Текст книги "Танец стрекоз. Найди свою дорогу к счастью"

– Ну, если вы полагаетесь на меня, – она хитро улыбнулась, стрельнув в Ленино сердце зарядом искр из зеленых лучистых глаз, – то ваш выбор – это капучино и круассан с семгой и творожным сыром. Берем? – спросила она, уже мысленно объединив себя с этим крупным веселым мужчиной с добрыми глазами.

– Ну что же, полагаюсь на вас! – Леня улыбнулся в ответ.

– Присаживайтесь за любой из столиков, я вам сейчас принесу. – Женщина развернулась и, выразительно покачивая бедрами, пошла готовить заказ.

Леня не был ходоком, он действительно был верен жене, хотя их отношения трудно было назвать теплыми и семейными.

********

Женитьба на Вике произошла если и не по его воле, то точно с его молчаливого согласия.

Как-то все закрутилось тогда, одно к одному. Родители с обеих сторон ждали совсем другой свадьбы. Когда он огорошил отца с матерью известием о том, что женится не просто на другой, а на лучшей подруге своей невесты, отец рубанул рукой и сплюнул в его сторону, развернулся и ушел к себе; мать же, которая любила Жанну и общалась с ней во время его службы в армии, звала дочкой, вместе с ней готовила и ходила на рынок, схватилась за сердце, два дня плакала, причитая, что не может поверить в ее измену и скоропалительный отъезд. Отец Жанны как спустил его с лестницы, так больше на порог не пускал, трубку не брал и видеть не хотел.

Вика выступила в роли душевной спасительницы, а он трусливо поверил в тот бред, который она, как потом выяснилось, сочинила. В итоге это был брак двух параллельных, которые никогда не пересекались. Жизнь приводила к Лене разных женщин, которые были готовы даже на непостоянной основе связать свою судьбу с милым большим добряком, вот только добряк не пускал никого в свое сердце, вроде общался, шутил, балагурил, но на расстоянии, соблюдая дистанцию, воспринимая каждую возможную связь как повторное предательство Жанны, достаточно и одного раза. Пока нарыв не вскрылся сам, в результате очередного скандала, учиненного Викой, привыкшей к молчанию мужа.

– А ты теперь крутой, братец Бурый! К одной мчишься, сердце ей несешь, с другой познакомился, сообщения ей шлешь, так еще и с третьей знакомишься, прямо в ударе, – сказал он сам себе при виде приближающейся к нему женщины с подносом, сияющими глазами и танцующей походкой.

– А вот и ваш заказ. – Женщина поставила поднос. – Вы проездом? Далеко путь держите? – спросила она с любопытством и с явно читаемой надеждой в зеленых глазах.

– Спасибо, как все вкусно у вас! В Кисловодск еду. Еще чуть осталось, думаю, где переночевать. Может, отель посоветуете? – ответил Леня и тут же сообразил, что про отель он, видимо, зря.

– Конечно, знаю отель, можно тут у нас недалеко переночевать, буквально десять километров.

– Ой, нет, это слишком мало; думаю, что еще сотню отмахаю сегодня. Ждут меня там. – Леня выдержал паузу, решив, что дает ложные надежды на продолжение знакомства, а ему это ни к чему, да и женщину не хотелось обижать, или он только возомнил себя ловеласом?

– Ну, если ждут, то, конечно, не стоит задерживаться, – ответила женщина, развернулась и ушла, потеряв к нему интерес.

********

В Кисловодск он приехал ранним утром. Спал плохо. Ворочался, волновался, проигрывая во сне и наяву различные сценарии их встречи.

Утром, порядком помятый, но счастливый от ожидания, как жених перед свадьбой, он надел чистую светло-голубую в тонкую бордовую полоску рубашку, самостоятельно погладив ее в отеле. Еще с армейских времен Леня умел все, да и Вика не баловала мужа вниманием к его гардеробу. Надел костюмные брюки и пиджак, которые захватил с собой именно для этого случая, и новые темно-синие итальянские туфли, купленные перед выездом за какие-то нездоровые деньги.

