Текст книги "Ноша"

Аксель

Я изумлялся славному слову «Тмуторокань». Я его откопал в тоненькой книжке «Краткое пособие по Русской истории» В. О. Ключевского. Я же думал: Тьмутаракань. Глушь значит, «тьма» и «таракан». Ан нет.

«Второму сыну Ярослава, Святославу, досталась область днепровского притока Десны, земля Черниговская с отдалённой Муромо-Рязанской окраиной и с азовской колонией Руси Тмутороканью, возникшей на месте старинной византийской колонии Таматарха (Тамань)».

Старший Ярославич, «Изяслав, сел в Киеве, присоединив к нему и Новгородскую волость; значит, в его руках сосредоточились оба конца речного пути «из варяг в греки».

Я столько учился, а не знал про:

а) Тмуторокань;

б) путь Руси «из варяг в греки».

Так и хочется сказать себе и другим (моим студентам): читать надо, развиваться.

Я провёл, как мне кажется, занимательный семинар, дал задание на каникулы (с 19 декабря каникулы) и в электричке по дороге домой читал про Тмутаракань – древнерусский город на Таманском полуострове (современная станица Таманская). Основан в 965 году князем Святославом I на месте хазарской Таматархи (античного Гермонасса). Сохранились остатки кирпичных стен X века, домов, собора 1023, мемориальная надпись (Тмутараканский камень). Оставлен жителями в XII веке.

Тмутараканское княжество, просуществовавшее с конца X до начала XII веков, борясь с половцами и Византией, приказало долго жить… вместе со своей прекрасной столицей Тмутаракань. Она была известна как крупный торговый город с хорошей гаванью. Через Тмутаракань поддерживались экономические и политические связи между русскими княжествами, народами Северного Кавказа и Византией. В городе жили зихи, греки, аланы, хазары, славяне и армяне.

Что было с древнегреческим Гермонассом и каков был путь «из варяг в греки», узнаю сегодня вечером.

Дома у нас теперь тишина – Людмила с головой ушла в перевод, – и я оттягивался по полной.

Неделя пролетела как один день.

В пятницу я забрал Митю к нам, а в субботу Юля решила отвезти его к своим родителям. Он – ни в какую. Она уговаривала:

– Но и с моими ты тоже должен побыть. Ведь забудешь, как выглядят.

– Не забуду… – парень зажмурился, удерживая слёзы.

– Только на три дня!

– Три дня!.. – он прерывисто всхлипнул и заревел.

Я, как мужчина, его понимал – ещё три дня не увидится с Машей.

Людмила

Аксель готовил ужин и два часа, пока готовил, слушал радио. Битых два часа вещали про Трампа – про руку Москвы, которая его избрала, про кибератаки Кремля и манипуляции общественным мнением в сетях.

И вторая тема – Алеппо.

Казалось бы, радуйтесь, что игиловцев гонят. Нет, наперебой клеймят Асада и русских, из-за которых страдают мирные жители.

Такая параллель – в защиту граждан Мосула никто не выступал.

Алеппо освобождён! Запад крайне удручён. Аксель помалкивает – не поймешь, что думает.

А я думаю, что цепляюсь за какую-то систему ценностей – не западных, а общечеловеческих, не христианских, я не верующая, а гуманистических. Незыблемых, как мне казалось, а теперь мне кажется, мы – те, кто цепляется, – вымирающие динозавры. Произошло крушение гуманизма, а я не заметила, когда случилось крушение. Ему на смену пришёл обещательный глобализм… кто же так говорил? А я только сейчас поняла это ВСЕОБЪЁМНО.

Солженицин так говорил! Вспомнила! Он говорил, что не противостояние Запада и прочего мира – проблема. Но – северных и южных стран. Самоограничение, он говорил. Ограничение потребления? Гуманизм не мог решить эту задачу и потому стал указующим глобализмом.

Аксель позвал на ужин.

Не при свечах, слава богу.

Мы поговорили о том, о сём, о важном не заикались. О важном пока невозможно.

Пока!

Всё то же: пока.

Я ещё надеюсь, что мы ПОТОМ разберёмся?

Когда остынут эмоции, угаснут обиды… Ведь когда-то же станет полегче?

