Текст книги "Остров затонувшего солнца. Павильон желанных чудовищ"

Остров затонувшего солнца
Павильон желанных чудовищ
Tатьяна Александровна Kоролёва

© Tатьяна Александровна Kоролёва, 2024

ISBN 978-5-0065-1016-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Татьяна Киця (под псевдонимом «Королёва»)

Остров затонувшего солнца

Пусть у вас на теле зуд,

Пусть у вас болезнь души —

От всего излечит Жуд-

Ши.

Скальд, из сатиры о

«Врачебной книге г-на Бадмаева Жуд-Ши»

Бесполезно расспрашивать меня об этом человеке, я знаю о нем исключительно со слов Куги. Сам лично я его не видел, поскольку именно в тот день разругался со своей девушкой Кайоко. Знаете, такое часто случается, если девушка начинает объяснять тебе, как надо зарабатывать. Она кричала, что я мог бы устроиться подсобником к реставратору, продавцом в антикварную лавку или проводить экскурсии для иностранцев, раз у меня хватило тупости бросить университет (отчитываться Кайоко, что меня выставили из-за проваленных экзаменов и бесконечных прогулов, я счел излишним). Так вот, продолжала она, я мог бы рисовать нормальную рекламу или мангу, говорят, за такие вещи прилично платят. В любом случае, мои дурацкие «графические листы» никому не нужны, кроме моего приятеля Куги, который вообще не в счет, – причитала Кайоко и тыкала пальцем в мои наброски.

Скандал был в самом разгаре, и я понятия не имел, что перед магазинчиком Куги остановился господин в респектабельном кимоно. Человек весьма крепкого сложения для своих преклонных лет, он некоторое время разглядывал пресловутые «графические листы», которые Куги вывесил в витрину исключительно из-за размера, на замену жалюзи. За спиной у него маячили парни в деловых костюмах, похожие на образцовых служащих. Один из них толкнул дверь магазинчика, и с вежливым поклоном пропустил почтенного вперед. Тот шагнул к прилавку и без долгих разговоров пожелал приобрести «военные картинки из витрины и все прочее в таком духе».

Пока Куги носился по магазинчику, собирал мои художества, сворачивал и запихивал в тубус, Почтенный сделал знак одному из парней в костюме, тот исчез и материализовался снова со старомодной коробкой для денег в руках. Водрузил коробку на прилавок и приподнял крышку – на мизинце у него не хватало верхней фаланги. Увидав такое дело Куги – большой любитель смотреть боевики – сразу решил, что находился в шаговой доступности от закоренелого якудзы11
  Якудза – традиционное название японской организованной преступности, вплоть до второй мировой войны половине двадцатого века якудза специализироались преимущественно на организации азартных игр, однако и в современном мире, оасширив сферу деловых интерсов, якудаз блюдут иерархические традиции и формы взаимоотношений.


[Закрыть]. Нельзя сказать, что он сильно перетрусил, просто ноги у него стали ватными, и ему пришлось облокотиться на прилавок.

– Такая сумма будет достаточной для покупки? – осведомился почтенный.

– Ээээ… сейчас… тоесть… – пробормотал Куги, впечатленный горой наличности. – Надо спросить художника!

Бровь почтенного чуть заметно вздрогнула:

– Значит, художник жив?

– Ага, – подтвердил Куги, и добавил, хотя его никто не спрашивал: – Он молодой парень.

– Вот как? Я хотел бы встретиться с ним. Пусть прихватит побольше таких картинок, и приходит сюда завтра утром, если у него найдется время для меня, старика.

Почтенный изъяснялся со старомодной вежливостью, но при этом от него исходила такая уверенная, властная мощь, что Куги не решился перечить, и снова кивнул.

– Как пожелаете. Я приведу его прямо к открытию!

Почтенный кивнул и удалился вместе с обоими спутниками, а Куги еще полчаса вертелся в магазинчике, прикидывая, куда сподручнее спрятать деньги: сейфа у него нет. В конечном итоге, он запихнул коробку с наличными в спортивную сумку, переобулся в кроссовки и помчался к ближайшей станции метро, поминутно набирая мой номер, но слышал только длинные гудки…

…Кайоко ушла, хлопнув дверью. Однажды наступит день, когда узаконят браки с виртуальными личностями, кому тогда вообще будут нужны живые девушки? Я смял ее портрет, сгреб в охапку вместе с остальными неоконченными рисунками, отнес все в ванну, а потом включил воду.

