Текст книги "Ставка на слабость"

Я подозрительно разглядывала Люськину физиономию с лихо вздернутым носом и смеющимися глазами, пытаясь понять, до чего она смогла додуматься. Люська излучала довольство.

– Кто у нас в телохранителях будет? Кевин Костнер? – спросила я.

– На что он годится, твой Кевин Костнер? Опять же, трудности с языком.

Тут я всерьез забеспокоилась, Люська не зря на целых четыре дня оставила меня в покое, чем-то она эти дни занималась.

– Слушай, – начала я, – только не говори мне, что ты нашла какого-то чокнутого алкоголика из бывших боксеров и все ему разболтала.

– Ты за кого меня принимаешь? – обиделась Люська. – Чокнутого алкоголика! Наша любимая родина, с которой ты все никак не свалишь, двигает к цивилизации, наемные убийцы у нас уже есть, и телохранители, слава богу, появились.

Я закатила глаза и попросила:

– Скажи мне сразу, где ты его откопала?

– Сейчас, – обрадовалась Люська и потопала в прихожую, вернулась она оттуда, держа в руках газету, которая подозрительно пахла.

– Ты что, ее на помойке нашла? – спросила я.

– Нет. Я на ней селедку разделывала. Разделываю я селедку и думаю о нашей безопасности, и тут взгляд мой упал на газету. Объявление видишь? Молодой человек, окончивший спецкурсы, предлагает свои услуги в качестве телохранителя. Дураку ясно – это судьба. Я ему написала, он мне позвонил.

– И что?

Люська взглянула на часы.

– Сейчас придет.

– А почему ко мне?

– По кочану.

Тут прозвенел звонок.

– Видала? – обрадовалась Люська. – Пунктуальный, – и пошла к двери.

– Подожди, – зашипела я. – Что ты ему скажешь?

– Найду, что сказать, не боись.

– Про машину даже не заикайся.

Я вышла в кухню, грохнула чайник на конфорку, слыша, как Люська в прихожей приветствует кого-то сладким голосом. Небольшое стадо смирных бегемотов прошло по коридору, и в кухне возникла сияющая Люська рядом с огромным и очень серьезным детиной. При виде его у меня схватило зубы. Я застонала и села на диван.

– Что ж, будем знакомиться, – сказала Люська. – Это Сережа, а это Татьяна Михайловна, женщина она деликатная, я бы даже сказала – нервная, вам это тоже придется учитывать в своей работе.

Сережа был выше Люськи на целую голову, оба возвышались надо мной, точно гоблины из сказки.

– Садитесь, – скомандовала я, и они сели, мне стало легче дышать.

Сережа бросил внимательный взгляд на мою кухню, сел в углу, откуда хорошо просматривалось все пространство, и замер. Обманчивое спокойствие маскировало напряжение и готовность в любую минуту отразить удар. Мне стало совсем худо: американские боевики Серега смотрел не зря.

Люська рассматривала его, как подарок под елкой, и только что не мурлыкала. Он был хорош: бицепсы, трицепсы и прочие достоинства перекатывались под легким свитером, мужественное лицо с ярко-синими глазами, прямой нос, губы нежно-розового цвета, зубы, которым не смогла бы нанести ощутимого вреда даже Люська, чистый лоб и густые светлые волосы со стрижкой Ван Дамма. Зубы у меня опять заныли.

– Я думаю, нам есть что обсудить, – серьезно сказал Сережа, вообще он был очень серьезным парнем. – Чтобы моя работа была максимально эффективной, я должен знать об охраняемом мною человеке практически все.

– У меня никаких секретов не будет, – промурлыкала Люська, темперамент ее наружу рвался, это уже и Серега почувствовал и сделал слабую попытку отодвинуться, но не тут-то было. Люська сдвинула коленку влево, а вслед за ней и свою руку, которая сразу же оказалась в опасной близости от его беззащитной руки.

– Сережа, – спросила я, – вам сколько лет?

– Двадцать пять, – слегка растерялся он. Если ему и исполнилось двадцать пять, то не иначе как вчера.

– Вы имеете опыт работы подобного рода?

– Нет, – честно ответил он, теряя недавнюю уверенность. – Я только закончил курсы.

– Ясно, – кивнула я.

– Я вам не подхожу? – с достоинством спросил он.

