Текст книги "Расколотый мир"

– Возможно, так и есть, – мягко перебил ее Игорь. – Это ведь очень трудно сыграть. Мужчины в моем возрасте равнодушны к маленьким детям, могу вас заверить. Они не умеют, как девушки, сюсюкать с любым младенцем… И если вы, мать, чувствовали, что Степан хорошо относится к малышам, то наверняка так и есть!

– Ты думаешь… Он не сделает ничего плохого детям?

– Нет, – убежденно ответил Игорь, скорее потому, что ему самому хотелось в это верить и, особенно, поддержать надежду Александры. – Он попросит за них деньги, это понятно, но зла им не причинит!

Александра удивилась краем сознания: новый Алешин помощник обычно был сдержан и как-то гладко вежлив, а сейчас проявил себя эталоном деликатности и отзывчивости. На досуге она бы непременно подумала над этим, но сейчас у нее не было досуга. Игорь ее не интересовал – ее интересовали дети. Их с Алешей дети, Кирюша и Лиза, две маленькие любимые личности, две большие частицы ее личности…

…Опер, присланный Серегой с Петровки, отыскал их в кафе. Дмитрий Мартынов, он же Димыч – Александра была шапочно знакома с ним, тоже давний приятель Алеши, хоть и не такой близкий друг, как Серега, – присел за их столик и вынудил ее заново рассказать всю историю. Выслушал, пощипывая пушистые усы, после чего, прихватив Игоря, отправился на осмотр места происшествия и поиски новых свидетелей. Удовлетвориться тем, что рассказал ему Игорь, он, профессионал, никак не мог: парень мог уйму важных вещей упустить!

Первым делом Димыч внимательно изучил фасады домов в округе, но, увы, ни одно заведение не располагало видеонаблюдением. Он обошел еще несколько подъездов и магазинов в поисках возможных свидетелей и даже нашел двух, которые, однако, ничего не добавили к уже сказанному пенсионером: черная машина, высокий мужчина в куртке с капюшоном, который поставил в нее коляску. Туда же запрыгнула собака, ирландский сеттер.

Негусто. Но многого Димыч и не ждал: в темное время суток помещения освещены, соответственно, в окно ничего не видно: стекла отражают свет. Уже повезло, что двоим отчего-то понадобилось смотреть в окно, причем не зажигая света, а третий свидетель, женщина, шла как раз домой и заметила сцену у машины.

– Значит, так, Александра, – деловито заговорил Димыч, когда они с Игорем вернулись за столик, этот импровизированный штаб. – Собаку мы быстро по кличке найдем через централизованную информационную систему. Она наверняка на учете. Прививки и всякое прочее. Тем более что пес породистый. Как, вы сказали, его звать, Пенс?

– Он его еще иногда Пылесосом называл…

– Странное имя для собаки.

– Пес любит, когда его пылесосят… Так сказал Степан. Но его кличка – Пенс. Хотя, Дим… Я думаю, что это неправда. Он назвал мне вымышленные имена – и свое, и собакино…

– Почему?

– Не знаю. Он про институт наверняка солгал.

– Ну, посмотрим. Запустим еще поиск по машине. Этих «РАВ-4» сейчас много развелось, но будем фильтровать поиск по признакам пола, возраста владельцев. От восемнадцати до двадцати двух примерно… Девицы эту модель любят, так что примерно половина сразу отсеется, дай бог. Дальше по цвету отфильтруем.

– Я видел только черные, – заметил Игорь. – Ни разу не попалась другого цвета. Хотя нет, как-то красную видел!

– Разберемся. Надеюсь, что тачка не угнанная… Пока давайте двигать на Петровку – сделаем фоторобот. Сможете, Александра?

– Постараюсь.

– А если у него сообщник? – встрял Игорь. – И он сейчас за нами следит? Чтобы убедиться, что его условия выполнены и что мы не заявим в милицию? Он может поехать за нами и увидеть, что мы едем на Петровку!

– Меньше увлекайтесь детективами, молодой человек, – усмехнулся Димыч в усы. – Даже если у него есть сообщник и даже если он тут подзастрял, следя за Александрой, то неужто вы думаете, что… – Димыч глянул на часы, – что он тут уже три часа толчется?

