Текст книги "Трепет черных крыльев (сборник)"

Ганс посмотрел на схему. Теперь новые линии указывали на связи между жертвами. И эти линии сходились к написанному в середине доски слову «свадьба». Вновь, как тогда, когда он впервые услышал из уст Мордехая Майзеля о злом духе, по спине его пробежал неприятный холодок. Он спросил:

– Значит ли это, что следующей жертвой может стать жених? – И сам поразился тому, как хрипло прозвучал его голос.

Рабби Лёв ответил:

– И жених, и невеста. Мы этого не допустим. Но для этого нужно действовать без промедления. – Он вышел из-за стола и принялся расхаживать по комнате взад-вперед. – Конечно, теперь намеченными жертвами должны стать Иегуда Гус и Ханна Фуксова. Мы могли бы устроить ему ловушку, если бы знали, в какой последовательности злодей собирается действовать. Но этого мы не знаем. – Раввин остановился. – Как же нам поступить? – Давид растерянно пожал плечами. – Он должен принять наш выбор. Нам нужно, чтобы он решил напасть на Ханну.

– Почему? – Ганс удивленно взглянул на старого учителя. – Это же опаснее! Девушка гораздо слабее…

– Да, слабее, но сила в данном случае неважна, – нетерпеливо перебил раввин. – Мы видели, что убийца весьма силен, и будет ли ему противостоять жених или невеста, все равно. Но молодой Гус отсутствует. И мы не знаем, будет ли убийца терпеливо ждать возвращения намеченной жертвы в Прагу или нападет на девушку, а уже потом расправится с ее женихом.

– Тем не менее это возможно, – заметил Давид Ганс.

– Да. Потому я и говорю: мы должны сами выбрать. – Он замолчал и некоторое время молча ходил по комнате. Остановился перед Давидом. – Как думаешь, в каком случае он захочет сначала напасть именно на Ханну?

Давид задумался.

– Мне кажется, – медленно произнес он, – Ханна должна стать его последней жертвой.

– Именно так! – воскликнул Высокий рабби. – Пока он знает, что жених жив и должен скоро приехать, девушка в относительной безопасности. Так сказать, в состоянии неустойчивого равновесия. Мы должны это равновесие нарушить.

– Но как? – Ганс все еще не понимал.

– Думаю, следует распустить слух, что молодой человек погиб в Моравии. И у нашего злодея останется всего одна возможная жертва. А ее мы в течение всей траурной недели не оставим одну. Ни на миг. Нам с тобой придется день и ночь проводить в доме Ханны. И пусть все знают, что мы ограждаем ее от попыток злодея убить и ее.

– Тогда преступник не рискнет на нее напасть! – сказал Давид Ганс разочарованно. – Как же мы заманим его в ловушку?

– В последний, седьмой день траура, – ответил раввин, – мы уйдем. Он поймет, что нужно действовать без промедления, пока кто-нибудь снова не начал охранять Ханну. И непременно попытается забраться в дом, как только мы уйдем. И вот тут-то нашего ангела смерти и будем поджидать мы.

4

Заканчивалась траурная неделя – шив’а. Почти все, желавшие выразить сочувствие девушке, нежданно-негаданно оставшейся круглой сиротой, успели это сделать. Ханна, миловидная особа с лицом, потемневшим и осунувшимся от горя, сидела на полу на расстеленном одеяле, как то предписывали обычаи. Она зябко куталась в суконное покрывало. Слов несчастная, видимо, не слышала – слишком потрясла ее душу жуткая смерть матери. Едва взгляд ее падал на перевернутые в знак траура стол и стулья, как она в очередной раз начинала плакать.

Внутреннее напряжение, не оставлявшее в эти дни Давида Ганса, достигло предела. Всю неделю он, сидя на полу рядом с рыдающей Ханной, вглядывался в лица соседей и знакомых семьи Фукс. Ганс был уверен, что преступник непременно появится в доме жертвы. Если предположения рабби Лёва точны – а Давид в этом не сомневался, – злодей захочет лично проверить, действительно ли девушка находится под защитой. Мало того: он должен появиться именно сегодня, в последний день. Он должен убедиться в том, что защитники Ханны, он и Высокий рабби, ушли домой.

