Текст книги "Возлюбленные фараонов и императоров. Страсть, предательства, месть"

Клеопатра. Художник В.А. Котарбинский

Сластолюбивый манипулятор, коварная по природе, воспитанию и семейной привычке, Клеопатра всю жизнь относилась к окружающим ее людям, как к орудиям, инструментам, достойным лишь способствовать ее благополучию. И не вина тех, кто, попав в орбиту ее коварства, сумел лишь слабо трепыхаться в мощном дыхании ее страстей, но лишь счастливая мука. Мука, сладкая мука службы и потакания бесчувственной к земным слабостям богини, холодно взирающей на людские слабости.

Вот она – подлинная божественность Клеопатры. Ибо коварством своим она опутывала окружающий мир до последнего своего вздоха. И в ее сетях сладко постанывали и люди обычные, не вписавшие себя в анналы истории, и те великие из великих, биографии которых – не в последнюю очередь применительно к Клеопатре! – мы изучаем уже множество веков. Речь, разумеется, идет о Юлии Цезаре и Марке Антонии. О личностях, которым современная цивилизация обязана довольно многим. О людях титанических деяний, последствия которых сказывались на многих континентах и на протяжении веков, о них, кто покорно и с радостью подчинялся божественному коварству непредсказуемой Клеопатры.

Род ее, род эллинистических царей Египта, восходит к Птолемею I Сотяру (Спасителю) – одному из ближайших сподвижников Александра Македонского, его диадоху, одному из тех, кто поделил промеж себя великую империю Александра. Птолемей, покоренный и очарованный Египтом уже давно, попросил при разделе только его. Друзья удовлетворили его просьбу, и он отбыл в свое новое царство, увозя с собой набальзамированный гроб с телом Александра, который и поныне ищут близ основанной им когда-то Александрии. Здесь Птолемей и зажил, здесь и основал знаменитую Александрийскую библиотеку и столь же знаменитый музеум, здесь был построен не менее знаменитый Александрийский маяк, имевший горделивую надпись – «Богам-спасителям, во славу мореплавателям!».

Уже ближайший его преемник Птолемей Ш подорвал в глазах всей античной Ойкумены реноме рода Птолемеев: он женился на собственной сестре Арсиное, которая была еще и на восемь лет старше брата. Но шокировав эллинов, он пролил бальзам одновременно на души египтян, ибо поступил согласно обычаю, освященному веками, согласно которому фараон женился на собственной сестре, дабы божественная сущность царствующего дома не перемешивалась с низкой субстанцией обычной породы подданных (в этом случае можно также вспомнить и обычаи инков). С тех пор подобные браки у Птолемеев стали правилом. И хотя и говорят, что союз между ближайшими родственниками ведет к вырождению, наша Клеопатра счастливо это опровергла.

И вообще, в этом роду все Клеопатры отличались завидной активностью. Клеопатра I одиннадцатилетней девочкой, по происхождению сирийкой, была выдана за Птолемея V. Она родила ему дочь – Клеопатру II и сыновей – Птолемеев VI и VIII. Наскучив мужем, она отравила его и стала регентшей при находящемся еще в нежном возрасте Птолемее VI. Когда он вырос, то женился на Клеопатре П, но вскоре умер. Ему наследовал Птолемей VII, почти тотчас же убитый, по наущению Клеопатры П, ибо она решила путем брака с Птолемеем VIII вернуться на престол.

Но ее новый муж тоже был не промах, и поэтому спустя некоторое время он женился вдобавок и на дочери Клеопатры II Клеопатре Ш. Следующий Птолемей, IХ, поочередно женился на своих сестрах – Клеопатре IV и V… Так все это и тянулось, пока не дошло до времени Цезаря: Птолемей ХII Теос Филопатор Филадельер Неос Дионисий Авлет. Уже слегка подвержен вырождению, недалек, жесток, любит играть на флейте, ненавидим всеми. Его сын – Птолемей ХIII – наследовавший все слабости отца, субтильный и безвольный, согласно традиций взял за себя свою сестру. Ему двенадцать лет. Ей – семнадцать. Она красива, талантлива, извращена. Ее зовут Клеопатра VII Филопетра.