– Еще как подходишь, – замурлыкала Люська и грозно на меня посмотрела. – Идем-ка, Татьяна Михайловна, пару слов сказать надо. – Мы вышли в комнату, Люська навалилась на меня бюстом и, размазывая по стене, сказала: – Он нам нужен.

– Ты чокнутая старая обезьяна, – зашипела я. – На кой он тебе черт? Под ногами путаться? Единственное, на что он годен, так это на двухдневный отдых на моей даче.

– Может, так, а может, и нет. Кулаки у него будь здоров, и чему-то его на этих курсах все ж таки учили. Мужик нам нужен, пропадем без мужика. Ты, что ль, кулаками начнешь махать?

В кулачном бою я была не сильна.

– Ладно, – кивнула я. – Делай что хочешь.

– Вот и чудненько.

Мы вернулись в кухню, Серега пытливо взглянул на нас, я выдала улыбку, а Люська сказала:

– Если цена нас устроит, считай, сговорились.

О цене Серега говорил деликатно, едва ли не стыдясь, вопрос этот решили быстро.

– Так в чем ваша проблема? – покончив с тарифными ставками, спросил он.

Тут опять встряла я:

– Проблема у нас такая: два года назад близкий друг Людмилы Сергеевны сел в тюрьму. – Люська удивленно вскинула брови, выкатив красивые глаза цвета спелой вишни, посмотрела на Серегу и кивнула, а я продолжила: – Перед тем как отбыть в Горьковскую область, он завещал ей небольшую сумму денег, которая с нашей инфляцией очень быстро растаяла. Людмила Сергеевна, по понятным причинам, прекратила всякие отношения со своим бывшим другом, он же, тоскуя по былому счастью, не прекращает ее беспокоить, маскируя свои домогательства желанием вернуть деньги. Он все еще в местах лишения свободы, но его многочисленные друзья не дают Людмиле Сергеевне спать спокойно. Ваша работа – это скорее не предотвращение реальной угрозы, а некий психологический фактор.

Люська, чуть приоткрыв рот, взирала на меня с уважением, если честно, я и сама себя зауважала.

– Ясно, – кивнул Серега. Было заметно, что ему ничего не ясно.

– В общем, – подвела Люська черту под моей речью, – если кто из этих бандюг сунется, дай ему по морде, чтобы знал, за меня есть кому вступиться.

Однако Серега оказался не таким уж простачком; помолчав, он задал вполне разумный вопрос:

– Я хотел бы знать, этот ваш друг – он сам сел в тюрьму или ему кто-то помог?

Люська обиделась:

– Чтоб я любимого человека ментам сдала? Другое дело – обобрать до нитки. Я порядочная женщина. – Люська хмыкнула и плотоядно уставилась на Серегу, тот кашлянул и в поисках спасения воззрился на меня.

– Машина у вас есть? – спросила я.

– Нет, – словно извиняясь, ответил он.

– А права?

– Есть.

– Вот и чудненько, – опять влезла Люська, – будет на твоей «копейке» ездить. Что ж, вроде обо всем договорились, соглашение наше вступает в силу с этой минуты. Надо бы это обмыть.

– Я не пью, – торопливо заверил Серега.

– Людмила Сергеевна имеет в виду чай, – сказала я и сняла с плиты чайник.

Мы стали чай пить, однако и тогда Люська не оставила своих поползновений, смотрела на Серегу со значением и все норовила за руку схватить. Серега мужественно сохранял достоинство и выдержку, сидел подобравшись, словно ожидая удара.

– Я думаю, мы останемся довольны друг другом, – мяукнула Люська, а Серега, наверное, от счастья опрокинул на себя чайник. Чайник, задержавшись на верхней части его ноги, грохнулся на пол, а Серега взвыл, вскочив ошпаренным (слово «как» я по понятным причинам опускаю).

– О господи, – всполошилась Люська. – Очень больно?

Серега, закатив глаза, скрипел зубами, а я скомандовала:

– Снимай штаны.

– Чего? – перепугался он.

– Штаны снимай. Ожог – вещь серьезная.

Через несколько минут успокоенный Серега сидел, прикрывшись моим халатом, нога в аэрозольной пене покоилась на табурете, мы ели пирожные, наш телохранитель бессовестно на них налегал, а я тоскливо думала, что хлопот теперь прибавится.

