Текст книги "Время светлячков. Дверь в лето. Проект Таши Калининой"

Потеряшка в большом городе

Лена Лилявина

Это было моё первое путешествие за границу. Решили необычно отпраздновать наши с Сашей дни рождения первого и пятого декабря. Выбрали полёт в жаркую страну Тайланд. Саша там уже был однажды и немного ориентировался.

Купленная путёвка в тщательно подобранный отель недалеко от моря и подоспевший отпуск на новой работе ждали своего часа. Чемодан было интересно укладывать и перекладывать, чтобы влезло всё, что может пригодиться.

Мой первый полёт. Это волнительно – смотреть на наш мир с такой высоты. Удивительной красоты горы и светящиеся в ночи города так и притягивали взгляд.

И вот в свои тридцать три года я впервые на море. Какое же оно ласковое и приветливое, волны буквально искупали меня в своих мокрых объятиях. Жизнь удалась!

Отпуск получился весёлый, насыщенный. Культура просто удивительна своей лёгкостью и глубиной. Настало время сборов домой. За нами приехал трансфер, и осталось забрать ещё несколько человек из отелей.

На одной из остановок Саша решил выйти в магазин. Мы ждали его так долго, что гид начала размышлять о том, как его потом доставить в Россию, поскольку все документы были у меня. Я держалась, не плакала. Ходила по переулку и вышла на набережную улицу в надежде, что он меня увидит. А там толпы людей, они как волны – одна за одной.

И вот я увидела его, а он меня. Он от радости вскинул руки вверх и пошёл навстречу. Что это за чувства внутри меня в тот момент бушевали, сложно сказать. Радость вперемешку со страхом и злостью.

– Саша, что случилось? – кричала я ему, крепко обняв.

– Я никак не мог найти поворот, где стоял микроавтобус. Переулки все похожи. От жары и волнения пот заливал глаза. Как хорошо, что ты вышла навстречу, – выдохнул он. И мы поехали домой.

Путешествие в город детства

Милена Стилл

Лето… Как много планов, впечатлений и событий в этом коротком слове. Конечно, в копилку летних воспоминаний хочется сложить как можно больше всего, что тебя удивило, тронуло или просто заставило вернуться на много лет назад, когда трава была зеленее, а небо голубее, и всё вокруг было большим и привлекательным.

Именно этим летом мне удалось побывать на родине моих предков и в городе, где я родилась. Не скрою, это было очень волнительно, ведь память цепко хранила то, что на сегодняшний день было перестроено, закрыто или снесено. Мне даже потребовалось время, чтобы заново познакомиться с моим родным Котласом, в котором я не была… тридцать лет.

Так как Котлас расположен на правом берегу Северной Двины, самой большой реки русского Севера, то мне ещё посчастливилось покататься на теплоходе, когда река была судоходной. Ведь до деревни, где на другом берегу жили дедушка с бабушкой, из Котласа можно было добраться только на теплоходе.

Мы приезжали из Москвы на железнодорожный вокзал «Котлас-Южный», пересекали большую привокзальную площадь и оказывались возле красивого двухэтажного Речного вокзала, сделанного из стекла и бетона. К причалу вела длинная лестница с несколькими пролётами, в воздухе с криком носились чайки, матросы быстро и умело отвязывали канаты и убирали трапы, а пароходы давали гудок и отправлялись по маршруту, указанному в расписании. Пахло водой, мазутом, смолёными снастями… и романтикой.

У меня до сих пор пробегают мурашки, когда я рассматриваю старые фотографии, на которых запечатлены деревянные пристани, крутые берега и идущие по реке красивые белоснежные корабли.

Несколько лет назад через Северную Двину построили большой автодорожный мост, и надобность в речной навигации отпала, поэтому сейчас мне тяжело было смотреть на неработающий Речной вокзал и пустой причал. Может, со временем навигацию возродят, ведь путешествие по реке – незабываемое событие.

Коль уж я заговорила про мосты, которых в Котласе пять штук: автомобильный, два железнодорожных, пешеходный и Горбатый, то остановлюсь на последнем.

До того, как переехать в Москву, мы жили на улице Набережная в деревянном двухэтажном доме, который находился недалеко от Горбатого моста. Народ очень точно умеет давать названия, поэтому мост, построенный в виде дуги через железнодорожные пути, назвали Горбатым.

