Текст книги "Мифологические персонажи в системе мировоззрения коми-пермяков"

3.2. Духи природного и домашнего пространства

Другую группу персонажей пандемониума коми-пермяков объединяет их прикрепление к определенной части пространства, тогда как время их деятельности мало зависит от сезонов года. К данной группе относятся духи природных стихий и построек. Отчасти сюда же можно включить вуншöрику и некоторых святочных персонажей, так как для них тоже характерно указание на место пребывания.

Вöрись (Лесной)

В повседневной жизни коми-пермяков наблюдается разное отношение к духу леса и его имени. Одни используют в речи русский аналог – лешак, леший – как бранное слово, другие остерегаются упоминать его. Название лесного относится к табуированным словам, его произнесение считается равнозначным его призванию. Запрет на употребление его имени повлиял на появление множества номинаций духа, эпитетов и иносказательных имен. Часть названий отражает пространственную привязанность духа к лесу – это такие номинации, как вöрись – ‘лесной’, вöрдядь – ‘лесной дядя’, лесной царь. Другие номинации выделяют внешние признаки духа: ыджыт – ‘большой’, ыджыт дядя – ‘большой дядя’, ыджыт морт – ‘большой человек’, ыджыт лес – ‘большой лес’, кузь дядя – ‘высокий дядя’, кöспель – ‘сухоухий’, сюра-пеля – ‘рогатый-ушастый’, виселистый, киззя-виззя (от слов кизь – ‘пуговица’, визь – ‘полоска, черта’, возможно, имеется в виду «пуговицы, расположенные в ряд»). Называют его просто дядя, дяденька, дедушко. Эти номинации, возможно, указывают на генезис духа, связь его с культом предков. Наименование может строиться на функциональной значимости персонажа – начальник, медыджытыс вöрас – ‘самый большой в лесу’. Помимо широко распространенного названия лешак для обозначения духа в отрицательном значении применяют термины: страм – ‘срам’, черт, калян, сатана, вукавöй – ‘лукавый’, неприятнöй. Жену лесного называют лешачиха или вöр инька – ‘лесная женщина’. Можно заметить, что большая часть русских названий имеет негативную окраску. Использование русскоязычных терминов показывает изменение оценки и отношения к мифологическому персонажу при воздействии русской и православной культур, когда лесной причисляется к нечистым существам[81]81
  Употребление того или иного названия коми-пермяками в быту может зависеть от конкретной ситуации: если человек раздражен, недоволен – употребляет бранные эпитеты, если желает задобрить духа – уважительные, ласкательные: Сiйö кöспельöн шуöны, лешакöн, одуванчикöн. А кöр уджавны не хочешь, токо горöтван: “Одуванчик, отсав”. Кöр пилаыс оз уджав вöрас, а эсся кöр вöгасян, да пивасö мыр бердас желльыштан, висьтаван: “Кöспель, сволочь” («Его сухоухим зовут, лешаком, одуванчиком. А когда работать не хочешь, скажешь: “Одуванчик, помоги”. Когда пила в лесу не работает, когда рассердишься, пилу о пень ударишь, говоришь: “Сухоухий, сволочь”») (ПМ: Юсьв., Ошиб).


[Закрыть]. Коми-пермяки в отдельных случаях обращаются к вöрись, называя его личными именами: Митрофан Митрофанович, Вихор Вихоревич, Милев [Теплоухов, 1895: 297; Жаков, 1903: 418; Ожегова, 1971: 106], Виктор Викторович, Федор Фролович, Федор Федорович, Тимофей Иванович, Захар Федорович [Четина, 2010: 62], Иван Горнозович, Чурма, Тыртыга Чурнаш, лешачиха Öрина – ‘Ирина’, (ПМ: Гайн., Кос., Коч.). Сдвоенные имена употребляются в письменных и устных прошениях коми-пермяков при пропаже скота. Такой же обычай существует у русских Юрлинского района Коми-Пермяцкого округа [Бахматов, 2003: 277; Словарь русских говоров, 2006: 237]. Повтор является характерной чертой заговорной традиции, используется для усиления магии слова [Головачева, 1993: 198]. Ряд имен лесных духов свидетельствуют об их династических отношениях – Гарнуз Иванович, Музгарт Иванович, Руслан Музгартович [Конаков, 1996: 65]. Происхождение имени Вихор Вихоревич К. Ф. Жаков связывает с тем, что он «бог лесного вихря, ветра» [1903: 418]. Ф. А. Теплоухов отмечает, что, по объяснению колдуна, писавшего кабалу, в то время принято было «прежнее (языческое) имя и отчество лесного – Вихор Вихоревич заменять новым (христианским) – Митрофан Митрофанович…» [1895: 297]. Имя Чурма, возможно, имеет защитное значение и связано с выражением «чур меня», которое коми-пермяки произносят при появлении вихря или фантома в местах запрятанного клада. Номинация Тыртыга, предположительно, может иметь звукоподражательную этимологию либо связана с коми-пермяцким словом тыртны – ‘наполнить’, ‘замести’, ‘выполнить’ и т. д. (тыр – ‘полный’, ‘много’) и означает его способность в виде ветра заметать дороги.

