Текст книги "Озерные страсти"

– Значит, вы утверждаете… – продолжил Крапко.

Но был прерван ворвавшимся в кабинет Аристархом Марковичем, круглое лицо которого, обычно добродушное и какое-то пушистое, приобрело ярко-бурый, свекольный цвет, глаза возбужденно поблескивали возмущенным огнем, а приземистое, бочкообразное тело, двигаясь с поразительной скоростью, просеменило к столу. Он натужно-мило улыбнулся Анне, попросив девушку:

– Анечка, вы не выйдете на минутку, мне надо кое-что срочно сообщить товарищу майору.

Выйдет, конечно, и лучше насовсем и с большим удовольствием, подумала ворчливо-устало Анна, пожав плечами.

Минут через пять Аристарх Маркович вышел из своего кабинета уже с нормальным цветом своего пышного лица и удовлетворенной улыбкой и галантно придержал дверь перед Анной.

– Проходите, Анечка.

Она и прошла, тяжко вздохнув от безнадежности, с кислой тоской ожидая продолжения бессмысленного допроса. Или что у них тут со следователем происходит? Опрос свидетеля или предъявление обвинения?

И неожиданно обнаружила странную метаморфозу, произошедшую в облике полицейского майора: теперь его лицо сделалось пунцового цвета, как у прервавшего их беседу Аристарха Марковича, при этом, низко опустив голову, он с особо тщательным вниманием вычитывал что-то в бумагах, лежавших перед ним. Но когда Анна подошла к столу, то даже сесть не успела, как следователь, не поднимая на нее глаз, протянул девушке протокол и проворчал слегка севшим голосом:

– Напишите: «с моих слов записано верно» и поставьте подпись.

А Анну вдруг так заело это откровенное хамство. Понятно же, и гадать не приходится о природе столь резкой метаморфозы в поведении этого Крапко – без тетушки Александры, видимо позвонившей и накрутившей председателя, явно не обошлось, хоть Аня и просила ее не вмешиваться. Но этот… следователь мурыжил ее больше часа, а теперь он, видишь ли, притух, испугавшись, и торопится от нее отделаться, даже не извинившись. Сунул бумажки в руки – и все, пошла, мол, свободна.

Да сейчас!

Анна села на стул, взяла в руки бланки протокола и принялась старательно читать написанное.

Может, ей послышалось, но, кажется, майор Крапко издал какой-то придушенный горловой звук и проскрипел зубами. Протокол она прочла, указала на несколько грамматических ошибок, допущенных в тексте, и подписала.

– Не покидайте поселок в ближайшее время, – торопливой скороговоркой пробурчал следователь.

– Какое именно время? – уточнила Анна.

– До выяснения всех обстоятельств, – туманно ответил тот.

– А если вы их до зимы выяснять будете? – поинтересовалась ровным тоном Анна. – Или вообще никогда не выясните?

Майор промолчал, поскрипев зубами и погоняв желваки на скулах, но посмотреть на девицу так и не рискнул, отделался красноречивым сопением.

– Понятно, – кивнула Анна.

И покинула кабинет, не удостоив прощанием майора Матвея Крапко, очередной раз прочувствованно выматерившегося, как только за девицей закрылась дверь.

Но для Анны бесконечный день на этом не закончился.

Неизвестно каким образом Бибиси удалось разузнать о найденном в лесу трупе и выяснить кое-какие подробности этого происшествия, способности добывать информацию у этой тетки были феноменальные, и уже к вечеру весь поселок, оповещенный Степанидой, обсуждал небывалое событие.

Бибиси рвалась посетить Александру Юрьевну, чтобы вытянуть детали и подробности лично у Анны, но Лена стойко защищала «рубежи» и, двинув версию про «почивающую барыню, не велевшую пущать», шуганула настырную тетку.

Надолго ли – вопрос. Понятно же, что рано или поздно Степанида своего добьется и где-нибудь да обязательно подстережет Аню или найдет способ как-то просочиться в гости, чтобы получить «эксклюзивное интервью» свидетельницы. Но хотя бы на сегодня они отделались от общества этой «новостной ленты».