«Нужно выглядеть солидно, продумай, в чем поедешь, твои джинсы и футболки тут не подойдут», – напутствовал его друг Игорь, который сподвиг Леонида на эту встречу и искренне переживал за него. «Пусть сам уже не молод, так все остальное должно быть на высоте».

Леня, конечно, изменился за тридцать лет. Он остался таким же крупным, как был еще в школе, хотя нет, стал еще больше, но волновало его не это – теперь он полностью лишился своей былой шевелюры. Лет в тридцать волосы у него начали редеть, обнаружилась небольшая залысина на затылке и над висками. Поначалу Леня пробовал скрывать этот недостаток стрижкой, потом поразмыслил, посмотрел на лысых киноактеров и политиков, купил электробритву и сбрил остатки волос как напоминающие о молодости. Поначалу было необычно: Леня пугался своего отражения в зеркале, а потом, напротив, ему понравилось, но насколько это будет непривычно для Жанны, которая не видела его тридцать лет? «Может сразу и не узнать», – переживал Леня.

Чисто выбритый, элегантно одетый, сверкающий улыбкой и лысиной, которая, кстати, была ему действительно к лицу, Леня выпил пару чашек кофе, взбодрился и пошел завершать дело тридцатилетней давности. Ни много ни мало он собирался сделать Жанне предложение. Оставалось купить цветы и найти ее дом.

Двор утопал в зелени. Хотя что тут говорить, весь город купался в сочной листве деревьев и кустарников, был пропитан ароматом вовсю цветущих в октябре роз, словно их забыли уведомить о наступлении осени и скором приближении зимы.

Трудно представить себе Кисловодск без таких домов из розового туфа – теплого армянского камня. Они появились в городе в пятидесятых годах. Тогда было построено немало подобных красивых по своей архитектуре жилых домов в стиле сталинского классицизма. Архитекторы словно собрали все лучшее сразу. Тут тебе и эпоха Возрождения, и Античность, а иногда и барокко. Самыми красивыми были дома, выстроенные для сотрудников городских здравниц. Теплые дома для теплых людей.

Четырехэтажка с высокими арочными окнами, рельефным фасадом, колоннами при входе в единственный подъезд, с видом на горную гряду и двор, сплошь засаженный пирамидками вечнозеленых туй. Таким был этот дом. Здесь жила его Жанна.

«В Кисловодск столетиями ехали со всей страны за излечением „кислыми водами“ – может быть, и я наконец-то залечу свою старую рану», – подумал Леня, открыв массивную дверь и попав в прохладный полумрак подъезда.

Взлетев по трем первым ступенькам, мужчина резко остановился. Сердце рвалось наружу, гулким уханьем отзываясь внутри. Он осмотрелся и продолжил свой путь не спеша, словно продумывая каждый шаг, поднимался по стертым от времени ступеням, хотя, когда ехал сюда, мечтал, что ворвется к ней, распахнет ее дверь – «Ну наконец-то это ты! Как я ждала!» – услышит с порога, обнимет, зацелует, закружит и больше никогда не отпустит. Оказалось, все гораздо сложнее.

********

Пережитое тянет нас, удерживает. Опыт придавливает, ломает крылья; только отключив мозг, можно стать способным на безрассудства.

Леня испытывал неловкость в новой рубашке, непривычном для него костюме – он всю жизнь в джинсах и толстовке, ну максимум рубашке поло, а тут вырядился по совету друга. Пока торопился и метался по городу в поисках букета, вспотел, то и дело протирал голову платком. Огромный букет из бордовых роз, который он специально выбрал, теперь казался ему чересчур торжественным и нелепым.

Он остановился в первом лестничном пролете. Подъезд удивительно напоминал тот самый, из их юности, где они, отстав от экскурсии и класса, впервые поцеловались. Старые перила, высоченные двери. Звонки с табличками и указанием фамилий жильцов. Тяжело дыша от волнения, он продолжил подниматься вверх, с каждым шагом приближаясь к своей мечте.

Жанна жила на четвертом этаже. Леня остановился между третьим и четвертым.