В одном из примеров лесных обозначают Кокра и Мокра (ПМ: Гайн.). В другом рассказе Кокрой-Мокрой называют уже кикимору (ПМ: Кос., Порошево). В коми-зырянском тексте Кокля-Мокля – это дух промысловой избушки [Мифология коми, 1999: 198]. Все варианты номинаций объединяет одинаковый сюжет – сообщение о смерти мифологического персонажа. Н. Д. Конаков предполагает русские корни данного названия, прообразом которого могло быть нечистое существо, черт [Мифология коми, 1999: 198].

В качестве названия лесного духа в заговорной традиции, связанной с выпасом домашних животных, зафиксировано употребление имени православного святого – Свето-Власей (Святой Власий) батюшко (ПМ: Коч., Юксеево). День Святого Власия празднуется 24 февраля. По народной традиции Власий считается покровителем коров [Рогов, 1860: 22]. Скорее всего, общие функции православного святого и мифологического персонажа коми-пермяков (покровительство животным) обусловили соотношение и совмещение их образов в народных верованиях.

Лесной дух в представлениях коми-пермяков имеет разные ипостаси. Во-первых, он может предстать в виде природных явлений и объектов. Чаще всего это ветер или вихрь. С ним также связывают появление тумана: «Из дому выйдет, туман будет, ветер поднимается» (ПМ: Гайн., Кебраты, 147). Ипостасями лесного духа считают возникающие на пути человека и затем обычно исчезающие деревья, пни, чурки (ПМ: Афан., Кос., Коч.), или реально существующие деревья. Например, в одном из рассказов самое высокое дерево в лесу считают «хозяином», и в народных интерпретациях оно идентично лесному духу (ПМ: Коч., Б. Коча, 280). Или ель, на которой повесилась девушка, тоже в мифологическом сюжете соотносится с образом лешего (ПМ: Куд., Виль-Шулай, 88). В обоих рассказах якобы реальное событие, связанное с деревом, дополняется мотивом сновидения, которое и указывает на названные связи. Описывают духа и в виде огненной копны (ПМ: Коч., Шорша, 53). Все указанные явления отличаются необычностью и таинственностью, чем, наверное, и обусловлена их мифологизация.

Во-вторых, лесной описывается в зооморфном и орнитоморфном облике. Он показывается в виде ворона, зайца, собаки, медведя.

И, в-третьих, это преобладающий в рассказах коми-пермяков антропоморфный вид персонажа, часто контаминированный зооморфными чертами, которые становятся признаком его отличия от людей: волосатость, копыта, рога, беспалость: «На лицо смотришь – как человек, а ноги шерстяные и копыта» (ПМ: Куд., Новоселова, 189); «с рогами он, большой, в дом не поместится» (ПМ: Юсьв., Казенная, 110); «у лешего два пальца только» (ПМ: Кос., Несоли, 41). Наличие в антропоморфном образе фитоморфных черт встречается редко.

Персонаж не всегда имеет четкие очертания, поэтому его иногда сравнивают с тенью: «Выше леса, или тень за тобой – это леший» (ПМ: Юсьв., Тимино, 132). Либо видимой оказывается только часть его тела: угöвас керку дынас эт сувда коккез чочкомöсь тыдаöны («в углу у дома большие белые ноги видны») (ПМ: Куд., Б. Сидорова, 181). Неполнота формы в визуальном восприятии, по словам С. Ю. Неклюдова, указывает на рубеж видимости, что является признаком маргинальной зоны [Неклюдов, 1979: 133141]. Особенно вöрись скрывает от человека свое лицо и глаза: «А он крутится, пьет, ест, а лицо не показывает» (ПМ: Коч., Киршино, 272).

Чаще лесной дух появляется в виде мужчины, реже говорится о лесной женщине. Выделяются территории, где преобладают рассказы о лесной женщине[82]82
  Рассказы о лешачихе, по частоте записанных текстов, преобладают среди коми-язьвинцев и коми-пермяков, проживающих в округе с. Кува Кудымкарского района.


