Текст книги "Озерные страсти"

А стоны становились все отчетливей и громче, и в какой-то момент Анна поняла, что находится прямо возле источника звука, но не видит никого вокруг.

И вдруг стон повторился так четко и ясно, совсем рядом, но вроде как снизу.

Анюта стояла у края ямы, когда-то давно образованной вывороченным корнем мощного дерева, росшего у большого валуна, скорее всего, рухнувшего во время бури. Дно ямы было завалено сломанными ветками, шишками, высохшими хвойными иголками, наносимыми ветрами и паводками в яму за долгие годы, но сверху этой кучи, выпадая из общей картины давно высохшего, старого сухого лесного мусора, был навален свежий лапник.

И очевидно, что где-то именно под ним и находился человек, издававший страдальческие стоны.

Привалив велосипед к ближайшему сосновому стволу, Аня торопливо спустилась в яму, не самым аккуратным образом – умудрилась зацепиться ступней за выступающий из стены корень, рухнула на попу и, обрушивая вниз лавины сухой земли, перемешанной с песком, скатилась к завалу.

Но это все ерунда, она даже не заметила, быстро раскидала ветки лапника в сторону и замерла, оторопело уставившись на обнаружившегося человека. И было от чего – мужчина лежал как-то неестественно и неудобно: на боку, руки бессильно вытянуты вперед, ноги, наоборот, согнуты в коленях, ступни как-то ненатурально вывернуты, он походил на выброшенную на помойку большую сломанную куклу, а клетчатая рубашка на его груди была залита кровью. И горло, и часть лица, словно его сначала держали вниз головой, пока кровь текла по нему, а потом бросили. И была это совершенно жуткая и абсолютно нереальная картина.

Он снова застонал, и Анна встряхнулась, выходя из заторможенного созерцания. Упала на колени возле раненого, больно оцарапав при этом правую голень, лишь мимолетно обратив на это внимание, и замерла, наклонившись над ним, не зная, что надо делать и как помочь.

– Мужчина! – позвала она.

И потрясла бессильно-суетливо перед собой ладошками, не зная и не понимая, как к нему прикоснуться, издала какой-то придушенный писк со страху – ну невозможно трогать человека, залитого кровью, который так стонет! Осторожненько похлопала его ладошкой по щеке.

– Мужчина, – снова позвала Аня почему-то шепотом.

– Эм-м-м-м… – застонал тот.

И в этот момент она увидела, как из маленькой дырочки на его груди выплеснулась темная, смолянистая какая-то жидкость, совсем чуть-чуть. И ее буквально накрыло холодным страшным пониманием, что эта жидкость не что иное, как кровь.

У нее мурашки побежали по всему телу от этой простой четкой мысли. Анюта рванула со спины свой рюкзачок, торопясь, путаясь непослушными, трясущимися пальцами в завязках, открыла, выхватила полотенце и приложила его к этой маленькой страшной дырочке.

Прижимая полотенце, вдруг вспомнила, что где-то она читала или слышала, что надо обязательно зажать рану и остановить кровотечение, и судорожно пыталась сообразить, как же прижать-то эту рану и вообще что делать дальше. Мужчина застонал громче и протяжней, а Анна окаменела, заметив еще одну такую же маленькую черную дырочку чуть ниже солнечного сплетения, на заскорузлой от подсыхающей крови ткани рубашки.

Накрыв другим краем полотенца и прижав второй рукой и эту дырочку, она смотрела остановившимся от испуга взглядом, как буквально на глазах, за считаные мгновения полотенце пропитывается кровью. И в этот момент Анюта со всей отчетливостью поняла, что одна не справится, и, наклонившись к лицу мужчины, пообещала:

– Я сейчас! Потерпите немножко, я сейчас вернусь! И приведу помощь! Я быстро!

И ринулась выбираться из ямы. Хватаясь за выступавшие из стен щупальца корней, перепачкавшись в земле с песком, она вылезла наверх, вскочила на велосипед и, не разбирая дороги, помчалась как могла к дальнему озеру, к своем пляжику. За помощью.