Задумался, глядя в окно, решив дать себе еще пять минут перед последним шагом до нее. Положил букет на подоконник.

Неожиданно рядом послышались шорохи, шуршание, крик, похожий на птичий, и голос, который кого-то уговаривал шепотом:

– Ну, тихо, тихо, миленькая, потерпи, сейчас я что-нибудь придумаю. – На верхней ступеньке у одной из двух квартир сидел худющий мальчик лет девяти, абсолютно белобрысый, загорелый, с пронзительными серыми глазами. Около него стояла картонная коробка, с которой тот и разговаривал.

– Ой, а вы кто? – спросил паренек, увидев Леню.

– Я Леонид, а ты кто? – Леня подыграл пареньку. Оставив букет на подоконнике, поднялся на пару ступенек ближе к ребенку. Ему не послышалось – рядом с мальчиком на ступеньках стояла картонная коробка, в которой, судя по шорохам и торчащим крыльям, сидела птица.

– Я Славка, к бабушке пришел, а она меня не пускает, – вздохнув, сказал мальчик и показал глазами на коробку, – вот из-за нее.

– Кто это у тебя там? – Леня, поднявшись еще на несколько ступенек, сел рядом с мальчиком и его коробкой.

– Птица, наверное, сойка: видите, у нее головка персиковая, а на крыльях перья синие в горошек; большая она, правда, я с трудом донес до квартиры, а бабушка… – Славка, махнул рукой и заглянул в коробку, потревоженная птица попыталась вырваться, захлопала крыльями, закричала, засвистела, защелкала, возмущаясь или жалуясь.

– Зачем же ты ее домой принес? Ей же летать хочется, да и детки-птенцы ее, поди, ждут голодные. Может, отпустим? – Леня попытался заглянуть в коробку, оттуда на него смотрели маленькие черные бусинки решительных глаз на головке с хохолком персикового цвета.

– Вот, смотрите, сердится, хохолок на голове подняла. Она крыло сломала. Летать не может. Мальчишки во дворе у нас ее под деревом нашли, решали, что с ней делать. Никак не могли ее поделить, решить, кому достанется, а потом просто бросили и ушли в футбол играть, когда их Санька с соседнего дома позвал. Они убежали, а она на земле осталась, взлететь не может, а у подъезда полно кошек, вот я ее и взял.

– Понятно. Спас, значит. Ну что, ты молодчина! А кто твоя бабушка? – Леня чуть приоткрыл коробку и пытался, не выпуская птицу, разглядеть, что там с крылом.

– Моя бабушка Антонина Ивановна – она уже на небе, мне так мама сказала, а я к сестре ее пришел, бабушке Жанне; она вот тут живет, и теперь она мне вместо бабушки, но она строгая и птицу не хочет спасать. – Славка опять тяжело вздохнул.

– Все понятно. Не переживай. Сейчас все решим.

«Надо же, какое совпадение, – подумал Леня. – Может, оно и к лучшему: сразу и с внуком познакомился, и с птицей». Почувствовав свою необходимость, Леня повеселел, к нему вернулись решительность и понимание, как действовать дальше.

– То есть ты бабушке Жанне уже показал птицу? – уточнил Леня у мальчика.

– Да, я дотащил коробку, чуть не выронил, боялся повредить ей еще что-нибудь, позвонил в дверь, а она говорит, что я всякую гадость в дом тащу, чтобы дел ее куда-нибудь во дворе и приходил скорее обедать. А куда ж я ее, больную, дену? Ее же коты съедят! – В серых небесных глазах Славки стояли слезы, которые он по-мальчишески сдерживал из последних сил.

– Так, это какое-то недоразумение, я уверен, бабушка твоя очень добрая и любит животных, вот увидишь. Ну-ка давай сюда коробку, я, между прочим, настоящий врач, лечу всех зверей, и птицу твою вылечу.

– Леня достал из нагрудного кармана пиджака платок, промокнул Славкины слезы. – «Пацаны не плачут». Пойдем к бабушке сдаваться, вот увидишь, все будет хорошо, – подбодрил он парнишку.