– Ну, что? – встретила племянницу вопросом тетушка.

– Представляешь, – плюхнувшись бессильно-устало в уютное английское кресло, поделилась возмущением Аня. – Этот следователь, майор Крапко, задавал мне одни и те же вопросы в разных вариациях раз сто, наверное. Я ему рассказываю, объясняю, как все происходило, а он уперся: «Вы договаривались о свидании с гражданином Северовым».

– А вы договаривались? – перебила возмущенную речь племянницы Александра Юрьевна, приподняв вопросительно-иронично одну соболиную бровку.

– Тетушка! – попеняла ей Аня.

– Ладно-ладно, – поспешила успокоить ее тетка Александра. – Я тебе верю абсолютно, – и продолжила выяснять: – Что он еще тебе предъявлял?

– Да практически прямым текстом обвинил меня и Антона Валерьевича в убийстве этого мужика! – пожаловалась еще более форсированно-возмущенно Анюта.

– Пустое, – отмахнулась величественным жестом красивой холеной руки, блеснувшей бриллиантом на замысловатом перстне, Александра Юрьевна. – Не бери в голову.

– Да как не бери! – разволновалась Анна. – Он же вполне реально может упереться в эту версию и вести следствие в этом направлении, определив нас на место убийц.

– Да не будет никакого следствия, – посмотрев снисходительно на племянницу, со спокойной, величественной уверенностью остудила ее негодование тетушка.

– Как не будет? Почему не будет? – обескураженно уставилась на нее Аня.

– Да так и не будет, – уверила тетушка и принялась разъяснять: – Майора этого послали на этот выезд, выбрав из всех остальных, потому что его не жалко и спокойно можно подставить «под катки», назначив крайним. Видимо, гражданин Крапко не на самом хорошем счету у начальства и, судя по тому, как он начал с ходу предъявлять чуть ли не обвинение и гнобить тебя, еще и откровенно туповат. Думаю, он и сам понимает, что его используют лишь для того, чтобы отработал с экспертами на месте преступления, завел и оформил дело. А завтра утром прибудут следователи областного Следственного комитета и прокуратуры и заберут дело у района. И с вероятностью практически в сто процентов в результате следственных действий установят, что убил кто-то посторонний, не имеющий никакого отношения к «Озерному». Места у нас шикарные, но не заповедник, увы, и люди, предпочитающие отдых с палатками и рюкзаками, частенько заходят в окрестности. Их, конечно, охранники и егеря гоняют, но за всеми не уследишь. Напишут заключение, что какая-то компания что-то там между собой не поделила, и в результате межличностного конфликта потерпевший был застрелен, а преступники тихо скрылись на просторах Предладожья и далее по любому маршруту в неизвестном направлении. Камер в лесу нет, и хрен кто их найдет.

– Но как же так, теть Саш? – расстроилась отчего-то Аня. – Ведь совершенно очевидно, что его застрелил кто-то из местных. Кто-то, кто знает местность, знает про эту яму и спрятал его там.

– Вполне возможно, – согласилась с ней тетушка. – Только никто не станет отрабатывать эту версию.

– Да почему? – негодовала Аня.

– Нет, ну Анюта, – попеняла тетушка. – Я понимаю: у тебя выдался ужасный день, стресс и еще этот следователь тебя замучил и допек, но нельзя же совсем отключать разум! – И пояснила с ироничной усмешкой: – Если предположить, что сделал это кто-то из «Озерного», то по правилам следует опросить всех жителей поселка, чтобы сузить круг подозреваемых. Как ты себе представляешь следователя Крапко, задающего вопрос заместителю губернатора, где тот был и что делал ночью с такого-то по такой час и кто может это подтвердить? Или интересуется у начальника департамента, знал ли тот убитого? Или, сидя в итальянском кресле ампир, обитом парчой с золотым тиснением, заполняющего на ломберном столике восемнадцатого века протокол опроса Олимпиады Власовны?

– М-м-да, – согласилась расстроенно Аня.

