Текст книги "Богини далеких странствий"

Немного истории

Кокандское, или, как в то время говорили, Коканское ханство, раскинулось от низовьев Сырдарьи до реки Или. Его крупнейшими городами были Коканд (Кокан), Ташкент, Андижан. В 30–40-х годах XIX века в эту область Средней Азии стали проникать англичане с вполне конкретными намерениями. Но перспектива подобного соседства не входила в планы Российской империи, и потому в 1864–1867 годах были взяты Туркестан, Чимкент, крупнейший экономический центр Кокандского ханства – Ташкент, а затем присоединена часть территории враждовавшего с Кокандом Бухарского ханства. Из завоеванных земель в 1867 году было образовано Туркестанское генерал-губернаторство с центром в Ташкенте. Считая основной своей задачей продолжение войны с Бухарой, первый туркестанский генерал-губернатор К.П. Кауфман не спешил с операциями против Коканда. Наоборот, желая укрепить свой тыл, он вошел в соглашение с местным ханом Худояром и 29 января 1868 года заключил с ним мирный договор, который утверждал равные права русских купцов в Коканде и кокандских в России.

Так что формальных препятствий для того, чтобы в экспедицию по Южному Тянь-Шаню, Алаю и Памиру отправился крупный русский ученый Алексей Павлович Федченко (1844–1873), не было. Он был разносторонним ученым-натуралистом. Его в равной мере интересовали геология и климат, растительный мир и животные, этнография и антропология. Руководителя экспедиции сопровождала молодая жена Ольга, такая же неутомимая, как и он, путешественница. Однако про эту женщину нельзя было сказать, что она последовала за своим мужем только лишь по большой любви, желая быть рядом и во всем ему помогать. Нет, конечно же и любовь была, и желание следовать и помогать тоже не стоит сбрасывать со счетов, но, помимо того, у Ольги Александровны был круг собственных научных обязанностей, утвержденных за ней Обществом любителей естествознания. Так что она, можно сказать, была незаменимым членом экспедиции. В ее задачу входил сбор растений для гербария и зарисовка видов нового края. Кстати, впоследствии они были изданы в виде альбома из 14 больших литографий. И в Туркестан она поехала как вполне состоявшийся и известный в научных кругах специалист, что было в те годы большой редкостью.

Их сблизили бабочки и стрекозы

Ольга Александровна Федченко (в девичестве Армфельд) родилась 18 ноября 1845 года в Москве, в многодетной семье, прямо в здании самого Московского университета, где ее отец – профессор университета и инспектор Николаевского института при Воспитательном доме, – имел квартиру. Из девяти детей (пяти сыновей и четырех дочерей) Ольга была третья. До одиннадцати лет она воспитывалась дома, училась музыке, рисованию, английскому языку, затем, возможно, по протекции отца, поступила в Николаевский институт. Летом юная Оленька вместе с семьей ежегодно выезжала на дачу в село Тропарево Можайского уезда. В те годы ее занимало составление всевозможных коллекций. Она собирала насекомых, яйца птиц, составила гербарий местной флоры. Наверное, девушке было приятно, что собранный ею в 1861–1862 годах гербарий был использован известным ботаником профессором Н.Н. Кауфманом при создании капитального научного труда «Московская флора». Но, кроме ее работы, при составлении данного справочника ученому пригодился гербарий еще одного студента – Алексея Федченко, – он тогда учился в Московском университете. Ну разве это не сама судьба? Однако в тот момент звезды для них еще не сложились… Все произошло несколько позднее, когда однажды Ольга для определения и классификации собранных ею яиц и насекомых по совету отца обратилась к ученому Н.К. Зенгеру, который работал в Зоологическом музее университета. Именно там Ольга Армфельд и познакомилась со своим будущим мужем. Студент Московского университета был увлечен сбором двукрылых насекомых, она тоже подключилась к работе и пополнила энтомологическую коллекцию насекомыми, собранными ею летом в Можайском уезде. Словом, они сошлись на бабочках и стрекозах. Ее помощь оказалась неоценимой для Алексея, так как именно благодаря Ольге он смог расширить «Список двукрылых насекомых губерний Московского учебного округа», который стал его первой печатной работой по зоологии.