Забыв про букет и волнения, Леня обхватил одной рукой коробку с птицей, в другую взял маленькую, мокрую от слез и переживаний ладошку Славки и приготовился звонить в дверь, но этого не понадобилось, дверь отворилась…

********

Как же отличался сегодняшний день от вчерашнего вечера! Казалось бы, всего-то солнце и дождя нет! Набережная ожила. Она оказалась широкой, бесконечной в обе стороны – дом Лизы находился примерно по центру.

Кира неспешно завтракала, расположившись на открытой террасе в рекомендованном Лизой ресторане. На солнце было около двадцати градусов, день безветренный, на море неожиданный после вчерашнего шторма штиль. Если вчера город встретил ее стальными холодными оттенками, то сегодня он улыбался всеми красками лета.

Она смаковала яркую горячую шакшуку. На раскаленной чугунной сковородке шкварчали оранжевые яичные желтки в окружении разомлевших томатов, украшенные сочной зеленью базилика и сдобренные свежемолотым перцем из огромной деревянной ручной мельницы, с которой ловко управлялась официантка.

– Не желаете тосты? У нас ремесленный хлеб, мы его сами печем, – вежливо поинтересовалась девушка.

– Ой, он у вас такой вкусный, что я все уже съела. Если так будет продолжаться, то по возвращении меня никто не узнает, – улыбнулась в ответ Кира. Она действительно не заметила, как съела весь хрустящий хлеб, вымакивая им томаты с яйцом. Ей давно не было так вкусно и так спокойно. Может быть, успокаивало шуршание волн? Море начинало волноваться, заигрывая с прибрежным песком. Или яркое солнце действовало благотворно, словно обещая, что все будет хорошо. – Да, давайте еще пару кусочков и десертное меню! В отпуске я или где, в конце-то концов?!

– Договорились! – девушка засмеялась ей в ответ, подхватив Кирино настроение. – Вы только приехали? Вам повезло, ближайшие две недели будет тепло и солнечно, что редко в это время года.

– А вы местная? Родились здесь?

– Ой, нет, что вы! Работаю всего второй сезон. Приехала из Ульяновска. Захотелось тепла и моря, романтику искала, – ответила девушка, чуть стушевавшись.

– Ну да, к морю все за романтикой едут, я вот тоже. – Кира пристально вглядывалась в даль, где в море вышли парусники, которые скользили по голубой глади, отражаясь в воде. Она поймала себя на мысли, что хочет рисовать. У нее давно не возникало такого желания. Нет, по работе Кира рисовала ежедневно, все больше на компьютере, а вот так, чтобы просто для себя, от души, настроения давно не было. Уйдя в свои мысли, она не заметила, что девушка уже вернулась с меню и ломтиками подсушенного хлеба с аппетитной золотистой корочкой. Ей стало неловко, и она продолжила разговор.

– Ну и как тут у вас с романтикой? – спросила Кира, удивившись своей смелости.

– А никак! Оказалось, что лучше моего собственного романтика, от которого я бежала к морю, никого нет. Приехал за мной, так и живем теперь вместе. Только расставшись, поняли, что друг без друга не можем. Решили, что еще сезон отработаем, денег подкопим и домой вернемся, поженимся, – неожиданно разоткровенничалась официантка. Что-то такое было в этой молодой женщине, не похожа она была на обычную искательницу приключений, охотницу, которых много встречается на курорте.

– Как здорово! Надо же, удивляюсь, как вы вот так самостоятельно решились все бросить, рискнули уехать, а в итоге заново обрели свое старое счастье. Очень рада за вас! Спасибо, что поделились! – Кира слушала, попутно изучая десертное меню, не хотела ввязываться в столь неожиданно личный разговор, предполагающий ответную откровенность, и рассказывать про свою ситуацию.

********

История девушки резанула по сердцу, откликнувшись болью и воспоминаниями о муже и его предательстве.

– О! Я выбрала, давайте мне «Киевский» торт, гулять так гулять, это же завтрак; потом пойду выхаживать калории до вечера.