– Да он еще толком не приступил к делу, а уже накосячил не по-детски: наехал на тебя неосмотрительно, видимо, посчитав, что ты тут фигура совсем незначительная и просто гостишь у родственницы. Гордыню свою ущемленную тешил. За что и получит, дурилка недальновидная.

– Да ладно, тетушка, – примирительно протянула Анна, отмахнувшись. – Что на него обижаться, человек служивый, делает свою работу как умеет. А что перегнул с моим допросом, так его можно понять: расстроен майор, он же наверняка все понимает про свои возможности, про «Озерное» и его обитателей.

– Охо-хо, – тягостно вздохнула Александра Юрьевна, покачав безнадежно головой, – права была бабушка Муся: блаженная ты у нас, Анюта, не от мира сего, пропадешь по светлости своей, – и, поразглядывав племянницу сердобольным, жалеющим взглядом, повторила вздох тяжелый: – Охо-хо.

– Не все так плохо, тетушка, – рассмеялась звонко Аня, – мне вполне удается очень даже хорошо жить. Работа у меня замечательная, прекрасная просто, и люди меня окружают уникальные, и Ромка у меня золотой.

– Золотой, – согласилась Александра Юрьевна, – только тем и жива, что работа у тебя особенная, исключительная, коллеги-соратники – люди выдающиеся и ребенок замечательный.

– И ты, – напомнила оптимистично Анна.

– И я, – согласилась тетка с ее утверждением. – Ладно, – вернулась она к предмету их беседы, – о тебе мы еще поговорим. А что касается убийства, то, как ни странно, но я склоняюсь к версии о залетных отдыхающих, – поделилась тетушка своим выводом.

– Почему?

– По большей части, – пустилась в подробное объяснение Александра Юрьевна, – в «Озерном» владеют домами-участками люди, имеющие в своем багаже такие непростые тайны, которые могут каждого из них пусть и не до тюрьмы довести, хотя и такое вполне реально, но сильно попортить репутацию и карьеру. Ну не бывает управленцев высшего звена в белых перчатках, с кристально чистой совестью, свободной от грехов, иначе они не управленцы. Сама система часто вынуждает к некоторым, скажем так, свободным трактовкам своих властных возможностей. И эти люди умеют великолепно просчитывать последствия и очень добротно и грамотно охранять свои тайны, пользуясь ресурсами и услугами специальных людей для решения некоторых щепетильных вопросов. Причем я имею в виду далеко не убийство, а гораздо более безобидные вещи на уровне документов и левых дел. Никто бы из них не стал так откровенно подставляться и гадить у собственного порога. Понятно, что те жители поселка, кто занимает высокие посты, обязательно сделают громкие публичные заявления и пообещают держать расследование на контроле, благополучно направляя его на версию о залетных ухарях, стрелявших в нашем лесу, а то и вовсе сведут на нет, тихо отправив в нераскрытые, так называемые висяки. На всякий случай, чтобы не получилось как в том анекдоте: «Проведя тщательное и беспристрастное расследование, вышли на самих себя».

– Но разве никто не захочет разобраться и узнать, кто, как ты говоришь, «нагадил» прямо возле их дома? – не согласилась с тетушкиным прогнозом Анна.

– Зачем? – пожала пренебрежительно плечами Александра Юрьевна. – Знать чужие тайны – дело, конечно, прибыльное, но не всегда безопасное. А такие тайны лучше не трогать вообще, чтобы не огрести, как нынче принято говорить. Конечно, есть большая вероятность того, что это убийство совершил кто-то из прислуги. Практически у каждого в поселке имеется обслуживающий персонал. И хотя хозяев, как правило, не интересует, как говорят в Англии, from belows stairs, «мир под лестницей», то есть жизнь слуг, но даже в этом случае причастие к скандалу, пусть даже косвенно, одним упоминанием, что человек, работающий на тебя, оказался убийцей, никому не нужно. Так что никакого особого расследования не будет. И все же я склоняюсь к версии, что тут кто-то чужой, не наш отметился, – задумчиво протянула тетушка Александра. И резко выдохнула, переключая тему: – Ладно, на сегодня нам более чем достаточно разговоров об убийстве. – И распорядилась: – Давайте, девочки, накрывайте стол, пора уж. – И улыбнулась многозначительно, посмотрев на Анну, мягким, душевным тоном огласив придуманную ею программу: – Посиди-и-им неторопливо, поу-у-ужинаем, и ты нам с Леной расскажешь, как тебе понравился и какое впечатление на тебя произвел этот загадочный Антон Валерьевич.