Но ни один из тех, кто в течение этого дня приходил к девушке, никак, по его мнению, не мог оказаться безжалостным убийцей. И это пугало Давида больше, чем внезапная встреча со злодеем лицом к лицу.

Наконец и этот день закончился, солнце зашло. Вскоре никого не осталось в доме, кроме тихонько всхлипывающей Ханны Фуксовой, рабби Лёва и Давида Ганса.

Спустя еще какое-то время за раввином пришел слуга Берл. Они вышли, Ханна заперла за ними дверь.

Дойдя до угла, Давид попрощался с Высоким рабби и направился в сторону своего дома. На следующем углу он еще раз свернул и, прячась в тени домов, вернулся к дому Фуксов. Вошел через черный ход, который Ханна оставила незапертым, и спрятался в крохотной каморке слева от входа. Спустя какое-то время пришел раввин.

Примерно через час после этого тишину прорезал резкий стук в дверь.

Рабби Лёв удивленно взглянул на Давида.

– Странно, – прошептал он. – Вряд ли это наш призрак. Скорее, кто-то из знакомых что-то забыл.

Он прошел к входной двери, отодвинул засов и не смог сдержать изумленного возгласа:

– Береле? – Он схватился рукой за грудь. – Боже мой… Что-то случилось с ребецен Перл?

Внезапно рабби понял, что Берл вовсе не его искал. Он увидел в руке шамеса большой необычный нож – халеф, какими пользуются шойхеты. С широким отточенным, но не заостренным на конце лезвием. Нож блестел. Видно было, что точили его и чистили совсем недавно.

Второй халеф торчал у Берла за поясом, и у этого ножа лезвие выглядело старым, почерневшим и давно не чищенным.

– Берл… – Он непроизвольно отшатнулся, и в это мгновение слуга стремглав скатился с крыльца и пустился со всех ног по ночной улице. Опомнившись, раввин бросился за ним. Давид Ганс, услышав восклицание раввина, выскочил из своего укрытия и устремился следом. Конечно, им не удалось настигнуть шамеса. Когда они добежали до Старо-Новой синагоги, Берл уже скрылся внутри здания.

– Береле, дитя мое! – закричал старый раввин. – Прошу тебя, вернись! Это не ты, это я виноват! Горе мне! На мне все эти грехи, сын мой! Остановись!

Между тем Берл выбрался через верхнее окно на покатую двустворчатую крышу синагоги. Выпрямившись, он легко и уверенно, словно не раз уже проделывал это, пошел по крутому скату к карнизу.

Привлеченные криками обитатели окрестных домов собрались у синагоги. Образовавшаяся немалая толпа встревоженно гудела, но никто не решился устремиться в погоню за шамесом.

Берл остановился точнехонько над входом, на самом краю карниза. Каждое его движение могло оказаться последним, даже снизу было видно, как дрожат и сдвигаются черепицы под его ногами.

Только сейчас парень взглянул на раввина. Смутная улыбка коснулась его губ. Он поспешно отвел взгляд, словно опасаясь, что раввин каким-то образом удержит его от задуманного.

Черный плащ – старый плащ раввина, некогда подаренный Берлу, – вдруг раскрылся, став подобием крыльев. Луч внезапно выглянувшего из-за тучи солнца блеснул на лезвии халефа, который он все еще сжимал в руке.

Берл высоко поднял голову, губы его шевельнулись, словно он приветствовал кого-то невидимого – там вверху.

В следующее мгновение он спокойно шагнул в пустоту.

5

«…Но вас интересует, как случилось, что выросший в моем доме, тихий и послушный, бессловесный Берл, которого я любил как сына, стал жестоким и безжалостным убийцей? Что толкнуло его на этот ужасный путь?

Горько в этом признаваться, но, боюсь, я невольно сыграл тут роковую роль. В последующие за гибелью Берла дни я много времени провел с Ханной. И наконец у меня сложилась полная картина этого несчастья.

