Текст книги "По маленьким дорожкам"

– Нужна! – обрадовался сверх всякой меры Ермолай.

– Ой, люди добрые, вы уж купите у меня эту паскудину! Она так то хорошая, только вот молока совсем нет. Зимой перекупщики, барыги эти проклятущие, за неё две тысячи предлагали. Видно думали, я совсем без ума, не понимаю, что обман это. А вам я за двадцать отдам, так и быть.

– Хорошо Фаина Ивановна, мы за деньгами только съездим, и сразу к вам за коровой вернёмся, – клятвенно заверил Ермолай.

Фаина Ивановна расчувствовалась, сорвалась с места, и с несвойственной для её возраста резвостью, шмыгнула в подпол.

Алиса весьма красноречиво смотрела на Ермолая. Он же делал вид, что ничего не понимает, и элегически пялился в окно. От досады, состроив злую гримасу, Алиса покрутила указательным пальцем у виска, и отвернулась от дурного мужика.

Наконец, показался обмотанный шалью «кочан».

– Сынок, прими самогонку то у меня, – попросил «кочан».

Ермолай с удовольствием исполнил просьбу хозяйки. И даже сверх того, – помог извлечь её тушку из подпола.

Фая предложила обмыть сделку по купле-продаже крупного рогатого скота. Алиса отнекивалась. Она и представить себе не могла, как можно пить эту помойную жидкость. Фая настаивала. Ермолай в принципе был не против. В последнее время желание выпить, у него, как правило, преобладало над брезгливостью.

– Ермолай за рулём! – предприняла последнюю попытку пресечь стихийное застолье, злорадно сообщила Алиса.

Фаина не стала возражать, и не без радости убрала лишнюю стопочку. Душа Ермолая почернела от злости, а мозг параллельно уже разрабатывал план страшной мести.

В процессе застолья выяснилось, что Фаина настоящий профессионал по части выпивки. Самогонку она в себя заряжала с автоматной скоростью. Собственно Алисе не о чем было волноваться, Фаю совсем не заботило, пьют её гости или нет. Она и сама прекрасно справлялась с данной задачей.

Будучи уже совсем пьяной, она, однако, весьма подробно пересказывала сцену ссоры сестёр, вспоминая до мельчайших подробностей все их действия и слова. Закончился конфликт безобразной дракой.

Тогда собралось немало зрителей, однако никто не спешил вмешиваться во внутрисемейный конфликт. Соседи вели чинные беседы, решали, кто прав, кто виноват. Голоса присутствующих, разделились приблизительно поровну. Кто-то полагал, что Розка не имеет право приказывать сестре, а кто-то целиком и полностью был на её стороне.

– А как выдумаете, почему Галина не захотела дом продавать? – продолжала допрос Алиса.

– Так а чё тут думать? Дочь у ей в городе живёт. Недавно в институт поступила. У Галки детей то долго не было. С Серёгой своим жила, так и не забеременела, а когда он помер, она уж сразу на сносях оказалась. Года не прошло, как он помер, а Галка уже дочку родила. И никто не знает, кто отец. Ну, она видно подумала, что вдруг дочь захочет назад вернуться, а дома нет. Вроде как нехорошо получается. Розка ей говорила, что из городу уж никто не возвращается. Вот так то. А потом, сразу после ссоры, дом то и сгорел, и Галка вместе с ним. Может, и лучше было бы, чтобы она его продала? – философски заметила Фаина.

– Скажите, а они раньше часто ругались? – спросила Алиса.

– Нет. Никогда! Они обе вредные – жуть! Ни с кем ужиться не могли, а промеж собой – ни-ни. Друг за дружку держалися. Не то, что мои сеструхи дурынды нарожали дармоедов, те – своих детей. Слышь, хотели тута у меня дачу устроить, а я пои, корми. Пенсия – копейки, а они как наедут оравой, хоть ложись и помирай. А у меня даже куры не держатся. Давеча купила дюжину, смотрю, через три месяца – квёлые ходят. Ну, думаю, подохнут скоро. Не стала дожидаться, сама порезала всех, да и на рынок снесла. А родственников всех отвадила! Живу сама себе хозяйка, и ни нуждаюся ни в чём!