Она полна сил и намерена все без остатка их потратить на наслаждения, кои дают власть и удовольствия.

Ее отец Птолемей Авлет (Флейтист) был незаконным сыном Птолемея VIII, прозванного Латиром (от греческого lathyros – горох, т. е. «царь-горох»). Он вступил на престол по низвержении Птолемея – Александра II в 65 году до н. э. Через семь лет своего царствования, во время которого он совершенствовал свое умение игры на любимом инструменте, он настолько распустил хозяйничавших в принципе и до него в стране римских ростовщиков, что одному из них передал даже главный финансовый пост диойкета.

Александрийцы, жители одного из самых, пожалуй, космополитических городов Древнего мира, на этот раз быстро сплотились на почве общей ненависти к беспардонным римлянам, имеющим право грабить их отныне по закону. Александрия, жившая прежде всего посредничеством, не желала мириться с тотальной конкуренцией чужаков.

Флейтист был изгнан, и на престол взошла его дочь Береника, разделившая его тяготы, славу и власть со своим мужем – полководцем Архелаем. Низвергнутый царь бежал в Сирию под защиту римских легионов, здраво рассудив, что если римляне были причиной его изгнания, то пусть теперь будут причиной его возвращения к родному кормилу. Римляне, однако, думали иначе. Прошло долгих четыре года, прежде чем легионы, под водительством консула Габиния, вторглись в Египет. Подобная решительность объяснялась – после стольких лет промедления – довольно просто: экс-монарх обещал римскому полководцу десять тысяч талантов золота. Сумма опьянила Габиния, но большая часть начальников римлян, сохранив трезвый рассудок, выступала против сего предприятия. Чашу весов в пользу Птолемея сумел склонить молодой военачальник, правая рука консула – начальник конницы Марк Аврелий, будущий ближайший подвижник и любимец Цезаря. Честолюбивый полководец, к этому времени не достигший еще и тридцати лет, Антоний жаждал подвигов. Хотя не исключено, что он жаждал и еще нечто, более материальное, и судя по обещаниям Птолемея Габинию, египетский царь излишней наивностью не отличался.

Короче говоря, Антоний пылкой речью склонил колеблющихся к походу. В нем Марк Антоний отличился как опытный военачальник и смелый воин, что признавалось всеми с восторгом. Не меньшим восторгом у римлян – чего не скажешь о Птолемее – пользовалось и его великодушие. Так, взяв Пелусий, большой караульный город, фактический ключ к Египту, он воспрепятствовал намерениям египетского царя, прибывшего вслед за ним, перебить всех его защитников. Не понравилось Птолемею и его отношение к Архелаю. Будучи дружен с ним ранее, Марк Антоний позаботился, когда его друг-противник погиб на поле брани, отыскать тело и похоронил его с царскими почестями. Это вызвало у александрийцев громкую молву. Так в ореоле военной славы, прославляемый за свое великодушие, Антоний с авангардными частями Габиния вступил в Александрию. Здесь и произошла его первая встреча с Клеопатрой, которой пока не суждено было иметь продолжение, ибо полководец был опьянен победами, а Клеопатру, как и всю ее семью, в этот момент волновало совсем иное: ее отец, вновь вступив на престол, приказал казнить непокорную дочь Беренику, и, как его ни умоляли, настоял на своем. Таким образом, Клеопатра осталась старшей в семье и должна была по смерти отца вместе со старшим братом – старшим из двух, но младшим по отношению к ней – царствовать на престоле Верхнего и Нижнего Египта.

