Текст книги "Подъезд"

Геолог

Был мой шестой день рождения и тётя Лида, мамина знакомая, подарила мне какой-то пластиковый молоток, а внутри полой прозрачной ручки – конфеты. Конфеты отошли бабочке-конфетнице Оксане, а меня больше заинтересовал сам молоток.

– Тёть Лида, а что это за молоток, он какой-то странный, не похож на тот в старом портфеле с инструментами!

– Это, Сашенька, геологический молоток, с ним геологи ходят, разведывают в горах полезные ископаемые.

– А что такое «полезные ископаемые»? Червяки, чтоль?

– Нет. Ну вот ты в метро был?

– Да!

– Красиво?

– Очень!

– А стены из чего сделаны?

– Из краски.

– Нет, стены сделаны из камня, который называется мрамор, это у него причудливые узоры, как будто художник рисовал. Вот это и есть полезные ископаемые! Их много! Вот у мамы в серёжках камешки – турмалин, рубин, и золото – это всё ищут геологи с помощью таких вот молоточков.

«ЗОЛОТО» – всё! Камешки, которые сверкают – драгоценные. Теперь моей самой любимой игрушкой стал этот молоточек. Он был со мной везде! Даже в ванной, смотря как он покачивается на воде, я закрывал глаза и представлял, как хожу по горам, отбиваю от стен куски золота. «Буду геологом!» – твёрдо решил я.

И понеслось, все камни в округе были перенесены в квартиру. Но странная штука – на солнце они казались великолепными, переливались, играли всеми цветами радуги. А дома – в пластиковом ведёрке, стояли тусклые за дверью и не радовали глаз. Но это было моё богатство. Папа с мамой и не знали, то это ДРАГОЦЕННОСТИ и мы обеспечены на всю жизнь!

Терпение родителей кончилось, когда я приволок действительно ценный экземпляр. Недалеко от нашего подъезда, на разворотных кругах для 246 автобуса стали строить городской туалет (видимо для Олимпиады-80). Нагнали техники, экскаваторы рыли землю. За ночь выросла огромная гора из песка и глины. На одном из отвалов я и увидел это чудо! Огромный белый камень, сантиметров двадцать на двадцать, а на боку – как пещерка, из сверкающих кварцев. Я был горд. Геолог мирового масштаба открыл залежи кварца в Москве! Еле припёр его домой, с передыхом через каждые десять шагов. Отмыл от глины, поставил на самое видное место. То-то обрадуются родители!

Бабушка недовольство высказала сразу, потому что в отсутствие родителей, за квартирой приглядывала она. Прийдя с работы, мама, не глядя на камень, сразу заявила, что мои геологические экспедиции ей порядком надоели, поскольку постоянно приходится стирать замызганные до колен брюки и отколупливать с ботинок застывшие куски грязи. Папа сказал, как отрезал: «Всё выкинуть»! С геологической практикой было покончено.

Это была детская трагедия, мечта обратилась в пыль. Но эти пылинки всё время напоминают мне о любви к застывшей красоте камня. Я с удовольствием рассказываю знакомым детям о минералах, что остроносый «чёртов палец» – это аммонит и ничто иное, как окаменелый житель древней Земли. А на даче у меня хранится коллекция камней, доставшаяся по знакомству. Да и в минералогический музей имени Ферсмана своих детей я водил, чтобы рассказать о своей детской мечте и показать красоту природы.

Добрые руки

Случилось это классе во втором. Дружил я с двумя ребятами из класса Серёжкой и Лёшкой. Вместе бегали играть на строительный пустырь, с чахлыми высаженными деревцами. Что же произошло? Да обычная детская возня. Девчонки-ровесницы пекли в костре картошку, а мы, чтобы хоть как-то привлечь их внимание, кидали в костёр землю, оправдывая свои действия словами: «Нельзя жечь костёр в городе, особенно детям (ха-ха), может возникнуть пожар!» Откуда и как прилетела мне лопата в висок, не помню.