На следующий день Люська вновь появилась у меня, разумеется, с телохранителем, и с порога заявила, что берет месячный отпуск.

– А тебя отпустят? – спросила я.

– А и не отпустят, с моими-то деньжатами я пять таких ларьков куплю.

В Люськиных словах была своя логика, и мне пришлось согласиться. Поскучав минут пять, Люська предложила прокатиться по магазинам, идея мне понравилась, и мы отправились на моих «Жигулях», я была за рулем, а Люська с Серегой сели сзади. Купить мы успели только любимые пирожные, поход был прерван кровавым происшествием. Повинны в этом были Серегина деликатность и недостаток бдительности: он помогал Людмиле Сергеевне выходить из машины, по всем правилам прикрывая ее своим телом, а та, изловчась, прихлопнула ему дверью палец. Серега освободил его дрожащей рукой, глухо простонал и побледнел. Мы поехали ко мне, где я обработала палец, наложила повязку, пообещав, что ногтя он лишится. Серега держался мужественно, Люська извинялась и кормила его пирожными. Если так пойдет дальше, парню желудок она испортит, ну и зубы, само собой. Покончив с пирожными, мы продолжили поход по магазинам, но прошел он как-то вяло: Людмила Сергеевна боялась хлопнуть дверью, а ее телохранитель заметно прятал руки. Под вечер мы вновь оказались возле моего дома, Люська решила ночевать у меня, я против обыкновения согласилась: ее лучше держать на глазах, иначе вслед за Серегой мог появиться еще бог знает кто. Я отдала Сереге ключи от гаража с просьбой поставить машину, и мы с Люськой зашагали к подъезду, телохранитель остался ждать в машине, когда мы, оказавшись в квартире, дважды посигналим светом, что все в порядке.

Как только мы вошли в подъезд, сердце мое стремительно дезертировало: возле почтовых ящиков стояли два моих недавних визитера, я попятилась, а Люська, сверкнув улыбкой, пошла прямо на них.

– А вот и наши милиционеры. Так что там с удостоверениями?

– Прикрой рот, – спокойно сказал парень, – и в квартиру топай. Поговорить надо.

– Говори здесь, – ответила Люська, а я вертелась у двери, пытаясь решить: звать Серегу на помощь или не стоит?

– Вам вообще чего надо? – сурово спросила Люська, а я, наконец решившись, толкнула дверь и заорала со всей возможной громкостью. Кто-то схватил меня за шиворот и больно дернул, я закрыла лицо руками и заверещала еще громче.

Тут хлопнула дверь, и меня отпустили: в подъезде появился Серега. Он был великолепен. В три счета разделался с первым парнем, поразив меня своими талантами. Это было даже лучше, чем в кино. Беда только в том, что второй парень, вместо того чтобы спокойно дожидаться своей очереди, как положено плохому персонажу в любом приличном фильме, сразу же ринулся помогать дружку, и Сереге пришлось туго.

К счастью, на помощь ему подоспела Люська. Схватив парня за волосы, она сначала задвинула ему коленом по лицу, а потом носком сапога ниже пояса. Парень крикнул и заметно опечалился. Я, пользуясь тем, что на меня никто не обращает внимания, влетела в квартиру и позвонила в милицию. Когда к подъезду подкатила милицейская машина, связанных собственными ремнями парней сдали с рук на руки. Молоденький старательный милиционер побеседовал с нами и скоро отбыл. Оказавшись на родной кухне, мы возбужденно обсудили происшествие, Люська расцеловала Серегу, присвоив ему звание Героя, а я обработала ссадину на его мужественном лице и наложила тугую повязку на локоть.

– Наверное, тебе сегодня лучше здесь ночевать, – сказала Люська.

Серега кивнул. Внутренне я была против того, чтобы превращать свой дом в ночлежку, но недавний визит вызвал в груди томление, и я согласилась. Серега позвонил домой и остался. Его уложили в кухне на старом надувном матрасе, который был ему явно маловат, а мы с Люськой устроились на диване.

Ночью меня мучили кошмары, сквозь сон с кухни доносился подозрительный шум, я сунула голову под подушку, как страус в песок, с намерением ни в коем случае не просыпаться.

