Текст книги "Белоснежный роман"

Возможности осуществить этот спонтанный поиск способствовало несколько факторов. Первый и самый основной – двери в гостиницу были заперты, и никто не входил, не выходил из нее и вообще не шастал по холлу, лишь перемещались посетители лобби-бара, расположенного в стороне от самой стойки. И второй – дежурство администратора при том, что никто не въезжал и выезжал, носило гораздо более спокойный и размеренный ритм, чем обыкновенно, и обязанности его заключались только в решении возникающих насущных проблем, вопросов и пожеланий постояльцев.

Еще хорошо было то, что номера отпирались не электронной карточкой, как в большинстве гостиниц, а обыкновенными ключами. И хранили их не на держателях на стенде, подвешенном на стене, а в специальных ячейках под столешницей стойки, как было заведено во многих небольших европейских гостиницах.

Ячейки с ключами Настя нашла быстро, да их и искать не требовалось – находились они прямо на виду и под рукой дежурного, а вот ключа от люкса не обнаружилось.

Она сразу сильно расстроилась, но поиски продолжила, осмотрела полку около и вокруг ячеек – нету!

«Ну что за карамель, а! Вот же невезуха!» – ругалась она про себя, продолжая шастать вдоль стойки, согнувшись в три погибели, и торопливо обыскивать полки под столешницей.

В самом углу, поверх пачки каких-то документов, лежал одинокий ключ с красивым брелоком с вычурной надписью на нем «Люкс».

– Есть! – выдохнула она, ухватив его и зажав в кулачке.

И, согнувшись, засеменила к выходу. Быстренько шмыгнула к стене, от нее перескочила за колонну и принялась высматривать Вольского.

Он стоял у входа в бар и о чем-то оживленно и весело переговаривался с администратором Светланой. Не выходя из-за колонны, Настя принялась активно размахивать руками, изображая что-то совершенно непонятное, стараясь привлечь к себе его внимание.

Где-то через полминуты ее усердных, активных размахиваний господин Вольский, как бы обведя неторопливым взглядом «окрестности», скользнул по машущей изо всех сил Настене равнодушным взглядом и вновь посмотрел на собеседницу.

Еще через несколько секунд он снова, как бы невзначай, пустым взглядом посмотрел в сторону колонны, на что Настя сразу же сделала недовольное лицо и энергично и призывно замахала ему.

Максим Романович что-то еще сказал Светлане и, наконец, дружески кивнув, неторопливо двинулся в сторону Насти.

– Что ты машешь, как мельница? – весело сказал Вольский, оказавшись за колонной возле Настены.

– А что вы там зависли! – недовольно попеняла она. – Надо торопиться, пока не хватились этого дурацкого ключа, а вы беседы беседуете!

– Как я понимаю, ключ ты нашла? – пребывая в веселом настроении, произнес Максим Романович с неким осуждением, но и с легкой похвалой одновременно, и все улыбался.

– Нашла, нашла, – проворчала Настя и, снова схватив его за руку, потащила за собой, спросив на бегу: – А что такого вы сказали Свете, что она сразу с вами пошла?

– Сказал, что, видимо, выронил ключ, когда мы там сидели, и попросил помочь его найти, объяснив все тем, кто сидел в этот момент на диване.

– Просто и незатейливо, – похвалила Настя. – Вы прям молодец, Максим Романович, на ходу так здорово сообразили.

– Я вообще такой, сообразительный, – посмеивался Вольский.

Совершенно очевидно, что он не воспринимал всерьез ее затею в чем-то там разобраться и все эти поиски считал игрой в детективов, были они ему смешны и казались сплошным квестом для подростков, но отчего-то он все же ей подыгрывал, а скорее снисходительно позволял развлекаться подобным образом, втягивая и его.

Настя не стала размышлять над тем, почему и отчего героический Вольский согласился вообще помогать и что он там думает о ней конкретно. Веселится? Ну и пусть его, лишь бы не мешал. И упорно делала то, что задумала.