– У-у-у-ммм, – простонала бессильно Анюта, показательно-театрально уронив голову на колени.

На следующее утро Анна не поехала на дальнее озеро. Да и на ближнее тоже, вообще никуда не поехала. Ну, во-первых, после вчерашнего происшествия было как-то боязно и неприятно оказаться снова в лесу. Вот если бы они пошли с Антоном Валерьевичем на озеро, тогда другое дело, с ним ей совершенно не страшно, а одной стремновато как-то. Во-вторых, тетушка практически в категорической форме потребовала у племянницы отказаться от велосипедных прогулок, хотя бы на ближайшее время. В-третьих, измученная вчерашним бесконечно тянущимся, ужасным, полным стрессов и переживаний днем, Аня проспала мертвым сном без сновидений практически до десяти утра.

И, видимо, чтобы совсем и окончательно уничтожить любые робкие порывы Анны поразмышлять и посомневаться на тему прогулок по лесу, с самого утра зарядил грустный туманный летний дождь-моросильник, от которого промокает все вокруг, напоминая о быстротечности обманчивого северного лета.

Так что идти вообще никуда не хотелось, и Анна, к откровенной радости Александры Юрьевны и Лены, затеяла печь пирожки.

Бабушка Муся, вернее, прабабушка, но не суть, научила Анну основам пекарского дела, когда та была еще девочкой, и с годами передала внучке все свои тайные рецепты и секретные приемы выпекания, так что Анна достигла настоящего мастерства и искусства в этом деле уже к семнадцати годам и очень его любила и совершенствовалась постоянно.

Настолько любила, что пекарство стало ее третьим творческим талантом после живописи и вышивания. Вся родня, друзья и близкие обожали ее выпечку, откровенно балдея от удовольствия, каждый раз поражаясь вкусноте ее изделий, посылая далеко и надолго утверждения о вреде мучного и печеного, а получаемое от ее пирогов и пирожков наслаждение стоило каждой их калории.

Выпечка, которую она готовила, не имела себе равных, давно уже превзойдя даже шедевры ее наставницы. Как давным-давно объяснила ей Мусечка, для того чтобы тесто подходило, дышало и выпекалось самым волшебным образом, нужны руки. В прямом смысле – сие волшебство зависит от рук, работающих с тестом, от особой энергии и от энергии, излучаемой самим человеком. По всей видимости, Анюта обладала этим редким типом энергии и чем-то там особым в ее руках.

Увы, но печь Анне удавалось редко в силу ее невероятной занятости, разве только что-то быстрое, легкое, не требующее много времени, для Ромчика. Когда Анна увлекалась любимым делом, полностью отдавалась и погружалась в него с головой, то частенько напевала-мычала тихонько какую-нибудь мелодию, сама не зная какую, растворяясь, погружаясь в творчество настолько, что забывала обо всем, словно проваливалась в какое-то иное измерение и пространство. А со своим тестом она всегда разговаривала, нашептывая ему что-то доброе, нахваливая да приговаривая древние «говорилки».

Вот и в этот раз настолько увлеклась и погрузилась в процесс, что и не заметила, как напекла несколько противней пирожков разной формы с разной начинкой. А когда закончила, достала-разложила и обвела взглядом большие плетенки, устеленные хлопковой тканью, наполненные с горой пирожками, то как-то обалдела от собственного столь продуктивного производственного энтузиазма.

Зато Александра Юрьевна с Леной пребывали от такого погружения Анюты в творчество в полном восторге. И тут же накрыли стол на веранде, где под легкий шумок не столько идущего, сколько висящего туманной дымкой в воздухе дождика, они втроем с благостным удовольствием и наслаждением в неторопливости дачных посиделок распивали чаи, объедаясь вкуснейшими пирожками.