– Скажите, а как вы выдумаете, почему сёстры поссорились? – всё не унималась Алиса.

– Так чужа семья потёмки, никто не разберёт. Я никогда не мешаюсья. Давеча заступилась за Нинку, это почтальёнша наша, она с Сашкой Гореловым живёт. Десять лет живёт, десять лет мается, – бьёт он её по черному. Ну, как-то раз он за ей погнался, а я дура старая, Нинку у себя в доме схоронила, что б значит, Сашка не убил её совсем. А тут участковый Николай Матвеич подоспел, сразу бумагу написал, Сашку арестовали. Ну, участковый то и говорит, ты, мол, бабушка Фая, свидетелем на суде самым главным будешь. Я по дури то обрадовалась. Сколь лет живу, ни разу свидетелем то не была. Когда бумагу из суда прислали, я нарядился, платье что на смерть шила, не пожалела, одела. Судья такой вежливый, всё меня по имени отчеству называл. Я стараюся, всё подробно рассказываю, как дело было. Ну, Сашке срок дали. Правда, сразу домой отпустили, сказали, только что б в милицию отмечаться приходил. Нинка плакала на суде, просила пожалеть Сашку, мол, хороший он, вот ему условный срок то и дали. Прошёл месяц, а у меня крыша в сарае провалилась. Гляжу, Сашка идёт, я ему говорю, помоги, мол, крышу поправить, бутылку дам. А он ирод две фиги мне показал, обматерил, и дальше пошёл. Даже бутылка ему не нужна. Вот так то… А о чём это я? – наполняя самогоном стопку опамятовалась Фаина.

– О том, что чужая семья потёмки, напомнила Алиса.

– Точно! Давай выпьем!

Ухнув по-мужицки, женщина выпила. Ермолай сглотнул подступивший к горлу ком, всё ещё не оставляя мысли о страшной каре, которая по законам справедливости рано или поздно должна настигнуть Алису.

– Чё то мне капуста это не помогат, – пожаловалась Фаина Ивановна, разматывая шаль. – Видать это из-за того, что лист дырявый насквозь.

– Какой лист? – не понял Ермолай.

– Да капустный.

Развязав платок, с большим трудом установив корпус в вертикальное положение, Фаина направилась к комоду. Но по дороге резко сменив маршрут, рухнула на высокую кровать с панцирной скрипучей сеткой, и смачно захрапела. А гости, наконец, покинули гостеприимный дом.

– Мы не договорились, как представимся Розе. Она, верно, сейчас никого видеть не хочет. Скорей всего, чувствует свою вину. Нужно что-то придумать, – едва они оказались на свежем воздухе, заговорил Лопухов.

Но они так и не успели ничего придумать. Едва они вышли со двора Фаины Ивановны, увидели женщину, широкую как русская печь, и по виду такую же тёплую. Женщина пристально вглядывалась в незнакомцев.

– Вы Роза? – спросила Алиса.

– Ну, – нелюбезно ответила женщина.

Ермолай был готов дать руку на отсечение, что женщина сильно испугалась.

– Мы к вам… – неуверенно заговорил Лопухов.

– Чего надо?

– Мы хотим поговорить о вашей сестре Галине.

– Нечего о ней разговаривать, померла она.

– Да мы знаем, – вступила в разговор Алиса.

– Ну вот и нечего душу её тревожить, – резюмировала Роза открывая калитку.

– Пожалуйста, выслушайте нас! – как-то уж слишком отчаянно попросила Алиса. – Мы лишь хотим кое-что выяснить. К Ермолаю Фёдоровичу, – жест в сторону Лопухова, – недавно пришёл мальчик Вова, и заявил, что он его сын. Адрес ему якобы дала баба Галя…

Роза резко прервала:

– Идёмте!

Азиатская овчарка, которая и впрямь оказалась размером чуть меньше телёнка, радостно скуля, бросилась навстречу хозяйке. Но, заприметив незнакомцев, передумала ластиться, и устремила мгновенно наливающиеся кровью глаза на оккупантов.

– Фу, Розенкранц! – приказала Роза. – Свои!

