Текст книги "Побег при отягчающих обстоятельствах"
Автор книги: Татьяна Алюшина
Жанр: Современные любовные романы, Любовные романы
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Когда они, наконец, расспросив старушку, увидев которую бежали через весь двор с криками «Бабушка, подождите!», чем напугали ее чуть ли не до смерти, ввалились в подъезд нужного дома, Вике казалось, что она уже околела. Ольга была не в лучшем состоянии: она так замерзла, что дрожала всем телом и у нее посинели губы.
– Идиотка! – ругалась Вика, стягивая с Ольги перчатки и растирая ей руки. – На улице мороз за двадцать, почему ты в пальто, а не в дубленке?
– Она старая и некрасивая, – хныкала Ольга, упершись головой в плечо подруги.
– Зато ты, молодая и красивая, будешь прекрасно смотреться на больничной койке! Все, пошли! Какой этаж?
– Четвертый, – вздохнула Ольга.
– Боже мой! Девочки, вы совершенно замерзли! – воскликнула хозяйка вместо «здрасте», когда открыла им дверь. – Быстро проходите! Раздевайтесь, вам надо немедленно согреться!
– Нет, нет, Елена Александровна, – пролепетала Ольга. – Мы пойдем, вот портфель.
– Никуда вы не пойдете! Сережа! – крикнула она в глубину квартиры.
У них явно было какое-то торжество. Хозяйка, молодая, лет тридцати, симпатичная, стройная женщина, была облачена в вечернее платье и туфли на каблуках. Из квартиры слышался шум застолья: смех, звон бокалов, громкие веселые голоса, тихая музыка.
Елена Александровна, ухватив обеих за рукава, втащила девчонок в прихожую и еще раз громко позвала:
– Сергей!
Пальцы на руках и ногах, понемногу начиная оттаивать, вызвали такую сильную боль, что у Вики навернулись слезы на глаза. Ольга, испытывая то же самое, с шипением втянула воздух сквозь зубы и, стянув перчатки, затрясла кистями.
В прихожую вышел мужчина, одетый для торжества в строгий темный костюм.
– Что случилось? – весело спросил он.
– По-моему, они обморозились, – ответила Елена Александровна обеспокоенно.
Мужчина, повернув голову назад, громко позвал:
– Егор! Иди сюда!
Крикнув, он шагнул к Ольге и стал расстегивать на ней пальто, Елена Александровна, торопясь, снимала дубленку с Вики.
В прихожую вышел кто-то еще, но Вике было так больно, что она уже ни на что и ни на кого не обращала внимания.
– Егор, они обморозились, надо, наверное, в горячую воду? – спросил хозяин, усаживая Ольгу на пуфик.
– Нет! – ответил мужчина. – Лена, куда их отвести?
Вику подхватили под локоть, куда-то повели, усадили в кресло, она не видела, зажмурившись от боли.
– Сергей, найди две пары теплых носков и дай водку. Лена, снимай с нее сапоги и колготы! – отдавал кто-то быстрые и четкие указания командирским тоном.
Тем же тоном ее спросили:
– Как вас зовут?
– Виктория.
– Вика, – стягивая с нее сапоги, приказал он, – вам надо снять брюки и колготы.
«Зачем?» – подумала Вика, но безропотно подчинилась.
Вернулся хозяин, принес носки и водку. Вика почувствовала, как на ноги плеснули холодной жидкости, а потом сильные горячие ладони начали растирать ее ступни.
– Не надо, больно! – чуть не заплакала она, стараясь выдернуть ногу из мучивших ее рук.
– Терпи! – приказал командующий всеми флотами и принялся за вторую ступню, продолжая отдавать приказы. – Сереж, им надо коньяку выпить.
– Сейчас сделаем!
Растерев ее ступни так, что Вике казалось, будто их ошпарили, он опять распорядился:
– Лен, надень ей носки, а я вторую девочку посмотрю.
Вике натянули на ноги носки и сунули в руки бокал с коньяком. Боль уходила, уступая место ощущению, что руки, ноги и щеки горят огнем.
Вика выпила коньяк и потянулась за своими брюками, валявшимися возле кресла. Она вытащила из брюк колготки и, не вставая с места, стала натягивать на себя.