Прошло несколько дней ее отпуска в этом приветливом южном городе. Кире нравилось все, ну или почти все. Переменчивая погода смиряла и дисциплинировала. Утром было лето – она облюбовала один из пустынных пляжей там, куда ей не следовало, по мнению Лизы, ходить. Ее привлекли старые дубы, еще не сбросившие побуревшие листья. Наглые сойки прыгали с ветки на ветку, дразнили друг друга, хвастались ярким оперением и дрались за лучшие жирные желуди. Под сенью дубовой аллеи прогуливались мамы с колясками, проносились подростки на самокатах и велосипедах, чинно шествовали пожилые пары, поддерживая друг друга под ручку. Все они были преимущественно местные жители, спешащие по своим делам или выполняющие ежедневный моцион.

Кира спускалась к морю, располагалась в уединенном уголке под сенью дубов и часами рисовала. Она нашла местный магазинчик, где с огромным удовольствием накупила себе все необходимое, выбрав подходящие оттенки, смакуя свою покупку и подружившись с юношей-продавцом, оказавшимся студентом местного художественного колледжа и интересным собеседником.

Особенно Кире нравились здешние закаты. Она буквально охотилась за ними, перемещаясь из одного конца набережной к другому, стараясь прийти заранее, чтобы успеть сделать карандашный набросок, поймав в моменте меняющиеся облака, нанести мелками основные краски, чтобы потом растушевывать их пальцами, смешивая оттенки, ловя на листе бумаги стремительно падающее в воду солнце. Она выбрала пастель, хотя органичнее себя чувствовала с масляными красками и привыкла к ним. Но для масла требовалось больше времени и другое внутреннее состояние. Дома она прорисовывала детали пастельными карандашами. На листе оживали сойки, мирно соседствующие с чайками, морем и закатом. Вдохновлялась светом и игрой гаснущих солнечных лучей.

********

Кира буквально задышала по-другому, словно через свои картины она вдыхала свежую струю жизни в саму себя.

Рисуя, она словно заполняла образовавшуюся душевную пустоту пойманной энергией солнца, плавно переместившегося с линии горизонта на лист бумаги.

После трех часов дня, как только солнце начинало стремительно прощаться с небом, все вокруг становилось серым, словно тучи сидели в засаде и выжидали, когда настанет их час. Откуда-то появлялся неуемный ветер. Атаковал внезапно, по-хозяйски. Порывисто проходился по верхушкам разомлевших на солнце сосен, резко спускался ниже и проверял, что оставили ему на теплой плитке набережной, подхватывая все, что попадалось на пути, и, закружив вихрем, уносил дальше. За ним приходил холод, накрывая город огромным пухлым, влажным, ледяным покрывалом.

Буквально через пару часов, когда солнце окончательно скрывалось за горизонтом, утонув во внезапно потерявшем свои краски море, наступала осень. Она царила до утра, меняя все вокруг до неузнаваемости. Улицы быстро пустели. Вечерняя тусовка на набережной заканчивалась около восьми вечера, закрывались кафе и рестораны, влюбленные парочки спешили в свои уютные спальни, художники собирали мольберты. Так рано? Странно для курортного города, но у осени свои правила и законы.

********

Кира не любила вечера. Именно в это время проявлялось ее одиночество.

Оно вылезало из своей норы, куда она загоняла его днем, обманывая красками лета, своими жизнерадостными набросками, разговорами с официанткой или парнишкой-художником в магазине, примерками платьев на набережной, шелестом волн и щебетаньем соек. К вечеру все, за что она хваталась днем, исчезало. Кира оставалась один на один со своей хорошей памятью и воображением, которые сейчас очень мешали ей жить. Первые дни она шла ужинать в ресторан. Потом решила, что это плохая идея. Вокруг сидели влюбленные пары всех возрастов. Может быть, не все они были влюблены, некоторые наверняка проживали свой кризис, дамы молчали в своих телефонах, их кавалеры отвлекались в своих, вроде бы вместе, а вроде и нет, но все равно они были рядом, не одни. Она же, привыкшая, пусть иногда и номинально, но все-таки считать себя замужней, в эти часы ощущала свою будто бы неполноценность, однорукость и однобокость. В Кире настолько сильно было развито чувство принадлежности к мужу, что она никак не могла перестроиться и начать воспринимать себя отдельной частью, целой единицей, а не куском разрушенной семьи.

