Текст книги "Богини далеких странствий"

Последняя весна

Зима прошла благополучно, и долгая полярная ночь стала осторожно отступать перед натиском претендующего на свои законные права светила. Быть может, эта последняя в жизни молодой супружеской пары весна, окрашенная в суровые трагические тона Севера, навеяла им воспоминания, обострила краткий миг счастья. Хочется думать, что хоть однажды Василий порадовал любимую, подарив ей желтые розы – сиверсии – самые ранние цветы тундры…

Но дошедшие до нас факты не столь романтичны. Весной несколько человек, в том числе и сам Прончищев, заболели. До недавнего времени считалось, что цингой. И только в наши дни выяснилось, что роковой для отважного капитана болезнью стала вовсе не она.

В 1736 году Оленек вскрылся в обычное время – в июне, но до начала августа выйти в море экспедиции мешал стоявший у самых берегов лед. Только 3 августа «Якутск» вышел из устья реки, взял курс на запад и в тот же день достиг устья Анабара. Здесь Прончищев отправил на берег геодезиста Чекина, поручив ему картографирование реки и поиски руды, о которой рассказывали местные жители. Чекин возвратился через неделю. Привезенные им образцы горных пород позднее были доставлены в Якутск, где академик Гмелин подверг их исследованию и выяснил, что в образцах нет металлов, а «явилась сера горючая».

Миновав устье Анабара, судно вошло в лед. Пробираясь в нем «с великою опасностию», «Якутск» 13 августа достиг входа в Хатангский залив. Перед этим дубель-шлюпка, двигаясь вдоль кромки неподвижного льда, прошла мимо восточного входа в пролив, отделяющий остров, известный ныне как остров Бегичева, от материка. Пролив был забит льдом, и с большого расстояния его нельзя было заметить, поэтому Прончищев на своей карте показал, что Хатангский залив с восточной стороны ограничивается длинным полуостровом, вытянутым далеко на север. Надо сказать, что ошибку капитана повторяли все последующие исследователи вплоть до ХХ века, и только в советское время появились карты, на которых остров Бегичева не связан с материком.

На западном берегу залива виднелось одинокое строение. Прончищев послал на сушу своих людей, которые, вернувшись вскоре, доложили, что в доме никого нет, около него находятся лишь собаки, а в самом помещении есть хлеб. В одном из своих рапортов Челюскин писал, что подобные зимовья, встречающиеся на берегу Хатангского залива, летом обычно стоят пустыми, поскольку люди живут в них только зимой, в сезон пушного промысла.

От залива отряд направился на север вдоль восточного берега полуострова Таймыр. Ветер был попутный, но слабый, льда встречалось мало. 17 августа «Якутск» проходил мимо островов, которые были названы именем Петра I. Между ними и берегом стоял невзломанный лед. Туман помешал Прончищеву определить количество и размеры островов. Миновав их, судно повернуло на запад. Вдоль берега тянулась полоса неподвижного льда-припая. Его становилось все больше, он простирался все дальше и дальше в море. «Якутск» шел «через великую нужду», каждый миг рискуя быть раздавленным, иногда по узким каналам всего в несколько саженей шириной.

18 августа путешественники достигли залива Фаддея, покрытого неподвижным гладким льдом. Далее на западе, за входом в него, виднелся тянувшийся на север берег, туда же поворачивал и край ледяного припая, заполнившего все пространство до островов Самуила (в наши дни это острова Комсомольской Правды). Прончищев повел судно на север вдоль кромки льда. С большого расстояния от входа в залив Прончищев и Челюскин посчитали, что перед ними устье реки Таймыры. Челюскин в рапорте Берингу, направленном уже после смерти Прончищева, писал, что судно подошло к реке, «которая, по слуху тамошних жителей, может быть Таймурою». На основании этого документа Беринг в своем отчете указал те же данные. Севернее залива Фаддея в сушу далеко вдаются еще два других – Симса и Терезы Клавенесс – и все эти три залива поочередно считались устьем Таймыры в течение нескольких последующих лет, вплоть до работы Лаптева.

Но можно ли подобную неточность ставить в вину морякам, плывшим без всякой карты вдоль совершенно безлюдного и неизвестного берега, ориентируясь лишь на сбивчивые рассказы местных жителей? Находившийся на дубель-шлюпке лоцман, якутский казак, также не знал берега севернее островов Петра I. Продвигаясь вдоль кромки суши, моряки не видели ни одного строения, ни одного человека. В тех редких случаях, когда высаживались на берег в поисках дров, они с трудом находили плавник – единственный вид топлива и строительного материала на безлесных полярных берегах. «Якутск» медленно продвигался к северу, обходя припай. Впоследствии в рапорте Берингу Челюскин отмечал, что вдоль берега тянулась полоса гладкого, «как на озере», льда. Значит, в тот год припай не взламывался и что вообще его «ни в какое лето не выносит». В наши дни этот вывод Челюскина подтвердился: в районе заливов Фаддея, Симса и Терезы Клавенесс лед взламывается не каждый год.