С обрушившимся на нее шквалом облегчения, от которого на пару мгновений даже что-то ослабло под коленками, высмотрела она фигуру мужчины, стоявшего у кромки воды, и, на всей скорости тормозя у самого края косогора, так что велик аж занесло вбок, Анна проорала, слетая с велосипеда:

– Антон Валерьевич!

Анюта не успела еще прокричать его отчество до конца, а он, сорвавшись с места, уже несся наверх по склону с невероятной какой-то скоростью и поразительной сноровкой, не делая ни одного неловкого или лишнего движения, – плавно, мощно, стремительно.

И, вылетев на косогор, с ходу ухватил обе ее руки, повернув вверх ладонями, выстреливая вопросами каким-то напряженным, четким командирским тоном:

– Ты разбилась? Поранилась? Где? Покажи?

– Я нет, нет, – затараторила Анна, сообразив, что он решил, будто с ней случилась какая-то беда.

– Откуда кровь? – чуть менее напряженно, но тем же строгим командирским тоном задал он очередной вопрос.

– Это не моя, – опустив голову, посмотрела на себя Анна, только сейчас обнаружив, что одежда перепачкана кровью вперемешку с землей, а ладони полностью покрыты красной, уже подсыхающей коркой.

– Там раненый, Антон Валерьевич! – заспешила она с сообщением. – Нужна срочная помощь!

– Так, – коротко произнес он, перехватил у нее руль велосипеда, резко развернул его в обратную сторону, сдернул с себя куртку, в три движения намотал на раму, сел на сиденье и, ухватив Анну за локоть, подтянул к себе.

– Садись, – распорядился он, указав подбородком на раму впереди себя.

Она тут же торопливо уселась, поерзав немного, устраиваясь, и схватилась за руль обеими руками.

– Где? – спросил он.

– В яме у вывороченного корня, что у глыбы такой большой, знаете? – отрапортовала Анна.

– Знаю, – кивнул Северов и, оттолкнувшись ногой от земли, надавив на педали, поехал вперед, распорядившись: – Держись.

Анне казалось, что велосипед прямо-таки летит, уверенно ведомый мужчиной, самым невероятным образом умудряясь объезжать препятствия, не пересчитывая все шишки, камни и упавшие ветки, обоими колесами, как ехала она, когда мчалась к озеру, изрядно отбив копчик.

Они как-то очень быстро оказались у ямы, и, соскочив с велосипеда и сунув руль Анне в руки, Антон Валерьевич снова отдал приказ:

– Стой здесь.

И эдак ловко-быстро, бочком по насыпи склона спустился вниз и присел перед пострадавшим человеком, осматривая того. Всего минуту, наверное, посидел, проверил пульс, приложив пальцы к шее, поднялся с корточек, прихватил с земли позабытый Анной рюкзачок, накинул его на плечо и так же сноровисто-быстро выбрался из ямы.

– Умер, – сообщил он спокойным ровным тоном.

– А-ах! – бросив руль велосипеда, который, издав неуместный в почти полной лесной тишине железный лязг, грохнулся на землю, Анна прижала пальчики к губам.

Распахнув от ужаса глаза, стремительно наполнявшиеся слезами, она отняла пальцы от лица и призналась потрясенным шепотом:

– Это из-за меня, – и, снова приложив пальцы к губам, покачалась скорбно из стороны в сторону.

– Это вряд ли, – отряхивая ладони от земли с песком, спокойно заметил Северов. – Если, конечно, вы в него не стреляли из пистолета. – И спросил, чуть усмехнувшись: – Вы не стреляли?

– Я? – поразилась вопросу Аня и энергично покрутила головой: – Нет. Я не стреляла.

– Я почему-то так и думал, – улыбнувшись, кивнул ей ободряюще Антон и пояснил: – Умер сей гражданин от двух пуль в область сердца и кишечника. – И добавил, чуть скривившись, как пожаловался: – И ох как хреновато все это.