– Как вы умудрились так замерзнуть? – спросил тот же командир всех командиров.
– Мы никак не могли найти дом, там у вас стройка, темно, табличек с номерами не видно, прохожих почти нет, а те, у кого мы спрашивали, не знали, – ответила Ольга.
– Понятно. Ну что ж, за стол. Напоить, накормить, обогреть душевно, и все будет в порядке. Обморожения нет, – констатировал командующий.
– Вы, наверное, генерал? – спросила Вика, рассмотрев, наконец, их с Ольгой спасителя.
– Нет, я врач, – усмехнулся он.
– Еще хуже! – вздохнула Вика.
Он был высокий, худощавый, жилистый. Темные, слегка вьющиеся волосы и веселые карие глаза немного смягчали волевое лицо: высокие скулы, тонкий, с еле заметной горбинкой нос, прямые брови, твердый подбородок, красиво очерченные губы – лицо человека, умеющего принимать решения и командовать.
Странно, но Вике показалось, что она его знает, хотя вот абсолютно точно, на сто пудов, никогда с ним не встречалась.
– Мы лучше пойдем, – подала голос Ольга.
– Никуда вы не пойдете! – решительно возразила Елена Александровна. – Все за стол! У Сергея сегодня день рождения, я поэтому так и спешила, что даже портфель забыла.
Их усадили за стол, хозяйка поведала гостям об их «героическом подвиге» по доставке ценного портфеля. Гости поохали, стали усиленно за ними ухаживать, уговаривая попробовать все блюда сразу.
Ольга расслабилась, отказавшись от коньяка, махнула водочки под общие одобрительные возгласы и с аппетитом принялась за еду, сразу же вписавшись в веселую компанию.
Вике такой радости расслабления не перепало. Она чувствовала себя неуютно, неловко, ей не хотелось ни есть, ни пить, ни оставаться здесь. И она ощущала на себе пристальный взгляд этих смеющихся карих глаз командира-спасителя, оказавшегося врачом.
Вот просто всей кожей чувствовала!
Больше всего ей хотелось оказаться сейчас дома, в горячей ванне с пеной.
Она спросила, можно ли позвонить, и, извинившись, выбралась из-за стола. Тихо радуясь придуманному предлогу: надо маме позвонить, дающему ей возможность побыть немного одной, прошла в кухню.
С мамой она все-таки поговорила, просто так, ни о чем, и, положив трубку, откинулась на табуретке, упершись спиной в стену и вытянув ноги. Посмотрела на большие, принадлежащие хозяину, шерстяные, грубой вязки носки, которые ей надели на ноги, и усмехнулась.
– Вам так сильно хочется сбежать?
Он стоял в проеме двери, засунув руки в карманы брюк и привалившись плечом к косяку.
– Сильно! – призналась Вика, выпрямившись на табурете и подтянув ноги.
Он подошел, присел перед ней на корточки, взял в руки ее ладони и, прямо посмотрев в глаза, сказал:
– Я вас отвезу.
– У вас машина? – спросила, просто чтобы что-то спросить, Вика.
– Нет, машина у таксиста, которого мы поймаем.
– А Ольга как же?
– Ольгу Ленка не отпустит. Ее накормят, напоят и уложат спать, предварительно сообщив родителям, что чадо в целости и сохранности.
Вика наклонилась, придвинув свое лицо совсем близко к нему, заглянула в карие глаза. Что она прочла в них тогда? Чем заворожилась? Что поняла такого?..
– Тогда поехали, – согласилась она.
А потом были эти сутки!
И не было в них обжигающей, безумной страсти, а было что-то выше, наполненное невероятной нежностью, снизошедшим откуда-то глубоким доверием, в котором не было места никакому обману.
Хотя страсть тоже присутствовала! Это точно! Такая, что – ух!!!
В одиннадцать вечера, в субботу, у него был самолет.
Он улетал в Африку работать. На полгода.
Все! Конец истории!
Прошло почти пять лет.
От воспоминаний ей лучше не стало, но дрожь в руках прошла.
– И на том спасибо! – поблагодарила Вика.