Рядом с ним находился большой продуктовый магазин, куда мы с мамой после детского сада зашли за продуктами. Мне было около трёх лет, находиться в магазине, где не было игрушек, а пахло селёдкой, было скучно, поэтому, заняв очередь сразу в несколько отделов, мама поставила меня возле стола для упаковки и попросила никуда не уходить.

Я честно постояла какое-то время возле стола, у которого постоянно толпились незнакомые женщины с сумками, и, нарушив приказ, пошла искать маму. Почему-то я её не увидела и подумала, что она, не найдя меня на оставленном месте, ушла домой.

Стою на том же месте, как в детстве, когда потеряла маму в магазине и самостоятельно отправилась домой. Только Горбатый мост уже новый. Фото: архив Милены Стилл

Я вышла из магазина, перешла дорогу (не знаю, как мне это удалось) и пошла к Горбатому мосту, который в то время был не только пешеходным, но и автомобильным. Дойдя до середины, я остановилась и встала между пузатыми бетонными столбиками, на которых держались перила. Было очень высоко, внизу проезжали поезда, они гудели и грохотали на рельсах. Вот так постоять и посмотреть вниз, было моей заветной мечтой, но мама всегда запрещала, так как это было опасно. Какая-то женщина, проходившая мимо, спросила, где мои родители, и я поспешила дальше, чтобы не привлекать к себе внимания.

Зайдя во двор дома, построенного буквой «Г», я вдруг почувствовала, что мамы здесь нет. Вот тут я действительно по-настоящему испугалась, хотя до этого ощущала себя неимоверно взрослой и самостоятельной. Когда прибежала не менее испуганная мама, я держалась из последних сил, чтобы не заплакать. А мама обняла меня и, сдерживая слёзы, сказала: «Я думала, что тебя украли цыгане».

Ах, милые добрые времена, канувшие в лету! Как приятно вспоминать о том, что было, и как горько сознавать, что рядом нет уже тех людей, которые учили быть доброй и смелой, трудолюбивой и честной.

Мой дедушка Иван Матвеевич Раздобурдин служил на флоте Российской державы, а затем трудился в речном флоте, плавал на грузовых и пассажирских судах. А когда окончательно решил осесть на берегу, то поехал в Ленинград (ныне Санкт-Петербург) и окончил курсы, где обучали мастерству лесосплава. До пенсии дедушка работал начальником лесостоянки Нечаиха Котласской сплавконторы.

До сих пор в деревне Степанидово, что рядом с Нечаихой, стоит дом, который построил мой легендарный дед, и в котором выросла моя мама вместе с братьями и сёстрами. У дедушки с бабушкой всегда было большое хозяйство: куры, козы, овцы, огород и капустник. Огород был рядом с домом, а капустник находился на берегу речки Стёпаницы – там всегда сажали капусту, лук и укроп. Иногда я тоже помогала сажать рассаду, но мне это быстро надоедало, и я шла к речке, вставала на доску, служившую мостиком, и смотрела на бегущую и сверкающую на солнце воду. На мелководье плавали быстрые мальки, а по дну медленно передвигались жуки-ручейники, таща на себе палочки и травинки.

Мой легендарный дед Раздобурдин Иван Матвеевич. Фото: архив Милены Стилл

Местность, где до сих пор находится деревня, довольно-таки холмистая и вероятно, близость реки способствует тому, что из земли начинают бить ключи. В памяти всплывает воспоминание… Мне пять лет, мы идём с дедушкой по тропинке между двумя косогорами. От цветов и разнотравья исходит невероятный аромат, вокруг целыми стайками летают маленькие синие мотыльки.

На косогоре среди травы из-под земли вырывается фонтанчик воды. Кто-то заботливо огородил этот природный источник, сделал небольшую ступеньку и положил дощечку. На неё дедушка ставит ковшик, и вода маленькой струйкой начинает наполнять емкость. Я удивляюсь, что вода, которая течёт из земли, чистая и прозрачная. Дедушка мне первой даёт попробовать необычной водицы, а потом сам делает несколько глотков и крякает от удовольствия. Родниковая вода оказывается очень холодной, но вкусной.