Она быстро съедала заказанное, скорее ради того, чтобы уже ничего не готовить и не подвести официантов, не обидеть отказом поваров, рассчитывалась и старалась быстрее попасть домой, в Лизину уютную квартирку. Пока она торопилась сквозь холод и ветер, кутаясь в широкий шарф, пряча озябшие руки, спешила, не оглядываясь, скорее преодолеть часть сосновой аллеи, разделяющей ресторан и ее дом, по пути ей попадались обнявшиеся пары. Они смотрели друг на друга проникающими в сердце взглядами, трогательно целовались, хихикали, подшучивали друг над другом. Вся ее решимость и дневное мимолетное ощущение, что она уже излечилась, лопались, как мыльный пузырь. Это было невыносимо больно. Она решила вечером из дома не выходить.

С погодой ей действительно повезло. Каждое утро, как по заказу, на лазурном небе сияло приветливое солнце. Она уже привыкла, распахивая спросонья тяжелые портьеры, выходить на балкон с утренней чашкой горячей воды, сидеть на пухлой подушке, греться на солнышке и загорать. Квартира Лизы располагалась очень удачно. С утра солнце было на балконе, освещало спальню, делая круг и к вечеру приходя на кухню. На сегодня Кира запланировала поход на ту сторону, куда ей настоятельно рекомендовала сходить Лиза, – на Толстый мыс.

– Туда иди на целый день. Знай, что там самые красивые закаты; когда пройдешь маяк, перейдешь в ту часть, которая называется Кручей. Это высокий обрывистый берег за пределами Геленджикской бухты, там уже открытое море. Совсем другой вид, тебе понравится, я точно знаю, будешь под впечатлением. А до этого прогуляешься по набережной, там тоже много всякого разного: и ресторанчики, и кафешки, и даже маленький частный магазин сыров с кофейней и приветливым хозяином. У него живет волшебная канарейка, – инструктировала Киру заботливая Лиза.

– Спасибо, друг! – Звонок застал Киру в душе, она выскочила с мокрой головой, обернулась полотенцем, едва не поскользнувшись, пока тянулась за телефоном. – Да, я тут, слушаю тебя.

Она поставила телефон на громкую связь, нанесла на лицо крем и вытащила косметичку, неторопливо делая макияж под журчание Лизиных инструкций.

********

Вот уж кто точно настоящий друг, так это Лиза! Сама в командировке, в другой стране, а не забывает про нее, свою непутевую подругу.

Кира знала, что они с Лизой могут год не созваниваться, не общаться, не поздравить друг друга с Новым годом, но если что-то случится, то подруга за нее горой, а она сделает все, что сможет, для Лизы. «Наверное, я не такой плохой человек, если Господь даровал мне Лизу», – подумала Кира, нанося тушь на и без того пушистые ресницы.

– И не забудь взять с собой что-то теплое; помнишь, как резко холодает после трех часов, а ветер, как тебе наш ветер? Да, из дома ненакрашенная и без прически ни ногой, – продолжала скороговоркой инструктировать подругу Лиза.

– Это еще почему? Я же в отпуске, могу и расслабиться, – парировала Кира, заканчивая макияж; она улыбалась своему отражению в зеркале, виртуальной Лизе и маленькому плюшевому медвежонку с розочкой в руках, сидевшему на полке возле зеркала.

– Кира, я что-то не понимаю, ты забыла, что мы тебя замуж выдаем? Девушка должна всегда прекрасно выглядеть, она же не знает, когда встретит своего принца, – выдала Лиза фразу своего дедушки, которую Кира помнила еще с детства.

– Да ладно, не переживай, я уже накрасилась и даже голову помыла, сейчас хвост сделаю и пойду на твой мыс. – Выключив громкую связь, Кира приложила телефон к уху, прошла на кухню и включила кофемашину. – И еще. Хочу сказать тебе отдельное спасибо за такой царский выбор кофе, который ты мне тут оставила. Можно и не есть вовсе, а только кофе дегустировать; не знала, что ты такая эстетка.