– Теперь надо, чтобы вы постояли на этой, как ее… – резко остановившись, развернулась она к нему и уставилась с немым вопросом на лице. – Ну, на этой… подскажите, – потребовала она помощи.

– На чем? – откровенно веселился Вольский, не торопясь помочь ей выйти из затруднения.

– Ну, на чем стоят там все злодеи, когда что-то грабят?

– На чем? – начинал тихо похохатывать он.

– Ах ты ж, господи! – отчаялась вспомнить Настена, мысленно плюнула на это дело, снова резко развернулась и заторопилась по коридору.

– Куда мы идем? – посмеивался Вольский над ее сосредоточенной решимостью.

– На служебную лестницу, – оповестила она. – По ней мы поднимемся на третий этаж к номеру люкс, он же VIP, как записано у них на ячейке с ключами и в документах. – Настя продолжала торопливо, почти бегом, идти вперед и все тянула его за руку. – И там я покажу, где вам надо стоять на том самом, который я не могу вспомнить, как называется.

– А ты будешь обыскивать номер в это время, я правильно уловил смысл твоей задумки? – ухмылялся он тому, с какой серьезностью девчушка взялась играть в детектив.

– Правильно, – подтвердила Настя. – Только не обыскивать, а осматривать.

– А отпечатки пальцев? В фильмах про детективов всегда говорят про отпечатки пальцев. И про образцы ДНК, – напомнил он, продолжая подтрунивать над ней.

– Я постараюсь ничего не трогать, а для того, чтобы трогать, у меня есть носовой платок, – с видом училки, растолковывающей урок туповатому ученику, сказала Настасья.

– Похвально. А что про видеонаблюдение? – выдвинул Максим очередной аргумент против.

– Вы запись на мониторе внимательно смотрели?

Они как раз дошли до лестницы, Настя остановилась и развернулась к нему лицом.

– Внимательно.

– Помните, с какого ракурса она производилась?

– Вроде бы как-то сбоку, – постарался припомнить Максим.

– Вот именно, – подняла указательный пальчик вверх Настена. – Коридор с номерами начинается прямо от лифта и центральной лестницы, вы знаете, здесь наши с вами номера расположены. А VIP находится в противоположном от лифта конце коридора на отдельной расширенной площадке, и вход в него развернут боком, согласно замысловатой архитектуре здания. Камера стоит в начале коридора и в середине, и дверь люкса в нее не попадает, она захватывает часть площадки перед номером и примерно метр от двери. Рядом же с дверью VIPа находится замаскированная под панели дверь служебной лестницы. Видимо, все специально устроено так, чтобы обслуживать номера, расположенные в этом закутке. Например, приносить из кухни что-то на подносе, когда заказ не очень большой, и его можно не везти на тележке на лифте. Или служебная дверь нужна для каких-то особых услуг.

– Девочек водить, что ли? – обалдел от такого подробного объяснения Вольский, сообразив вдруг, что Настя-то на самом деле не ерундит, а что-то все же понимает.

– Да откуда я знаю, кого водить? – проворчала Настена. – Так было задумано и построено, а кого и что там водить, мне не известно.

– А откуда ты про дверь и все остальное знаешь? – спросил он с сомнением.

– Прежде чем заселиться в гостиницу, я тщательно просмотрела ее рекламу в Интернете, в частности номер люкс во всей красе. В том числе и видеоролик, где оператор снимал поворот из коридора и вход в номер, и никаких дверей рядом с ним не наблюдалось. А на подробном плане здания в комнате охраны с мониторами все пути для эвакуации прорисованы красным маркером, в том числе и служебная лестница рядом с люксом, – терпеливо пояснила Анастасия.

– Ты такая наблюдательная девочка? – очень серьезно, с большим удивлением и уважением заметил Вольский, пристально разглядывая выражение ее лица.

– Да, я очень наблюдательна к мелочам, многое замечаю и запоминаю, на что обычные люди даже не обращают внимания, – с очень сосредоточенным видом подтвердила Настасья. – Но сейчас мы не будем об этом говорить, – и неожиданно обрадованно выпалила: – На стреме! Вот, вспомнила! Вы будете стоять на стреме, Максим Романович!