[Закрыть]. Леший может показаться знакомым человеком или незнакомцем, быть пожилым или молодым: Зонка ыджыт кодь, пеля шапка («Парень высокий, шапка-ушанка») (ПМ: Куд., Сюзь-Позья, 120); «Пила застряла, я сказала: “Лешак”. А потом во сне увидела на том же месте белого старика с бородой» (ПМ: Юсьв., Бажино, 232). Лесные духи делятся на старших и их подчиненных [Подосенов, 1886: 23]. Градация отражается в их внешних чертах, одежде, занятиях и функциях[83]83
  Иерархия лесных духов наглядно представлена в сюжетах о суде лесных. …Ой, сымда сэтöн народа, сякöй, дöс сэтшöм красивöй, дöс кодя народ. Три человека пызан сайын пукалöны, токо вежöсь, югйалöны киззьöныс. <…> Начальствоыс сэтчин öддьöн кодяöсь. А этныя, миянöс нiя бы дöс мый и керисö («…Ой, столько там народу, разные, все такие красивые. Три человека за столом сидят, только желтые сияют пуговицы. <…> Начальство там очень хорошее. А эти [остальные], они бы с нами что бы только не сделали») (ПМ: Кос., Пуксиб, 256). Старшие лесные, таким образом, выглядят более солидно, исполняют руководящие роли и оцениваются положительно.


[Закрыть].

Вöрись описывают высотой с лес, но он может изменять свой рост: Сiя ыджыт, вермас учöтжык, и сэтшöм – лилипутик («Он большой, может стать поменьше, и таким – лилипутиком») (ПМ: Куд., Кекур, 201). Отмечают необычно тяжелый вес вöрись. Когда он садится на транспортные средства, они не могут тронуться с места: «Старик ехал на лошади с санями. Из лесу вышел мужик, сел на сани. Лошадь с места не может тронуться. <…> Мужик перекрестил сани – он исчез» (ПМ: Юсьв., Секово, 197).

Наделяют вöрись безобразными чертами: «Леший лохматый, одежда порванная, отрепья, как у обезьяны» (ПМ: Юсьв., Гавино, 18); «Когти длинные, сам небольшого роста, а тяжелый, лицо страшное не показывает» (ПМ: Юсьв., Секово, 197). Аномальными во внешнем облике персонажа являются названные зооморфные черты, а, кроме этого, сухие уши [Янович, 1903: 4], длинные руки: киэз подулöдззас («руки до подола») (ПМ: Кос., Цыганова, 279), кривые ноги (ПМ: Гайн.), плоская голова – «лицо толщиной с лист бумаги» (ПМ: Куд., Виль-Шулай, 88). Характерным для него считается отсутствие бровей и ресниц. Наоборот, подобно животным, он имеет волосатые ноги: «Ноги, говорили, что лохматые» (ПМ: Кос., Несоли, 41); горящие в темноте глаза: «С ёлками рядом идёт, как огоньки две штуки видно, глаза видимо» (ПМ: Куд., Ошиб, 84); блестящие зубы: Сьöд шинельöн, киссьöз токо зяйöт дöс, и пинньöз зяйöт дöс («В черной шинели, все пуговицы блестят, и зубы все блестят») (ПМ: Кос., Коса, 178). Изо рта или ноздрей [Ожегова, 1961: 13] вöрись испускает огонь или дым: «Со рта у него, как курит, – огонь шёл» (ПМ: Гайн., Кебраты). Жену и дочерей лесного описывают красавицами: «Коса у неё до земли, очень красивая» (ПМ: Юсьв., Чинагорт, 104).

Одежда вöрись повторяет костюм человека. Если мифологический персонаж появляется в облике знакомого человека, то одежда может выступать признаком этого лица: Миша, сiя рубашканас («Миша, в его рубашке») (ПМ: Кос., Коса, 178). Характерным может быть сословная или национальная принадлежность костюма – крестьянская, солдатская, богатая, русская (ПМ; см. также: [Смирнов, 1891: 270]). Описывается мифологический персонаж в запоне, рубашке, шабуре. Одежда лесной женщины ничем не отличается от крестьянской: Чышьяна, визиткаа, юпкаока, сапога (В платке, визитке, юбке, сапогах) (ПМ: Куд., Кува, 198). Необычными в наряде вöрись являются блестящие пуговицы и галстук (ПМ). Одежду лесной запахивает на левую сторону [Смирнов, 1891: 276]. На ногах носит лапти, кирзовые (ПМ: Кос.) или лаковые [Заветный клад, 1997: 274] сапоги, может оказаться босоногим (ПМ: Кос.). В описаниях обращается внимание на головной убор вöрись: пеля шапка (ушанка) (ПМ: Куд.), необычно «большая шляпа» (ПМ: Кос.), четырехугольная шапка (ПМ: Гайн.), уздечка на голове (ПМ: Куд.). Наряд его мало отличается от одежды человека. Необычными являются профессиональные костюмы, не характерные для деревенской коми-пермяцкой среды. Согласимся с Е. М. Четиной и И. Ю. Роготневым в том, что данные черты свидетельствуют о высоком статусе мифологического персонажа [Четина, 2010: 51].