– Меня сегодня конкретно достали звонками с самого утра, расспрашивая про вашего найденыша, – пожаловалась тетушка Александра. – Даже Олимпиада Власовна снизошла, позвонила и как бы между делом заметила, что хотела бы услышать подробности из первых уст. То бишь из твоих, Анюта.

– Ну, давай я, что ли, к ней схожу, – предложила без особого рвения Анна, от сытости, пробудившей леность, сидевшая над чашкой с недопитым чаем, расслабившись, словно растекаясь, меланхолично подпирая рукой щеку. – Заодно вон пирожками угощу, а то напекла на взвод.

– Я тебя, разумеется, не заставляю и даже не прошу, но было бы неплохо, – заметила тетушка.

– Тебе для налаживания контактов надо? – уточнила Аня.

– Ну, в принципе, они у меня и так основательно налажены, но следует не забывать регулярно их укреплять и окучивать. А эта старая змея крепко держит своего Костика в руках и ведет дела семьи, влияя даже на его рабочие решения, – делилась размышлениями тетушка.

– Умх, – вздохнула сыто-лениво Аня и посетовала: – Жаль, что Ромки нет, вот бы кто сейчас лопал и стонал от счастья. Я так по нему соскучилась, прямо ужас как.

– Ничего, послезавтра увидитесь, – напомнила Александра Юрьевна.

– Ум-м-м, – снова вздохнула Аня и решила: – Ладно, схожу. Угощу старушку и побеседую. Ради тебя, тетушка, я и не на такие подвиги способна.

– Мерси, – улыбнулась ей ласково Александра Юрьевна.

Дождь все дрожал в пространстве, как коллоидная смесь, заметно охладив температуру окружающей среды, размачивая все вокруг какой-то особой въедливой сыростью, в которой расплывались, тонули очертания домов и приглушались звуки. На улицах никого не было: ни встречных, ни поперечных – никаких, даже заблудших. Оно и понятно: жители сидели по домам, не высовывая носа за двери в такую-то погоду.

В этом замершем, остановившемся времени, в промокшей тишине Анне казалось совершенно инородным звуком шуршание ее дождевика и слишком громкими ее шаги, шлепавшие по лужам резиновыми сапогами. А зонтик, который она держала над специальной пекарской корзиночкой с пирожками, прикрытой полиэтиленовым пакетом поверх льняного полотенца, висевшей на сгибе ее руки, что она прижимала к себе, выполнял функцию какого-то нелепого девайса, имевшего непонятное предназначение, ну уж точно не защиты от дождя.

Идти из самого конца, где располагался их участок, к началу улицы, сворачивать, проходить по перпендикулярной улице мимо еще одной линии и идти до середины третьей улицы к нужному дому Анне было лень и совершенно не хотелось. Поэтому она пошла по тем сократам, которые хорошо знала, – узкий, чуть больше метра проход между заборами двух участков, который выводил с их линии на параллельную улицу, а на той надо было пройти три дома вверх и нырнуть в следующий проход между заборами, выходивший к задней стене магазина, стоявшего на центральной улице, и выйти, можно сказать, на главную площадь «Озерного».

Хорошо, что Анна была в сапогах: затея с сократами оказалась не самым идеальным решением, потому как первый проулок превратился в одну сплошную длинную лужу. Во втором дела обстояли чуть получше, вернее, посуше: лужи имелись, как же без них, но не сплошным венецианским каналом, а перемежавшимися озерцами.

Анна шагнула в сумеречную затемненность проулка и, внимательно глядя под ноги, чтобы не ступить в глубину какой-нибудь непредсказуемой лужи и не набрать воды за голенища, уже добралась до середины прохода, когда услышала чей-то властно-недовольный раздраженный голос. Говоривший явно старался сдерживать и приглушать рвущееся из него возмущение, с трудом справляясь с этой задачей, настолько его переполняли эмоции.

