Текст книги "Антизолушка"

Зайцев со странно замершим сердцем взглянул на фигурку. Она смотрела на него нежным, немного печальным взглядом, о чем-то безмолвно прося. Не понимая, чего от него хотят, он недоуменно пожал плечами, забыв, что перед ним лишь безгласная кукла. Мужчины, обступившие находку, зашумели. Чтобы прекратить не слишком лестные комментарии в адрес Лизоньки, Илья скомандовал:

– Ну ладно, мы и так потратили кучу времени! Ставим их под елку и уходим!

Выполнив его указание, бригада разошлась по рабочим местам. Задержавшийся Зайцев присел на корточки перед стоявшей под елкой Снегурочкой и чуть дрогнувшей рукой провел по ее светлым волосам. Кукла смотрела на него с тем же просительным выражением, и он, проведя по ее жесткой щеке костяшками пальцев, печально прошептал:

– Чего же ты от меня хочешь?

Снегурочка молчала, не желая ничего объяснять непонятливому мужчине. Он хмуро усмехнулся, поднялся и пошел к выходу. В дверях повернулся и бросил прощальный взгляд на одиноко застывшую фигурку. Она казалась трогательно беззащитной и печальной.

С тяжелым сердцем Илья проговорил сквозь зубы:

– Это лишь бездушная кукла и ничего больше. Не стоит тратить на нее ни времени, ни сил. Ни на нее, ни на ее копию.

Развернувшись, решительно вырвался из захватившего его сумрачного настроения и вышел из зала.

Двадцать девятого, в день новогоднего банкета, выйдя из отдела, чтобы его мучениями не любовались насмешливые коллеги, Илья с отвращением разглядывал на свое франтоватое отражение в большом коридорном зеркале, чувствуя нарастающее раздражение от собственного напыщенного вида. Напрасно он поддался настойчивым увещеваниям матери – Новый год, надо выглядеть не хуже остальных! – и напялил парадный костюм, купленный в прошлом году на тридцатилетие сестры.

Темно-серый, в почти невидимую узкую полоску, он был, на его взгляд, чересчур элегантным и оттого казался чужим и неудобным. В довершение мучений жесткий воротник подобранной в тон жемчужно-серой рубашки безжалостно впивался в подбородок. Он провел пальцем по горлу и поморщился. Завтра на этом месте наверняка будет болезненная красная полоса.

Повернувшись к зеркалу боком, пригладил коротко остриженные волосы, стараясь успокоиться и прийти в обычное невозмутимое расположение духа, но не получилось. Раздражение нарастало, по-прежнему не давая покоя. Что бы случилось, приди он на вечер в привычном черном свитере? Кому бы от этого стало хуже? Подергал давивший шею узел галстука, затянутый утром недрогнувшей рукой Ольги, и поморщился.

Может, снять его к чертовой матери? Или хотя бы ослабить? Он воровато взглянул по сторонам и уже протянул руку к предмету пытки, но остановился на полдороге. Отвисший галстук заметят все, и наверняка найдется немало женских ручек, желающих его поправить. Он поморщился от подобной перспективы и оставил всё как есть. Уж лучше потерпеть.

В том же унылом настроении вернулся в отдел, где царила приятная предпраздничная суета. Лешик, наряженный в строгий черный костюм и белую рубашку с кокетливой золотистой бабочкой, сосредоточенно пытался забросить подрагивающей рукой на высоко висящую люстру пестрый шарик серпантина, но постоянно промахивался. Возможно, оттого, что в обед, не выдержав предвкушения, уже принял сто граммов пятизвездочного армянского коньячку. Но не отчаивался, терпеливо поднимал упавшие на пол тонкие полоски бумаги, старательно сматывал и с завидным упорством повторял попытку снова и снова.

Остальные члены коллектива, за исключением начальника, уткнувшегося в монитор и что-то судорожно печатавшего, пристально наблюдали за безрезультатными усилиями коллеги, старательно воодушевляя его на новые свершения, не пытаясь, впрочем, помочь. Им нравился сам процесс, в исполнении Лешика принявший вид небольшого забавного скетча.