Бумага медленно набухала, частички туши соединялись в крошечные торнадо и поднимались вверх вместе с пузырьками воздуха, как предвестники апокалипсиса. Когда я склонился к самой воде, чтобы лучше разглядеть это миниатюрное светопреставление, айфон выскользнул из кармана рубахи и плюхнулся в воду.

У меня аж сердце остановилось!

Мы прожили вместе два года – с айфоном, конечно, не с Кайоко. За все это время у меня даже мысли не было сменить моего верного друга на новую модель. Вся моя жизнь успела перекочевать в плоскую коробочку айфона, он успел стать частью моего тела, куском моей души, узилищем моих надежд и моей кармой.

Я не пытался спасти его. Нет.

Глупо спасть часть, когда гибнет целое.

Сколько там мне осталось? Год? Два? Максимум – пять. Никаким спортом я в жизни не занимался, последний раз «дышал свежим воздухом» на коллективной экскурсии по парку Ёеги в средней школе. Жру всякий фаст-фуд, запиваю газировкой с таким гипогликемическим индексом, что кишки слипаются, и курю-курю-курю. Если верить моей мамочке, рано или поздно совокупность этих факторов убьет меня. Зачем мучиться неопределенностью, если можно умереть прямо сейчас? Осталось решить как именно. Я возвратился в комнату, опустился прямо на голый пол, и стал представлять, как мое мертвое тело лежит здесь и медленно разлагается, затопляя мир потоками зловонных миазмов. Интересно, кто первым позвонит в полицию – консьержка или соседи? Хотя покойнику уже без разницы…

Я как раз пытался довести мысль до логической точки, когда в двери начали настойчиво звонить, потом стучать кулаком, наконец, сквозь тонкую стенку просочился пронзительный голос консьержки, отряжавшей соседей за полицией – полицейский участок расположен напротив здания в котором я арендую квартиру. Пришлось подняться и поплестись к дверям: ведь это покойнику без разницы, а пока ты живой, лишний раз объясняться с полицией – дурная забота.

Куги ворвался в мое жилище как вихрь, тараторил без умолку и собирал до кучи уцелевшие рисунки. Затем он выудил из шкафа относительно чистую рубаху, переодел меня и потащил за собой быстрее, чем я успел оказать сопротивление. Мой давний приятель запихал меня в лифт, потом в такси. На ночь глядя ехать в метро с сумкой денег и ценными произведениями искусства, – настоящий экстрим, – объяснил Куги.

Ночью в Токио не меньше пробок, чем днем, пока мы добрались до Гинзы, первые солнечные лучи уже взбивали тучи как омлет к завтраку. Есть хотелось отчаянно, но Куги не позволил мне даже кофе купить. Твердил, что нам нельзя задерживаться. Зато уже внутри магазинчика он вытащил початую бутылку виски, которую прихватил с какой-то презентации, и налил нам обоим в кофейные чашки. Взбодрившись, мы развесили мои работы и уселись прямо под ними – ждать.

Но почтенный господин больше не появился.

Зато ближе к полудню прибыли два мужчины в солидных костюмах. Мне они показались похожими на менеджеров банка или солидных чиновников. С поклонами они церемонно извинялись за почтенного господина Ито, который занемог так, что пришлось отменить все его встречи. Потом полюбопытствовали, который из нас художник?

Куги кивнул на меня:

– Вот скромная компенсация за ваши хлопоты, – дядька постарше вытащил из кармана пухлый конверт и положил передо мной. Затем сделал знак своему спутнику, тот мигом водрузил на прилавок небольшой лаковый короб. – Господин Ито наказал отдать это художнику. Он пришлет вам записку, как только почувствует себя лучше. Пожалуйста, примите этот скромный сувенир, не удручайте господина Ито отказом!

Я взял сундучок в руки и хотел спросить, что там внутри – но Куги, с которого уже семь потов сошло, пихнул меня ногой под прилавком. Мы – насколько сумели – вежливо поблагодарили, поклонились, и замерли, согнув спины, пока «костюмы» не укатили в своем дорогущем авто.