Утром, открыв глаза, я обнаружила, что Люськи рядом нет, потянулась и пошлепала в туалет. Серега спал на полу, сбив простыни и подушку, занимая большую часть моей кухни, спал, лежа на животе и сладко посапывая. Люська плескалась в ванной, что-то напевая. Заварив себе кофе, я вернулась в постель и через двадцать минут спала как убитая. Разбудил меня Люськин рык:

– Подъем, соня. Завтрак готов.

Я посетила ванную и в халате вышла к столу. Люська разливала чай и светилась изнутри, как электрическая лампочка. Посмотрев на стол, я сказала:

– Ты плохой стоматолог.

Люська нахмурилась:

– Почему?

– Нельзя есть столько сладкого. Зубы испортишь.

– Ешь, что дают, и молчи.

Серега выглядел счастливым новобрачным. По тому, как он называл Люську «Люда» и со значением смотрел на нее, стало ясно: ночь была бурной и навеки оставила след в его душе.

– Вас можно поздравить? – поинтересовалась я. Серега заерзал, а Люська хмыкнула.

– Чем собираешься заняться? – спросила она.

– Ничем, – ответила я. – На диване лежать.

– Значит, с нами не поедешь?

– Не поеду.

– А чего не спрашиваешь, куда?

– Зачем, все равно ведь не еду. А куда вы?

– Так, дела кое-какие. Машину даешь?

– Бери.

В понедельник мы встретились после обеда, лица обоих излучали счастье, кто кого охраняет, понять было затруднительно, да я и не пыталась, потому что с этого дня события стали развиваться стремительно и совершенно в другом от желаемого направлении, что дало мне возможность сотню раз пожалеть о заимствованных из машины деньгах.

Началось с того, что какой-то псих загнал меня в кювет. Загнал, притормозил, помахал рукой и отбыл. Чертыхаясь, я сменила направление, как только смогла унять дрожь в руках, и поехала к Люське. Серега, естественно, был там. Я поведала о происшествии.

– Может, это случайность? – спросил Серега.

– Еще чего, – обиделась я. – Он сделал это нарочно да еще рукой помахал.

– Может, шпана какая? – с умным видом заметила Люська. – Мало ли придурков на дороге?

– Не заговаривай мне зубы, – злилась я.

Тут не к месту встрял Серега:

– От тебя-то им чего надо? Я считал, что угрожают только Людмиле.

Мы с Люськой переглянулись, хмыкнули и замолчали. На мой взгляд, оба легкомысленно отнеслись к моему приключению. В любом случае к вечеру их мнение изменилось. Мы ехали ко мне, когда сзади пристроилась «девятка», не просто пристроилась, а висела у меня на хвосте, едва ли не подталкивая бампером.

– Он что, чокнутый? – удивилась Люська.

– Притормози, – сурово сказал Серега. – Я с ним разберусь.

Однако я сочла за лучшее не останавливаться. Неожиданно впереди возникла еще одна машина, на этот раз «восьмерка», я отчаянно сигналила, но эффекта это не произвело. Зажатые с двух сторон, мы двигались некоторое время не скажу, чтобы очень быстро. На светофоре мне удалось оторваться от этих психов, и, развивая возможную скорость, я бросилась к дому. Мне везло, а им нет. В результате я въехала во двор на полторы минуты раньше, потому, когда преследователи появились, мы уже были в квартире и баррикадировали дверь. Серега остался ночевать: ожидалось нападение.

– Машину надо в гараж отогнать, – мрачно сказал телохранитель.

– Да черт с ней, – дружно запротестовали мы.

Выходить во двор желания не было, так же, как оставаться в квартире без Сереги. Мудро рассудив, что машина – всего лишь груда железа, мы поужинали и сели в комнате, не включая света и держа телефон под рукой. Часы шли, а ничего не происходило.

– Под утро придут, – сказала Люська. – Когда бдительность потеряем.

Мы ввели дежурства и решили соснуть. Моя очередь дежурить так и не наступила: когда я открыла глаза, сияло яркое апрельское солнышко, Люська спала, прижавшись ко мне, спал и ее телохранитель, недавно произведенный в герои, правда, он спал в кресле, вытянув длинные ноги и открыв рот.