После очередной неудачной попытки Зайцев забрал у горемыки шарик и метким броском послал в нужное место. С люстры свесился длинный закрученный шлейф из трех разноцветных лент. Зрители восторженно зааплодировали.

Заслышав странный шум, Владимир Иванович недоуменно поднял голову. Заметив свисающее сверху украшение, обеспокоился:

– А не загорится? Бумага всё-таки…

Зайцев хмуро заметил:

– А с чего? Я серпантин не на светильники забросил, а на лапу. Она же не греется.

Начальник умиротворенно протянул: А-а… – и, вполне успокоенный, вернулся к неотложным делам.

Генрих, посмотрев в окно, через которое виднелось быстро темнеющее небо, выразительно, как стихотворение, продекламировал:

– Да-а, сегодня ночью полнолуние. Снег не идет, может, вызвездит. Будет как в гоголевскую «Ночь перед Рождеством». Красота! Эх, жаль, что мы не дети, и не верим в чудеса. А как бы хотелось, чтобы исполнились если не все желания, то хотя бы одно, заветное!

Зайцев судорожно сглотнул внезапно возникший в горле ком. Что за чушь! Нет у него никаких заветных желаний! Ему и так хорошо! Даже очень.

Начальник, до слуха которого донесся мерный бой курантов по радио, испуганно вскинулся и упрекнул мечтательно примолкших сотрудников:

– Что вы молчите, четыре часа уже! Начало вечера прозевали! Опоздали! Опять Олег Геннадьевич обвинит нас в необязательности! Живо пошли!

Подчиненные, иронично поглядывая на своего разгневанного властелина, покорно встали, поправили костюмы и выстроились цепочкой у выхода. Дисциплинированно подождали, пока начальник выключит компьютер, закроет дверь на ключ, и лишь потом, уважительно пропустив его вперед, вслед за ним сбежали вереницей по лестнице, напоминая стайку послушных гусят при сердитом гусаке-воспитателе.

Войдя в актовый зал, вся группа, за исключением Владимира Ивановича, одновременно вскинула руки и помахала ими над головами в одинаковом приветствии. Завидев их комичное появление, народ радостно захихикал и зааплодировал, считая это заранее отрепетированным представлением.

Несколько ошарашенный бурным приветствием Владимир Иванович оглянулся и, широко улыбнувшись, тоже замахал рукой, пытаясь не отставать от сотрудников.

Все отделы уже сидели за своими столиками и с вожделением поглядывали на стоявшее перед ними яства, не решаясь притронуться к ним без одобрения начальства. Олег Геннадьевич, нетерпеливо поглядывающий на часы, сердито постучал указательным пальцем по циферблату, указывая Владимиру Ивановичу на явное опоздание. Дипломатично сделав вид, что ничего не заметил, тот прошел к оставленному для автоматизаторов столику.

Директор, увидев, что вверенный ему коллектив в сборе, важно прошел вперед и начал приветственную речь.

Низко склонив голову, Зайцев тихо злился на себя, сжимая в руке пластмассовый бокал с пузырившимся шампанским. Не успел он войти в зал, как его взор с фатальной быстротой выхватил из массы столиков один, за которым устроилась улыбающаяся Лизонька. Рядом с ней в неприятной близости сидел незнакомый мужчина в черном смокинге, глядевший на нее с нескрываемым восторгом. Неприязненный взгляд Ильи отметил, что загорелая рука красавчика покоится на оголенном локте Лизоньки, резко выделяясь на белой коже.

Живот у Ильи тут же стянуло тугим узлом. Очередной бойфренд! Хоть бы на корпоративные вечеринки своих ухажеров не таскала!

Очнулся от горьких размышлений лишь тогда, когда глотнул холодного шампанского, и оно ударило ему в нос острыми углекислыми колючками. Как у него в руках оказалось вино, не помнил. Взглянул перед собой, перед ним стояла тарелка, полная салатов. Сам он ее наполнил или кто-то другой?

