Текст книги "Бретер и две девушки"

Иногда Катька пропадала на целую неделю, а то и две.

– Куда это подружка подевалась? – спрашивала Верыванна.

– К родным на Брянщину укатила, – отвечала Лиза. – Или на Смоленщину, не помню точно.

Потом, как Катька объявится, Верыванна мельком ее спросит:

– Ну, как родня?

– Нормально, – ответит блудная дочь, и тема исчерпана. Но от Лизы ей так просто не отвертеться. Да она и не думает отвертеться: поделиться с подружкой – святое дело:

– Нагулялась, кажись.

– С кем?!

– С Лехой.

– А Ахмет? Ты ведь говорила, он лучше всех…

– С ним кончено.

– Из-за чего?

– Из-за двух слов, представь! Я ведь, знаешь, у него уже недели две жила, а ему ж надо, что б ты, как Пенелопа, а он припилит, когда захочет. Так вот в последний раз прождала я его четыре дня! Озверела уже! От неча делать решила постирать, собрала кучу тряпок, уж и машину открыла, да передумала, хрен, думаю, с бельем, – тут он и явился! В ванную сунулся, носом покрутил, мало того, говорит, что везде бардак… А я ему – мало? Добавим. Куда, говорит, добавлять, слушай! А я возьми и брякни – Ахмет, заткнись! И все! Выгнал без выходного пособия. А я ж долго одна не могу… Ну, тут как-то пилю по Тверской, одинокая и задумчивая, вдруг Леха! Весь в новой джинсе, желтых шузах – зашибись! Чего это ты, говорит, молодая-красивая сохнешь без никого? Да пошел ты, говорю, не видишь, тоска у меня? А он – какая же ты, Кэт, глупышка! Оторвемся, оттопыримся, все и пройдет! И правда прошло…

– Но ты же не любишь его…

– Ну и что? Погулять-то можно.

– И как же гуляли?

– В горелки бегали! Ну, ты даешь! Как люди гуляют, не знаешь?

– Знаю, знаю. Но, по-моему, это должно случиться, только если уж нельзя, чтоб не случилось…

– Ну. Я только так.

– Если любишь…

– Вот так целкой и помрешь!

– Ну, если мне не нравится никто, вот влюблюсь…

– Но к тому времени, дитя мое, надо уже кое-что уметь. Практика – вот главный козырь невинности. Вообще, современная девушка должна знать четыре вещи – пирсинг, пилинг, кастинг и факинг.

– Это все, что ты знаешь по-английски?

– Не только по-английски. Арт аморис – слыхала?

– Слыхала, слыхала.

– Так вот, пасть надо низко, но красиво. И между прочим, успеть разобраться, кто упал вместе с тобой.

– Что ж, так и спать со всеми подряд?

– Кто сказал «подряд»? И почему непременно спать? Вот, помню, мой первый… Так с ним только покушать. Вообще-то, путь к сердцу мужчины лежит, как известно, через его желудок. Но с ним это был путь в никуда. Пока накушается… Короче, на любовные игры и загадки у него уже ни сил, ни времени не оставалось…

– А говоришь, арт аморис…

– Балда! Для того и практика, чтобы найти супер. Вот, к примеру, этот твой Терри…

– Ахмет, заткнись! Маматома тебя уже накрутила, да?

– Ну…

– Еще о нем вякнешь, никуда не поедем.

– Поял… Слушай, я чё подумала… Давай на дорожку переделаем наши имена по-иностранному – чтоб легче было в их швейцарскую малину въезжать. Допустим, я – Китти.

– Договорились – Китька.

– А ты – Лиз.

– Нет уж, останусь, как есть. Лизаветой.

– Хозяин – барин.

Они никогда почти не ссорились, так, легкие размолвки, обычно кончавшиеся быстрым примирением – зависимая Китька всегда уступала.

И наконец, пора было укладываться. Прежде всего следовало подумать о подарках для Марины и Терри. И Китти заявила, что тоже будет участвовать в их покупке. Мать взяла дополнительную работу, день и ночь стирает, убирает, так что баксов пятьсот ей соберет. Но Лиза сказала, пусть оставит денежки при себе, чтобы могла прибомбить что-нибудь в Швейцарии, а подарки маматома уже купила. Обычный набор: икра красная, черная, осетрина, севрюга, буханка черняшки. Кроме того, для Терри – галстук афигенный, а Марине – коктейльное платьице от «Буссет».