– Ты упорно обращаешься ко мне на «вы» и то и дело поминаешь мое отчество.

– Да, – подтвердила Настя и, развернувшись, стала быстро подниматься по лестнице. – А вы столь же упорно обращаетесь ко мне на «ты» в очень фамильярном тоне.

– Во-первых, ты сама объединила нас, назвав «мы», а во-вторых, мы теперь соучастники кражи ценного ключа и последующего за этим взлома частной собственности, значит, навсегда повязаны преступлением века.

– Все, – остановившись, отчего-то шепотом произнесла Настя. – Мы пришли.

Они остановились у деревянной двери странной конструкции.

– Максим Романович, – горячо зашептала Настена, развернувшись к нему. – Вам придется стоять возле этой открытой двери и следить за лестницей и еще каким-то образом выглядывать осторожно из-за угла и следить и за коридором. И если кто-то будет идти, вам надо осторожно, боком, по стенке подвинуться и постучать в дверь, чтобы предупредить меня.

– Давай договоримся о кодовом стуке, – заговорщицким голосом произнес Вольский, сделав наигранно серьезное «гангстерское» лицо, которое при его-то внешности выглядело, мягко говоря, обещающим многие печали оппоненту, буде найдется таковой дурак.

– Да что вы все смеетесь! – возмутилась Настена и попеняла ему горячим шепотом: – Дело-то серьезное!

– Ну, ладно, ладно, – сказал он, весело хмыкнув, отпуская ее. – Иди, осматривай свой номер, постучу, если что.

– Я пошла, – шепнула решительно, но слегка испуганно Настя и медленно открыла дверь.

Она и сама не знала, что хотела здесь найти и что следует искать, полагалась на то, что поймет на месте. Достала из сумочки наглаженный батистовый платочек, который всегда носила с собой, и принялась обходить номер, внимательно присматриваясь к вещам, принадлежавшим постояльцу.

Разумеется, она не копалась в самих вещах, к тому же и чемодан, и небольшая дорожная сумка, и деловой портфель были закрыты на замки. Ничего такого особенного Настя не заметила, но кое-что запомнила, взяв на заметку, и кое-что интересное все же обнаружила. В ванной комнате на боку раковины справа внизу она увидела кое-что интересное, достала смартфон и сфотографировала.

Еще раз осмотрела комнату внимательным взглядом и поспешила ретироваться.

– Как дела? – спросил Вольский, когда Настена выскочила в распахнутую на лестницу дверь и осторожно прикрыла ее за собой.

– Мне нравится думать, что хорошо, – ответила она, продолжая почему-то шептать, и заторопилась: – Идемте скорей, надо срочно вернуть ключ на место.

Он снова смотрел на нее странным взглядом, не пытаясь ничего отвечать и не двигаясь, а потом кивнул головой и произнес ровным тоном:

– Да, надо вернуть.

И шагнул к ней, притянул к себе и неожиданно поцеловал.

Вот так взял и поцеловал! По-настоящему поцеловал, лишая разума этим своим сокрушительным, завоевывающим поцелуем. Он прижимал ее к себе, и она чувствовала его всего, и целовал, постанывая, гладил ее спину своими большими горячими ладонями, и Настя совершенно пропала в этом поцелуе и в этом мужчине.

Этажом ниже громко хлопнула дверь, пробившись звуком в ее сознание, возвращая в реальность, и Настена, сообразив, что она… что они… делают и как делают, затрепыхалась в его руках, пытаясь вырваться, и он прервал поцелуй, откинул голову и посмотрел ей в лицо, не выпуская из объятий.

– Все хорошо? – обеспокоенно спросил Вольский.

– Наверное, – не зная что и сказать, сипло произнесла Настя.

И покраснела.

Ее все еще несло куда-то горячей возбуждающей волной прерванного поцелуя, и чуть кружилась голова, и было очень здорово и почему-то грустно.

– Зачем вы… это… – смутилась она окончательно.