«Три часа. Три часа, как у меня отняли детей. А я все еще жива…» – подумала Александра.

– Уверяю вас, – продолжал Димыч, – как только он убедился, что сюда не прибыли машины с мигалками, он (если вообще тут был) уже давно убрался восвояси! Поехали, не будем терять времени!

Пока Александра сидела рядом со специалистом по фотороботам, выбирая носы, губы и глаза, Димыч навел справки о собаке. В Москве нашлось три пса по кличке Пенс, но ни один из них не являлся ирландским сеттером…

Он ничего не сказал Александре. Пообещал информацию завтра. Завтра вернется Леха Кисанов, как надеялся Димыч, и уж сам будет докладывать своей жене о неудачах. А на себя такую тяжкую обязанность Димыч брать не хотел.

Вконец измученная Александра вышла из здания на Петровке и села в машину Игоря.

– Может, вам лучше сейчас не быть одной? Вы ведь можете ночевать в офисе на Смоленке, Александра Кирилловна!

Она кивнула. Находиться в квартире, в которой нет детей, было выше ее сил. Лучше действительно поехать в старую квартиру Алеши, где располагался теперь его офис и где практически жил Игорь, занимая одну из комнат.

– Давай только заедем сначала ко мне. Я возьму зарядку для телефона. Алеша ведь позвонит…

Все это время она почти не снимала ладонь с аппарата, чтобы услышать первую же его вибрацию. Но он молчал, глухо и почти враждебно, словно нарочно не хотел связать ее с Алешей.

– Я думаю, что завтра похититель позвонит или записку пришлет с требованием выкупа, – добавил Игорь. – Я уверен, что с детьми все в порядке, Александра Кирилловна!

Она промолчала.

День первый, вечер.

Квартира Николая Петровича

– Николай Петрович, извините, что не предупредил, но это только на один вечер! Моя подруга должна срочно лететь к родителям на Украину, папа ее в больнице, а няня с гриппом слегла. Сейчас ведь грипп пошел, эпидемия начинается! Вы сами-то как, хорошо себя чувствуете? А то, знаете, грипп – он такой, подкрадывается незаметно…

Всю эту речь квартирант произнес в прихожей, куда, помимо собаки, к которой Колян уже успел привыкнуть, втащил широкую двойную коляску. В ней сидело двое детей, с любопытством разглядывая новую для них обстановку.

– Э-э-э… – промычал Колян, не зная, что и сказать. На один вечер куда ни шло, не поднимать же бучу из-за этого. К тому же дети не плакали, что утешало. – Ну, давай тогда, раз такое дело… А мужа у нее нет, что ли? Чего тебя просит?

– Она мать-одиночка.

– Вот мужики какие пошли, настрогают детей, а сами в кусты… Никаких понятий! И у Васька моего дочка мается, одна ребенка растит… А завтра ты их куда же?

– Завтра я их… Завтра сестра приедет… Я детей к ней и отвезу. А сегодня можно, ладно?

– У тебя сестра есть? Ты не рассказывал!

– Да нет, подруги моей сестра.

– Ну, раз такое дело… Отец в больнице, говоришь?

– Да сердце вроде.

– Ну, тогда отчего же не помочь…

Николай Петрович иногда задавал себе вопрос: а что будет, если он сляжет? Приедет ли из Турции дочь ухаживать за ним? Или только на похороны поспеет?

На фоне этих невеселых мыслей дочь, поехавшая к больному отцу, ему нравилась.

– Тебе на работу разве не надо? Ты ж в ночную вроде?

– Я отпросился.

– Ну, раз так… – Николай Петрович не торопился уходить. – А двое их отчего?

– Двойняшки.

– А не похожи!

– Они не близняшки, а двойняшки. Это не одно и то же.

– Вот как… А плакать они не будут?

– Не думаю. Они спокойные.

– Ну, добро.

Николай Петрович отодвинулся наконец от коляски, и Митя поспешно ввез ее в свою комнату. Но хозяин исхитрился вкатиться без спросу за ними вслед. Хотелось ему то ли посмотреть, то ли как-то поучаствовать, то ли потрогать детские упругие щечки. Внуков-то своих ему не довелось нянчить, и теперь он с любопытством рассматривал детей. Таких маленьких он давно близко не видел.