На берегу залива Симса гидрографы обнаружили останки трех человек, развалины избы и обрывок так называемой жалованной грамоты. Там также было много личных вещей, в том числе два именных ножа, навигационные приборы – солнечные часы и компас, а также русские старинные монеты. По надписям, вырезанным на рукоятках ножей, они с трудом установили имена их хозяев: Акакий и Иван Мураг (или Муром). С удивлением путешественники обнаружили и остатки женской одежды. Но, скорее всего, женщины, участвовавшие в той экспедиции, принадлежали к числу коренных народов Севера, поскольку бронзовое зеркало с изображением кентавра, найденное на том месте, считалось чуть ли не обязательной частью женской одежды у хантов и ненцев. Вероятно, это были останки членов Русской торгово-промысловой экспедиции, побывавшей здесь примерно в 1617–1625 годах.

Осторожно двигаясь вдоль кромки льда, «Якутск» углублялся на северо-восток. Стоял густой туман. Моряки бросали и бросали лот, но он не доставал дна даже при полностью вытравленном за борт лотлине сто двадцать сажен длиной (220 м).

Когда туман стал рассеиваться, взорам путешественников предстала безрадостная картина. «Впереди себя и по обе стороны льдины великие, стоячие, а в море видны были носящиеся льды и такие частые, что не токмо на дубель-шлюпке, но и на лодке пройти невозможно», – зафиксировано в отчете. Там же есть запись, что по льду бродило много белых медведей.

Берега не было видно. Около полуночи судно зажало во льдах, и оно потеряло ход. Дальше путь был закрыт. Моряки не знали, что они уже вошли в пролив, отделяющий север Таймыра от архипелага Северная Земля. Офицеры приняли решение повернуть обратно.

Что чувствовала в эти часы молодая жена командира у постели своего тяжело больного любимого? Быть может, она пыталась передать ему остатки тепла своего постоянно зябнущего, но все еще молодого и предназначенного жить тела? Или молилась Господу, тайно надеясь на чудо? Даже крепкий мужчина, познавший тяготы ледового плена, способен впасть в панику, а она? Где брала силы маленькая юная женщина? Наверное, в вере, что, пока ее Василий жив, она все еще нужна ему. Но Василию становилось все хуже, и Татьяна теперь практически уже не отходила от него.

В своей каюте больной Прончищев, который уже не вставал с постели, собрал совет. Все понимали – дальше пути нет. Если не повернуть назад – верная гибель. Было принято решение возвращаться. Впервые в истории исследования Сибирского побережья российскими моряками «Якутск» проплыл до широты 77°29′ и едва не достиг самой северной точки Азиатского материка. Кстати, сравнение широт, приводимых в рапортах Прончищева и Челюскина для ряда пунктов, с современными данными показывает, что оба штурмана систематически определяли широты на 20–25 минут меньше истинных. Причина, вероятно, кроется в несовершенстве существовавших в то время навигационных инструментов. Поэтому можно высказать предположение, что широта самой северной точки, достигнутой отрядом Прончищева, на самом деле равна 77°45′–77°55′.

Покидая самую северную точку

Единственным спасительным шансом в этих условиях было искать подходящее место для зимовки – вскоре такое решение моряки коллегиально приняли. Пришлось срочно покинуть северную точку. На следующий день мороз усилился, но ветер стих – в данном случае уместно было бы сказать «как назло», так как море стало покрываться тонким молодым ледком. Дубель-шлюпка из-за безветрия вынуждены была идти на веслах, которые с трудом пробивали лед, утолщающийся едва ли не со скоростью движения судна. Форштевень и обшивку острые льдинки резали как ножи. Возникла опасность вынужденной остановки.

В эти дни была сделана следующая запись Челюскина: «В начале сего 9 часа штиль, небо облачно и мрачно, мороз великий, и появилась шуга на море, от которой мы в великой опасности, что ежели постоит так тихо одне сутки, то боимся тут и замерзнуть. В глухие льды зашли, что по обе стороны, також и впереди нас великие стоячие гладкие льды. Шли на гребле весел. Однако Боже милостив, дай Бог нам способного ветру, то оную шугу разнесло».

