платок из стопроцентного кашемира, и, поскольку зима была на подходе, даже возникла мысль о покупке модного яркого пуховика, в котором она будет выглядеть энергичной и спортивной, словно только что вернулась с дорогого заснеженного курорта где-нибудь на Хоккайдо.

Напоследок она занялась выбором сумки – главного атрибута, по которому все о ней будут судить. Еще издали разглядев эту деталь, люди сделают вывод о наличии или отсутствии стиля у ее хозяйки. Фиби знала точно, какую сумку хочет – самую модную и «оригинальную» из всех подделок. Отдельные продавцы подозревали в ней шпионку, засланную торговым управлением, и лишь после допроса с пристрастием допускали ее к своим запасам. Преграды на пути к заветной сумке только усиливали волнение, словно речь шла о покупке редкой эксклюзивной вещи, пусть и поддельной. Наконец один лавочник отодвинул фальшивую стену с полками, за которой открылось потайное помещение, полное обычных сумок, и вход в каморку, где хранилась вожделенная мечта. Две покупательницы в деловых костюмах внимательно осматривали стильные сумки отменного качества. Оказавшись в тайнике вместе с эффектными дамами с умелым макияжем, Фиби почувствовала себя с ними на равных. Здесь были сумки только одной фирмы, «Луи Виттон», но самых разных моделей, и от знаменитой яркой монограммы, смотревшей со всех полок, просто кружилась голова. Хоть и подделки, стоили они дорого, и Фиби долго выбирала, прежде чем остановилась на самом скромном варианте. «И все равно она прекрасна», – думала Фиби, покидая магазин с висевшей на плече новой сумкой, в которую переложила содержимое старой, выбросив в урну всякую ненужную дрянь: тюбик с засохшей помадой, треснувшее зеркальце, пропуск со старой работы в Гуанчжоу. И зачем столько времени таскала с собою эту мертвечину?

Она зашла в интернет-кафе и создала себе новые профили в двух мессенджерах ради общения онлайн вообще и с мужчинами в частности. Порывшись в галерее телефона, Фиби нашла свое самое удачное фото, сделанное в Гуанчжоу в парке Юэсю на фоне деревьев и прудов. Глядя на этот снимок, никто в жизни не подумает о фабричной работнице-иммигрантке. Тот день помнился хорошо. Она ушла с одной работы и готовилась приступить к другой, но пока у нее были два выходных и немного денег. Надев красивые джинсы и цветастую майку, на метро она поехала в парк, словно собиралась провести день с друзьями, которых у нее не было. Купила себе патбинсу[14]14
  Корейское мороженое из ледяной стружки и пасты из красных бобов.


[Закрыть] и гуляла возле прудов, где художники акварелью рисовали золотых рыбок и холмистые пейзажи, а маслом – портреты голливудских кинозвезд. Повсюду были парочки и семейные компании, и она, несмотря на свое одиночество, среди них себя чувствовала своей, личностью с прошлым и будущим, у которой, как у всех вокруг, жизнь с каждым днем будет только лучше. Возле пруда с лодочным причалом она села в тени бамбуковой рощицы. Ничего, что одна, все хорошо, она счастлива. Она достала телефон и, чуть приподняв подбородок, чтобы подчеркнуть свою изящную шею, сделала селфи. Кадр вышел неудачным – от солнца она щурилась. Второй дубль ей тоже не понравился. Старик, продававший билеты на гребные лодки, предложил ей свою помощь. «Не бойтесь, – сказал он, – за услугу я не стану набиваться вам в мужья».

Лодочник долго разглядывал телефон – он, похоже, не знал, как включить камеру, но потом вдруг заявил: «Старье. Три года назад такой был у моего внука, он еще учился в школе». Она рассмеялась, и вышло прекрасное естественное фото, на котором она прямо-таки лучилась грядущим счастьем.

Для профиля в мессенджере такая фотография, сделанная во время прогулки с подругой, а то и с кавалером, в самый раз. На снимке она выглядит желанной, это вам не размытое селфи, на котором объект, запрокинув голову, смотрит в глазок камеры, как бы извещая зрителей: у меня никого нет. В сведениях о себе Фиби написала: «Заинтересована в профессиональном и карьерном росте, имеется опыт поездок и работы за рубежом». Указала свой истинный возраст и поведала о желании встречаться с респектабельным успешным мужчиной.

Едва она опубликовала свой профиль, как посыпались предложения от мужчин, хотевших познакомиться ближе. Фиби оторопела, она и представить не могла, что окажется столь популярна. Внезапно Шанхай наполнился уймой друзей и потенциальных партнеров. Фиби принялась отвечать наиболее подходящим кандидатам, пытаясь одновременно вести несколько диалогов, но это было трудно, и она, не привыкшая так много печатать, понимала, что ляпает ошибки. «Извините, что задержалась с ответом», – писала она корреспондентам, уже проявлявшим нетерпение. Общение с незнакомыми, по сути, мужчинами, которые могли оказаться богатыми, красивыми и успешными, очень будоражило.

