Текст книги "Голубой янтарь"

И я отпустила воображение. Сейчас лето. Летом я там была. Красиво, слов нет. А какая там осень? Наверное, долгая… А деревья? А лес? А какое море зимой? А я? Что я буду там чувствовать? Нет, не так! Я уже там…

 
Под звездным иным небом
Нашелся мне уголок.
Стал для меня снегом
Белый морской песок,
 
 
Сугробами стали дюны,
Осиною стал платан.
Плетет славянские руны
Арийский старый каштан.
 
 
Свинцовые воды моря
Стали моей рекой,
А хилый лесок на взгорье
Стал для меня тайгой.
 
 
Роскошная долгая осень
Стала мне вместо зимы.
А Стрелы приморских сосен
Здесь чересчур прямы…
 
 
Я стала немного старше,
Барьеры судьбы круша.
И только такой, как раньше,
Осталась моя душа.
 

На следующий день ковыряюсь в земле, пересаживая разбежавшиеся по участку фиалки, и бормочу про себя: под звездным иным небом. Нашелся мне уголок… И слышу бибиканье машины у ворот. Предчувствую: началось!

Иду к воротам, на ходу натягивая футболку и шорты. Из машины выходит приятная пара, мужчина лет сорока и женщина лет тридцати. Здороваемся.

– Увидели ваше объявление. Можно посмотреть?

– Конечно, можно! Проходите. Сначала в дом или на участок?

Я бы предпочла заманить их сначала в дом, потому что изнутри он – загадка архитектуры – больше, чем кажется снаружи, да и отделан не плохо.

Но их интересует, в первую очередь, участок и баня, которой нет. Я излагаю им свою концепцию бани. Они соглашаются. Их не пугают хлопоты, видно, что мужчина работы не боится. Им все нравится, я вижу, что у них горят глаза так, как горели у нас с дочерью пять лет назад. Они рассказывают, что у них тут дом у друзей, и они хотят дачу именно здесь.

Мы переходим в дом, и я вижу, что они приятно удивлены. Из окна второго этажа они замечают прудик сразу за забором, и мы снова спускаемся на участок.

Они совершенно очарованы прудиком:

– А он чей?

– Он ничей. Он межевой. Раньше, когда был жив старичок вон в том доме, он разводил там карпов. Сейчас дом пустует, а если хозяин и объявится, пользоваться прудиком мы можем на равных.

Я радуюсь про себя, что не пожалела сил и недавно почистила бережок и дно, хотя мне и в голову не приходило, что именно прудик станет тем фантиком, который поможет продать конфетку.

Пара уже рисует картинку, как они будут париться в баньке на берегу прудика, как будут нырять в холодную воду…

Им так все нравится, что они готовы оставить задаток в пол стоимости дома. Я обалдеваю:

– Нет, это ни к чему. Если вы решите купить дом, то мы подпишем договор о внесении задатка, но это будет обычно принятая небольшая сумма.

Кстати, ребята не так уж и просты:

– А вы не будете против, если мы завтра приедем со знакомым риэлтором, и если ей все понравится, и документы будут в порядке, сразу подпишем договор и внесем аванс?

Я не против, с документами у меня все в ажуре, и вряд ли риэлтор найдет серьезные недостатки – я уже пять лет только тем и занимаюсь, что устраняю недостатки…

Мужчина достает телефон и начинает звонить. Я ухожу, чтобы не мешать. Включаю воду и начинаю полив. Иногда посматриваю в сторону покупателей и вижу, что они препираются между собой. По жестикуляции оцениваю диалог примерно так:

– Ты спроси…

– Нет, ты спроси…

Я выключаю воду, подхожу к ним:

– Ну, что – совет в Филях закончился?

Они мнутся. Сейчас начнут говорить о деньгах и испытывают от этого неловкость. Мужчина, подавив гордость добытчика и перестав улыбаться, выдавливает из себя:

– Я сейчас звонил в банк, который выдает мне зарплату, и они готовы дать нам кредит, но не больше миллиона. А у нас не хватает миллион триста. И взять больше негде.