Ехать решили налегке – в джинсах и майках, с собой – по свитерочку и купальники. Остальное, ну, там фенички, тряпки докупить, если захочется, на месте. Марина сказала, если кому не хватит, она одолжит.

И настал день отлета! И такое их обуяло ликование – в нем предвкушение шикарной заграничной жизни, неведомых приключений и легкий холодок тревоги – все же предстоял отрыв от Земли… В общем, в аэропорту они еле сдерживались, чтобы не вопить и не стоять на голове, а, напротив, чинно пройти сквозь все таможенные кордоны и лишь потом наконец расслабиться и оттянуться во фришопе.

– Слушай, а не купить ли «Бейлис?» Маматома говорила, Марина обожает его.

– Берем… А вон, гляди, какая обалденная бутылка виски. Может, Терри?

– Ее! И быстро в парфюм! Там можно перепробовать самые крутые вонючки!

– Бесплатно?!

– А то… Смотри, «Шиссейдо». Давай по чуть-чуть, сюда и сюда… Так, теперь «Лан вин», нюхни-ка – миленький какой и легкий…

– Клево… Та-ак, значит, сюда, сюда… и особенно ту-уда-а…

– Ты чего! – зашептала Лиза. – Увидят!

– Ну и что? Может, я хочу всюду так пахнуть – мало ли что?

– Ли – что?

– Ли – то.

– Фи, какая вы, Китти, испорченная.

– Не испорченная, а дорогая… – простонала Китти, закатывая глаза и явно пьянея от смешанных в ней духов.

– Идем уже. – Лиза дернула ее за руку.

И тут они поймали буквально шипящий взгляд продавщицы и, обворожительно ей улыбнувшись, направились к выходу. Уже выйдя, Китька обернулась и показала ей язык. Тут как раз и посадку объявили. Проходя в самолет, они восхищенно переглядывались. Затем уселись на свои места, пристегнулись и, не сговариваясь, тихонько взвизгнули: с ума спятить – летят в Швейцарию! От таких больших переживаний они не заметили, как взлетели, пропустив тот самый немыслимый и невозможный отрыв от Земли. За окном нежились на солнышке облака и превращались то в необозримые снежные поля, то в ватное одеяло, под которым ворочалось какое-то огромное существо и натужно дышало в сторону их самолетика – ой, мамочки!

Китька бегло оглядела салон и сообщила:

– Мы тут как бы самые клевые девчонки.

По проходу подкатил стюард, строгий и элегантный.

– Вы прям как дипломат, – умильно глядя на него, сказала Китька.

– Я и есть дипломат.

– Значит, шпион.

– Лучше – разведчик.

– И какая же развединформация вас интересует?

– Что будете пить? Минеральную воду, сок, пиво, вино белое, красное?

– Все! – хором отвечают обе и хохочут.

Они браво чокаются стаканчиками с красным вином… Потом с белым… И еще по глоточку пива… Ха-ха-ха, такой вот винегрет!..

– А теперь, – говорит раскрасневшаяся Китька, – продолжим урок. Кстати, ты заметила, как этот шпион пялился на нас? Конкретно раздел и вещички прихватил… Итак, дети, мы с вами уже говорили о том, как важно выбрать достойнейшего, и об умении красиво пасть, но есть еще кое-что, без чего все это, в общем, бессмысленно…

– Ну, что там еще?

– Как бы это поделикатней?.. Короче, чтобы вместо фрикции не вышла фикция.

– Совсем сдвинулась на этих фикциях.

– Скажи спасибо, Лизок, что тебя просвещают. Меня вот одна старая артистка учила – мы с мамкой у нее убирались в прошлом году. Деточка, говорит, все мужчины обманщики и щипщики, но с ними можно работать. Есть способ, она сказала – мертвого подымет.

– Мертвого-то зачем!

– Не перебивай. Гляди, берешь ногу…

– Чью?!

– Куриную, блин, ну что за вопрос! Его, его ногу…

– И изо всех сил щекочешь?!

– От сяло, – покачала головой Китька, – вон из класса и без родителей не являться.

– Все, молчу, берем, значит, ногу…

– …и легонько так целу-у-ем… Выше, выше…

– О, боги, куда?!

– Не догадываешься?

– Не-а. А вторая?

