Текст книги "Соло для влюбленных. Певица"

Лариса вздрогнула, как от удара. Что это? Намек? Или он действительно звонил и не дозвонился? Не имеет отношения к страшному голосу? Или проверяет ее реакцию на свои угрозы?

Боже мой, сколько вариантов, и ни у кого не спросишь подсказки!

– Да, я выключила телефон. Плохо себя чувствовала.

– Весь вечер? Я звонил с пяти.

– Весь вечер. Я спала.

– Надеюсь, ты хорошо выспалась?

Снова в его голосе ей почудился скрытый смысл. Нет, это несомненно он. Издевается над ней. Ведь он прекрасно знает, как она спала в эту ночь. И в прошлую тоже.

– Нормально выспалась. Глеб, я пойду к себе в гримерку, мне петь еще.

– Можно подумать, что мне танцевать! – усмехнулся Глеб. – Что-то ты стала больно нежная. То плохо себя чувствуешь, спишь среди бела дня, то после первого же действия ножки протягиваешь от усталости. С чего бы это?

– Прости, я не такая выносливая! Это только ты у нас везде успеваешь и никогда не устаешь, – колко сказала Лариса и увидела, как в тот же момент смеющееся лицо Глеба точно окаменело. Он быстро оглянулся и снова напряженно уставился на Ларису. В глазах его явственно читался испуг.

Но почему? Что такого она сказала? Лариса вновь почувствовала усталость и отчаяние. Сколько можно разгадывать эти дурацкие ребусы, проводить бесконечные параллели между сюжетом оперы и реальными событиями?

Никакая она не Джильда, а просто вконец запутавшаяся, несчастная идиотка, которая скоро будет пугаться своей собственной тени.

Она резко повернулась и почти бегом бросилась по коридору, оставив позади себя непривычно молчаливого и бледного Глеба.

Больше всего она боялась, что он окликнет ее, но он не окликнул.

Дверь гримерки распахнулась навстречу Ларисе, и она нос к носу столкнулась с выходящей оттуда Милой.

– Все видела и все слышала, – прощебетала та, обнимая Ларису.

– Что – все? – Лариса с ужасом взглянула на подругу.

– Как это – что? – в недоумении пожала плечами Мила. – Твою сцену, конечно. Мне очень понравилось.

Ну да. Естественно. Что еще Мила могла иметь в виду? Это она, Лариса, совсем рехнулась, перестала воспринимать нормальную, человеческую речь. А впрочем, еще и не такой станешь, если по два раза в сутки тебе станут названивать по телефону, требуя неизвестно что и награждая «очаровательными» эпитетами.

– Спасибо, – Лариса поцеловала Милу в щеку, Зашла в гримерку.

Надо держаться, ведь все-таки самое трудное уже позади. Надо доказать Мишке, что его спектакль – замечательный и должен понравиться.

Раздался стук в дверь, и в гримерку просунулась взлохмаченная голова Лепехова.

– Отлично, – Мишкина физиономия сияла, точно медный таз. – Молодцы, ребятки. То, что надо. Ну, про Ситникова я молчу, он у нас в некотором роде феномен, фабрика по выработке сверхкачественного вокального звука, и легкие у него железные. Но ты, Лара! Ты так пела! Господи, я, взрослый мужик, слушал и ловил себя на том, что у меня глаза чешутся.

Лариса рассеянно слушала шквал комплиментов в свой адрес. Мишка никогда не скупился на похвалы солистам, если те их действительно заслуживали. Обычно, дождавшись от главрежа такой похвалы, Лариса таяла от удовольствия.

Но сейчас ей сделалось еще страшнее. Хотелось одного – остаться одной, отгородиться от всех, не петь, не говорить. Просто закрыть глаза и уснуть.

– Ладно, пойду вправлю мозги Косте и Людмиле. – Лепехов послал Ларисе воздушный поцелуй и скрылся.

Лариса в изнеможении опустилась в кресло перед зеркалом. Налила себе воды из графина, достала щетку, расчесала спутавшиеся волосы.

Послышался звонок к началу второго действия. В коридоре раздались быстрые шаги, и в гримерную влетела запыхавшаяся Мила.

– Идем, Артема послушаем. Он сейчас начинает.