Страшные поступки порой вырастают из чувств, которые принято считать полной противоположностью жестокости и безжалостности. Причиной преображения Берла стала любовь.

Объектом этой любви стала девушка, жившая по соседству с нами, – именно она, Ханна, дочь Баруха Фукса и его жены Ривки. Отец умер рано, когда Ханне было всего шесть лет. Берл, бывший старше ее на три года, стал ее защитником и даже опекуном. И – да простит нам Всевышний нашу беспечность и наше неведение! – мы подшучивали над ним, называли их женихом и невестой. Да, и еще называли его ангелом-хранителем маленькой Ханны! А он полюбил девочку – по-настоящему, уже недетской любовью. Когда же ему исполнилось девятнадцать лет, а Ханне – четырнадцать, любовь в его сердце превратилась в настоящую страсть…

Одновременно он становился все менее управляемым. Его чувства буквально рвались наружу. Ханна, конечно, замечала, что Берл стал вести себя по-другому. Но, будучи девушкой ветреной и кокетливой (да простит мне Небо эти слова по отношению к жертве убийства), ей показалось забавным делать несчастному юноше какие-то авансы, – разумеется, не относясь к нему всерьез. Тем более что чисто по-детски ей льстило почти рабское обожание самого сильного юноши в городе.

В конце концов он, бедняга, убедил себя, что Ханна отвечает ему взаимностью. Можно себе представить, каким ударом для него стало известие о сватовстве Ханны Фуксовой и Иегуды Гуса.

Видимо, после этого у него в голове и помутилось. Его разум и без того был весьма слаб. С потрясением, которое он испытал после обручения девушки, в которую он был влюблен без памяти, слабый ум его уже не мог справиться.

К сожалению, в тот момент я был в Познани у старшего сына. Возможно, если бы я остался тогда в Праге, я бы сумел уберечь его душу от пропасти, в которую ее ввергли обстоятельства. Я ведь до отъезда успел заметить, что с моим воспитанником Берлом творится что-то неладное.

Когда же я вернулся, болезнь его души зашла слишком далеко. Он не мог даже допустить, что сердце Ханны может не ответить на его чувство. Нет, в этом, по его мнению, должны были скрываться чьи-то коварные деяния. И вот тут-то легко, необыкновенно легко наш ангел-хранитель превратился в ангела гнева, ангела, разящего коварных грешников. Наш кроткий и покладистый Берл возомнил себя ни много ни мало ангелом смерти. Он решил, что должен забрать души всех, кто виновен в том, что Ханна Фуксова не стала его женой. Он решил, что эти люди – великие преступники, и для них он приготовил зазубренный нож, чтобы они испытали ужасные мучения перед смертью. А кроме того, среди моих медицинских снадобий он нашел едкую щелочь, которую я использовал для очистки аптекарских сосудов. Щелочь эта исполнила роль ядовитой желчи, которую капает в рот умирающим истинный ангел смерти – Малах-а-мовес.

Так мучительной смерти он обрек дядю жениха Авраама Эгера и двоюродного дядю невесты Йосефа Лемелеса, которые устроили сватовство, шадхана Шмиля Кафку, сосватавшего Ханну Фуксову и Иегуду Гуса, и мать Ханны – Ривку Фуксову. Пятым умерщвленным грешником должен был стать сам Иегуда Гус, будущий жених его ненаглядной Ханны.

Гус уцелел чудом – поскольку на несколько месяцев уехал в Моравию по делам. Наш гневный ангел решил, что успеет расправиться с Гусом, когда тот вернется. Пока же настал черед Ханны.

Вы можете спросить: почему? Если жених мертв, все остальные, виновные в обручении, тоже, так зачем ему было убивать девушку? Не логичнее ли, не правильнее было бы, если бы Берл вместо того принес ей свою любовь? Ведь теперь она могла бы и не отвергнуть его.