– Что, вторая?

– Ну, что в это время со второй-то ногой?

– Вторую, тундра, гладишь…

– Ну уж нет! Лучше в монастырь!

Тут снова подкатил шпион-разведчик-стюард-дипломат и с тонкой улыбкой отравителя осведомился:

– Мясо, рыба, кофе, чай?

– Лизка! Быстро отвечай!

– Отвечаю, отвечаю: мясо, рыбу, кофе, чаю!

– Во мужчина с большой буквы! – сказала Китька, когда стюард укатил. – Верней, с трех больших букв!

– Прям уж и не знаю, можно ли такую шалаву ввозить в Швейцарию, там ведь у них все так тихо, спокойно…

– Да ладно, я ж так, болтаю только…

И самолет пошел на снижение.

– Ура-а, – хором прошептали путешественницы. Жизнь была прекрасна и, что подкупало, вся впереди!

* * *

Желудок взвыл, как голодный волк, и тут же виновато примолк. Еды в доме нет, и он это отлично знает. Но идти сейчас в магазин я не намерен. Старый стал, немощный. Да и есть, если не считать автономный вопль желудка, вовсе не хочется…

К тому же я почти перестал чувствовать себя цельным, особенно по утрам. По утрам в нашем королевстве раскол – распадаюсь на бесформенные куски боли – в голове, спине, животе, руках… И как все это собрать и запустить в магазин? И что же делать? Этого не знает никто. Просто таково условие задачи – собрать и запустить. А ответы на все эти Чернышевские вопросы находятся в конце задачника, но где сам задачник – не знает никто… Я мог бы написать трактат о боли. О том, что она любит нападать внезапно – как нож в спину! И ты готов: ни вздохнуть, ни глотнуть. Или, наоборот, подкрадывается издалека, исподволь, как тягучая песня, постепенно переходящая в ноющий кошмар. Я напишу о болях острых и тупых, пронзительных и поверхностных, трассирующих и глубинных, как бомбы, взрывающие гигантские корабли. Я назову этот трактат «Закон сохранения боли», потому что, однажды появившись, она уже не исчезает никогда. Просто в иные погожие деньки может притаиться, свернуться, как кот, и задремать. И тогда я просыпаюсь вроде целехонький и свежий, но все равно встаю с постели крайне осторожно, чтобы не потревожить ни одного из котов. И если удается, то могу потом провести весь день – дни! – без мучений, как обычный здоровяк. Но одно неосторожное движение – скажем, резкий поворот, натягивание брюк или ботинок… Кстати, надо наконец избавиться от шнурков, теперь ведь выпускают такие замечательные ботинки на липучках… Но страшней всего, конечно, корчи погоды, внезапные пляски магнитных бурь. В этих гибельных случаях от тебя вообще ничего не зависит, и все до одного коты могут разом вцепиться в тебя, как сорок тысяч братьев. И тогда только уколы… Впрочем, что ж скулить, если выбрал дело, в котором травмы заложены изначально. Плюс возраст. Седьмой, между прочим, десяток. Половина седьмого. В общем, в будущее уже смотреть бессмысленно – что ж смотреть в то, чего нет?.. Лучше обернуться назад, там был юн… И была любовь… Ну и что ж, что безответная? И потом… был момент… Только я его упустил. Нет, не упустил. Не удержал…

Я когда Верочку впервые увидел, сразу понял, что попался, – так вдруг что-то заныло внутри… Эх, сойдись тогда две наши половинки, играли бы сейчас с внуками. Вместо этого сижу, как дурак, перед ящиком, но не включаю, разумеется. Потому что все, что у них там в последнее время взрывалось, совокуплялось и дралось, вызывает лишь отвращение. Впрочем, был бы экран, а картинки найдутся.

Вот, скажем, наш коммунальный приют на Солянке. Все мы тогда дружно шли к коммунизму. Шли, шли, а так и не пришли. У нас и сказки такие – поди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что. Но я-то знаю, куда пришел – во двор моего детства! Пасмурно, серо. Шайка бездомных псов вяло бредет по двору. Вдруг все, как один, напряглись и замерли, уставившись в одну сторону. Там, у большого дерева, полуобернувшись и следя за сворой, стоял на задних лапах кот. Одной передней лапой он небрежно уцепился за дерево, обозначив таким образом готовность в случае чего взлететь на дерево, удрать.