– Я попозже подойду, – Лариса сделала глоток из стакана, – иди одна.

– Не хочешь? – Мила осуждающе поджала губы. – Мы вас с Глебом слушали всей труппой.

– Да, я понимаю. Говорю тебе, сейчас приду. Через пару минут.

– Смотри, не пропусти свой выход, – Мила, пожав плечами, исчезла.

Лариса сидела в оцепенении, машинально сжимая в одной руке щетку, а в другой стакан с водой. Конечно, надо идти, слушать Артема. Второе действие – самое сильное во всей опере. И роль Риголетто – самая главная. Лариса так за все репетиции и не удосужилась послушать сольную сцену Артема целиком – то болтала с Глебом, то выходила из зала отдыхать, то повторяла свою партию.

Надо идти, тем более что сразу за арией Риголетто следует второй выход Джильды.

Но идти нет сил. До Ларисиного слуха донеслась приглушенная музыка. Действие началось. Прикрыв глаза, Лариса в деталях представляла себе, что сейчас происходит на сцене.

Риголетто напевает свою знаменитую песенку с беззаботным ритмом, но написанную в миноре, таящую в себе боль и горечь. Он ходит по покоям Герцога в надежде разыскать хоть какие-нибудь следы похищенной дочери.

«Ну, что нового, шут?» – дразнит его один из приближенных Герцога.

«Пожалуй, то, что вы глупей сегодня!» – отвечает Риголетто.

«Ха-ха-ха!» – смеются придворные. Риголетто продолжает свои поиски…

…Надо встать и идти! Сейчас начнется ария…

Оркестр заиграл решительное и страстное вступление. «Ну давай же, давай! – уговаривала себя Лариса. – Поднимайся с этого кресла».

Время уходит. Пока она пройдет коридор, Артем уже закончит. Нужно скорее.

Руки и ноги налились такой тяжестью, что казалось, будто они стали свинцовыми. За дверью послышался шум и голос Иры Смакиной, приближаясь, встревоженно произнес:

– Где Лара? Лариса! Где ты?

– Я здесь, – крикнула Лариса в коридор и не узнала своего голоса.

– Быстрее! – Ира появилась на пороге, лицо ее раскраснелось, глаза взволнованно смотрели на Ларису. – Тебя все ищут. Ария кончается. Что случилось? Ты плохо себя чувствуешь?

– Уже нет, – Лариса вышла из артистической.

Ира быстро шла, почти бежала по коридору к выходу на сцену. Лариса невольно прибавила шагу вслед за ней. Она успела как раз в тот момент, когда за кулисами воцарилась секундная пауза. И тут же оркестр грянул бравурный пассаж.

– Давай! – Ира легонько подтолкнула Ларису, и та выбежала на сцену, навстречу Артему.

– Джильда!

– Отец мой!

Они стояли друг напротив друга, и Лариса снова, как и вчера, читала в глазах Артема участие и понимание. Но если она ничего не сказала ему тогда, когда они были одни, что можно сделать сейчас, под ярким светом прожекторов, на виду у полного зала?

– Прочь все ступайте! И если Герцог ваш войти сюда посмеет, пусть за судьбу свою страшится! – Речитатив Риголетто звучал на одной низкой ноте, и в нем слышалась такая скрытая сила, что у Ларисы на мгновение дух захватило. Она снова перестала различать, где опера, а где ее собственная жизнь.

Артем поглядел вслед удалившимся придворным, затем приблизился к Ларисе и спел:

– Правду! Только правду!

Гобой начал простую, безыскусную мелодию – тему печальной арии-исповеди.

Она расскажет ему все! Именно здесь, на сцене! У нее нет больше сил держать в себе весь этот ужас и нет никого на свете, кто бы выслушал ее, вот так, глядя в глаза. Он должен понять ее и помочь!

В храм я вошла смиренно

Богу принесть моленья,

И вдруг предстал мне юноша,

Как чудное виденье…

Она перестала видеть зал, лица в нем, напряженно глядящие на сцену. Перестала видеть самого Артема, не слышала оркестр, тихо играющий сопровождение к ее мелодии. Перед глазами Ларисы одна за другой мелькали картины недавнего прошлого: вестибюль театра, лестница, на лестнице – улыбающийся Глеб. Темные волосы, светлая рубашка. Дальше, безо всякого перехода – серый «опель», красные крабьи глаза, торчащая кверху острая антенна. И снова Глеб, его белозубая улыбка, он спускается сверху, подходит все ближе, ближе…

– «Хоть уста молчали, но взгляд открыл любовь мою».