«Азиат» мгновенно признал свою оплошность, виновато завилял хвостом и удалился в будку. Однако, когда Ермолай взглянул на Розенкранца, мороз прошёл у него по коже. Пёс лишь затаился на время, и не будь рядом хозяйки, он с большим удовольствием наказал бы нахалов, из-за которых ему случился нагоняй.

Роза предложила поговорить в беседке, которая располагалась позади большого добротного дома. Гости расселись, а Роза продолжала стоять.

– Радикулит зараза замучил, – пояснила женщина, – пока усядусь, сто лет пройдёт. Говорите, чего хотели.

Ермолай не знал что говорить. Как заставить гонористую старуху, сменить гнев на милость? Как всегда на помощь пришла Алиса. Она, словно бы не замечая неудовольствия Розы, начала разговор.

– Скажите, вам сестра что-нибудь рассказывала о мальчике?

– Нет, – резко ответила Роза.

Потом, всё же немного смягчившись, пояснила:

– Мы с Галиной были в ссоре.

– Да, мы знаем.

– Файка напела? – угадала Роза.

– Да, о вашей ссоре нам рассказала Фаина Ивановна. Я понимаю, как вам сейчас тяжело но, тем не менее, прошу, если вы хоть что-нибудь знаете об этом деле, расскажите, пожалуйста. Для нас важна любая информация. Ведь не зря ваша сестра отправила мальчика одного в такое неблизкое путешествие. Вероятно, она опасалась, что в детском доме ему угрожает реальная опасность. Мы просто обязаны докопаться до сути. Ведь в любом случае, является Ермолай Фёдорович отцом ребёнка или нет, мы обязаны вернуть его в детский дом. Но с другой стороны, возвращая ребёнка, мы можем серьёзно навредить ему. Ведь не зря же ваша сестра так беспокоилась.

Свой монолог Алиса исполнила очень проникновенно, истратила немало душевных сил, взывая к состраданию. Но из-за неумения экономно распределять эмоции, прирождённая актриса быстро выдохлась. А на каменном лице «вождя индейского племени», не дрогнул ни один мускул. Непонятно, дошёл ли до женщины смысл сказанного, взволновала её эта пламенная речь, либо она осталась равнодушна к судьбе ребёнка.

Ермолай поспешил возненавидеть противную бабу: «Тоже мне фря! Слова из неё не втянешь. Видно сестрички из разного теста. Не зря Галина отказалась жить со старшей сестрой под одной крышей!».

– Жара весь день была жуткая! – заметила Роза. – Весь день на рынке простояла, кофта взмокла, а сейчас холодает уже. Пойду, переоденусь, а то, так и застудиться недолго.

– Ну, что делать то будем? – дрожащим голосом спросила Алиса.

Девушка была явно обескуражена, её прежняя ни на чём не основанная самоуверенность испарилась как эфир, и в огромных глазах стояли слёзы. И выглядела она теперь жалко, так, что Лопухов передумал ненавидеть Розу. «Молодец женщина! Как она Алиску сделала!».

Однако вопрос всё же остаётся открытым. Непонятно, то ли Роза своим уходом давала понять, что аудиенция окончена, то ли после переодевания, будет всё же расположена к беседе.

Вернулась радетельница за собственное здоровье очень не скоро. Ермолай и Алиса не ушли лишь потому, что боялись собаки. А просто сидели и ждали непонятно чего. И вот на крыльце, наконец, образовалась Роза. В одной руке она держала два стакана, в другой – литровую банку с молоком.

– Последнее время мы мало общались, – разливая молоко по стаканам, кивком головы призывая гостей угощаться, начала хозяйка. – Но я вспомнила, что Галька когда-то говорила мне о мальчике. Я ведь в детский дом наведывалась почти каждое утро. Корова у меня хорошая, вот я ребятишкам молоко то и относила. Правда почти не общалась там ни с кем.

Роза села на скамейку и продолжила:

– Это Галька всё никак отлипнуть от детей не могла, жалела их. Она ведь вначале фельдшерицей работала. Считай, лет двадцать оттрубила. Потом врачиха новая пришла. Приказ вышел о том, чтобы при детских домах были медики с высшим образованием. Но не ужились они с сестрой. Наша порода такая – не можем сволочизм терпеть. А врачиха эта Нонна, гадиной редкостной оказалась. Ни хрена не делала, только и думала, как бы кусок жирный от детей оторвать. Галка как могла боролась с ней. Да у этой Нонны в облздраве свой человек сидел. То ли сестра родная, то ли невестка. Словом не смогла Галька победить её, вот и ушла в уборщицы. И к детям близко и от Нонны подальше.