И так некоторое время они стояли. Псы дрогнули первыми и, повернувшись в другую сторону, с деланым безразличием пошли прочь. Тогда кот убрал лапу с дерева и развинченной походкой отправился по делам…

Крутится черно-белое кино… В коммуналке нас трое – дед, мама и я. Коммуналка неспокойная и часто буйная. Особенно по праздникам – пьянки, драки и поножовщина, потому что соседи наши все как на подбор – бандиты, пьяницы и психи, за исключением двух старушек, приноровившихся жить, кажется, вообще не вылезая из норы. Так что после праздников обычно кого-то волокли в больницу, других сажали, но ненадолго, вероятно, чтобы к следующему празднику все были в сборе. Поэтому жизнь наша никогда не теряла этой своей жуткой стабильности. Правда, нас братва почему-то не трогала: может, уважала деда-врача – вдруг придется подлечиться? Но эта тоска от беззащитности и вечное, липкое ожидание лютых драк на всю жизнь окрасили для меня все те праздники кровью и унижением. Но что мог я, пацан, поделать с тем отребьем?.. Только копить ненависть и месть… Так, может, именно тогда зародилось во мне это желание сделать наконец что-нибудь… Но лишь спустя много лет соблазнительная туманность вдруг обрела четкость и блеск Идеи. И такая в ней была подкупающая дерзость и в то же время банальность! Так она была невыносимо банальна, что уже опять свежа! Человечеством ведь по существу все давно сказано и сделано, новизна возможна лишь в деталях. И нужно просто суметь выудить из людского багажа то, что нам в данный момент – позарез! А именно – за низость, за преступление должно следовать наказание, скорое и неотвратимое, как удар клинка. Дуэль – вот что это была за Идея! Своего рода дуэльный синдром, или, как я его сокращенно обозначил, синдром Д. Разумеется, я имел в виду не «панические атаки» публичных придурков, о которых иногда сообщал ящик. Я решил возродить поединок чести как систему, что для меня, старого фехтовальщика, было даже не то что естественно, а неизбежно. Негодяй должен знать, что рано или поздно получит вызов. Оружием возмездия я выбрал шпагу. И не только потому, что сам некогда фехтовал на этом виде оружия. Я, кстати, и со штыком управляться умел, с него, собственно, и началось мое фехтование. Но в бою на штыках нет интриги, нет блеска, фатум же требует спектакля.

Я так много, так упорно думал обо всем этом, что Идея стала воплощаться в моем воображении – так ярко и подробно, со всем хороводом лиц, рож и судеб, что ее практически было не отличить от жизни.

Часть 2

Марина стояла посреди зала ожидания, отдельно от других встречающих, и вертела головой: она их еще не видела. Лиза же сразу заметила ее, хотя до того они встречались только раз, и была поражена. Издали Марина выглядела совсем девочкой – маленькая, худенькая, темные волосы забраны в косичку. «Смотри, вон она, вон!» И они побежали к Марине. Вблизи она тоже выглядела необыкновенно юно и свежо.

– С приездом, девочки, – широко улыбаясь, сказала Марина.

– Это Катя, – представила подругу Лиза, – верней, она теперь решила на английский манер побыть немножко Китти.

– Договорились, Китти.

– А ты совсем без косметики… – удивилась Лиза. Как-то само собою вышло, что девчонки стали называть ее на «ты».

– Да здесь вообще никто не красится.

– Ну и мы тогда не будем.

– Разве чуть-чуть, – пролепетала присмиревшая от безупречной Марининой красоты Китти. Марина совсем не была похожа на их с Лизкой мам, изможденных и постаревших. И хотя Тома, в отличие от Киттиной матери, красилась, это ее не молодило. Просто давало понять окружающим, что грачи еще не улетели. Хотя вряд ли, думала Китти, кого-нибудь могли заинтересовать эти грачи.

– Так, девочки, сейчас завезу вас домой и брошу, так как должна вернуться на фирму. Вы же пока устроитесь, отдохнете, а вечером будем делать барбекю, идет?

– Идет! – благодарный хор девочек.

– Кстати, у нас сейчас гостят Мусенька и Майра, мать Терри, такая, типа, чопорная англичанка, но вообще-то милая и добрая.

– Майра… – мечтательно вздохнула Лиза, – какое красивое имя…

– А кто это Мусенька? – поинтересовалась Китти.