Моё сердце навсегда приросло к этому месту, ведь почти каждое лето я проводила в деревне, где жили мои предки. Купалась в Северной Двине и речке Стёпаница, помогала пасти деревенских коз и ходила с бабушкой Марией Гавриловной за грибами и ягодами, окучивала картошку, которая на севере вырастает необыкновенно вкусной, и собирала милые букетики из васильков и ромашек.

А в этот приезд я ещё наслаждалась северными БЕЛЫМИ НОЧАМИ, которые обычно бывают здесь с середины июня и до начала июля. Невероятное природное явление! О нём можно долго рассказывать, но лучше всё-таки увидеть собственными глазами, чтобы на себе ощутить, что время будто остановилось. Ведь привычной ночи не было, а уже наступил новый день.

Сегодняшний Котлас, где я пробыла всего неделю, порадовал чистотой, новыми обжитыми микрорайонами, красивыми парками и большими торговыми центрами. А ещё у города появился интересный символ «КОТ ЛАСковый». Это серия из десяти скульптур котов, установленных по всему городу, с QR-кодами и аудиогидами, с помощью которых туристы могут получать информацию о Котласе и его достопримечательностях.

Конечно, невозможно за короткое время посмотреть всё, что предлагают экскурсионные маршруты. Но будет следующее лето, и обязательно будет новая поездка в город, где навсегда осталось моё детство.

Мой славный и родной Котлас, желаю тебе хорошеть и развиваться с каждым годом. Я приеду обязательно ещё. Фото: архив Милены Стилл

Байкальская валюта

Марина Успенская

У многих воспоминания о Советском Союзе связаны отнюдь не со вкусом пломбира, а с многочасовыми очередями. А какие очереди были самыми длинными? Конечно, за водкой. В иных местах они превращались в настоящие кровавые побоища. В битву за водку включались не только заурядные алкаши, но и совершеннейшие трезвенники – водка становилась крепчайшей национальной валютой, ею можно было расплатиться с сантехником, грузчиком, обменять на продукты. Особенно нуждался в зелёном змие народ из удалённых от Москвы мест: туда её доставляли нечасто.

Мы с моим другом Васей как раз и собирались в один из таких далёких прекрасных уголков нашей Родины – на Байкал. Потому готовились самым тщательнейшим образом – отстояли несколько километровых очередей и стали обладателями восьми литров «Столичной». Сколько это было в переводе на рубли, нам ещё предстояло узнать.

Путь был задуман из Свердловска (Екатеринбург) самолётом до Иркутска, а дальше до Баргузина на каком-нибудь кораблике через Байкал.

Июльский день в Иркутске был холодным и дождливым, а горизонт в направлении Усть-Баргузина сиял ярко-синим небосводом. Нам туда! Порт изумил нагромождением лодок и судов разного калибра. Моё богатое от природы воображение уже рисовало картину, как я в голубом, развевающемся от лёгкого бриза сарафане стою на палубе белоснежного лайнера и плыву к заветной мечте. «Славное море, священный Байкал…»

После утомительных расспросов и поисков нам, наконец, указали на судно, единственное из всех способное доставить нас по требованию.

Капитан «Жозефины» – облезлого, видавшего виды грузового баркаса, совершенно не оправдывающего своего романтического имени – с видом непревзойдённого достоинства взирал на нас сверху. Хотя капитан выглядел несколько комично – коротышка-толстяк чисто бурятской внешности со словно приклеенной дымящейся трубкой в углу рта – мы оробели и, заикаясь, жестами, словно глухонемые, изложили свою просьбу. Повелитель «Жозефины» молча пыхтел люлькой, сощурив и без того узкие глаза, произнёс одно слово: «Валюта?». «Есть, есть», – радостно закивали мы. Величавый наклон головы с трубкой означал одобрение. Матрос с баркаса предупредил, что отплытие через два часа, принял наши рюкзаки, а мы, довольные, отправились в кафешку и заказали бурятские «позы» – большие пельмени. Но через два часа на судне был штиль – тишина, никакого движения. Сонный матрос пробубнил, что погрузки ещё не было, только в три. Не было и в три. Сказали прийти в шесть. Мы отправились погулять и вернулись даже раньше – в пять. И увидели, как «Жозефина» с нашими рюкзаками шлёпает уже метрах в трёхстах от берега. Кричать, махать руками было бесполезно. Мы кинулись к ближайшей моторной лодке, нервно стали объяснять хозяину, что нужно догнать вон ту посудину. Мужик хладнокровно выслушал нашу сбивчивую тираду и только начал произносить «валю…», как мы хором заорали: «Есть! Есть!» и нахально запрыгнули в лодку. Лодочник не торопясь, с важным видом дёргал верёвку, чтобы завести мотор. Получилось с сотого раза, лодка вздыбилась, желая, видимо, скинуть нас в воду, и ринулась в погоню за баркасом. Когда оставалось метров сто, и мы уже широко заулыбались, мотор вдруг заглох, выпустив вонючее грязное облако. «Жозефина» кокетливо удалялась. Но потом, неожиданно для нас, плавно и красиво развернувшись, поплыла в нашу сторону.