И действительно, время этому пришло через три года – в июле 51 года до н. э. Птолемей Авлет умер, завещав трон сыну Птолемею ХIII и дочери Клеопатре VII, сделав гарантом исполнения своей воли о престолонаследии Рим в лице одного из членов первого триумвирата, Помпея Великого. Частично это было сделано для блага детей, частично из-за того, что усилившийся Рим триумвиров нельзя уже было игнорировать (ибо та земля, на которую вступала сандалия римского легионера, уже недолго в то время попадала в сферу влияния Рима), частично потому, что десять тысяч талантов так и не были выплачены и продолжали висеть на царе, который этим самым своим ходом с завещанием объявлял Риму, что его дети признают его долги. Хотя Рим уже неоднократно выражал недоумение по поводу того, что египетский царь не может выплатить такой безделки, безделки для Египта, ибо ежегодно казна царства пополнялась двенадцатью с половиной тысячью талантами. Однако Птолемей ХII умудрялся все эти богатства как-то очень быстро и незаметно тратить, так что деньги у него не залеживались.

Подобное наследство – усиливающаяся гегемония Рима и огромные долги при пустой казне – он и оставил своим детям в наследство. Дети были различны по своему характеру, уму и склонностям, не говоря уже о возрасте, соответственно по-разному они и относились к перспективе управлять державой в подобной непростой ситуации.

Собственно, отнеслась одна Клеопатра, ибо ее брат – тринадцатилетний мальчик, начинающий входить в подростковый возраст и отличавшийся от своих сверстников разве что более заторможенным развитием, а отнюдь не увлеченностью политикой – подобными мелочами вообще не интересовался, твердо зная, что всеми скучными делами прекрасно, дабы избавить его самого от них, занимается его воспитатель евнух Потин.

Вот Клеопатра – иное дело. Плутарх так описывал последнюю царицу Египта: «Красота этой женщины была не тою, что зовется несравненною и поражает с первого взгляда, зато обращение ее отличалось неотразимою прелестью, и потому ее облик, сочетавшийся с редкою убедительностью речей, с огромным обаянием, сквозившим в каждом слове, в каждом движении, накрепко врезался в душу. Самые звуки ее голоса ласкали и радовали слух, а язык был точно многострунный инструмент, легко настраивающийся на любой лад – на любое наречие, так что лишь с очень немногими варварами она говорила через переводчика, а чаще всего сама беседовала с чужеземцами – эфиопами, троглодитами (по-видимому, тут имеется в виду какое-то нубийское племя, жившее в пещерах на западном берегу Красного моря. – Примеч. авт.), евреями, арабами, сирийцами, мидийцами, парфянами… Говорили, что она изучила и многие иные языки, тогда как цари, правившие до нее, не знали даже египетского, а некоторые забыли и македонский».

Она воспитывалась по собственному усмотрению, ибо годы, когда происходит становление личности, выпали на время правления ее сестры, которой не было охоты, да и времени, вмешиваться в процесс воспитания девочки, которой, как поначалу казалось, никогда и мечтать будет нельзя о троне (не забудем, что, кроме Береники, у Клеопатры была еще одна старшая сестра – ее тезка, умершая в 55 году). Так что собственная любознательность заставила Клеопатру выучить массу языков, дабы читать на них и слушать разговоры умных людей, постигая суть вещей, событий и самих этих людей. Любознательность толкнула ее на постижение человеческой личности, ее сильных и слабых сторон, а безмерное честолюбие, жестокие толчки которого она постоянно ощущала под сердцем, привели ее к мысли о необходимости использовать вновь приобретенное знание себе на пользу.

Государство, у руководства которого стоят люди, облеченные военной властью, и которое находится на грани войны с сильным и безжалостным противником, как было это с Египтом в годы правления Береники, всегда привлекает под свои воинские знамена цвет нации. Самые блестящие из этих мужественных молодых людей по случаю случайного мира дерзали искать личностей у трона, где их выискивал холодный, загадочный, чувственный взгляд молодой остроумной царевны. Ребенка, становящегося желанной и притягивающей все сердца девушкой. И были при дворе такие, что будь они менее скромными, то могли бы похвастаться, что их любовное томление молодая повелительница не оставила безответным. Это мало кем замечалось, но воспитатель старшего царского сына и брата царицы Потин обостренным чутьем евнуха видел все это. Как видел и то, что у царевны быстро прошла пора безудержных увлечений раскрепощенной и только что созревшей юности, и что она расчетливо, почти с мужской логикой выбирает себе таких друзей, которые через несколько лет поведут за собой египетские войска.