– Моя бабушка – Тома вам разве не сказала? – только ее ни в коем случае нельзя так называть и даже по имени-отчеству нельзя – терпеть не может! Да у вас и язык не повернется – она у нас такая куколка. Она из тех первых советских львиц, которые гоняли на «Волгах» по Москве. И вот это сознание собственной исключительности живет в ней до сих пор. Даром что львице уже за восемьдесят.

Марина легко, грациозно вела свой «форд», а вокруг разворачивалась Женева. Потом Женева кончилась и мимо поплыли приальпийские луга, на них паслись аккуратные, чистенькие коровки.

– Посмотрите, какие у них большие колокольчики – как чайники! – засмеялась Марина. – Это чтоб не потерялись в горох. А звон от них прямо храмовый, правда?

И наконец приехали. Всего в пятнадцати минутах от Женевы, почти у самого подножия Альп, расположилась маленькая деревушка – Ля Рип, где и поселилась красавица Марина.

– А вот и наш Chateau, – объявила она, въезжая в аккуратный цветущий дворик, – правда, только половина, в другой живет хозяйка, но нам хватает… Сейчас увидите – два этажа, пять комнат, веранда… Вы-хо-ди!

Девчонки выскочили из машины, расправили крылышки и радостно огляделись.

– Смотрите, черешня поспела как раз к вашему приезду, отдохнете – можете нарвать.

– А хозяйка? – заволновалась Китти. – Вдруг увидит?

– Ну и что? Она разрешает, рвите сколько хотите…

Дверь Марина открыла одним поворотом ключа – никаких там хитроумных запоров, – и троица вошла в дом.

– Так и оставляешь? – изумилась Китти.

– Конечно, здесь все так.

– И не воруют?

– Это же Швейцария, – снисходительно улыбнулась Марина. – А вот и Мусенька…

По винтовой лестнице спускалось, конечно, ископаемое, думала Китька, – две пластические операции, о которых поведала по секрету Лиза, может, и позволили ей когда-то там косить под герлу, но сейчас… Правда, она не похожа на обычных бабусек – в шелковом кимоно, вся в каких-то жутких бусах… Не, но вообще видно, что когда-то была супер, да и щас еще звездит: подбородок, нос, брови – все вверх…

– Здрасьте, девочки, милости просим… – ласково улыбаясь, сказала Мусенька. – Здравствуй, Лизанька, давай-ка поцелуемся… А как зовут подружку?

– Китти, – вставила Китти.

– Ах вот как. А Левин уже имеется?

– Нет. Но надежды не теряю.

– И правильно… А Майра укатила по магазинам, – ответила она на немой вопрос Марины, – вернется вечером с Терри.

– Ну ладно, мои хорошие, бросаю вас, разбирайте вещички, осваивайтесь, вернусь часиков в семь, и займемся барбекю. А в субботу или в воскресенье закатимся на фондю. У нас тут на уикэнд все отправляются на фондю.

– А что это – фондю? – спросила Китти.

– Это такое блюдо из сыра, хлеба и вина. По правде сказать, мне оно не очень-то, но сама поездка в какой-нибудь уютный альпийский ресторанчик… Ну все, пока!

– Но посмотри хоть, что мы тебе привезли… – начала было Лиза, но Марина замахала рукой:

– Вечером, вечером, а то начальница мне задаст, и так все время придирается…

– Потому что нельзя-а быть краси-ивой тако-ой, – пропела дребезжащим голоском Муся и добавила: – Ну все, не задерживайся, а я им тут пока покажу, где что.

Экскурсия началась с первого этажа, его занимал огромный, светлый зал с аппендиксом кухни. В зале – диван, большой, как у короля Артура, круглый стол и камин. А по белым стенам – картины. Тут же, на первом этаже, маленький туалет с раковиной, в нем пахнет так, что не хочется выходить. Но если выйти, то сразу слева винтовая лестница на второй этаж, там спальни – хозяйская и гостевая, к ним – две ванные комнаты, два туалета и маленькая гладильня.

– В этой светелке сейчас сплю я, – сказала Муся, – а в гостевой спальне – Майра, она раньше меня заехала, поэтому ей достался лучший апартамент. Но здесь тоже славно, верно?.. После отъезда Майры тут поселится кто-нибудь из вас. Впрочем, Мариночка сама после с вами разберется… А по стенам, видите, кругом бусы да ожерелья, дома в Москве у нас тоже везде побрякушки висят.