Неуклюже забравшись на борт по раскачивающейся верёвочной лестнице, мы подверглись насмешкам и наказанию: за то, что про нас просто-напросто забыли, мы должны были заплатить двойной тариф. Мы были не против, хотя ещё не понимали – сколько это.

Голубой сарафан не пригодился. И без него вершилось волшебство. Две субстанции – вода и небо, слившись в симфонию, пленили, проникали в мозг и в душу и заставляли быть покорной и ничтожной перед своим великолепием. Гипноз, совершаемый природой, был настолько силён, что перед глазами заплясали видения: причудливые старинные замки, затяжно скачущие кони. Разыгравшаяся феерия кровавого заката совсем меня лишила сознания, и когда «Жозефина» слегка накренилась, я безвольно грохнулась на палубу.

«Всё, довольно, – сказал мой друг, поднимая меня и посмеиваясь над моей чувствительностью, – ты устала, идём спать». В кубрике, где уже давно спал весь состав команды, нам отвели две койки. Вася забрался на второй ярус и тотчас же захрапел в унисон с матросами. Я прослушала эту джазовую композицию спящих не больше десяти минут, задохнулась от стойкого запаха пота и нечистых носков и вылетела снова на палубу.

Быстро стемнело, почувствовался ветер. «Шелонник» – послышалось рядом. Капитан, с неизменно пыхтящей трубкой, повторил: «Шелонник. Дует с запада, хороший будет день». Голос капитана был ещё смешнее, чем он сам – писклявый, как у мультипликационного персонажа. «Давай-ка, неси свою валюту. Надо». «Вы же на работе», – попыталась возразить я, но всё же порылась в рюкзаке и достала алюминиевую фляжку. У капитана во внутреннем кармане его белого кителя оказалась маленькая рюмашка. «Петрович», – опрокинув зелье и крякнув от наслаждения, представился он. Ну надо же – Петрович! Как слесарь какой. Пятьдесят грамм развязали Петровичу язык, и всю ночь я просидела, слушая и не слушая одну за другой байки морского волка, вглядываясь в тёмную загадочную глубину озера.

День и вправду оказался солнечным и жарким. Плыли до ночи, созерцая прозрачную, нежно-бирюзового цвета воду, прибрежные камни фантастических форм, поросшие зелёным лесом утёсы или, словно на экваторе, золотопесчаные отмели.

Глубокой ночью «Жозефина» выгрузила нас в чёрную дыру, задребезжала рындой на прощание и исчезла. Мы с Васей в полной темноте и неизвестности, спотыкаясь на каждом шагу, добрались до непонятно чего, на ощупь похожего на лес. Вспомнили, наконец, что у нас есть фонарик. При свете огляделись – действительно лесок. Собрали веточек, зажгли костёр. Хорошо. Было уж задремали, но услышали хруст веток. Вася предположил, что это байкальский медведь. «Возьми головёшку», – сказал он, вооружаясь котелком. Напугавший нас гость оказался тоненьким юношей, почти мальчишкой, в форме милиционера. «Кто такие, однако? – строго прозвенел он. – Здесь, однако, запрещено разжигать костёр!» Мы стали оправдываться, что не знали, только что приехали, что костёр окопали траншеей. «Утром зайдёте в отделение, оформим штраф, однако», – упорствовал служитель закона. Но сделав паузу, несколько смущённо добавил: «Но можно и здесь. Валюта есть?» Мы уже знали, что 50—100 грамм валюты решают все проблемы и делают людей братьями. «Алтан», – дружелюбно протягивая ладонь назвался юноша и достал из кармана рюмашечку.