Артем внезапно покинул место, где он стоял, и встал почти вплотную к Ларисе, загораживая от нее зал. В тот же момент она почувствовала соленый привкус на губах и поняла, что плачет. Артем не загораживал зал от Ларисы, он закрывал от зрителей ее мокрое от слез лицо.

Голос у Ларисы срывался. Она слышала, как противно дребезжат высокие ноты. Это место всегда выходило у нее без особого труда, хотя считалось одним из самых сложных в партии. Теперь же Лариса думала об одном: как допеть до конца, не запоров всю вторую часть арии. Ей не хватало дыхания, и она судорожно стала брать его не в тех местах, только бы дотянуть, не замолчать посредине сцены.

Потом она поняла, что все старания бесполезны. Арию еще кое-как можно спасти, но дуэта, идущего вслед, ей не осилить. Надо как-то подать знак Артему, чтобы тот не начинал дуэт. Пусть сцена закончится прямо сейчас, хоть это, конечно, черт знает какая чепуха и безобразие.

Лариса сделала шаг по направлению к кулисам. Затем еще шаг и еще. Кажется, Артем понял ее, потому что тоже стал отступать, отходить в глубь сцены. Хорошо бы еще, чтобы этот «замечательный» замысел каким-то образом подхватил дирижер, ничего не подозревая, машущий себе палочкой в своей оркестровой яме!

Однако ничего уже изменить было нельзя. С трудом допев последнюю ноту, Лариса прошмыгнула за кулисы, к которым успела подобраться вплотную, и опрометью бросилась в гримерную. Она больше не сдерживалась, и слезы текли по ее щекам в три ручья, безжалостно уничтожая так тщательно наведенный макияж.

Вот она, заветная дверь! Главное – поскорее защелкнуть задвижку, чтобы никто не вошел следом. Интересно, действие кончилось или оркестр еще играет заключение? А впрочем, ей теперь это совершенно неинтересно. Все равно! Она даже не знает, как выйдет отсюда, куда пойдет, что станет делать…

Дверь, которую Лариса так и не успела запереть, широко распахнулась. Артем молча отодвинул Ларису в сторону, зашел в комнату, затем аккуратно повернул колесико замка. Несколько мгновений они в упор смотрели друг на друга. Затем она прижалась к его груди и громко, в голос разрыдалась.

Он ничего не говорил, только тихонько гладил ее по волосам. Потом, дождавшись, пока Лариса немного успокоится, утихнет, осторожно отстранился, оглядел ее распухшее, покрытое черными разводами лицо, чуть насмешливо покачал головой:

– Какая же ты красавица!

– Я курить хочу, – жалобно проговорила Лариса и всхлипнула.

– Бедный Лепехов! – Артем улыбнулся. – Мало того что ты подкосила его последней сценой второго действия, так еще и добить хочешь своими дурными привычками! А вдруг бы он вошел и увидел тебя с сигаретой перед премьерой?

– Он не войдет, – пробормотала Лариса, лихорадочно шаря по одежде в поисках кармана и носового платка и, естественно, не находя ни того ни другого. – Ты же запер дверь.

Ну ладно, – Артем подвел ее к креслу, потом подошел к раковине в углу, снял с крючка полотенце, намочил под краном. Вернулся и, точно ребенку, вытер Ларисе лицо. Затем взял с вешалки ее сумочку, раскрыл ее с хозяйским видом, достал из пачки сигарету и вместе с зажигалкой принес Ларисе.

– Кури, так уж и быть.

Она с наслаждением затянулась. Удивительно, но с той самой минуты, как Артем появился здесь, рядом с ней, Лариса больше не чувствовала страшного, опустошающего отчаяния. На смену ему пришел покой, точно после холодного, проливного дождя она подставила лицо под теплые солнечные лучи, выбралась из сплошного мрака на свет божий.