Вроде и удара я не почувствовал. Только набухла бровь и по плечу начало стекать что-то влажное. Серёга испугался и убежал, а Лёшка повёл меня к себе в подъезд, но дверь в квартиру оказалась закрытой (родители ещё не пришли) и он боялся открывать её, мол я запачкаю кровью весь пол и тоже, как-то р-раз и исчез. Все мы были напуганы.

Домой? Не-е-е-т! Домой я не хотел идти, опасаясь наказания за свои шалости. Решил уйти в другой подъезд, вдруг и от Алёшкиных родителей достанется. Так и стоял в чужом подъезде, кровь текла по руке на перила, я плакал.

Вдруг двери лифта открылись и вышла молодая женщина. От неё пахло ландышами. Она всплеснула руками, обняла меня за плечи и повела к себе в квартиру, приговаривая: «Господи, малыш, ну что случилось?» Постирала мою рубашку, намазала около раны йод и перекисью водорода пыталась остановить сочащуюся из брови кровь. Меня трясло, из-за страха и потери крови. Она очень ласково пыталась выяснить что произошло, мой адрес и номер телефона. Я говорил, что сам виноват, упал, не надо звонить родителям, но в конце-концов, всё же сдался и рассказал, как было.

А время уже было около семи вечера, родители не находили себе места, и тут эта женщина позвонила им и сказала, что я нашёлся. Никто меня не ругал, мы пошли в травмпункт, где мне наложили швы, вкатили противостолбнячный укол под лопатку. И как-то так дружба с Лёшкой и Серёжкой закончилась, просто приятели и всё. Мама и папа мне сказали, что настоящий друг не бросает своего товарища в беде.

ЖЕНЩИНА с добрыми руками и запахом ландышей, с тех пор навсегда в моём сердце.

Экспериментатор

Лето. Жарко. Хочется пить. Бабушка всегда говорила, что газировкой не напиваешься и принесла ГРИБ. А я называл его «ГРИП» и думал, что от него люди как-то заражаются этой болезнью. Бабуля сначала промыла пятилитровую банку, налила туда заварку из чайника, насыпала много сахара и долила кипячёной воды по самые плечики. Потом положила туда нечто склизкое и противное, закрыла банку марлей (чтоб чаинки из заварки не попадали туда при доливе). И это «нечто» начало расти, а вода в банке – пузыриться. Ужас обуял меня, мне казалось, что в головах людей при болезни (они гриппуют) росло нечто подобное, многослойное, медузообразное. Я долго сопротивлялся и на все предложения попробовать попить жидкость из банки отвечал отказом. Но потом, зажав нос пальцами, всё же попробовал. На моё удивление это была вкуснейшая газировка.

Дальше я стал размышлять – сахар мы туда кидаем, а плёнка гриба, очень напоминает тесто, которое мама выливает на сковородку, чтобы приготовить вкусные и сладкие блины. А в банке-то слоёв этих блинов – штук тридцать. Вода сладкая. Так зачем-же дело стало? Сейчас приготовлю блины на всю семью и стану великим кулинаром.

Зажёг газ на плите, поставил сковородку, налил подсолнечного масла. Аккуратно вытащил гриб из банки в глубокую миску, отслоил один «блин» и положил его в кипящее масло. На кухне завоняло уксусом и ещё какой-то гадостью, дым стоял коромыслом. Гриб скукожился. Зрелище было не для гурманов. Эксперимент пришлось срочно свернуть, проветрить кухню и помыть прожаренную сковороду. В этот день кулинар из меня не вышел.

Школа

Вот и первое сентября 1977 года. Первый раз – в первый класс. Школа новая, точнее их две 231-ая и 217-ая, стоят рядышком, как сиамские близнецы, соединённые проходимым насквозь спортзалом. Считается, что в 217-й учиться одно хулиганьё и всех пугают, мол будете плохо себя вести, переведём в 217-ую.

Рядом в «Торгаше» (в Торговом центре), расположилась футбольная школа – мечта всех мальчишек наших дворов. В один из погожих сентябрьских дней был объявлен набор в эту самую школу. Я упросил папу пойти со мной записываться.