В 1864 году девятнадцатилетняя Ольга завершила учебу в Николаевском институте и была избрана по предложению Н.К. Зенгера – хранителя Зоологического музея и секретаря созданного за год до того Общества любителей естествознания – членом этого общества. Ольга Александровна в совершенстве владела немецким, французским и английским языками, а потому занялась переводами и стала давать частные уроки, хотя нельзя сказать, что она в то время испытывала какую-то нужду. Она переводила статьи для журнала «Садоводство», в том числе и главу из «Зоологических писем» Г. Иегера и большую часть книги М. Берти «Психологическая жизнь животных: факты и наблюдения». Алексей к тому времени тоже завершил учебу, и они занялись совместным переводом тома «Антропологии» Т. Вайца, изданной в 1867 году. Ольга записывала для своего друга антропометрические измерения младенцев из Воспитательного дома, производила необходимые вычисления, переводила письма иностранных коллег, помогала в переписке.

Ну что еще добавить? В том же году молодые люди поженились. Общность интересов плюс любовь – что еще нужно для счастья? И они были счастливы. Как представительница своего поколения женщин-шестидесятниц Ольга, можно сказать, стала идеалом для многих ее современниц, стремившихся к равноправию. Она действительно стала служить науке на равных со своим мужем. Ее уважали в ученых кругах, с ее мнением считались профессора, а еще… а еще она была любима. Говоря словами выдающегося ученого и их современника Климента Аркадьевича Тимирязева, весна их «личной жизни совпала с тем дуновением общей весны, которое пронеслось из края в край страны, пробуждая от окоченения и спячки, сковывавших ее более четверти столетия».

В свадебное путешествие они отправились в Скандинавию. Финляндия, Гельсингфорс (ныне Хельсинки), Швеция, Стокгольм… Страны белых ночей и синих озер подарили молодоженам восторженные воспоминания, быть может, помогли забыться, отвлечься от суеты, но ненадолго… Работа не прекращалась и во время медового месяца – такие уж они были неугомонные, люди шестидесятых годов позапрошлого века. В музее Александровского университета Гельсингфорса Ольга Федченко сделала 220 зарисовок черепов, копировала рисунки древних финских захоронений из коллекции профессора Готлунда. А во время поездок в города Або, Таммерфорс, на водопады Кюро и Иматру она собирала гербарии и составляла энтомологические коллекции. Аналогичный распорядок дня был у молодых людей и в шведской столице: работа в городском музее, посещение окрестностей и пополнение коробок и папок с бесценными экспонатами. Вернувшись из поездки, молодожены подготовили материалы, а в декабре того же года приняли участие в работе Первого съезда естествоиспытателей, состоявшегося в Петербурге. В работе съезда они участвовали как ученые, которым планируется доверить большую работу по изучению среднеазиатских территорий, совсем недавно подпавших под протекторат России. Накануне, осенью того же 1867 года, президент Общества любителей естествознания, известный геолог, профессор Московского университета Г.Е. Щуровский обратился к туркестанскому генерал-губернатору К.П. Кауфману с письмом-протекцией, в котором были такие строки: «…Не найдете ли вы возможным принять на службу специалиста, который мог бы, состоя в распоряжении вашем, посвятить себя исследованию естественных произведений края…»

Ответ, полученный из Ташкента, был положительным. И в следующем письме, вместе с характеристикой-рекомендацией будущего главы экспедиции в Туркестан, секретарь Общества Зенгер сообщил, что в Туркестан А.П. Федченко прибудет не один, а с женой, которая «получила в некоторой степени естественнонаучное образование и будет со своей стороны полезна для мужа».

В начале 1868 года Ольга и Алексей Федченко выехали в Европу. Франция, Австрия и Италия их привлекали не просто как туристов и отдыхающих, которым необходимо взять передышку перед предстоящим напряженным периодом работы, а исключительно с профессиональной точки зрения. Там супруги встречались с зарубежными коллегами: зоологами, ботаниками, антропологами, энтомологами, для того чтобы обогатить свои знания новыми методиками и способами сбора научных данных.

Путь на Восток

В конце года, вооружившись новыми знаниями и тщательно подготовившись, они выехали в Среднюю Азию. В Оренбурге к ним присоединились другие члены экспедиции, и после почти двухмесячного беспрерывного переезда путешественники прибыли в распоряжение ташкентского генерал-губернатора.