– Потому что уже невозможно было тебя не целовать, – как-то очень просто ответил он, внимательно всматриваясь в ее лицо, и повторился: – Просто невозможно. – И вдруг совсем другим, легким бодрым тоном спросил, так и не выпустив ее из кольца своих рук: – Ну что, пойдем обедать? Есть ведь хочется.

– Сначала вернем ключ, – напомнила она.

– Да, ключ, – согласился Вольский, коротко поцеловал ее в губы, перехватил за руку и припустил вниз по лестнице почти бегом, распорядившись на ходу: – Ключ, а потом обедать.

– Максим Романович… – попыталась что-то возразить Настя, еле поспевая за ним.

Он резко остановился, развернулся и спросил очень серьезным тоном и не с самым довольным видом:

– Мне еще раз тебя поцеловать, чтобы ты перестала тревожить моего папу и начала обращаться ко мне в единственном числе?

– Обязательно, – в тон Вольскому подтвердила она, посмотрев ему в глаза. – Только позже. Но после ключа мне надо еще кое-куда сходить. – И увидев, как меняется выражение его лица, поспешила успокоить: – Это совсем ненадолго, – и заверила со всем старанием: – А потом честно – обедать.

– Ах ты ж, господи! – посетовал он и снова помчался по лестнице вниз.

– А как мы будем возвращать ключ? – еле поспевая за ним, спросила Настя.

– Ты же у нас стратег, – усмехнулся Вольский. – Что предложишь?

– Я бы предложила сделать все с той элегантной простотой, с которой вы проделали отвлекающий маневр со Светланой.

Он рассмеялся.

– А что? – отстаивала свой план Настена. – Просто подойдем вдвоем к стойке, вы о чем-нибудь со Светланой заговорите, отвлечете ее, а я закину как-нибудь ключ на его прежнее место. Даже если промахнусь – не важно.

– Согласен, – кивнул он и напомнил: – Только не вы, а ты – запоминай.

У них получилось именно что в «элегантной простоте», предложенной Настей. Подошли прогулочным неспешным шагом к ресепшену, и Максим Романович спросил у Светланы:

– Свет, у вас есть какая-нибудь видеотека или скаченные фильмы, чтобы в номере посмотреть? А то инет барахлит не по-детски.

Пока администратор рекомендовала что-то из их видеотеки, активно рекламируя кинотеатр, Настя якобы невзначай отошла к дальнему краю стойки, старательно делая вид, что просматривает журнал гламурненький, выбрав из тех, что специально выложили на столешнице для постояльцев, и как бы незаметно закинула ключ на стопку документов. Попала или нет, на самом деле не важно – главное, он там. Найдут.

– Хорошо, обязательно воспользуемся, – закончил разговор Максим, когда Настя подошла к нему.

– Спасибо, – так же поблагодарила администратора Настя, доброжелательно улыбнувшись ей.

– Попробуйте, это очень удобно, – еще раз посоветовала та напоследок.

– Куда теперь? – спросил Вольский у Насти, когда они отошли на приличное расстояние от административной стойки.

– Назад к той же черной лестнице, но теперь вниз по ней, к запасному выходу, который был открыт, как сказал Тимирдяев.

– Зачем?

– Надо посмотреть, – неопределенно протянула она.

– И что ты хочешь там увидеть?

– Не знаю, – еще больше задумалась Настена.

– Так, может, и ну с ним? Посмотрим потом или вообще не посмотрим, зачем он нам?

– Нужно, – твердо уверила Настя и снова заторопилась к служебному выходу.

Ничего особенного в этом черном, запасном выходе не было – дверь как дверь: железная, массивная двустворчатая, правда, замок простой, но наверху находилась коробочка с сигнализацией.

Настя осматривала пол возле двери, а Вольский принялся канючить, просто потому что ему ужасно нравилось, как она сердится, и хотелось ее подначивать и раззадоривать, а она хмурила бровки, как эдакая правильная, серьезная девочка, и отстаивала свою точку зрения.

– Обычная дверь, – ворчал он и хныкал. – Так кормить вообще будут, Насть?

Она зыркнула на него недовольным взглядом, призывая сосредоточиться, и продолжала обследовать дверной замок.