Тягостно-безнадежно вздохнув, достал из крепления на ремне своих крутых специальных спортивных брюк телефон в необычном противоударном мягком кожухе, быстро набрал номер, приложил к уху аппарат и, в ожидании ответа вздохнув еще разок, посмотрел с большим сожалением непонятным взглядом на Анюту и пожаловался:

– И как же не вовремя-то.

– А это бывает вовремя? – немного придя в себя от первого шока, с сомнением спросила Аня.

– Бывает, Анечка, еще как бывает, – ответил он, улыбнувшись ей ободряюще, и заговорил уже в телефонную трубку: – Да. Я хотел бы сообщить о трупе.

Аня не стала слушать его разговор с полицией, подошла к краю ямы и смотрела на человека, лежащего внизу поломанной выброшенной куклой. Вернее, теперь уже на труп человека.

И именно в этот момент ее накрыло конкретно, затрясло мелкой противной дрожью, желудок перехватило спазмом, к горлу подкатил тошнотворный комок, она все пыталась вдохнуть и никак не могла.

Вдруг сильные руки, ухватив ее за плечи, развернули и прижали к мужской груди.

– Тихо-тихо, девочка, – уговаривал ее мужчина спокойным ровным голосом, снова обращаясь на «ты». – Дыши. Медленно втягивай воздух через нос, – подсказывал он и похвалил, когда девушка последовала его совету. – Вот так, молодец. Задержи дыхание и медленно выдохни, – и снова похвалил: – Молодец. Теперь еще раз: вдохни, не спеши, задержи дыхание. И выдохни. Ну, как? – наклонившись, заглянул он ей в лицо. – Полегчало?

– Д-да, спасибо, – поблагодарила Аня и спросила о том, что никак не хотело отпускать ее: – Это точно не я его… добила? – смогла-таки сформулировать она вопрос и, понизив голос до шепота, призналась: – Я ему рану зажимала полотенцем, видела в одной программе, что надо прижимать к ране что-нибудь, чтобы остановить кровь. А он стонал. Может, я сильно нажала, а он умер?

– Ну, хорошая, наверно, программа, – похвалил Северов с не очень скрытой иронией, – поучительная. Только от проникающего пулевого ранения в область сердца и кишечника вряд ли что-то помогло бы, кроме срочной операции, – отпустил девушку из объятий, посмотрел на нее и спросил с ироничным сомнением: – Ты умеешь делать операции?

– Нет, – честно призналась Анюта, – я умею делать художественную вышивку разными техниками любого уровня сложности, нитяную и самоцветами, бисером и жемчугом. – И, подумав пару секунд, предположила: – Наверное, я могла его зашить.

Кто угодно начал бы тупить, окажись на ее месте, когда ты тихий-мирный гражданин и кровь видел только на порезанном пальчике и разбитой коленке, и вдруг у тебя на руках умирает человек. Ну ладно, пусть не только на пальчике и коленке, а и с бедой Анне приходилось сталкиваться и переживать разное доводилось, но залитый кровью, стонущий человек – это, знаете, конкретно бьет по психике.

Северов начал трястись всем телом в героических попытках сдержать рвущийся смех, покрутил головой и потер рукой затылок.

А Анна, глядя на похохатывающего, бессильно прикрывшего глаза рукой мужчину, вдруг очень живо и так красочно-четко представила себе картину, как она накладывает на черные дырочки на груди пострадавшего аккуратные, искусные стежки золотой нитью с жемчугом.

– М-м-да… – произнесла она, признавая нелепость своего высказывания.

– Извините, – махнул примирительным жестом Антон, справившись с приступом смеха, смахнул предательски выступившую слезу, возвращаясь к их текущему положению: – Ань, нам с вами придется дождаться полицию.

– Здесь? – посмотрела она на него обескураженным взглядом, показав на яму, у края которой они так и продолжали стоять, и уточнила на всякий случай: – Прямо вот здесь?

– Зачем же прямо здесь, – успокоил он ее. – В сторонке посидим.

– Да, я понимаю, – кивнула она. – Мы же свидетели.

– Свидетели, – согласился Антон и расширил ее версию: – И подозреваемые. Это во-первых. – И указал рукой на небольшой пригорочек метрах в пятнадцати от ямы, предложив невозмутимым тоном: – Вон там можно удобно посидеть.