Я вижу, как они расстроены. И как им хочется купить мой дом. А как мне-то хочется продать! Именно им. Потому что они будут любить его, как любила я. И руки у них явно растут, откуда надо… И я легко, как будто каждый день разбрасываю по триста тысяч, иду на встречу:

– Да, сейчас и миллион не каждому дадут… Давайте считать, что это вам на баню! Я же обещала скидку на баню, хотя и не предполагала, что это будет такая шикарная баня!

Они облегченно вздыхают и улыбки возвращаются.

– Мы завтра приедем.

– Буду ждать, я весь день дома, но, если передумаете, позвоните, пожалуйста.

– Не передумаем. Будем всю ночь представлять, как и что.

– Если хотите, я могу вам дать копии всех документов.

– А у вас есть?

– Конечно. А еще могу отправить ссылку на фотоальбом…

– Правда? Было бы здорово.

Мы расстаемся. Я уверена, что все состоится. Пока они доедут, их уже будут поджидать фотоальбом, и им будет просто невозможно передумать – места здесь необыкновенные, цена – ниже плинтуса, домик – чудо.

Меня колбасит. Я звоню дочери. Она меня полностью поддерживает:

– Ничего, все равно кредит брать придется, выкрутимся как-нибудь. Зато дом будет в хороших руках. У них глаз-то горит?

– Еще как!

– Значит, они будут его любить. Все лучше, чем жлобам каким-нибудь, которые все будут хаять да перекраивать.

– Будем ждать завтрашнего дня.

– Постарайся не волноваться и уснуть.

– И вы тоже…

Дальше все пошло, как по маслу. Через неделю дом был продан, а через две я уже прилетела в Калининград. Просиживая ночи напролет в Интернете и без конца звоня дочери и обсуждая варианты, которые они с мужем ездили осматривать по вечерам и выходным, мы выбрали для них полдома в Калининграде и мне квартиру в небольшом приморском городке. Точнее, пристрой к старому немецкому дому с отдельным входом и видом на море. Выбирала я по фотографиям, которые мне регулярно пересылали дети по электронной почте. Выбор был весьма ограничен нашими средствами, это – во-первых, и во-вторых, недвижимость должна была быть свободной, не входящей ни в какие цепочки, иначе мы вполне могли бы зависнуть с деньгами и пролететь, как фанера над Парижем, при первом же изменении цен на рынке недвижимости.

Дети внесли авансы на свой страх и риск, договорились с кредитом на недостающую сумму, и к моменту моего приезда все было уже решено.

На следующий после приезда день мы уже оформили первую сделку, а через две недели – вторую. Кутерьма, начавшаяся с моего отъезда, набирала силу. Хорошо, что я бросила все крупные вещи, оформив грузоперевозку только на технику, книги и всякие милые сердцу, но абсолютно не нужные мелочи, которых набралось ровно на грузовик, пришедший раньше, чем я получила ключи от моего нового жилища. Вещи выгрузили у зятя на складе.

Начали готовиться к переезду с частной квартиры в их новое жилье. На деле было оно очень старым, в котором давно никто не жил, замусоренным донельзя и с запущенным, но когда-то буйным садом. Долго наводили порядок в доме и саду. Мусора набралось столько, что зять вывозил его тележками каждый вечер в течение месяца. Но уже через неделю дом приобрел вполне обжитой вид. В воскресенье мы затопили баньку, и, впервые расслабившись, сидели на террасе и любовались цветущими розами, зелеными гроздьями винограда и гнущимися под тяжестью плодов ветвями груш и яблонь. Не верилось, что все это – наше. И вообще не верилось, что все так сложилось.

Еще бы! В воздухе носилось предчувствие второй волны кризиса. А это привело бы к тому, что мой домик там, на Урале, было бы уже не продать, покупателю не дали бы кредит, да и нам тоже, так как снова начались задержки зарплаты, не обошедшие и нашу семью… Чудо, что мы успели. И хорошо, что не пожадничали. Нужно всегда слушать свое сердце. На столе лежал план моего дома, мы на него медитировали. Представляли, где и что поставим, что нужно заказать, что в какие тона покрасить и как уложиться при этом в самые скромные суммы. Мы еще не знали, что к калькуляции придется добавить ремонт протекающей крыши и смену прогнивших полов, но это уже не могло бы испортить нам настроения, вполне вписываясь в рамки допустимого риска.