На рассвете – картина маслом: все трое спим в братских объятиях, а обнаглевшие бурундуки растаскивают остатки трапезы. Однако!

Усть-Баргузин – большой посёлок, но нам он был интересен только наличием бани. Общей бани, однако, не оказалось, нам предложили частную и не за валюту даже, а так, по доброте душевной. В итоге мы провели в гостеприимном бурятском доме два дня: испробовали стряпни с местным колоритом, наслушались шаманской мистики, выспались на воздушной перине. Душевные люди буряты, щедрые. Нам рассказали, как добраться до райского местечка на берегу Байкала и как себя вести, чтобы не рассердить бурятских духов.

Поставили палатку в лесу, в травах, но очень скоро я почувствовала слабость и недомогание, сильно разболелась голова. Оказалось, что вокруг заросли багульника – тяжёлая штука для дыхания. Перенесли палатку на песок, к самой воде, обустроили костровище. Благодать земная! Гармония воды, неба, солнца и нас – счастливых маугли! Присоединились к нашей компании два добрых духа в собачьем обличье, оба откликались на кличку Байкал.

Хотя мы не занимались никакими значимыми делами, дни пролетали быстро. Вася ловил мелкую рыбёшку для собак, писал акварелью пейзажи, сочинял стихи. Я лазила по окрестностям, собирала и сушила чабрец, плавала в хрустальной воде, готовила еду. Еда наша не была разнообразной – рыба. Зато какая! Попросили местного рыбака по имени Димит («Можно просто Дима», – разрешил он) привезти омуля за 100 грамм валюты, так он вывалил перед нами чуть ли не полную лодку только что выловленной рыбы. Дима посвятил меня в таинство приготовления трёх блюд из омуля. Омуль на рожнах: непотрошеного омуля насаживают на длинный прут, обязательно головой вниз и выставляют прутья вокруг костра. Это просто поэма! Можно есть, пока не лопнешь. Сагудай – пикантное блюдо из сырого филе свежайшего омуля, приправленного только перцем и солью. И третий – уха с кучей маленьких секретов. Хотя я и без секретов варила – всё равно вкусно.

Как-то, чистя рыбу на коленях, я порезала ногу. Рана воспалилась. Пошли лечиться на волшебные термальные источники за десять километров. Путешествие оказалось нелёгким. Лесная тропа терялась. Решили идти вдоль берега, чтобы не сбиться. В одном месте я угодила в зыбучие пески. Вася сначала потешался надо мной, наблюдая, как я медленно ухожу вглубь, а потом не на шутку испугался и при помощи брошенной палки пытался меня вытащить. Ничего не получалось, и он только в панике бегал туда-сюда и орал: «Только не шевелись! Не делай лишних движений!» Я и без движений погрузилась уже по колено. Было страшно. И вдруг, услышав стрекот мотора, я радостно встрепенулась: добрые духи послали помощь! Добрый дух в образе старого бурята подложил под себя какую-то плоскую штуку, подполз ко мне и с неимоверной силой выдернул из плена. Всё произошло мгновенно, на адреналине, и встав уже на твёрдую почву, я не сразу заметила, что оказалась без штанов и кроссовок. Ещё одни штаны нашлись в рюкзаке, а вот обуви запасной не было. Мой спаситель подарил мне старые сапоги на пять размеров больше моего и великодушно предложил нас подбросить на своей моторке. Мы, конечно же, отблагодарили его валютой. Вообще резервы нашей признательности заметно таяли. А у меня росло чувство вины: получалось, что мы банально спаивали и без того редко трезвую нацию. В небольшом посёлке Лопатки, куда я бегала два километра за хлебом, проживало сильно пьющее население. Накачивались самопальным алкогольным напитком из молочной сыворотки «тарсун», но любили водку. Когда я появлялась в посёлке, дети окружали меня и кричали: «Архи! Архи!» (водка по-бурятски). Да, пили даже дети.