Логику разума, погрузившегося в сумерки, не всегда возможно понять. Я тоже задавался этим вопросом. И вот какое объяснение я могу дать такому поведению. Думаю, однажды, ощутив себя именно разящим грешников ангелом смерти, несчастный не мог более вернуться к образу прежнего доброго и любящего парня. С того момента, как он облачился в старый мой шулмантл, ставший его черными крыльями, с тех пор, как взял он в руки халеф, обратив его против тех, кто его унизил, Берл мог только убивать. Невеста была обречена так же, как остальные. Но…

Но Ханна, хотя он и чувствовал себя оскорбленным ею, оставалась для него невинной жертвой тех пяти великих грешников. Поэтому он, ангел смерти, не мог обречь ее на те же предсмертные муки, что и остальных. Для нее он приготовил острый нож, чтобы смерть не причинила ей мучений.

Стыжусь, но лишь тогда, когда я увидел в его руке этот отточенный нож-халеф, я наконец все понял.

Но, Бог мой, как же это было рискованно – подтолкнуть его к убийству Ханны, не объясняя ей ничего! К счастью, риск искупился тем, что нам удалось спасти бедняжку. Скоро должен вернуться из Моравии ее жених. Надеюсь, он утешит Ханну после потрясений, которые ей довелось пережить.

Теперь о сплетнях и слухах, давно уже и упорно ходивших о моем слуге, а после его гибели усилившихся многократно. Я уже писал вам однажды, что наивные и суеверные люди странно относятся к тем несчастным, которые от рождения отличаются низким умственным развитием и другими недостатками. Неудивительно, что моего Береле, лишенного дара речи, с разумом десятилетнего ребенка, эти люди объявили Големом, едва мы с ним приехали в Прагу из Кракова. Да-да, друг мой, Големом, глиняным гомункулусом, которого я слепил якобы из красной речной глины, собранной ночью на берегу Влтавы, а затем оживил силою магии. Ужасные события, краткую историю которых я изложил выше, те же сплетни связывают именно с нечеловеческой природой преступника. А мои действия и даже жесты, свидетелями которых стали десятки жителей Еврейского города, немедленно разъясняются в том же духе. Вот вам пример: Берл, после того как возомнил себя разящим ангелом и рухнул с крыши Старо-Новой синагоги, разбился насмерть. Когда его бездыханное тело лежало на мостовой, а все камни вокруг были забрызганы его кровью, я склонился над погибшим и, движимый лишь милосердием, рукой отер кровь с его лба. Я думал, он еще жив, я хотел взглянуть в глаза этому юноше – последний раз в жизни.

И что же? Немедленно родился слух, что будто бы я стер одну из четырех магических букв, начертанных на его лбу – букву «алеф». Таким образом, слово «эмет», «правда», которое я будто бы написал на лбу Голема, чтобы его оживить, превратилось в слово «мэт», «смерть», после чего жизнь окончательно покинула Берла, и он превратился в неодушевленную глиняную куклу. А уж затем, как говорят сейчас любители невероятных сказок, я истолок эту глину в песок (разумеется, без свидетелей – иначе зачем же я поспешил укрыть тело полотном и унести подальше от чужих глаз?), а песок этот спрятал для будущих магических действий.

Вот так, почтеннейший доктор, рождаются в нашем народе невероятные истории и басни, которые невозможно опровергнуть…»

Закончив и подписав письмо доктору Тихо Браге, лейб-астрологу императора Рудольфа II, рабби Иегуда-Лёв неторопливо перечитал его, кивнул удовлетворенно и собрался посыпать песком листы, исписанные четким почерком. Он уже протянул было руку к песочнице, как вдруг неожиданная мысль пришла ему в голову. Наклонившись, он извлек из-под стола средних размеров полотняный мешочек. Рабби поставил мешочек на стол, развязал горловину и запустил руку внутрь, после чего осторожно поднес к глазам полураскрытую ладонь, на которой теперь оказалась небольшая горстка мелкого красноватого песка, вернее, красноватой пыли.

Грустно усмехнувшись, он посыпал этой пылью письмо, затем сдул красные песчинки и прошептал им вслед:

– Прощай, мой несчастный Береле…

А потом, передав письмо посыльному, рабби Иегуда-Лёв бен Бецалель долго сидел в кресле, задумчиво глядя в окно, за которым заходило осеннее солнце. И казалось ему, что солнце обрело цвет красной глины – в эти последние минуты уходящего осеннего дня.