– Подождите, – поразилась Анна, – почему подозреваемые?

– Идемте, – коротко вздохнув, взял он ее за руку и повел в сторону от ямы.

Место Северов присмотрел действительно удобное – небольшая возвышенность, присыпанная хвоей, как мягкой подушкой, давала прекрасный панорамный обзор местности, а на каменную глыбу и сосну, находившиеся на ней, можно было откинуться спиной. Не спрашивая разрешения, Антон достал из рюкзачка Анны, про который та начисто забыла, погруженная в переживания и сильные эмоции, поролоновый коврик, постелил на землю и приглашающим жестом предложил девушке садиться. Что она и сделала, скорее обессиленно плюхнувшись на подстилку, ну и он сел рядом.

– Так почему подозреваемые? – переспросила настойчиво Анюта.

– Потому что и вы, и я могли убить этого человека, – невозмутимо пояснил Северов.

– Я его даже не знаю! – задохнулась от негодования Анна.

– Я тоже не знаю, но это не имеет никакого значения. Для полиции важен тот факт, что и у вас, и у меня имелось время, место, – он провел рукой, показывая на лес, – и возможность застрелить потерпевшего. Как вместе, вступив в преступный сговор, так и по отдельности, имея какие-то личные мотивы.

Анна посмотрела на него потрясенно расширившимися от удивления глазами несколько секунд, потом отвернулась, задумавшись над тем, что он сказал. Антон не мешал ей размышлять, не подсказывал, не добавлял уточнений к своим словам, досадуя про себя, что девочка попала в такую неприятную историю. Да и ему эти дела совершенно ни к чему, тем более сейчас. Именно сейчас.

Ох, Анечка, Анечка, ну что тебе стоило проехать по той тропинке чуть попозже, хотя бы минут через десять, когда болезный клиент практически уже мирно испустил дух.

– А во-вторых? – спросила неожиданно девушка и снова посмотрела на него: – Вы сказали «это во-первых». А во-вторых?

– А во-вторых, если мы уйдем, то сюда может прийти кто-то другой и изменить картину места преступления или вообще унести труп. И тогда мы с вами попадем в еще более сложную ситуацию: полицию вызвали, место преступления есть, трупа нет.

– Кому может понадобиться перетаскивать этого человека куда-то? – недоуменно посмотрела она на него.

– Например, тому, кто в него стрелял, – пожав плечами, пояснил Антон. – Для того чтобы спрятать более надежно. – И поделился безмятежным тоном своими наблюдениями, сделанными после короткого осмотра трупа в яме: – Этого человека явно убили в другом месте, а сюда привезли, причем вниз головой. И что-то подсказывает мне, что убийца намеревался избавиться от трупа куда как более продуманно, а в яму пристроил временно. Видимо, кто-то его спугнул.

– Убийца?… – протянула потрясенно Аня и, неосознанно схватив Антона за руку, заозиралась испуганно по сторонам, спросив с тревогой: – А если он действительно вернется и стрелять в нас начнет?

– Не начнет, – уверил ее Северов.

– Откуда вы знаете? – уставилась на него своими светло-зелеными глазищами, расширившимися от испуга, девушка.

«Охо-хо, эти твои взгляды, девочка, охо-хо, – засмотрелся Антон, тяжко вздыхая про себя, пропадая в этих зеленых озерах…» И эти тонкие пальчики, ухватившиеся за его руку, м-м-да, вот так оно получилось.

«Ну, ладно, фигня война, главное – маневры», – одернул себя Северов любимой присказкой, – «разберемся».

– Сейчас утро, и по лесу могут ходить люди, грибники или такие же любители утренних прогулок, как мы с вами. К тому же он толком и одно-то тело не смог спрятать, а три – это уже кинематографический перебор. Да и ушел он из леса давно, – объяснял он ровным, уверенно-спокойным тоном, разгоняя ее страхи.

– Да, наверное, – подумав, согласилась Анна.

