Текст книги "Мятежная герцогиня"

– Теперь ты порадуй мамочку, мой малыш, – попросила Илария и села на лавку напротив закрытой двери, расставив ноги.

Лаврентий стал перед ней на колени и начал медленно скатывать с одной ноги чулок, поглаживая обнаженные бедра женщины. Его пальцы легко касались внутренней поверхности бедер и проскальзывали между ног, безошибочно находя чувствительную точку. Когда он снял второй чулок, Илария уже возбудилась, она часто дышала и выгибалась навстречу руке любовника. Тогда он широко развел ее бедра и припал губами к влажному лону. Он ласкал ее языком и поглаживал пальцами, с наслаждением чувствуя мелкую дрожь страсти, сотрясающую тело любовницы. Когда она громко застонала и обмякла, откинувшись на стену, он поднялся. Теперь начиналась самая сладкая часть игры.

Дверь в горницу отворилась и вошла Анфиса, неся пучок ивовых прутьев. Она тоже была полностью обнажена, и Островский с удовольствием оглядел крупное сильное тело девушки с широкими бедрами и большой грудью. Она подошла к господам и обратилась к Иларии:

– Барыня, там дрянная девчонка за вами подглядывала, – объявила она, подошла к чулану, отодвинула засов и распахнула дверь.

В углу, прижавшись к стене, стояла испуганная молоденькая девушка. Она была обнажена, а руки ее были связаны. Анфиса грубо схватила пленницу за плечи и вытолкнула на середину комнаты.

– Ты что делала, подсматривала? – крикнула Илария, вставая с лавки. Она подошла к девушке и ударила ее по щеке, – ты знаешь, что нельзя подсматривать за взрослыми, и сейчас будешь наказана.

Она кивнула Анфисе, и та, схватив девушку за связанные руки, толкнула ее к столу. Служанка подняла и положила несчастную на широкий деревянный стол и прижала ее руки ладонями. Илария выбрала одну розгу из пучка, принесенного Анфисой и, наклонившись к девушке, стеганула ее по ягодицам. Розовая полоса появилась на белой коже, а Илария жадно взглянула в глаза Лаврентия и с радостью увидела в них растущее возбуждение. Она начала наносить удары, крики жертвы звучали для обоих, как музыка, усиливая их возбуждение, и когда Илария бросила розгу и, оседлав колени любовника, начала, умело растягивая удовольствие, вести их к сладкой разрядке, они оба забыли обо всем на свете, отдаваясь игре. Когда тетка закричала и забилась у него на коленях, Лаврентий, взлетев вслед за ней на пик наслаждения, получил такое же яркое удовольствие, какое у него было в шестнадцать лет.

– Вот видишь, мой дорогой, мамочка говорила, что тебе понравится, – шептала ему Илария, обнимая его влажное тело. И он вынужден был признать, что ему действительно это нравилось.

Она поднялась и обратилась к девушке, которую Анфиса все еще удерживала на столе:

– Ну что ж, если тебе нравится смотреть – то смотри, – и, повернувшись, велела Анфисе, – держи ее крепче, а если хоть слово скажет, выпори ее сама.

Она вернулась к любовнику и начала снова ласкать его, легко касаясь языком и губами его груди, живота, бедер и потом прильнув к его паху. Откинувшись на стену, Лаврентий видел испуганные глаза девушки и горящий похотью взгляд Анфисы, и это только усиливало его возбуждение. Наслаждение стало необыкновенно ярким, и через несколько минут из его горла вырвался хриплый стон.

Илария снизу вверх смотрела на любовника, наслаждаясь вместе с ним. Увидев, что он расслабился, закрыв глаза, она поднялась и приказала Анфисе:

– Запри ее в чулан, дай ей тулуп, и еды принеси. Когда мы уйдем, баню тоже запри, да смотри, чтобы никто из дворовых близко сюда не подходил. Гляди, отвечаешь за нее головой, – распорядилась хозяйка, взяла Лаврентия под руку и потянула к выходу.

– Пойдем в дом, дорогой, пора ужинать, а завтра мы снова поиграем.