Однако вскоре выяснилось, что бо́льшая часть откликов исходит от школьников и студентов, решивших, по их собственному признанию, слегка позабавиться с симпатичной девушкой и вовсе не помышлявших о встрече. Злая на сорванцов, заставивших потратить время впустую, Фиби всех их заблокировала. Ее интересовали состоявшиеся мужчины, а не прыщавые юнцы. Некоторые кандидаты сперва выглядели вполне прилично, но в переписке проявлялось, что они – совсем не то:

По правде, я женат и просто ищу развлечений.

Вообще-то мне не 29, а 61, но я еще в хорошей форме.

Клянусь, я езжу на «феррари» и обитаю в роскошном пентхаусе, но ко мне нельзя, потому что я живу с бабушкой и она не разрешает водить девушек. Только не подумай, что я какой-нибудь работяга.

Я веду успешный сетевой бизнес, однако сейчас у меня нехватка наличности. Не могла бы ты одолжить мне 2000 юаней? Верну на первом же свидании.

Мне плевать, какое мороженое ты любишь. Вот прям сейчас я представляю, как задираю твою юбку, беру тебя за ляжку и поднимаюсь выше до самой…

Некоторые мужчины, не получив немедленный ответ, становились наглы и писали гадости. Но как тут ответишь всем сразу, вдобавок еще и пальцы не попадают по кнопкам? Вскоре в общей массе Фиби уже отличала образованных мужчин, которые печатали очень быстро, но они-то и выделялись откровенной похабщиной. Были и такие, кто вначале казался милым, а потом выяснялось, что готовится какой-то обман. Какой именно, не понять, но что-то нехорошее уж точно. Фиби слышала кучу историй о прохиндеях и вовсе не хотела пасть их жертвой.

Одного за другим она удаляла новообретенных «друзей», пока в списке контактов не осталось всего два человека, которые, написав «Привет, как дела?», еще не успели выставить себя жуликами с грязными помыслами. Продолжали поступать сообщения, авторы которых, даже не поздоровавшись, бысстыдно предлагали физическую близость. Скорее всего, это были старшеклассники, но, возможно, и озабоченные отцы семейства в возрасте. Ясное дело, они клевали на миловидное лицо на фото, и, наверное, лучше бы заменить его нейтральной картинкой, каким-нибудь мультяшным персонажем вроде накачанного супермена, который отвадит всякого с нечистыми намерениями. Надо уподобиться прочим обитателям киберпространства, что прячутся за чужим изображением. Фиби мешкала, глядя на свое фото, где глаза ее сияли весельем и надеждой, а буйная зелень, служившая фоном, напоминала о родине. Рука не поднималась удалить этот снимок. Нет, пусть весь Шанхай видит не какую-то блеклую тень, а именно ее, Фиби Чэнь Айпин.

Она посмотрела на часы, фальшивую «Омегу» последней модели. Без пяти семь вечера. Неужели в интернет-кафе она просидела почти четыре часа? На случай, если подделка врет, Фиби сверилась с часами в компьютере. Нет, все верно, 18:55. Напоследок она кинула взгляд на свою фотографию, и тут на экране выскочило новое сообщение. Привет, крошка. Мне глянулась твоя фотка. Поболтаем? Я думаю, мы состыкуемся. Фиби закрыла страницу и вышла из Сети.

В квартире было темно, Яньянь спала, укутавшись в тонкое одеяло. В открытое окно сочилась зябкая прохлада. Внизу мигали красные и бледно-золотистые огоньки машин. На уличных прилавках горели фонари, с жаровен поднимались султанчики дыма, уплывая в вечерний воздух.

– Где тебя так долго носило? – тихо спросила Яньянь.

– Искала работу. Чего ты рано улеглась? Еще и восьми нет.

– Сегодня я вообще не вставала.

– Ой, не начинай. – Фиби подсела на кровать. – Что будем делать?

В темноте огромный котлован внизу казался черной бездной, готовой поглотить подъемные краны и бульдозеры. А может, и весь этот дом со всеми его обитателями.

– Поднимайся, я приготовлю ужин, – сказала Фиби и включила потолочный неоновый светильник, заливший комнату неприятным мертвенным светом. Яньянь села в кровати и, подтянув колени к груди, прикрыла глаза козырьком руки. – Извини, опять лапша быстрого приготовления, ничего другого нет.

– Все лучше, чем пировать в одиночестве.

После ужина, когда Яньянь опять свернулась в постели, Фиби открыла «Журнал тайного “Я”». Уже несколько дней она ничего не записывала. Ровное, почти неслышное дыхание соседки говорило, что она еще не спит. Чтобы повериться дневнику, требовалось полное одиночество, Фиби привыкла оставаться наедине со своими страхами. Без свидетелей она могла позволить себе быть какой угодно слабой и робкой. Выключив свет, Фиби ждала в темноте. Наконец раздалось сопение, известившее, что соседка уснула, и тогда она, подсвечивая себе фонариком телефона, в призрачном голубоватом свете начеркала несколько строк.

Время летит, Фиби Чэнь Айпин, ты терпишь поражение. В Шанхае ты другой человек и должна отважиться на то, чего прежде не делала. Забудь, кем ты была, забудь, кто ты есть. Стань иной.