– Или я не вовремя волнуюсь? – примирительным тоном поинтересовался Вольский.

Она улыбнулась, но постаралась скрыть свою улыбку. А потом взялась за дверную ручку, нажала и потянула на себя.

Дверь не открылась.

– Все, – повернулась она к Вольскому, – теперь можем идти обедать.

– И ты мне объяснишь все, что вот тут, – он обвел рукой вокруг, – и в номере высматривала и что надумала.

– Расскажу, – пообещала она.

Сначала они просто ели, утоляя голод; да и болтать, когда перед тобой стоит потрясающая тройная уха, приготовленная по местному рецепту (из которой извлечены на специальную отдельную тарелочку разваливающиеся розовые куски нежнейшей рыбы, источающие головокружительные ароматы), было просто невозможно и даже преступно!

И они уплетали всю эту красоту, и Вольский урчал и мычал от удовольствия, а она все посматривала на него с плохо скрываемой иронией.

В ресторан тем временем прибывал народ. Вон компания из тех пяти человек, которые что-то громко выясняли в прошлый раз, а вон и мужская компашка, потерявшая где-то по ходу парочку бойцов, может, отсыпаются до сих пор после вчерашних посиделок или чем другим заняты. Но набивавшийся в кавалеры Константин присутствовал и даже, приметив Настасью, улыбнулся ей, как родной, покивал и приветственно помахал рукой.

– Знакомый? – спросил Вольский нарочито нейтральным голосом.

– Не совсем. Вчера приглашал присоединиться к их компании и отужинать в приятном мужском окружении. – Вольский хмурился, Настя улыбалась. – Я отклонила столь лестное предложение. Расстались на приятельской ноте.

– Если что…

– Да ладно вам, – весело отмахнулась Настена.

После ухи настал перерывчик, который они решили продлить и не торопились заказывать второе, а ждали, пока рыбка благостно уляжется в животе.

Вот тогда Максим и спросил:

– И что ты нашла в номере?

– Ничего, – расстроенно сказала Настя. – Кроме одной маленькой детали, над которой можно поразмышлять.

– Какой? – оживился Вольский.

– Сейчас покажу, – полезла она в сумочку за смартфоном, нашла сделанное в номере фото и протянула ему: – Вот.

– И что это? – не понял Максим.

– Это отпечаток испачканных пальцев, – растолковала Настя.

– И что, вот это и есть твоя горячая пища для размышлений? – с явным сомнением поинтересовался героический летчик.

– Вот так мыслят обычные люди, – забирая у него из руки смартфон, назидательно сказала Настя и принялась разъяснять: – Сам по себе этот отпечаток не пойми что и к чему, ерунда какая-то. А вот если рассматривать его в совокупности фактов, то эта незначащая деталька может стать весомым аргументом, – и, вздохнув, закончила мысль: – Это все равно как рассматривать маленький-маленький кусочек, вырезанный из большой картины, откровенно недоумевая, что это за цветная фиговина такая и к чему она вообще прилагается, если ты понятия не имеешь о существовании самой картины и никогда ее не видел. Это всегда так и работает – все состоит из таких вот маленьких, порой микроскопических кусочков, фактов, которые дополняют друг друга и, соединяясь в одно целое, составляют большое полотно.

– И ты знаешь, куда встроить отпечаток в своей картине? – Вольский откровенно ею любовался.

– Пока нет, – вздохнула она разочарованно. – Но уже кое-какие мысли у меня есть, – и посмотрела на него задумчиво. – Вообще-то это исчезновение очень непростое, странное, и, мне кажется, тут очень опасное дело.

– Поясни, – потребовал Максим, пристально разглядывая выражение ее лица.

– Вот смотри, – принялась объяснять Настя. – Начавшаяся метель буквально за час превратилась в буран и логистический кошмар целого района. МЧС постоянно передает красный уровень штормовой опасности, ни одно транспортное средство не ходит вообще, люди из домов даже не высовываются, потому что это очень опасно. И вдруг в гостинице пропадает постоялец. Я думаю, версии про инопланетян, хороших или плохих, перемещение во времени и двери в параллельные миры мы временно рассматривать не будем.