Обвел глазами коллег. Все, держа в руках бокалы с шампанским наготове, внимательно слушали искусную речь босса. Он тоже посмотрел на Олега Геннадьевича, но не услышал ни слова. Казалось, тот просто равномерно раскрывает рот, как выброшенная на берег рыба. Но вот все закричали громкое «ура!», и звук вновь прорезался.

Илья резко тряхнул головой, избавляясь от наваждения, и залпом допил шампанское. В горле противно закололо, дыхание перехватило. Пока он прокашливался, в зале наступила относительная тишина, прерываемая звяканьем приборов и тихими просьбами – передайте, пожалуйста! Голодные коллеги отрывались по полной программе, удовлетворяя настойчивое требованье пустых желудков.

Не терявший зря времени Лешик, пропустив мимо ушей явно неуместное в данной ситуации замечание начальника: – «Не спеши, напиться ты всегда успеешь!» – открыл бутылку Смирновской и первым делом до краев налил рюмку себе, любимому. Вспомнив, что он не алкоголик, по крайней мере пока, стал искать компаньонов. Генрих, неодобрительно посмотрев на водку, всё же разрешил плеснуть себе полсотни граммов. Игорь, не осиливший еще шампанское, страстно им ненавидимое и поэтому употребляемое лишь раз в году исключительно в силу форс-мажорных обстоятельств, хмуро бросил:

– Допью, тогда!

Илью Лешик обошел, поскольку тот водки принципиально не пил. Бокал сухого красного вина, да и то потому, что полезно, вот и всё, что тот позволял себе в праздники за все годы их совместной службы.

Но тут Зайцев, с безнадежной удалью сверкнув серыми глазами, внезапно протянул Баранову пустой бокал и сухо бросил:

– Налей!

Сраженный Лешик наполнил бокал до краев:

– Ну, друг, прости, я же не знал, что ты дозрел до взрослой выпивки!

Илья зловеще оскалился, но промолчал. Под обеспокоенным взглядом занервничавшего Владимира Ивановича залпом влил в себя содержимое, закусил хрустящим маринованным огурчиком, протянутым ему заботливым Генрихом, и почувствовал, что, хотя пищевод зажгло огнем, но сердце стало биться ровнее, а завязанный в животе тугим жгутом узел развязался.

Откинулся на спинку стула и уже почти хладнокровно огляделся вокруг. Прямо над головой висел благостно-розовый плакат с пожеланиями большого личного счастья. Он скептически усмехнулся, презрительно кривя губы. Какое в жизни может быть счастье? И вообще все чувства цепь примитивных химических реакций, не более того. В голове, просветленной алкоголем, наступила полная ясность.

Несмотря на заставленный аппетитными закусками стол, есть совершенно не хотелось. Вытянув голову, попытался рассмотреть, что делается за остальными столами, но увидел лишь франта, прижимающего к своим губам нежную Лизину ручку. Досадуя на себя, стремительно отвел глаза и философски пожал плечами. А ему всё равно!

Зазвучала известная с детства новогодняя мелодия о родившейся в лесу елочке, и в зал торжественно вплыли приторно ликующие Дед Мороз и Снегурочка, заказанные всё той же Людмилой Тихоновной в какой-то развлекательной фирмочке. Зайцев пристрастно оценил вошедших, начав, естественно, с девушки.

Снегурочка была вполне ничего, с хорошей фигурой и приятным личиком, но всё равно не дотягивала до красотки, сидевшей в зале со своим дурацким обожателем. Худощавый долговязый Дед Мороз едва не выпадывал из собственной одежки, его красная атласная шуба явно предназначалась более упитанному волшебнику. Но Зайцев, несколько расслабленный праздничной атмосферой и выпитой водкой, к подобным пустякам придираться не стал.

Началась с измальства привычная процедура. Народ с воодушевлением разгадывал известные всем загадки, пел песенки и рассказывал стишки, получая за это небольшие сувенирчики. Некоторые стишата были весьма фривольного содержания, за что их рассказчики удостаивались осуждающего взгляда Олега Геннадьевича.