– Ну и что с тобой происходит? – Артем подставил соседнее кресло ближе к Ларисиному и сел напротив. – Я еще вчера хотел об этом спросить, но не рискнул. А зря, как видно.

– Зря, – Лариса слабо улыбнулась сквозь слезы.

– Ты мне расскажешь?

Она кивнула.

Теперь, начав говорить, она не понимала, как могла столько времени молчать, в полном одиночестве нести непосильную ношу, ни одной живой душе не поведать, в какой переплет попала. Она рассказала Артему все, от начала до конца, не утаив ни одной, самой мельчайшей подробности. Все, начиная с того момента, как серо-серебристый «опель» на полной скорости вылетел на перекресток.

И про первую встречу с Глебом, и про Бугрименко, и про невидимые взгляды, который стали преследовать ее повсюду, и про Веру Коптеву, и про анашу в пачке «Беломорканала». И главное, про ночные звонки.

К ее удивлению, времени этот рассказ занял совсем немного. Дай бог, пятнадцать минут. А Ларисе казалось, что все случившееся с ней можно излагать бесконечно, во всяком случае, часами.

Артем внимательно выслушал ее прерывающуюся всхлипываниями речь, задумчиво глядя в пол. Он не перебивал Ларису, не делал никаких комментариев и лишь один раз слегка оживился и поднял на нее глаза – когда она упомянула про пристрастие Глеба к травке. Тогда на лице у Артема отразилось мимолетное удивление, но в следующее мгновение он уже снова выглядел спокойным и сосредоточенным.

– Одного не могу понять, – проговорил он, когда Лариса наконец замолчала. – Как ты могла ничего ему не сказать, держать все в себе?

– Я говорила, – возразила Лариса. – Помнишь, я рассказывала, как ездила к нему домой.

– Лара, ты меня прости, но это не разговор. Это действительно сцена, напоминающая семейную. Нужно было сказать обо все спокойно, дать понять ему, что от тебя не будет исходить никакой опасности, что тебе все равно, виноват он или нет. Тебе ведь все равно? – Артем пристально поглядел на Ларису.

– Да… то есть нет. Мне вовсе не все равно. Просто… – она опустила голову под его взглядом, – просто, я не могу без него.

– Ясно, – что-то в голосе Артема неуловимо изменилось, и Лариса почувствовала это. Но лицо его по-прежнему оставалось невозмутимым и бесстрастным. – Тем более нужно было поговорить с ним начистоту после первого же звонка.

– Как?! – Лариса округлила глаза. – А вдруг это он и звонил?

– Ерунда, – твердо произнес Артем. – Я уверен, что не он.

– Но откуда тогда… – она не договорила, продолжая глядеть на Артема с надеждой, точно он был всезнающ и мог отгадать мучающую ее тайну.

Лара, мало ли на свете недоумков, отморозков, которые шутят над чем угодно! Подумай сама, сколько человек звонит ежедневно в милицию, сообщая, что где-нибудь в общественном месте заложена бомба. Часто называют координаты больниц, детских садов, школ. Детей и больных эвакуируют, приезжают специальные службы, ставят всех на уши. А какой-нибудь кретин сидит себе у телефона и смеется. Глеб мог, находясь где-нибудь в компании, сболтнуть о твоих подозрениях и упреках. Кто-то услышал это и решил устроить себе развлечение.

– Но… тогда, значит, это не он! Не Глеб наехал на девочку! – прошептала Лариса.

– Хотелось бы верить в это, – грустно произнес Артем, – но… возможно, что одно не следует из другого.

– То есть как? – Лариса глядела на него с непониманием. – Ты хочешь сказать, что он трепался об этом вот так, запросто, в присутствии посторонних людей, зная, что виноват? Не может быть!

– Может, если учесть то, что ты про него только что рассказывала. Мы не знаем, в каком состоянии он находился, когда откровенничал с друзьями. Вполне вероятно, что в полном отрубе. Такому море по колено. А вот те, кто слушал его, очевидно, эти признания всерьез не восприняли, а просто решили подшутить.

– Ты так считаешь? – неуверенно произнесла Лариса.

Слова Артема звучали убедительно, по крайней мере, они проливали хоть частично свет на то, что происходило последние дни. Конечно, надеяться, что ребенка сбил кто-то другой, а не Глеб, глупо. Об этом говорят неоспоримые факты. Но пусть хотя бы он не будет причастен к телефонным звонкам!