Нас, мальчишек, распределили по парам. Надо было пробежать 60 метров. Прибежавшего первым из пары записывали в футбольную школу. Мой соперник оказался быстрее в беге и я, хлюпая носом, пошёл жалиться папе. Я так хотел быть футболистом! «Не переживай!» – сказал папа: «Просто у тебя вес больше, поэтому ты и бежишь чуть медленнее», – и купил мне с горя большой и сладкий арбуз. Он был настолько хорош, что о своей печали я сразу позабыл.

Учился я средненько, классная наша была «русичкой». Ох уж, а писал – «куролапой»! Классная ставила мне в разлинованной тетрадке «СМ» и тройки с минусом. Дома приходилось, под чутким папиным руководством, выводить палочки и овалы, иногда опасливо поглядывая на, висящий на дверной ручке, ремень.

Зато музыку я любил и занятие пением плавно перерастали в арии туалетной и ванной комнаты. Думаю, родители устали от моих песен и приняли решение перевести меня в школу с хоровой студией, где я мог бы реализовать все свои творческие намерения.

Нужный 246 автобус раз в полчаса ходил до этой школы прям от дома. А чтоб за мной был глаз-да-глаз, отправили вместе со старшей сестрой. Ну и соседка по подъезду МАТРЁНА КОНСТАНТИНОВНА вела там русский язык.

Цифры у номера школы были замечательные – 1166, не запомнить трудно. Здание было старым 1950 года постройки, зато преподавательский состав был замечательный. Да и кружков по интересам было много. Я записался в географический и астрономический.

До обеда – школьные уроки. После обеда продлёнка и музыка. Фортепьяно плюс аккордеон. Кто-же был по фортепьяно там? Даже и не припомню. А вот на аккордеоне меня учил играть почти слепой ветеран войны.

Занимались мы в школьном бомбоубежище. В школах 50х годов это была стандартная планировка, поскольку все боялись ядерного удара со стороны американцев. А тут – толстые стены, автономное питание, вентиляция – в общем – жить можно. Правда ветерану-преподавателю было холодно, работал нагреватель. Он всё время курил, смачно «выплёвывал лёгкие» на пол и растирал их ногой.

С инструментом я был ленив, преподаватель чаще играл за меня. Запомнил я лишь ход левой руки «ФА-ДО-СОЛЬ-РЕ-ЛЯ-МИ-СИ». Чтобы я учился играть на аккордеоне скорее было желание мамы, бабушка, ну и папы.

Это он иногда садился дома с аккордеоном и без всякого образования, на слух, корявенько, но с душой выводил на трофейном инструменте «Есть на Волге утёс», выравнивая уровень «мастерства» своим восхитительным тенором с вибрирующими гласными.

Ну, а я пел с удовольствием в хоре, даже в детской опере. Обожал своего хормейстера Ольгу Арнольдовну Скворцову, был весьма перспективным, по местным меркам, солистом. Спели «Аврору» и «Попутную песню», получили второе место по Москве на фестивале школьных коллективов в Центральном Доме Пионеров. Успех, что уж там говорить!

ПионЭр

Да, помню тот апрельский день 22 число 1980 год. Дома мама выгладила кипельно-белую рубашку, галстук, школьную форму. В голове крутился стих «Как повяжешь галстук – береги его, он ведь с красным знаменем цвета одного». Солнце сияло, с крыши летела звонкая капель, душа ликовала: «Вот ещё чуть-чуть и пионер! Главное клятву не забыть. Не забыть!»

Принимали нас в пионеры на ЛЭМЗе, крупнейшем заводе нашего района. Была экскурсия, было интересно. Задира Сашка Ионкин был барабанщиком отряда, отличница Лена Гордеева – командиром отряда, а её старшая сестра, будучи Председателем совета дружины школы и принимала нас в пионеры, вместе с работниками и ветеранами ЛЭМЗа.

Потом была интересная экскурсия по заводу. Мальчишки интересовались всякими приборами и инструментами. Наша Татьяна Ивановна – классная-географичка радовалась вместе с нами. Домой отпустили пораньше. Я прям парил от счастья! И дело даже было не в символике и политике. Просто я стал на ступеньку старше, ответственней и мог гордо сказать: «Я – пионер!», что, собственно, значит – первый.