Видимо, небесные покровители услышали мольбы моряков, – вскоре в самом деле задул северный ветер, поднялась волна, взломавшая молодой лед, и дубель-шлюпка под парусами быстро продолжила курс на юг, а 23 августа подошла к входу в Хатангский залив. Посланные на берег матросы сообщили, что на нем нет никакого жилья и очень мало плавника. Боясь, что на берегах не найдется подходящего места для зимовки, а лед в любой момент может закрыть выход из залива, Челюскин, командовавший отрядом вместо тяжелобольного Прончищева, решил идти к старому месту в устье реки Оленек.

Трагический финал

29 августа, когда «Якутск» наконец достиг реки Оленек, Василий Прончищев скончался.

Однако похоронили его не сразу. В реку судно войти так и не сумело. Мешал сильный встречный ветер. Он поднимал высокие волны и раскачивал обледеневший корабль. Люди, измученные холодом, голодом, усталостью, болезнями, передвигались с трудом. Но наиболее опытные знали, что самое страшное – это когда ты перестаешь ощущать холод и боль.

Лишь 2 сентября силы стихии смилостивились над моряками и «Якутск» с приспущенным флагом подошел к месту зимовья.

6 сентября Василий Прончищев был похоронен неподалеку от Усть-Оленека, на высокой сопке.

Несмотря на уговоры и доводы членов команды, Татьяна не покинула могилу любимого. Через пять дней, 12 сентября, скончалась и она, пережив мужа на две недели. Это не срок, так что можно было бы сказать: «Они жили долго и счастливо и умерли в один день», подтверждая вечное представление об идеале семейного счастья, вот только «долго» жить не получилось: счастья хватило лишь на год. Но если у нее нашлись силы из теплого уютного дома броситься за любимым в край полярной ночи и вечной мерзлоты, то, видно, знала она, где и в чем счастье…

Говорили, она умерла от тоски. Но разве есть такая хворь? Скорее она решила, что цель ее личного путешествия достигнута – дальше пути нет. Она отправилась в неизвестность, чтобы быть рядом с любимым… Теперь ее путь лежал дальше – за пределы этой земли, – рука об руку с ним, воистину «и в горе и в радости».

Крест на могиле Василия и Марии (Татьяны) Прончищевых на берегу реки Оленек. Таймыр

Ее похоронили рядом с Василием.

По записям, когда хоронили Татьяну, было очень холодно и шел снег. Моряки положили ее в гроб в изящных туфельках – узконосых, без задников, на высоком, так называемом французском каблуке – они казались неуместными среди сопок и вечной мерзлоты, словно воспоминание о прекрасной и уютной жизни, которую их хозяйка с радостью променяла на неизвестность.

Однако об этой героической женщине мы могли бы никогда не узнать, если бы не две строчки в корабельном журнале, занесенные рукой Семена Челюскина:

«В начале сего 4 часа с полуночи бывшего командира дубель-шлюпки “Якуцка” Прончищева волею Божией жена его умре…»

След на «земле испытания любви»

Спустя сорок лет после смерти супругов был написан труд профессора Г. Миллера (1705–1783), который в 1736 году находился в Якутске и знакомился с экспедиционными документами, а также общался с посыльными. В нем есть сведения и о чете Прончищевых:

«Он и его жена, которая от горячей к нему любви поехала с ним в сей трудный морской путь, отправились из зимовья уже весьма больны, а болезнь их день ото дня умножалась… Всякой, кто его знал, засвидетельствует, что он был офицер весьма искусной и прилежной, и для того все об нем сожалели».

Летом 1875 года в дневнике геолога А.Л. Чекановского появилась запись:

«Здесь, 26 августа, мы поставили наш чум на побережье, у начала мыса Тумуль, конечного утеса правого берега Оленека, у места, богатого воспоминаниями давно прошедших времен. Две жалкие, почерневшие, лишаями поросшие гробницы высятся здесь над нами на береговом яру. Полусгнившие доски гробниц рассеяны зимними пургами в беспорядке вокруг провалившихся, осевших могил. Малый, невзрачный, извыветрившийся, но не сгнивший крест без перекладины стоит одинокий, как столб на могиле самоубийцы. Следы надписи на нем еще приметны, да и предание еще на устах у жителей. Это могила злополучного Прончищева и его неустрашимой жены».

Запись эта наводит на грустные мысли о вехах на лице земли, о людях, далекую землю покорявших, и времени, которое все стирает.