В цветовой характеристике одежды, волос и общего образа лесного духа преобладает белый цвет: «весь в белом стоит, худой, большой» (ПМ: Кос., Гавриково, 66), сэтшöм красивöй, чочком юрсиа («такой красивый, с белыми волосами») (ПМ: Кос., Пуксиб, 256); он передвигается на белой или «голубой» лошади. Отмечается черный цвет: сьöд шинöль (черная шинель) (ПМ: Кос., Коса, 178), «старуха с пряслицей в черной одежде» [Смирнов, 1891: 268]; красный – красное платье, красные гранки шапки, красная рубаха; и синий – шабур и кушак (ПМ) [Смирнов, 1891: 268]. Хроматическое описание одежды обычно совпадает с цветовыми характеристиками крестьянской одежды коми-пермяков, тогда как части тела и силуэта (белый, серый или темный) отражают ощущение призрачности образа.

Редко обозначаются атрибуты, которые имеет вöрись, он может опираться на палку, иметь топор за поясом, плести лапти (ПМ: Кос.), лешачиха приходит с прялкой. В. М. Янович пишет, что представляют лесного непременно с сумкой за плечами [Янович, 1903: 4].

Спутником вöрись называется собака: Рядом пон сэтшöм ыджыт («Рядом собака такая большая») (ПМ: Кос., Коса, 178). Передвигается он верхом на лошади: сiя вöлöн гöняйтö, коккез чуть не му кузьöт кыскасьöны («Он на лошади гоняет, ноги чуть не по земле волокутся») (ПМ: Куд., Балкачи, 218); или на самолете: «А тут ураган летит, и самолет. Самолет – как палка, поперек крест, на поперечине сидит человек в красной рубахе» (ПМ: Куд., Пятина, 63). Образ лесного-всадника известен в разных местах Коми-Пермяцкого округа, но больше всего текстов записано на территории Кочевского района, то есть отмечается локальное распространение данного сюжета. Как правило, конь лесного белого или «синего» окраса, что указывает на его призрачность. Именно на светлом коне ездили к духу и тöдiсь [Грибова, 1975: 80]. Сам образ соотносим с остальными мифологическими персонажами в виде всадника на коне. Прообразом лесного духа как пилота самолета может быть одна из традиционных его ипостасей – ветер или вихрь. В нем явно выражены и знаково-символические предпочтения советского периода – красная рубаха и самолет как транспорт XX столетия[84]84
  Первые самолеты на территории Коми-Пермяцкого округа появились в послереволюционный период, они были основным транспортным средством для дальних маршрутов в конце советского периода, а в постсоветское время авиаперевозки населения были прекращены.


[Закрыть].

Особенностью видений является внезапное исчезновение лесного духа и отсутствие следов: Бергöтчыштi, понi видзöтны: некин одзам абу («Обернулась, посмотрела – уже нет никого») (ПМ: Куд., Кува, 283); Сигаркасис адззан эд биоксö, биыс öзйыштас, бöр кусыштас, öзйыштас, кусыштас. <…> А тшын дукыс эз кыв («Виден же огонек сигареты: загорится, потухнет, загорится, потухнет. <…> А запаха дыма не было») (ПМ: Куд., Б. Сидорова, 181). Лесной часто просто стоит на одном месте или движется параллельно человеку, не позволяя приблизиться к себе: «Пальцем меня манит, ничего не говорит. Я хочу близко к нему подойти, а он уходит» (ПМ: Кос., Зинково, 250). Можно отметить в его движениях повторяющиеся действия, такие как хлопанье в ладоши [Четина, 2010: 46], равномерное перешагивание с ноги на ногу, кружение. Данные характеристики подчеркивают эфемерность видимых образов, их сверхъестественное происхождение. Но существуют и исключения, когда движения персонажа не выдают его инаковости, они обычны для человека.

Множественность внешних типов духа создает неясное впечатление о его истинной наружности: он часто преображается, меняется. Постоянное перевоплощение становится одной из существенных характеристик данного персонажа. Условно, близкой к «настоящей» сути вöрись можно считать тот его образ, в котором он предстает перед человеком в своем доме – в виде обычного человека (при этом часто высокого роста), тогда как все природные явления, фитоморфные, зооморфные и орнитоморфные ипостаси носят временный характер, обусловлены его ролью и функциями в конкретных ситуациях вне его жилища.

Знаком присутствия лесного духа при отсутствии зрительных образов считается колыхание травы, деревьев, плеск воды под воздействием ветра или вихря: «Если ветер с травой играет, говорят, что леший идёт» (ПМ: Юсьв., Казенная, 110); Лешакыс васö пондiс вуджны, ачыс оз тыдал сiя, токо ваыс бурлитö, кыдз волна («Лешак начал речку переходить, самого не видно, а вода бурлит, как волна») (ПМ: Гайн., Мысы, 59). В виде вихря он может поднять копну сена, кучу хвороста или человека, он может бросать в человека различные вещи: сывö пондасö всякöйнас шупкыны: кокорканас, грезь комокнас, увнас («начал в нее все бросать: кокору, комки грязи, сучья») (ПМ: Куд., В.-Юсьва, 24). Знаком лесного считается дым, регулярно поднимающийся в лесу, на болоте или холме. Предполагают, что именно в этих местах находится его жилище.