Олимпиада-80

«Реет в вышине и зовёт олимпийский огонь золотой» – разрывались весной 1980-го года все радиоприёмники страны голосом Тыниса Мяги. Что-то такое интересное должно было произойти летом. Вдруг стали «выкидывать» в магазинах импортный финский сервелат. Вкусные соки имели причудливую форму не стеклянных банок, а треугольных и квадратных пакетов, а то и вовсе серебряных овалов с обязательной трубочкой. Это было что-то похожее на обещанный рай-коммунизм. Дефицитной жвачки – хоть обжуйся! «Пепси-кола» в фирменных ларьках – пожалуйста (только очередь выстоять). С улиц исчезли антисоциальные пьяницы, у метро и вокзалов пропали попрошайки. На тротуарах чисто.

Сестра прибежала довольная из спортивной гимнастической секции. Обрадовала нас, что будет выступать на Олимпиаде-80 с коллективным номером «Девочки с куклами». Мама аж захлопала в ладоши.

Началась подготовка к Олимпиаде. Оксане вручили куклу, с которой она будет выступать. Кукла-Катя была большая, красивая, по тем временам – дорогая! Стадионы, иностранцы, соревнования! Столько красивых спортивных сооружений построено. Все только и говорят: Олимпийская деревня, Гребной канал в Крылатском, Велотрек, Спорткомплекс Олимпийский. Фантастика. Она уже приближалась, вот-вот и…

Сестра получила травму ноги, меня отправили в лагерь (в целях безопасности), подальше от шпионов-иностранцев. А когда в конце августа я приехал со смены домой, всё уже было закончено. Олимпийский Мишка улетел на шариках. А с ним улетела и финская колбаса с соками, импортная жвачка и чувство праздника. Страна всплакнула на трибуне и принялась жить по-советски обыденно.

Любовь-морковь

Наш «В» класс был очень дружный и весёлый. Всё так сложилось благодаря нашей классной Татьяне Ивановне, преподававшей географию и просто «горевшей» на своей работе. География для нас была предметом обожания. Мы до дыр разглядывали карты, учили политическое строение государств, находили залежи золота и алмазов. Делали всяческие доклады, номера для всей школы на тему союзных республик. Жизнь кипела!

Девчонки наши были очень симпатичными, но только одна девочка жила в моём сердце. Она была стройная, длинные каштановые волосы спускались ниже плеч, а её глаза мне не забыть никогда! Всегда стильно одета и приветлива, с очаровательной улыбкой. Да что уж там говорить, мы же с ней занимались в одной музыкальной студии и пели в одном хоре.

Новогодняя дискотека проводилась в классе, мы отплясывали под Натальин импортный магнитофон. «Хендз ап, бейби хендз ап», – Оттаван просто жарил диско!

А потом настала пора медленного танца и хит сезона, песня Аллы Пугачёвой «Миллион алых роз». И мы танцуем с ней. Ну да, как пионеры, но что может быть прекраснее наивной детской любви? Ччёрт, где я был?! В космосе? Нет, наверное, даже за его пределами!

Но меня приземлили. Оказалось, что влюблён я в прекрасную Наташу, не один. Со мной в эту же школу перевёлся ещё один мальчишка, Виталька. Мы с ним вроде как сдружились. И мне казалось, что он пытается копировать меня, общительностью, любопытством. Что делал я, то делал и он. Зачем?

И вот, этим замечательным зимним вечером, я решил проводить Наташу домой. У подъезда простился, неловко поцеловав руку (так в моём воображении должен был поступить джентльмен). Как оказалось, за нами следили. Выходя из подъезда на дорогу, меня остановил стоеросовый детина, который учился на год младше и водился Виталькой.

– Короче, ещё раз я тебя увижу с ней, получишь, понял. Это Виталькина девчонка!

– Понял

Я пошёл дальше на остановку, коря себя за малодушие и соглашательство, но в душе решил не отступаться от своей любви, чего бы это мне не стоило. «Врезать бы Витальке!»

Драться с ним я не стал – не люблю конфликтовать, но перестал общаться с соперником, и ещё больше увлёкся предметом своего обожания.