Влада Юрьева. Моя Мария

На белоснежной глянцевой плитке лежали три мертвых тела, окруженные алыми разводами. Единственная выжившая, молодая женщина, смотрела на него волком, загнанным к красным флажкам. Не так Павел Вилеев надеялся провести это летнее утро.

– Я могу идти? – мрачно поинтересовалась она.

– Подождите. – Павел покачал головой. – Надо разобраться.

– С чем разбираться? Все и так ясно!

В этом она была права. Она видела, что произошло, рассказала обо всем, как только он приехал, а чуть позже ее слова подтвердили записи камер наблюдения.

Салон красоты «Этернити» недалеко от Белорусского вокзала начинал работу в восемь утра, но для некоторых клиентов здесь делали исключение. По просьбе Марии Андрейченко, той самой, что сидела перед Павлом, администратор и мастер встретились с ней в семь – иначе она не успевала на работу.

Администратор открыла дверь и зажгла свет в холле. Они вошли, но разойтись по кабинетам не успели. Мария как раз надевала бахилы, когда в салон красоты ворвался бродяга – грязный и потрепанный, как многие бомжи, да еще, похоже, пьяный. Молоденькая администратор первой подошла к нему, попыталась спросить, что ему нужно, но отвечать ей он не стал – схватил за волосы и ударил головой о стену. Павел невольно перевел взгляд в ту сторону и нахмурился. На светлой штукатурке осталось зловещее багровое пятно. Администратор умерла мгновенно.

Увидев это, мастер салона красоты, высокий и сильный мужчина, бросился на бродягу, но тот оказался проворнее. Он уклонился и несколько раз ударил мастера ножом в грудь, шею и спину. Так за считаные минуты Мария осталась один на один с убийцей.

Зарезать ее было не сложно: она не то что сопротивляться – с места двинуться не могла. Но бродяга не напал. Он спрятал нож, схватил Марию за руку и потащил к выходу. Вот здесь она опомнилась, стала вырываться, звать на помощь. Казалось бы, какие шансы у нее против того, кто только что легко, играючи, убил здорового мужика? Но Марии повезло: когда она в очередной раз дернула бродягу за руку, тот раздраженно повернулся, хотел припугнуть и сам поскользнулся на крови, которая теперь заливала и без того скользкую плитку. Падая, он ударился головой о стойку ресепшен – и разделил судьбу администратора.

Ситуация чудовищная, но очевидная. Мария не знала, кто этот тип. Она работала директором ресторана – не тот уровень, чтобы похищать ее таким сложным способом. Единственным объяснением оставалось сумасшествие убийцы. После десятка отчетов дело будет закрыто.

Вот только Павел так не мог. Что-то не давало ему покоя, да многое, если честно.

Во-первых, сам бомж. Он, как и полагается, был одет в благоухающие обноски и вымазан грязью. «Как полагается» – это ключевое. За свою жизнь следователь не раз видел бездомных, сам доставлял их когда-то в отделение. Они годами шатались по улицам – грязь впитывалась в кожу, въедалась в нее так, что за неделю не отмоешь. А этот? Вымазан, да, но кожа здоровая и чистая, ногти на руках не обломаны, зубы идеальные. Так что или он стал бродягой внезапно, или этот маскарад только для видеокамер.

Идем дальше. Действия маскарадного бродяги, и это уже во-вторых, были слишком грамотными и недостаточно хаотичными для психа. То, как он ударил администратора, как уклонился от атаки мастера – в этом чувствовались опыт и подготовка. Бомжи на своих свалках машут кулачищами, пока не заедут кому-нибудь. А этот был умен, точно знал, что делает. Но погиб так нелепо, просто поскользнулся на ровном месте… Куда подевалась кошачья грация, с которой он дрался? Упал, как малый ребенок, который только-только научился ходить.