– Его нашли! – отчитывал кого-то человек раздраженно. – Я предупреждала, что его нельзя там оставлять, говорила, что его обязательно найдут! Нет, вы засунули его в эту дыру, толком не спрятав! – переходила на громкий шепот теперь понятно, что женщина.

Анна замерла статуей, когда вдруг осмыслила, о чем именно говорила эта женщина. Та же помолчала, видимо, выслушав абонента, с которым, очевидно, разговаривала по телефону, и снова, не сумев управиться с негодованием, рвущимся из нее, резко выговорила собеседнику:

– Ты хоть представляешь, какие будут последствия? Мне не интересно слушать твои оправдания. Вы сделали непростительную глупость, оставив его там. Теперь придется заметать следы и срочно что-то предпринимать. Ладно, – выдохнула громко женщина, – я придумаю что-нибудь, чтобы исправить ваш идиотизм. Все, – отрезала она повелительно. – Сама позвоню, когда надо будет.

Аня стояла остолбеневшим изваянием, боясь пошевелиться и выдать свое присутствие неловким движением, от которого непременно зашуршит дождевик, чувствуя, как мурашки бегают по спине, и пыталась судорожно соображать.

Это что сейчас было?… Человек говорил о найденном трупе? Ну конечно, о трупе, поняла она, о чем же еще можно говорить, что его нашли, «сунув в дыру, толком не спрятав», и об ужасных последствиях, которые надо заметать?

Или заметать надо следы, а не последствия?

«А кстати, где эта женщина?» – вдруг сообразила Анна, посмотрела по сторонам, как будто что-то можно было рассмотреть за высокими сплошными заборами, стоявшими стенами с двух сторон. Этот проулок был необычным, в нем сходились задние заборы трех участков: двух по четной стороне, как бы углами, и одного по нечетной.

Но это совершенно не значило, что говорившая находилась на одном из этих участков, прогуливаясь под дождем, она с такой же вероятностью могла оказаться и впереди, зайдя за магазин, прячась от посторонних глаз. С того места, где замерла Анюта, застигнутая властным голосом женщины, задняя стенка магазина не просматривалась, находясь как бы за углом, зато очень хорошо было слышно все, что там происходило.

В этом Анна имела возможность как-то убедиться. Вот так однажды она была вынуждена пережидать горячий разговор двух людей, укрывшихся от любопытных глаз за магазином, договаривавшихся о свидании в перерывах между жаркими поцелуями. Она тогда, помнится, переживала, что они нацелуются вдоволь, договорятся, пойдут вперед по проулку и обнаружат ее и всем станет ужасно конфузно. Не пошли, слава богу.

А чей это был голос? Женский точно. Какой-то очень знакомый…

– Вы тут прячетесь или задумались? – спросил кто-то прямо над ухом Анны.

– А-а-а-а! – заорала она, подскочив на месте, дернувшись всем телом от страха и обнаружив, что это всего лишь Антон Валерьевич, накинулась на него, выговаривая: – Вы что творите! – от переизбытка эмоций и облегчения вдруг принявшись колотить его мокрой ладошкой по предплечью. – Вы испугали меня до смерти!

– Я не хотел, Анечка, извините, – с искренним раскаянием извинился мужчина, – не ожидал, что вы так испугаетесь.

– Вы совершенно неслышно подошли, – смутилась столь неконтролируемой вспышке своего негодования с непозволительными элементами рукоприкладства Анюта.

– Да нет, я шлепал по лужам, подходя к вам, – пожал он недоуменно плечами и предположил: – Вы, наверное, задумались?

– Да, я задумалась, – пробурчала она, стушевавшись окончательно.

– Что несете? – переключил внимание девушки Северов, указав подбородком на корзину, висящую на сгибе ее руки.

– Пирожки, – рассеянно ответила Анюта.

– Пиррожки-и-и… – заинтригованно протянул Антон Валерьевич.

И тут же сунулся к корзине, приподнял пакет и шумно втянул в себя воздух, принюхиваясь.

– Ум-м-м-м… – показательно прикрыл глаза, демонстрируя, какое восхищение произвел на него аромат.