– О, хорошо, что напомнила про кофе. Обязательно в этот сырный магазинчик загляни, владелец там потрясающий кофе варит, на песке, настоящий.

– Не поняла, это ты меня к нему специально отправляешь, жениха мне приглядела? Я же просила тебя оставить пока эту тему. – Кира внезапно перешла на полушепот, вкрадчиво умоляя Лизу: – У меня внутри пустота, пойми, пожалуйста, я один большой минус.

– Кир, там четверо детей и вторая жена, просто приятный человек, разговорчивый и интересный собеседник, для поднятия настроения поговоришь, тебе, как художнику, понравится такой персонаж и его лавка. Все, прощаюсь до вечера, у меня тут совещание – некоторые, между прочим, работают! – Лиза засмеялась, а потом сказала тише, вторя шепоту подруги: – Я знаю про пустоту, помню о ней, все пройдет, мы справимся.

– Спасибо, друг! – сказала Кира уже потухшему телефону, послала воздушный поцелуй портрету Лизы на экране телефона и села пить восхитительный утренний кофе с ароматом приключений.

Утром грусть отступала, и на некоторое время (исключительно под влиянием живительного солнца!) Кира вновь становилась сама собой. В голове роились идеи, ее деятельная натура строила планы на день. Она одновременно завтракала, прибиралась в кухне, собирала сумку на море, переписывалась по работе и с мамой, напевая веселую песенку.

Сегодня обещали потепление аж до двадцати пяти градусов. Она захватила с собой совсем мало вещей, когда уезжала: настроения не было, а как женщина без настроения может собрать толковый гардероб для отпуска? Взяла джинсы, спортивные брюки, думала, может быть, будет бегать, чего пока не случилось, пару футболок, джемпер на случай холодов, вот он точно пригодился, даже хочется еще один купить, так холодно здесь вечерами. Платье. Вообще она любила именно платья. Кире казалось, что именно в них она настоящая женщина, элегантная, загадочная и эфемерно легкая, что платья отражают ее творческую натуру. Работая в театре, она с удовольствием проводила свободное время со Светланой Борисовной, их костюмером, перебирала и примеряла платья героинь различных постановок.

Как там Лизин дедушка говорил? «Женщина никогда не знает, когда встретит своего принца, поэтому всегда должна выглядеть шикарно».

– Сегодня будет платье, – провозгласила Кира и пошла доставать утюг.

Из дома вышла намного позже, чем планировала. Провозилась с платьем; почему при всем богатстве выбора она захватила именно его? Может быть, потому, что в нем была когда-то очень счастлива, думала, что оно обладает своей внутренней магией. Платье было цвета слоновой кости, в мелкий цветочек. Чуть раскрывшиеся тюльпаны кораллового и розового цвета склонили свои головки в окружении тоненьких листиков, создавая нежный, словно акварельный, рисунок. V-образный вырез был украшен двумя рядами рюш, которые также были на рукавах три четверти, так же с рюшами, платье приталенное, чуть расклешенное книзу, по подолу оборка. Это платье из Польши лет пятнадцать назад ей привез папа, когда у них с Мишей еще все было хорошо. Кира буквально сияла в этом платье, которое очень ей шло, подчеркивая ее изящную фигурку. Но гладить его было сложно.

Она вышла на набережную, свернула налево и пошла в сторону центра, а там и к Толстому мысу. Утром город оживал. Местные жители и туристы смешивались в толпу, по которой было невозможно определить, кто из них кто. Летом отдыхающих можно сразу вычислить по набору «плавки, шорты, пляжная сумка, дети, ведро с формочками и надувной гусь», но сейчас, в октябре, когда купались только самые смелые, отличить местных от приезжих было невозможно. Кира шла, разглядывая удивительные розы, которые цвели вдоль всей набережной в тщательно спланированных и ухоженных цветниках, в окружении хвойных растений. Сочетание было необычным и выгодно оттеняло нежные розы, которые на фоне колючих соседей выглядели еще ярче и нежнее. На улице действительно было сегодня теплее, чем в предыдущие дни. Кира шла медленно, подставив лицо солнцу, то и дело останавливаясь поглазеть на выставленные на продажу натюрморты местных художником. Зачастую на них были одни и те же сюжеты, видимо востребованные у отпускников. Море и парусник, море и пляж, море и два парусника. «Да уж, не очень качественно и совсем бездушно», – заметила про себя Кира, улыбнулась продавцам, обратившим на нее внимание, и поспешила уйти.