– А вот и шестой угол, – вскрикнула я, тыча пальцем в план дома.

– Ой, точно! А я и не обратила внимания, – удивленно подхватила дочка.

– Кажется, я что-то упустил. Шестой угол – это хорошо, или плохо? – поинтересовался зять осторожно. Он очень переживал, понравится ли мне выбранное виртуально жилье.

– А, да ты у нас не в теме! Маме приснилось, что в ее доме должно быть шесть наружных углов. А в этой суете мы совсем забыли про углы!

– Честно говоря, я и сама об этом вспомнила только сейчас, когда увидела план.

– Что-то я не врубаюсь. Чисто по памяти я вижу шесть стен буквой «Г», пять наружных углов и один внутренний.

– Мне тоже так показалось, – подтвердила дочь, – но вот смотри, на стене, которая выходит к соседям, есть полуметровый выступ, образующий шестой наружный угол.

– Точно! Вот это да! Какое совпадение! А вам, правда, там понравилось?

– Сразу, как только увидела фотографию, помнишь, ту, на которой сквозь деревья просвечивает закатное солнце, садящееся в море. Дальше уже все остальное не имело значения. А шестой угол только подтверждает правильность выбора.

– Да, мам, трудно представить, что на побережье найдется на продажу еще один шестиугольный пустующий дом…

– Да еще по нашим деньгам…

– Вот свезло, так свезло!

– Слушайте, а ведь мечты сбываются, это – закон Вселенной. А мы с вами – в потоке.

– В каком потоке? – уточнил зять. Он еще не совсем привык к тому, что мы с дочерью в жизни не всегда руководствуемся доводами разума.

Я попыталась объяснить:

– Понимаешь, у людей это называется «попасть в струю». А я думаю немного иначе. Мы не просто попадаем в струю, мы сами создаем, а точнее, притягиваем поток энергии, пребывая в котором мы можем все. Все мечты сбываются, все получается…

– Я чувствую, что все замечательно, но не совсем понимаю, как это получается.

– А понимать не обязательно, главное – чувствовать. Вот смотри: наши мечты никого не обделяют, никого не обижают, никого не ущемляют, то есть наши намерения не нарушают законов развития Вселенной. Более того, возможно, у нее есть свои намерения в отношении нас. И если эти намерения совпадают, то мы находимся в потоке – события сами складываются нужным нам образом, потому что мы – в гармонии.

– С кем?

– Боюсь перегрузить тебя ответом.

– А вы попробуйте.

– Хорошо. Я попробую ответить, обходя слово «Бог», чтобы тебя не напрягать. Во-первых, в гармонии с собой. Во-вторых, с судьбой. И, в-третьих, с окружающим миром. С этими розами, с морем у меня под окном. То есть мы оказались в нужном месте в нужное время.

– Согласен. Все звучит очень красиво. А как насчет того, что еще сотни людей хотели бы оказаться в этом месте и в это время?

– Они просто хотели. А мы ломились напролом к своей мечте, при этом никого не напрягая. Вот смотри. Есть такой закон – закон бумеранга.

– Слышал.

– Когда мне предложили скинуть и без того низкую цену еще на триста тысяч, я легко согласилась, не раздумывая. И вы легко меня поддержали, хотя все материальные проблемы ложатся на вас. То есть мы пошли на поводу у совершенно иррациональных соображений – новые хозяева будут любить наш дом, у них глаза горят. Когда я на работе рассказала, как продала дом, мне дружно намекнули, что я сошла с ума. А одна дама, которая тоже мечтала бы жить у моря, сказала, что ни за что бы не уступила. Поэтому здесь мы, а не она. Закон бумеранга сработал в чистом виде. У нас не хватало денег на понравившийся мне дом, и мы готовы были от него отказаться и уже искали другие варианты, когда хозяин вдруг сам, ни с того, ни с сего, вдруг скинул с цены четыреста тысяч.

– Да, это было неожиданно. Ему срочно понадобились деньги.

– И очень кстати. То есть события стали складываться нужным нам образом. Легко потеряли, легко нашли. И даже больше. И шестой угол это только подтверждает. Этот домик ждал меня, и все сложилось. Значит, мне там будет хорошо. И, возможно, это еще для чего-то или кого-то нужно.