И с какой-то молниеносной быстротой, так, что Анюта и моргнуть пару раз не успела, приподнял полотенчико, выхватил из корзины пирожок и снова старательно прикрыл полотенцем и пакетом содержимое корзинки, распрямился, изобразив старательно невинное выражение лица.

– С чем пирожки? – спросил мужчина, с необычайным удовольствием и радостным предвкушением рассматривая пирожок в руке, понюхал его, едва не замурчав.

– Этот с яйцом, зеленым луком, соленым огурчиком, взбитым сливочным маслом и укропом, – улыбнулась Аня.

А он вдруг посмотрел на нее каким-то непонятным, задумчивым взглядом, растянувшимся на пару мгновений, и откусил чуть не с половину пирожка. И прикрыл глаза… Жевал, мычал и покачивал головой, выражая полный восторг и абсолютную благость.

– Вкусно? – спросила заинтересованно Анюта.

– Волшебно, – произнес он в восхищении, проглотил и откусил еще кусочек. – Ум-м-м, потрясающе. Просто сказка.

Он жевал, а она стояла и смотрела во все глаза, как мужчина поедает пирожок, излучая полное эстетическое наслаждение самим процессом дегустации.

– Вы пекли? – спросил Северов, покончив с лакомством.

– Я, – кивнула, разулыбавшись, Анюта.

– Я на вас женюсь, – самым серьезным тоном пригрозил мужчина.

– За пирожки, что ли? – уточнила Анна.

– И за них в числе прочего, – кивнул он и поинтересовался: – И куда вы эту красоту несете?

– Олимпиаде Власовне для поддержания тетушкиных связей на должном высоком уровне, – принялась объяснять Анна. – Вы знаете Олимпиаду Власовну? – спросила она и, получив отрицательный ответ, принялась объяснять: – Она в свое время занимала очень высокий правительственный пост, а ее сын сейчас начальник департамента предпринимательства и инновационного развития. Тетушка Александра утверждает, что Олимпиада Власовна хоть и старая змея, давно пережившая свой яд, но не потерявшая железной хватки ни на йоту, которой и держит сына и все его семейство в своих руках и имеет на Константина Игоревича большое влияние. У них там все очень непросто, у чиновников. Связи-расчеты, интриги, свои дела непонятные. А я вот поддерживаю на должном уровне, – качнула она корзиной. И вздохнула: – Как-то так.

– Понятно, – кивнул Северов и поинтересовался: – А что вы в переулке застряли?

– Ой! – вскинулась, чуть не подскочив, Анна, вспомнив о подслушанном разговоре. – Антон Валерьевич! Тут такое дело… – И, посмотрев по сторонам, но не обнаружив ни одного свидетеля, придвинулась поближе к Северову и перешла на заговорщицкий жаркий шепот: – Я шла и вдруг услышала, как женщина разговаривает по телефону. Она сказала: «Они его нашли… Я говорила, что нельзя его там оставлять, что его найдут, а вы его там бросили. Засунули в эту дыру и толком не спрятали». Ругала того, кто сделал такую глупость. И еще сказала, что теперь придется «заметать следы», – и посмотрела вопросительно-выжидательно на Северова. Но, не дождавшись никакой реакции, пояснила: – Вы понимаете, что эта женщина говорила о трупе, который мы с вами нашли?

– Или обсуждала с подружкой сериал, – не впечатлился мужчина.

– Да нет, что вы. Она так отчитывала человека по телефону, очень строго. Говорила, что это было идиотизмом и теперь придется придумывать, как ликвидировать последствия и заметать эти самые следы. Это точно было не о сериале.

– Анюта, это мог быть разговор о чем угодно, – пояснил Антон. – О коте Борисе, нагадившем у соседки, которой того оставили на передержку, о краже батончика в магазине. Вариантов множество.

– Послушайте, – очень серьезно произнесла Анна. – Это совершенно определенно был разговор не о коте, батончике и сериале, а о преступлении. Вы не слышали, каким тоном она разговаривала, а я слышала, – и поделилась: – Тетушка сказала, что никто ничего расследовать не станет и все спишут на каких-то чужих людей.