И, как-то сразу поверив его словам, Анюта вдруг совершенно перестала трястись, бояться и рефлексировать, успокоенная той невозмутимой внутренней уверенностью и силой, исходившей от этого мужчины, которую она явственно чувствовала. И только сейчас заметила, что продолжает с силой сжимать его руку, смутилась, торопливо отпустила, извинившись:

– Простите.

– Ничего, мне приятно, – улыбнулся он ей по-дружески открыто.

– Как вы думаете, когда они приедут? – торопливо спросила Анюта, чувствуя легкую неловкость и странные эмоции, что вызывал в ней этот его теплый, какой-то особенный взгляд.

– Нескоро, – не порадовал Северов. – Пока они там в своем районном отделении расчухаются, пока согласуют с вышесидящим начальством, так просто с кондачка не поедут. Кто ж захочет добровольно подставляться под чиновников и богатеев, живущих в «Озерном»… А начальство еще разбудить требуется, оно пока спит. Значит, не меньше получаса только согласовывать будут, назначать крайних, передоверяя друг другу полномочия и ответственность. Это в лучшем случае, потом, пока соберутся, пока доедут, тоже часа полтора, не меньше. Так что сидеть нам с вами, Анечка, минимум часа два. Но мы все же облегчим себе задачу, – улыбнулся ей Северов, достал телефон и пояснил: – Озадачим поселковую администрацию происшествием на их территории. Взбодрим немного любимую вашей Бибиси общественность, так сказать.

И, набрав номер Аристарха Марковича, кивнул ободряюще Анне, поднявшись с подстилки, отошел в сторонку и о чем-то довольно продолжительно разговаривал.

Анна не прислушивалась к его разговору, откинулась на ствол сосны, закрыла глаза, расслабилась и только сейчас почувствовала, как звенит от напряжения и усталости все тело. Немудрено, все-таки она пережила серьезный стресс, носилась тут по лесным кочкам и ухабам, трясясь на велике, нервничала ужасно. Если бы Анюта не пыталась помочь этому несчастному, скорее всего, она бы намного спокойней реагировала на обнаружение убитого человека. Нервничала, понятное дело, испугалась, переживала, но не до такой степени, а когда вот так – не знаешь, чем помочь, а человек стонет и умирает, истекая кровью, – брр-р-р! Тут же постаралась прогнать эту выскочившую в воображении ужасную картинку.

– Вам, наверное, надо позвонить тетушке? – вывел ее из ленивой задумчивости голос мужчины.

Видимо, она немного задремала, потому что совершенно не слышала, как он закончил разговор и подошел к ней, а открыв глаза, увидела прямо перед собой смартфон, который протягивал ей Антон Валерьевич.

Посмотрела-посмотрела, но брать трубку не спешила.

– Знаете, – подняла она на него взгляд снизу вверх. – Моя бабушка говорила, что если нет срочной необходимости, то с плохими новостями лучше повременить.

– Мудрая у вас бабушка, – убирая телефон в чехол на ремне, улыбнулся он ей и опустился рядом на подстилку.

– Вообще-то она моя прабабушка, – улыбнулась Анюта, вспомнив любимую бабуленьку. – Но я всегда называла ее бабушкой Мусей. И да, она была очень мудрой.

– По-моему, я вас разбудил, – присмотрелся к ней мужчина.

– Да я так, немного задремала. Наверное, последствия стресса, у меня так бывает, – оправдываясь, объяснила она.

– Это называется «адреналиновый откат», – объяснил Северов и вдруг предложил: – Давайте-ка, Анюта, вы устроитесь поудобней и покемарите.

И переложил рюкзачок, похлопав по нему приглашающим к отдыху жестом.

– А вы? – не стала отнекиваться Анна, чувствуя, что ее действительно буквально вырубает какое-то внезапно навалившееся, прямо непреодолимое сонное бессилие.

Может, на самом деле этот, как он там сказал? Откат?

– Спите, я вас постерегу, – пообещал ей мужчина.

Она легла на бок, головой на рюкзачок, пристроив как-то колени-ноги и безотчетно уже проваливаясь в первую сонливость…

– Я на чуть-чуть, просто отдохну… – прошелестела слабым шепотом, уже засыпая.