– Почти убежден, – серьезно ответил Артем. – Расскажи ему о том, что тебе звонят, угрожают, увидишь, он вспомнит, что где-то проговорился. Или, если не вспомнит, вычислит тех, кому он мог поведать это, находясь под кайфом. Если ты не можешь без него, значит, он близкий тебе человек. Ас близкими людьми, Лара, надо разговаривать. От них не стоит ничего скрывать, иначе они будут отходить все дальше и дальше. Согласна?

Лариса кивнула. Это была сущая правда. Из-за такого вот упорного молчания, нежелания объясниться, выслушать друг друга они с Павлом потеряли свою любовь. А ведь она была настоящей, сильной, страстной, той, о какой можно мечтать.

Нет! С Глебом так не произойдет. Надо действительно поговорить с ним, спокойно, без скандалов и упреков, поставить все точки над «i». Она будет бороться за свое счастье и не упустит его так легко, как в первый раз.

– Ну, раз ты согласна, – улыбнулся Артем, – то я предлагаю прервать нашу беседу и пойти поучаствовать в третьем действии. Кажется, оно уже началось. Боюсь, Миша не вынесет, если вместо квартета на сцену выйдет дуэт в лице Маддалены и Герцога.

– Я не смогу, – тихо проговорила Лариса.

– Сможешь. Все уже в порядке, все решено. Не надо себя терзать, ты ни в чем не виновата. Пошли.

Артем будто в воду глядел – за кулисами только-только началось третье действие. На сцене были Мила и Саприненко. У самого входа стоял Глеб, готовясь выйти на квартет. Вид у него был замкнутый и отчужденный. Он едва взглянул на подошедших Ларису и Артема и тихо пробормотал:

– Я уж думал, мы с Люсей будем петь вдвоем.

– Мы будем петь вчетвером, – спокойно произнес Артем.

Лариса попыталась поймать взгляд Глеба и улыбнулась ему. Он сразу оживился, подошел поближе. Артем дипломатично отвернулся, так как отойти было некуда.

– Мы когда-нибудь помиримся окончательно, – прошептал Глеб Ларисе на ухо, – или так и будем воевать до самой премьеры?

– Помиримся, – шепнула Лариса. – Сегодня. Как только закончится генеральная. Я хочу тебе кое-что сказать.

– Опять какую-нибудь гадость? – Глеб изобразил на лице притворный ужас. – Я тебя умоляю, не стоит. А то я завтра завалю Лепехову всю премьеру.

– Нет, успокойся, – она незаметно сжала его руку, – просто поговорим.

– Любишь ты говорить, – усмехнулся Глеб, – хлебом не корми.

– Я зайду к тебе в гримерку после прогона, – Лариса снова улыбнулась и помахала ему рукой. Глеб вышел на сцену к Миле. Минутой позже к ним присоединились Артем и Лариса.

Поначалу Лариса чувствовала себя скованно: ей казалось, весь зал придирчиво рассматривает ее, пытаясь разгадать, отчего она так поспешно убежала в конце второго действия, не допев партию. Но потом неловкость прошла. Голоса всех четверых участников квартета красиво и гармонично сливались в общем звучании, и Лариса постепенно перестала думать о том, что недавно произошло.

В конце квартета из зала раздались крики «браво», из чего Лариса заключила, что срыв ею дуэта отнюдь не привел к срыву всего спектакля и лепеховская постановка, по-видимому, производит на зрителей сильное впечатление.

Остаток действия Лариса пропела спокойно и удачно. В финале какой-то бородатый седой мужчина преподнес ей огромный букет роз и долго пытался что-то сказать на итальянском, но Лариса плохо его понимала, хотя и владела языком. Подоспевший Лепехов, широко улыбаясь, объяснил, что это режиссер музыкального театра в Падуе, с которым сам Мишка познакомился во время Миланского фестиваля молодых, оперных коллективов, большой поклонник Верди. «Он в восторге от тебя!» – успел шепнуть Лепехов Ларисе на ухо и убежал принимать поздравления от целой толпы друзей, ждущих его в зале.