Порадовавшись, что ночь прошла без происшествий, мы позавтракали, и Люська засобиралась домой. Зачем с ними потащилась я, понять трудно, скорее просто для того, чтобы не быть одной. Мы вышли из подъезда и с удивлением обнаружили мою машину в целости и сохранности стоящей там, где мы ее вчера бросили. Я считала, что в лучшем случае увижу груду железа, но «копейка» моя сверкала ровной поверхностью без единой вмятины, блестела целыми стеклами и, на мой взгляд, за ночь как-то похорошела.

Вместо того чтобы обрадоваться, я вдруг запаниковала. И тогда Серега радостно хохотнул:

– Ура! Средств передвижения они нас не лишили!

– Подожди, – торопливо сказала я.

– Чего? – удивился он.

– Не знаю, – ответила я, точно зная, что никакие силы небесные не заставят меня сесть в машину. Так уже было однажды: я училась в институте в другом городе, на выходные ездила домой, на третьем курсе, как-то в субботу, выстояв дикую очередь и услышав по динамику, что на такой-то рейс билетов нет, я уныло побрела к выходу, и тут добрый дядька предложил мне билет. Счастливая, я купила мороженое и, радуясь жизни, пялилась в окно. Вот тут-то на меня и накатило: я вдруг поняла, что ни за что на свете не сяду в автобус. Кончилось тем, что, продав свой билет, я поплелась на объездную, в надежде на попутку, где и была подобрана часа через три в почти обмороженном состоянии сердобольными перегонщиками. Я нисколько не удивилась, узнав через два дня, что автобус столкнулся с «КамАЗом», четыре пассажира погибли, те, что занимали первые места. Мое было первым.

Эти мысли вихрем пронеслись у меня в голове, пока я стояла и пялилась на свою машину.

– Ну ее к черту, – наконец сказала я. – Поедем на такси.

– Что за ерунда? – удивился Серега.

– К черту, – твердо ответила я, испытывая все большее желание держаться от машины подальше. Видя мою непреклонность, Серега предложил:

– Давай я ее хотя бы в гараж отгоню.

Пока я прислушивалась к своему внутреннему голосу, Серега пошел к машине, и тут Люська, до этого без особого интереса разглядывавшая мою физиономию, заорала:

– Сережа!

Он испуганно обернулся и успел сделать пару шагов в сторону Люськи, в этот момент раздался странный звук, огненный столб устремился к небесам, опалив нас жаром, и осел на землю остатками того, что несколько секунд назад было моей машиной.

Кусок металла ударил Серегу, проявившего естественное любопытство, в лицо, распоров ему щеку и оставшись торчать в ней. Рана хоть и неопасная, но кровопролитная и устрашающая. Мы покинули круг любопытных граждан, который с каждой минутой разрастался, и вернулись в мою квартиру. Люська звонила в милицию, а я занималась Серегиной щекой. Кусок железа удалила быстро, играть в Рэмбо Серега желания не испытывал, потому, прежде чем начать штопать, я накачала его изрядной дозой обезболивающего, что не помешало ему взирать на меня с ужасом.

– Ну и работа у тебя, – сказал он по окончании процедуры.

– Это что, – влезла Люська. – Ей однажды мужика привезли, кишки за ним по полу волочились. И что ты думаешь? Она их назад затолкала, зашила, и будь здоров. Правда, заталкивать пришлось коленом. Я ж говорю – золотые руки.

Серега побледнел еще больше и сказал, что ему в туалет нужно. Покончив с кровавыми ранами, мы занялись подоспевшей милицией, точнее, это она нами занялась. Больше всего граждан милиционеров волновал вопрос: кто и почему, а главное, за что желает мне вреда? То меня в подъезде встречают, то машину взрывают, с чего бы это? Разозлившись, я ответила, что в известность меня почему-то не поставили. Потратив массу времени впустую, милиционеры отбыли восвояси.

Сереге было предложено отдохнуть на диване, а мы с Люськой в кухне проводили военный совет, истребляя сигареты и кофе.

– Они ведут себя как идиоты, – ворчала Люська. – К примеру, зачем взорвали машину? Нас хотели убить? И что им это дает?

– Если б хотели, то убили бы, – мрачно заметила я, почему-то в этом сомнений у меня не было.

– Тогда вообще ничего не понимаю.

– У меня есть только один вариант: они нас пугают. Нагоняют страха, надеясь, что мы запаникуем и себя выдадим.