В-третьих, свидетельница. Не девчонка, конечно, но все равно; такая, увидев двойное убийство, должна рыдать в три ручья. Или замкнуться в себе. Или впасть в истерику. Но Мария была спокойна. Да, все, что произошло, ее напугало, но не более того. Она как будто была готова к такому повороту.

– Слушайте, мне на работу надо. – Она поморщилась. – Это надолго?

– Мария Александровна, вы, по-моему, не до конца понимаете, что случилось, – заметил он. – Здесь произошло убийство.

– Понимаю я все и сочувствую. Но чем я могу помочь? Давайте я подпишу, что надо, и поеду на службу.

– Боюсь, на службу вам придется просто позвонить и сказать, что сегодня вас там не будет, а поехать – со мной.

Она не возражала, но взгляд говорил больше любых слов. Она злилась на него – и боялась чего-то. Чем дольше Павел наблюдал за ней, тем основательнее был уверен, что поступает правильно. Нельзя ее отпускать, она что-то скрывает. Осталось понять, что и зачем. На соучастницу не похожа; судя по записи, была в ужасе, когда бродяга потащил ее за собой.

Павел оставил на месте преступления экспертов и жестом пригласил Марию следовать за собой. У салона красоты, теперь окруженного полицейским заграждением, собрались зеваки. Многие тайно, а то и в открытую снимали происходящее. Павел только вздохнул: у людей все меньше уважения к смерти.

Мария тоже смотрела на толпу, но не так – как будто выискивала кого-то. Нет, определенно с ней что-то не так.

Павел открыл перед ней дверцу заднего сиденья, но она демонстративно заняла место рядом с водителем.

– Я ведь не задержана?

– Нет, конечно, – ответил он. – Хотя вы ведете себя странно.

– Уж простите, утро как-то не задалось! – огрызнулась она и уставилась в окно.

Павел собирался завести мотор, когда на смартфон пришло сообщение. Час назад он попросил коллег собрать все, что известно о Марии Андрейченко. За тот час, что они провели в салоне, в отделе проверили все – от штрафов за неправильную парковку до преступлений, в которых мог быть замешан любой из ее знакомых.

Она оказалась кристально чиста. Не было ни темного прошлого, ни омраченного административными нарушениями настоящего. Живет в Москве, работает там, где сказала. Не замужем, детей нет. Не богатая и не бедная. Человек из толпы.

– Мы все-таки поедем или нет? – поинтересовалась она. – Что вы там так изучаете?

– Информацию о вас, – невозмутимо ответил он.

Ход оказался верным: взгляд Марии от окна метнулся к нему.

– Так я все-таки подозреваемая?

– Все еще нет. Но вы чего-то боитесь.

– Меня только что пытались похитить! – напомнила она.

– Да, и вы боитесь, что это может случиться снова. Почему бы вам не рассказать мне все?

– Потому что вы мне не поверите, – горько усмехнулась она.

– После того, что я там видел? – Павел кивнул на дверь салона. – Думаю, кредит доверия у меня теперь неограниченный.

Она молчала, а он решил не давить, дать ей время. Все равно не ясно, в какую сторону двигаться, к чему ее подталкивать. Если кто и мог ему помочь, так только сама Мария.

Он завел мотор и медленно вывел машину со двора.

Она молчала долго – минут пятнадцать, пока они пробирались по забитым переулкам. Павел уже решил, что она окончательно замкнулась, когда она наконец заговорила:

– Если я все расскажу, можно рассчитывать, что я не окажусь в сумасшедшем доме?

– Можете, – кивнул Павел. – Хотя не обещаю, что поверю. Я не знаю, какие у вас предубеждения против полиции.

– Дело не в полиции, – перебила она. – И не в вас лично. Просто вся эта история похожа на параноидальный бред. Потому я и не рассказывала никому – ни друзьям, ни на работе. Кто бы мне поверил? Вот и вы уже оставили себе лазейку: не обещаю.

– Я готов слушать.

– Уже много, – кивнула она. – Вы спрашиваете, почему тот тип пытался меня похитить. Я не знаю, правда. Но знаю, что он оказался там не случайно. Он следил за мной. Я видела его на прошлой неделе, он каждый раз был одет по-другому и никогда не походил на бомжа. Но стоило ему схватить меня за руку, как я его сразу узнала!