– Клево, – сказала Китти, – удобно выбирать, что надеть… А тут, Лиз, смотри… И тут…

Во всех комнатах и в коридоре на полочках были разбросаны кольца, браслеты, сережки…

– Это что, все настоящее?? – шепотом спросила Китти Лизу.

– А то. Гляди, вон брюлики как глаза колют…

– Странно… Обычно люди это припрятывают…

– Так то люди. А Маринка – королева, богатая и свободная. К тому же к ней в дом кто попало не войдет.

– А можно мне эти сережки примерить? – робко обратилась Китти к Мусеньке. Лиза дернула подружку за рукав, но слово не воробей…

– Конечно, – улыбнулась Муся, – Мариночкины подружки всегда все примеряют… Слушай, а тебе бриллианты к лицу…

– Правда?! – От возбуждения Китти зарделась, глаза засверкали, и она неопределенно подумала: «Вот оно! Ага». Ахмет дарил ей кой-какие побрякушки, но бриллианты в руках, тем более в ушах, ей держать не довелось. Тяжеленькие подвески качались в ушах, как качели, на которые одновременно хотелось и влезть.

– Поносила и снимай, – шепнула Лиза.

Китти аккуратно сняла качели и положила туда, где лежали, – без всякого притом сожаления. В сущности, они уже сыграли свою судьбоносную роль – она к ним привыкла! Так быстро? Мгновенно! То есть уже почувствовала, что значит носить брюлики, что они ей идут и, значит, придут – вот примерно какой глубины и длины мысль петляла в забубённой Киттиной голове.

Меж тем Мусенька уже показывала веранду… Комнату для стиральных машин, погреб…

– Чувствуете, как здесь прохладно? А поглядите, сколько у нас старого и очень старого вина, бутылок – не сосчитать!

– Что мы, считать, что ли, сюда приехали? – пошутила Китти.

Разумеется, осмотр дома сопровождался трепом, то есть тараторила в основном Муся. Наконец-то прибыла свежая, благодарная аудитория! А то ведь Мариночка своим обществом не баловала. Говорила же Муся в основном о ней, обожаемой внучке. Бедная девочка столько работает! У них ведь тут, знаете, прохлаждаться не дают, поэтому ей не до меня. Бывает, целыми днями – ни словечка… Ну да ладно, зато теперь девочки приехали…

– Теперь нам всем будет веселей! – подольстилась Китти.

– А хотите, я вам Мариночкины туалеты покажу?

– Хоти-им! – проорали девчонки.

Втроем они притащили из хозяйской спальни кучу тряпок и туфель, тряпки разложили на диване, туфли – на полу, и Мусенька принялась их по очереди демонстрировать, а девчонки, возбужденно перебирая, стали прикладывать их к себе. Вдруг Китти прямо зашлась от обалдения.

– Ка-акие ботильоны… – прошептала и выхватила из обувного развала пару лаковых, сверкающих стразами ботиков. Они гордо и немного брезгливо возвышались на шпильках среди других пар. – Да за них можно жизнь отдать!

– Ладно, поживи уж, – добродушно молвила Муся.

– А… примерить? – Китти слегка запнулась от волнения и боязливо покосилась на Лизу, та пальнула возмущенным взглядом – типа, уймись. Но пронырливая Киттина нога, худая и голодная (может ли нога быть голодной? Еще как!), уже лезла в ботильон. Жипст алмазной змейкой – и вот уже простушка одной ногой в раю.

– Мне как раз! – ликующе возвестила она.

– Вот и снимай, – сухо сказала Лиза, и подружка стала нехотя стаскивать сверкающий башмачок.

– А знаете, откуда эти ботики? Терри из Таиланда привез. Ах, девочки, если бы вы знали, как он любит Мариночку…

– А она? – вырвалось у Лизы.

– Она? Не обожает, нет… Хотя мужик – золото, добрый, покладистый. Если, конечно, его не раздражать… А уж как балует ее, любое желание готов исполнить! Казалось бы, ну что еще? Так нет, не нравится он ей!

Как раз в тот момент в дверях появилась Марина, и Муся незаметно приложила палец к губам, мол, молчок, о чем мы тут… А Лиза восхищенно воскликнула:

– Какая ты красивая, Марина! Чем пользуешься? В смысле, какими кремами, масками?..