– Голова болит, ей-богу. С моими-то нервами видеть, как машины взрываются. И если только пугали, откуда знать могли, что в машину не сядем?

– Может, они следили, дождались, когда выйдем, и рванули для пущего эффекта. В любом случае что-то они имели в виду.

– Умеешь ты утешить, за что и люблю. Ну, и как дальше жить, а?

– Думаю, разумнее разделиться. Держась скопом, мы им только жизнь облегчаем. В любом случае о даче надо забыть.

– Не дура, – проворчала Люська. – Поняла. Слушай, может, это… не стоит нам разделяться? Вместе как-то спокойнее.

– Ехала бы ты к тетке, – сказала я, – зря, что ли, отпуск взяла? И я, пожалуй, съезжу на недельку к Зойке.

Люська поразмышляла и сказала без энтузиазма:

– Ладно, может, оно и в самом деле лучше.

Мы разделились, и я отправилась на квартиру родителей, решив, что там безопасней. Уснула я мгновенно, а проснулась от яркого пламени, бушевавшего совсем рядом. Что-то мне снилось. Я открыла глаза и тут же их зажмурила: в лицо мне била светом мощная лампа.

– О, черт, – сказала я, вытягивая руку, и тут до меня дошло, что кто-то эту лампу включил. Я замерла, разом вспотев, силясь хоть что-то разглядеть сквозь этот океан света.

– Кто здесь? – шепотом спросила я, а потом крикнула отчаянно: – Кто здесь?

– Заткнись, – ответил грубый мужской голос.

Зубы мои жалко клацнули, пот стекал по ребрам. Я облизала губы и спросила:

– Что вы хотите? Деньги в сумке. Там немного. Больше денег в квартире нет. Ради бога, забирайте, что хотите… – И тут я почувствовала рядом человека, я не могла видеть его, но чувствовала. Стало очень тихо. Тишина давила. Слепая, в абсолютной тишине, я испытывала настоящий ужас. Там, за чертой света, мог быть кто угодно. Почему-то мне думалось, что в руках у него бритва.

– Пожалуйста, – попросила я, – пожалуйста, не трогайте меня.

– Мы просто немного поговорим. – Голос был другой, завораживающий, мягкий, с едва ощутимой хрипотцой, бархатный голос. Значит, их по меньшей мере двое, мелькнуло в голове.

– Расскажи мне о той машине в лесу.

– Боже мой, – зашептала я. – Опять эта машина. Зачем я пошла туда?

– Расскажи мне все, – повторил он, и я стала рассказывать. Я прикрывала ладонью лицо и рассказывала, обливаясь потом от света и холодея от ужаса. Но я еще контролировала себя: не мысль, выраженная словами, а скорее тень мысли, ощущение: если от кого-то зависишь, следует выглядеть еще более зависимым.

– Я ведь не сделала ничего плохого, – прошептала я, держа руку на груди. – Я просто хотела ему помочь. Но он был мертв. Я просто хотела помочь, что в этом плохого?

Я почувствовала слезы на щеках, они стекали по подбородку и падали на ладонь.

– То, что ты говоришь, правда? – спросил голос. Он звучал ровно, без угрозы. – Ты ведь не хочешь, чтобы тебя убили?

– Пожалуйста, – зашептала я, – я ведь все сказала вам, – и всхлипнула, прикрыв веки, пальцы были мокрыми от слез, губы мгновенно распухли. – Боже мой, – торопливо зашептала я, – я ничего не понимаю, какие-то люди задают вопросы, меня чуть не избили в подъезде, кто-то взорвал мою машину, и никто не сказал: почему? Кому я мешаю?

– Кому может мешать такая хорошая девочка? – сказал он, улыбаясь, я не могла видеть, но знала, он улыбается.

«Какие у него должны быть глаза? – вдруг подумала я. – Какие должны быть глаза у человека с таким голосом? Большие, темные, с поволокой».

– Этот парень, откуда он взялся? – опять заговорил он.

– Он приятель моей подруги.

– Да? – смех, негромкий, насмешливый. – У парня интересная профессия.

– Он обещал помочь нам, – звучит виновато.

Скрипнуло кресло, я поняла, что он придвинулся ближе. Сквозь ослепительный свет я чувствовала его взгляд.