Куги повесил на двери табличку «Закрыто», разлил остаток алкоголя, мы заказали пиццу, а потом долго медитировали, разглядывая пятна жира и кетчупа на дне пустой коробки, и боязливо косились на лаковый короб. Наконец, я поднял крышку и обнаружил сверток из тяжелого, старого шелка. Куги сказал, что этот антикварный обрезок сам по себе стоит денег. Все же он арт-дилер и разбирается в таких вещах. Мы развернули ткань с большой осторожностью и принялись разбирать содержимое.

Там были старые фотографии и открытки, поразительно похожие на мои рисунки: военные из императорской армии, расчлененные трупы, немыслимые уродцы и красавицы в нарядных кимоно с хищными острыми зубками. Имелись еще вырезки из газет на разных языках: пожелтевшие и хрупкие как крылья бабочек. Выцветшая афиша призвала жителей и гостей Шанхая посетить гастрольное шоу «Павильон желанных чудовищ», с нею соседствовал ископаемый виниловый диск, путеводитель по дзенским монастырям, аптечный прейскурант, плакат с рекламой детского мыла, маленький плоский треугольник из желтого металла, и даже стеклянный глаз, реальный до жути! Все это мы разложили на полу, пока добрались до главной ценности: отдельного шелкового свертка, размером поменьше. В нем хранилась подборка записей, выполненных в строгой каллиграфической манере, модной во времена сёва22
  Сёва дзидай (Просвященный мир) – девиз правления иператора Хирохито, охватывает период с 25 декабря 1926 года по 7 января 1989 года.


[Закрыть]: рабочие заметки молодого офицера – что-то вроде современного планера. Читать их оказалось трудоемким, но увлекательным делом, мы провозились до глубокой ночи.

Утром Куги осенило, что он больше суток не проверял свои входящие, почту и комментарии. Он схватил планшет, прямо подскочил, и громко зачитал из новостной ленты, что сегодня ночью скончался глава одного известного клана якудза. Куги сразу же вообразил, что новопреставленный и есть его почтенный покупатель.

Я в этом сильно сомневался – если верить информационным агентствам, умершему старичку было основательно за девяносто, в таком возрасте мало кто расхаживает по магазинчикам и закупает оптом работы неизвестных художников. Фотографии «большого босса» мы не нашли, поэтому Куги уговорил меня сходить на похороны.

Впечатляющее зрелище!

По улочкам Асакусы растянулась нескончаемая вереница дорогущих автомобилей, сотни мужчин разного возраста шагали, склонив головы, в петлички их солидных костюмов были продеты белые хризантемы – знак траура. Иногда они бросали на зевак косые взгляды, выискивая полицейских в штатском, которых отрядили присматривать за порядком. Сами же служители закона, которых в толпе было действительно немало, вполголоса сокрушались о прежних временах, когда якудза знали свое место, не совались в политику или бизнес, а тихо-мирно играли в кости на задворках веселых кварталов. Они не хватались за пистолеты по любому поводу, а если возникала нужда убить кого-то, это делали с подобающей благопристойностью, исключительно холодным оружием…

Словом, мы услышали много нового, но как выглядел покойный, так и не узнали. Потому еще несколько дней не решались прикоснуться к деньгам, все надеялись, что почтенный покупатель объявится. За это время мы изучили содержимое сундучка вдоль и поперек, сообразили, что все вещицы из лакового короба так или иначе упоминаются в записях.

Сами по себе записи образовывали что-то вроде связной истории, в которой зияло несколько белых пятен. Чтобы заткнуть эти дыры, мы скоренько собрались и поехали в Шанхай. Просто так – как неофициальные лица, поэтому из китайских архивов нас отправили восвояси. Сказали, чтобы мы прислали запрос. Как полагается писать такие запросы, мы понятия не имеем, поэтому просто выложили сканы некоторых записей и фотоснимков в социальной сети Weibo и пошли прогуляться по городу.