Служанка, схватив девушку за руку, затащила ее в чулан и закрыла дверь на засов.

Островский поднялся и пошел за любовницей. Предвкушение невероятного наслаждения приятно покалывало его изнутри, целую неделю он будет подниматься по ступеням удовольствия, и на седьмой день получит главный приз. Он не мог сопротивляться этому искушению.

Молодой человек вспомнил тот зимний вечер сразу после смерти отца, когда Илария начала с ним игру. Тогда жертвой была молоденькая дворовая девушка. Ей тоже было пятнадцать лет, как Иларии, подсматривающей за сестрой и зятем. Та первая девушка была совсем светлая блондинка с белой кожей и прозрачными светло-голубыми глазами. Каждый вечер тетка била ее, а потом заставляла смотреть на их совокупление. Это извращенное удовольствие затянуло его в свои сети, возбуждая его всё сильнее в каждый последующий вечер. В конце недели Илария отдала девушку любовнику, и сама держала ее за руки, пока он брал девственность этого юного испуганного создания. Малышка билась и плакала, и ее ужас и слезы возбуждали Лаврентия так, как ничто другое раньше. Это насильственное обладание дало ему такое наслаждение, что он в тот же вечер понял: он больше никогда не сможет от этого отказаться. На следующее утро девушка уже не проснулась после огромной дозы настойки опия, которой ее напоила Илария.

Ровно через неделю тетка снова привела его в баню, где их ждала новая жертва из дворовых девушек. Ей тоже было пятнадцать лет. Им теперь всегда было пятнадцать. Илария придумала новые правила игры: она вплела в волосы девушке цветок незабудки и звала жертву его именем. Каждый раз он сам зарывал тела в конце сада, а тетка тогда впервые воткнула в снег на месте одной из тайных могил шелковые незабудки.

Оба любовника все больше втягивались в эту извращенную игру и, когда пришла пора оставить имение кредиторам отца, они не столько жалели о доме и доходах, сколько об утраченной возможности находить новые «цветы», как они их теперь называли.

После отъезда из имения Илария с Анфисой переехали на маленький хутор, через несколько дней к ним присоединился Лаврентий. Любовники уже не могли остановиться. Теперь жертв искали в Митаве. Илария и Анфиса, выспросив, сколько девушке лет, приглашали ее на работу, увозили на хутор, объясняя, что хозяйка сейчас за городом и хочет сама посмотреть на новую горничную. Девушку запирали в бане, и любовники наслаждались своей игрой, пока Лаврентий не насиловал жертву. В ту же ночь Илария поила ее своей настойкой, отправляя на тот свет. Девушек закапывали в конце сада, и тетка старательно высаживали на могилах такие же цветы, которые вплетала в волосы девушек в первый день их испытаний.

Три года прожили Островские на хуторе, когда Лаврентий получил письмо с сообщением, что он – наследник имения в дальней губернии. Это известие было особенно радостным потому, что молодой человек чувствовал, как вокруг них сжимается кольцо: о пропавших девушках слухи ползли по всей Курляндии. Он сам хотел бы остановиться, но Илария совершенно обезумела, их игра ей требовалась как наркотик, а он уже не мог расстаться с этой женщиной, да и ничто не давало ему такого наслаждения, как насилие над юным девственным телом.

И теперь, размышляя, как же ему поступить со своими планами, он в очередной раз сдался и решил поиграть неделю с Иларией, а потом снова попытаться поселить ее в уездном городе и срочно форсировать наступление на сердце и приданое светлейшей княжны Черкасской.

Долли скучала. Дождь, ливший уже целую неделю, прервал ее поездки верхом и лишил интересного собеседника, каким стал для нее за последнее время Лаврентий Островский. Как она удивилась, узнав, что он тоже бредит лошадьми и хочет устроить в своем новом имении конный завод. До этого все молодые люди, с которыми она начинала говорить о разведении лошадей, считали, что она шутит. Они весело смеялись и отвечали пошлыми сентенциями о том, что место женщины – домашний очаг, а основная добродетель – преданность семье. Как они были скучны и мелки, и как она их презирала.

