Текст книги "Танец стрекоз. Найди свою дорогу к счастью"

Кофейня расположилась на первом этаже нового жилого комплекса, построенного в стиле прованс. Двух-, трехэтажные домики, облицованные натуральным камнем песочного цвета, располагались по обе стороны мощеной улицы чуть поодаль от основного променада набережной. Арки, башенки, деревянные окна и двери, симпатичные крыши, покрытые черепицей. На первых этажах большие открытые террасы для кафе и магазинчиков, украшенные вазонами с розами и еще цветущей геранью.

При входе в кофейню стояло несколько круглых столиков на деревянной ножке, покрытых вязаными скатертями. На каждом столе красовался аккуратный букет из пары сорванных тут же роз и веточки какой-то зелени.

«Ну что же, мило и с настроением – как раз так, как нравится Лизе; понятно, почему она сюда ходит», – подумала Кира и вошла в высокую распахнутую красную дверь.

Интерьер внутри напоминал скорее марокканский стиль, чем прованс, хотя нет, это было авторское смешение, так называемая эклектика. Правда, эклектичный стиль должен быть подчинен одной идее, тогда несочетаемые вроде вещи начинают поддерживать друг друга, дополняя и приобретая новые смыслы. Кира интересовалась дизайном интерьеров, всегда подмечала грамотную работу. Ей нравилось ходить по кафе, ресторанам, современным общественным пространствам, где поработали специалисты. В таких местах все выглядело органично, краски сочетались, множество деталей, которые не замечали обычные посетители, она, как художник, подмечала сразу. Где-то про себя спорила, где-то восхищалась. Иногда подумывала о том, что могла бы заниматься интерьерами. По сути своей это похоже на работу с декорациями, увлекательно, разнопланово и спокойно – никаких командировок не нужно. Можно работать в рамках одного города. Вот в Геленджике наверняка много новостроек и людям нужны дизайнеры.

Видимо, хозяин заведения любил путешествовать и привозить разные симпатичные находки, откликнувшиеся его сердцу. Небольшое узкое вытянутое помещение было заставлено витринами с товаром. По центру левее располагался прилавок. Огромная доска из темного дерева лежала на стеллажах, заставленных многочисленными баночками с джемом, маслинами, маслами и еще бог знает чем. По обе стороны от него высились стеклянные витрины холодильника, заполненные сырами разных сортов и срока выдержки. По правую руку располагался один длинный стол для посетителей, с двух сторон от которого стояли совершенно диковинные фиолетовые плюшевые диваны с очень высокими спинками и массивными подлокотниками, покрытые разноцветными гобеленами с кистями. В конце стола, возле окна, в изящной золотой клетке сидел желтый кенар, приветствовавший Киру своими трелями. Черные стены и неожиданно высокий потолок создавали в маленькой кофейне ощущение большого пространства.

********

Всюду висели, стояли на полках и полу различные фигурки, скульптуры, чучела птиц, муляжи сыров, статуэтки и вазочки.

Поразительно, что при таком переборе мелочей и деталей кофейня выглядела уютной, оригинальной и располагающей остаться и посидеть с чашечкой кофе за приятной беседой с гостеприимным хозяином, любуясь кенаром.

– Рад вам! Проходите! Не стесняйтесь! – мужчина за прилавком упаковывал огромный сырный полукруг, видимо оставшийся после нарезки предыдущему посетителю, в вакуумную пленку. Среднего роста, плечистый, с небольшим животиком, обтянутым черным ремесленным фартуком, надетым поверх белой льняной рубашки в голубую полоску. – Вам кофе?

Что-то в нем было противоречащее. Внешне он напоминал военного в отставке. Чуть уловимыми жестами, какой-то основательностью, что ли, привычной строгостью во взгляде. Здоровый румянец на щеках, чуть тронутые загаром сильные руки и этот фартук бариста не вязались с образом. «Интересный персонаж, – подумала Кира, – колоритный».

– Спасибо! Мне вашу кофейню подруга посоветовала. Сказала, что у вас очень уютно. Вот шла по ее инструкции, шла и нашла. – Кира улыбнулась ему в ответ, подошла к прилавку, с интересом наблюдая, как он укладывает сыры внутрь стеклянной витрины-холодильника. – Надо же, какой огромный выбор сыров! Где вы только их достаете?