Кстати, определение «злополучный» в словаре Даля означает «несчастный», «бедственный», «попавший в беду». «Неустрашимая» – не знающая страха, очень смелая, бесстрашная…

 
На взморье одинокая могила
чугунный крест и пасмурный
гранит.
Их жизнь и смерть навек
соединила,
здесь Прончищев с подругою
зарыт…
…Невеста бурь, подруга
капитана!
Отчизна помнит славные дела,
Как ты сквозь льды и штормы океана
Из русских женщин первая
прошла…
 

В этих строках сибирского поэта Игнатия Рождественскиго (1910–1968) дано описание последнего приюта земных странников, которых соединила любовь, даже в могиле. Одинокой, одной на двоих. Как это напоминает другую историю, древнерусскую и вечную – о любви святых Петра и Февронии, воссоединившихся силой любви в общей могиле.

Когда через два года после выхода в свет этой книги, я работала над другой – «Петр и Феврония. Наша главная история любви», невольно вспоминала эту трагическую, и во многом чисто русскую, иррациональную, самоотверженную любовь.

От чего скончался 34-летний командир отряда? Что стало причиной смерти Татьяны? Долгие годы считалось, что они умерли от цинги. Но почему эта болезнь подкосила только их, ведь остальные члены команды, кроме подлекаря, остались живы? Завесу над этой тайной приоткрыла экспедиция известного нашего современника Дмитрия Шпаро, организованная им совместно с учеными и членами клуба «Приключение» в 1999 году. Полученные ими изображения участников Второй камчатской экспедиции – это, по существу, первые портреты российских путешественников, воссозданные путем идентификации останков и последующей пластической реконструкции. Хорошо сохранившиеся в вечной мерзлоте костные останки позволили произвести антропометрические измерения, сделать слепки черепов. На их основе проф. В.П. Звягин выполнил по методу Герасимова скульптурные бюсты Василия и Татьяны Прончищевых, а художница Е. Каллистова – их графические портреты.

Эксгумация тел выявила, что все зубы и у Василия, и у Татьяны были целы. Значит, они умерли не от цинги. Зато отмечено, что у Василия обнаружился открытый перелом большой берцовой кости. Это настолько серьезная травма, что она даже в наши дни способна вызвать опасения у медиков. А в то время и в тех условиях, когда не было ни антибиотиков, ни хирургии?.. Василий терпел муки от нестерпимой боли в последние дни своей жизни, и эту боль всеми силами старалась облегчить маленькая хрупкая женщина, которая его любила и пошла за ним буквально на край света. А от чего умерла Татьяна? Вполне вероятно, что причиной ее гибели стала пневмония.

Из «Акта вскрытия и предварительного исследования захоронения В.В. Прончищева и Т.Ф. Прончищевой»: вскрытие могилы производилось в соответствии с принятой методикой раскопок погребений…

На глубине 25 см в центре могильной ямы прослежено скопление крупных камней, ниже которых на расстоянии 8–10 см были расчищены верхние контуры двух плотно прижатых друг к другу гробов и два выступающие черепа. Внутри гробов расчищены два костяка (скелета), № 1 и № 2. Оба костяка ориентированы по линии запад-восток головой на запад. Костные останки хорошей сохранности.

Скелет № 1 принадлежал мужчине молодого возраста (35±5 лет), выше среднего роста (167–171 см), относившегося к беломоро-балтийскому варианту большой европеоидной расы. Незадолго до смерти мужчина получил травму левой ноги, сопровождавшуюся поперечным переломом большой берцовой кости на границе нижней и средней третей. Признаков, свидетельствующих о заболевании авитаминозом С, то есть цингой, при исследовании зубочелюстного аппарата не выявлено.

Скелет № 2 принадлежал женщине в возрасте около 25–30 лет, ниже среднего роста (155–157 см), относившейся к центрально-среднеевропейскому типу большой европеоидной расы. Вместе с тем выявляются некоторые черты монголоидной расы, что, возможно, свидетельствует о смешанном ее происхождении. Состояние зубов свидетельствует о наличии у нее кариозной болезни. Каких-либо очевидных признаков заболевания, от которого наступила смерть, при визуальном и рентгеновском исследовании скелета не обнаружено. В районе шейных позвонков был обнаружен бронзовый нательный крестик с остатками шнура. В нижней части ног обнаружены остатки кожаной обуви: женские туфли на высоком каблуке. Указанные находки соответствуют предполагаемому возрасту погребений – XVIII век.

Исследование останков, обнаруженных в захоронении, с учетом исторических и археологических и медико-антропологических данных дает основание для вывода об их принадлежности Прончищеву Василию Васильевичу, 1702 г. рождения, умершего в 1736 г. (скелет № 1), и Прончищевой Татьяне Федоровне (в девичестве Кондыревой), 1710 г. рождения, умершей в 1736 г. (скелет № 2).