Лешик тоже попытался во всеуслышанье рассказать гадость собственного сочинения, но предусмотрительный Владимир Иванович вовремя оттеснил его от Деда Мороза и заставил вернуться за стол, где тот в порядке сатисфакции допил последние оставшиеся в бутылке живительные капли.

Коллектив продолжал бесхитростно веселиться, дружно крича: «Елочка, гори!» и старательно водя хороводы вокруг елки.

Илья всё это время упорно сидел на стуле и гадал, до каких же пределов можно впасть в детство. Его смешили горящие глаза и румяные от азарта щеки сослуживцев. Рядом с ними он чувствовал себя слишком старым и слишком мудрым, чтобы предаваться подобным занятиям. В голове безостановочно стучало: «И когда же это закончится?»

Но вот в очередном конкурсе пришлось участвовать всем отделам. Задание было довольно простое, но каверзное: под аккомпанемент принесенной Дедом Морозом гитары представитель каждого отдела должен был спеть песню, начинающуюся на междометие типа «ах, ох, ой, эх», и так далее.

Честь отдела автоматизации доблестно защитил его руководитель, первым выскочивший к елочке и довольно приятным баритоном, совершенно не фальшивя, исполнив русскую народную песню «Ой, мороз, мороз!»

Сев обратно за стол, сконфуженно объяснил ошеломленным его тщеславным выступлением сотрудникам:

– А я больше никаких песен на междометия не знаю. Вот и пошел первым, чтобы ее никто раньше не спел. Хотя, может, я зря поторопился? Может, кто-то из вас хотел исполнить перед коллегами чего-нибудь этакое? Может, у кого-нибудь актерские таланты зазря пропадают?

От такого предположения даже трудно соображающий Лешик несколько протрезвел и отчаянно замотал головой, отрицая всякую возможность выставить его дураком перед придирчивой публикой. Остальные горячо пожали начальнику-герою, своей грудью защитившему их от артистических мук, его мужественную руку.

Но вот остался один отдел – экономический. Все с сочувствием смотрели на их столик. Песенок на междометия никто больше не знал. Последняя, спетая организационно-методическим отделом, была вспомянута всей конторой с большим трудом. Первую фразу, как это обычно бывает, знали почти все, а вот что должно быть потом, не помнил даже сам Дед Мороз, хотя ему по должности положено было знать народные песни.

Вышедшая к елочке защищать честь родного отдела Лизонька вызвала в зале ласковые усмешки. Все понимали, что ей достаточно похлопать газельими глазками и сказать своим музыкальным голоском «Ой, извините, я от волнения всё забыла», чтобы растаявший от ее невинной улыбки Дед Мороз немедля вручил ей главный приз. Он ведь тоже всего лишь мужчина, и от лицезрения одной только изящной ножки, обутой в открытую туфельку на высоком каблуке, вполне мог заморозить всех потенциальных конкурентов в зале.

Но Лизонька повела себя неадекватно общественным ожиданиям. О чем-то пошептавшись с Дедом Морозом, забрала у него гитару, привычно перекинула лямку черед плечо, взяла несколько стройных аккордов, и запела красивым глубоким контральто:

Ах, зачем эта ночь так была хороша!

Не болела бы грудь, не страдала б душа!

У Зайцева свело зубы от звучавшего в ее голосе неподдельного чувства. Народ в зале замер, слушая волшебную мелодию. Лизонька уверенно допела песню до конца, не пропуская ни слова, и зачарованная публика, заслушавшись, не сразу поняла, что удовольствие закончилось. Лишь когда она начала стаскивать с плеч гитарную лямку, раздались громкие хлопки и крики «браво» и «бис». Ей пришлось повторить эту песню, а потом спеть еще несколько, поскольку подогретые алкоголем зрители решительнейшим образом не хотели лишаться такого чудного развлечения.

В результате восстанавливать справедливость пришлось лично Олегу Геннадьевичу. Он вышел к растерявшемуся от неуправляемости зала Деду Морозу, галантно помог девушке освободиться от музыкального инструмента и проводил ее на место, попутно объясняя коллегам, что Елизавета Александровна такой же член коллектива, как и они. И имеет такое же право отдохнуть в новогодний вечер, как и все остальные. Зал разочарованно охнул, когда она села на свое место, но воле босса не противился.