И теперь, став царицей, она решила весь свой ум, все свои иные таланты, осененные царской диадемой, поставить на службу собственному честолюбию. История Египта знала великих цариц, вершивших дела от лица безвольных мужей. Или вообще без них. Почему она не может повторить то, что уже хорошо получалось у других, в прошлом? В этих планах молодой царицы ее мужу отводилось совсем мало места, Потину не отводилось вовсе.

Умный евнух, мечтавший в течение, как ему хотелось верить, долгого царствования своего воспитанника, находившегося под его безграничным влиянием, всецело управлять Египтом, прекрасно понимал, что на пути его планов всегда будет стоять Клеопатра.

Встреча Антония и Клеопатры. Художник Л. Альма-Тадема

Поэтому он решил избавиться от нее, для чего ему требовалось собрать достаточное количество сторонников при дворе. Он начал сколачивать под себя придворную партию, обещая своим новым приверженцам участие в управлении Египтом, когда он, Потин, будет безраздельным господином покорного Птолемея.

Клеопатра же в противовес Потину решила действовать иначе. Уже в то время осознавая, что долгая кулуарная возня ей утомительна, не говоря о том, что еще и ненадежна, а великие дела делаются одним-двумя ошеломляющими неприятеля ударами, она решила пойти по стопам своего батюшки и опереться в борьбе за власть на мощь римских легионов.

Для реализации этого плана она решила воспользоваться влиянием сына Помпея – Гнея. Сын триумвира был уже также известен войскам, а будучи молодым человеком, он, как совершенно справедливо рассуждала Клеопатра, вряд ли сможет устоять перед ее чарами. Впрочем, она, скромно, но справедливо оценивая их силу, была уверена, что ни молодой, ни старый не сможет перед ними устоять. Справедливость этого мнения она докажет в дальнейшем.

Пока же она убедилась в безошибочности своих выкладок относительно Помпея-младшего. В 49 году до н. э., приехав в Александрию, Гней стал счастливым любовником Клеопатры, пообещав ей в восторге от этого поддержку римских легионов, которые он был готов лично привести в Египет, дабы бросить к ногам его божественной возлюбленной всю эту страну.

Однако на этот раз Клеопатре не повезло. Правильно построив линию поведения с точки зрения тактики, она по молодости и юношескому еще частично неразумению забыла о стратегии, за что и поплатилась. Ибо, если Помпей-младший и был готов выполнить свое обещание, данное подруге, то его отцу уже было не до обещаний сына – его борьба с Цезарем вступила в решающую, трагическую для Помпея фазу.

Клеопатра же и не думала, что борьба, как ей казалось, бесконечно далекая от нее, римских триумвираторов может так болезненно ударить по ней. Ведь она не только лишилась военной поддержки Рима, но и предусмотрительно – и весьма тайно – удалила собственно египетскую армию из Александрии (дабы объединить свои силы с римскими и одним махом подавить любую оппозицию). В этом, т. е. в удалении войска, ей активно и еще более тайно помогал Потин, обладавший хорошим чутьем на внешнеполитические хитросплетения и неплохой службой информации.

И в это же время по Александрии шли слухи о возможном вторжении в страну римлян. По приказу Клеопатры для устрашения ее противников слухи сии распускались ее клевретами. Но опять-таки им в этом деле помогали люди Потина, который в данной ситуации, надо признаться, обыграл Клеопатру по всем статьям.