– Ну и баня! – Глеб поравнялся с Ларисой у двери в коридор. Волосы его были мокрыми, лицо красным от жары и усталости. – Красивые цветочки. Жаль, мне таких никто не подарил.

– Значит, не заслужил, – басом сказал из-за его спины Богданов. – Правда, Лара? – Он слегка отодвинул Глеба в сторону, освобождая себе путь к мужской гримерной, и улыбнулся Ларисе.

– Наверное, – кивнула та, стараясь не помять букет. В довольно узком проходе между кулисами и коридором столпилось сейчас слишком много народу. Всем хотелось побыстрее снять грим и переодеться.

– Цветы и правда замечательные, – заметил Богданов и, обойдя наконец Глеба, заспешил вперед по коридору.

– Встретимся через двадцать минут, – предложила Лариса Глебу и, видя, что тот едва на ногах стоит от усталости, добавила: – Через полчаса. И сразу едем домой.

Глеб молча кивнул и поплелся к себе в гримерку.

«Поговорю с ним дорогой, – решила Лариса. – Или лучше дома, как приедем». На душе у нее стало совсем спокойно и даже легко, словно Артем отпустил ей грехи, не осудив за чувства к Глебу.

Лариса зашла в артистическую, где уже переодевалась Мила, вынула из шкафа одежду, в которой приехала в театр, развесила ее на спинке стула.

Мила демонстративно молчала, натягивая футболку. Было видно, что она дуется на Ларису. «Наверняка за то, что я не пошла с ней слушать Артема», – решила та. В другой бы раз Лариса попыталась бы загладить возникший между нею и подругой конфликт, втянуть Милу в разговор, насмешить, подколоть. Но сейчас ее мысли были всецело заняты предстоящим объяснением с Глебом. Поэтому она поспешно одевалась, подкалывала волосы, стараясь не обращать внимания на странную тишину, царящую в гримерке.

Мила еще только уселась у зеркала смывать грим, а Лариса уже стояла перед дверью.

– Пошла? – Мила оторвалась от созерцания своего лица и глянула на подругу.

– Пошла. Прости, что не жду, очень спешу, – сказала Лариса, как можно мягче.

– О чем речь, – Мила пожала плечами. – Ты не обязана меня возить, ты же не мой шофер, – она снова отвернулась к зеркалу, давая понять, что разговор окончен.

«Ну и ладно!» – обиделась Лариса. Хочет злиться, пусть злится. Вообще она стала какая-то странная последнее время, Милка. Что значат все эти укоризненные взгляды, двусмысленные фразочки, прозрачные намеки? Вот только что поддела Ларису насчет того, что она возит Глеба на своей машине. Ясно же, что именно это она имела в виду, когда говорила, что Лариса ей не шофер. А ему, мол, шофер!

– До завтра, – сухо попрощалась Лариса.

– Гуд бай, – не оборачиваясь, буркнула Мила. Лариса захлопнула за собой дверь и тут же услышала сигнал своего мобильного.

«Бугрименко!» От испуга у нее сразу же закружилась голова. Только не это! Не сейчас. Пусть у нее будет хотя бы день отдыха, хоть один спокойный вечер. Не брать трубку? Пусть себе звонит – она может быть где угодно, в метро, на сцене, спать, в конце концов.

Телефон замолчал и через секунду зазвонил снова. Лариса заколебалась, но пальцы ее уже сами открывали молнию на сумочке.

Она достала сотовый, вздохнула и нажала кнопку:

– Да, я слушаю.

– Ларисочка, это я! – раздался в трубке слащавый голос Галины Степановны. – Ты меня слышишь?

– Слышу, – ответила Лариса, недоумевая, как соседке стал известен номер ее мобильного, и вообще, что ей могло вдруг понадобиться.

– Ларисочка, срочно езжай домой! У тебя в квартире потоп, вода хлещет как из ведра. Уже и второй этаж залило, и третий, и тетю Надю, и Калмыковых. А у них ремонт на тридцать тыщ, у Калмыковых! Ужас! Ты кран позабыла выключить?

– Черт! – Лариса с досады даже ногой топнула. Вот не везет так уж не везет. Ведь знала, что этим и кончится!

– Что? – заорала старуха в самое Ларисино ухо так, что она едва не оглохла. – Не слышу!