Владимир Иванович немного расслабился, с облегченным вздохом откинувшись на спинку стула. Он всё сольное выступление Лизоньки с опаской поглядывал на Зайцева. Тот смотрел на нее таким мрачным горящим взглядом, что восприимчивому Владимиру Ивановичу стало не по себе. Ему в бешеном взоре Ильи чудилось роковое обещание – не мне, так и никому! Но Владимир Иванович напомнил себе, что Зайцев – спокойный и уравновешенный человек, опытный инженер с высшим образованием и уж, конечно, ни о чем подобном не думает. Это у него самого нервишки взыграли, и ничего более. Владимиру Ивановичу припомнились нелегкие молодые годы, когда он ухаживал за своей будущей женой, и он всей душой сопереживал парню, так нелепо влюбившемуся.

Это же надо! Был бы красавец, тогда еще была бы надежда. А то не урод, конечно, но ничего особенного. К тому же старше предмета своей страсти лет на десять. Сколько там Лизоньке? Он прикинул – если она пришла к ним сразу после университета пару лет назад, значит, ей сейчас лет двадцать пять, не больше. Он сочувственно покачал головой. Да, злополучная история.

Он и раньше отмечал неровное отношение Ильи к девушке, но особого значения этому не придавал. Красивой, но пустоголовой особой увлекались многие представители мужского пола, но быстро остывали, убедившись в ее непостоянстве и легкомыслии. Но с Зайцевым случай особый, на него ее глупости не действовали. Владимир Иванович удрученно опустил взгляд – тут уж никто помочь не в силах, разве что один бог времени Хронос!

Зайцев, пристально наблюдающий за Лизиным выступлением, с досадой просек, как навстречу ей и Олегу Геннадьевичу с улыбкой собственника поднялся ее великолепный кавалер. Низко склонившись, поцеловал ручку и бережно усадил на место, заботливо отодвинув стул. Что за черт! Он снова почувствовал себя здесь лишним. Окинул взглядом полный зал. Да, сбежать не удастся. Во всяком случае, до танцев.

Наконец культурно-развлекательная программа окончилась. Дед Мороз с внучкой распрощались с воодушевленным ими народом и ушли, провожаемые громкими благодарственными возгласами.

Когда заиграла мелодия медленного вальса, голова Ильи, как притянутая магнитом, снова повернулась в уже привычном направлении, и он увидел, как красавчик в черном смокинге встал и, склонившись, пригласил на танец свою спутницу. Они вышли в круг, приковав к себе всеобщее внимание.

Грациозно, ведомая опытной рукой партнера и приветливо ему улыбаясь, красотка плыла в облаке чувственной музыки, словно не замечая устремленных на нее со всех сторон глаз.

Илья мрачно наблюдал, как поклонник, ухватив Лизоньку за тоненькую талию и крепко прижимая к себе, что-то настойчиво шептал ей на ушко, отчего та смущенно улыбалась, но не отстранялась. Очнулся от устроенного Лешиком грохота, когда тот прерывистыми зигзагами добрался до своего столика и, чуть было не промахнувшись, упал на сиденье, заставив стул опасно накрениться. Рывком выровняв стул и ощутив под седалищем надежную опору, Баранов с облегчением вздохнул и предусмотрительно решил никогда больше с милым стулом не расставаться.

Следом за ним подошел Игорь, устроивший себе небольшой передых от шумных танцев. Взглянув на мрачного Илью, сходил в загашник за сценой и принес еще одну бутылку Смирновской. Не спрашивая, налил себе, смурному Зайцеву, и чуть-чуть плеснул на донышко Лешикова бокала. На возмущенный вопль обделенного укоризненно заметил:

– Тебе и без того хватит. Это только чтобы поддержать компанию.

Тот недовольно икнул, но спорить не стал.