– Александра Юрьевна – мудрая, проницательная и очень дальновидная женщина, – согласился с выводами тетушки Александры Северов.

– А вам самому не хочется разобраться и найти убийцу? – поинтересовалась Анна.

– Нет, – однозначно отрезал Антон. – И вам не советую увлекаться этим детективом.

– Но полицейские подозревают нас с вами, – убеждала его Анна, приводя следующий аргумент.

– На то они и полиция, чтобы подозревать, – пожал он равнодушно плечами.

– И вас нисколько не тревожит, что преступник на свободе?

– Нет, – уверил он ее. – Сейчас меня тревожит только то, что вы собираетесь отнести эти волшебные пирожки какой-то старой даме в целях укрепления деловых связей, а мне, увы, не удастся насладиться их великолепием и попробовать те, что с другими начинками.

Анюта посмотрела на него долгим задумчивым взглядом и предложила:

– А вы пригласите меня на чай.

Теперь пришла очередь Северова какое-то затянувшееся мгновение изучающе рассматривать выражение ее лица. Посмотрел-посмотрел странным, нечитаемым взглядом и произнес, придав тону особой торжественности:

– Анна Александровна, могу ли я быть удостоен чести пригласить вас на чай?

– Я принимаю ваше приглашение, Антон Валерьевич, – исполнив чинный, плавный поклон головой, ответила Анна. И тут же испортила всю разыгрываемую церемониальность, поделившись радостным предчувствием: – Мне ужасно хочется посмотреть ваш дом вблизи и внутри. Он меня просто завораживает. У вас потрясающий дом, сказочный просто. И ваш участок, вы его так преобразили.

Северов, усмехнувшись ее почти детской непосредственной горячности, галантно предложил:

– Тогда разрешите? – протянул он руку к корзине.

– Да, с удовольствием, – отдала она ему свою ношу вместе с зонтиком. – Спасибо, тяжеловато оказалось таскать ее на сгибе локтя.

– Прошу, – забрав у нее корзину, повел рукой Антон приглашающим двигаться вперед жестом и спросил, когда девушка пошла назад по проулку: – Александра Юрьевна не сильно будет сетовать, что вы так и не добрались до Олимпиады Власовны?

– Ничуть. Единственное, надо поставить ее в известность об изменении моих планов, – уверила Аня и спросила, в свою очередь: – Но вы ведь тоже, Антон Валерьевич, шли куда-то по своим делам?

– Я просто гулял, заметил вас и решил поздороваться.

Не стал объяснять ей Северов, что «гулял» он вполне целенаправленно в сторону дома ее тетушки, решив нанести дамам визит под предлогом обсуждения вчерашнего происшествия, якобы узнать, как прошел опрос Анны следователем, представиться лично Александре Юрьевне – в общем, наладить дружеские добрососедские отношения.

Вот так шел и вдруг увидел Анну, выходящую из калитки, не заметившую его, и последовал за девушкой, только разговора той тетки, о котором она так живо рассказывала, не слышал, чуть задержавшись, пропуская ехавшее по дороге VIP-такси, водитель которого, притормозив возле Антона, уточнил расположение интересующего его номера дома.

Когда они вошли на его участок, Анна закрутила головой, торопливо, но очень внимательно рассматривая дом, да и сам участок в пределах видимости, пока они шли по дорожке. Антон отметил, как изменилось выражение ее лица, да и сама она стала сосредоточенной, погруженной в свои мысли, цепким взглядом художника присматриваясь к деталям. И подивился: надо же, ей и на самом деле захватывающе интересно.

Но, оказавшись в теплом пространстве дома, Аня вдруг почувствовала, что успела даже не замерзнуть, а скорее отсыреть, что ли, и Северов, заметив, как девушка, сняв свой дождевик, непроизвольно ежится, поспешил провести ее в большую комнату, служившую кухней-столовой-гостиной, интересно разделенную на зоны разными дизайнерскими приемами; усадил в низкое уютное кресло возле камина, в котором тлели дрова багровым жаром, а сам занялся завариванием чая и накрытием стола.