– А какое отношение эта Нонна имеет к мальчику? – полюбопытствовал Ермолай.

– Ты, коли, слушать не умеешь, так и не спрашивай тогда ни о чём. Ну а коль спросил, так уж будь любезен, слушай. Нонна действительно ни при чём. Это я к тому рассказа веду, что Галка моя, в своё время медицинский техникум окончила. Я – педагогический, а сестра – медицинский.

Ермолай опять разлюбил тётку: «Когда такие грымзы в преподавателях ходят, стоит ли удивляться, отчего большинство детей ненавидит родную школу. Да просто нет сил, выносить подобных дамочек».

– Галка в медицинском техникуме с Женькой Фалютиной дружила. Женька эта и попросила приглядывать за мальчиком. Ну а больше я ничего не знаю.

– А вы случайно не знаете, где эта Женя работает? Может, вспомните где живёт? – чувствуя, что удача повернулась к ним лицом, осторожно спросила Алиса.

– Точно не знаю. Знаю, что она долго работала в токсикологическом отделении городской больницы. Ну а живёт где-то в областном центре. Улица Грибоедова, номер дома не знаю. Да он там один такой урод – высокий, серый, на утюг похож. Это я со слов Галки помню. И вообще шли бы вы по добру по здорову. Некогда мне лясы точить. Работать надо. У нас ведь как потопаешь, так и полопаешь.

Розенкранц оставался на своём месте. И желание скушать подозрительных типов также осталось неизменным. На собачьей морде явственно читалось разочарование, что так и не удалось осуществить план расплаты за своё унижение.

– Тебе ничего не показалось странным в поведении Розы? – спросила Алиса, когда Жилкинск остался уже далеко позади.

До этого никто не хотел вступать в разговор. Ермолай хотел есть, он устал, и мысль о том, что раритетная колымага доставит их домой не раньше полуночи, изрядно портила настроение. Алиса ощущала душевный дискомфорт, но причины его возникновения, как не силилась, выявить не могла. Наконец, устав гонять собственные мысли, она решила поговорить с Лопуховым.

– Да, в общем, то ничего, – неохотно ответствовал Ермолай. – Злыдня, бывшая учителка, которая не избавилась от дурной привычки глядеть на людей свысока. Мнит себя пупом земли. Собачку людоедку Розенкранцем кличет! Тоже мне интеллигенция местная. Не без претензий. Это ведь в «Гамлете» персонажа одного так звали.

– Да, я знаю. Кстати действительно очень оригинально. А то всё Шарики, да Рексы. Но не в этом дело. Я вот сижу, мучаюсь и не могу понять, что же меня насторожило. Уже после того, как она переоделась.

– Нуууу… – начал было Ермолай.

Но Алиса похоже не нуждалась в его комментариях. Она принялась размышлять вслух, чтобы попытаться самой выйти на правильную мысль.

– Она ведь сначала стояла. Сказала, что её мучает радикулит. А потом уселась, как ни в чём не бывало.

– При радикулите поражаются пучки нервных волокон, так называемые корешки спинного мозга, – снисходительно словно разговаривал с не совсем адекватным человеком, пояснил Лопухов. – Проявляется радикулит болью по ходу этих самых корешков и образованных из них нервов. Боль усиливается при движении, поэтому больные избегают резких движений.

– Может и так. Но как-то уж очень резко у неё спина перестала болеть.

– Да обманула просто.

– Зачем?

– Вот этого я не знаю.

– Вначале, мне показалось, что она нарочно убежала в дом, чтобы от нас отвязаться. И не выходила довольно долго в надежде, что мы уйдём.

– И что дальше?

– Если бы Роза действительно хотела этого, почему бы ей прямо не заявить так, мол, и так, до свидания гости дорогие? И потом, она ведь прекрасно знает, что собака не выпустит со двора незнакомых людей. Следовательно, Роза не хотела, чтобы мы уходили. Но вот зачем в дом пошла?