– Звучит очень убедительно. Но там еще работы – непочатый край!

– Ну, этим нас не испугаешь! Прорвемся, не в первой.

И снова: переезд, ремонт, мусор… К осени с пляжа сквозь деревья на откосе вместо жалкой серенькой убогой постройки уже виднелся нарядный сиреневый домик.

НА БЕРЕГУ

Август чередовал солнечные и дождливые дни, мешая делать наружное утепление и отделку, но вот погода установилась, и в те часы, когда технология строительных работ требовала просушки очередной стены после грунтовки или штукатурки, я бегу к морю, смываю усталость холодной балтийской водой и валяюсь на песочке, впитывая всем телом солнечное блаженство. Я ловлю себя на странной мысли: «Наконец-то я в отпуске!». И тут же спохватываюсь: «Ой, а ведь этот кайф – не отпуск! Это – навсегда! Не может быть!». И не могу сдержать счастливой улыбки.

Пытаюсь вспомнить, когда была в отпуске последний раз. На ум приходит фраза из юморески в исполнении Елены Степаненко: «В последний раз – никогда». Смешно. Обрываю собственное глупое хихиканье. Не правда. Была я в отпуске. Так, считаю… всего пятнадцать лет назад. В Турции. С младшей дочерью. Она уже учила турецкий, и мы решили посмотреть, что за страна такая, с которой ей, возможно, придется иметь дело. Ничего себе местечко оказалось. Вокруг дочери тут же начала собираться молодежь, а я наслаждалась морем и одиночеством. А по вечерам мамашки приводили ко мне своих малышей, отравляясь на гулянку.

Но запомнилось не это. Там я пережила первый мистический опыт, неожиданно ощутив себя частицей мироздания, такой же, как капля воды или песчинка на морском берегу, или роза, цветущая под палящим солнцем неестественно синего безоблачного неба. Как мало, оказывается, нужно человеку, чтобы почувствовать себя частью единого, не умом, нет, ум мой тогда работал больше в направлении выживаемости в рамках одной семьи, а всем существом, – всего-то выключиться из суеты, остановиться, расслабиться. Я тогда еще ничего не знала о медитативном состоянии, духовных практиках и прочих «заморочках», но иногда вдруг впадала в подобное состояние, и счастье, теплое и беспричинное, окутывало меня ласковой волной.

И вот я снова, спустя пятнадцать лет, лежу на песчаном берегу холодного, но ласкового моря, смотрю на крошечный кораблик на горизонте, и вижу, как светится море там, вдали. Это свечение примерно такой же ширины, какую я видела над лесом за деревней, над церковью на берегу уральской речушки, над всем живым и не живым в нашем прекрасном мире. Истома охватывает мое тело, проникает в мой мозг и блокирует его полностью. Я смотрю на море и посылаю ему свою любовь. И ему, и детям, плещущимся на мелководье, и такой щедрой земле… Я благодарю Вселенную за выпавшее на мою долю счастье жить, счастье быть и счастье чувствовать.

Домашние ремонтно-строительные хлопоты к концу сентября закончились, точнее, закончились деньги, на них отведенные. Конечно, процесс совершенствования жилища может быть бесконечным, но можно просто сказать себе: все отлично, жизнь прекрасна, и не стоит ее тратить на бесконечные улучшения. Я брожу по окрестностям, собираю редкие в этом году грибы и удивляюсь странной, какой-то картинной красоте прибалтийского леса. Редко посаженные деревья пропускают огромные массы света, и бродить одной здесь совсем не страшно. Но чаще всего я зависаю у моря. Купаюсь в холодной воде почти весь сентябрь, а когда водичка совсем остывает, просто брожу по берегу, иногда довольно далеко от дома. Осенние штормы выбрасывают на берег кусочки янтаря. Местные такой мелочью не промышляют, но я собираю их с фанатизмом новичка.