Северов присел на корточки перед почти мгновенно отключившейся девушкой, порассматривал сделавшееся безмятежным и спокойным ее лицо, все поражаясь, как же его так угораздило.

Ладно, поднялся он на ноги. Надо бы осмотреть вокруг, что и как, пока представители правоохранительных органов всех мастей не понабежали. В том, что срочным порядком к этому делу будут привлечены следователи из центрального областного правления, он не сомневался ни на минуту. Вопрос только, на каком этапе?

– Значит, у вас, гражданочка Погодина, была назначена встреча на берегу дальнего озера с гражданином Северовым? – в который уже раз повторил свой вопрос следователь.

– Да не было у нас ничего назначено с гражданином Северовым! Ни на ближнем озере, ни на дальнем, и вообще нигде! – негодовала от бесполезности попыток объяснить, как все было на самом деле, Анна и начинала повторять в очередной, сбившись со счета, который уже раз: – Я же вам говорила уже, что каждое утро езжу на велосипеде на дальнее озеро, – непроизвольно начала произносить она слова четко, с нажимом, как дебиловатому ребенку, ученику-бестолочи, который не понимает простейших вещей и доходчивых, разумных объяснений. – Вот как проснусь утром, так сажусь на велосипед и еду. Спонтанно, понимаете? Не в какое-то определенное время.

– А зачем едете? У вас ведь в поселке озеро есть, совсем рядом? – безразличным тоном спросил следователь.

– Нравится мне! – изнемогала от тупости этого разговора Анюта. – Моцион такой, вместо зарядки. Спорт называется. На дальнем озере есть залив, в котором вода нагревается, мне нельзя в холодной воде, – и вскидывалась возмущением. – Послушайте, зачем вы в который раз задаете эти глупые вопросы? Я же уже все объяснила вам.

– Вот я и говорю, – не отреагировав на всплеск ее возмущения никоим образом, тем же постным, плоским тоном продолжил задавать вопросы следователь. – Ездите через лес, а на озере у вас назначена была встреча с гражданином Северовым. Для каких целей назначена? Вы состоите в любовной связи?

– Не состоим мы ни в какой связи! – негодовала Анна. – Мы почти незнакомы, виделись и коротко общались всего два раза до происшествия! – И принялась снова взывать к разуму майора со смешной фамилией Крапко: – Послушайте, зачем вы изводите меня этими нелепыми вопросами? Я все вам объяснила, все рассказала, без всякой утайки, и все показала самым добросовестным образом.

– Все ли, гражданка Погодина? – хитро прищурившись, посмотрел он на девушку, буравя ее взглядом. – Все преступники утверждают поначалу, что они ни в чем не виноваты. У вас с гражданином Северовым имелась прекрасная возможность убить пострадавшего.

– И зачем мы тогда сообщили о нем в полицию? – задала она вполне логический вопрос.

– А вот это мы и должны выяснить, – многозначительным тоном заявил следователь Крапко, побуравя девицу подозрительным взглядом, и задал следующий вопрос: – Почему, обнаружив пострадавшего, вы побежали не в поселок за помощью, а поехали на дальнее озеро за гражданином Северовым, как вы утверждаете?

– Потому что до озера было гораздо ближе и я надеялась на его помощь, – тяжело вздохнув, ответила она уставшим голосом.

– Значит, все-таки знали, что он там будет? – обрадовался следователь «оплошности», допущенной в показаниях свидетельницей.

– Не знала, но предполагала, – повторила очередной раз Анна.

Там, в лесу, она проснулась от того, что ее тихонько и нежно трясли за плечо. Открыла глаза и увидела склоненное к ней лицо Антона Валерьевича, тронутое легкой улыбкой.

– Полиция приехала, – сообщил он.

Анюта услышала громкие голоса, звучавшие где-то совсем рядом, резко села, немного стушевавшись обстоятельствам и своему неожиданному сну, обнаружила, что была заботливо укрыта курткой Антона Валерьевича, что тоже несколько смутило, но поняла, что, как ни странно, чувствует себя отдохнувшей и гораздо более бодрой.