Далее их путь лежал в Самарканд и – на юг, в те края, где русские еще не бывали. Так что работа в Туркестанской экспедиции требовала не только серьезной научной подготовки, материальных затрат, но и личного мужества, поскольку местное население не всегда доброжелательно и с пониманием относилось к деятельности ученых. Начальник Зеравшанского округа генерал-майор А.К. Абрамов прикомандировал к экспедиции охрану и топографа для проведения инструментальной съемки местности.

Вскоре начались дожди, и каково же было удивление ботаника, когда буквально в считаные дни все вокруг покрылось густой листвой и высокой травой, – такое буйство природы для людей, выросших в средней полосе России, оказалось в диковинку и в радость. Зато гораздо меньше оптимизма вселяли буйный нрав и непредсказуемость местных жителей, да и не только их…

Кстати, известно, что для охраны ученым была выделена сотня казаков с артиллерией, и вроде бы некоторое время этот отряд возглавлял известный впоследствии герой Русско-турецкой войны 1877–1878 годов легендарный генерал Скобелев.

В Туркестане Ольге Федченко пришлось также преодолевать скептическое отношение к себе со стороны проживающих здесь русских, в основном военных. Один из участников экспедиции, Д.Л. Иванов – студент, сосланный по политическим мотивам в солдаты, который затем стал крупным ученым-геологом, – вспоминал о враждебном отношении к ней некоего «знатока» Туркестана капитана Гребенкина. Д.Л. Иванов пишет: «Прибытие семьи Федченко произвело сенсацию в военном лагере и вызвало немало разговоров: уже то, что ученым являлась женщина-путешественница, было огромной новостью для края. Гребенкин предсказывал полную неудачу ее поездок. Всех смущало появление женщины».

Первое время Ольге было, как говорится, не по себе. Но не подавать же виду! Она изо всех сил старалась не замечать скептического к себе отношения. Угощала всех чаем с лимоном и свежими московскими сушками – большой в тех краях редкостью. По воспоминаниям того же Д.Л. Иванова, «это победило скептицизм к ней, после чего говорили с одобрением о женах, заботившихся о своих мужьях». Военные за глаза дали ей шуточное прозвище Ботаника. Но теперь она стала для них уже своей.

Во время одной из экспедиционных поездок Д.Л. Иванов записал в своем дневнике: «Ботаника оказалась молодцом: ехала смело, быстро, держалась просто».

Первые радости

За три года, с 1869 по 1871-й, супруги Федченко совершили четыре экспедиции по Туркестану: по Зеравшанской долине, к озеру Искандеркуль, в пустыню Кызылкум и по Ферганской долине до Заалайского хребта.

Во время работы в Зеравшанской долине Ольга Александровна собрала гербарий из 800 видов растений, причем в нескольких тысячах экземпляров.

Настоящей сенсацией в научных кругах стало получение экземпляра пахучего корня сумбула, который до того времени считался для ученых настоящей загадкой. В 1835 году он впервые попал в Россию и стал новинкой Нижегородской ярмарки. На Востоке жидкость, извлекаемая из корней этого растения, заменяла духи. Однако места его произрастания оставались тайной для европейцев. Только супругам Федченко удалось разгадать «тайну сумбула». По приказу влиятельного муллы Керима джигит из Пенджикента привез пятьдесят корней и части растения, которые ученые смогли сохранить до осени.

Долина реки Зеравшан

Ольга Александровна бережно упаковала образцы и отправила их в Москву для более детального изучения специалистами. Уникально, но корни экзотического растения смогли прижиться в Московском ботаническом саду, и это позволило изучить его цветение и плодоношение. Уже в 1870 году распустился первый цветок, а к концу года он дал плоды.

Иногда супруги покидали Туркестан. Так, в конце 1869 года Федченко выехали в Москву для отчета на годичном заседании Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии. Совет Общества по итогам проведенных исследований присудил Алексею Павловичу высшую награду – премию имени Г.Е. Щуровского, которая материализовалась в прекрасный микроскоп. Ольга Александровна за свой вклад в науку: сбор гербария и выполнение альбома с рисунками – была награждена золотой медалью, а препаратор И.И. Скорняков – серебряной.