– Мусенькими генами – вот чем.

– Признайся, у тебя есть любовник! – воскликнула Муся.

– Ах, Муся, не молоти чепухи, – засмеялась Марина. – Ты же знаешь, здесь ни у кого нет любовников.

– Как это?? – вылупила глазки Китти. – Совсем ни у кого?!

– Да здесь это не принято, – улыбнулась Марина. – В Швейцарии вообще с сексом как с фондю, – в определенное время, с кем положено…

– Оригинально, – пробормотала озадаченная Китти.

– Но послушайте, – воскликнула Марина, – что это тут за ярмарка? Муся! Как маленькая, право, – не надоело?

Муся поджала губы, помрачнела. «Все-таки Марина бывает очень груба. А ведь это я, если уж на то пошло, обеспечила ей шикарную жизнь – ив лучшую английскую школу определила, и в иняз, и на фирму, где Терри ее нашел… Правду сказать, училась она везде на отлично, но без моих связей…»

– Щас все по-быстрому уберем, – сказала Лиза, и они с Китти в самом деле все ловко сгребли в кучки и потащили наверх.

Муся молча двинулась за ними.

– Муся-а, не ходи порожняком! – крикнула Марина и кинула ей вслед поясок, но до Муси он не долетел, упал на пол.

Муся молча его подобрала и пошла наверх.

– Ну, прости, – сказала Марина.

Муся только махнула рукой. Спустя минут пятнадцать троица спустилась вниз, Муся порожняком, девочки – с сумками и пакетами.

– Посмотри, наконец, что мы тебе… что мы вам, – поправилась Лиза, – привезли. – И они с Китти стали проворно вытаскивать баночки с икрой и прочие продуктовые дары…

– С ума сошли – сколько натащили! – притворно возмутилась Мусенька.

– А это, Марин, твой любимый «Бейлис»… Кассеты с твоими любимыми – нашими! – фильмами… А вот цыгане…

– Цыгане! Сегодня же будем танцевать! – И Марина затрясла игриво плечиками.

– А вот еще маленькое платьице, видишь? Французское, от «Буссет».

– Атас, девочки, у меня такого еще не было, бегу примерять…

– Куда! – крикнула Муся. – Мы же все женщины, примеряй тут.

– Ладно, – немедленно согласилась Марина, быстро выскользнула из делового костюма и осталась в колготках, фиговом листочке на веревочках и кружевном бюстье.

Все замерли, потому что пред ними предстала безупречная и неописуемая красота. Если все же попытаться описать, то получится примерно так: тонкая талия, остальное нежно, плавно перетекает одно в другое…

– О-о! – хором воскликнули как раз вошедшие Майра и Терри.

Марина, безуспешно прикрываясь коктейльным платьицем, кинулась наверх. Остальные тупо, нет, потрясенно безмолвствовали.

– Знакомьтесь, – первая оправилась от потрясения и обратилась к вошедшим на ломаном английском Муся. – Лиза. Китти… Девочки, это Майра и Терри.

Девочки слегка затрепетали перед «чопорными англичанами» и, округлив глаза, почтительно дышали. Пожилая, но еще довольно крепкая Майра радостно улыбалась, однако ее маленькие темные глазки внимательно сверлили то одну, то другую… Терри! Он оказался совсем не таким, каким его себе представляли гостьи. Теперь понятно, почему Марина не обожает его – он же совершенно не похож на крутого британца, за плечами которого Империя, безупречный газон и Уинстон Черчилль. Скорее смахивает на ученого – долговязый, типа рассеянный, вроде тех, что вечно торчат за книгой или ползают по горам с сачком. А Марине, конечно, требовался мужественный красавец, колониальный офицер, сэр Лоренс Оливье!

Лиза с Китти, чуть присев, светски всем улыбнулись и, прощебетав «sorry, sorry», побежали вслед за Мариной наверх – за подарками для Терри.

На лестнице Лиза шепнула Китьке:

– А Терри милый, правда?

– Да, но, типа, лох.

– Эх ты, тундра! Лохи в таких домах не живут…

– Ты, как всегда, права, darling.

Прихватив оставшиеся подарки, они вместе с одевшейся Мариной скатились вниз и подступили к Терри.