Поэтому единственное, что достигла Клеопатра в результате своих интриг, было лишь то, что под водительством Потина консолидировалась наконец устрашенная слухами придворная партия, которая, воспользовавшись малочисленностью оставшегося столичного гарнизона, произвела тихий государственный переворот. Переворот этот затронул лишь царицу и ее приверженцев.

Клеопатра вместе с несколькими приближенными успела убежать из города. Судьба прочих ее сторонников была трагичнее. Царица бежала в Сирию, где недалеко от границы находилась ее армия. Теперь ей было труднее, чем раньше, говорить с военачальниками, ибо обещанные ей римляне, естественно, не подошли, но все же, пустив в ход все свое обаяние, напомнив многим прошлое, а некоторым, самым забывчивым, дав возможность обновить приятные минуты минувшего, она вновь подчинила их себе.

Подчинила в таком незначительном дельце, как вооруженное выступление против законного монарха. Этим людям было ясно, что отныне их жизнь и благополучие зависят лишь от победы. Поражение равнозначно смерти. И еще они зависят от этой яркой, обжигающей женщины, ибо идут в бой они ее именем, веря, что в дальнейшем она не предаст их каждого по одиночке, как они не выдали ее сейчас.

Войско Клеопатры приближалось к Пелузию, а навстречу ему двигалась армия, набранная Потином, которую он вручил своему владыке Птолемею ХIII, поручив его в свою очередь оставшимся преданным ему военачальникам.

Но не успела произойти малая египетская война, как грянула знаменитая Фарсальская битва (48 год до н. э.), которая поставила точку в давнем споре, кто будет управлять Римом и миром: Гней Помпей-старший или Цезарь. Как известно, победную точку здесь начертал Гай Юлий Цезарь.

Спасаясь от преследования легионов Цезаря, Помпей непредусмотрительно решил искать спасения в Египте. Казалось бы, чего ему опасаться: друг и душеприказчик прежнего царя, покровитель нынешнего, притязания Клеопатры он не поддержал – так что он чувствовал себя комфортно, когда думал, что едет в Египет к друзьям и союзникам.

Но здесь решили иначе. Вновь Потин проявил свои недюженные дипломатические способности и просчитал, что Помпей – это уже вышедшая в тираж фигура. Цезарь же по всем законам обыденной политики должен быть благодарен людям, которые раз и навсегда избавят его от долголетнего конкурента, дав возможность самому не замарать рук.

Так что был отдан тайный приказ, и не успел Помпей сойти на берег, как был заколот. Его голову Потин забальзамировал и с приятной улыбкой преподнес прибывшему вскорости в Александрию Цезарю. Но тут же улыбка у евнуха заледенела и поползла – Цезарь с ужасом и омерзением отвернулся от зловещего дара. Первая черная кошка пробежала между этими людьми. Вскоре ей было суждено достигнуть весьма приличных размеров.

Цезарю преподносят голову Помпея. Художник Дж.-Б. Тьеполло

Цезарь, всегда хорошо помнивший все, что могло быть им обращено в свою пользу (это касается дел внутренних) или пользу Рима (что касается дел внешних), вспомнил о долге Птолемея ХII и о том, что сей монарх наказал Риму быть гарантом его воли в вопросах престолонаследия. Поэтому он потребовал долг и предложил себя в качестве третейского судьи в споре Клеопатры и ее царственного супруга. Потин отверг и то и другое, говоря, что по первому пункту ему, собственно, и сказать-то нечего – денег нет. Причем намекал, что долг выплачен сполна. Головой Помпея. Что же до второго вопроса – то в этом мы, мол, разберемся сами.

Тогда Цезарь, искренне изумленный подобным нахальством, просто перестал вслушиваться в аргументы Потина и вместо предложений начал отдавать приказы. Он велел обоим царственным противникам распустить свои армии и явиться для мирного решения вопроса в Александрию на его суд. В противном случае обещая, что египтяне получат настоящий урок взаимоотношения с победителями полумира.