– Временно нет, – подтвердил со всей наигранной серьезностью Максим.

– Если отбросить еще и версию об особо изощренном, экзальтированном способе самоубийства…

– А почему отбросить? – перебил ее Вольский.

– Я этого Эдуарда Олеговича видела и разговаривала с ним. Поверь мне: ни о каком самоубийстве и речи быть не может. Это глубоко влюбленный в себя человек, влюбленный до обожания. Он наслаждается жизнью, своей прекрасной обеспеченностью, вещами, которыми может владеть, этим вот доступным ему миром VIPа вокруг себя. Он нес свое высочество, как ненаглядное сокровище. К тому же никаких мук душевных и глубоких жизненных переживаний он и близко не испытывал. И потом. Такого рода люди даже если решатся покончить жизнь самоубийством, то непременно обставят это событие красиво и эффектно, для них ведь обязательно нужно, чтобы все было по высшему разряду, чтобы лежать так элегантно, изысканно в самом дорогом своем наряде. Да и до самоубийства и серьезного членовредительства не дойдет – подстрахуются непременно, чтобы их нашли и спасли. А выйти одному в такой буран и мороз, без верхней одежды только в костюме, рубашке и стильных туфлях, как говорит моя Захаровна, неминучая смерть. К тому же страшная и некрасивая.

– Согласен, – кивнул Вольский. – Тогда что получается?

– Получается либо похищение, – начала перечислять Настя, загибая пальцы, – либо побег, либо очень изощренное и уникальное убийство. Других вариантов я не вижу.

– Ну, похоже, похоже, – размышлял, потягивая себя за мочку уха Вольский. – Тогда, Насть, это какой-то очень изобретательный преступник или преступники. И опасные, если они проделали такой трюк, не оставив никаких следов. – И продолжал, заражаясь ее азартом и идеями: – Если это побег или похищение, то вполне могли вывезти его и в буран. Если ребята рисковые, то на вездеходе и не в такую погоду можно уйти, был бы водила грамотный. А тут Север, здесь таких грамотных каждый второй. И получается, что он (или они) ушли через запасной выход, и все, их теперь не найти.

– А не получается, Максим, – победно улыбнувшись, возразила ему Настена.

– Почему? – подивился он.

– Потому что никто через тот ход не выходил.

– О как! – обрадовался Максим Романович. – И откуда такие выводы?

– Потому что, когда он пропал, уже вовсю разбушевалась стихия, и задувало в те двери будь здоров. Ты же сам слышал, когда мы там осматривали все, как ее прямо колотит от порывов ветра, – напомнила она.

Слышать-то он слышал, как метель рвалась в дверь, словно озверевший хищник, пытающийся добраться до своей добычи, да только внимания особого не обратил. Он вообще мало на что, кроме самой девушки, внимания обращал после их поцелуя, да и до него тоже – смотрел на нее и таял, теплел внутри, наслаждаясь этим ощущением. Поэтому лишь кивнул, подтверждая: да, мол, слышал.

– Тимирдяев сказал: они обнаружили, что замок открыт, дернув за ручку двери. Дверь приоткрылась, и через образовавшуюся щель тут же нанесло снег. И они быстро ее закрыли. Небольшую лужицу от растаявшего снега я увидела. А теперь представь: если бы выходил человек, насколько бы широко ему пришлось распахнуть дверь, чтобы выбраться, и какие приложить усилия, чтобы закрыть ее за собой? А если два человека или несколько?

– Точно, – согласился он с ее аргументами. – Снегу бы нанесло прилично, раз ветер именно в эту сторону дует. А там было сухо. Никаких луж. За такое время лужи бы не высохли.

– Вот и получается, что пропавший все еще здесь, – довольная собой, закончила Настя и тут же посерьезнела от внезапно пришедшей мысли. – Или его труп. Или он выбрался из гостиницы каким-то иным путем.

– Ты молодец, Настасья! – с энтузиазмом похвалил Вольский, но не забыл напомнить: – Давай, что ли, второе закажем и выпьем чего-нибудь.