А Наташа пригласила меня к себе в гости. Впервые я шёл к девочке домой.

Дверь мне открыла её приветливая мама. Дома было очень уютно и по советским меркам – шикарно. Папа был в рейсе, он работал в «Аэрофлоте».

Всякие импортные безделушки красовались на видном месте, но всё было очень гармонично. Мы пили чай и разговаривали об увлечениях. Так, наверное, и начинаются любовные истории с хеппи-эндом. Ах, если бы не моя мама, с её материнской любовью и желанием сделать всё ещё лучше!

Мы договорились теперь встретиться у меня. Я с большой охотой (как никогда), «вылизал» квартиру. Дома была только Оксана, родители уехали на дачу. И стал ждать. Наташа позвонила и сказала, что выезжает. Я отмерил полчаса и пошёл на конечную остановку автобуса её встречать. И надо же было случиться такому, что автобус проскочил мимо конечной и, сделав круг, поехал к следующей остановке! Как я только не махал и не кричал, сидящей в автобусе любви, она не замечала. Видимо сказывалось напряжение от предстоящей встречи.

Постояв ещё пять минут, я грустный побрёл, домой. Чуть ли не рыдая сказал сестре, что «всё пропало». На что Оксана мне ответила: «Если любит – позвонит!» И через полчаса случилось чудо. Наташа позвонила, сказав, что видимо проехала остановку. Я с точностью перечислил ей количество остановок до своего дома. И, как только она выехала, сразу вышел к предыдущей остановке от конечной, дабы не запутаться. Наконец, через полчаса мы встретились. Моему счастью не было предела. Я порхал вокруг этой чудесной девушки, как мотылёк. Играл ей что-то на фортепьяно, пел, угощал чаем с тортом. Это была уже весна и не только на улице, но и в сердце.

И…, тут мама решила, что я слишком талантлив для хоровой студии местной школы и повезла меня прослушиваться в хор имени Попова. А там таких – пруд-пруди. Но мама была очень настойчива, в очередной раз перекроив мою судьбу, поехала со мной в Московскую Хоровую Капеллу мальчиков в Палашёвском переулке, где меня, прослушав, приняли на обучение.

Ещё раз, летом я встречался с ребятами из класса и Наташей у её дома, но то было прощание с детством и первой любовью. Следующая наша встреча произошла спустя 25 лет. Мы оба были счастливы в своих семьях, у нас уже были свои дети, но мы ничуть не изменились и не изменили нашей привязанности и дружбе!

Капелла

Нет, страшно не было, я уже привык перемещаться из школы в школу. Но тут – центр Москвы, даже на прослушивании было как-то не по себе. Мама зашла со мной в маленький кабинет, увешанный афишами. За столом сидела невысокая женщина явно театралка. Красивая тёмная сорочка, затемнённые очки, чёрные волосы, на руках эстетичные украшения. Справа у стены стояло фортепьяно.

– Здравствуйте, – сказали мы с мамой.

– Здравствуйте, проходите! Меня зовут Нинель Давыдовна, я руководитель Капеллы мальчиков.

– Вера Петровна, а это мой младший сын Саша, – представила нас мама. Вот решили продолжить обучение, читали про ваш замечательный хор. У Саши очень хороший голос, может быть он вам подойдёт?

Нинель Давыдовна встала и прошла к фортепьяно. Даже за эти два шага было видно, что внутри этой театральной женщины просто стальной стержень и железная воля. Она присела к инструменту и спросила:

– Ну что будешь исполнять?

– «П-п-попутную песню» Глинки, – разнервничался я.

Но с первыми аккордами, напряжение ушло, я спел «на ура» и Нинель Давыдовне понравился. Я вообще многим был приятен, поскольку был полноват и улыбчив. Руководитель посмотрела на меня сверху вниз и сказала:

– Да, голос не плохой, но есть над чем потрудиться, но главное для мужчины – это фактура, а она у него имеется. Берём!

Мама была счастлива, всё шло по её плану, ну а мне надо было готовиться к встрече с очередным классом. На этот раз это был 7 класс «А».