Старых, еще довоенных построек в Шанхае сохранилось больше, чем кажется. Мы уже отчаялись обойти их все и решили покончить с этим бессмысленным делом, когда наткнулись на аптеку, торговавшую снадобьями, доставленными непосредственно из Тибета – как сообщала реклама в витрине. Рекламные надписи были сделаны на пяти языках, включая японский, и мы рискнули войти. Нас встретил старичок в одеянии цвета осенней кленовой листвы, сходном с монашеским балахоном. Его голова была абсолютно лишена волосяного покрова, вообще, он выглядел достаточно архаично, чтобы полюбопытствовать, помнит ли уважаемый сенсей шоу «Павильон желанных чудовищ»? Старичок наморщил лоб и ответствовал, что упомнить такого уже никто не сможет, настолько давно это было.

…В забытые времена, когда Поднебесной еще правили божественные императоры, один из них – особо пресыщенный в плотских утехах – повелел собрать для своего гарема девиц со всяческими физическими уродствами и разместить оных в специально выстроенном помещении, поименованном «Павильон желанных чудовищ»…

Старичок вещал в таком духе битый час, пока мы не догадались купить пачку слабительных порошков, которые потом выкинули в мусорный бак рядом с гостиницей. Пока мы болтались по городу, страничка Куги набрала добрую тысячу комментариев – большей частью в них обзывали нашу историю сфабрикованной для забавы, иначе говоря «фейком», и уверяли, что подобное было немыслимо в суровые военные времена.

Вот странные люди!

Подумали бы, зачем пожилому человеку – якудза он или нет – выдумывать такое? Тем более, ради чего это делать Куги? Он старообразную каллиграфию даже читает с трудом! Про меня и говорить нечего – я знаю английский куда лучше японского, поэтому решил перевести все, что мы вычитали, вызнали или просто догадались, и выложить здесь, на моем сайте. Если вы располагаете свидетельствами и подтверждениями описанных в этой истории фактов, без промедления связывайтесь со мной через специальную форму на странице или пишите на мою электронную почту.

Часть 1

14 год эпохи сева,

месяц написания поэзии

префектура Токио, столица

1. Шелест ивовых веток

Внезапный порыв ветра сорвал с ветки сухой лист и растворился в полуденном зное. Хрупкий, похожий на бабочку, листок плавно опустился на пятно засохшей крови. Лейтенант Такэда проследил за ним взглядом, поправил круглые очки и только после этого отважился задать вопрос полковнику Китаока, который уже сорок минут изучал место происшествия.

– Обнаружили что-нибудь, господин полковник?

– Да, лейтенант, обнаружил. – Полковник с безразличным видом поворошил жухлую траву наконечником трости и вздохнул:

Кленовый листок

Иссох – близится осень,

Тепла не вернуть.

Полковник Китаока, в распоряжение которого лейтенант поступил двое суток назад, против его ожиданий, оказался человеком образованным и утонченным.

– Иными словами, лейтенант, даже незначительный, случайный штрих, вроде сухой травинки, позволяет переоценить имеющиеся факты.

Лейтенант заметил, как полицейский надзиратель33
  Полицейский надзиратель – традиционное японское название полицейского чина, по функциям близкого к «инспектору» в англо-американской системе организации полиции, зачастую переводится как «детектив».


[Закрыть] и сержант из местного отделения полиции обменялись взглядами за спиной армейского чина. Люди, скроенные из такой же грубой, практичной материи, как их гражданское платье, они искренне недоумевали, зачем военной жандармерии вообще потребовалось дополнительное расследование очевидного самоубийства. Полицейский надзиратель Иппонги, предпочитавший представляться «детектив», работал в полиции уже лет двадцать и мало нуждался в наставлениях. Он достаточно владел методом логических умозаключений, чтобы из неброских деталей вроде свежего шрама на щеке полковника и хромоты, вынуждавшей офицера использовать трость, обоснованно заключить, что вояка совсем недавно вернулся из действующей армии, застрял в столице из-за последствий ранения и тяготится нынешней чиновничьей должностью. Правду сказать, китайские диверсанты, маньчжурские бандиты, даже иностранные шпионы – редкие гости в Токио, вот полковник и продолжает гоняться за призраками былых заговоров с усердием, достойным лучшего применения, торчит здесь битый час в такую духоту! Но открыто торопить офицера Кэмпэйтай44
  Кэмпэйтай – в период с 1881 по 1945 гг. жандармерия в японской Императорской армии, имела широкий спектр функций: помимо контрразведывательных задач и политического надзора за инакомыслящими – левыми и ультранационалистами, следила за иностранцами, занимались визовым и таможенным контролем, поддержанием порядка в армии (расследовала факты дезертирства и других воинских, а так же хозяйственных преступлений и злоупотреблениями среди офицеров и военных чиновников). Сотрудник жандармерии именовался «кэмпей».