Туркестанские приключения

В мае 1870 года супруги Федченко выехали в Туркестан, где должны были присоединиться к Искандеркульской экспедиции генерала Абрамова, направленной для исследования Когистана – горной территории в верховьях реки Зеравшан. Но когда они прибыли в Ташкент, выяснилось, что экспедиция уже более месяца находится в пути. Времени на отдых не оставалось – надо было догонять Абрамова. Чтобы быстрее настигнуть русский отряд, путешественники решили преодолеть перевал Туркестанского хребта и выйти в долину Зеравшана как можно ближе к его истокам. В отчете об этом переходе А.П. Федченко писал: «Назавтра оставалось пройти еще несколько верст до подошвы горы, через которую переваливают в долину Зеравшана. От подошвы дорога идет по этой горе по большей части зигзагами, проложенными в сланцевых осыпях горы. Подъем совершался медленно: только после шестичасового подъема мы были наверху (высота перевала 11 200 футов). Особенно затруднительны были три верхних зигзага, покрытые глубоким снегом. Особенно труден был этот подъем для вьючных лошадей, которые беспрестанно оступались и падали. Две из них сорвались и скатились сажен двадцать по снегу. К счастью, лошади и вьюки могли быть вытащены на веревках; погибло только вьючное седло, как санки, скатившееся по снегу вниз, сажен на сто». Проехав по ущелью еще порядка пятнадцати верст, поздно вечером путешественники прибыли в селение Оббурден, где соединились с отрядом генерала Абрамова. Далее члены экспедиции двинулась вместе: вдоль реки, протекавшей в «щеках» отвесных каменистых берегов, через опасные карнизы. Особенно коварным оказался балкон 60 шагов длиной перед мостом Пули-мулла, переброшенный с одной отвесной скалы на другую на высоте десять метров.

Наконец путешественники достигли Кули-Каланских озер, но и там их ждал сюрприз. Местные беки, воспользовавшись тем, что отряд вошел в котловину, выходы из которой можно было преградить, напали на русских. Как описывал в отчете Федченко: «У подошвы этих гор лежало небольшое озеро с зеленой водой – Кули-Калан. Вблизи его было еще несколько озерков; остальное пространство занято было огромными каменьями, между которыми рос довольно густой можжевеловый лес. Отряду пришлось силой пролагать себе путь из этой котловины…»

Так произошло их первое боевое крещение: путешественники попали в засаду вооруженных горцев. Завязался бой. Ольга Федченко не растерялась. Она приняла на себя обязанности сестры милосердия – ухаживала за ранеными, делала перевязки и до прихода основных сил конвоя вела себя спокойно и мужественно. Это описал участник тех событий Д.Л. Иванов, который не смог сдержать переполнявших его чувств, восхищаясь мужеством отважной женщины.

Во время похода ботаническая коллекция пополнилась еще четырьмя сотнями видов растений, три четверти из которых оказались новыми. Ольга Александровна, например, нашла в горах три новых вида арчи – разновидности можжевельника, – впервые ученые получили сведения о важнейших растительных поясах дикорастущей горной флоры.

«В этом путешествии впервые пришлось нам пройти все зоны растительности до предела вечных снегов», – написал ее муж в научном отчете. Зима, которую супруги провели в Ташкенте, принесла женщине-ботанику серьезное признание ее заслуг. Там был открыт Туркестанский отдел Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии, и Ольга Александровна на первом же его заседании была избрана членом-основателем, а ее супруг был учрежден в должности секретаря самого отдела, то есть стал его фактическим руководителем и организатором всей научной и общественно-просветительской деятельности.

Их гостеприимный дом был всегда открыт для друзей, которые в обществе молодых супругов часто коротали непривычно теплые зимние вечера.

С наступлением весны 1871 года Федченко совершили месячный поход, с 20 апреля по 20 мая, в кызылкумские пески. Они прошли за этот срок свыше семисот километров по неизвестным пустынным районам и вернулись, довольные результатами проделанной работы. Они собрали ценные сведения, объясняющие природу пустынь Средней Азии, и пополнили гербарий двумя сотнями новых видов песчаной флоры.