Разного рода звуки в лесу считаются проявлением лесного духа – звук шагов, топот лошади: «слышим: едет на лошади, – шум такой» (ПМ: Юсьв., Казенная, 110); «рядом идет, скрипит прямо ломом» (ПМ: Куд., Ошиб, 84); уханье и оханье: «дочь его впереди идет, ухает, охает» (ПМ: Юсьв., Чинагорт, 104); «Афоня в лес ходил, охотился: “Вот сегодня так филин ухал, я даже зайчика не убил”. Как охраняет» (ПМ: Юсьв., Б. Они, 170). Звуковое проявление духа связывает его с орнитоморфным образом. Примечательно, что в мифологии манси в образе филина представляется дух ветра [Мифология манси, 2001: 64–65]. У коми-пермяков воззрения о ветре и филине, в его аудильном восприятии, также соединены, но в верованиях о вöрись. Лесному приписывается стук топора в лесу, бренчание ведра: «В лесу я слышу кыз-кыз – строгает» (ПМ: Кос., Пуксиб, 282). С ним связывают звук кашля, плача, музыки, крика и хохота: «дверь туда-сюда ходит, музыка, свадьба у них» (ПМ: Гайн., п. В.-Лупья, 142); «в лесу: ха-ха-ха, – смеётся мужик так громко, то так заревет» (ПМ: Юсьв., Симянково, 52). Характерным звуком для лесного считается вой ветра, подражание животным и птицам. Необычность их выражается в громкости, таинственность – в копировании голосов тех людей, которых в данный момент нет в лесу.

В большинстве случаев подобные звуки в лесу воспринимаются как знак, предупреждение о беде, о перемене в жизни. Реже встречается их понимание как выражение недовольства вöрись и способ напугать человека. Смех лешего в русских представлениях Н. А. Криничная объясняет пограничностью персонажа, когда он «обеспечивает возможность перехода от одного состояния в другое», после смеха леший исчезает [1993а: 27]. В коми-пермяцких быличках смеющийся лесной дух описывается редко, он остается невидимым, смех воспринимается как угроза и знак опасности [Хлопов, 1852: 170].

В речи вöрись редко выделяются особые, несвойственные человеку признаки: Кыдз морт баитö тэкöт («Как человек разговаривает с тобой») (ПМ: Кос., Цыганова, 279). Вступая в диалог, он может поддержать беседу и ничем себя не выдать: «Как братанник, лесной привиделся, поздоровался, закурили, и про жену спрашивает» (ПМ: Куд., Ленинск, 139). Необычным и подозрительным оказывается молчание, немота как нестандартное поведение: Öтпыр горöтчи, мыся, чисто эн öкты, меным коль. Шы оз сет («Один раз крикнула: всё не собирай, мне оставь. Ничего не отвечает») (ПМ: Куд., Кува, 283). Признаками инаковости может быть чужой язык: Мыйкö баитöны между собой, а ог вежöрт, мый баитöны («Что-то говорят между собой, а не пойму, что говорят») (ПМ: Кос., Коса, 178). Часто лесной дух говорит с коми-пермяками по-русски. Странность звукового и речевого поведения выражается в криках, зовах, окликаниях, протяжных звуковых сигналах: «Максим, поверни!» (ПМ: Юсьв., Казенная, 110). Он подражает речи людей: «Мы кричим – боком также» (ПМ: Юсьв., Вижелово, 195). Речь его часто лаконична, немногословна. Он не чуждается бранной лексики, в его репликах присутствуют повторы: «Сумела, – говорит, – сумела, сумела. Всё, уходи, не мешай на дороге!» (ПМ: Гайн., Кебраты, 150). Слова лесного носят нравоучительный характер, имеют предупреждающее, гневное, угрожающее значение или выражают его удивление: «Уйди в сторону, а то плохо будет!» (ПМ: Кос., Панино, 1); Кокраыслö висьтал, Мокрасö виисö война вылын («Кокре скажи, что Мокру убили на войне») (ПМ: Гайн., В.-Лупья, 125); Но, ме ыджыт-ыджыт новья, а кинкö эшö ыджыджыкö новйö!? («Я большие-пребольшие ношу, а кто-то еще больше моих носит!? [о размере лаптей]») (ПМ: Куд., Бобунево, 234).