– Почему вы не сказали? – поразился Павел.

– Потому что это еще не все. Он не первый, кто за мной шатается. Были другие, но они не напали. Не успели.

– Что значит – не успели? Где они теперь?

– В лучшем случае в больнице, – отрешенно проговорила она. – Более вероятно, что на том свете. Я предупреждала: это непростая история. Вы уже навели обо мне справки, знаете, что у меня ничего нет. Не бедствую, конечно, но и слитки золота в сейфе не держу. Выкуп за меня никто платить не будет. Ради чего меня похищать? Моя неземная красота запала в сердце какому-нибудь арабскому шейху? Я вас умоляю! Оставим это семнадцатилетним девочкам.

Павел не удержался, бросил на нее оценивающий взгляд. Трудно не согласиться: стройная и подтянутая, она выглядела все же на свой возраст и никак не походила на наивную блондинку, которые особенно в цене у пылких южных мужчин, склонных к похищениям невест. Нет, версия с криминальным Ромео отпадает.

– Может, вас хотел похитить кто-то, кого вы знаете? – предположил Павел. – Или ради давления на кого-то из ваших знакомых?

– Нет, для этого нет никаких оснований. Давайте так: я скажу обо всем, что заметила, а вы, если хотите, ищите разумное объяснение. Раз уж моя полиция так меня бережет.

– Без иронии можно? – нахмурился он.

Впервые она заметила слежку еще в мае, но тогда мысль о криминале даже не пришла в голову. Рядом с ней все чаще стал появляться привлекательный мужчина – что она должна была думать? Да она только радовалась!

Пока однажды ранним утром ее не разбудили крики с улицы. В окно она увидела перепуганных соседей и того самого тайного обожателя – на асфальте в луже крови. Он был не просто убит. Тело покрывали рваные раны, а следы рядом с ним не были даже отдаленно похожи на человеческие. Мария не представляла, как такое могло произойти, как она должна реагировать. Два дня она боялась выйти из квартиры.

Когда соседки рассказали, что случилось, стало только хуже. Мужчина, чужой, не из их подъезда, попытался проникнуть к ним в четыре утра. Но не успел открыть дверь, как на него налетела стая бродячих собак. Его порвали за считаные минуты, он даже закричать не успел. Ни до, ни после собак в этом районе не видели.

Уже это было плохо, но еще больше ее поразило, что полиция нашла в карманах мертвеца. Набор отмычек, пистолет и шприц с сильным снотворным. Легенда о тайном обожателе развеялась.

Мария стала более осторожной. Теперь она чаще оглядывалась, присматривалась к людям и нового «поклонника» распознала быстро. Этот был старше, казался сильным и нелюдимым. Она ни разу не приблизилась к нему, но уже боялась.

– Почему вы не обратились в полицию? – не выдержал Павел.

– А что бы я сказала? Что за мной следит странный мужик? Давайте честно: каковы шансы, что ваши дежурные не посмеялись бы надо мной прямо в отделении?

Конечно, она права. Весной в полиции обычно аншлаг – один за другим идут параноики, за которыми следят все, от инопланетян до ФСБ. На их фоне никто не воспринял бы Марию всерьез. Еще прибавили бы, что в ее возрасте незамужней особе надо радоваться такому вниманию, а не бежать за помощью.

Мария тоже понимала это и твердо пообещала себе не поддаваться панике и жить обычной жизнью, но осторожно. Ей казалось, что этого будет достаточно, пока во время утренней пробежки она не увидела, что тот самый мужчина преследует ее.

Что может случиться утром в большом городе? Оказалось – многое. Улицы были еще пусты, а редкие прохожие спешили по своим делам. Да и не могли все эти мамочки, ведущие за руку первоклассников, и пенсионерки с тележками ей помочь. Мария выбежала из парка и через дворы устремилась домой. Тогда ей только и хотелось скорее очутиться в своей безопасной уютной квартире. Хотя уже и тогда она знала, что не сможет спастись. Преследователь двигался быстрее; он легко догнал ее и сохранял дистанцию только для того, чтобы выбрать момент для нападения.