Девушке было невдомек, что настоящих молодых мужчин, кроме брата, она еще не видела, потому что все они были сейчас в армии. Те юноши, которые остались еще в родительских домах в их уезде, были озабочены только тем, чтобы выглядеть взрослее и храбрее, ведь им приходилось конкурировать с легендами, в которые превратились их старшие родственники, овеянные боевой славой.

Двадцатишестилетний Лаврентий, слегка прихрамывающий на одну ногу вследствие ранения, казался на фоне товарищей ее детства коршуном, случайно залетевшим в стаю воробьев. Долли говорила себе, что не влюблена в него, а только ценит в нем яркую красоту, воспитание, талант художника, и, конечно, любовь к лошадям. Но сердце подсказывало ей другое: она с таким нетерпением ждала новых встреч с молодым человеком, так радовалась его присутствию, а его случайные прикосновения вызывали в ней незнакомый трепет, обещавший что-то сладкое и запретное. Княжна даже начала мечтать о том, чтобы оказаться в объятиях этого красивого и опытного мужчины, и только железные правила, намертво усвоенные всеми внучками неумолимой Анастасии Илларионовны, не давали ей пуститься в эту авантюру. Теперь девушка хотела, чтобы Островский ездил к ним в дом, ухаживал за ней, и она даже готова была принять его предложение, если бы до этого дошло.

– Когда же кончится этот дождь, – пробормотала Долли, топнув ногой, и отошла от окна библиотеки, где она делала для Лаврентия очередную выписку из толстой английской книги по коневодству. Она забыла спросить молодого человека, читает ли он по-английски, поэтому перевела для него всю главу о рационе питания английских верховых лошадей. Княжне так хотелось встретиться с молодым человеком, а перевод был отличным предлогом.

Стук в дверь прервал ее размышления, и девушка подняла голову от книги. В библиотеку заглянул дворецкий Иван Федорович и попросил барышню пройти в гостиную к тетушке.

– А что случилось, Иван Федорович? – удивилась Долли.

– Беда, барышня, – учитель из села приехал, дочка у него пропала.

– Которая? – испугалась княжна.

– Младшая, ваша тезка – Даша, – объявил дворецкий и открыл перед ней дверь в гостиную, где сидели озабоченная тетушка и учитель Морозов.

– Здравствуйте, Афанасий Иванович. Что с Дашей?

– Ох, Дарья Николаевна, пропала моя Дашенька. Вчера они с Катей поехали в уездный город, приданое покупать, ведь Катя замуж выходит за сына купца Дмитриева. Сначала они вдвоем товар смотрели, а потом Даше душно стало в лавке, она на улицу вышла и стояла около двери. Когда Катя всё купила да на улицу выглянула, так сестры не увидела. Она всех расспросила, но никто не заметил, куда Дашенька ушла. У меня последняя надежда была, что она с вами уехала, – всхлипнул Морозов и наклонил голову, пытаясь скрыть слезы.

– Мы ее обязательно найдем, я сейчас поскачу к крестному, а он пошлет посыльных в другие имения, мы все вместе будем искать, – пообещала княжна, схватила руку старого учителя и пожала.

Афанасий Иванович поднял на Долли полные муки глаза, и она поняла, о чем он думает: ведь двух девушек, пропавших в уездном городе до Даши, так и не нашли. Княжна, расспросив Морозова, как вчера была одета ее подруга, объявила, что немедленно выезжает к барону Тальзиту.

– Долли, но уже скоро стемнеет, – робко сказала Мария Ивановна, – возьми с собой кого-нибудь из конюхов.

– Тетушка, крестный подарил мне пистолеты, а мой Лис – самый быстрый конь во всей губернии.