Она развернулась на сиденье и посмотрела на спящего Степку. Сидела, смотрела и понимала, что это надо сделать! Что это правильное, может, единственно верное решение. И никакие ее чувства-эмоции, боль застарелой обиды и непонимания сейчас не имеют значения. Ни-ка-ко-го! Вот спит ее солнышко, ненаглядный сыночек, самый прекрасный ребенок на свете, и только его безопасность и здоровье имеют значение! Только они!
– Ладно, сынок, прорвемся! – твердо пообещала она.
Вика постояла несколько секунд перед освещенным аквариумом подъезда, мысленно попрося у Бога, чтобы Егор Дмитриевич Князев проживал по этому адресу и в данный момент находился у себя дома.
А уж женат он или не женат, спит сейчас с одной или тремя дамами одновременно, обзавелся ли еще тремя детьми, ей до лампочки.
Ей нужна помощь, и она ее получит!
Приподняв Степку, она прижала его к себе посильнее и решительно направилась к подъезду.
Лучшая защита от любых охранников – нападение!
Собственно, сейчас она могла только нападать, пожалуй, мальчонке, изображающему рыбку, лучше поостеречься.
Вика нажала кнопку звонка.
– Слушаю вас, – ответил ей домофон.
Через стекло она видела, как охранник смотрит на нее.
– Вы не слушайте, а дверь откройте, мне тяжело!
Уж что было в ее голосе и тоне, одному Богу известно, но охранник быстро выскочил из-за своей конторки и побежал к двери.
– Вы к… – распахивая дверь, попытался спросить он, но Вика перебила:
– Придержите дверь! Вы что, не видите, мне неудобно!
Придерживая дверь, он безропотно пропустил ее.
– Я в тридцать третью! – предупреждая его вопрос, сказала Вика.
– К Егору Дмитриевичу? Я позвоню! – продолжая исполнять свои обязанности, почти попросил ее охранник.
– Не надо! – ответила Вика, проходя к лифту. – Он ждет!
– Пятый этаж, – сдался мальчонка.
– Я знаю! – совсем уж грозно рявкнула Вика, естественно не зная, на каком этаже находится эта распрекрасная квартира с ее хозяином внутри.
Лифт бесшумно распахнул двери, и Вика, шагнув в коридор, устланный ковровой дорожкой, уперлась взглядом в дорогую, широкую и массивную дверь с циферками «33», поблескивающими в приглушенном свете выпуклыми бочочками.
Постояв перед дверью, она двинулась к окну в конце коридора. Уложила Степку на широкий подоконник, подсунула ему под голову любимого зайца, приперла его рюкзаком, подстраховав, чтобы не упал, и разрешила себе небольшую передышку.
«Ну и кем же ты стал, Егор Князев, в этой жизни, если живешь в таком доме и ездишь на такой машине с таким приложением к тортику?»
Она видела его полгода назад.
Это было вообще нереально – случайно встретиться в Москве! Да ладно, так не бывает!
Степка обожал пирожные, которые готовили в «Рамсторе», и Вика, решив его побаловать, заехала в магазин после работы. Она перекладывала пакеты с продуктами из тележки в багажник, когда увидела Егора. Он шел по соседнему ряду стоянки, между машинами, толкая впереди себя тележку, загруженную доверху.
Замерев, как под гипнозом, Вика смотрела на него, не отрывая глаз.
Ему сейчас было тридцать семь, но он совсем не изменился, только немного поседели волосы на висках. Пискнула сигнализация, он открыл багажник джипа, к которому подкатил тележку, и стал перекладывать пакеты.
У Вики защемило сердце и быстро, быстро застучало, шибанув приливом крови к лицу.
«Черт бы тебя побрал! Почему ты бросил меня?!» – забилась болью жилка на виске.
Закрывая багажник, он слегка повернул голову в сторону, таким знакомым движением, которым обычно ее сын выражал недовольство. Увидев это, Вика, откинув все обиды и сомнения, сделала шаг по направлению к нему и в этот же момент услышала:
– Егор!
Она повернулась на голос, окликнувший его, и увидела девушку.
Молодая, очень стройная, высокая, с длиннющими ногами, растущими оттуда, откуда и положено им расти у таких девушек, она была одета в топик, больше похожий на лифчик, и коротенькую юбчонку. Туфли на высоченных каблуках модельной походкой несли красавицу к Егору, а красавица несла тортик, держа коробку за веревку двумя пальчиками.