– Спасибо, что обратили внимание, – доброжелательно ответил он. – Сейчас вам все расскажу. Так кофе будете? Я на песке варю, по-турецки. Будете?

– Ну уж как теперь отказаться? Буду, конечно. А пармезан у вас есть? – Лиза с интересом и удивлением рассматривала сорта сыров на витрине.

– Конечно, есть! Куда же без него – короля сыров, особенно у нас в России его любят, не все разбираются в сортах, а вот пармезан знают все. У меня есть годовой выдержки и двухгодовой, в нем уже чувствуется зернистость, и вкус у него более насыщенный. Я вам к кофе отрежу на пробу. Вы присаживайтесь вон там на диванчике, Кеша вас развлечет. Или можете на улице сесть. А я пока кофе сварю.

– Спасибо, я лучше тут. Ветер поднялся, а я легко оделась, хотя еще рисовать собираюсь ближе к закату, на Кручу пойду. Далеко этот от вас? – Она поставила сумку и папку с пастелью и бумагой на диван. Кенар переместился ближе к краю клетки, словно стараясь разглядеть, кто же пожаловал к нему в гости.

– До Кручи идти минут двадцать, а ветер к вечеру должен стихнуть, судя по облакам, да и горы подтверждают мой прогноз, – ответил он, сделав пару шагов в сторону и посмотрев в открытую дверь, откуда открывался вид на горную гряду, охранявшую бухту. – А вы, значит, художница?

– И да, и нет. Я художник-декоратор, работаю в театре, декорации создаю. А в свободное время пишу для себя. Сейчас как раз такое время. – Кира достала из сумки бежевый джемпер и накинула на плечи.

– Меня, кстати, Павлом зовут. Будем знакомы. Вы давно приехали? Надолго? – Он уже готовил кофе, колдуя над туркой, а сам разглядывал новую посетительницу.

«Не местная, со вкусом одета, грустные глаза, да и сама вроде говорит со мной, а на самом деле отсутствует – видно, что-то случилось у нее», – рассуждал про себя Павел.

– Нет, три дня назад, – ответила Кира и сообразила, что у Лени вроде сегодня встреча с Дульсинеей, как она окрестила его первую любовь. Задумавшись, присела на мягкий уютный диван и молча разглядывала пространство кофейни.

Сколько же здесь товара. Какие-то диковинные баночки, бутылочки, упаковки. Она такого нигде не видела. Теперь это было вообще странно. «Откуда у него такие деликатесы?» – размышляла она, намеренно стараясь не думать о Лене, но мозг не перехитрить. Вот бы у него было все хорошо, у таких людей должно быть все хорошо, просто даже ради справедливости. А если нет? Что он будет делать, как это переживет, а может… «Стоп, ты кофе пришла пить, вот и пей, а то расфантазировалась», – осекла она саму себя.

– Ну вот, кофе готов! Сейчас я вам принесу.

Кира встала и подошла к прилавку.

– Меня Кира зовут, простите, в ответ не представилась. Это ваша кофейня? Вы хозяин?

– Да, открылся год назад. Увлекся сырами. У меня скорее сырный магазин, чем кофейня. Кофе добавил, так сказать, для общения, чтобы была возможность зайти за кофе, посидеть, поглядеть на сыры и что-то выбрать.

– Да, сыров у вас огромный выбор, я уже обратила внимание. Откуда в наше время вы их привозите, загадка. А все эти маслины, масла, джемы, печенья и даже хамон! Невероятно! Видимо, вы действительно этим увлечены.

– Спасибо, приятна ваша внимательность. Я действительно нахожу их всюду. Вошел в ассоциацию любителей сыра, там много наших производителей и иностранных поставщиков. Помогаем друг другу поддерживать ассортимент. У меня даже местные рестораны покупают.

Потом она пила кофе, рассматривала кенара и слушала откровенный рассказ колоритного Павла о его жизни. Да, Лиза знала, куда ее направить, мудрая у нее подруга.