[Закрыть] детектив не решался, напротив, виновато кланялся после каждого замечания.

Лейтенанту Такэда подобные умозаключения не требовались. Он знал, что его командир всего лишь следует рутинной практике, как и надлежит государственному служащему. После прескорбных событий, известых как «Инцидент 26 февраля55
  «Инцидент 26 февраля» – 26 февраля 1936 года имела место попытка государственного переворота, предпринятая радикально настроенными офицерами японской армии. После подавления мятежа часть его руководителей и участников сочли должным покончить с собой.


[Закрыть]», за которыми волна офицерских самоубийств прокатилась по стране подобно цунами, каждый такой случай становился объектом пристального внимания военных жандармов. Особенно, если речь шла о лице, уволившемся из армии аккурат весной 1937 года и пренебрегшим составлением предсмертной записки.

– Подскажите, детектив Иппонги, зачем в садовом грунте делают подобные углубления? – полковник указал на небольшую, но глубокую выемку в земле.

– Не могу знать. Не по моей части вопрос, – потупился детектив. – Здесь надо привлекать профильного специалиста. Эксперта.

– Ясно, – полковник повернулся и принялся ворошить траву на противоположной стороне мощеной дорожки. – У покойного майора имелся садовник?

Садик, в котором отставной майор Сога вспорол себе живот, отличался завидной ухоженностью. Здесь умещались и ступени искусственного мха, и песчаная площадка с садом камней и даже искусственный прудик, обрамленный карликовыми деревцами. Весь садовый инвентарь был аккуратно сложен в специальной деревянной подставке. Естественными границами этого идеально организованного пространства служили стена дома и заросли ив.

– Нет. Прислуга у них была приходящая, в садике покойный майор любил самолично возиться. Он даже жилье ради такого удовольствия сменил, как вышел в отставку, – детектива опередил с ответом юркий, седой как лунь, старичок, невесть как просочившийся мимо стражей порядка. – Прощения прошу, что обеспокоил. Я здешний квартальный староста, в протчее время держу антикварную лавочку и торгую всякой всячиной, а фамилия моя – Накамура.

– Значит, покойный майор не испытывал стеснения в средствах?

– Нет. Майор Сога был человек зажиточный, другие здесь не поселяются. Квартал у нас тихий, спокойный, недвижимость в цене.

– Опросные листы господина Накамуры имеются в материалах дела, – заметил детектив, а старичок расплылся в доброжелательной улыбке:

– Не грех повторить, если сам господин полковник спрашивает.

– Вы были коротко знакомы с покойным, господин Накамура?

– Не сказать, что коротко, единственно, иногда играли в маджонг.

– Возможно, господин Сога упоминал при вас, что серьезно болен или страдает от любовных затруднений?

– Ничего такого не было. Выглядел он вполне здоровым и крепким. С чего ему болеть? Жил он не по годам умеренно.

– Спасибо, господин Накамура, что нашли время заглянуть, – полковник вежливо поклонился старосте. – Ваши пояснения очень ценны для следствия. Пожалуйста, задокументируйте эти сведения, лейтенант Такэда.

Старичок смерил лейтенанта неожиданно живым и проницательным взглядом, а затем словоохотливо объяснил:

– Мне не в тягость заглянуть, я живу по соседству, – и добавил: – Значит, дозволяете впустить сюда девчушку? Оне очень просятся!

– Какую девчушку? – не понял полковник.

– Ту самую юную госпожу, которая нашла покойника. Закричала – ужас как! Я прямо вскинулся. Думаю, с чего бы? Господин майор не имел привычки водить девиц к себе домой. Прибежал, а здесь такие дела творятся, полицию вызывать пришлось…

– Это вы пригласили свидетельницу, детектив?