– Ну, вздрогнем! – Игорь двусмысленно подмигнул Илье. – Пусть в наступающем году исполнится всё, чего так хотелось, но не случилось в уходящем!

Зайцев с сомнением посмотрел на хитроватого чертяку, но тот уже отвернулся, хрумкая маринованным огурчиком и нескромно наблюдая за соблазнительными ножками прыгающих неподалеку девиц. Илья глубоко вздохнул и одним махом осушил рюмку. По жилам пробежало обжигающее пламя, горло перехватило горячим спазмом. Одуревшим взлядом пошарил по столу, увидел остатки салата оливье и, не утруждая себя перекладыванием его в свою тарелку, доел прямо из салатницы. Приложился к горлышку бутылки с минеральной водой и несколько пришел в себя.

В голове и теле образовалась приятная невесомость. Казалось, в жизни всё возможно, если приложить к этому самый минимум усилий. Понимая, что добром эта эйфория не кончится, дал себе слово больше не пить. Напиваться до такой степени ему покамест не доводилось, и он несколько опасался, что будет вести себя, мягко говоря, нестандартно. На примере любящего расслабиться зятька прекрасно знал, насколько пьяные теряют над собой контроль, и боялся ляпнуть лишнее.

Встал, проверяюще покачался на легких, как пушинка, ногах. Вроде держат. На цыпочках, как любовник посредине чужой спальни, стал красться к выходу.

Быстрый танец кончился, заиграли неторопливый венский вальс, и тут черт дернул его оглянуться. Взгляд сразу упал на Лизоньку, одиноко сидевшую за своим столом и с нетерпением поглядывающую на часы. Ее кавалер, с трудом выжимая из себя вежливую улыбку, кружил возле елочки пламенеющую от возбуждения Катю, посылая Лизоньке укоризненные взгляды. Похоже, это она заставила его пригласить на танец подругу, чтоб сделать той приятное.

Ноги сами понесли Илью к Лизе, совершенно не считаясь с суматошными командами головы: стоять! немедленно назад! спасаться бегством! Пока очумевшая от такой наглости голова пыталась совладать с непокорным телом, он уже склонился над Лизонькой и прерывающимся голосом выговаривал приглашение на танец.

Она, не зная, как поступить, с сомнением затеребила браслет на левой руке, заслонившись пустой дежурной улыбочкой. Отказать? Сказать, что дико устала? Жаль было унижать мужчину. Любой отказ – удар ножом по мужскому самолюбию, это она усвоила давно. И Лизонька с сомнением согласилась, надеясь, что ей не придется об этом пожалеть.

Выйдя в толпу танцующих, положила руки на грудь партнеру и почувствовала, как дрогнули его плечи. Он трепетно обнял ее за талию, чуть слышно вздохнул и медленно повел в танце, ничего не говоря.

Заметив напряженный взгляд, устремленный на ее губы, Лиза насторожилась. Что это с ним? Не хотелось бы каких-нибудь душещипательных сцен. Конечно, у нее есть некоторый опыт по их предотвращению, но всё-таки…

Партнер нервно подергал головой, и она догадалась, что галстук его просто душит. Подняла руки и одним привычным движением ослабила узел галстука, чем заслужила его признательный взгляд.

– Как вы догадались?

Она решила напомнить, что здесь не одна:

– У Макса постоянно такая же проблема.

Поняв, что она говорит о своем спутнике, Зайцев помрачнел и отвернулся. Рядом с ним пронеслись Катя с Максом и Илья получил от последнего откровенно предупреждающий взгляд. Это его ничуть не встревожило и он даже позволил себе нахально подмигнуть заволновавшемуся от такой беспардонности Максу.

Некоторое время они танцевали вполне прилично, ничем не отличаясь от других пар, так же неторопливо кружащих вокруг огромной елки. Поравнявшись с игрушечными Дедом Морозом и Снегурочкой, Лизонька вопросительно показала на них подбородком.

– А правда, что это вы их нашли?

Зайцев несколько мгновений тупо смотрел на девушку, прежде чем уразумел вопрос.