Само занятие меня завораживает, фактически представляя собой динамическую медитацию. Голова совершенно свободна, иногда в ней всплывают красивые строчки, но тут же теряются. Я не люблю ковыряться в выброшенном на берег мусоре, хотя именно в нем янтаря больше всего. Мне нравится другой вид охоты – стоять в ледяной воде и смотреть, как волна, плавно накатывая на песок, играет с легкими, прозрачными камушками, норовя снова утянуть их в море. Я включаюсь в игру – выхватываю янтарик и сжимаю его в кулаке. Он такой легкий и теплый, в нем живет солнечный свет, душа леса и сила моря. Он сам – живой огонь, созданный стихиями земли, воды и воздуха. Иногда я медитирую на пустом берегу, потом обязательно посылаю морю свою любовь и иду гулять. Однажды мне показалось, что морю скучно – волны едва шевелили морскую гладь, кораблей не было видно, пляжи обезлюдели, янтарь не выбрасывало на берег, и сборщики не появлялись.

Я предложила морю поиграть и вошла в воду по щиколотку. Ноги проваливались в мокрый песок, волны едва лизали лодыжки. Я лениво рисовала ногой на песке нехитрые узоры, а море их стирало. Солнышко, дельфинчика, сердечко… Вдруг в воде что-то блеснуло. Янтарь? Точно, по моим меркам даже очень крупный. Я выхватила камушек и, поблагодарив море, сунула добычу в карман. Тут же снова появился прозрачный подарок, но я промахнулась, и море утянуло его обратно. Ноги заледенели, я вышла на сухой песок, но глаза отвести не смогла, вода так и притягивала взгляд. И снова добыча. Какой он разный, янтарь! То молочно-желтый, почти не прозрачный, то оранжевый, то почти коричневый, то красный, то пронзительно прозрачный желтый… Море преподавало мне урок геологии. Игра продолжалась несколько часов. Я уже проголодалась, замерзла и нестерпимо хотела в туалет. Но нельзя же бросать игру! Около меня остановились две девочки-подростка, явно прогуливающие школу, и с интересом наблюдали за моими действиями.

– Девчонки, оставляю на вас эту жилу, я через десять минут вернусь. Не зевайте!

Девчонки радостно закивали и полезли в воду, но тут же отскочили – холодно. И все же любопытство пересилило, и они начал охоту.

Через десять минут я, возвращаясь, встретила их, идущих мне навстречу:

– Ну, что, замерзли?

– Да нет там ничего! – обиженно проворчали подружки и побрели прочь.

Я постояла на берегу, и море снова начало игру. Через час, измотанная и голодная, я попросила у моря прощения и пощады.

– Спасибо тебе, море! Но я сдаюсь. Ты победило! Мы здорово поиграли. Спасибо!

Море бросило к моим ногам камушек. Я не взяла. Постояла еще – все, пусто. Я засмеялась и пошла домой. Настроение просилось на бумагу. Получилось что-то минорно-мажорное:

По берегу моря брожу босиком,

По самой кромке воды,

И волны не слышно, почти тайком,

Мои заметают следы.

Мы в сговоре с морем, и пусть не найдут

Меня по моим следам.

Я с воздухом пряным сегодня в ладу,

Смакую его бальзам.

Земля расстелила ковер из песка,

Лаская мои ступни,

Янтарные капли мерцают слегка

В неверной моей тени.

Я – воздух и море, песок и огонь,

Я – нега осеннего дня.

Лениво янтарь собираю в ладонь —

Кусочки морского огня.

Я вижу, как свет золотую спираль

Над морем простер вдали,

Как ветер сплетает в искристую шаль

Парящую мощь земли.

Я просто брожу, собирая янтарь,

По самой кромке воды.

А море само на песчаный алтарь

Выносит свои плоды.

ИЗ ПРОШЛОГО

1

Настроение нежности ко всему сущему не проходит, и мне почти наплевать на все, что происходит в мире, если, конечно, это не касается моих близких. Иногда переписываюсь с друзьями по электронке, перезваниваюсь со старшей дочерью, по субботам приезжает младшая с мужем. У всех что-то происходит. У одной из женщин на бывшей работе трагически погибла взрослая дочь. Мать в тяжелом состоянии, винит себя, хотя формально к гибели дочери не имеет отношения. Сочувствую всей душой, Нет ничего страшнее, чем пережить своих детей. Мы не были с ней подругами, так, иногда болтали во время перекуров. Чаще всего я молча выслушивала, как она осуждает других, иногда пыталась сказать в пику что-нибудь хорошее об объекте нападок и перевести разговор в другое русло. Но большой внутренней злобы я в ней не чувствовала. Она занимала должность чуть-чуть пониже моей и искала со мной более тесной дружбы, но я твердо усвоила, что не обязана поддерживать близкие отношения с теми, кто мне неприятен.