– Я же просила тебя подождать! – капризно попеняла красотка.
Он что-то буркнул в ответ и сел за руль, прибавив ходу, девушка подошла к машине и забралась на пассажирское сиденье впереди. Джип завелся и неторопливо стал выезжать со стоянки. Вика проводила его взглядом, помимо воли запоминая номер.
«Богатый, благополучный, в обнимку с такими ногами! Нам нет места в его жизни. Вот и ладно! Аминь!» – решила она, садясь за руль и загнав назад попросившиеся слезы, утвердила еще раз: «Нет места! И действительно, Вика, все! Аминь!»
– Наплюй! – сказала себе шепотом Вика. – В данный момент это точно не имеет значения! Ничего, кроме Степки, сейчас не имеет значения!
Несколько раз глубоко вздохнув, она решительно подошла к двери, нажала кнопку звонка и не отпускала, повторяя про себя, как заклинание, как молитву: «Главное, Степка! Главное, Степка!»
Он только начал серию упражнений, когда, разливаясь колокольным звоном по квартире, раздался звонок в дверь. Не обращая внимания, Егор продолжал занятие.
Колокола звенели и звенели.
Егор понял, что открыть придется хотя бы для того, чтобы послать звонившего подальше или набить ему морду. Не суетясь, он завершил упражнение, выдохнул и пошел открывать.
Распахнул дверь и замер.
«Этого не может быть!» – садануло в мозг, как удар, вызывая неосознанное желание тут же захлопнуть дверь.
– Здравствуй! Ты меня, наверное, не помнишь, я…
– Здравствуй, Вика, – перебил он.
– Мне нужна помощь! – не спрашивая, а требуя, сказала она.
«Мне, видимо, тоже! И скорее всего, психиатра!» – подумал Егор.
Он не хотел ее впускать ни в квартиру, ни в свою жизнь, ни в свое настоящее, вычеркнув из прошлого.
Пауза затянулась.
Егор не отвечал, не сделал шаг назад, приглашая войти, а, задумавшись, бесцеремонно ее рассматривал.
Бежевая стильная курточка на ней была расстегнута, демонстрируя тонкий свитерок, заправленный в джинсы, затянутые поясом, подчеркивающим тонкую талию, не по погоде легкие мокасины на ногах, не добавлявшие ей роста, производили впечатление стильной простоты.
Она изменилась, но он никак не мог определить, в чем именно.
Фигура осталась такой же, какой он помнил: полненькая, с удивительно тонкой талией, все те же длинные волосы оттенка темного меда, забранные в хвост, с выбившимися непокорными, светлыми прядками, подчеркивающими изысканность и утонченность лица и шеи.
Но, присмотревшись, понял, почувствовал, что в ней изменилось, и даже растерялся, обалдев. Она смотрела на него темно-синими, фиалковыми глазами, как смотрят те, кто готов идти в бой и, если понадобится, умереть, – спокойно-осатанело, решительно, когда перестают иметь значение общепринятые правила, пустая мораль, а остается нечто более ценное, единственно ценное в жизни. О господи!
Он знал, когда так смотрят, и видел не раз такое выражение глаз на войне, но это были здоровые мужики, и они воевали, а не хрупкие барышни, пришедшие из прошлого среди ночи.
Он понял: с ней что-то случилось, какая-то беда, и еще она очень устала – темные круги под глазами, бледное лицо, ввалившиеся щеки, вместе с волной решимости от нее исходили волны беспредельной усталости и чего-то столь непонятного, но, несомненно, вызывавшего априори уважение.
Странно, действительно странно!
– Проходи, – сдался он, отступая.
– Я сейчас. – Она метнулась, куда-то в сторону.
«Наверное, что-то оставила на окне», – понял он, радуясь небольшой передышке, сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, успокаиваясь.
«Я ее выслушаю, вызову такси и отправлю домой», – решил Егор.
Вика вошла… держа на руках спящего ребенка, спокойно спросила:
– Куда его можно положить?
– Идем, – хрипло ответил Егор, устав удивляться, и злиться, и недоумевать, что происходит.