«Я местный. Родился и вырос тут неподалеку. Потом, как все, когда было пора, в армию пошел. Хотя должен был в военное училище поступать: у меня родители военные. Их сюда в свое время служить перебросили, потом тут и осели, понравился климат и люди. Мои двое старших братьев по стопам родителей пошли, вроде династия у нас, а я не уродился. В последний момент передумал и уехал в институт поступать в Новороссийск.

С отцом тогда поговорил буквально за несколько дней до экзаменов в училище. Им уже обо всем было договорено и согласовано. А я наотрез отказался. Сказал отцу, что я уже свою армию прошел. Я же родился и всю свою семнадцатилетнюю жизнь провел в гарнизонах. Не мог и не хотел оставаться там. Надоели дисциплина, ответственность и подчиненность. Отец потом со мной пару лет разговаривать не хотел. Дальше уж смирился.

Братья мои по Союзу разъехались, служат кто где. А я институт закончил и тут остался. Женился рано и так же рано развелся. Молодой был, дурак совсем.

„Семья, сынок, – это фронт. Его держать нужно. Если фронт посыпался, то все посыплется в твоей жизни. А любовь – это приказ. Взялся любить, так выполняй его“. Отец тогда серьезно со мной поговорил, я потом пять лет девушек стороной обходил, пока свою Машу не встретил и приказ себе не отдал. Вот и держу свой фронт много лет». – Павел улыбнулся, вспоминая жену.

«А тогда, после института, домой вернулся, на работу отец меня устроил в один местный крупный ведомственный санаторий. Так я в нем почти двадцать лет и отработал завхозом, после реорганизации и реконструкции санатория стал по-модному логистикой заниматься. За эти годы так мне все надоело. Одно и то же каждый день. У нас с Машей, моей второй женой, четверо детей, все девочки, нужно их обеспечить, выучить, а там стабильная, но небольшая зарплата; вот и работал на одном месте столько лет. Некоторые крутят схемы разные, а я так не могу. Непорядочно это.

Мы с женой подумали, жизнь мимо уже почти прошла, а я не сделал ничего такого, что хотелось бы мне. Все по накатанной, как у всех. Работа по графику, плановый отпуск и выходные, ежедневная рутина. А когда же для души что-то и от души? Чтобы для людей да от сердца. Ну вот пару лет назад решил рискнуть – уволился. Меня никто не понял, кроме жены. По местным меркам у меня работа мечты была, а я с нее добровольно ушел. У нас кое-какие накопления были, плюс кредит небольшой взял. На этапе строительства выкупил это помещение, тут тогда только стены еще стояли. Сам ремонт себе сделал, зимой полы заливал, дочки и жена стены красили, предметы интерьера у нас дома были, мы из путешествий с женой любили всякие мелочи интересные привозить. Этот летний сезон уже полноценно отработали. Покупатели появляются постоянные. Людям нравится, а мне приятно. Опять же график свободный. На следующий сезон продавца возьму и хочу еще одну точку в центре города открыть».

– Не тяжело? Не жалеете, что нет стабильности? У вас же раньше зарплата была четко в начале и конце месяца, а сейчас вы от выручки зависите и от сезонности? Не страшно? – Кира с удивлением и любопытством слушала рассказ Павла. Надо же, как смело: самому взять и при наличии жены и четырех дочерей уволиться с хорошей работы. Она, наверное, так не смогла бы. Ей нужна стабильность. В ней удивительным образом сочетались качества двух разных по натуре людей. Вроде она была творческой личностью, с особым взглядом на мир, и тут же человеком, у которого все спланировано, рассчитано и по полочкам. За это, кстати, ее ценили на работе и передавали, как приз, из рук в руки, рекомендуя в разные постановки. На нее можно было положиться и при этом получить невероятный творческий результат. Мужа себе сама выбрала один раз и навсегда, как она думала, работу не меняла, да, она брала новые проекты, но оставалась верна своему Ярославскому театру, именно там была оформлена по трудовой и работала во всех основных спектаклях.