Поездка по Кокандскому ханству

Наш рассказ об Ольге Федченко начинался с того, как с наступлением лета ей с мужем предстояло отправиться в четвертую и самую главную экспедицию по Кокандскому ханству. Итак, хан Худояр, правитель страны, после не по-восточному короткой аудиенции сказал Алексею Федченко «якши»…

Сам Коканд тех лет, согласно описанию Алексея и зарисовкам Ольги Федченко, представлял собой настоящий музей среднеазиатской культуры. Он был обнесен высокой крепостной стеной, а внутри являл собой типичный среднеазиатский город с узкими и кривыми улочками, глиняными заборами и домами, с шумным базаром, многочисленными мечетями и ханской цитаделью. В то же время в нем было много новых построек, воздвигнутых уже при последнем правителе Худояре, в том числе и торговые ряды. Своей величиной и разнообразием товаров базар свидетельствовал о широкой торговле. Особенно интересными показались путешественникам мосты на кирпичных сводах. Они не сохранились до наших дней. Но супругам Федченко посчастливилось увидеть и описать эти древние сооружения. По обеим их сторонам были расположены лавки, где ремесленники продавали свои изделия. Это напомнило Федченко Замоскворечье XVII века, когда торги происходили около Москвы-реки, на ее деревянных мостах. Среди низких жилых построек Коканда возвышались, оживляя силуэт города, памятники культового назначения, носившие типичные черты среднеазиатской архитектуры. Огромное впечатление на путешественников произвели стоявшие друг против друга, ныне уже не существующие, медресе Мадалихана и медресе Хак-кули-Минг-баши. Строительство медресе продолжалось и при Худояр-хане. Особенно русским путешественникам понравилось медресе, которое хан вместе с братом султаном Мурадом возвел в память их умершей матери. Вид этого здания был воспроизведен в знаменитом «Туркестанском альбоме», составленном в 1872 году востоковедом А.Л. Куном.

Будучи крупным религиозным центром, Коканд отличался и большим количеством мечетей. Кафедральной в тот период была Джами-мечеть, где по пятницам при большом стечении народа совершались праздничные богослужения. Алексей Федченко (Ольге как женщине это было запрещено) с интересом поднялся на самый верх минарета, откуда, по преданию, сбрасывали преступников и уличенных в неверности жен.

«Маршрут, который я первоначально составил, был следующий: из Кокана я предположил ехать на Испару, оттуда горами пробраться в Марглян, делая экскурсии к снеговым горам, по долинам рек: Испары, Кокана и Шагимардана. Дальнейший маршрут должен был определиться в Маргляне, по согласованию с султаном Мурад-беком», – отметил руководитель экспедиции. Он надеялся, что миролюбивый настрой кокандского населения позволит им легко достигнуть намеченных целей.

Прибыв в Ходжент, путешественники отметили там расцвет шелкового производства, благоприятный климат, трудолюбие и понятливость таджикского населения.

По дороге на Исфару (или, как в то время говорили, Испару) натуралистов восхитило обилие «культурной зелени» – садов, полей, несмотря на безводность этих горных мест, испещренных солеными ручьями, где идет еще и добыча гипса и глины. В Исфаре закончился путь на арбе, и пробираться через ущелья стало гораздо опаснее. Но террасовидный облик местности, где селения словно лежат на продольных площадках, разделенных не очень высокими скалистыми горами, их изумил. Сопровождавшие их джигиты стали уверять, что дальше пути нет и дороги от селения Ворух в горы попросту не существует, а ущелья Кшемыша и Кереушина непроходимы. Но в горах им повстречалось множество кочующих киргизов, кипчаков, значит, дорога все-таки была, и Алексей Павлович все же принял решение двигаться вперед по левому ущелью – Кшемышу в глубь гор. О том, что это был за путь, свидетельствуют строки отчета: «Между Хотур-тау и нами лежала глубокая долина. Один взгляд туда привел в ужас всех наших туземных спутников: короткое ущелье, идущее от перевала, падало, казалось, почти отвесно к главному… Как только джигиты увидели бездну, в которую нужно было спускаться, то начали тотчас доказывать невозможность такого спуска. Подъехавший с вьюками ишакчи поглядел и заявил, что он не поедет дальше: “Дороги тут вовсе нет”, – прибавил он; дороги с первого взгляда действительно не видно: она идет по склону, делая бесчисленные изгибы… Пришлось все-таки самому отправиться вперед, чтобы доказать наглядно мое твердое решение спускаться…»

Для того чтобы пополнить свои коллекции, ученым приходилось идти на риск, который сопровождавшим их ханским джигитам казался полным безрассудством. Спустившись к руслу горной реки, члены экспедиции направились к ее истоку вверх по ущелью. Так они добрались до ледника, который и давал ей начало. Ледник был обследован вместе с Ольгой самым тщательным образом. Любопытство ученых вызвал кустарник Caragana, найденный в этих высокогорных местах: теоретически он не должен был там расти. Ольга Александровна сделала превосходный рисунок этого первого ледника, найденного в горах Туркестана. Федченко присвоил ему имя своего учителя Щуровского.