Он провел ее в гостевую спальню, указал на большую кровать и вышел из комнаты. Егор прошел в кухню, включил чайник, достал из холодильника какие-то продукты, не задумываясь зачем. Скорее всего, чтобы занять себя каким-нибудь делом. Он резал хлеб и прислушивался к звукам в квартире – вот она вышла из спальни, вернулась в прихожую, наверное, снять верхнюю одежду, легкие, еле слышные шаги стали приближаться к кухне.
Она вошла, устало села на диван, стоявший возле стола, и положила рядом рюкзак, который почему-то принесла с собой.
Егор, заварив чай на сей раз в заварном чайнике, поставил на стол тарелку с наскоро нарезанными бутербродами, чашки и, наливая ей чай, разбил затянувшуюся тишину и собственное недоумение вопросом:
– Когда ты спала последний раз?
– Не помню, – равнодушно-устало ответила Вика.
– А когда ела?
Она не ответила, взяла двумя руками чашку, согревая ладони.
Егор сел за стол, отпил чаю и приказал:
– Рассказывай!
А что валандаться? Пришла же она зачем-то через пять лет! Не чайку же попить в самом деле!
Она посмотрела на него в упор долгим изучающим взглядом и без переходов и пауз начала рассказывать. Он, внимательно слушая, встал, закурил, подошел к окну и сел на подоконник.
– Ты врач и, конечно, об этом слышал. Скажи мне, это возможно вообще? – спросила Вика.
– Да. Есть такой нелегальный бизнес. Но для донорства берут беспризорников, есть родители, которые сами продают детей. Те, кто занимается нелегальным изъятием органов, вряд ли рискнут брать их у детей из нормальных семей.
– Ты мне не веришь, – поняла она и даже кивнула утвердительно.
– Вика, я понимаю, что ты испугалась за сына, но делать такие выводы на основании подслушанного разговора – это несерьезно! Если бы ты слышала, о чем болтают мои медсестры на перекурах! Это не доказательство и не основание для побега из больницы, а других фактов у тебя нет!
– У меня есть факт, что здорового ребенка кладут в больницу и собираются оперировать! – спокойным, ровным тоном ответила она.
– Бывает, что болезнь протекает без внешних симптомов.
– Даже если она такая тяжелая, что надо срочно оперировать?
– Я не могу ни подтвердить, ни опровергнуть твои предположения, я не видел ребенка и его анализы.
– А я тебе покажу, – сказала Вика.
Она достала из рюкзака и положила на стол Степкину историю болезни.
Егор затушил сигарету в пепельнице, вернулся к столу, сел, притянул к себе бумаги и спросил:
– Стащила?
– Да, мне же нужны факты.
Он посмотрел на титульный лист и удивился: заполнен он был не по правилам – без даты рождения, фамилий и имен родителей и даты поступления. Там просто было написано: «Степан Шалый. 3 года» и адрес проживания.
«Недолго мучилась старушка… – всплыла у него в уме фраза из садистского детского стишка. – Ладно, проехали!»
Он прочитал заключение врача, просмотрел анализы и перевел тяжелый, осуждающий взгляд на Вику, но попридержал себя от резкого высказывания, ограничившись сухой констатацией:
– Ты зря сбежала из больницы. Он болен, и у него очень плохие анализы: белок в моче, явный воспалительный процесс, очень плохая кровь!
Вика сделала глоток чаю, осторожно, медленно поставила чашку на стол.
– Прочитай вслух, что написал этот Вениамин Андреевич, я не смогла разобрать.
– «Больной поступил с жалобами на частые позывы к мочеиспусканию и резкие боли, быстрая утомляемость, слабость, температура 37–38 градусов в течение длительного времени, повышенные нижние показатели артериального давления, потеря аппетита и веса, боли в поясничной части». – Егор перевел дыхание и заговорил с ней, как с пациенткой: мягко, но решительно: – Судя по симптомам, тяжелая почечная патология. Ему надо в больницу, Вика! Срочно!