– Пожалуйста, – прошептала я, – объясните мне… я ничего не понимаю… я боюсь… – У меня сорвался голос, я вздохнула, дернувшись всем телом, и повторила: – Я боюсь…

Он вдруг протянул руку, я вздрогнула, подалась назад, а он коснулся моего плеча, рука медленно двинулась вдоль груди, задержалась на соске и вернулась обратно. Я почувствовала его желание. Чувство было очень острым, я ощущала его всем телом, как будто уже принадлежала ему. Это длилось бесконечно долго: воздух был наполнен сладострастием пополам с ужасом, я опять подумала о его глазах, о его улыбке… о бритве в его руке, я почти поняла: он сейчас ударит. Сжалась, замирая, и, стискивая рукой рот, зашептала:

– Пожалуйста, не убивайте меня, я не сделала ничего плохого…

– Девочка, чаще всего за это как раз и убивают…

Рука его переместилась к моему лицу, большая ладонь с крепкими длинными пальцами, на мизинце печатка. Он провел пальцем возле моих глаз, печатка сверкнула тремя бриллиантами.

– Расскажи мне еще раз, как все было, – попросил он тихо, даже ласково.

– Но…

– Расскажи…

Я слабо шевельнулась, ощутив, как немеют ноги.

– Положи подушку за спину, тебе будет удобнее, – сказал он, и я повиновалась: голос гипнотизировал, мягкий, бархатный, он вливался в душу, лишая возможности мыслить. – Так удобнее? – спросил он.

– Да, – ответила я очень тихо и спокойно, хотя ужас держал меня ледяной рукой возле затылка.

– Расскажи мне еще раз…

Я закрыла глаза и повторила рассказ, всем телом ощущая его руку… И опять повисла тишина, он молчал, а я, зная, о чем он думает сейчас, вновь зашептала:

– Пожалуйста, не убивайте меня.

– Ты красивая девочка, – сказал он, ласково сказал, но это не обмануло, он мог говорить что угодно, я знала: передо мной убийца.

Теперь он держал меня за подбородок, это было чудовищно, но его желание передавалось мне, разливаясь теплом внизу живота и холодя душу. Я повернула голову, уходя от его взгляда, изо всех сил стараясь не закричать, и попросила:

– Пожалуйста, не трогайте меня… – Голос звучал тихо, как-то безжизненно. Рука замерла. Тишина. Долгая-долгая тишина, от которой сводило внутренности.

– Не бойся, – наконец сказал он, гладя пальцами мои губы, и повторил: – Не бойся.

А я прошептала, зажмурившись:

– Спасибо…

– Послушай меня, девочка, – опять сказал он. – Ты будешь молчать. Ты никому ничего не расскажешь. Ни обо мне, ни о том, что я спрашивал. Ты поняла?

– Да. Я буду молчать.

– Ты просто забудешь об этом.

– Да. Забуду, – эхом повторила я.

– Умница. – Он убрал руку. Я услышала, как скрипнуло кресло, потом звук шагов. Хлопнула входная дверь, а я все сидела, тараща слепые глаза и обливаясь потом.

«Мне надо подняться», – билось в мозгу, но я не могла: там, за чертой света, кто-то мог подстерегать меня. Я стиснула голову руками, заорала «мама», прыгнула вперед и замерла в спасительной темноте.

– Они ушли, – громко сказала я и испугалась. На четвереньках я выбралась в прихожую и включила свет, стояла, прижавшись к стене, ожидая, когда стихнет резь в глазах, потом осмотрелась: никого. Я вернулась в комнату, рыдая от бессилия, зажгла верхний свет. Комната была пуста. Я выключила настольную лампу возле постели и обессиленно сползла на пол. Не знаю, сколько я так сидела, без мыслей, опустошенно, завороженно, в комнате стало сереть, близился рассвет. Я смогла подняться и вышла в ванную. Из зеркала на меня смотрело чужое лицо с совершенно безумными глазами. Чувство было такое, точно мне изнасиловали душу. Собрав все силы, я подняла голову и сказала громко в пустоту:

– Ты, ублюдок! Я тебе врала, от первого до последнего слова я тебе врала.

В дверь звонили весьма настойчиво. Я осторожно подошла и спросила:

– Кто?

– Я, открывай.

Я открыла и увидела Люську, ее левый глаз украшал здоровенный синяк.