Должность ее предполагала очень тесное общение с людьми. Когда-то и я выполняла подобные обязанности и знаю на своем опыте, что на такой работе важны не знания, а умение стать подчиненным «родной матерью». Сначала так и было, но ее характер постепенно портился. Не всех людей можно допускать к власти. К сожалению, она оказалась из тех, кто, попав в руководящее звено, вместе с должностью получал уверенность в том, что всегда и во всем прав.

Постепенно вокруг нее образовался вакуум. Сотрудники шли либо ко мне, либо к ее помощнице, с которой они когда-то дружили. И сейчас я немного винила себя – возможно, не будь я столь терпима, я могла бы остановить ее беспредел, или, протяни я ей руку дружбы, смогла бы помочь ей стать другой. Хотя вряд ли, пустое это – менять людей. И все же, пока я была с ними, какой-то баланс сил сохранялся. Однажды во время одного из занятий, которое я вела для сотрудников разных филиалов, ей в конце было предоставлено слово для сообщения. В зале было человек сорок, в основном женщины. Неожиданно, по совсем пустяковому поводу, в ответ на реплику из зала, она начала так орать, что все опешили. У нас это не принято. Да и вообще в приличных местах так себя не ведут.

Попахивало нервным срывом. Я подошла к ней и сжала ее плечи, строго обратившись по имени отчеству:

– Успокойтесь, пожалуйста. Нет повода так волноваться.

И обратилась к обалдевшим сотрудникам:

– Если есть вопросы, подходите ко мне минут через десять, мы решим их в рабочем порядке.

Я взяла сигареты с ее стола и повела в курилку. Пена изо рта, к счастью, не пошла, но успокоила я ее с трудом:

– Я понимаю, что с открытием двух новых филиалов работы у всех прибавилось, но сегодня было много новеньких, которые тебя не знают, они могут подумать, что у нас всегда так. Что происходит?

– Я сама не знаю, как сорвалась. Я уже неделю не сплю. Все время в напряжении.

– Это плохо. Типичная офисная лихорадка. Хочешь, мы заберем у тебя часть договоров, тебе будет полегче.

– Да у вас у самих работы – умотаться. Я же вижу по базе данных, какая у вас нагрузка. Да еще и мои агенты к вам идут!

– А мы их прогоним.

– Нет, возьмите лучше людей. Что-то я заводиться стала, всем чего-то надо… Я лучше с бумажками. Вот ты мне объясни, почему тебя все рвут на части, а ты – спокойна, как удав.

– У меня любовник хороший.

– У меня тоже.

– А я не о постели. Мы друг друга понимаем.

– Мы, вроде, тоже.

– К тому же я в деревне живу, на природе. Еду с работы – башку клинит. Не успеваю подъехать к дому, за несколько километров лес начинается. И мне сразу легче. Въезжаю во двор – голова не болит. Правда, зимой, чтобы во двор въехать, нужно еще лопатой помахать. Сразу вся дурь из башки выходит. А летом первым делом – на цветы смотреть. А потом быстро на речку. Поплаваю – усталость, как рукой снимает.

– В бассейн я тоже хожу. И в баню. А деревенская пастораль не для меня.

– Может, тебе простенькую медитацию записать, на расслабление. Спать лучше будешь.

– Давай. Может, попробую. Хотя не верю я в это.

– А еще я иногда на корейскую гимнастику хожу, дан-хак. Сильно помогает.

Больше крупных срывов у нее не было, так, мелкие пакости.

Более того, записались они вместе с дочерью на курсы йоги. И нравилось ей очень. И спокойнее стала. Ох уж мне эта йога в клубе фитнеса. Учат позам. И, похоже, все. С другой стороны, может и еще чему-нибудь. Да не все въезжают. Но эффект внешний был.

Самое неприятное началось уже перед моим уходом на пенсию.