За весь месяц нашей релаксации не выпало ни единого дождика. И вот в последнюю ночь духи решили нас позабавить пышным феерическим шоу из небесного шторма. Собаки с визгом рванули в палатку при же первых оглушительных раскатах. Тяжёлый ливень заколотил по брезенту – обнаружилось, что наше убежище дырявое. Вчетвером, до нитки вымокшие, мы с восторгом и страхом наблюдали за грозой. И вдруг из ниоткуда образовался светящийся шар, с шелестом проскользил мимо нас метрах в пяти и растаял. Собаки завыли дуэтом, а мы просто очумели и не могли оторвать взгляда от того места, где только что увидели природное чудо. Незабываемый прощальный перфоманс!

А утром нас ждал ещё сюрприз – танцующие нерпы прямо у нашего берега. Как жаль было расставаться со всеми этими чудесами, прелестным пейзажем, с нашими собаками. Но отпуск заканчивался, а мы ещё собирались посетить самый известный в России Иволгинский дацан. В те годы мы с другом увлекались буддизмом, поэтому очень хотелось. Решили, что самолётом комфортнее будет. Спрашиваем у местных:

– Аэропорт в Усть-Баргузине есть?

– Есть, однако.

– До Улан-Уде летают?

– Хм… – и непонятная усмешка.

Добрались всё же до полянки с покосившимся сарайчиком, увенчанным табличкой «Аэропорт».

– Нам два билета до Улан-Уде, – прокричали мы в тусклое стекло окошечка очень симпатичной молодой бурятке.

– Людей не возим, – ответила девушка. – У нас грузовой транспорт, однако.

Мы горячо принялись уговаривать королеву аэропорта взять нас хотя бы и в грузовой самолёт.

– Валюта есть, – выложил последний довод Вася, боясь, что такое предложение оскорбит красавицу. Но попал в точку! Девушка оживилась и без тени смущения конкретно озвучила цену: «Пол-литра!» Ого! И вот нас сажают уже в небольшой грязный самолёт с боковыми лавками в салоне. «Пассажиры ещё будут?» – спросили мы у мужчины, влезающего в кабину пилота. «Сейчас будут» – и снова загадочная улыбка. Спустя несколько минут мы поняли, что их всех так веселило.

По заднему трапу гнали в самолёт стадо овец голов в тридцать. Полёт был ну очень экзотическим! Всякий раз, как самолёт кренило в ту или другую сторону, милые животные с криком «Беее!» валились то на нас, то напротив, испуганно при этом какая. Мы хохотали всю дорогу.

В посёлке Верхняя Иволга мы поселились в ветхом сарайчике во дворе такого же ветхого дома. Нас приняла пожилая женщина – очень высокая, очень худая, с серым усталым лицом. Долго изучала наши паспорта и взяла за проживание деньги, а не водку. Вскоре мы поняли, что кроме хозяйки здесь обитает ещё куча народа: её дочь – запойная распутница и её внуки – восемь неумытых и вечно голодных сорванцов. Восемь! Каждый раз, когда мы садились поесть, они как по команде собирались вокруг стола и жадно смотрели на еду. Куда бы мы не следовали, дети гуськом семенили за нами. Так вот на пять дней мы стали им няньками и кормильцами. Вообще бедность в посёлке была ужасная. Грязь, нищета и пьянство. И это в двух шагах от светлого и одухотворённого храма. Сама хозяйка была очень верующей. Она показала свой дом – он был весь буквально наводнён буддийской атрибутикой: обереги, статуэтки, чётки, свечи, флажки – в глазах рябило. В отдельной маленькой комнатке был устроен алтарь. Но больше всего нас сразил рояль – настоящий большой чёрный рояль, занимавший всю комнату. Как только его затащили туда – непонятно. И зачем?! Оказалось, что это подарок детям одного из мужей матери-вертихвостки. Он никогда не платил алименты и рассчитался, стало быть, таким вот презентом. Однако.

Говорят, сейчас байкальская зона изменилась: много туристов, построены гостиницы, корабли ходят комфортабельные. Вместе с тем нещадно вырубаются леса, чистота воды уже под сомнением. Мы застали ещё первозданную красоту этого края, за что безгранично благодарны судьбе.