Он отправился почитать, я убрала со стола, загрузила мойку, оттёрла плиту, пошла смотреть новости и сначала не поняла, что показывают – вроде церковь Памяти, рождественская ярмарка вроде, всё оцеплено полицией, комментатор что-то рассказывает, министр внутренних дел выступает, говорит, причина ещё не известна, может, авария… Мне минут несколько потребовалось, чтобы понять – это вторая Ницца. Я включила программу euronews. Грузовик протаранил ярмарку, врезался в людей. 9 погибших, 48 тяжело раненых.

Какая «авария», это теракт.

Подскочила, позвонила детям.

Они дома!

Тоже смотрят новости.

Позвонила Насте, они дома. Дочка и зять хотели пойти после работы туда, на ярмарку, они там рядом работают, хотели с друзьями глинтвейна попить, но устали, домой поехали.

А если бы пошли?

Меня мороз по коже продрал.

Господи, спаси и помилуй.

Звонили и писали родные, друзья:

«Кошмар какой! Вы дома?»

«Людочка, надеюсь, с вами ничего не случилось?»

«У вас всё в порядке?? Беспокоимся из-за новостей про рождественскую ярмарку. Мы с вами».

«Ужас! Как вы? Нет слов выразить возмущение! Целуем и обнимаем».

«Вы где?»

Дома! Мы все дома…

В кабине грузовика было двое, один мёртв, второй, сидевший на месте шофёра, бежал, но его задержали у колонны Победы. «Угроза миновала».

Утром кинулись смотреть новости. Да, это теракт, мигрант (пакистанец) застрелил польского шофёра, въехал в гущу людей, 12 убитых, 50 пострадавших.

«И виноват во всём, само собой, Путин? А не их М.?» «Всё это ужасно! В сердце Берлина! Как они допустили такое?!» «Теперь они понимают, почему мы давим этих в Алеппо?» Какой ужас. Оказывается, тот пакистанец, которого вчера задержали, «не тот», а настоящий террорист укрылся в Тиргартене…

Меркель, по своему обыкновению, молчит, приехала на богослужение в церковь Памяти и потом, наверное, сделает заявление.

«Не того» пакистанца поймали в двух километрах от ярмарки, но не спецслужбы, а добровольцы гнались за ним. Пока нас уверяли, что «угроза миновала», убийца сумел уйти.

Аксель

– Если бы между ярмаркой и дорогой поставили бетонные тумбы, а не эти хлипкие заграждения, грузовик бы не…

Если бы, если бы!

Я поехал туда. Я хотел быть со всеми.

Я повторял про себя как молитву:

«Нет человека, который был бы как Остров, сам по себе, каждый человек есть часть Материка, часть Суши; и если волной снесёт в море береговой утёс, меньше станет Европа, и так же, если смоет край мыса или разрушит замок твой или друга твоего; смерть каждого человека умаляет и меня, ибо я един со всем Человечеством, а потому не спрашивай, по ком звонит колокол: он звонит по Тебе»[28]28
  Эпиграф к роману Э. Хемингуэя «По ком звонит колокол» (буквальный перевод: По ком бьёт набат), вышедший в 1940 году. Название восходит к проповеди английского поэта и священника XVII века Джона Донна, отрывок из неё и стал эпиграфом к роману.


[Закрыть].

Людмила

– Люся?

– Да?

– Почему ты так долго молчишь?

– Размышляю, как мне тебя на улицу выковырять.

– Никак.

– В кафе посидим, пирожное съедим.

– Не хочу.

– На Рождественскую ярмарку заглянем, на карусели покатаешься.

– Не хочу.

Правильно, мы теперь туда ни ногой, в отличие от мужественных берлинцев, решивших не поддаваться страху. Город не затих, не опустел, на улицах, кажется, ещё больше народа.

– Так и быть, на детскую площадку пойдём.

– Не хочу.

– А чего же ты, дорогой мой друг, хочешь?

– С тобой дома играть.

– А если мы поиграем на большой-большой детской площадке и Машу позовём?

– Хорошо. Только я сам позвоню.

Я передала ему трубку.

Мы встретились с Машей и Настей на перекрёстке «Кайзерайхе», у «Дуба кайзера», который был когда-то посажен в его честь.