– Помочь чем? – спросил он.

– Нет, спасибо.

Митя недовольно оглянулся на хозяина, но вслух ничего не сказал, и Николай Петрович сделал вид, что не заметил.

– А звать их как?

– Лиза и Кирюша.

Митя уже успел выпростать обоих из нарядных комбинезонов. Дети сидели на диване, с любопытством глядя вокруг. Собака пританцовывала возле дивана, но Митя прикрикнул на нее, и она понуро отошла в угол, улеглась на пол, громыхнув по старому паркету мослами.

– Будемте здоровы. – Инвалид подкатил поближе к дивану и взял обе крошечные ручонки в свою ладонь. – А меня Николаем Петровичем звать.

Кирюша выразил по этому поводу радость, подрыгав ножками, а Лиза кокетливо и гордо отвела головку в сторону. Такая малюсенькая, а туда же, подивился Николай Петрович. В крови у них это дело, у баб, видать!

– Они говорят?

– Нет еще, маленькие слишком.

Митя с трудом скрывал свое недовольство вторжением хозяина в его «апартаменты». Николай Петрович решил не злоупотреблять. Откатившись от дивана, он еще раз оглянулся – заметил баночки на столе, детскую одежду, сложенную на подоконнике, – и покинул комнату жильца.

– Слышь, ты, – говорил он спустя час на кухне, дверь в которую тщательно прикрыл, – слышь, Васян! Говорит, что у подружки неожиданно отец заболел, потому и детей взял.

– Бывает, – флегматично ответил Васян.

– Бывать-то бывает, да вот только детскую одежду я и раньше у него видел!

– И чего?

– А того! Значит, готовился! Заранее готовился, понял! И еда у него детская в баночках стоит на столе. Он не с ней пришел, она уже дома была у него, понимаешь?

– Нет… Куда ты клонишь?

– А туда, что странно это! Отец его подруги неожиданно в больницу слег, а у него в комнате уже все готовое для детей!

– Так, может, он давно собирался их взять к себе… Мало ли. Если подруга у него мать-одиночка, то, может, он раньше уже собирался с ними посидеть… А отчего-то не сложилось.

– Ну, может, – вынужден был сдаться Колян. – Хотя я что-то таких парней, чтобы сидели с чужими детьми, не видал!

– Так, может, она ему не подруга вовсе, в смысле что шуры-муры они не водят. А просто подруга, хорошая знакомая то есть. И она ему, может, платит за то, чтоб посидел?

– Шуры-муры он, как я понял, с хозяйкой собачки водит!

– Дак тем более. За деньги небось с малышней сидит. Бебиситтер называется.

– Это что же, как собака?

– Кто как собака?

– Ситтер.

– Ох, ну темный ты, Колян, то сеттер собака, а это ситтер – сидит, значит, с детьми…

Васян ему вечно кайф портил. Чуть только он увлечется какой-нибудь мыслью, так Васян непременно найдет, как обломать. Самое же неприятное заключалось в том, что Колян никогда не знал, что возразить другу. Отчего всегда получалось обидно: вроде Васян умный и прав, а он, Колян, дурак и не прав…

Николай Петрович лежал без сна и обижался, перебирая в уме их разговор на кухне.

И почему же это он не прав?! Ну ладно, пусть так: парень, который пудрится, такой вряд ли с подругой милуется. Тогда, как говорит Васян, она ему платит? Ладно, допустим. Но откуда у парня детская одежда? Сам купил? Но зачем, раз ему деньги платят? Не стал бы он свои тратить в таком случае, не стал бы! Подруга ему одежду дала? Но тогда бы он сегодня с вещами и притащился. С детьми, с авоськой вещей и с детскими баночками! А у него уже дня четыре как все это хозяйство в комнате находится!

Хотите – не хотите, граждане, а странность тут получается!

Беда в том, что Николай Петрович решительно не знал, какой вывод сделать из своих наблюдений. Оттого-то Васяну всегда и проигрывал…

Ночь первая.