– Вначале было страшно; если бы не поддержка жены, которая, зная меня, понимала все эти годы, как мне трудно подчиняться сменяющемуся начальству, подстраиваться под правила новых собственников, порой ради их распоряжений наступать на горло собственной совести. А тут мы сами за себя. – Павел вышел из-за прилавка и присел на высокий полубарный стул рядом с Кирой; кенар радостно защебетал, увидев его. – Давайте еще чашечку налью? Понравился сыр? Видели, я вам три кусочка положил. Два пармезана разной выдержки и один козий, твердый с трюфелем, мой любимый, его фермер из Ростова делает.

– Да, мне именно он и понравился, собиралась у вас спросить, как называется. – Кира смотрела на Павла совсем другими глазами: вот как нам открывается человек через любовь к своему делу, а жена какая молодец. «Да, семья – это когда вместе, а не каждый сам по себе», – подумала она, вздохнула, подняла глаза на Павла, который молча сидел и, видимо под влиянием собственных рассказов, мечтательно смотрел на горы сквозь открытую дверь кофейни.

– Отрежьте мне с собой этого сыра грамм сто пятьдесят, буду смаковать с чаем вечером и вспоминать вашу смелость. – Кира постучала ногтем по клетке, словно прося птичку спеть еще.

– Конечно, отрежу. Рад, что вам понравился сыр, у меня его многие любят. Он редкость в наших местах. – Павел вернулся за прилавок, достал из холодильника тяжелую, темно-белую с черными крапинками трюфеля головку сыра. – А про смелость – так я, наверное, всегда такой был, просто с годами закостенел и забыл, какой я настоящий.

– А как у вас тут зимой? Работаете? Люди есть? – задумчиво спросила Кира. Надо же, ради поиска себя люди чего только добровольно не меняют в своей жизни, а она, что она хотела бы изменить сама?

– Сейчас самое межсезонье, с октября по середину декабря совсем мало туристов. Еще три-четыре недели – и там уж на Новый год начнут съезжаться, а потом Восьмое марта и майские не за горами.

********

Хорошо, что город у нас такой современный стал, курортный, и праздников в стране хватает. Справимся!

Да, Кеша?

– А Кеша откуда появился? – Кире удалось договориться с птичкой, и кенар радостно щебетал, поддерживая разговор хозяина.

– Его дочка моя младшая принесла со сломанным крылом. Кто-то там хотел его просто на улицу отпустить. Никто же не будет птичку к врачу тащить, да и нет у нас тут ветеринаров почти. А он к неволе привык, умер бы на улице, да еще со сломанным крылом – теплолюбивый. Скоро холода наступят, я его на днях домой отнесу, а летом клетка на улице стоит, и Кеша поет для посетителей. Местная знаменитость. Правда, Кеш? – Птичка радостно защелкала, услышав голос хозяина.

– А сыры, почему именно они? Вы давно этой темой увлекаетесь? Откуда такие знания?

– Ой, что вы, это я все за два года узнал и увлекся. Когда помещение выкупил, мы с женой думали и решали, чем лучше заняться. Мне случайно попалась статья про сыры, про людей, увлеченных этим бизнесом, так и пал выбор на сыры. А кофе жена обожает, я его ей всю нашу жизнь варю. Ну, а название «Кофе amp;Чиз» – дочки придумали. – Павел протянул ей сверток заказанного сыра. – Я вам для дегустации еще два вида положил, понравится – приходите; вы же пока не уезжаете?

– Ой, спасибо! Так приятно! Нет, я только приехала. Обязательно зайду еще! Спасибо за вашу историю, мне было важно ее услышать! Пойду, а то уже вечереет, не заметила, как заболтала вас совсем. – Кира аккуратно положила сверток с сыром в свою сумку с пастелью. Провела рукой по клетке с Кешей и вышла на улицу.

Казавшиеся легкими, утренние облака, висевшие в ожидании своего часа над горной грядой, уже спустились вниз, начали стремительно увеличиваться в объеме, клубиться, спускаться все ниже к морю, стремясь накрыть его до сумерек. Погода портилась, на воде появились первые предштормовые белые шапки-барашки. Улицы опустели, словно всем пришло уведомление о шторме и дожде.

– Да уж, видимо, на Кручу сегодня лучше уже не идти. Закат я точно не увижу. – Кира вздохнула, подняла высокий ворот у джемпера, пожалев, что не захватила утепленный жилет и зонт, и пошла в сторону дома.