– Егор! – глядя прямо ему в глаза, медленно и четко произнося слова, сказала она. – У него нет и не было температуры, в больнице никто не мерил ему давление и не ставил градусник. Он ни на что не жаловался, а когда я спрашивала, говорил, что у него ничего не болит. У Степки нет и никогда не было никакого частого и болезненного мочеиспускания, ничего из того, что здесь написано!
Вика поставила рюкзак на колени, порылась и извлекла из кармашка сигареты, закурила, опять полезла в рюкзак, вытащила белый конверт и протянула Егору.
– Теперь посмотри эти анализы!
Он достал цветные бланки и только тогда перевел взгляд с нее на листки и принялся изучать данные.
В «шапке» анализов были указаны имя, фамилия и возраст: 3 года.
«Я уже понял!» – одернул он себя и сосредоточился на цифрах в колонках.
По мере осознания результатов анализов у Егора побежал холодок по спине.
Вика, внимательно следившая за выражением его лица, заметив перемену в нем, расслабилась, только сейчас обнаружив, что все мышцы у нее свело судорогой от непомерного напряжения.
– По результатам этих анализов, он совершенно здоров, – сказал Егор.
– А что это за анализы? Мне никто так и не объяснил, – спросила Вика.
– Один – расширенный анализ крови, в него входит и общий, и много других параметров, а второй, если объяснять просто, некие генетические исследования.
– При диагнозе, который ему поставили, такие исследования обязательны? – допытывалась она.
– Нет, но, если твои подозрения верны, тогда понятно, зачем тебя заставили их сдавать.
– Зачем?
– Допустим, что, возможно, твоего сына нашли как идеального донора для конкретного пациента. Конечно, в этом случае нужны еще несколько серьезных исследований.
– Эти анализы ему сделали десять дней назад, – четко произнесла она и спросила: – Теперь ты мне веришь?
– Мы сделаем так, – ушел от ответа Егор, – сегодня воскресенье, в понедельник поедем ко мне в клинику, сделаем повторные анализы и посмотрим ребенка на УЗИ.
– Спасибо, – сдержанно поблагодарила Вика, – но, если бы мне надо было только его обследовать, я бы не обратилась к тебе за помощью, это я и сама собиралась сделать в первую очередь.
– И чем же еще я могу тебе помочь? – влет раздражился Егор.
– Ты врач, к тому же военный врач. Ты был в Чечне и в этой своей Африке, значит, наверняка хорошо знаешь кого-нибудь из органов. Главное, чтобы ты доверял этому человеку.
– Ты хочешь, чтобы провели расследование? – не поверил Егор.
– Да, но если это делать официально, они сразу узнают и спрячут все концы. Я хочу, чтобы профессионалы мне помогли вычислить всю их схему, всех, кто в этом участвует, а уж потом, с фактами, идти в милицию.
– Зачем тебе это? – возмутился Егор.
– Затем, что я хочу, чтобы мой ребенок рос спокойно и я не боялась, что в любой момент какая-нибудь сволочь решит, будто он идеальный донор, к тому же замечательно здоровый! И чтобы больше ни одна мать не обвиняла себя во всех смертных грехах, потому что упустила, проглядела болезнь ребенка, умирая тысячью смертей от непонимания и ужаса, как все это могло случиться!
Она так разозлилась, что была как натянутая струна и вызывала невольное уважение своей решимостью придушить тех, кто посмел угрожать здоровью и благополучию ее ребенка. В этом было нечто неистово прекрасное, первобытное, сильное, он зачаровался на какое-то мгновение этой силой ее материнского инстинкта. И тут же одернул себя – не хватало! С ума спрыгнул, что ли!
Резким движением Вика выдернула у него из-под рук документы, затолкала их в рюкзак, встала, закинула рюкзак на плечо и звенящим от ярости голосом спросила:
– Где находится твоя клиника и во сколько нам приехать?
– Куда ты собралась? – удивился Егор.
– На дачу моей подруги, там нас вряд ли найдут.
– И как ты собираешься туда добираться, еще нет и семи часов?
– У меня машина у подъезда.
– Ясно.
Он встал, подошел к ней, стянул с ее плеча рюкзак и протянул руку.
– Дай мне ключи от машины, я поставлю ее на стоянку, а ты иди спать.
– На какую стоянку? – не поняла Вика.