– Переодеться, она ведь ясно сказала.

– Да, но когда вернулась, с ней явно произошла какая то перемена. Даже если не принимать во внимание этот радикулит.

– Я не понимаю, куда ты клонишь, – уже начал раздражаться Ермолай.

Он устал и был к тому же сильно голоден. Если не считать стакана молока, он так ни разу за весь день и не поел. И не выпил.

Голова этой блаженной занята сейчас какой-то ерундой. А Ермолаю просто хотелось есть. Хотелось до такой степени, что ни о чём другом, он уже думать не мог. За последние месяцы, Лопухов только и делал, что ничего не делал, и сегодняшние заботы, тяжким грузом легли на изнеженный от безделья организм.

– В любом деле нужна ясность, – словно не замечая настроения напарника, гнула своё Алиса. – Мне показалось, что Роза всё же знает больше, чем говорит. Если она не до конца нам всё рассказала, значит, что-то скрывает. Если что-то скрывает, значит, есть на то причины. Так вот, не мешало бы выяснить, что это за причины.

– Как выяснить? – талдычил как заведённый Ермолай.

– Ну как… Пока не знаю. Но я уверена, что нам нужна полная и достоверная информация. Ты ведь в первую очередь должен быть заинтересован в благоприятном исходе дела.

– Ну, смотря, что считать благоприятным исходом.

– Ты на законном основании сможешь усыновить родного сына. Мальчик обретет, наконец, дом, семью. Мы спасём живую душу.

Лопухов задумался. Крепко. Он был стопроцентно уверен, что мальчик не его сын. Распутывать дело взялся лишь с одной единственной целью – получить отрицательный результат. То есть положительный… То есть… Ну в общем чтобы в конце концов выяснилось, что он не является отцом ребёнка.

Лопухов как ему казалось, очень хорошо изучил женщин. Если не всех, то, во всяком случае, тех, с которыми ему приходилось иметь дело. А это много. Представительницы прекрасного пола, встречающиеся на его пути, были сделаны как под копирку и отличались друг от друга только в мелочах. Да и то не всегда.

Вначале своей донжуанской карьеры, как и всякий мужчина, он был ориентирован, прежде всего, на внешнюю сторону тела. Постепенно он понял, что с дурами лучше не иметь дела. С ними конечно гораздо проще в общении. Лопухов рядом с такой милашкой чувствовал себя титаном мысли, настоящим гуру. Женщина заглядывала ему в рот, ловя каждое слово, была послушна и исполнительна, безрассудна и вызывающе откровенна. Но… Рано или поздно наступало это самое «но». Когда приходила пора расставаться, а это обстоятельство было просто предопределено изначально, потому что ни о какой любви речи не шло, эти дамы превращались в неуправляемых фурий, готовых ради любимого идти на любые бесчинства, бессовестно устраивали бои без правил.

Они травились, или делали вид что травились. Караулили в подворотне, кидались на шею со словами любви и вечной преданности, и добивались лишь того, что ещё больше отторгали от себя и без того охладевшую Лопуховскую плоть. Были и такие, которые пытались оповестить обо всём Ленку. Ермолай как мог, чинил преграды, и игра затягивалась на довольно продолжительный срок. Дама успокаивалась лишь тогда, когда в её сердце вспыхивала новая страсть, и она переключалась на другой объект вожделения.

Вот потому то Лопухов наученный горьким опытом, в последнее время стал избирателен. Теперь его подругами становились дамы, может не столь привлекательные внешне, но обязательно воспитанные, имеющие представления о приличиях. С первых же дней знакомства, он, дабы очистить свою, в общем-то, спящую совесть, так, на всякий случай, предупреждал, что женат, и с женой разводиться не собирается. Такие женщины после разрыва отношений, забирались в свою нору, и не доводили до широкой общественности факт расставания. И что самое главное, не терзали Ермолая.

Лопухов привык, что все женщины его безоглядно любят. Ещё бы! Очень интересный, можно даже сказать красивый мужчина, эрудированный, с отличным чувством юмора, к тому же не жадный. Настоящий подарок судьбы.