Школа считалась «элитной», так как в ней обучались дети московских чиновников, людей «денежных» профессий, желавших привить своим чадам любовь к искусству. Мне это немного напоминало фильмы про дворян, где в барские дома нанимались учителя музыки к светским дитятям, (ха-ха) хоть и происходило это всё в коммунистическом обществе, где бар быть не должно!

Оказалось, всё гораздо проще. Дети там были из разных слоёв нашего общества, просто у партийной элиты возможности отдать ребёнка в это заведение было чуть больше, но брали туда ребят в основном талантливых.

Наша классная, биологичка Татьяна Павловна, представила меня классу. Особого впечатления на ребят это не произвело, поскольку небольшая ротация всегда присутствует в школах, а уж на протяжении семи лет к этому можно привыкнуть. Меня удивило, что в классе всего четыре девочки (хотя Капелла мальчиков, чего ж тут удивляться), в предыдущей школе девочек было больше половины класса!

Сразу ко мне подсел и познакомился Жорка Захаров. Светло-вихрастый, юркий и весёлый парень. Сразу начал выпытывать, а что я знаю о девчонках в подробностях. Ну это сейчас понятно, что «процесс пошёл» и мальчишки стали постепенно превращаться в юношей. Потом Жорка, по секрету, показал мне на парте укромное место, где с анатомическими подробностями была нарисована женская фигура от шеи до колен. При этом он всё время меня подначивали говорил «смотри-смотри», а сам наблюдал за моей реакцией. Наверное, ему было интересно, один ли он так живо реагирует на обнажённую фигуру. Да, рисунок был хорош и внутри меня, конечно, поднимались какие-то чувства «от мыслей ентих» (как пел Юрий Лоза), но виду я не подавал и с равнодушным лицом прикрывал этот художественный образ тетрадью и говорил: «Ну и что!?»

В классе были «лидеры», были «ботаны», «тихони», «клоуны» и «хулиганы». Но все учились как-то дружно, без особых конфликтов. Даже шалости и неуместно-глупые выходки терпелись классом до последнего.

Сначала меня записали в простой (не концертный) хор, где мы распевали только пионЭрские песни. Мы с Жоркой там больше не пели, а шушукались и дёргали девчонок (да, в этом хоре были девчонки!) за косы и косички.

К занятию на фортепьяно добавили ещё инструмент. Сначала это была валторна. Но я категорически не мог так сжать губы, чтобы звук в инструменте завибрировал. Получались только неприлично-туалетные звуки. Музыкальное начальство сжалилось надо мной и выдало мне кларнет. И дело, хоть и ненадолго, пошло!

На фортепьяно, я как и прежде, ленился заниматься, хоть до сих пор и умею играть ровно два произведения, которые играл на экзамене в 8м классе. Просто ангельское терпение было у моего преподавателя, очень красивой и доброй, хрупкой Анаиды Юрьевны Унановой. Это была молодая девушка, скорее всего, недавно закончившая педагогическое музыкальное образование. Мы и разговаривали с ней на лёгком дружеском языке. Я цитировал весёлые фразы из мультиков, стараясь наиболее точно спародировать голос актёра, она мило улыбалась и настойчиво просила меня переиграть отрывок из произведения.

Как-то раз, при очередной моей пародии, на фразе «Привет, Чучундра!», вошла Нинель Давыдовна. Она быстро выставила меня за дверь и о чём-то долго беседовала с Анаидой. Когда после этого я вошёл в кабинет, на бедной девушке не было лица. Она ещё больше притихла. Я сразу всё понял, что Нинель не допускала никакого панибратства в обучении. Мне было очень стыдно за своё поведение и (прям дурак!) что я ненарочно подставил Анаиду под эмоциональный удар. Я попросил у неё прощения и больше не позволял себе цитировать мультики на уроке.

Добирался я в школу на проходной Савёловской электричке до Белорусского вокзала, потом садился в троллейбус и ехал до тогдашней улицы Горького. Магазин «Саша» (совпадение?), в арочке Палашёвского переулка моя Капелла. Чуть позже там построили станцию метро «Горьковская» и уже надобность в троллейбусе отпала.