– Нет. Не хочу. Я наелась, – отказалась девушка, погрузившись в какие-то глубокие размышления. – Мне надо кое-что посмотреть в Интернете и подумать.

– Ладно, – легко согласился Вольский. – Потом поедим.

– Нет, нет, – поспешила отговорить его Настя. – Ты оставайся и поешь нормально. И потом у меня будет для тебя поручение.

– Ты меня на должность Ватсона назначаешь? – хмыкнул Вольский, готовый принять любые ее предложения.

– Максим, – попеняла она ему. – Все очень серьезно.

– А ты заметила, как легко и непринужденно перешла со мной на «ты» и называешь теперь по имени? – вкрадчиво поинтересовался он.

– Да, – кивнула Настя, чуть порозовев от смущения. – Заметила, – и попросила: – Ты меня не отвлекай и не сбивай, ладно? Мне подумать надо.

– Не буду – пообещал он, улыбаясь.

– Ты лучше сделай, что я попрошу.

– Сделаю. Что?

– Во-первых, – воодушевилась тут же Настена, – узнай у Тимирдяева, исправна ли сигнализация на дверях запасного выхода. Во-вторых, узнай, какие еще есть выходы из гостиницы, даже самые непредсказуемые типа прохода через подвальные окна, через, скажем, специальные окна для приема продуктов там или белья из прачечной – любая дыра, через которую смог бы выбраться мужчина средней комплекции. Уговори Тимирдяева проверить все эти выходы-лазы и все окна первого этажа, доступные для осмотра, и обязательно сам с ним пройдись с этой проверкой, ищите следы растаявшего снега и осматривайте все внимательно, дотошно. Выспроси у него, что там полиция по этому поводу думает, и подскажи, чтобы он отправил фото всех постояльцев в полицию, пока Интернет хоть как-то работает, и чтобы там их сравнили с теми, кто находится в розыске. Вообще пошевели его. А то он сидит, как в берлоге, и просто ждет, что приедет полиция и все уладит.

– Настюша, ты уверена, что выбрала профессию правильно? – рассмеялся Вольский, выслушав ее подробные наставления.

– Это важно, Максим! – в очередной раз напомнила ему Настена.

– Ладно, ладно, – поднял он ладони, сдаваясь. – В этом деле ты рулишь, не спорю. – И вдруг в одно мгновение переменился, став серьезным, и лицо у него сделалось таким жестким и строгим, что Настя порекомендовала бы сильно подумать каждому, прежде чем начать спорить с этим мужчиной. – Анастасия, ты помнишь, что обещала без меня никуда не ходить и ни во что не лезть?

– Я помню, помню, – отмахнулась она.

– Очень хорошо, – похвалил Максим Романович. – Никуда. Даже если тебя вдруг озарит гениальная догадка, которую потребуется немедленно проверить: сначала звонишь мне, ждешь, когда я приду, а потом можешь действовать только в моем присутствии. Кстати, – напомнил он, – давай-ка свой номер телефона.

Они обменялись номерами, и Вольский пошел провожать ее до номера, отметая любые возражения и аргументы лепетавшей что-то Анастасии.

И проводил, и зашел с ней вместе в номер… и, захлопнув за ними дверь, прижал к стене и поцеловал.

«Господи боже мой! Господи боже!» – только и смогла подумать Настя, погибая в его сокрушительном напоре, в этом ошеломляющем поцелуе.

Он целовал ее, гладил, прижимал, тискал и постанывал!

Это было так горячо, так по-настоящему! И она отвечала ему и плавилась в его руках, и он чувствовал эту ее шоколадную расплавленность, и пил ее тихие вздохи, и гладил ее прекрасную горячую грудь через неизвестного названия кофточку, и, оторвав от пола, прижал к себе, чтобы чувствовать ее всю, и закопался пальцами в ее волосы, сдвигая резинку на хвосте.