И там же увидели Галину и Петера, остановились поговорить. Петер не одобрял Настину поездку в Турцию, как это всё-таки опасно. И посла нашего позавчера убили.

Настя возразила:

– А на ярмарку пойти в Берлине, – спросила Настя, – неопасно?

Петер не нашёл, что ответить.

Я начала про меры безопасности – рамы, тумбы, Петер сказал:

– Нет денег.

– Мы видим, – продолжала я, – это вторая Ницца, а министр внутренних дел лепит про аварию, что пока ничего неясно, панику вызывать не хотел, про Мергерет Тэтчер вспомнил, она, мол, считала, что не нужно расстраивать население.

– Да, это правильно, – сказал Петер, – не надо паниковать.

Он отошёл купить газету, а Галина выдала:

– То-то их население не знало, что творится в концлагерях, не хотели население беспокоить!

Я невольно на детей посмотрела, не хотелось нашим почемучкам после всё разъяснять. Но они были заняты своей мирной беседой.

Митя лепил про то, что он зарабатывает деньги в интернете. (Практичный товарищ. По следам папы пойдёт, Антон – компьютерщик). Маша делилась своими достижениями:

– А я хожу в танцевальную школу. У меня-то был экзамен. У меня есть медаль.

Митя был восхищён:

– Давай поженимся.

Маша зарделась:

– Давай.

Мы свадьбу сыграли. В песочнице. Митя включил музыку в моём телефоне, пригласил Машу и повёл её, как взрослый, в танце. Мы их поздравляли.

Они забрались в домик, где будут вместе жить, стали устраиваться.

Настя показала мне в телефоне свою новую карикатуру. Меркель, в костюме крестоносца, неслась на коне к пропасти. Внизу стоял, задумавшись, Путин, рядом со спящим медведем, которого, как советовал Бисмарк, лучше не будить.

Дети узнали и Путина, и Меркель, очень, ха-ха, получилось похоже.

Я очень смеялась… сквозь слёзы.

Настя… ну как это у неё получается? Как бы ни было тяжело, какая-то часть её всё равно остаётся радостной, а когда чувства в карикатуру выплёскиваются, возвращается оптимизм, пусть и беспочвенный, но как сказал Бернард Шоу:

У оптимистов сбываются мечты,

У пессимистов – кошмары.

Аксель

Я пошёл к сестре. Её подруга Бербель не пострадала на ярмарке, у неё лоток в торговом ряду, она продаёт свои авторские украшения из войлока, у неё тяжёлый характер и на всё своя точка зрения. Полиция ни к чёрту не годится, правительство боится, что поднимется новая волна против мигрантов, а Меркель наивная.

– Наивная?! – вскинулась сестра, она её ни на дух не выносит. – Расчётливая и… – она сбавила обороты. – Тогда понимаю, почему мы за свою Маму цепляемся. Доверчивые! Поверили в её женские качества.

– Да, нельзя сбрасывать со счетов влияние личности на ход истории. Нами правят не партии, не кланы, а какие-то личности.

– В том-то и дело, что какие-то. Если бы Личности правили, не дожили бы мы до такого.

Я их слова не воспринимал. Не представлял, что чувствует человек, избежавший смерти. Я глубоко уважал Бербель за силу характера, не знаю, что было бы со мной, окажись я на её месте. Грузовик-фура с полуприцепом въезжает на Брайтшайдплатц, пробивает торговый ряд, давит людей. Паника, кровь, покалеченные, умирающие, мёртвые.

Благодаря таким, как несгибаемая Бербель, Берлин не даст себя запугать.

Беда сплачивает.

Ярмарка снова открыта, на месте Беды цветы и свечи. Люди идут и идут.

– …упустили террориста, а нас кормят уверениями, полиция вышла на подозреваемого! – Бербель, крупная, решительная, неуступчивая, была ярой поборницей справедливости, в конце 60-х (1968) участвовала в протести ом движении и не раз сталкивалась с полицией.

Своё отношение к ней она не переменила.

– …сокращают социальные выплаты, оболванивают народ! И те же цели сейчас преследует Евросоюз своей диктатурой.

– Это неслыханно! – вскричала сестра. – «Диктатура ЕС»!

– Да, – подтвердила Бербель, – диктатура, но иначе и нельзя управлять таким огромным союзом.