Офис Алексея Кисанова

Алеша позвонил только после полуночи. Она не спала – не спал и Игорь. Они сидели на кухне в квартире на Смоленке и пытались рассуждать, пытались осмыслить ситуацию.

– У нас беда, Алеша… – произнесла она в телефон. – Беда!

Голос ее споткнулся – споткнулся, упал, рассыпавшись на тысячу осколков, которые впились в ее гортань.

Она молча протянула трубку Игорю, а сама вышла, чтобы не слышать тех страшных слов, которые он должен произнести.

Но через несколько минут Игорь нашел ее в кабинете.

– Алексей Андреевич просит вас к телефону…

Она прижала нагретую трубку к уху.

– Я вылетаю первым самолетом, – услышала она голос мужа. – Держись, Саша, родная! Держись!

– Ты найдешь их? – тихо проговорила она, зная, что задает вопрос неправильный, детский, но она не могла его не задать.

– Да.

Произнеся это единственное слово, Алексей отключился. Он знал, что вопрос она задала детский и неправильный, и ответ он дал не совсем правдивый, потому что гарантировать ничего не мог. Но он знал, что горы свернет, что всю Москву и пригороды перепашет, чтобы найти детей.

Игорь деликатно выдержал паузу. Александра смотрела в темное окно, и ему казалось, что он физически ощущает боль, исходящую от нее. Но ей нельзя было позволять предаваться страданию, об этом его только что попросил по телефону сам Кис.

«Кис» – так звали Алексея Кисанова давние друзья, к коим Игорь отнюдь не принадлежал. Он всегда обращался к шефу по имени-отчеству, но про себя называл его «шеф» или «Кис». Что-то было в этом прозвище, на первый взгляд забавном, компактное и пружинистое, как сам Алексей Кисанов. Оно ему шло, ничуть не делая смешным. Впрочем, Кис никогда не боялся быть смешным. Он просто не понимал, что это такое. Он всегда был самим собой и не стеснялся этого.

Чему Игорь даже немного завидовал: он не умел быть самим собой. Он создал защитную оболочку отменной вежливости, за которой так легко прятаться… Не то чтобы ему было что прятать – просто ему казалось, что без этой оболочки кто-то непременно ворвется в его душу и разрушит ее. Как это сделали его мать с отцом.

– Александра Кирилловна, – позвал он, – давайте продолжим?

До звонка Алексея они пытались перебрать все, что знала Александра о похитителе. Точнее, Игорь настаивал на том, чтобы она вспомнила любую мельчайшую деталь, – а Александра, хоть и старалась, все время выпадала из разговора.

Меж тем разговор этот – трудный и болезненный – был необходим, и не только для того, чтобы отвлечь Александру от тяжких дум. Надо было сделать все, чтобы найти хоть какую-нибудь зацепку, которая смогла бы приблизить ответ на вопрос: кто это сделал? И почему?

– Зови меня просто Александра.

– Как вам будет угодно… Вам не нравятся отчества?

– Александра ибн Кирилловна… Почему человек должен определяться по своему отцу? А, к примеру, не по матери? Или не по себе лично, без упоминания родителей?

Александра говорила с каким-то тихим гневом, и Игорь догадывался, что гнев ее относится не к проблеме отчеств, а к краже детей… Что может испытывать женщина, у которой похитили детей, он не представлял. Есть какой-то материнский инстинкт, говорят, но у его матери такого инстинкта, видимо, не было, коль скоро она так легко бросила сына и мужа… Впрочем, Игорь был достаточно умен, чтобы не распространять пороки своей матери на весь род человеческий и, в частности, на женский. У Александры этот инстинкт явно имелся, во всяком случае, в ее страдании он не сомневался.

– А многим нравится, знаете, когда к ним обращаются по отчеству…

– Это их дело, – отрезала Александра. – Давай продолжим. Задавай вопросы.

– Еще раз вернемся к имени… – Игорь придвинул к себе лист бумаги, уже испещренный пометками. – Вы сказали, что поначалу оно вам не показалось вымышленным…

– Он представился в первый же день, и тогда у меня не было никаких оснований ему не верить.