– Нет, это Лидия Мефодьевна. Мы просто елку сюда приволокли и установили.

Закинув голову, Лизонька посмотрела наверх, восхищенно окидывая взглядом зеленую громадину и провокационно демонстрируя партнеру белую шейку. Он даже пошатнулся, до того захотелось прижаться губами к нежной ямке у основания шеи. Глядя на грандиозную елку, Лизонька полувосторжено-полуиспуганно прошептала:

– Какой кошмар!

Он угрюмо согласился, думая о своем:

– Кошмар. И еще какой!

Ей стало не по себе, исходящее от него напряжение тревожило, заставляя ожидать привычных и таких ненужных признаний, и она, дабы разрядить накаленную обстановку, попыталась глуповато пошутить. Обычно после достаточно идиотской шутки ухажеры трезвели и смотрели на нее с легким разочарованием, что вполне ее устраивало. Для начала прикинулась, что не знает, женат ли он.

– Илья Викторович, а как отнесется к вашему позднему появлению ваша жена? Не прибьет случайно?

Ее насмешливый голос несколько остудил охвативший его жар.

– Я не женат.

Глуповато хихикнув, она поправилась, чувствуя, что следует верным курсом:

– Ну, подруга…

Илья напрягся, глядя в ее снисходительно-равнодушное лицо. Нехотя признал:

– У меня никого нет.

Она развязно фыркнула, стараясь, чтобы это выглядело как можно более пошло:

– Что, до сих пор резвый мальчуган? И чего в супе не хватает?

Эйфория, охватившая его рядом с Лизой, не позволила ему понять, о чем идет речь.

– В каком супе?

Фамильярно посмеиваясь, она надменно пояснила, как малолетнему несмышленышу:

– В вашем. Про свой-то я всё знаю.

Он вспыхнул, отчего на скулах зажглись темные пятна, и внезапно с такой силой прижал ее к себе, что она оказалась распластанной по его телу. С полуобморочным удивлением подумала, что он гораздо сильнее, чем кажется. Прошептала, с трудом вдохнув:

– Вы что, перебрали сегодня, Илья Викторович? С друзьями выпивкой не поделились?

Тяжело дыша и сильно напрягшись, с трудом, как будто отрывая от тела собственную кожу, он отстранился от нее на приличное расстояние, продолжая молча танцевать. Лизонька, переведя дух, осторожно посмотрела по сторонам, не обратил ли кто из сослуживцев внимания на их сверхпылкие объятия. Вроде никто в их сторону не пялился.

Макс, в это время круживший Катю на противоположной стороне елки, их не видел. Лиза мысленно перекрестилась, вспыльчивый поклонник не преминул бы заехать конкуренту кулаком в лицо при малейшей попытке посягательства на свою территорию. Она давно убедилась, что мужчины по сути своей примитивные самцы, отчаянно защищающие свои владения. Но вот только она не хотела быть ничьей собственностью.

Но что случилось с Зайцевым? Никогда он так себя не вел, наоборот, всячески подчеркивал свое к ней равнодушие, что ее вполне устраивало. Наверняка малость перебрал, мужчины часто совершают странные поступки, немного перепив.

Илья не заметил, когда закончилась музыка и разошлись танцующие. Они остались одни, давая коллегам повод для пересудов. Лизонька беспокойно постучала пальчиком по его груди, заставляя очнуться. Он неохотно убрал руку с ее тонкой талии и медленно повел к столику, придерживая под локоток.

Она с некоторой опаской посматривала то на него, то на ожидающего их с мрачным лицом кавалера. Макс вклинился между ними, не дожидаясь, когда они подойдут поближе и приложился к ее щеке, будто поставил свое клеймо.

Лизонька сумрачно подумала, что Макс становится уж очень назойлив, считая, что свадьба не за горами. Всё с той же милой, но равнодушной улыбкой поблагодарила Илью и села за стол. Макс злобно посмотрел на соперника, не скрывая ревности и угрожающе сжав кулаки. Илья молча отошел, стараясь превозмочь острое сожаление. Какого лешего он кинулся ее приглашать?