Придя в свою комнату, она задумалась. Дождь по-прежнему моросил, и дамское седло и амазонка в такую погоду были бы неуместны, но если одеть мужскую одежду, плотный непромокаемый плащ и треуголку брата, то вполне можно было добраться до Троицкого и не промокнуть. Долли надела костюм, в котором фехтовала с Алексеем, сапоги и проскользнула в спальню брата. В гардеробной она нашла подходящий плащ и черную треуголку. Вернувшись в свою комнату, княжна посмотрелась в зеркало – из серебристого стекла на нее смотрел стройный юноша. Долли глянула на пистолеты, подаренные крестным – везти их в седельной кобуре из-за дождя было нельзя. Подумав, она взяла один из пистолетов и засунула его во внутренний карман широкого плаща. Она решила, что у нее будет хотя бы один выстрел.

Княжна сбежала по лестнице и отправилась на конюшню седлать Лиса. Через четверть часа она неслась по подъездной аллее, но доскакав до ворот, девушка вдруг вспомнила об Островском. Вот тот, кто сейчас был им нужен! Он – опытный мужчина, служил в армии и был на войне. Решив, что заедет к крестному на обратном пути, Долли повернула коня к дубовой роще.

До Афанасьева было больше часа пути. Она миновала дубовую рощу с водопадом и выехала на дорогу, ограничивающую земли крестного, дальше начинались поля, принадлежащие Лаврентию, а за маленьким перелеском на берегу Усожи раскинулось Афанасьево. Долли проскакала через поля и село и повернула на старую липовую аллею, ведущую к барскому дому.

Крытый тесом одноэтажный деревянный дом с двумя боковыми флигелями был покрашен в темно-зеленый цвет. Наличники окон, деревянные полуколонны и ограждение большой веранды когда-то ярко выделялись на темном фоне своей белизной. Но теперь краска облупилась, боковые флигели были явно нежилыми, ступени деревянного крыльца покосились, и кое-где через них пробивалась сорная трава. В сумерках из-за струй дождя дом показался девушке жутковатым.

Сочувственно подумав, что Лаврентий, по-видимому, беден, княжна оглядела двор. Сарай совсем покосился, и его ворота не закрывались, но конюшня и низкая бревенчатая постройка, скорее всего, баня, выглядели сносно.

Решив поставить Лиса под крышу, она направилась к конюшне. Открыв ворота, девушка завела коня внутрь и увидела, что два десятка стойл пусты, только в дальнем деннике стоял донской жеребец Лаврентия. Почуяв Лиса, он тревожно заржал.

– Не волнуйся, дорогой, ты – здесь хозяин и мы не претендуем на твои права, – ласково сказала Долли, привязывая Лиса в первом стойле.

Убедившись, что ее конь устроен, княжна запахнула плащ и вышла из конюшни. Тропинка к дому вела мимо бани, и она быстро пошла по ней, надеясь поскорее попасть под крышу. Около бани девушка поскользнулась и, чтобы устоять на ногах, ухватилась за бревенчатую стену. И тут ей показалось, что она слышит сдавленный стон. Долли прислушалась, но больше из-за толстых стен никаких звуков не доносилось. Решив, что она ошиблась, девушка продолжила свой путь к дому. Взбежав на крыльцо, она открыла дверь и увидела Лаврентия, идущего ей навстречу. С ним под руку шла высокая красивая женщина с ярко-рыжими волосами в темно-синем капоте. Она так прижималась к молодому человеку и так нежно улыбалась ему, что сомнений в характере их отношений не было никаких.

– Так у него есть любовница, которая живет с ним в одном доме, – прошептала Долли, и волна гнева и отвращения поднялась в ней.

Теперь стало понятно, откуда все эти случайные, но такие ловкие прикосновения, это – опыт, полученный с этой и другими подобными женщинами. Девушка отступила назад, пытаясь выйти в дверь, но было уже поздно. Лаврентий заметил ее, оттолкнув рыжеволосую женщину – он шагнул навстречу княжне.

– Дарья Николаевна, какая честь, что вы посетили мой дом, – сказал он, твердо удерживая девушку за руку, не давая ей уйти. – Позвольте мне представить вам мою тетушку, Иларию Карловну Островскую.

Рыжеволосая женщина, обиженная тем, что Лаврентий отшвырнул ее, зло посмотрела на Долли.