И это были последние приятные и спокойные мгновения этого бесконечно затянувшегося ужасного утра. Сначала Анна с Антоном Валерьевичем давали свои свидетельские показания на месте, рассказывая и показывая, как, что и где происходило. После чего их сопроводили домой полицейские, чтобы они могли привести себя в порядок и взять документы для оформления официальных показаний.

Вернее, Анна точно не знала, сопровождал ли кто-то Северова, имея большие сомнения насчет того, что кто-то вообще способен куда-нибудь сопроводить этого мужчину. А вот ее проводил до самого дома молодой молчаливый полицейский, который остался сидеть на скамейке у входа, дожидаясь, когда девушка приведет себя в порядок, чтобы идти вместе с ней туда, где будут проводиться дальнейшие следственные мероприятия, что бы под этим ни подразумевалось. Аня, например, понятия не имела, что это за мероприятия такие.

И это были еще цветочки, скажу я вам! Мирная, можно сказать, жизнь.

Пока она отмывалась от грязи и крови, лежа в ванной, затем Лена обрабатывала многочисленные порезы, мелкие ранки и ушибы Ани, полученные во время спасательной операции, потом переодевалась и завтракала, опекаемая уже обеими женщинами с двух сторон, – она без остановки и передышки рассказывала и рассказывала о происшествии все самым подробнейшим образом и отвечала на многочисленные уточняющие вопросы Александры Юрьевны, не оставлявшей ее ни на минуту с того момента, когда растревоженная тетушка лично открыла двери дома, встречая пропавшую племянницу и маячившего у нее за спиной полицейского.

Пришлось Анюте безнадежно и окончательно рассекречиваться, признаваясь в факте своего случайного знакомства с загадочным соседом, и про вторую встречу на озере тоже докладывать.

И только когда Александра Юрьевна посчитала, что Анна чувствует себя достаточно хорошо, добротно накормлена и обихожена, ответила на все предварительные пока вопросы, она позволила полицейскому, все это время дожидавшемуся на скамейке в компании чайника с крепким горячим сладким чаем, бутербродами и печеньем, сопроводить племянницу в здание поселковой администрации. Там в кабинете Аристарха Марковича был устроен временный опорный пункт следственной группы, где за столом председателя и расположился майор Крапко, который проводил опрос свидетелей.

И вот уже битый час Аня отвечает на его вопросы, понемногу тупея, тихо зверея, всерьез заводясь негодованием, поскольку они ходят по кругу – он задает и задает одни и те же совершенно идиотские вопросы, выстраивая не менее идиотские предположения и версии, а она втолковывает этому упертому следаку, как все было на самом деле.

Идиотизм полный.

А майор Крапко, повторяя и повторяя нервной барышне одни и те же вопросы, пугая и продавливая, пока без нажима, так, легонько, вновь и вновь с тоскливой обреченностью думал о том, что оказался бы сейчас где угодно, даже на даче у тещи-заразы, и за милую душу, только бы не в этом «Озерном», будь он неладен сто раз.

Никто из их райотдела не хотел, даже под страхом увольнения, соваться в этот поселок и на мелкие происшествия, а уж убийство – это вообще трындец, полная, большая Ж…

До конца его смены оставалось два часа, когда дежурный принял вызов из этого элитного, недоступного «Озерного» и передал его Матвею, который витиевато, прочувствованно выматерился, оценив всю степень своего конкретного попадалова. Начальство, которому он тут же доложил о происшествии, оценив «открывающуюся перспективу» этого дела и уже своего попадалова, с чувством завернуло такой трехэтажный выкрутас, что позабористей выступления майора было на порядок, а проматерившись от души до печенок, отдало приказы.

Когда Крапко со следственной группой и экспертами добрались до места преступления и он увидел того самого свидетеля, что вызвал их «на труп», у него мгновенно разнылся зуб, из которого еще год назад удалили нерв, безошибочно предсказывая кучу вонючих неприятностей на всю его майорскую голову.