С ледника экспедиция спустилась в селение Ворух и двинулась далее вдоль северного склона Алайского хребта к реке Сох. Горами через киргизское село Карабулак путешественники попали в созвучное названию реки селение Сох.

Далее конвой идти наотрез отказался. Там, как они сообщили, следовала территория, куда кокандцам был путь заказан, что же касается русских, то рассчитывать на гостеприимство местных киргизов им тоже можно было лишь с большим опасением.

Горы Аксай-Тау к югу от Самарканда. С рисунка О.А. Федченко

«Трудности дороги заключались в 8 перевалах для обхода стремнин реки… – отметил руководитель экспедиции в своем отчете. – Трудности дороги не остановили бы меня, но враждебное положение киргиз заставляет выбрать для посещения какой-либо другой перевал, лежащий восточнее». Опасность нападения была велика хотя бы по той причине, «чтобы сделать неприятное хану, явно покровительствующему путешествующей по Кокану ученой экспедиции».

Федченко принял решение отправить письмо кокандскому мехеру, в котором сообщал, что пять дней экспедиция пробудет в Шагимардане в ожидании ответа от хана. Ему хотелось получить хоть какие-то гарантии от местной власти по обеспечению безопасности дальнейшего похода, но из ответа, который пришел, следовало, что самого хана нет в Коканде, а продолжать путь им не советуют. Посетив в Шагимардане – месте, где соединяются две реки, Карасу и Аксу, – могилу самого почитаемого кокандского святого Шаги-Мардана, чье имя переводится как Царь людей, Федченко решили вернуться на маршрут.

Однако возникли трудности в поездке к горным перевалам, ведущим в Каратегин. Сначала некто юз-баши Магомет охотно вызвался сопровождать экспедицию, но вскоре путешественникам сказали, что якобы жители Шагимардана явились к начальнику ханских джигитов караул-беги Абу-Кариму и заявили, что считают опасной дорогу к перевалу Караказук, поскольку там возможно нападение. Надо было принимать хоть какое-то решение. Федченко было ясно, что ему в чем-то морочат голову, но и на нем самом лежала ответственность, как за жизнь членов коллектива, так и за исход самого мероприятия. В конце концов пришлось пойти на риск. Путем логических заключений ученые пришли к выводу, что главным источником затруднений в походе к Каратегингским перевалам стал сопровождающий их караул-беги Абу-Карим, городской житель, который постоянно испытывал почти суеверный страх перед горами. Они вспомнили, как тот всю дорогу из Варуха в Сох через теснину Караколь молился и дрожал при виде висящих камней, так что, скорее всего, именно он нагнетал страх перед шайками. У подошвы перевала стояли аулы кокандских киргизов, а поскольку это была конная дорога, причем единственная, то всегда можно было получать от них сведения о возможных нападениях.

Но джигиты надеялись, что путешественники не выдержат психологического давления и свернут с намеченного пути. По дороге им встретился юз-баши Магомет, в его сопровождении русские доехали до аулов и там заночевали.

Наутро ханские джигиты устроили «лежачую забастовку». «Они указали, где перевал, но сами ехать отказались и для большей убедительности легли на землю. Только когда я один отъехал от них на полверсты, они присоединились», – описал этот случай Федченко. Опасности не было никакой, поскольку юз-баши даже послал вперед киргиза, который сидел там в качестве караула. За самим перевалом, как тут же выяснилось, тоже были кокандские земли, – нежелание джигитов ехать было продиктовано лишь страхом лишний день пробыть в горах. Так что трусость ханских охранников едва не сорвала исход экспедиции. Трудно понять, где правда, а где тебя попросту дурачат, особенно если ты еще и не владеешь в совершенстве местным языком, а политическая обстановка меняется вместе с ветром.

«При одной экскурсии, где есть действительно опасное место (карниз-подъем по скале над озером), караул-беги поручил даже взять с меня расписку, что я пошел по этому опасному месту, невзирая на их предупреждения», – отмечал ученый.