Вот только напасть не успел – не смог. Мария услышала глухой крик и звук падающего тела, потом острый, высокий визг какой-то женщины. Только теперь она решилась обернуться.

Ее преследователь, быстрый и такой сильный, оступился на лестнице, которая поднималась на холм и с улицы вела во дворы. Падение было не опасным, всего с высоты одного пролета. Но ему не повезло, и к ногам случайной прохожей он упал уже с осколками костей, выступающими из-за порванных мышц.

– Он сломал ноги и руки, – тихо сказала Мария. – Понятия не имею как.

– Дотронуться до вас он так и не успел, правильно я понимаю?

– Вы намекаете, что это я его столкнула?

– Просто спрашиваю, – осадил ее Павел.

Он прекрасно знал высоту уличных ступеней. Даже если бы она столкнула своего преследователя, для таких травм этого недостаточно. Чтобы сломать ему кости, нужно было ударить его о бетон, и не раз. А откуда у хрупкой девушки такая сила?

Заметил Павел и кое-что другое. Тот преследователь оступился, сегодняшний убийца – поскользнулся. Совпадение, конечно, но какое своевременное!

– Он меня не трогал, я его тоже, – проворчала Мария. – Довольны? Я не интересовалась, выжил ли он, кто он вообще такой. Я просто была рада, что меня оставили в покое. Но потом появился этот… бомж. Он был более осторожным, часто переодевался, словом, менял роли. Не могу точно сказать, когда он начал меня преследовать. Да, я знала, что он следит, все придумывала, как от него избавиться. К тому, что он сделал сегодня, готова не была.

Что ж, если за ней действительно следят, выходит, тот, кто это устроил, устал ждать. Его человек осознанно пошел на двойное убийство в центре Москвы. Такие дела могут быть связаны только с очень большими деньгами. У этой Марии таких не было и в помине.

– Сколько это продолжается? – нахмурился Павел. – Месяц?

– Полтора почти, – невесело усмехнулась Мария. – И закончится, по-моему, только когда меня прикончат.

– Не говорите глупостей, никто вас не прикончит.

– А кто помешает, вы? Вы же ни одному слову моему не поверили!

– Я такого не говорил, – уклончиво ответил следователь.

Он и правда пока не решил, чему верить. Сегодня он получил доказательство, что за этой женщиной могут следить. Но бродячие собаки, нелепое падение с лестницы – как это объяснить? Может, она ему врет, пытается запутать?

– Вам и не нужно говорить. – Она отвернулась. – И так все ясно.

Ясно ей! Павел от такой ясности сам бы не отказался, но пока ее не было и в помине.

– До того как все это началось, в вашей жизни происходило что-нибудь необычное? Что-то, что могло привлечь к вам внимание преступников?

Она не ответила «нет» сразу – и это говорило о многом. Отвела взгляд, закусила губу, словно не решалась сказать правду. Хотя после всего сказанного ее уже вроде ничто не должно смущать.

Получается, ответ был или невыгодным для нее, или невероятным даже на фоне бродячих собак и падающих похитителей.

– Я хочу вам помочь, – начал Павел.

– Да, и вы сделаете это, если будете смотреть на дорогу! Похоже, ваш коллега рвется пообщаться с вами не меньше, чем вы со мной.

Утренние пробки рассосались, до отделения оставалось пару минут – по пустым переулкам. И именно здесь у них на пути появился автомобиль ГИБДД. Сонный патрульный, похоже, проверял от скуки всех подряд.

Как не вовремя все! Многих гаишников в районе Павел знал лично, но этого видел впервые. С другой стороны, он и не обязан со всеми знакомиться. Правила он не нарушал, обычная проверка документов. Нужно только остановиться и…

Павел вдруг почувствовал, как Мария осторожно касается его руки.

– Не останавливайтесь, – прошептала она, и в серых глазах порхнул испуг. – Проезжайте, а если погонится – в отделении разберетесь!