Я вспомнил про «тройку», о которой думал, что это три лошади в одной упряжке. «Святая наивность», – сказала Людмила и объяснила мне значение слова. Я тогда был озадачен, почему в Евросоюзе «тройка». Не знали про «тройку» Сталина?

– Народ – глуп, – сказала Бербель. – Нуждается в своей Мамочке.

– Мы с тобой, – напомнила сестра, – по многим пунктам сходимся, кроме этого – народ не глуп. Народ – это история, культура…

Бербель кивнула:

– Да-да, мы договорились различать два понятия: «народ» и «масса». И народная масса – консервативна. За левых голосовать не станет.

– Я буду голосовать за левых, – пообещала сестра.

– Ничего другого не остаётся.

А я останусь верен социал-демократам. Один раз, правда, я голосовал за либералов[29]29
  FDP – Свободная Демократическая Партия.


[Закрыть]. Но они себя дискредитировали. Поэтому у них больше нет власти.

Обама был последним. Демократ – по принадлежности к партии. А по всем приметам – либерал. Излишняя терпимость, снисходительность, вредное попустительство, мягкотелость, половинчатость, беспринципность. Полный набор.

Пока мы с сестрой готовили кофе, Бербель говорила про захватническую политику Америки. Мы отмалчивались (помня об «изюмных бомбардировщиках» и пакетиках со сладостями на парашютиках). Германия должна перестать идти у неё на поводу. Блок должен создаваться сильный: Евросоюз, Россия и Китай.

– Но мы испортили отношения с Россией! Таких дел наворотили! Наша «наивная» теперь в растерянности. Ученица Коля, архитектора Евросоюза, забыла, на каком фундаменте Коль его строил – в тесном союзе с Россией! И её ошибки сотрясают мир.

Сестра разложила пирожные, налила кофе, спросила, может, чего покрепче?

– Покрепче.

Мы выпили коньяку и продолжали слушать про публичное сознание, которое, ни больше, ни меньше, помрачённое сознание, мастерское спекулирование нашим сознанием, извращение перспективы из-за Крыма, из-за гражданской войны на Востоке Украины, из-за Сирии и Ирака (Ангела Меркель в своё время был за эту войну, как и Хиллари Клинтон, но Клинтон потом извинилась, Меркель – нет). Туманно говорится о распаде глобального порядка, расплывчато – о войне против Исламского государства, вяло – о страхах перед военизированными мусульманами.

При этом угроза Исламского государства, практика пыток и сам украинский конфликт маркируют фатальные ошибки и заблуждения американских политиков. Назвать Путина Мировым врагом номер один – это триумф лжи, целенаправленных коммуникаций.

Никто из политиков, никакие СМИ, сформировавшие общественное мнение – никто! нигде! – не говорит о скандалах NSA. Бесцеремонность, с которой США защищают своё право на полное контролирование мировых коммуникаций, признана de facto.

Это удар по цивилизации. Это так возмутительно, что заслуживает жёстких санкций сообщества государств против США.

– Cheers! – сказала сестра.

Я было хмыкнул, но потом подумал, а почему бы и нет?

Великие кризисы несут на себе неизменно американский почерк. Что Исламское государство в Сирии и Ираке смогло взрасти, натворили США – благодаря трём войнам. В первой, с 1980 по 1988 год, Америка воодушевила диктатора Саддама Хуссейна к походу против Ирана, помогла ему изготовить и использовать химическое оружие. Во второй войне, когда Саддам напал на Кувейт в 1991 году, потому что верил, США стоят на его стороне, иракец был пощажён. Только в третьей войне 2003 года он был свергнут, а Ирак так разрушен, что сунниты, подкармливаемые США и их арабскими союзниками, которые должны были удерживать шиитский Иран, вновь смогли организоваться в Исламское государство, ещё куда более опасное. Оно завладело не только американским оружием, но и остатками химического, которое в своё время было вручено Саддаму.

Американцы обнаружили остатки в 2003 году, когда брали Ирак, засекретили обнаруженное, а при отходе просто оставили всё там, где лежало. Ну а Исламское государство воспользовалось ядовитыми газами.

– Одним словом, янки, – подытожила сестра.