Следующим пунктом пребывания экспедиции стал Учкурган. Там Алексей Павлович нанес визит бывшему каратегинскому беку Музафар Ша. Но хозяину оказалось не до гостей. Он был в большом горе: только что похоронил свою любимую шестнадцатилетнюю жену, на которой женился, когда ей исполнилось только 12 лет. Ольга Александровна посетила мать умершей, чтобы выразить ей свое соболезнование. Все лицо несчастной, как вспоминала Ольга, было изодрано в знак печали ногтями; говорить она не могла, а только охала и плакала.

Музафару Ша было в то время лет пятьдесят. «Надежды получить от него сведения по географии Каратегина мало оправдались. Он дал мне список своих предков, но не мог довести свой род до Александра Македонского, на происхождение от которого претендовал», – отмечал Федченко, вспоминая эту встречу.

Далее экспедиции удалось добраться до реки Исфайрам, подняться на перевал Тенгиз-бай, принадлежащий Алайскому хребту. Федченко вспоминали, как, еще находясь в Учкургане, они были удивлены видом этой реки: за одну ночь из грязно-серой она стала кроваво-красной, что способно было вызвать у непосвященных просто-таки мистический ужас. Но эта метаморфоза происходит с ней периодически из-за свойства ее притоков, которые, омывая глинистые берега, приносят в ее воды то красные, то желтые оттенки.

Сам Алай, как отмечали удивленные путешественники, напоминал зимнее пастбище и больше походил на степь. Им там даже встретилась степная птица бульдрук. Из сельскохозяйственных культур местные жители отдавали предпочтение люцерне.

В своем отчете А.П. Федченко написал: «Совершенная поездка в Алай интересна как первое начало естественно-исторического изучения бассейна Аму-Дарьи. Для начала там сделана весьма хорошая находка: в ручьях близ Кизил-су найден небольшой вид форели – первый представитель семейства лососевых из Туркестанского края. Коллекция животных, особенно птиц и насекомых, составлялась, насколько позволяли время и обстоятельства. Найдено довольно много растений, не встречавшихся прежде. В географическом отношении поездка представляет также любопытные результаты, определяя положение водораздела между Сыром и Аму, также северной ветви Аму-Дарьи и существование весьма высоких Заалайских гор. За этими горами, где-нибудь недалеко, находится и знаменитый Памир».

Однако планам экспедиции дальше двигаться на юг, взобраться на только что открытый Заалайский хребет и увидеть, что находится за его пределами, не удалось осуществиться. «Ошский серкер датха Джан объявил, что туда можно ехать только в сопровождении сильного конвоя, который без особого приказа султана Мурад-бека он дать не может», – следует из отчета. Султан пообещал дать двадцать человек охраны, но своего слова не сдержал.

После письма султана супруги Федченко совсем было потеряли надежду оказаться дальше Гульши, но в конце концов на свой страх и риск все-таки туда поехали, предположив, что посещение территории, не пройденной ни одним образованным путешественником, не останется без результатов. И под охраной конвоя жителей Оши, вооруженных фитильными ружьями и шашками, они отправились по большой караванной дороге. Однако новый конвой скоро показал свой дикий нрав, устроив джигитовку, причем один из джигитов так «ловко» выстрелил из ружья, что упал с лошади. Ботаническая добыча от этой поездки была невелика, зато им удалось внести изменения в карту местности и сделать несколько географических открытий, например, что дорога на Терек-даван лежит не в долине Сырдарьи, а в долине Курбаша – маленького ее притока, так что местоположение перевала пришлось передвинуть на 80 верст к западу и на 30 к северу, а Узгент, вместо 120 верст от Андижана, оказался всего в 63, и притом прямо к востоку.

Ригистан. Главная площадь в Самарканде. С рисунка О.А. Федченко

Затем они посетили Узгент с его чуть ли не самыми древними в Средней Азии достопримечательностями, и Ольга Александровна сделала их зарисовки.

В начале осени супруги Федченко вернулись в Ташкент, а в ноябре были уже в Москве, где сделали свои доклады на заседании Общества любителей естествознания.

Многие ученые дали высокую оценку вкладу Ольги Александровны, которая за время Туркестанской экспедиции составила гербарий из 1500 видов растений. Кроме этого, она собирала и препарировала насекомых, вела переписку с русскими и зарубежными учеными, производила зарисовки местности. Впоследствии с ее этюдов и набросков делал работы известный русский художник А.К. Саврасов.