Хозяева редких работающих кафе в этой части набережной спешно убирали солнцезащитные маркизы, борясь со своевольным ветром, сворачивали рекламные баннеры. Официантки снимали со столов скатерти-паруса, уносили стулья. Еще недавно ласковое солнце скрылось за низкими тучами, уступив им небосвод и продолжая светить по ту сторону неба, то и дело подглядывая за морем сквозь рваные лоскуты облаков.

Кира забежала в небольшой одноэтажный домик-туалет. Таких на побережье было несколько, она уже встречала их на другой стороне набережной. Хороший бизнес, особенно в сезон, и удобства для отдыхающих. В кофейне ей было как-то неудобно спросить, где можно «носик попудрить», а тут как раз по дороге. Идти еще далеко, так что очень вовремя.

– Озябла, милая? Проходи. Вот тут бумага у нас. Ты картой или наличными будешь платить? Пятьдесят рублей, – приветствовала ее полная пожилая женщина-кассир на входе в туалет. На ней был синий рабочий халат, поверх которого на пояснице завязан теплый серый козий пуховый платок, такой же был у Кириной бабушки в Пинске; ноги в малиновых шлепках и толстых, вязанных вручную носках.

– Да, спасибо. Картой? Надо же! – Кира поставила свой пакет-сумку на пол и стала доставать из маленькой сумочки карточку для оплаты. – Как холодно тут. Тяжелая у вас работа, да и народу сейчас, наверное, нет совсем, а вы весь день мерзнете, ждете, – проговорила Кира, окинув взглядом приветливую женщину, укутанную с ног до головы.

– Что ты! Разве ж это холодно! Вот у нас дома, в Сибири – это холода, а сюда мы греться приехали. – Она протянула Кире терминал для оплаты.

– Вы из Сибири сюда переехали? Давно? – Кира в очередной раз удивилась. Какие разные люди ей встречались, и все решили сменить свою жизнь, переехали ближе к морю, ища чего-то нового. Она приложила карточку к терминалу, дождалась, когда придет СМС о списании на телефон. Зная о своей теперешней рассеянности, сосредоточилась и убрала карту на место.

– Да, уже двадцать лет прошло. Можно сказать, местными стали, а сами всю дорогу родину вспоминаем – хоть и холодно у нас, а сердце там осталось, где родились и выросли.

********

Тут красиво, вроде море, горы, а с нашей тайгой и Енисеем не сравнить, да и зачем сравнивать? Разная красота.

Совсем разная. – Она тяжело вздохнула, вышла из-за стойки. – Ты иди, иди, сумку можешь тут оставить, я покараулю.

Кира вышла из сырого низкого помещения на улицу, с удовольствием вдохнула свежий прохладный воздух. Чуть облокотившись вперед, уперевшись руками, женщина сидела на лавочке сразу у входа и наблюдала за людьми, спешащими по набережной.

– Так вы жалеете, что уехали? – спросила Кира, присев рядом с ней.

– Так сейчас какая разница. Жизнь-то прошла, нам с мужем скоро по семьдесят будет, мы уж тут навсегда, – ответила она, не обернувшись на Киру, продолжая наблюдать за прохожими. Мимо прошли мужчина и женщина с большой рыжей собакой.

– Какой красивый пес! – отметила Кира. – Вроде «акита» порода называется, фильм американский про такую собаку есть. Видели?

– Ну уж не знаю, что за «кита» такая, а вот на нашу лайку очень похож, только цветом отличается. Жалею ли я? Знаешь, чем старше, тем чаще вспоминаю свои места. Наша деревня стоит на Енисее. Почти на протяжении шестисот километров нет ни одной пристани. Между деревнями порой сотни километров. Людей и продукты доставляют теплоходы – это летом. Они к берегу не могут подойти: пристани-то нет. Так мужики на моторках выходят и прямо на воде перегружаются. Зимой все замирает. Сейчас уж снегоходы есть, а раньше только на санях.

********

Вдоль ровных берегов тянется тайга. Кому-то мрачная, тесная, сырая, заболоченная. А кому-то кормилица, величавая, сказочно красивая.