Потин внешне смутился, но решил немного откорректировать указание Цезаря. Каждой из противодействующих сторон он передал лишь половину приказа римлянина. Поэтому Птолемей, сохранив армию, направился на свидание с Цезарем, а его сестра, распустив армию, осталась на месте, ибо Потин, опасаясь, что Клеопатра при личном свидании сможет убедить пятидесятилетнего с лишним Цезаря в чем угодно, приказа приехать ей не передал. Одновременно он, подзуживая Цезаря, постоянно напоминая тому, что вот-де Клеопатра какова – приказы самого Цезаря ей не указ!

Однако Цезарь, не менее Потина наигравшийся в политические игры, понимал, что Клеопатра не так глупа, как ее хочет выставить евнух. Ведь если бы она хотела бороться или опасалась его – зачем ей тогда распускать свое войско? Поэтому он по своим каналам направил тайное предписание Клеопатре явиться в Александрию. Получив его, царица поняла, какую шутку с ней сыграл неугомонный Потин, равно как и то, что евнух примет все меры, дабы не допустить ее к Цезарю. Ибо в этом случае на ее стороне будут не только ее чары, но и информация о фактически прямом саботаже Потина. Но тем не менее ехать было необходимо. Это было ясно. Оставалось уяснить – как?

Если бы она поехала сухим путем, то там ее ждали передовые части армии Птолемея. Если же следовать морем, то ее царская трирема может стать легкой добычей кораблей брата, держащихся невдалеке от порта. Если же все-таки она прибудет в Александрию, то там ее легко может подстеречь смертельная ярость черни, которую такому умелому человеку, как Потин, ничего не стоит довести до точки кипения. Ее бесило, что она не может найти выхода из этой ситуации, а в этот момент ее брат и муж, окруженный клевретами, вовсю обливает ее грязью.

Наконец, после тягостных раздумий она поняла, что надежды въехать в Александрию в обличье царицы нет. Царице путь закрыт, но кто обратит внимание на беглянку-простолюдинку, тайком пробирающуюся в город? Итак, решено – она въедет в Александрию, в город, столько раз рукоплескавший пышности ее царских выездов, тайно.

Она взяла в провожатые лишь одного человека, которому можно было доверять и который, она знала, достаточно умен, осторожен и храбр, дабы не спасовать в нужную минуту. Им был сицилиец Апполлодор. Вместе с ним на палубной барке она проплыла мимо постов Птолемея и ночью достигла Александрии. Здесь они причалили перед одними из малых дворцовых ворот. Клеопатра завернулась в один из больших мешков из грубой, пестро раскрашенной ткани, что служили путешественникам матрасами и одеялами. Сицилиец ремнем связал мешок, водрузил его к себе на плечи и двинулся прямо в комнаты, где располагался Цезарь.

Клеопатра рассчитала все верно, и даже свою слабость сумела обратить в силу – римлянин был очарован не только самой царицей, но и оригинальностью ее появления. Сам человек свободного взгляда на мир, не любитель этикетов, он не мог не оценить смелость молодой царицы Египта, наследственной, в отличие от него, царицы, весело расправляющейся со всеми условностями.

Кроме того, тридцать с лишним лет разницы, неверный трепетный свет пламени в сумерках комнаты и голос Клеопатры. Она не только говорила на латыне, которую Цезарь отчаялся здесь услышать от женщины, она говорила так, что сразу невольно вспоминались Сирены, искушавшие Одиссея.

Все попадали под магию голоса Клеопатры, голоса мелодичного, очаровательного и бесконечно вкрадчивого. В принципе Цезарь, любивший все необычное, за один лишь мешок сицилийца и голос Клеопатры мог на многое пойти. Но Клеопатра не хотела многого. Она хотела всего. Зная сладострастие Цезаря, она решила поразить его и любовным искусством, обучаемым в древних храмах. Римлянин, одной ногой еще стоящий в патриархальных временах республики, горячо откликнулся и на этот талант царицы.