– Здравствуйте, милочка. Какая прелесть – вы в мужском костюме, это очень возбуждает, – иронично заявила она и обошла вокруг княжны, – вы староваты для нас, но я подумаю, возможно, вас можно будет использовать как мальчика.

Женщина засмеялась, протянула руку к лицу Долли и легко похлопала девушку по щеке. Полы капота, который Илария придерживала руками, разошлись, и княжна с ужасом увидела голое тело женщины. Лаврентий, наблюдавший за Долли, всё понял. Сжав руку княжны как клещами, он потащил девушку вглубь дома. Долли упиралась, но мужчина был намного сильнее и не церемонился с ней. Ударив ее ногой под колени, он, резко дернув за руку, перебросил княжну через плечо и понес по коридору. Через минуту Островский толкнул дверь какой-то комнаты и, войдя, бросил девушку на кровать.

– Очень сожалею, дорогая, что не довел свои ухаживания до торжественного предложения руки и сердца, но вы сами виноваты, что явились сюда без спроса. Теперь вы выйдете из этой комнаты только моей женой, – зло бросил он и вышел, заперев дверь снаружи на ключ.

Девушка с ужасом слушала, как со скрежетом поворачивается ключ в замке, как Лаврентий его вынимает. Он, как видно, уронил ключ на пол, потому что Долли услышала стук падающего предмета и ругань Островского. Потом раздались его шаги, они удалялись в сторону входной двери.

– Господи, спаси меня! – воскликнула Долли. Она села на кровать и осмотрелась.

Комната была явно жилой и принадлежала женщине. Она увидела черное платье и платок, небрежно брошенные на стул, стоящий перед туалетным столиком. Свет проникал только в щель под дверью, а окна были задернуты плотными линялыми шторами. Девушка сползла с кровати и подошла к окну. Отдернув шторы, она поразилась. Снаружи окно было плотно забито досками. Княжна с недоумением смотрела на заколоченное окно. Зачем забивать окно снаружи, если в комнате живут?! Она подбежала к двери и дернула ее – конечно, дверь не поддалась.

– Да ведь это – тюремная камера, – прошептала девушка, – только кого в ней держат?

Ужасное подозрение зародилось в мозгу Долли. Этот любезный кавалер, который так ловко ухаживал за ней и уже собирался сделать предложение, вполне мог был причастен к исчезновению пропавших девушек. Может быть, и стон в бане ей не почудился?.. Долли сложила руки и, как всегда в минуты тревоги, закрыв глаза, стала повторять как заклинание:

– Ничего плохого со мной не может случиться, и Даша будет жива, я ее обязательно спасу, – повторив это несколько раз, девушка почувствовала, как на нее снисходит спокойствие и необыкновенная ясность сознания.

Она чувствовал себя собранной и сильной. Княжна села на стул и начала думать, как ей выбраться из этой комнаты. Девушка начала открывать шкафы и ящики комода в поисках чего-то, что поможет ей взломать дверь, но ничего подходящего не попадалось. Она скинула женские вещи, лежащие в ящике комода, на пол, и вдруг заметила в верхнем ящике большой сафьяновый альбом с окованными уголками и бронзовыми застежками. Долли подумала, что, может быть, стоит хоть углом альбома попробовать отжать язычок замка.

Альбом был тяжелый, и, решив оторвать обложку, княжна открыла его. На толстом бархатистом листе был наклеен необыкновенно точно исполненный рисунок, изображающий полевую незабудку. Все детали были очень четко прорисованы, а нежные лессировки акварели так точно воспроизводили цвет соцветия и листьев, что растение казалось совершенно живым. Долли знала автора этого рисунка, но самое ужасное было то, что рядом с наклеенным рисунком голубой шелковой ленточкой, продернутой сквозь отверстия в альбомном листе, был привязан локон белокурых женских волос.

Дрожащими руками княжна начала переворачивать листы. На страницах альбома было множество рисунков полевых цветов, и рядом с каждым был привязан голубой лентой женский локон. Это было так ужасно, что спина девушки покрылась холодным потом. Но когда она открыла последний заполненный лист, она поняла, что такое «ад на земле». На листе был приклеен рисунок ярко-красной бархатистой розы, покрытой капельками росы, а рядом с ним был привязан русый локон. Этот пепельный оттенок русых волос был только у одной девушки в округе – у Даши!..