С ранней весны колба, это черемшу так у нас зовут, ягоды, грибы, кедровые орехи. А травы! Я же травница была по молодости. И сейчас свои сборы тут составляю, но сибирские совсем другие, в них здоровья больше. Какая у нас весна! Вся земля цветет. Подснежники, медунка, марьи корешки – дикие пионы. Средь пихт сиреневые ковры – это кандыки цветут. Летом же оранжевые поля и луга на фоне голубого неба и зеленой тайги. Так красиво! Уж не увижу никогда. – Женщина вздохнула, передохнула и продолжила: – А осень! Все полыхает красками от бордового до золотого, миллион оттенков. Эх!

Тайга. Можно днями пробираться и не встретить ни человека, ни жилья. Исполинские кедры, пушистые пихты, гибкие осины. А Енисей как стрела. Могуч. Течет строго на север, сотни километров на север. Мощь, безмолвие и величие. – Она тяжело замолчала, выдержав паузу, словно вместе со словами высказала боль и тоску по родному краю, которая занозой сидела в сердце.

– Как вы красиво рассказываете. Я никогда не была в ваших краях, да и не знаю, побываю ли. Так почему вы уехали? Трудно было? – Кира сидела рядом, слышала учащенное сердцебиение собеседницы, разглядывала ее крупные натруженные руки, по ним было видно, что она много работает в огороде, видимо, что-то выращивает. Руки много говорят о человеке. Весь рассказ собеседница теребила ажурный угол пушистого платка, то наматывая его на палец, то разматывая, выдавая свое волнение.

– Так я же русский язык у нас в поселке преподавала, не всю же жизнь я тут в туалете сижу; сама-то старая уже, а мозги не постарели, видимо, – улыбнулась женщина. – Трудно было жить. Мы же не молодыми уехали. Полжизни там прошло, а потом решили что-то изменить. Тепла захотелось и моря, жить полегче и с удобствами. Суровый у нас климат-то. Наши с мужем друзья первыми сюда переехали. Открытки и фотографии присылали. Звали, ну мы подумали, дети выросли, в городе живут, ну и мы за ними потянулись. Решили, что будем внуков на лето принимать, так и вышло потом. Вырастили тут внуков, а сейчас уже и правнуков привозят. – Она тяжело поднялась с лавки, подошла к стоящему рядом платану и облокотилась на него спиной. По набережной еще раз прошла рыжая собака, пес на фоне серого неба и воды казался солнечным и привлекал всеобщее внимание.

– Ну, за друзьями, наверное, не так страшно ехать, вроде как они уже все знают. – По мере того как на улице темнело и холодало, Кирина тревожность нарастала. Она вспомнила про Леонида. Почему-то он так и не написал ей, как они договорились. Наверное, у него все хорошо, он встретился со своей любовью и, конечно, забыл про какую-то там Киру.

– Дело не в друзьях, а в муже. Если бы не мой Василий, я бы одна вряд ли куда поехала, ну максимум к детям в город, а тут за тысячи километров на другой конец страны. У нас, кстати, похожая лайка была. Смелая жуть какая! Помню, как-то девчонкой пошла я за ягодой, а лайка за мной увязалась. Отстала от своих подруг, заплутала, хожу, ягоду беру, черничный год-то был, слышу шорох какой-то в кустах, гляжу, медвежонок выкатился на тропинку. Перепугалась: знать, мать его рядом где-то. Я – на ближайшую сосну, пригорок там был, и сосна ветвистая попалась. А лайка моя сообразила, что я в беду попала, и, представляешь, не брехать стала на медведицу, а помчалась в деревню и Ваську позвала. Он на краю деревни жил с родителями. Тянула за штанину и лаяла как сумасшедшая, звала за ней идти. – Женщина выговорилась и замолчала, словно проигрывая в памяти тот момент еще раз, вспоминая тот день своей молодости, медведицу и ее малыша, охвативший ее страх. Вздохнула и снова присела рядом с Кирой.

– Ну надо же! Медведица! Страшно-то как! И что?