Вышел из банкетного зала в фойе, проигнорировав зазывно раскрытые дверцы лифта, взбежал по лестнице на пятый этаж. Остановившись перед запертыми дверями отдела, воровато осмотрелся: не наблюдает ли кто-нибудь за ним из-за угла. Нащупав на стоявшем в углу коридора старом шкафу небольшую твердую проволочку, подхватил ее двумя пальцами, чтобы не испачкаться в пыли. Согнул из нее небольшую загогулину, вставил в замок и легонько покрутил в разные стороны, одновременно нажав цифры кодового замка. Дверь приглашающе распахнулась.

Он вытащил проволоку, снова распрямил ее, аккуратно положил обратно. Пригодится еще в его бурной жизни квалифицированного взломщика.

Достал из шкафа куртку с шапкой, переодел обувь и вышел из кабинета. Захлопнул за собой дверь и резво попрыгал вниз по лестнице. Радуясь, что никто из знакомых навстречу не попался и уговаривать его вернуться на торжество некому, вихрем пробежал по вестибюлю.

На ходу попрощался с бдительно стоявшим у входа охранником, удивленно посмотревшим вслед первой ласточке, улетающей с новогоднего вечера. Мельком взглянул на большие электронные часы под потолком и машинально отметил – двенадцатый час! По меркам их конторы, детское время.

Погода была чудесная, всего минус десять градусов без ветра. С темного неба падал невесомый снежок, ласково ложась на плечи. Фонари, освещавшие путь, придавали падавшим с невидимого неба белым хлопьям по-детски сказочный вид. Свежий снежок, поскрипывающий под ногами, искрился маленькими звездочками.

Илья с горестным восторгом взирал на эту благостную картину. Настоящая новогодняя ночь, созданная для чудес. Но вот только чудес не бывает. Во всяком случае, в его жизни они никогда не случались. И, конечно, их не будет и впредь.

Он стремительно шел сквозь ночь, стараясь ни о чем не думать. Ровно через сорок минут оказался у родного подъезда. В знакомом дворе шатались парочки веселящейся в преддверье нового года молодежи и раздавался звонкий девичий смех.

Илья вдруг печально подумал, что никогда не гулял так ночами. А надо бы. Может, давно бы был женат и так же страшился вызвать недовольство любимой жены, как семейственный Генрих.

Открыл квартиру своим ключом. Как ни пытался проделать это как можно тише, из своей комнаты всё равно выскочила рассерженная мать в заштопанном фланелевом халате, впопыхах накинутом на ситцевую ночнушку.

– Что так поздно?! Двенадцать часов уже!

Он внезапно взорвался, как будто на его перегруженный верблюжий хребет попытались взгромоздить последнюю невыносимую соломинку.

– Мама, я давно уже не мальчик! И не должен перед тобой отчитываться по каждому пустяку! Я еще утром напомнил тебе, что вечером новогодний банкет! Я вполне мог прийти и на следующий день, оставшись на ночь у какой-нибудь подруги!

Мать изумленно прикрыла рот рукой, как будто только теперь заметив, что сын действительно вырос. Примирительно сказала:

– Ну-ну, не шуми! Я ведь просто беспокоюсь!

Он молча прошел в ванную, погонял по телу то жгуче-горячие, то угнетающе ледяные струи. Постоял, ожидая, пока с разгоряченного тела испарятся последние капли воды, прошел в свою комнату и лег в постель. Закрыл глаза, и в ушах снова зазвучали звуки изысканного томного вальса. Руки, вспомнившие, как лежали на ее талии, загорелись огнем, а сердце вновь мучительно сжалось. Только мозг, холодный и безжалостный, вспомнил слова Игоря и с оскорбительной откровенностью донес их до взбудораженного сознания:

– Хороша Маша, да не наша!

Он с резким выдохом зажмурил глаза и твердо сказал себе:

– Да я терпеть не могу эту бестолковую красотку! В супе у меня, видите ли, чего-то не хватает! Это у нее мозгов не хватает! Или, что наиболее вероятно, их у нее вовсе нет!