– Были? – спросила я.

– Твою мать, твоего отца и твою бабушку! – прорычала Люська, лицо ее пылало. – Твоя идея разделиться. Меня чуть не убили, каково это с моими-то нервами! – Люська рухнула на диван, сверля меня гневным взглядом. Я села напротив и стала ждать.

– Пришли ночью, двое. Дверь вышибли. Можешь себе такое представить? Допрос мне устроили, видишь, как украсили?

– Ты сказала?

– Еще чего! – фыркнула Люська и добавила: – Правда, до утюга не дошло.

– Выдержала нашу историю?

– Слово в слово.

– А они?

– Пообещали сладкую жизнь и тебе велели передать, что из-под земли достанут.

– Любопытно, – сказала я.

– Куда уж любопытней. Вот, телефончик оставили, на случай, если я чего-нибудь вспомню.

Я взглянула на бумажку с записанным на ней номером и убрала в кошелек: никогда не знаешь, что может пригодиться в жизни. Люська подозрительно на меня поглядывала.

– Ну и как же ты от них отделалась? – полюбопытствовала я.

– Сами ушли. Тут и милиция пожаловала: кто-то из сердобольных соседей вызвал. – Люська помолчала немного и продолжила: – И Серега пропал, должен был утром прийти – не появился. Звонила – занято.

– Еще позвони.

Люська прошествовала к телефону. Серега оказался дома, Люська поговорила с ним пару минут и вернулась, лицо у нее было озадаченное.

– Что? – поинтересовалась я.

– Просил к нему подъехать.

– Зачем это?

Люська пожала плечами:

– Сказал: не по телефону. Едем, что ли?

– А я-то зачем поеду?

– Затем. Боязно мне что-то, да и Серега сказал, чтобы вместе приехали.

Дверь нам открыла женщина лет пятидесяти, с больными глазами, указала рукой на нужную дверь со словами:

– Там он лежит.

Серега и правда лежал, точнее, полулежал на груде подушек. Вид у него был такой, словно его использовали вместо боксерской груши: глаза заплыли, губы разбиты, ухо разорвано.

– «Скорую» вызывал? – спросила я.

– Нет.

– Почему?

– Отлежусь. – Говорить ему было трудно. Люська сначала запричитала, потом гордо продемонстрировала свой синяк, а я стала осматривать Серегу: били его профессионально – очень больно и вполне безвредно.

– Легко отделался, – сказала я, – ребра, нос и зубы целы, а ухо сейчас зашью. – Я раскрыла сумку, Серега слегка запаниковал:

– Ты что, это всегда с собой таскаешь?

– А как же, – влезла Люська, – она ж у нас доктор Айболит.

Когда с ухом было покончено, я спросила:

– Где они тебя?

– Здесь, – усмехнулся Сергей. – Пятеро. Родителей в ванной заперли, а меня в комнате отметелили. Очень советовали забыть про вас.

– А ты? – спросила Люська. Серега задумался, облизнул губы, глаз не поднимал.

– Что я? – Он вздохнул. – Слушайте, что-то тут не так. Не простые это ребятки, не какие-то дешевые уголовники. Тут народ покруче.

– Так, – сказала Люська, устраивая ранее охраняемое Серегой тело в кресло. – Ты что ж это, бросить нас хочешь?

– А что я могу, а? Против пятерых с кулаками не попрешь.

– Ты когда объявление в газету давал, о чем думал?

– Да, работа охранника не сахар, могут и морду набить, – хмуро заметила я, лично я Серегу прекрасно понимала, он обиженно засопел, а Люська услужливо плеснула в огонь маслица:

– Конечно, наш Кевин Костнер думал бабки стричь да по ночам развлекаться, а тут, подумать только, плохие дяди.

Серега сверкнул глазами, потом покачал головой и сказал:

– Вам бы лучше уехать куда. Да и мне тоже.

– Слушай, – сменила Люська кнут на пряник, – я тебе буду платить в два раза больше.

Он отрицательно покачал головой:

– Покойнику деньги ни к чему.

– Что за чушь, – возмутилась Люська. – Не убьют же тебя.

– Еще как убьют, – обиделся Серега. Его благоразумие вызывало у меня уважение. Дураком он явно не был. Люська таращила глаза, до краев переполненная гневом.