Господи, ведь всего этого можно было бы избежать, если бы она сразу поверила Лизе – та говорила о цветах, об этой розе, о том зле, которое связано с Лаврентием! Да он и сам рассказывал ей о вторых половинках цветов, которые ищет, только она все пропустила мимо ушей. Какой же она была дурой, когда поверила словам мужчины, игравшим ею, как тряпичной куклой! Долли топнула ногой и швырнула альбом на кровать.

Нужно было немедленно выбираться отсюда. Княжна снова схватила альбом и попыталась засунуть уголок с бронзовой накладкой в щель двери. Плащ мешал ей, и она, расстегнув его, сбросила на кровать. Слабый металлический блик привлек ее внимание – это был отблеск позолоченной накладки рукоятки пистолета.

– Так ведь я могу застрелить Лаврентия! – обрадовано воскликнула она. – Он войдет в комнату, я застрелю его и заберу ключ.

Долли чувствовала такую ненависть к этому негодяю, что сейчас была бы счастлива вонзить пулю в его сердце. Но план был слишком рискованный: у нее был только один выстрел, и если пистолет даст осечку, Лаврентий успеет вырвать его. Да к тому же неизвестно было, сколько времени должно пройти до его возвращения. Нужно было действовать сейчас, когда он вышел из дома, в чем она почти не сомневалась, ведь молодого человека и его тетку она встретила в дверях. Долли решила, что они пошли в баню, где держат Дашу. Она взяла пистолет, подошла к двери и приставила его к замку.

– Господи, помоги мне, – попросила она и нажала на курок.

Ей показалось, что выстрелила пушка. Такой гром должен был поднять на ноги весь дом, но никто не прибежал на звук. Выстрел разнес замок, и дверь приоткрылась. Обрадованная девушка, подхватив с кровати плащ и альбом с доказательством преступлений, выбежала из комнаты. В коридоре никого не было, у входной двери – тоже, она тихонько выскользнула на крыльцо и стремглав кинулась к конюшне.

Верный Лис спокойно стоял в первом стойле.

– Мой дорогой, выручай свою глупую хозяйку, – попросила княжна. Выведя коня за ворота конюшни, она вскочила в седло и, прижимая к груди альбом, поскакала к дому крестного.

Александр Николаевич сидел у камина в гостиной вместе с внучатыми племянницами. Мари читала им вслух «Сенатские ведомости», целую пачку которых управляющий привез сегодня из губернской столицы. Быстрый стук шагов у двери озадачил всех – в этот ужасный ливень гостей не ждали, и когда в комнату влетела Долли Черкасская в мужской одежде, газета выпала из рук Мари, а барон вскочил и бросился навстречу гостье.

– Дашенька, что случилось? – воскликнул он, схватил девушку за плечи и с испугом уставился на бледное лицо.

– Крестный, нам нужно немедленно поговорить, – княжна посмотрела на подруг и извиняющимся тоном добавила, – вам я пока ничего не скажу, простите меня.

Девушка повернулась и направилась в кабинет крестного, он поспешил за ней по коридору, обгоняя, и дойдя до двери первым, распахнул ее перед гостьей.

– Ну, что случилось, милая?

Долли протянула ему альбом и быстро рассказала все с самого начала – от приезда учителя Морозова в Ратманово до своего бегства из имения Островских.

– Крестный, нужно немедленно ехать туда и спасти Дашу, мне кажется, что она еще жива, я слышала ее стон в бане.

Барон посмотрел на последний лист альбома с красной розой. Он тоже узнал прядь, привязанную голубой ленточкой. Даша Морозова выросла на его глазах, а пепельно-русая толстая коса всегда была гордостью девушки.

– Дашенька, ты оставайся здесь с девочками, а я сам все сделаю, – умоляюще попросил Александр Николаевич, глядя на крестницу. – Сейчас всю дворню на коней посажу, и мы поскачем, а ты уж нас здесь подожди.