– Боюсь, что нет.

– Так она сама пришла. Хочет оставить подношения для поминальной службы по господину Сога, – объяснил староста, совершенно проигнорировав гримасу раздражения, перекосившую лицо полицейского. – Ведь такое не возбраняется?

К удивлению лейтенанта, наслышанного о строгом нраве полковника Китаока, последовало разрешение.

Мужчинам пришлось потесниться, чтобы освободить достаточно места для девушки, действительно очень миловидной. Ее волосы были собраны в сложную дамскую прическу, для которой девушка выглядела слишком молоденькой. Она, наверное, только-только школу окончила и очень смутилась, столкнувшись с таким количеством официальных лиц. Ее пальчики подрагивали, когда она протягивала полковнику лаковую коробочку с рисом и конверт, перетянутый траурной тесемкой.

– Примите, пожалуйста, это на благовония…

– Господин Сога был вашим добрым знакомым?

– Он был армейским сослуживцем моего папы, а после его смерти помогал нашей семье хлопотать о пенсии.

– Вам часто приходилось бывать в доме майора Сога?

– Всего два раза. Я привозила документы, но затребовали еще некоторые, я не стала отправлять их почтой, а решила привезти сама. Я учусь здесь, в Токио.

– Вы предупреждали майора о своем визите загодя, верно?

– Нет… То есть… Господин Сога сказал приезжать в любой день до обеда.

– Похвальная забота о покойном, госпожа… – полковник Китаока заглянул в опросные листы, которые ему услужливо протянул лейтенант, уточнил фамилию девушки. – Госпожа Сугимото. Оставьте подношения старосте.

– Госпожа переживает, что дух покойника никак не угомонится. Боится с того самого дня, как увидала, – староста спрятал коробочку и конверт в рукав. Полицейские снова молча переглянулись, а фарфоровое личико девушки залилось краской.

– Вот как? Вы наблюдали в саду что-то странное? – осведомился полковник.

– Не знаю, – девушка виновато опустила глаза, ее тонкие брови изящно изогнулись.

– Хорошо. Расскажите, что вы видели, еще раз, во всех подробностях.

Госпожа Сугимото обвела садик настороженным взглядом, вытерла ладони листочком рисовой бумаги и скомкала его в пальцах:

– Сначала я постучалась, но никто не открыл, а из сада доносился какой-то шум, я решила, что господин Сога там. Окликнула его, но никто не отозвался, я заглянула сюда и увидела, что кто-то лежал прямо на дорожке. Знаете, как бывает – человек споткнулся, упал и покалечился. Господин Сога завалился вниз лицом, в очень неестественной позе, рука была отведена далеко в сторону, пальцы торчали в разные стороны, мне показалось, они шевелятся… – ожившие воспоминания заставили девушку попятиться от искусственного водоема. Несколько малюсеньких шажков – и она оказалась рядом с лейтенантом Такэда. Он физически ощущал нежный шелест и прохладу, исходившую от ее кимоно, когда девушка указала на пруд и вздохнула. – Ветер прогнал рябь по воде, и отражение размылось, рука оставалась неподвижной. Я поняла, что господин Сога мертв. Мне хотелось убежать прочь, но я угодила в огромную вязкую лужу, поскользнулась, никак не могла подняться. Кругом меня была кровь! Сандалии свалились, одежда вся перепачкалась, я закричала… – Девушка прикусила губу, чтобы не расплакаться. – Душа господина Сога как раз отлетала, сребристое облачко скользило к ивовым кустам, и ветки зашуршали, прямо как сейчас. Траурной церемонии еще не проводили, боюсь, его дух до сих пор бродит здесь…

– Где именно?

– Вон там, – юная госпожа указала на плотную ивовую поросль, примыкавшую к стене дома. Ветер все сильнее раскачивал ивовые ветки, их шелест напоминал лейтенанту Такэде шепот злобных духов. Но лишенный всякого воображения детектив кашлянул, чтобы скрыть смешок:

– Должно быть, барсук-тануки пробежал или безнадзорный пес забрел.