– И фамилию его…

– Я заново перебрала все наши разговоры в памяти: он ее не называл, Игорь! А мне и в голову не пришло спросить. Это ведь было уличное знакомство – так, для прогулок в нашем сквере…

– И место жительства…

– Вспомнила: он как-то обронил, что снимает квартиру неподалеку.

– Почему снимает? Он не москвич?

– Не знаю… Однажды он сказал, что мать его сильно пила. И это правда, не сомневаюсь. В таком случае он мог отселиться от матери.

– Из чего следует, что он прилично зарабатывает. В наше время снять квартиру в Москве, даже на окраине, стоит немалых денег. И машина у него дорогая. Если не угнанная, конечно.

– Одежда у него хорошего качества. Хоть я и не вглядывалась, но качество по крою видно. Куртка, ботинки, шарф – все это из приличных магазинов. Может, не марочных, но и не базарные подделки. Да и собака породистая. Она требует расходов на содержание и уход.

– Откуда же у студента такие деньги? Одежда хорошая, машина дорогая, собачка не дешевая. Мать его пила, вы сказали… А отца он не упоминал?

– Ах да… Отец их бросил. Он маленьким тогда еще был, как я поняла. Только он вряд ли студент, Игорь… И уж точно не Историко-архивного института!

Александра устремила взгляд в темное окно, словно оно могло спасти ее от чувства вины, придавившего душу непосильным грузом. Как она могла быть столь легкомысленна, столь легковерна?! Ничего не разузнала о своем собеседнике – и доверила ему своих малышей, Кирюшу и Лизоньку… КАК ОНА МОГЛА?!

– Александра!!!

Игорь позвал ее излишне резко. Она даже вздрогнула.

…А как еще? Шеф ведь просил не давать Александре погрузиться в отчаяние!

– Я сомневаюсь в том, что он снимает квартиру недалеко от вас, – добавил Игорь. – Иначе бы ему машина не понадобилась.

– Почему? – не поняла она.

– Квартира – это его база. Именно туда, по логике вещей, он должен отвезти детей, какими бы ни были его дальнейшие планы. Ведь на тот момент его главнейшей задачей было смыться! От вас, от прохожих. И если бы квартира находилась рядом, он бы до нее быстро дошел пешком. Но он уехал на машине!

– А если у него есть дача?

Игорь был вынужден признать, что в словах Александры есть резон. Более того, похититель мог присмотреть какое-то иное убежище, в котором прятал детей в ожидании выкупа… Как знать? Заброшенный дом или какой-нибудь подвал…

– Хорошо, давайте зайдем с другой стороны. Вы сказали, что поначалу Степан увлекся вами… А вы его, как это сказать… Отшили, в общем. Может, похищение детей – это месть за ваше безразличие?

– Игорь… Прости за бестактный вопрос: ты когда-нибудь любил женщину?

– Я не знаю… Ну, были увлечения… Не очень серьезные.

– У тебя все еще впереди, – кивнула Александра. – Но можешь ли ты напрячь свое воображение и представить, что ты влюблен? Хотя бы на основании твоего опыта?

– Наверное.

– Ну, вот и представь: ты влюблен, она тебя отвергла. Станешь ли ты из мести красть ее детей?!

– Нет, конечно! Я бы, может, сосредоточился на своем сопернике – на том, кого она любит… Раз она не любит меня, то кого-то другого, правильно?

Это было неправильно. Совсем неправильно. Если она не любит его, то совсем необязательно потому, что любит кого-то иного! Но заниматься просвещением Игоря у Александры сейчас не было ни времени, ни желания.

– В этом все и дело, Игорь! Не стал бы мужчина мстить так за невнимание к нему. А тем более молодой мужчина. Он даже младше тебя! Он по определению не может понимать, что такое дети для матери. И не стал бы избирать их орудием своей мести!

– Тем не менее он их похитил…

– Да.

Она произнесла это жестко, безжалостно. Без жалости к себе, точнее. У Игоря это вызывало удивленное уважение. Его мать всегда спекулировала на жалости. Она с упоением жалела себя – и никого больше. И требовала от остальных, чтобы ее жалели. Сочувствовали, помогали. И, бросив мужа и сына, она ухитрилась уйти от них с видом страдалицы и невинной жертвы…

– В таком случае у меня возникает вопрос: а действительно ли он был влюблен в вас? Простите меня за такую прямоту, Александра…

– Игорь, давай не будем тратить время на вежливые обороты!