Но Бербель ещё не выговорилась:

– И за конфронтацию с Россией США несут ответственность. Весь нынешний конфликт с Украиной вызревал в 2008 году. На встрече НАТО в Бухаресте США потребовали включить Украину и Грузию в Западный союз. Наше правительство воспротивилось расширению НАТО на Восток. И Штайнмайера[30]30
  Министр иностранных дел.


[Закрыть] так обругала его американская коллега, что он этого никогда не забудет.

Переворот на Украине не обошёлся без США. Вспомним тот скандальный звонок Виктории Нуланд американскому послу в Киеве. Она посоветовала сделать главой правительства «Yafs», Яценюка, и отклонила «Klick», Кличко. Европа? «Fuck the EU!»

Всё это, как и систематические пытки в тайных тюрьмах по всему глобусу, а также чудовищная трещина в мировой цивилизации – Америка.

Но все пальцы указывают на Путина.

Людмила

– А чем мы будем завтракать? – спросил Митька.

– А что приготовишь, тем и будем.

– Я?

– Ты.

Я вручила ему миску, вилку, яйцо:

– Дерзай.

Когда Аксель проснулся, завтрак был готов, Митька рассказывал, что сам омлет делал, сам взбивал яйцо с молоком, окунал в миску хлеб, выливал масло в сковородку и смотрел, чтобы не сгорело!

Аксель не любит омлет, ест бутерброды, но попробовал, похвалил:

– Вкусно.

Митя пообещал, что завтра он омлет на нас всех приготовит.

Аксель поехал «отовариваться», а мы сели вырезать снежинки. И так вошли во вкус, что десять штук сделали – полуметрового диаметра.

У нас получилось очень даже ничего. Во всяком случае, Митька меня похвалил:

– Это ты хорошо придумала. Даже я бы не смог.

А я падка на похвалу, пообещала:

– То ли ещё будет!

– А что, что?

– Поздравления будем писать.

– Кому?

– Всем.

– Не хочу.

– А Маша пишет.

– Ладно, давай.

Мы, высунув языки, заражали друг друга личным примером – я у него что-то срисовывала, он у меня.

Вдруг вспомнила, что в детстве рисовала куколок, одежку для них раскрашивала, вырезала, потом надевала шапочки, сапожки, шубки из бумаги. Ничего же тогда не было, мы с братом сами свои игрушки мастерили – из картонок, спичечных коробков, проволоки, ваты.

Креативность, как я теперь понимаю, развивали. А нынешние детки довольствуются всем готовым. Много теряют. С раннего детства – вот так, незаметно – становятся потребителями.

– Готово! – сказал гордый Митя. – А когда к нам все придут?

– Послезавтра. Завтра Аксель поедет за гусем, а мы ёлку нарядим.

– И подарки под ёлку положим?

– Нет, их ночью Рождественский дед принесёт.

– Люся! Я же уже понимаю, что его нет.

– Так уж и нет?

Митька с сомнением на меня посмотрел.

А что? Николаус был, почему бы и Деду не объявиться?

– Его нет, – решил Митя окончательно и бесповоротно.

Какой он у меня… реалистичный. В свои пять уже готов все выдумки развенчать.

И тут оказалось, что это я, я сама развенчала! Митя привёл тому доказательства:

– У тебя под диваном стоит коробка, и её не Дед принёс, а ты. Я его не просил, я тебе говорил, что хочу. Ты купила для меня этот подарок, потому что я тебе про него говорил.

Было дело… не стану отпираться. Хоть мне и жаль, что коробку получше не спрятала, не учла, что он такой глазастый.

– Ладно, Мить, один ноль в твою пользу.

– Люся, ты не расстраивайся. Счёт ещё может сравняться. Ты мой молоток.

– Кто? – я захохотала. Митька обиделся. – Да брось ты, Митяй, ну что ты такой серьёзный.

Митька ещё больше обиделся:

– Ты мне всегда так говоришь.

– Как?

– Что я твой молоток.

Неужели? А я – не замечала!

– А когда я говорю, ты смеёшься.

– Ну извини. Да? Извиняешь? Ты у меня молоток.

Митька, в знак примирения, поднял ладошку с растопыренными пальцами, я прихлопнула её своей, но этого ему показалось недостаточно (крепко парня обидела), и мы, сцепив наши мизинцы, дружно покачали руками.