Но сейчас, впервые за многие годы, Лопухов вдруг задумался, а вправду ли его любили, или это была всего лишь подмена? Возможно, женщины выдавали желаемое за действительное. Жажда любви, желание острых эротических ощущений присуща всем дамам, вот они и фантазировали на эти темы, не вдаваясь в подробности, и не отслеживая причин, толкающих их на безрассудство. Может Ермолай всё же честнее их? Он то сразу понимал, что никакая это не любовь, а всего лишь влечение плоти. Ну, или жажда развлечений.

Но с другой стороны Лопухов хоть и слыл неплохим в сексуальном плане мужчиной, секс для него не был самой важной составляющей в отношениях с женщинами. Так что же тогда? Одиночество? Маета душевная? Уход от реалий жизненных? Самоутверждение? Дань моде?

Его запала хватало лишь месяца на три, не больше. Дальше он сам себе казался рядом с женщинами, неинтересным и пресным. Только сейчас он вдруг пришёл к мысли о своей ограниченности. Для того, чтобы поддерживать длительные отношения, необходима работа над собой, над своими недостатками, постоянное усовершенствование себя как личности. Получается, он пользовался лишь тем, что в нём было заложено природой, так сказать изначальной данностью, не прилагая никаких усилий, для собственного внутреннего развития. И дабы не разочаровать женщину, не развеивать о себе миф как о неземном создании, рвал отношения, боясь показаться некомпетентным или неинтересным или несостоятельным мужчиной. Да пожалуй, так оно и есть. А влюблённые дурочки, всё ещё оставались под впечатлением. Им казалось, что они потеряли нечто ценное и дорогое.

Так мог ли кто-нибудь из «интеллигенток», а любая другая женщина непременно сообщила бы ему о своём интересном положении сразу же, выкинуть такой фортель? Может да, а может, и нет. На сегодняшний день даже интеллигентки стали прагматичны и расчётливы.

Ах, как бы Лопухов хотел, чтобы всё случившееся оказалось просто недоразумением. Почему именно ему нужно расхлёбывать эту кашу? Тысячи мужчин заводят любовные интрижки и выходят абсолютно сухими из воды.

К тому же, он всегда был предусмотрителен. Он ведь врач и имеет понятие о контрацепции. Но вот всё равно попался. Или это просто кара за грехи?

Хотя он точно знал, что есть люди, которым позволено очень многое. Они ведут себя, как хотят, и окружающие всё равно от них в восторге. А есть такие недотёпы, которым один незначительный проступок, или нечаянно оброненное слово, стоит больших неприятностей, а то и всей жизни.

Неужели же он недотёпа? Болван и придурок? Как женщина могла его так обмануть? Ведь это он пользовался женщинами, а не они им. В этом то Ермолай был стопроцентно уверен. Впрочем, женщина пожалуй тут не при чём. Ведь почти десять лет она скрывала факт наличия ребёнка. Верно не хотела обременять Ермолая. Или всё же причём? Та ещё стерва! Без зазрения совести сдала ребёнка в детский дом и адресок оставила. Это что б значит в случае чего, не к ней, а к отцу ребёнок обратился. Все они бабы одинаковые.

Одно он знал крепко, и не боялся признаться себе в этом: он не хочет этого ребёнка, он не привык к нему. Пожалеть на расстоянии – да, а вот жить под одной крышей, заботиться, любить, и совершать все необходимые воспитательные действия, к этому Лопухов был явно не готов. «Расследуя это дело я только неприятностей на свою голову наживу. Нужно завтра же заявить, этим ненормальным, что я выхожу из игры. Отвезти ребёнка назад в детский дом, да и дело с концом».

У Лопухова только-только начала налаживаться жизнь. Он любил сегодняшнее своё состояние. Всю жизнь он стремился быть как все, стараясь не выбиваться из общей массы. Преимущественно жил мнением окружающих. Нужна престижная специальность – добился, стал стоматологом. Нужна красивая жена – не проблема. Ну а какая семья без ребёнка? Тоже раз плюнуть. Материальный достаток имелся. Стало модным иметь любовницу – да легко! И так во всём. Может, все жизненные достижения ему не казались значимыми и важными, потому что всё само плыло в руки? А может, эти достижения на самом то деле ему на хрен не были нужны.