В представлениях коми-пермяков лесные живут, как обычные люди: они плетут лапти, выращивают хлеб, держат скотину, занимаются торговлей, воюют друг с другом. Следами их битв считаются поваленные деревья. У них рождаются дети и играются свадьбы. Дома лесных всегда крепкие, богатые. По представлениям лупьинских коми-пермяков дома лесных имеют всего три угла и выстроены из стекла (ПМ: Гайн.). В одной из коми-пермяцких сказок четырехугольный дом Бабы Яги становится по ее приказу сначала с тремя углами, затем с двумя и, наконец, с одним [Заветный клад, 1997: 35–40]. В данном случае неполноценность предметов может выступать признаком иного мира, как явления, не до конца раскрываемого человеку, и связана с мотивом слепоты. Возможно, треугольное жилище, то есть имеющее форму пирамиды, связано с представлениями о естественных возвышенностях, так как еще одной формой жилища или местом обитания духа называется гора (холм). Отметим, что внешние черты вöрись, его пристрастия и функции во многом совпадают с представлениями о горных духах хакасов [Бурнаков, 2006: 23–41]. В эпизодах коми-пермяцкого эпоса и других мифологических жанрах можно обнаружить элементы почитания гор[85]85
  Древний народ чудь, по преданиям коми-пермяков, выбирал для поселения преимущественно естественные возвышенности [Лимеров, 1996а: 67], это отражается в настоящее время в местной топонимике – Чучкöй мыс (ПМ: Куд., Мазунина). В горах в летний период приходилось жить герою народных преданий и эпосов Пере-богатырю, так как его не держала мягкая земля болот [Ожегова, 1971: 103]. Богатыри в сказках и мифах превращаются в горы и камни, после чего прекращается их рост [Ожегова, 1971: 103, 117–118; Чагин, 1993: 17; Сусачок-Сучок, 2006: 26]. Нужно отметить, что к зоне предгорий относится только территория проживания коми-язьвинцев, на территории Коми-Пермяцкого округа местность холмистая.


[Закрыть]. Пример о соотношении естественных возвышенностей с образом лесного духа показывает, что в представлениях о нем присутствует почитание данных природных объектов и воззрения на связанные с ними природно-климатические явления.

Верят, что лесной забирает, крадет, уводит к себе людей (про́клятых, тоскующих, самоубийц), и особо отмечают его «пристрастие» к женщинам, о котором писал еще И. Н. Смирнов [1891: 276]. Данные поверья становятся мотивом отдельных сюжетов мифологических рассказов и характеризуют лесного как нечистого духа, вводящего людей в грех, как антипода морально-нравственной системы общества. То есть в этих сюжетах дается однозначно отрицательная оценка персонажа.

Вöрисю приписывается прожорливость, он за раз съедает несколько караваев хлеба: Понöн пö локтö. Сылöн козяйкаыс, инькаыс эттшöм шöмöссö пöжалö. Сiя сiйö бураöдз сёяс поныскöт, и оз и пöт («Собакой приходит. Его хозяйка, жена квашню хлеба печет. Собака ест с хозяином и еще не наедается») (ПМ: Кос., Пуксиб, 256). В одном из вариантов преданий о борьбе Перы-богатыря с лесным духом последний называется людоедом (ПМ: Гайн., Сойга, 119). По поверьям лупьинских коми-пермяков, из его рациона исключена щука, что объясняется наличием в ее голове кости в форме креста: Щукаыслöн юрас эм крес. Ачыс сiя некресьöсь, лешöйыс, сiйö сiя оз лысь сёйны («У щуки в голове есть крест. Сам леший не крещеный, ее он есть не смеет») (ПМ: Гайн., Сойга, 141). В то же время щука может быть врагом лешего как одна из ипостасей водяного. Особое пристрастие лесной испытывает к табаку и хмельным напиткам, которые часто оставляют ему в качестве гостинца.

Для образа вöрись типичны гротескные черты. Они выражены в его внешних признаках (высокий рост), в его способностях (сильный, быстрый), в его проявлениях (громко смеется, испускает неприятный запах [Климов, 2007: 215]), в его нравственных качествах (злой или справедливый), в его экономическом состоянии (богатый). Вера в силу «лесного хозяина» у коми-пермяков наиболее устойчива и несравнима с представлениями о других демонических персонажах. Кажется, что он вездесущ, может появиться где угодно, все слышит и знает. О широте его воздействия на жизнь человека могут свидетельствовать примеры бранных выражений, в которых он называется причиной неудачи: «Выпьют да упадут, так всё на лешака говорят. Я деньги потеряю, так всё лешака ругаю» (ПМ: Кос., Подьячево, 35).