– Хорошо. Если похищение детей – не месть за то, что вы его отвергли, тогда напрашивается гипотеза о том, что именно похищение являлось его целью… В таком случае его увлечение вами – всего лишь ложный пас, призванный отвлечь внимание, усыпить бдительность. Вот отчего важно понять, искренни ли были его чувства. Если да, то мысль о похищении детей возникла позже. Если нет, то он с самого начала лишь изображал влюбленность, чтобы втереться к вам в доверие.

– Мне кажется, что «ложный пас» я бы почувствовала. Я очень чувствительна к фальши, Игорь… Не знаю, можешь ли ты меня понять, это такая ненаучная вещь… Но все же: я фальшь чувствую кожей. Не вранье – на него я как раз могу и купиться. Могу не разглядеть неправду информации. Но я всегда чувствую душевную неправду.

– Значит, он действительно вами увлекся, я правильно вас понял?

– Бог мой, как же трудно объяснить… Что такое «увлекся»? Это как? Хотел меня соблазнить? Хотел связать со мной свою жизнь? Развести меня с Алешей и жениться на мне? Бред полный, он же совсем дитя… Нет, Игорь, все эти слова «влюблен», «увлекся» слишком расплывчаты, отчего бессмысленны. Дай мне минуту-другую, я поищу точное слово…

Игорь согласно кивнул, и Александра погрузилась в свои мысли. Она вынырнула из них несколько минут спустя, как и обещала.

– Единственное, что я могу гарантировать, – это что у Степана возник в некотором роде пиетет по отношению ко мне. Род уважения, может быть, и восхищения… Но я не уверена, что это можно назвать влюбленностью.

– А если он сам спутал свои чувства?

– Я тоже задавалась этим вопросом. Исключить нельзя. В какой-то момент я решила, что его во мне привлекает образматери. Хотя если так, то зачем ему было красть моих детей?!

На этот раз в задумчивость впал Игорь. И думал он долго – Александра ему не мешала. Она не ждала многого от нового Алешиного помощника: он слишком молод, чтобы понимать сложные вещи, и слишком неопытен в профессии, чтобы реально быть полезным. И все же вопросы, которые он задавал, имели смысл. Хотя бы для того, чтобы Алеша, когда прилетит, смог иметь под рукой готовый отчет, содержащий максимально полную информацию.

– Нет, Александра. Была ли это влюбленность или, как вы выразились, пиетет, но я верю, что он не прикидывался. В вас есть что-то такое, что привлекает… Обаяние или… не знаю, как это называется, – Игорь смутился. – Вы только не подумайте, что я намекаю, что сам… Просто я понимаю, что это возможно… Извините.

– Не за что. Продолжай.

– И образ матери, как вы сказали, тут ни при чем. Он ведь не только испытывал какие-то чувства к вам, он признался вам в них! Видите разницу? Он пытался вас поцеловать! Из-за чего вы с ним и поссорились…

– И что?

– А то. Этим поцелуем он перешел к действиям! Он надеялся, что сумеет завязать с вами отношения! Так что ни пиетет, ни «образ матери» – все это ни при чем!

– Допустим… Что из этого следует?

– Да то, что он хотел вас соблазнить! И когда это не получилось, он украл детей.

– Мы уже рассматривали вариант, что он украл детей из мести, Игорь!

– Простите, я неясно выразился. Я хотел сказать, что он с самого начала решил вам за что-то отомстить! Он хотел вас соблазнить, чтобы отомстить!

– За что? Игорь, ты говоришь ерунду, извини. Как ты это себе представляешь? Допустим, удалось бы ему меня соблазнить. И что дальше? В чем месть? Что он бы меня бросил? И я бы страдала, так, что ли?

– Или Алексею Андреевичу…

– Соблазнив его жену? Я бы еще могла в это хоть как-то поверить, если бы Алеша, к примеру, увел у него девушку. Но ты же понимаешь, что такое невозможно.