Ее помощница, бывшая подруга, тяжело заболела. Типичная женская онкология. Мы часть работы взяли на себя, но она ходила и жаловалась всем, как ей тяжело. И какая растяпа ее помощница, сколько у нее ошибок.

Меня по этому поводу вызывал мой начальник, начал журить:

– Что ж вы ей не помогаете, ей ведь одной тяжело!

Хорошо, что он у нас не просто адекватный, а во всех отношениях замечательный. Сели мы за компьютер и все сразу стало ясно: мои девчонки делают раза в полтора больший объем, чем она. Плюс всех сотрудников давно переориентировали на нас.

– Ничего не понимаю. Она же всем рассказывает, что ей никто не помогает!

– Так бывает. Личное ощущение у нее такое. Никто не обязан быть объективным.

– А ты почему не жалуешься? На объемы, на нее?

– Вы же знаете, я все больше с мужиками работала, к бабским склокам не тяготею.

– Знаю. Ценю. А что случилось-то с ней? Нормальная была, простите, баба. Все ее любили.

На счет «все ее любили» я промолчала. Сильно устаревшая информация. Далеки наши руководители от народа (сидят в другом здании).

Он продолжил:

– Я стесняюсь спросить: может, у нее так климакс проходит?

– Да у нас у половины компании климакс! Стареем…

– Ну, у всех по-разному проходит…

– Объяснение не канает. По техническим причинам.

– Понял. Вспоминаю, у нее лет десять назад была какая-то операция.

Я кивнула.

– Так что будем делать? Может, уволить?

Это была милая провокация. Ни он, ни я этого делать не умели.

Но ответ должен был быть дан:

– Нет, конечно! Ей год до пенсии. Кому она нужна? Дотерпим.

– Как же, уйдет она! Еще никто не ушел. Ты первая собралась.

В его голосе звучит некоторая обида, и я объясняюсь:

– Вы же знаете, мою Алену ждет серьезная операция, а внук маленький. И планы у меня. Так что не судьба.

– Жаль. Когда дома надоест сидеть, возвращайся. Ума не приложу, чем дома можно заниматься. Ну, по бреду, если бы ты книжки писала, например…

– По бреду, пишу, грешна, батюшка.

Он смотрит на меня хитренько, что-то такое подозревал, видимо. Может, в Интернете надыбал? Хотя пишу я под псевдонимом, только мой первый роман вышел в одном из виртуальных журналов под моей собственной фамилией. Я перевела разговор.

– Вернемся к нашим баранам, то есть к нашей козе. Через месяц ее помощница выйдет из больницы, операция прошла удачно. И все вернется на круги своя. А пока попробуем еще как-то помочь.

– Да, а как Валентина-то работала? Ты ведь поначалу тоже ей была не довольна.

– Это когда было? Ей просто образования не хватало.

– Помнишь, как она со своего компьютера косячила, а мы с тобой со своих исправлять не успевали?

– Да, горячее времечко было. Только у меня к ней давно претензий нет.

– Совсем? А Ирина жалуется, что за ней ошибки исправляет.

– А мы за Ириной. На то и команда. А ошибки все делают. Это нормально. И я не без греха.

– И я.

Я не стала спорить, хотя ни одной его ошибки в жизни не видала. Это бы уже тянуло на мелкий подхалимаж.

– Так я не понял, что делать будем? Может, возьмем нового человека на Валино место? А она выйдет – пристроим куда-нибудь.

– Куда? На инвалидность? Так она не хочет, ей семью кормить надо. У нее один с сошкой, да семеро с ложкой. Потерпим. Поможем еще, если свое успеем до конца месяца сделать хоть на день раньше.

– Да вы и сами уже под завязку, скорее бы ваша Машка из декрета вышла. А девчонки твои как – не будут возражать?

– Возражать будут. Обидно им, что они и так за Ирину половину работы делают, а она их поносит. Но сделают.

– Как убедишь?

– А я и убеждать не буду. Они у меня добрые, хоть и поперечные. Скажу, что Валентину уволят, если месяц вовремя не закроем, так они сами все сделают.

– Ладно, давай. А что будем делать с Ириниными разговорами? Пресекать? Она ведь и главбуху поет, как бы это на вашей премии не сказалось…

– Собака лает, а караван идет.