Пожалуй, единственное качество, которое привлекало Ермолая в Алисе, было её умение молчать. Они молчали, когда Лопухов ставил машину в гараж. Молча шли к дому и молча поднимались на лифте. После того, как железный монстр раскрыл свои скрипучие челюсти, случилось экстраординарное событие.

Алиса первой ступила на лестничную площадку и тут же, как оглашенная, бросилась назад в лифт. Обняв напарника за шею, она впилась губами в его губы так сильно, что Ермолай чуть не потерял сознание от боли. Но несмотря на явный дискомфорт, вёл внутренний монолог приблизительно такого содержания:

«И за что мне это наказание! Почему они все липнут ко мне как мухи на мёд? А всему виной моя проклятая сексуальность. Ну что я с этим могу поделать? Ведь не давал же никакого повода, даже намёка, а эта дура прямо горит вся от желания. Ладно, так и быть сегодня уважу женщину. Хоть и спать хочется – жуть. Да я по-быстрому. Судя по всему, деваха не избалована мужским вниманием. Самооценка очень уж низкая. Кинулась прямо в лифте, не могла дождаться, когда в квартиру войдём».

Алиса, к слову сказать, целовалась здорово. Страстно и с полной душевной отдачей. Постанывая, она медленно, глубоко, втягивала носом воздух, наслаждаясь ароматом тела любимого мужчины; своими чувственными губами, вбирала в себя мужскую энергетику до полной потери рассудка. Потом она размякла настолько, что Ермолай едва мог удерживать её в своих объятиях. Словом спеклась вся и мгновенно. «То ли страстная такая, то ли я действительно обладаю каким-то необъяснимым мужским магнетизмом».

Стоит ли говорить, что здорового в физиологическом плане Ермолая, процесс увлёк чрезвычайно. Он потерял голову, и подчинялся Алисе безоговорочно. Он даже забыл, насколько хорош и привлекателен. Забыл вообще, где находится, и был во власти ощущений настолько, что забыл и про усталость, и про все неприятности, и перипетии этого дня. Даже запамятовал, что ещё совсем недавно с откровенной неприязнью относился к этой девушке. Единственно о чём он теперь думал мельком, что далеко не всякая женщина, а вернее сказать редкая женщина бывает столь страстной и безрассудной.

Алиса категорически не хотела оставаться в лифте. С первой же секунды, она вытянула Ермолая на лестничную площадку, и они обменивались взаимными ласками при свете слабо тлеющей люминесцентной лампы.

Лопухов умелой рукой залез под водолазку и на правах хозяина уже подобрался к кружевному бюстгальтеру, с тем, чтобы освободить из плена самую обворожительную женскую часть тела, дабы усилить взаимное желание. Но Алиса отчего-то слишком активно этому воспротивилась. Она тут же отлепилась от Ермолая, и даже легонько толкнула его в грудь. Лопухов не обиделся, он весь был сконцентрирован на своих губах. Очень сильно припухлые, вытянутые вперёд, они ещё нескоро примут первородный вид, храня мышечную память об этом странном, неожиданном поцелуе

– Здравствуй Алиса, – услышал Ермолай чей-то сдавленно-злой шёпот. – Ты я вижу, быстро утешилась.

Лопухов скосил глаза. Возле двери Елизаветы Петровны, на корточках сидел рахитный парень в больничной пижаме. На голове парня была повязка «шапка летчика». Лопухов всё понял, обалдел от женского коварства, и, прислонившись к стене, застыл как изваяние.

– А я то думал, что ты всё ещё переживаешь нашу размолвку, – с откровенной издёвкой продолжал парень.

– Здравствуй Никитушка, – промурлыкала Алиса. – Тебя что, уже из больнички выписали? Так ты напрасно ко мне явился. Я ведь могу ещё раз двинуть.

– А вот и не двинешь! – поднимаясь на ноги, заявил Никита.

– Это поему же? – несколько растерялась Алиса.

– А потому что если двинешь, значит, прямо засвидетельствуешь, что всё ещё любишь меня. Хотя я в этом и не сомневаюсь.