Свидание затянулось до утра, до того момента, когда Цезарь вызвал Птолемея и сообщил ему, что тот должен помириться с сестрой и разделить с ней власть. Египетский царь, возмущенный до глубины души коварством жены и непостоянством Цезаря, бросил к ногам римлянина диадему и выбежал из дворца с криком:

– Измена, измена, к оружию!

Семя упало на благодатную почву – Потин уже давно, почти с самого прихода римлян, готовил против них возмущение народа, ибо понял натуру Цезаря, с которым ему и его партии ни в чем не сойтись. Так, он приказывал кормить римских солдат лишь черствым хлебом, говоря, что и это хорошо, ибо они едят здесь чужое. Легионерам выдавали лишь глиняную и деревянную посуду с уверением, что всю золотую и серебряную Цезарь-де отобрал за долги. Тысячеустая молва разносила эти и другие шутки по всему городу, так что на крик царя горожане отреагировали сразу. Кроме того, надо учесть и реквизиции Цезаря, и заносчивость его ветеранов.

Клеопатра и Цезарь. Художник Ж.-Л. Жером

Толпа гудела угрожающе, но тут вышел вперед Цезарь и пообещал александрийцам сделать все, что они хотят. Скоро в многолюдном собрании он провозгласил Птолемея ХIII и Клеопатру правителями Египта, а их брату и сестре – Птолемею и Арсиное – отдал Кипр, который Египет давно утратил. Это примирило горожан с Цезарем, и было решено устроить пир. Во время пира раб Цезаря услышал, что Потин и Ахилл, главный египетский военачальник, правая рука евнуха при убийстве Помпея, замышляет заговор против римлян.

Цезарь, узнав об этом, приказал окружить залу. Вспыхнул скоротечный бой, в котором часть египтян вместе с Потином были убиты, другая же часть, предводительствуемая Ахиллом, сумела вырваться. Вскоре из дворца бежала Арсиноя. Армия, возмущенная сожительством Клеопатры с римлянином и слабостью Птолемея, вместе с народом выбрала ее царицей. Началась Александрийская война.

В ходе ее сгорела знаменитая Александрийская библиотека – Цезарь приказал сжечь свои корабли, а огонь перекинулся в город. Римляне отбили все атаки многочисленного противника, дождались подкрепления и в решительном сражении разбили египтян.

Птолемей, которого Цезарь отпустил, надеясь этим утихомирить страсти, погиб в этом бою – при отступлении утонул в Ниле. Египет был покорен Цезарем и брошен им к ногам Клеопатры.

Произошло то, что царица надеялась получить от Помпея-младшего. Ну что же: не один римлянин, так другой. Главное – чтобы он был хорошим воином и влюбчивым любовником. А молодой ли, старый ли – кто знает, что лучше?

Цезарь сдержал свои обещания, которые он нашептывал Клеопатре в перерывах между любовью, и, слушая которые, она была готова превзойти самое себя. Он мог бы сделать Египет римской провинцией, и никто не осмелился сказать хотя бы слово. Но вместо этого он преподнес страну Клеопатре, которую он попросил в угоду ее же обычаям выйти замуж за младшего брата царицы – Птолемея ХIV, который был на два года младше предыдущего мужа Клеопатры. Так что негодовавшие доселе на свою царицу египтяне, по сути, должны были ее боготворить. Ибо она сознательно пожертвовала собой, дабы сохранить своей родине независимость. И странно, что до сих пор ни один историк не поставил ей это в заслугу.

Война продолжалась восемь месяцев, в течение которых Цезарь все свое время проводил с Клеопатрой, оставляя ее лишь на время битв. Теперь дела властно требовали его присутствия в Риме и еще в ряде мест, он же все никак не решался прервать свой медовый месяц. Он уже понял, что его возлюбленная была из той редкой породы женщин, что способны пускать на распыл государства, понимал, что промедление для него смерти подобно. И все же медлил. Он уже совсем было решился совершить с Клеопатрой увеселительную прогулку по Нилу на корабле, но тут пришли такие грозные вести с Востока, а легионеры так вызывающе ворчали, что Цезарь, наконец, опомнился.