А когда позже он вносил в бланк протокола данные военного билета того самого бодрого свидетеля, пригласив его для дачи официальных показаний в кабинет председателя товарищества… ох-хо-хо, твою ж дивизию. «Подполковника инженерных войск» Крапко еще кисло, но как-то проглотил, но на классификации «специального подразделения» безысходно затосковал и скис окончательно.

Перед ним сидел спокойный и безмятежный, как майское солнечное утро, мужик, добродушно-нейтрально улыбаясь, демонстрируя полную готовность к открытому, честному сотрудничеству, как и положено законопослушному гражданину. И на офицера инженерных войск он был похож так же, как домашний Мурзик на дикую боевую рысь. Уж Крапко таких волчар матерых чуял безошибочно, приходилось сталкиваться, повидал – тьфу-тьфу-тьфу – три раза.

И вот что поразительно – ведь ничего особенного: мужик как мужик, самая обычная внешность, ну высокий, жилистый, под одеждой и не поймешь, есть ли вообще у него мускулатура. И двигается не как борец или единоборщик какой, и ни тебе прорисованных мышц и косой сажени в плечах, ни тебе взгляда, буравящего как рентген, ни надменной пренебрежительности, присущей людям богатым и обличенным властью, ни плохо скрываемого скепсиса, обычного для крутых вояк по отношению к простым службистам вроде Матвея, – ничего такого и близко.

Простой такой чувак, сидит вон себе расслабленно, улыбается открыто… а у Крапко за те десять минут, пока он заполнял протокол, от напряжения и какого-то животного интуитивного страха, сводившего живот, вся спина и подмышки мокрые. А он, между прочим, не щегол зеленый, послужил, и под пули бандитские приходилось попадать, а вот трясется что-то там внутри мелко так, испужно.

Посмотрев в окно, чтобы взгляд хоть ненадолго отдохнул от вида этого безмятежного мужика, улыбавшегося одним уголком губ с легкой иронией, Матвей Крапко поносил себя последними словами.

Вот какого хрена он не поменялся с Капустиным дежурствами, а? Теща-злыдня весь мозг проклевала, что им с тестем нужна помощь на даче, что-то там прибить-приколотить, подкопать и починить, шпыняя зятя за его работу бестолковую, с которой он и денег толком не приносит, и дома его нет постоянно, да и помощи от него не дождешься.

А он, вот ведь дурак, еще радовался, что сегодня дежурит и может спокойно забить на все тещины выступления. Ох дура-а-ак, и чего не поменялся с Капустиным…

Крапко протяжно вздохнул, перевел взгляд с буйной зелени за чисто вымытым окном на мужика и, преодолевая себя, попытался было задать вопросы, которые подготовил для этого «подполковника», но Северов его остановил в самом начале «наступления», предложив со спокойной уверенностью человека, знающего, что все будет именно таким образом, как он решил и сказал.

– Давай, майор, так сделаем, – улыбнулся дружелюбно-сочувствующе мужик. – Чтобы ты не возбуждался и лишними версиями голову себе не забивал, я сообщаю тебе сразу под протокол: убитого я не знаю, видел первый раз в жизни уже мертвым и совершенно определенно не стрелял в него. А чтобы не усложнять наше общение и твою работу, ваш эксперт возьмет у меня смывы на продукты порохового горения с рук, одежды и волос. Это освободит тебя от непродуктивного рвения. Кстати, девочка тоже не стреляла в потерпевшего.

Матвей посмотрел на мужика с тоской, попытался изобразить изучающий следовательский взгляд, не возымевший на того ровно никакого действия, и, дав прочитать и подписать протокол, пробурчав про «не отлучаться из поселка», отпустил.

А какие варианты? Мать его ети, волчару такого!

Зато, что отрадно, после общения с инженерным подполковником он с большим эстетическим удовольствием, компенсируя все пережитые унижения, отрывался на этой свидетельнице, реанимируя пошорканную гордость следователя, повторяя в разных вариациях одни и те же вопросы, практически уже прямым текстом обвиняя ее в убийстве.