Отношение к лесному духу амбивалентно: его почитают и боятся; его сравнивают и с водяным, и с Богом: «Сильнее вакуля и вöрися никого нет» (ПМ: Кос., Пуксиб, 253); «Лешак и Бог вместе, говорят, живут» (ПМ: Кос., Подьячево, 35); «Не надо лешака поминать. Это небесная сила» (ПМ: Куд., Плешково, 15). В текстах мифологических рассказов, записанных в конце XIX в. И. Н. Смирновым, лесной дух, Ен и медведь сражаются с водяными духами [Смирнов, 1891: 268–275]. Только в случае с медведем, который собирался съесть водяного, человек помогает последнему. В остальных вариантах водяной характеризуется как негативный персонаж, антагонист и лесного, и Ена. По коми-зырянским представлениям, вöрса борется с водяным духом в полдень [Гагарин, 1978: 35], что определенным образом символизирует борьбу «верха» и «низа». Подобно вуншöрике, образ вöрись связан с растительностью (лесом), которая оживает в летнее время, когда активно солнце. Его покровительство над деревьями отмечено в одном из примеров, где дух в виде вихря «хоронит старуху» – валит старую ель (ПМ: Коч., Кузьмина). Как нечистая сила, лесной боится креста и молитв: Лешакыс оз молитвасö вермы тöдны, и сiя сывö вредно («Леший молитву знать не может, она ему вредна») (ПМ: Кос., Пуксиб, 256); с ним связывают представления об аде: Вакрамеш вот лешачикаыс дынö иньдöны («В ад, к лешачихе посылают») (ПМ: Куд., Мучаки, 262). Неоднозначное отношение к лесному у коми-пермяков сложилось, вероятно, не только вследствие влияния христианства, но и как закономерное отражение позитивного и негативного опыта использования лесных ресурсов, несмотря на это, персонаж занимает одно из главных мест в коми-пермяцком пандемониуме.

В коми-пермяцких представлениях нет четкого выделения отдельных персонажей болота. Болото совмещает лесную и водную стихии, и в мифологических рассказах сверхъестественные явления на болоте, как правило, связаны с образом лесного духа, лешачихи, распространен мотив блуждания на болоте, как и в лесу. Кроме этого на болоте локализуют кикимору, Бабу Ягу и схожего с ней персонажа – Лёму[86]86
  Лёма, или Ёма – сказочный персонаж в виде старухи, часто обитающей в лесу, за рекой, помогающей или вредящей людям (см.: [Мифология коми, 1999: 155–156]).


[Закрыть][Заветный клад, 1997: 271].

Ваись (Водяной)

Наименования духов водоемов разнообразны. Прежде всего называют его ваись – ‘водяной’. Большая группа названий включает термин куль: вакуль (где ва – ‘вода’), вакулись, кульшун, кульпиян (пиян – ‘ребенок, дите’). Часть номинаций связана с обозначением характерных черт мифологического персонажа: ичетики[87]87
  О водяных-ичетиках, происшедших из утопленных в воде младенцев, пишет И. Н. Смирнов, опираясь на сообщение А. Н. Шатрова о традициях глазовских пермяков (коми-зюздинцев) [Смирнов, 1891: 248]. Поверья об ичетиках зафиксированы и среди северорусского населения (Вятская, Вологодская губернии) [Власова, 1995: 168].


[Закрыть] (учöтик – ‘маленький’), кузьюрсиа – ‘длинноволосый’, сорваись – ‘путальщик’[88]88
  Название сорваись, вероятно, восходит к слову сорлавны – ‘мешать’ и обозначает того, кто мутит воду, т. е. объясняет появление водоворотов. Интересно, что в южном наречии окончание слова повторяет наименование водяного – ваись.


[Закрыть]. В Гайнском районе водяных называют вабес – ‘водяной бес’, бес. В Ленинском сельсовете Кудымкарского района возможно его обозначение вагöг – ‘водяная пуповина’, подобно названию банника. Среди северных коми-пермяков не зафиксировано употребление номинаций кульпиян и кульшун, но ими часто используются общие термины, такие как черт, сатана, лешак. Зюздинские коми-пермяки называют водяных шишигой[89]89
  В. И. Даль пишет, что под названием шишига в русской традиции может подразумеваться «нечистый, сатана, бес, кикимора, домовой, овинник» [1979: 636]. В словаре М Власовой шишига, кроме этого, – «чертовка; водяная чертовка; лешачиха…; баба-яга». Часто в великорусских поверьях шишига «связана с водой, баней и напоминает русалку» [1995: 361].


[Закрыть], чертями. В настоящее время повсеместно распространено название русалка (см. приложение: Карта 3). Заимствование этого слова и его широкое распространение, скорее всего, произошло в XX в. через литературные источники. Русалкой называют водяных духов женского пола с длинными волосами, также изредка употребляют номинацию для обозначения персонажей с похожими внешними признаками, место появления которых не связано с водоемом, это может быть лес, конюшня. То есть вместе с заимствованием термина «русалка» за персонажем сразу закрепились его внешние черты и преимущественная привязанность к водоему. Водяные могут иметь свои имена, которые звучат в обращениях их друг к другу, например, Зэтю.