– Вы правы.

– Он похитил детей ради выкупа. Ты сам так сказал! И Дима так думает!

– Да, Александра. Он завтра наверняка позвонит и назовет сумму… Просто нужно продумать любые гипотезы, Алексей Андреевич всегда так делает…

– Но твоя гипотеза мести никуда не годится, извини!

Игорь не ответил. Ему казалось, что она как раз вполне годится, его гипотеза. Возможно, он судил по себе и потому ошибочно, но Игорь представлял, что, когда в любви признаются, а уж тем более недвусмысленно пытаются поцеловать женщину, – это в расчете на ответ. На отношения то есть. Иначе любят (восхищаются, уважают и что угодно) молча. А зачем двадцатилетнему парню отношения с замужней женщиной, имеющей грудных детей? Что-то тут не то! Ему наверняка нравилась Александра, он попал под ее обаяние, это как раз понятно. А вот его демарш с признанием и поцелуем – есть в нем какой-то умысел…

Но стоит ли настаивать на своей гипотезе? Только Александру пугать… Дождаться шефа и рассказать ему?

С другой стороны, можно было бы сейчас, не теряя времени, эту гипотезу как следует пощупать. Чтобы точно знать, отмести ее или все же оставить на дальнейшую разработку…

Он все же решился.

– Саша, – он несколько превысил данные ему полномочия, назвав ее уменьшительным именем, но даже не заметил, а Александру оно встревожило, – давайте все же обсудим эту гипотезу. Даже если она никуда не годится… Просто чтобы ее с уверенностью исключить, хорошо? – И, уловив ее согласный кивок, продолжил: – Подумайте, за что он мог бы хотеть вам отомстить? О чем вы писали в последних статьях? Может, вы задели какого-то олигарха? Этот парень, судя по всему, в деньгах не стеснен и, мало ли, тому олигарху родственник…

Александра покачала головой:

– Я не писала про олигар… – Она вдруг запнулась, замерла. – Конечно… Конечно, в этом все дело! Моя недавняя статья!!!

– О чем она?

Вместо ответа Александра направилась в кабинет, включила компьютер и вышла на сайт одной из ведущих газет. Затем коротко бросила: «Читай!» – и оставила Игоря одного.

Статья называлась «И это наше будущее?», и говорилось в ней о протекционизме. О том, что олигархи, политики и высокопоставленная администрация делают все, чтобы пристроить своих детей, племянников и прочую молодую поросль, входящую в семейный круг, на ключевые посты в государстве. Александра писала о некомпетентности «кокаиновой тусовки», неспособной мыслить, принимать решения и просто работать на чье-либо благо, кроме собственного, тогда как вышеозначенные посты подразумевают «благо страны», «благо народа».

Статья была злой, остроумной и беспощадной. В ней Александра развеивала мифы о высоких дипломах, якобы полученных «порослью» в лучших зарубежных институтах и университетах. Ей удалось установить, что ряд отпрысков никогда не учились в означенных заведениях и дипломы их являлись подделкой. Иные учились, но недоучились. О российских учебных заведениях и говорить не приходится, ибо родительские связи и деньги обеспечили детям дипломы, а не знания. И «их извилины остались в девственной чистоте, если не считать кокаиновой пыли, на них осевшей».

Александра, которая для статьи пообщалась с «порослью», цитировала их высказывания, очевидно дебильные, при этом называя имена.

Такого ей, конечно же, простить не могли.

Под статьей длиной едва ли не в сотню страниц шло обсуждение читателей, в подавляющем большинстве поддерживающих мысль и пафос Александры. Они сыпали конкретными примерами из собственного опыта общения с начальством описанной категории, а в редакционном примечании говорилось, что письма приходят в отклик на статью мешками и гигабайтами. Все это вместе производило впечатление разорвавшейся бомбы.

Закончив читать, Игорь задумался. Он часто чувствовал, как не хватает ему опыта, чтобы судить о разных вещах, – особенно тогда, когда требовалось понять мотивы людей, совершивших преступления. Но сейчас был тот редкий случай, когда он имел право судить. Он не понаслышке знал эту среду – так уж вышло – и видел, что Александра весьма точно описала ее.