– Не забыла! – рявкнула в ответ Лариса. – Не забыла! Его сорвало!

– А! Ну так приезжай! Мы твою дверь выломать не можем, а квартиры заливает. Вася Калмыков Павлику позвонил, тот дал твой телефончик. Ты уж давай побыстрей, а то придется тебе расплачиваться с Калмыковыми за ремонт… – Галина Степановна намеревалась продолжать, но тут связь прервалась и в трубке послышались короткие гудки.

Еще бы они смогли выломать дверь! Она железная, и не просто железная, а с сейфовым замком, – Павел поставил ее четыре года назад и заплатил за установку по тем временам бешеные деньги.

Лариса засунула телефон в сумочку и со всех ног помчалась в конец коридора, где находились мужские гримерки. Она не сомневалась, что Глеб еще не успел переодеться, прошло лишь минут пятнадцать, как они расстались. Нечего сказать, хорошенький выйдет у них разговор по дороге к затопленной квартире! И надо же случиться этому именно сегодня, сейчас!

Лариса остановилась у двери и постучала. Никто не отвечал. Она стукнула сильнее.

– Да, – раздался голос Глеба.

– Это я, – крикнула Лариса.

– Чего так быстро? – недовольно спросил Глеб из-за двери. – Я еще не готов.

– Знаю. У меня дома кран сорвало. Соседка звонила, квартиру заливает и все нижние этажи.

– Поздравляю. – Щелкнул замок, Глеб выглянул в коридор. Он еще даже не смыл до конца грим, глаза его по-прежнему были подведены и казались особенно блестящими в полутьме коридора. – Тогда тебе нужно срочно ехать. Не жди меня, а то нарвешься на неприятности с соседями.

– Вот и я про то же, – мрачно согласилась Лариса и добавила неуверенно: – Может, ты потом, попозже, сам приедешь?

– Без машины? – Глеб отрицательно покачал головой. – Нет. Я устал.

– Возьми частника.

– И что мы будем с тобой весь вечер делать? Воду вычерпывать?

– Ты предпочел бы, чтобы я это делала одна?

Глеб пожал плечами. Лариса усмехнулась. Как это она позабыла, что Глеб не из тех мужчин, кого можно обременить бытовыми проблемами. Достаточно вспомнить его квартиру, больше похожую на берлогу. Пожалуй, из всех хозяйственных дел он умеет лишь готовить, да и то делает это по большим праздникам. Ладно, сегодня явно не судьба им объясниться. Лучше не делать это в суете, а то получится, как в прошлый раз.

– Бог с тобой, – она махнула рукой. – Если все же надумаешь, приезжай. Все, я побежала!

– Пока, – он скрылся за дверью.

Лариса бегом спустилась во двор. Странно, но случившаяся неприятность с краном как будто бы отвлекла ее от основных проблем. Она ехала домой, почти не боясь нового телефонного звонка и практически уверенная, что ничего серьезного и страшного в нем нет. Артем совершенно прав. Какая она дура, что не поговорила с ним раньше, а мучилась, накручивала себя, довела до ручки!

Во дворе у подъезда стояла целая толпа. В первых ее рядах маячил Вася Калмыков, противный тип, с лысой, как коленка, головой и бабьим лицом, круглым и плаксивым. Жалобное выражение калмыковской физиономии было, однако, обманчивым, и это хорошо знали все жильцы. Стоило кому-то случайно задеть его стоящий во дворе «фольксваген» или, упаси бог, не соблюдать мертвую тишину после одиннадцати часов вечера, он появлялся на пороге квартиры нарушителя порядка и долго, нудно скандалил, обещая дойти с жалобами аж до Генерального прокурора Москвы.

С Ларисой, живущей прямо над ним, у Калмыкова и его жены Зои был непрекращающийся конфликт по поводу ее домашних вокальных занятий, случающихся нередко как днем, так и поздно вечером, причем последнее много чаще.

Сейчас Калмыков, заметив въезжающую во двор Ларисину машину, торжествующе замахал руками.

«Все! – обреченно подумала Лариса. – Теперь придется весь гонорар за партию отдать ему в счет ремонта».

Она затормозила, выключила двигатель и, не спеша покинув салон, двинулась навстречу потерпевшим.