Употребление тех или иных названий духов характеризует отношение человека к персонажам и определяет их место в структуре пандемониума. Например, термин ваись, в отличие от названий с основой куль, терминов бес и черт, не выражает негативного отношения. Номинации могут обозначать ранг персонажа в системе иерархии духов, о чем свидетельствует один из примеров: «Ваись – хозяин в воде. Вакуль – водяной» (ПМ: Кос., Панино, 91). Водяные кульпияны, судя по названию – это дети Куля.

Ваись представляется коми-пермякам в виде человека или щуки. В единственных примерах им называют похожее на черную собаку существо или большого мохнатого паука (ПМ: Коч., Б. Коча, 280). Щука выделяется большим размером или поведением: лежит на берегу, говорит человеческим голосом [Смирнов, 1891: 273; Заветный клад, 1997: 267–269]. Коми-пермяки не используют щуку для поминального рыбного пирога[90]90
  Существуют локальные исключения, когда, наоборот, предпочитают готовить поминальный пирог из щуки, например, в деревнях Мыс, Конопля, Сойга Гайнского района. Правда, в последние годы жители этих деревень тоже узнали о запрете и некоторые начали его придерживаться.


[Закрыть], объясняя это ее хищной природой или отсутствием чешуи (рыбой без чешуи не поминают). Щучью челюсть использовали как талисман, как магическое средство в промысловой деятельности, в быту и в народной медицине [Белицер, 1958: 323; Грибова, 1975: 48]. Общеизвестно, что в голове щуки есть кость в виде креста. В Косинском районе записано поверье о том, что в озере Вадты живет щука, не имеющая креста в голове (ПМ: Кос., Коса, 273). В коми-зырянском мифе щука без креста называется творением Лешего – антипода Ена [Му пуксьöм, 2005], которого можно приравнять к образу Куля. Вероятно, почитание щуки как крупной хищной рыбы достаточно древнее, общее для пермских народов, но данные предания уже явно отражают христианские мотивы. Часто в современных рассказах водяной представляется получеловеком, полурыбой, вместо ног он имеет рыбий хвост: «Как русалки, водяные русалки, не рыба – не человек» (ПМ: Юсьв., Николаево, 236); «Рыжая девка из воды вышла. Нырнула, хвост показался только рыбий» (ПМ: Юсьв., Якино, 130). Появление контаминированного облика водяного исследователи славянской мифологической прозы связывают с книжным влиянием [Померанцева, 1975: 78–79]. В рассказах коми-пермяков ваись легко перевоплощается из щуки в человека [Сторожев, 1948: 11], и, учитывая характерные для многих мифологических персонажей зооантропоморфные внешние признаки, появление смешанных черт в народных верованиях вполне допустимо и может иметь автохтонные корни.

В рассказах последних лет водяные духи обычно описываются как женщины или девушки, сидящие у водоема, или как группа небольших существ. Мало свидетельств о водяном в мужском обличье, этот образ характерен более ранним представлениям [Смирнов, 1891: 272–274; Белицер, 1958: 319]. Водяной чаще выглядит как взрослый человек или ребенок, может иметь гиперболизированные признаки, уродливые черты: …Тошыс кузь и кузь, этадз ва кузяс токо кервö, пеллез ыджытöсь, киэс кузьöсь да гöнаöсь («…Борода длинная-длинная, в воде колыхается, уши большие, руки длинные и лохматые») (ПМ: Куд., Кузьмина, 126); Мороссэз кыдз пестеррез кыкнанныс, пиннез куим чунь пасьтаöсь и золотöйöсь, блестят, юрисиэз лэдзöм метра два длиной, гöгыс кыдз гырнич («Грудь как два пестеря, три золотых зуба шириной в три пальца, блестят, волосы распустила, метра два длиной, пуп как горшок») (ПМ: Коч., Кузьмина, 260).

Характерной внешней чертой водяных считаются длинные распущенные волосы или борода. Только водяные в образе ребенка имеют удлиненную к затылку голову с короткими волосами [Янович, 1903: 6]. Волосы в традиционном мировоззрении считаются знаком сосредоточия силы [Криничная, 2001: 453]. Распущенные волосы являются признаком лиминальности персонажа. Для сравнения: девушка в традиции коми-пермяков могла появиться с распущенными волосами только во время свадебного обряда и на поминках своей матери. Обычно водяные производят какие-то действия с волосами, они их моют, чешут, плетут косы. Завершение акта уборки волос совпадает с окончанием времени пребывания духа вне водоема, после этого они уходят, исчезают: Локтiс нылка, сы кузя юрсиыс, и сыналö сiйö, кыис, оз и байт. Чеччис порогулсис да понiс мунны («Пришла девушка, волосы длинные, расчесала их, заплела, ничего не говорит. Встала с порога и ушла») (ПМ: Кос., Цыганова, 279).