Его несло вперед в это жаркое, прекрасное, закипающее, что происходило между ними, и не хотелось останавливаться и хоть на мгновение отпускать ее от себя…

Но остатками разума, еще не до конца замутненного ее откликом, ее нежностью, бархатистостью кожи, жаром, вздохами – звуками, которые она издавала, запахом и каким-то невероятным усилием, стоившим ему болезненного ощущения в паху, Максим смог прервать этот поцелуй.

И прижать ее к себе, и не двигаться, остывая, приходя в сознание и слыша, как колотится в его грудь ее сердечко и как отвечает ему бухающее набатом его собственное заполошное сердце.

– Ты знаешь, – прохрипел Вольский, когда смог заговорить. – Ты же моя, – и, переведя дух после столь сложной фразы, продолжил: – А я твой. Совсем. Это просто.

– Это не так уж и просто, – ответила она куда-то ему в ключицу, обдав своим горячим дыханием.

– Просто, – заверил он.

И осторожно медленно поставил ее на пол, заглянул в глаза – посмотрел, посмотрел, наклонился, еле-еле коснулся губ своими губами, словно успокаивая, и отпустил совсем.

И отошел на шаг назад.

И распорядился:

– Так, ты занимайся, чем наметила, а я сделаю все, что ты поручила. Потом позвоню.

И вышел из номера, больше ничего не сказав.

Настя стояла, ошеломленная, и в какой-то прострации смотрела на дверь, закрывшуюся за ним.

Он сказал: «А я твой. Совсем. Это просто».

Так вот и сказал. Бабушка называла это «фатум», а Захаровна говорит: «судьбинушка».

Это вот он сейчас о чем? О судьбинушке? Или все же о фатуме?

Она развернулась и прошла в номер. Надо бы в Интернете покопаться и позвонить кое-кому, и подумать, подумать. Ей надо пройтись по фактам и деталям и расставить их в правильном порядке.

Она села на диван, оперлась на спинку, откинула голову, закрыла глаза и потрогала кончиками пальцев чуть припухшие от поцелуя губы.

До сегодняшнего дня Анастасия Нестерова не подозревала, что можно так целоваться и так гибельно и неотвратимо тонуть в мужчине.

Он странный. Такие мужчины никогда не встречались ей в жизни.

Да и где их встретить доморощенной девочке из хорошей московской семьи с правильным воспитанием и четко выстроенными ориентирами в жизни? Не в супермаркете же в кефирном отделе? И уж тем более не в садах и огородах на институтских экспериментальных станциях.

У него перебитый нос, сломанные прижатые к черепу уши и помятая криминальная внешность мафиози, отошедшего от дел, но опасного, как кобра, в любой момент способного на самый решительный поступок, и врожденная склонность к иронии, самоиронии и доминированию. Он косит под простоватого северного мужичка с примитивным мышлением и обладает речью высокообразованного, начитанного человека.

Он невозможный, здоровый, постоянно подначивающий ее и пытающийся командовать мужик.

И он не шутил пренебрежительно про пестики-тычинки, как большинство людей, узнав о ее профессии, а с неподдельным любопытством слушал про ее работу и задавал серьезные грамотные вопросы.

Ему глубоко наплевать на любые принятые общественные стандарты и правила, навязывающие извращенные вкусы и диктующие, кого и как надо любить, как правильно надо жить, как зарабатывать, одеваться, заниматься любовью и девушек каких форм, параметров и внешности следует выбирать – это настолько не его история, что порой кажется, что он из другого измерения, в котором такие мужчины, как он, все еще сами принимают решение, когда, как и что ему делать.

Он свободен той истинной свободной смелостью мужчины, способного в любой момент совершить поступок и готового к нему. Той самой внутренней свободой и силой, что является одним из признаков лидера, человека, с легкостью берущего на себя ответственность со спокойной уверенностью в себе.

А у Вольского сила и свобода – суть его личности, и Насте было совершенно очевидно, что ему не раз приходилось отстаивать себя и свои принципы в борьбе.

Ну, пусть не в борьбе, это как-то слишком высокопарно, но в драке уж точно.

И он постоянно смотрел на Настю. Вдумчиво так смотрел.

С того момента, когда проснулся в кресле аэропорта, он смотрел на нее странным, настораживающим взглядом.