– Это вам, – торжественно произнесла Лиза, вытянув обе руки вперед, на которых лежал галстук от «Кардена». По крайней мере на нем так было написано, что от «Кардена».

– И вот, – кокетливо улыбаясь и постреливая глазками, Китька протянула ему бутылку виски.

– О-о, – застенчиво загудел Терри, – Thank you, спасыбо. – Он вовсю разулыбался, качая головой и разводя руками – в одной галстук, в другой виски, – как бы говоря: ну зачем? И тут бутылка подло выскользнула из его рук – нет бы галстук! – раздался характерный звон кокнутого стекла, элитный виски весело заструился по полу и, как нашкодивший кот, нырнул под диван. Терри замер с виноватым выражением лица, Майра и Муся стояли вообще без выражений.

– Какой ты неловкий, – с мягкой досадой пробормотала Марина, – девочки старались, везли…

– Да ладно, – воскликнула Лиза, – с кем не бывает? Купим еще! – И изо всех сил улыбнулась Терри.

– Ну, вот еще, – возразила Марина, – ничего не надо покупать, дома все есть.

– Не ругай его, – шепнула ей Лиза.

– Да никто не собирается его ругать. И не думайте, что он такой уж безобидный. Иногда бывает жутко упрямый! Особенно когда его маменька тут.

– Ну, мужчина же, – пояснила бывалая Китти и стала ловко подбирать осколки. Выбросив их в мусорный бак, притащила откуда-то тряпку и тщательно протерла пол.

– Хозяйственная, – сказала Мусенька.

– Вот, например, язык… – продолжила Марина задевшую ее тему. – Видите ли, я должна все время совершенствовать их English, а он русский – нет! Хотя знает всего несколько слов.

– Научим, – пообещала Китти.

Потом Майра и Мусенька поднялись наверх – немного отдохнуть, а внизу, на веранде, началась веселая, заговорщицкая суета – подготовка к барбекю. По дороге с работы Марина купила свинину, телятину и осетрину, главным же по барбекю был, естественно, он, Мужчина. Остальные, как водится, на подхвате.

Вот гостьи и Марина наперебой подносят Терри шикарные, сочащиеся куски, и он важно насаживает их на шампуры, что-то себе под нос по-английски напевая.

На лестнице показались отдохнувшие Майра и Муся.

– О, да здесь все уже полным ходом! – воскликнула Муся. – А запах…

– How are you? – храбро обратилась Лиза к Майре.

– Fine, thanks, – как по учебнику ответила англичанка, – and you?

– I am fine too! Thank you, thank you, thanks! – засмеялась Лиза от радости, что получился хоть и простейший, но складный english-диалог.

А Майра, очертив своей сухонькой ладошкой раскрасневшееся Лизино личико, улыбаясь, молвила:

– Beautifull.

Лиза снова ее поблагодарила и радостно рассмеялась. Китти, продолжавшая старательно подносить Терри куски мяса, крикнула:

– Смейся, смейся, бездельница!

– Сама бездельница! Выбрала себе легкую работу, а я вот буду делать самое ужасное…

– Это шо ж такое?

– Лук резать! Обрыдаюсь щас вся…

– Па-адумаешь! Это даже полезно.

– Ага. Вот и режь сама…

– Девочки, только не драться… – вмешалась Мусенька. – Вот молодец, Лизок, как ровненько нарезает… Ах ты боже мой, она и впрямь вся в слезах… Накось платочек, вытри…

Наконец женщины все нарезали, нашинковали, замешали и сервировали. А Терри отлично справился – азартно и весело – с ролью единственного добытчика и кормильца. Огонь жаровни разгорался все сильней, освещая алчно-заинтересованные лица сотрапезников. Они нетерпеливо приплясывали вокруг жарящихся на огне кусков, то есть ничего за тыщи и толщи лет не изменилось – как плясали вокруг добычи, так и пляшут.

И вот все уже на столе, изысканная посуда, бокалы, вина. И наступил момент раздачи кусков, теснящихся на шампурах в свите печеного лука, перцев и помидоров…

А в холодильнике, между прочим, ждал своего выхода трехступенчатый малиновый торт, только что привезенный Мариночкой из Франции. Да, да, из Франции, потому что от их деревушки до французского городка Дивон – всего пятнадцать минут, и время от времени она гоняет туда за этим тортом или еще чем-нибудь.