После дневного сна к нам пришли Маша и Настя. Мы с Настей сразу, несмотря на дождь, пошли на балкон покурить, потом на кухню поговорить.

Дети занимались своими делами: Маша «лечила» Митю, а он её.

– А теперь мы – докторы Айболиты и лечим бедных зверей.

Часа два лечили, Митя прибегал к нам, рассказывал:

– Заболел мышонок, у него было заражение козявок. Всегда сопли. Ну вот, я их всех вылечил.

Маша принесла ему письмо – листик бумаги, на котором были только волнистые линии.

Митя «прочёл»:

– Дорогой доктор Айболит, все весёлые, все выздоровели. Мы тебя благодарим.

Он сложил письмо и сказал:

– Я никогда таких писем ещё не получал.

Аксель

Людмила и Митя наряжали ёлку, развешивали и наклеивали повсюду полуметровые квадратные снежинки. Я съездил в деревню за гусем. Завтра сочельник. Я всегда, сколько себя помню, любил Рождество – праздничную суету, запах ёлки (теперь они, правда, почему-то не пахнут), мессу в церкви и глубокие раздумья, что кому подарить и как на этот раз приготовить гуся? С начинкой? Если да, то с какой? Людмила смеялась:

– Как бы ты ни приготовил, будет очень, очень вкусно.

– Да, – поддакивал сын, – по-любому вкусно.

Сейчас и Митя заверил:

– У тебя всё получится. Я после прогулки тебе помогу.

Он понёсся в прихожую, сорвал с вешалки шарф, подпрыгнул, сбил шапку, нахлобучил, в мгновение ока куртку напялил.

Я усмехнулся. На свидание с Машей торопится.

Под дождём.

Снега нет. А в моём детстве было снежное рождество.

Налицо глобальное потепление.

Я климат имею ввиду.

Включаю радио, берусь за гуся. Отрезаю-вынимаю жир, готовлю топлёное сало. Полчаса.

Отрезаю шею, кончики крыльев, вынимаю сердце, печень – всё варю, полтора часа, густой бульон мне понадобится назавтра. У нас так сложилось, что мы празднуем в сочельник, 24-ого, а в рождество, в первый день рождества, 25-ого, дети едут к тем родителям.

Удобно, без обид.

Но в прошлом году они спонтанно решили уехать на каникулы в Гарц. Да ради бога, пожалуйста! Поезжайте 26-ого, не нарушайте традицию. Юля путано объясняла что-то про домик, про, про.

Мы были огорошены. Мы с сестрой и Людмилой остались одни, без Антона и Мити. Мы впервые сидели со своим гусем одни. Грустно было. И в этом году планы на рождество были расплывчатые. Антон, Юля и Митя в сочельник собирались к её родителям на обед, Антон и Митя после приехали бы к нам, а Юля там осталась. 25-ого Антон и Митя снова поехали бы к ним.

Столько сложностей.

Так что я тихо сердился.

Когда же Антон позвонил, чтобы сообщить радостную весть, что Юля с нами будет, что там недоразумение вышло, что Юля хотела сделать своей маме приятное, а мама, оказывается, пойдёт с отцом в филармонию слушать Девятую симфонию Бетховена, я не сразу отошёл, даже сказал:

– Делайте, как хотите!

В конце концов год назад они разрешили проблему просто – просто уехали на все праздники в Гарц, прочь от всех нас. На все праздники! На рождество и на Новый год. Что ж, хорошо, никаких хлопот, не нужно возиться с гусем, даже ёлку ставить не надо, сумки на себе таскать…

– И ёлку поставим, – сказала Людмила, – и гуся есть будем, а на Новый год друзей пригласим. Раньше всегда приглашали. Очень весело было.

Да! Раньше нам весело было.

Я убавил огонь, поставил таймер, послушал новости.

Что-то изменилось за этот год?

Всё то же. Только теперь «все пальцы указывают» на Трампа. Только теракты теперь происходят не где-то там, а рядом – в центре Берлина. Террориста, им оказался тунисец, ликвидировали в Милане. Как ему удалось беспрепятственно добраться до Милана? Кто отвечает за это? Виноватых, как всегда, нет?!