Последовало быстрое прощание и его отъезд. Но верный своей любви он оставил египетской царице, царице дружественного, независимого государства для ее защиты от собственного народа два своих отборных легиона. Под сенью их значков Клеопатра могла отныне вкушать спокойно столь долго алкаемую ею власть.

Спустя несколько месяцев после отъезда Цезаря Клеопатра родила ему сына, назвав его Птолемеем-Цезарионом. Спустя год, по окончании армянского похода, Цезарь, собираясь вступать в Рим, пригласил туда и Клеопатру. Здесь, в Риме, окруженная многочисленной свитой, она увидела среди проводимых по улице за колесницей триумфатора Цезаря пленников свою сестру Арсиною. Та впилась глазами в лицо своей могущественной старшей сестры, умоляя ее. Клеопатра холодно-лукаво улыбнулась и тягуче-лениво отвела взгляд, еще успев краем глаза отметить, как мгновенно посерело, подурнело и постарело лицо той, кто осмелилась бунтовать против нее. Каждому – свое. Этот римский девиз, чеканно произносимый по-латыни, Клеопатре запомнился с первых встреч с Цезарем.

Здесь, в его городе, он поселил ее, их сына и ее формального мужа, которому иногда она для развлечения и якобы из милости дозволяла целовать подошвы сандалий, а он, бледнея от бессильного гнева, боялся ослушаться и покорно падал к ногам своей богини, как она велела ему себя называть, на богатейшей вилле на правом берегу Тибра. Здесь же Цезарь и навещал ее. Уже не боясь ничьих мнений – что раньше из осторожности он не забывал делать.

Он воздвиг в храме Венеры золотую статую Клеопатры, еще больше вызвав гнев римлян, и так недовольных тем, что Цезарь не где-нибудь в завоеванной провинции или военном лагере тешится с чужеземкой, а в священном Вечном городе.

Ходили также слухи, что Цезарь собирается инспирировать закон, по которому он может жениться на женщинах, от которых ему хотелось бы иметь детей. Что он собирается назначить сына Клеопатры Цезариона своим наследником. Что он собирается перенести столицу государства из Рима в Александрию. Что из этого было правдой, что нет – уже не узнать. Ясно одно: все эти слухи были лишними камнями в огород Цезаря и способствовали росту оппозиции диктатору, что в конце концов, как известно, привело к его убийству.

А если вспомнить дальнейшую судьбу Марка Антония, то нельзя не согласиться, что определение «роковая женщина» как нельзя лучше подходит Клеопатре. Впрочем, что тут удивительного? Она с младых ногтей была готова переступить буквально через все и всех, шагать по трупам, лишь бы властвовать. Так почему она должна делать исключение этим людям? Лишь потому, что они оказались в анналах истории? Что они жили с ней, любили ее, были отцами ее детей, делали для нее все возможное и невозможное? Какие мелочи! Разве они могли иначе, когда этого хотела она, Клеопатра?

Менее двух лет прожила она в Риме, окруженная любовью Цезаря, иногда искренней, иногда притворной приязнью его окружения, ненавистью и презрением остальных горожан. Но Цезарь был убит, ее планы рухнули и она отбыла домой в Египет.

Здесь она поняла, что такое быть между молотом и наковальней: война между сторонниками Цезаря и республиканцами полыхала по всему Средиземноморью. И те и другие просили и требовали от Клеопатры военной помощи. На востоке господствовали республиканцы, возглавляемые Кассием и Брутом. С этим приходилось считаться, так что львиная доля помощи уходила им, хотя сама по себе Клеопатра склонялась мысленно к противникам республиканцев, ибо, защищая дело Цезаря, считала она, невозможно совершенно забыть о существовании его сына. От Брута же и Кассия Египту ничего хорошего ждать было нечего, ибо именно там громче всего раздавались голоса, что Риму явно не хватает египетской провинции.