– Нет в нашем квартале никаких барсуков, потому как кругом чистота. Собаки здесь все на цепях сидят, – сразу же вознегодовал староста. – Другого такого опрятного и уютного квартала в Асакуси еще поискать. И не найдешь, господин полковник!

– Вы бы еще открыли господину полковнику секрет, откуда в вашем районе взялись такой покой и благолепие, – не выдержал детектив.

– Какой здесь секрет? – Седовласый господин Накамура спрятал ладони в рукава кимоно, не нового, но сохранившего блеск и добротность. – Любой мальчишка скажет, здесь проживают главы клана Атомо. Что в этом постыдного? Якудза тоже надо где-то жить. Водопровод, между прочим, на ихние средства построен, на ремонт дороги и прочие каждодневные надобности боссы тоже не скупятся. Или взять пожар, который случился в прошлом году: вся Асакуса могла выгореть! Счастье, что ребята ихнего покойного босса Дивая набежали и успели растащить бревна с крыши театра…

– Позвольте мне поинтересоваться, господин Накамура, кто регулярно избивает бродяг по всей округе? – Саркастически кривил губы детектив. – Кто превратил баню в притон, куда простые горожане лишний раз не решаются заходить? Если хотите брать прошлый год, – пожалуйста. Скажите, кто помог воришке-домушнику свалиться с крыши и сломать шею? Наверняка отчаянные ребята из клана Атомо!

– Мне про воришку ничего неизвестно, – поджал губы старичок. – Если за ребятами имеется что худое, так арестуйте их и отдайте под суд. Иначе пустой разговор!

Пока почтенный староста припирался с полицейским о вреде и пользы якудзы для коммунального хозяйства, полковник положил руку на рукоять меча и двинулся к ивовым зарослям по толстой подстилке мха. Короткая полуденная тень следовала за ним вдоль веранды, пока не растворилась в шелесте зелени.

Наверное, лучик солнца угодил прямо в стекло очков лейтенанта Такэды, но ему тоже показалось, что среди ив мелькнуло легкое, прозрачное существо. Полковник сделал еще шаг и резко отпрянул назад, что-то со свистом пронеслось мимо лейтенанта и пробило перегородку-седзи66
  Сёдзи – раздвижная рамочная конструкция из деревянных планок и нескольких слоев бумаги, которая отделяет веранду от основного пространства традиционного японского дома.


[Закрыть] в особняке господина Сога.

Внутри дома послышались треск и звон разбитого фарфора. Перепуганная госпожа Сугимото непроизвольно вцепилась в руку Такэды, за считанные секунды все вокруг пришло в движение и замелькало. Раздался топот десятка ног – на шум торопились полицейские и жандармы, стоявшие в оцеплении вокруг двора; детектив выхватил пистолет и выстрелил в сторону ивняка, но полковник сурово рявкнул:

– Всем на землю! Никому не двигаться!

Ветви затрепетали, свистящий звук снова рассек воздух, раздался короткий глухой всхлип, детектив Иппонги упал на спину, и уставился бессмысленными глазами прямо в синее небо. Кровь вязкой ниточкой подтекала из сомкнутых губ, а в горле торчала короткая толстая стрела.

Лейтенант тоже намеревался выхватить пистолет, но ему воспрепятствовали: господин Накамура с прытью, неожиданной для человека преклонных лет, ткнул его кулаком между лопаток, а ступней – под колено, в результате молодой офицер свалился на траву, увлекая за собой хрупкую госпожу Сугимото, все еще снимавшую его руку. Сам старичок тоже потерял равновесие и всем телом навалился на плечи Такэды сверху. Под двойным бременем лейтенант едва мог дышать, но это не имело никакого значения. Сегодня впервые за два года службы он ощутил себя настоящим боевым офицером, достойным славы своей семьи.

Он чувствовал, что живет!

Полковник Китаока извлек саблю из ножен, плавно опустился на одно колено, срезал слой мха, затем поддел спрятанную под ним нить. Соприкоснувшись с клинком, она лопнула, издав пронзительный звук. Рояльная струна – тонкая, прочная и совершенно неприметная, догадался лейтенант. Пока струна натягивалась, из-под крыши дома вылетела еще одна короткая стрела, но вяло свалилась на землю, не причинив никому вреда. Не поднимаясь, полковник повернул голову и скомандовал:

– Вооружитесь садовым инвентарем, господа жандармы, и снимите верхний слой грунта. Избегайте выпрямляться в полный рост! Пожалуйста, пошлите за криминалистами и саперами, сержант. Лейтенант Такэда, препроводите гражданских лиц за пределы опасной территории.