Хуже того – для Александры хуже, – Игорь понимал, что нанесенная ею обида не простится. Этот мир, «отгороженный от жизни тяжелым парчовым занавесом», как выразилась Александра, не терпел столкновения с реальностью. Это был мир фэнтези, насквозь выдуманный мир виртуальной компьютерной игры, в который они, его ровесники, входили, поставив галочку в клетке: «Я прочитал условия и согласен с ними». Залогом соблюдения этих условий служили охранники, шоферы, вышибалы и прочая обслуга – и в первую очередь родительские деньги, оплачивающие и поддерживающие их виртуальное существование.

Александра в него вдруг ворвалась, никем вовремя не схваченная, не остановленная, и отдернула парчовый занавес. И предстали они неожиданно и крайне неуютно, словно голые, перед глазами публики. Нет, не перед глазами давно одомашненной челяди всех видов, а перед многомиллионной толпой, живущей «по ту сторону занавеса», которая судила их беспощадно…

Могли ли ей, журналистке, отомстить за эту статью? Могли, Игорь точно знал. Еще как могли!

…Он вернулся на кухню. Александра, похоже, задремала, сложив руки на столе и опустив на них голову. Он раздумывал: будить ли? И если будить, то для того ли, чтобы продолжить разговор, или для того, чтобы отвести ее спать? В этой трехкомнатной квартире, которую Алексей Андреевич унаследовал от своих родителей, по-прежнему имелась комната, служившая ему когда-то (не так и давно, к слову) спальней. Соответственно, в ней имелась кровать. И Александре было бы нелишним провести остаток ночи на ней…

Игорь посмотрел на часы: три. Он легонько тронул ее за плечо. Она встрепенулась, устремила на него вопрошающий взгляд темных тревожных глаз, словно и не спала. Но быстро поняла, что вопрошать не о чем.

– Александра, – произнес он, – вам нужно отдохнуть.

Она только кивнула. Игорь взял ее под локоть, и за недолгую дорогу до спальни этот локоть поведал ему страшную историю матери, у которой отняли детей.

Александра рухнула на кровать, не раздеваясь, и Игорь оставил ее, лишь осторожно прикрыв одеялом… Он еще долго сидел на кухне, вдумываясь в ту историю, которую поведал ему локоть Александры, изъясняясь на языке электрических импульсов, и задавая себе в стотысячный раз вопрос: почему мать бросила его?!

Будучи человеком молодым и оттого неопытным, Игорь еще не знал, что вопрос «почему?» неправильный, потому что не имеет ответа. Правильным вопросом было бы: «Что за человек его мать?» И если бы найти на него ответ – даже такой короткий, как «эгоцентризм, граничащий с нарциссизмом», – то сразу бы все «почему» да «отчего» отпали сами собой…

День второй, раннее утро.

Квартира Николая Петровича

Вопреки заверениям Мити дети проплакали почти всю ночь. Жилец возился за стеной, ходил по комнате, что-то бормотал, баюкал. Ближе к утру залаяла собака, на улицу небось захотела. Митя ходил в ванную, на кухню, обратно в комнату. Собака все лаяла. Наконец, судя по звукам, жилец собрался на выход. Николай Петрович, вконец измученный бессонницей и обидой на приятеля, выкатил из своей комнаты – якобы на кухню, водички попить.

Митя нес как раз одного из детей – он не рассмотрел, которого, – в коляску, стоявшую в прихожей. Николай Петрович сразу обратил внимание на то, что одет ребенок в другой комбинезон – старый, в пятнах, не чета тому, что накануне на нем был.

– Утро доброе. Что, уже уходите?

– Собираемся, – кратко ответил жилец.

Николай Петрович заехал в коридор, что возле туалета, и оттуда, вытянув шею, подсмотрел: второй ребенок, которого принес Митя, был одет точно так же, в старое и грязное барахло.

Пошумев на кухне стаканом и бутылкой воды – эти пластмассовые бутылки страшно трещали, что ему сейчас было на руку: вроде как он и впрямь пошел водички попить! – он вернулся в прихожую, притормозил возле коляски.