Установлено, что причиной смерти Василия Прончищева стала жировая эмболия, начавшаяся в результате открытого перелома большой берцовой кости левой ноги, полученного за несколько дней до смерти.

Причины смерти Татьяны Прончищевой достоверно не установлены. Рентгенограмма черепа Т. Прончищевой позволяет предположить наличие воспаления среднего уха. Следствием этого заболевания могла стать пневмония, приведшая к смерти.

После изучения останков было произведено их торжественное перезахоронение по православному обряду.

Туфельки же, принадлежавшие первой в мире женщине – исследовательнице Арктики, сейчас находятся в экспозиции Тарусского краеведческого музея. Проделав огромнейший переход во времени и пространстве, они вернулись туда, откуда начался путь их хозяйки, разделившей судьбу своего мужа еще за сотню лет до декабристок.

Жители Крайнего Севера почти три сотни лет место захоронения Татьяны и Василия Прончищевых возле Усть-Оленека зовут «землей испытания любви».

Почти все участники Второй камчатской экспедиции погибли. Описание самой северной части полуострова Таймыр было завершено бессменным штурманом отряда Прончищева Семеном Челюскиным и явилось итогом непосильных семилетних трудов горстки русских моряков в славном деле расширения и приращивания России новыми землями. Увы, такова была цена карты Великой России с ее бескрайними просторами.

Наталья Шелихова – хозяйка Русской Америки

Наталья Алексеевна Шелихова (1762–1810) вошла в нашу историю скорее как тень своего великого мужа Григория Ивановича Шелихова (1747(48) –1795) – организатора промыслов и освоения Алеутских островов и прибрежной территории Русской Америки. Еще она была первой тещей Николая Резанова – того самого, героя «Юноны» и «Авось». Однако мало кто знает, что именно брак с Натальей стал для Шелихова тем самым «счастливым билетом» в Америку.

Она была спутницей и помощницей мужа, а после его смерти попыталась возглавить начатое им дело. Но эта сильная женщина перешла дорогу многим, когда вступила в жесткую мужскую игру на очень большие деньги, помноженные на государственные геополитические интересы.

– Господи, да как они посмели! Супротив кого вздумали пойтить, шельмы?.. Думают, коль вдова, так все с рук сойдет? Компанию отобрать… – Наталья Алексеевна едва не задохнулась от гнева, пробегая через анфиладу комнат своего иркутского дома, но, увидев свое гневное лицо в зеркальном отражении, она вмиг приосанилась, приподняв черную бровь. Да, в свои почти тридцать четыре она все еще была хороша, все еще крепка и телом и духом, – пусть потягаются, чья возьмет. Но в душе она и не сомневалась, чья именно… Разве ж не ее наследство когда-то стало началом, основой всей успешной Российско-Американской компании, да и Гриша, царство ему небесное, всегда слово ее ценил. И не она ли вместе с ним отправилась в эту Богом забытую Америку, чтоб рядом быть… Сам Никита Никитович Демидов ее как равную привечает…

– Матушка, прости, бога ради, не гневайся. – Посыльный изогнулся в полупоклоне, а глаза так и бегают…

Вдова Шелихова посмотрела в упор – надменная, уверенная в себе, сильная, – кто бы мог подумать, что еще минуту назад она готова была лопнуть от гнева или разрыдаться, – нет, перед ним стояло само хладнокровие: не женщина, а монумент.

– За клевету и хулу перед Господом ответ держать будете. А компанию свою, Российско-Американскую, Григорием Ивановичем, супругом моим покойным завещанную, никому не отдам. Так что ступай и слово мое передай…

Наталья Шелихова – хозяйка Русской Америки

Наверное, все происходило если не в точности так, то очень похоже. Это был, пожалуй, самый тяжелый период в жизни выдающейся русской женщины Натальи Алексеевны Шелиховой, вдовы Григория Ивановича Шелихова – путешественника и купца, основателя Российско-Американской компании. Как личность, заслуживающая отдельного внимания, эта женщина заинтересовала исследователей позднее.

К примеру, академик Н.Н. Болховитинов (1930–2008), специалист по истории США, поставил ее имя в один ряд с такими «настоящими строителями империи на Тихоокеанском Севере в конце XVIII – начале XIX в.», как ее супруг, как не менее именитый зять Николай Петрович Резанов, как Александр Андреевич Баранов.

Чем же заслужила Наталья Алексеевна право быть отмеченной в ряду выдающихся россиян своей эпохи?