Алиса заметно занервничала, она начала хаотично рыться в карманах в поисках ключей. Ермолай всё ещё подпирал стену, и чувства его были противоречивы. С одной стороны он находился под впечатлением от поцелуя, с другой стороны понимал, что поцелуй этот фальшивый. Им просто—напросто воспользовались как прикрытием. Но он не злился на Алису, а лишний раз убедился, что все бабы на одну колодку.

Наконец Алиса нашла ключи, и Лопухову стало любопытно, что же она станет делать дальше.

– Кстати милый, познакомься, – продолжала игру Алиса, – это Никита. Я как-то рассказывала тебе о нём. Помнишь, мы ещё тогда смеялись над ним как ненормальные?

У Никиты рожа скривилась на бок, и он не нашёлся что ответить. Ермолай тоже был несколько ошарашен, но решил немного подыграть Алисе.

– Конечно, помню. Ты ещё говорила, что он полный дебил и урод, – и засмеялся демоническим смехом.

– Точно! – несколько опешила Алиса, и дрожащей рукой отперла дверь. – Дорогой, идём же! – позвала она.

Но вслед за «дорогим» Ермолаем, в квартиру вломился и несчастный Никита.

– А тебе то, что здесь надо?

Видно было, что Алисе с большим трудом даётся эта игра.

– Поговорить!

– Нам не о чем с тобой разговаривать! Я скоро выхожу замуж. Поэтому, будь любезен, оставь меня в покое. Иначе мы с моим будущим мужем Ермолаем Фёдоровичем, будем вынуждены вызвать полицию.

– И давно ты с этим старым козлом якшаешься? – недобро спросил Никита.

Драка в планы Ермолая не входила, он опять вспомнил, как сильно устал, как хочет есть и спать.

– Не твоё дело, – весьма неоригинально ответила Алиса. – Мы любим друг друга. И этого вполне достаточно, чтобы такой недоумок как ты, не мешал нашему счастью.

– Значит, все, что между нами было, это только фикция? Значит, клятвы в вечной любви – обман? Ты же говорила, что жизнь за меня отдашь, – всё ещё не смирившись с поражением, пробовал воззвать к совести Никита.

– Уж и пошутить нельзя! – вполне убедительно воскликнула Алиса.

И убежала на кухню, предоставив мужчинам возможность разобраться один на один.

– Ты вообще кто такой? – вперив по-бычьи глаза в Ермолая, приступил к допросу Никита.

– Ермолай лапушка, что тебе на ужин приготовить? Сосиски отварить, или пельмени? – спросила «заботливая» хозяйка.

– Отвари сосиски, пожалуйста, а я пока молодого человека провожу.

– Хорошо солнышко, – радостно заорала Алиса. – Только ты его не бей, он и так контуженый на всю голову. А то я тебя знаю, разойдёшься, не остановишь потом. Пожалей убогого.

– Прошу.

Вложив в голос весь нерастраченный за жизнь запас доброжелательности, Ермолай вытянул руку по направлению к двери, и даже присел в галантном полупоклоне.

Вопреки ожиданиям, отвергнутый «Ромео» не стал артачиться, а пинком открыв дверь, без посторонней помощи вышел на лестничную площадку. Ермолай вздохнул с облегчением, и уже было собрался затворить за нежданным гостем дверь, как Никита жалобно попросил его:

– Выйди на минутку.

Никита был слишком слабым соперником, он недавно перенёс тяжёлую травму, а потому, Лопухов без особого страха, дабы показать себя человеком благородным и незлобивым вышел вслед за экс-другом Алисы.

– Ну, и давно ты с ней? – моментально сменив тон, жёстко спросил Никита.

Ермолай уже пожалел, что поддался на провокацию, и позволил так легко себя одурачить. Выяснение отношений не входило в его планы. Врать уже надоело, но марку нужно держать до конца, чтобы этот психопат раз и навсегда оставил бедную девушку в покое.

– Вам Никита, следует вернуться в больницу, и подлечиться как следует. Не стоит пилить опилки. Вы должны смириться с тем, что навсегда потеряли Алису. Вам же ясно было сказано – мы скоро поженимся, а в таких делах, как вы понимаете, присутствие третьего лица крайне нежелательно.