Дал о себе знать телефон – сумка завибрировала.

«Хорошего дня, Кира!» – писал Леонид.

«Спасибо! И Вам!» Странно, что он продолжает переписку, вроде к любимой уехал. «Спросить или нет, как у него там события разворачиваются? – подумала Кира. – Наверное, не нужно, неудобно как-то, словно я сплетница».

Телефон и сам замолчал после полученного в ответ на ее сообщение смайлика с улыбкой. Вспомнила Леню. Как он меняет ей колесо, промокший насквозь. Было так холодно, а он посадил ее в машину, да еще и кофе принес; как он про свою Дульсинею рассказывал, трогательный такой, видно, что очень добрый и стеснительный, даже удивительно для такого огромного мужчины пятидесяти лет. А Миша ее… Тоже ведь ухаживал за ней поначалу, первые годы о семье заботился. Вроде и квартиру купили, в хорошей новостройке, с планировкой отличной… Другие живут и радуются, а они вот не смогли.

Мимо на крошечном автомобильчике с педалями проехал важный малыш лет трех. Он крутил головой, выискивая глазами родителей, явно мечтая получить их одобрение своей смелости. Мать с отцом переглядывались, улыбаясь друг другу, и шли за ним по его маршруту.

Дети. Может быть, у них с Мишей ничего не вышло потому, что не случились дети? Сначала он не хотел. А она, проводившая тогда большую часть времени дома, возилась с соседскими малышами. Дом был новый, почти сплошь заселенный молодоженами, и потому в каждой квартире было по два, а то и по три ребенка.

********

Вот так, пока они с Мишей планировали, соседские дети выросли и стали звать ее тетей Кирой.

Пока Миша решался стать отцом, она пошла работать, получая контракт за контрактом и гастролируя сезон за сезоном. Тоже стала тянуть и откладывать свое материнство, словно работа для нее была важнее. Хотя, наверное, так и было, раз откладывала. А потом, когда сама уже была готова и все остальное стало для нее второстепенным, перестала видеть в муже желание стать отцом. Сейчас уже понятно почему. Не было уже их семьи, она умерла раньше, чем они объявили об этом друг другу. Каждый раз, когда она заводила речь про их возможное родительство, Миша отмалчивался и переводил разговор на другую тему, более важную, по его мнению, в тот момент.

********

Она не настаивала, а время шло, шло и прошло… Вот и нет ни детей, ни семьи.

Кире не раз поступали предложения перейти в другой театр. Были предложения о работе в Москве, Санкт-Петербурге, Новосибирске и даже в Париже. Она много работала со сторонними проектами, ее творческий, неординарный подход нравился заказчикам, откуда потом и поступали эти предложения. Миша же категорически не хотел никуда ехать. Не поддерживал ее. Особенно после того, как сам потерял работу и не мог никуда устроиться. Ей казалось, что это их шанс. Может быть, если они переедут, то он заново найдет себя. Новое окружение, люди, возможности. Хотя самой тоже не хотелось ничего менять. Так они и не решились.

********

А если бы ей тогда удалось уговорить мужа и они переехали бы во Францию? Может быть, их жизнь стала бы другой.

Хотя вряд ли, ведь сами они были бы все те же.

«Опять какая-то грусть накатила. Все, прекращаю думать о плохом, а вот вроде и кафе, куда меня Лиза направила. – Кира остановилась перед вывеской „КОФЕ amp;ЧИЗ“. – Хм, креативно, аж до перебора. Какая смесь языков, главное – зачем?»