– Отлаиваться не будете?

– А мы – караван. Если кого это волнует – любой может в компьютере увидеть реальную картину. А дураков у нас в компании нет. Так что обратной волны не будет.

– Эх, жалко все-таки, что ты уходить собралась. Сработались мы.

– Да мы не сработались, мы сроднились. Может, жизнь еще сведет? Может, в гости будете ко мне ездить? Вы ведь тоже в отпуске сто лет не были!

– Переедь сначала. А там посмотрим!

Месяц прошел, мы сообща справились, хотя мои девчонки и повозмущались. Пришлось применить тяжелую артиллерию:

– Хорошие вы мои! Ну, представьте, а если с кем-нибудь из вас такое случится? Вы бы не хотели остаться еще и без работы?

Аргумент прошел. Пахали, как звери. А тут и моя заместительница вышла из декрета, и Валентина вернулась. Изрядно почиканная, но не побежденная.

И все бы ничего, да не тут-то было. Меня неделю не было, гоняла по филиалам. Совсем мы их забросили со своими перегрузками. А когда вернулась, процесс зашел уже очень далеко. Девчонки накинулись на меня и разом загалдели:

– А Ирина сказала Вальке, что та здесь все равно работать не будет!

– С чего бы это?

– А она нашла у нее ошибку, и так раздула! Я, говорит, и так тут за тебя пахала, больше не намерена. Упахалась она!

– А что случилось-то?

– Так за это время столько изменилось!

– А Ирина ей что, изменения не дала?

– Может, и дала! Так Валентина пока въехала, а процесс-то идет! Вот и накосячила.

– Понятно. Ох, боюсь я. Мне через неделю уходить, некому будет заступиться. Как бы она ее не съела.

– И мы про то же. Вас начальство уважает, послушает. А мы что? Скажут, бабские склоки!

– Ох, не люблю я жаловаться… А что делать, не знаю. Придется, видать. Может, сначала с Ириной поговорить? Авось услышит.

– Попробуйте. Хотя вряд ли. Крышу конкретно сорвало.

Я пошла к Ирине. Но она меня явно не слышала. Я привела последний аргумент:

– Если тебе человека не жалко, ты хоть Бога побойся. Ты не ее жизнь ломаешь. Ты свою ломаешь.

Ответом было:

– А ты за мою жизнь не бойся, не твое дело!

Разговор переходил явно в другую плоскость. Ну, не заповеди Христовы же мне ей напоминать! И я ушла в сторону:

– Знаешь, лично я тоже не верю в карму. Точнее, в карму семьи, рода и так далее. Дескать, во всем бабушки виноваты. Но я верю в личную карму. Каждый сам отвечает за свои поступки.

– Ой, только ты меня кармой не пугай!

– Хорошо. Ставлю вопрос по-другому. А ты помнишь, что за ошибки подчиненных отвечает руководитель? Значит, плохо объяснила.

– А я ей ничего объяснять не собираюсь. Я ей методичку дала.

– Плохо. А если я ничего разъяснять не буду? Мы с девчонками любую инструкцию вместе читаем и все выясняем. И пока до последней точки все не разберем, к работе не приступаем.

– Делать вам нечего!

– А тебе нужно лучше планировать свое время, меньше по коридорам бегать да начальству по ушам ездить.

– А ты не ездишь?

– До сих пор обходилась. Но, видно, придется. Пообещай мне, что от Валентины отстанешь. А с ней мы учебу сами проведем, если ты такая загруженная.

– Учите, учите! Толку-то!

Я ушла.

Еще несколько дней прошло, Валентина не жаловалась, но девчонки видели ее заплаканные глаза. Мое терпение лопнуло. Я позвонила начальнику и попросила зайти в наш корпус, когда дорога будет. Он сразу почувствовал неладное и пришел быстро. Я не хотела говорить с ним один на один. Вроде наушничества получается.

Разговор был тяжелым. Я чувствовала себя неловко. Сроду ни на кого не жаловалась, а тут… Я начала спокойно, но девчонки быстро не выдержали:

– Да что вы все деликатничаете! Сволочь она порядочная! Агентов всех задолбала, они стали к Вальке ходить или к нам. Вот она и психует!