– У нас возле дома стоянка, ты не заметила?
– Нет.
У нее кончились силы, вот так вдруг, в одно мгновение, она даже не смогла спорить с ним.
«Ладно, и черт с тобой! Действительно, надо поспать, а потом я решу, что дальше!»
Егор поставил машину на стоянку и медленно прошелся по совершенно безлюдной улице, пытаясь разобраться в том, что она ему рассказала, и в том непонятном нагромождении чувств, эмоций, вызванных ее странным, неожиданным появлением. Вернувшись домой, он осторожно заглянул в гостевую спальню.
Ребенок спал в обнимку с игрушечным зайцем, облаченный в пижамку, скинув с себя одеяло во сне. Вика спала рядом. Присев на край кровати, она просто свалилась на бок, не успев ни раздеться, ни разуться, ни просто оторвать ноги от пола.
Егор подошел к кровати, постоял, порассматривал ее, спящую, какое-то время.
«Ну что, Вика Шалая, как тебя угораздило вляпаться непонятно во что и какого черта тебя принесло в мою жизнь?»
Он невесело усмехнулся своим мыслям, снял с нее обувь, стянул джинсы вместе с колготками, свитерок, но майку, которая обнаружилась под ним, снимать не стал, уложил ее ноги на кровать, накрыл их вместе с ребенком одеялом и тихо вышел из комнаты.
Подумав, все-таки налил себе граммов тридцать коньяку и выпил, достал из Викиного рюкзачка, который сам положил на диван, забрав у нее, историю болезни и белый конверт.
Нормальные люди спят по воскресеньям в такую рань, и желательно где-нибудь на даче. Он и собирался к друзьям на дачу, но в субботу его вызвали в клинику на срочную, внеплановую операцию. Операция оказалась сложной, долгой, и он просто поленился ехать. А ночью к нему ворвалась Вика Шалая, как черт своим хвостом перебаламутив тихий омут его жизни! Вот какого, спрашивается!
Ладно, разберемся. И он вернулся от непродуктивных вопросов к повторному изучению истории болезни и анализов мальчика Степана Шалого трех лет.
Егор любил свою работу! Очень любил.
Когда он оперировал, чувствовал что-то необъяснимое, некое измененное состояние сознания, в котором все вокруг исчезает и перестает иметь какое-либо значение. Остается только этот момент, твои знания, твои руки, и шаг за шагом ты продвигаешься вперед, продумывая, как в шахматах, каждое следующее действие. А потом совсем ненадолго приходит ощущение победы, даже не победы, наверное, это не так называется, нечто неуловимое, какой-то восторг, радость, сменяющаяся приятной, заслуженной усталостью. И всегда это происходит по-разному. Когда ты продумываешь план операции, описываешь и представляешь, что и как будешь делать, – это одно, а когда начинаешь оперировать, то очень часто получаешь сюрприз за сюрпризом, сталкиваешься с неожиданными осложнениями и каждый раз не знаешь, чего ожидать, разрезая пациента. Человеческий организм как шкатулка с сюрпризами – знаешь, что сейчас что-то выскочит, а вот что?
Егор закурил и посмотрел на сигарету, задумавшись.
Он не мог решить, права она или нет. Из истории болезни становилось ясно без сомнений: здесь что-то не так – ни одна мать не сможет не заметить такого тяжелого состояния ребенка, а когда просмотрел другие анализы, его сомнения усилились. Ну, допустим, что мальчика действительно выбрали донором, но такой уверенности, как у Вики, у Егора не возникало. Мало ли что это могло быть! Обычная лабораторная ошибка, да что угодно, весьма прозаическое и далекое от криминальных киношных страстей.
Он ей поможет разобраться. Поможет и выпроводит из своей жизни!
Совсем выпроводит, с концами! Навсегда! И постарается забыть. Один раз забыть Вику Шалую у него получилось. Почти получилось. Но сейчас для забывания куда как больше поводов – мальчик Степан трех лет.
Он с силой затушил бычок в пепельнице.
* * *
Егор стал курить в Чечне. Там невозможно было не курить, как невозможно было не пить спирт, иначе можно было бы свихнуться или подохнуть от усталости.