– Сижу я себе на той сосне, от страха себя не помню. А Васька, тогда еще не мой, а просто соседский, сообразил, что беда случилась. Мужиков на подмогу позвал, ну и побежали они за лайкой. Медведица почуяла людей и собак, ушла в глубь тайги с медвежонком, а мы с Василием вскорости поженились, так и живем всю жизнь, благодаря лайке, медведице и тайге. Так что я ни о чем не жалею. Важно, дочка, не где жить, а с кем. Вот такие дела.

Кира спешила домой. Дождь начал накрапывать, проявился липкой тяжелой моросью, воздух стал как напитанная влагой губка. В голове то и дело возникали обрывки историй, с которыми она сегодня удивительным образом познакомилась.

«Может, все-таки написать ему?» – эта мысль не давала ей покоя. Она себя останавливала.

«Неприлично писать постороннему, чужому мужчине. Вот еще выдумала. – Мелькнула мысль посоветоваться с Лизой. – Вот еще! Не хватало Лизу загрузить этой странной историей. Она и так за меня волнуется».

Дождь усилился, пара минут – осмелел и превратился в шквалистый ливень. Порывы ветра играли с падающими с неба струями, перемешивали их, кидали то в одну, то в другую сторону. Кира моментально промокла. Дальше бежать под потоками воды было невозможно. Она укрылась в маленькой столовой, попавшейся на пути. Официантка, увидев забежавшую к ним женщину, показала, где у них можно высушить волосы – рядом с умывальником висела сушилка для рук, и дала Кире плед.

Она чуть подсушила волосы, стянула с себя мокрый джемпер, отжала его, расположила на спинке стула. Укуталась в плед, присела за столик. Заказала борщ и горячий чай с облепихой и имбирем, боясь заболеть.

«Добрый день! Как Вы там? Простите, что пишу. Почему-то волнуюсь за Вас». – Она все-таки не выдержала и написала ему сама. «Это не я, это дождь виноват», – придумала себе оправдание. С замиранием сердца стала поглядывать на экран телефона, одновременно ругая себя за этот поступок и ожидая ответа от Леонида. У телефона осталось буквально пять процентов зарядки, шнура с собой не было.

«Мне приятна Ваша забота! Неожиданно. Спасибо, Кира!» – ответ прилетел почти сразу, она удивилась и обрадовалась. Пока читала первое сообщение, заметила, что пришло еще одно. Прочесть не успела. Телефон простился с Кирой, показав ее расстроенные глаза в отражении черного экрана.

Кира раздосадованно смотрела на потухший экран.

«Нет, ну почему это всегда так не вовремя! Он же точно написал что-то еще. – Ей было холодно, кремовое платье, так тщательно выглаженное с утра, пропиталось водой, облегало бедра, она никак не могла согреться, на улице продолжал хлестать дождь. – Пожалуй, нужно вызвать такси, иначе я заболею, а это точно совсем ни к чему», – рассуждала она.

– Извините, вы не могли бы мне помочь вызвать такси, а то у меня сел телефон, – обратилась она к официантке.

– Такси? Да, конечно. Сейчас я брату позвоню, он тут таксует как раз на районе. Вам куда?

Буквально через десять мнут за ней приехала машина. Молодой парень, лет двадцати пяти, быстро довез ее до жилого комплекса, в котором находилась квартира Лизы. Кира зашла домой, поставила телефон на зарядку и скорее залезла под горячий душ.

********

«Что же он написал? Отчего я так волнуюсь? Какой ответ на самом деле жду?»

В квартире было прохладно.

«Пожалуй, нужно теплые полы включить. – Кира вышла из душа, надев уютный махровый халат. Прошла на кухню, распахнула один из верхних шкафчиков и стала изучать рычажки и кнопки на тепловом котле, пытаясь включить его по инструкции, оставленной Лизой. – Вот ведь сложная штука!»

Она подумала, что, если не справится, можно набрать подруге и спросить совета. Вспомнив про телефон на зарядке, побежала в комнату.

Смахнула экран вверх, телефон ожил, высветив количество уведомлений.

«О, да я пользуюсь популярностью», – улыбнулась Кира. Она уже хотела было открыть то самое сообщение от Лени. Любопытство соревновалось с надеждой. Заметила, что пришло сообщение от Миши, теперь уже бывшего мужа.