Лейтенант незамедлительно приступил к выполнению задачи: пригнувшись, протянул руку госпоже Сугимото. Благо, другому гражданскому лицу, господину Накамуре, помощь не требовалась. Старичок наконец-то высвободил плечо лейтенанта, согнулся в три погибели и, бормоча витиеватые ругательства, мало подобающее его сединам, устремился к выходу из садика.

Девушка оперлась на предплечье лейтенанта Такэды – ее ладошка была прохладной, как горный ручей. Под общим весом тел слой пышного мха заметно просел, и у самой воды из-под него выползли омерзительно-влажные сущности, похожие на жирных белых червей. Девушка испуганно отпрянула, вскрикнула и обмякла – лейтенант едва успел подхватить ее. Превозмогая отвращение, он вытянул шею, присмотрелся и понял, что перед ними – человеческие пальцы…

Дом покойного майора располагался между антикварной лавочкой господина Накамуры и зданием небольшого театра. Лейтенанту Такэде никогда не приходилось бывать именно в этом, но подобных театров на Асакусе великое множество. В отличие от традиционных японских театров, в них ставят большей частью переводные пьесы или сюжеты японских авторов из современной жизни, зачастую в весьма эксцентричной манере. Судя по новенькой крыше, это был тот самый театр, где в прошлом году случился пожар. Ивовые заросли отделяли дивный сад господина Сога от берега канала, полного мутной воды. На другом берегу канала маячили заборы угольных складов.

Эксперты тщательно производили замеры, вычерчивали подробный план дома и примыкающей территории. К моменту прибытия группы криминалистов в саду обнаружили в общей сложности пять арбалетов-ловушек, два из которых еще не успели выстрелить. Через раздвинутые перегородки лейтенант наблюдал, как старший из экспертов с безразличным видом уложил в пакет для вещественных доказательств пальцы. Их было два – большой и указательный, под воздействием жары и влаги они уже начали разлагаться. Другие криминалисты срезали куски грунта вместе с травой и следами запекшейся крови. Полковник желал узнать – принадлежит ли она почившему господину Сога. Кроме того, он потребовал изъять тело майора из городского морга и провести повторную экспертизу – его интересовало все: ссадины на коленях, состояние кожи в области головы и шеи, даже содержимое желудка.

После тщательной фотосъемки тело детектива Иппонги накрыли простыней и увезли. Полковник сразу же отправил освободившегося фотографа снимать подозрительные рытвины у дорожки. Старательный служака опустился на колени прежде, чем щелкнуть затвором.

К этому времени особняк успел пропитаться духотой, разогнать которую не под силу обычному вееру. Лейтенант обмахивал юную госпожу Сугимото со всем возможным старанием, но девушка выглядела бледной и обессиленной. Пришлось отослать полицейского за водой для юной госпожи. Использовать жидкости, съестные припасы и даже посуду из дома майора Соги кроме как в целях криминалистической экспертизы полковник Китаока категорически запретил – все это могло быть отравлено.

Поэтому лейтенант почти обрадовался возвращению пронырливого господина Накамуры с чайничком и чайной чашкой в руках. Несколько глотков чая улучшили состояние девушки настолько, чтобы возможно стало отправить ее домой, а лейтенанту – вернуться к служебным обязанностям.

– Простите, господин Накамура, вы присутствовали при осмотре сада полицией, когда обнаружили тело майора Сога? – окликнул почтенного полковник.

– В обязательном порядке, – ответил старичок, и вздохнул, указывая на стрелу, застрявшую в ширме, – но ничего подозрительного здесь не обнаружилось. Единственное, нашли собачье дерьмо – там, ближе к ивняку. Ведь где это видано, чтобы животная, я извиняюсь, нагадила и не зарыла? Однако такой ленивый народ теперь стали принимать в полицию, что это дело они отказались занесть в протокол.