Его вызвали накануне Нового года, тридцатого декабря, и отдали приказ первым же рейсом прибыть в Чечню. Для всей страны это был Новый, 1995 год, а для тех, кто был в Чечне, ад, замешанный на неприкрытом предательстве, больших вонючих деньгах и тысячах смертей!
Но это он узнал и понял гораздо позже, а тогда не думал ни о тактике, ни о стратегии войны, ни о том, где и как идут бои. Он латал и штопал, стараясь спасти как можно больше жизней, не отходя от стола по шестнадцать–восемнадцать часов, состоящих из кровавого месива живых и мертвых, раненых и умирающих.
А когда вернулся назад в Москву, в свой госпиталь, постепенно стал чувствовать, что мается чем-то непонятным, до конца необъяснимым. Что ему не хватает той работы на пределе сил, того состояния, когда мгновенно принимаешь решение, порой рискованные, но единственно правильные, когда постоянно настроен на внутреннюю интуицию, иногда срабатывающую раньше разума, на необходимость думать, принимать ответственные решения, не позволяя себе выпадать из этого состояния.
Конечно, все, кто там работал, хотели вернуться назад, к размеренной работе, плановым операциям, отдыхам по выходным, – мечта!
Но постепенно привыкнув к спокойной жизни, вернувшись в обычный ритм, Егор все чаще стал чувствовать глубокую неудовлетворенность. Мизерные, унизительно нищенские зарплаты, убогий бюджет, нехватка материалов и аппаратуры и никакой возможности для научной работы. Будучи в Чечне, Егор умудрился собрать массу уникального материала по неожиданным оперативным действиям, сложным ранениям, да чего там только не было! Он несколько раз писал статьи, которые печатали в специальных журналах, но все это было не то. Не то! Для тех идей, которые он вынашивал, задуманных операций требовались новая техника и новейшие препараты, современный подход, а их не было.
Несколько раз Егор заводил эти разговоры с начальством, но главный пожимал плечами, тяжело вздыхал и безнадежно разводил руками, сам испытывая те же чувства.
Однажды он срочно вызвал Егора к себе.
– Нужен классный хирург, – с места в карьер, начал главный, – работать в Африке. Там под эгидой ООН и Красного Креста разворачивают несколько полевых госпиталей. Дело в том, что местные ребята воюют друг с другом и кому-то надо их лечить, а своих специалистов такого уровня у них нет. Пока миротворцы будут их умиротворять, кто-то должен их штопать, а заодно и лечить местное население. Мне пришел запрос из штаба, я, конечно, могу приказать, но решай сам. Ты у меня главный кандидат: во-первых, ты не женат, семьи у тебя нет, а командировка предполагается на полгода, во-вторых, у тебя опыт полевой хирургии, ну а в-третьих, ты как-то совсем скис.
– Я согласен, – сразу ответил Егор.
Две недели собирались документы, согласовывались даты, делались прививки, а когда все бумаги и билет на самолет были уже у него на руках, за день до отлета позвонил Серега, его друг и одноклассник, и пригласил на свой день рождения.
– Ты кто? – услышал Егор детский голос за спиной.
Он повернулся. Перед ним в пижаме, босиком, прижимая к боку плюшевого зайца, стоял мальчик. Челка закрутилась в завиток, одна щечка розовела, отлежанная во сне, крепенький, очень симпатичный малыш. Никакого испуга, а только детское любопытство в глазах.
У Егора почему-то защемило сердце.
– Я Егор, – улыбнулся он.
– А я Степан, – представился мальчик. – Мне надо пописать!
– Горшка у меня нет, – развел руками Егор.
– Я уже большой мальчик и писаю в унитаз! – разъяснил малыш.
– Ну, идем!
Егор взял его за ладошку и отвел в туалет. Но там они столкнулись с некоей проблемой – унитаз оказался высоковат для парня.
– У нас дома для этого скамеечка есть, – вздохнул Степан.
– Сейчас будет тебе скамеечка, – пообещал Егор.
Он зашел в кабинет, не глядя выдернул с книжной полки пару увесистых томов и, вернувшись в туалет, к ожидающему его Степану, положил их на пол возле унитаза.
Степан забрался на книжки и, протянув Егору зайца, важно сказал:
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?