«Кира, я нашел покупателя на квартиру. Завтра хочу показать. Ты дома?»

«Ну вот! Еще и это! Господи, ну как все перенести!» Кира присела на край кровати. Пыталась собраться с мыслями.

При разводе Миша подал на раздел имущества. Квартира у них была в ипотеке, куплена в браке; собственно, ее он и собрался делить с Кирой. За свою старенькую машину кредит несколько лет назад она выплатила полностью сама. Миша тогда уже не работал. Поэтому на машину он благородно не претендовал. Но квартира… Кира умом понимала, что если смотреть по справедливости, то, конечно, нужно ее делить, но по своей творческой натуре до конца не верила в серьезность его намерений.

– И куда я теперь пойду? Ты не знаешь? – спросила она у розового плюшевого поросенка, сидевшего в изголовье кровати. – На новую квартиру этих денег мне точно не хватит. Брать еще одну ипотеку и выплачивать ее одной – это несомненный риск, не готова я. Да я вообще думать об этом не готова! Не хочу и не буду. В отпуске я или нет?! Пусть сам разбирается, – строго сказала она поросенку и написала Мише ответ: «Меня нет в городе. Буду через месяц. У тебя есть ключи. Покажи квартиру без меня. Ты там все знаешь».

«Хорошо. А ты где?»

«Разве тебе это важно – где я?» – напечатала она в ответ, чувствуя, что заводится. Она задала открытый вопрос. С этого может начаться неприятный диалог, после которого ей опять понадобятся лекарства от депрессии, от которых она с таким трудом смогла наконец отказаться всего месяц назад.

«Теперь я не только без мужа, но и без жилья. Никому не нужный бомж. Приехали, – ухмыльнулась она, разглядывая свое отражение в зеркале над кроватью. – Вот и чего ты добилась своей честностью, заботой и принципами. Полюбуйся на себя, красота неземная!»

Она переключилась на другой чат, ища сообщение от Леонида. Ага, вот:

«У меня все не по плану. Я еду. Спасибо Вам, Кира!»

«Ничего не понятно. Куда он едет? С кем едет? Вообще, конечно, сама по себе его поездка достаточно странная. Ну как можно было рвануть за две тысячи километров, не созвонившись? Хотя именно это и говорит о нем все.

********

Разве бывают сейчас такие романтики? А вот и бывают, но на их пути встречаются совсем другие люди.

Хотя что я себе надумываю опять! Тоже мне фантазерка. Может быть, он вместе со своей Дульсинеей радостно в Москву возвращается, а я тут надеюсь. Что? Ты в своем уме? На что ты можешь надеяться? – спорила Кира сама с собой. – Успокойся и не пиши ему больше. Это даже как-то неприлично».

После развода Кира частенько задумывалась о своем браке с Мишей. Когда их семья еще вроде как была жива, она об этом совсем не думала. Ну есть муж, есть дом, и хорошо. Текущие рабочие задачи занимали все ее мысли и время. Словно она была замужем за работой и это было самым важным и главным в ее жизни. Кира возвращалась на тот самый балкон, в Пинск, в то утро, когда она помогала матери. Если бы к ней спустился не Миша, а кто-то другой? Как она отреагировала бы? А тот человек? Была бы свадьба, переезд из Пинска? Какой тогда была бы она сама? Поразмыслив об этом не один раз, стараясь отстраниться от чувства обиды на Мишу, от своих эмоций, Кира наконец смогла признаться себе, что она сначала полюбила своего будущего мужа, а потом уже встретила его. То есть если бы на месте Михаила был другой человек… Дальше думать не хотелось. Двадцать лет жизни. Мечтательница.

********

Кира отдыхала в Геленджике уже неделю. Хотя можно ли назвать отдыхом безделье под аккомпанемент тягучей тоски. Она не привыкла и не хотела так отдыхать. Благодаря Лизе, отлично понимающей состояние подруги: не отпускала ту, писала и звонила ей каждое утро, старалась отвлечь и поддержать вечерами. То песню какую-нибудь пришлет веселую, то фильм посоветует, то сама позвонит и начирикает каких-то смешных историй или по душам за жизнь, но обязательно с оптимистичным прогнозом.