– Нет, крестный, ты от меня не отделаешься, – твердо ответила княжна, – Даша Морозова – моя подруга, я должна ее спасти, или я сама застрелю этого мерзавца. Поедем скорее, сейчас дорога каждая минута.

– Ну, хорошо, подожди меня здесь, я отдам приказания и оденусь, – согласился барон и вышел, девушка осталась одна. Взгляд ее снова упал на альбом, открытый на странице с розой, она перевернула лист и начала считать рисунки. Их было семнадцать! Значит, ее несостоявшийся жених и его рыжеволосая тетка уже забрали шестнадцать юных жизней.

– Прямоугольные клумбы, засаженные цветами одного сорта… да ведь это могилы!.. – ужаснулась Долли, вспомнив слова Лизы, – нужно искать клумбы.

Услышав шаги барона в коридоре, она устремилась ему навстречу.

– Мы готовы, но может быть, ты останешься здесь? – в последний раз спросил крестницу Тальзит, она отрицательно мотнула головой и поспешила к выходу.

Во дворе девушка увидела с десяток верховых. Барон собрал всех молодых мужчин из дворовых слуг и раздал им охотничьи ружья, сам он держал в руках два пистолета. Долли вскочила на Лиса, барон – на крупного вороного коня, и отряд тронулся в путь. Отсюда до Афанасьева было самое большее полчаса пути, но княжне дорога показалась бесконечной, ей все чудилось, что они еле тащатся, и она не успеет спасти подругу!

Наконец, за поворотом дороги открылось Афанасьево, но с той стороны, где за старыми липами прятался господский дом, стояло зарево, и поднимался густой черный дым.

– Скорее, – истошно закричала княжна, – она сразу поняла, что, обнаружив ее исчезновение, преступники уничтожают следы.

Через несколько минут отряд барона, миновав село, влетел на барский двор. Дом пылал, через окна были видны горящие шторы, но девушку интересовала только баня, которая тоже горела. Подлетев к бревенчатому строению, Долли увидела на двери большой засов, закрытый на висячий замок.

– Крестный, отстрели замок! – крикнула она, – там Даша!

Барон прицелился и выстрелил, перебив дужку замка. Княжна спрыгнула с Лиса и бросилась к двери, которая, к счастью, еще не занялась огнем. Она рванула дверь, и клубы едкого дыма вырвались наружу.

– А вот теперь отойди, – в голосе крестного Долли впервые услышала железные ноты, – держи ее, Митька – головой отвечаешь! – крикнул барон рослому кучеру и, накинув на голову полу сюртука, вошел в горящую баню.

Митька вбежал на крыльцо и загородил княжне дорогу.

– Барышня, пожалуйста, постойте – хозяин сейчас выйдет и все вам расскажет, – умоляюще говорил он, стоя в дверях с широко раскинутыми руками.

– Нашел! – голос барона казался глухим и тихим.

Долли уставилась в дымную черноту, но ничего не видела, пока более темное пятно не стало силуэтом крестного с большим продолговатым свертком на руках. Барон сошел с крыльца и положил свою ношу наземь. Княжна увидела только широкий и длинный дубленый тулуп, барон наклонился и опустил его воротник. Даша Морозова, бледная как привидение, с закрытыми глазами лежала у их ног.

– Она жива?.. – тихо спросила девушка. Ужас сдавил ей горло, и она думала, что крестный не услышит ее.

– Пульс есть, но боюсь, она может не выжить – неизвестно, что они с ней делали, – тихо ответил барон. – Вот, что, Дашенька, ты бери Митьку, да везите ее к вам в Ратманово, если кто и выходит девочку, так это Мария Ивановна, дай ей бог здоровья.

Долли кивнула крестному и, велев Митьке взять Дашу, закутанную в тулуп, вскочила в седло. Всадники скакали так быстро, как только успевал Митькин конь. Прошло уже больше часа, когда они, уже в полной темноте, въехали в Ратманово.

Мария Ивановна и княжны выбежали, услышав стук копыт у крыльца.

– Дорогая, разве так можно! Мы уже не знали, что и думать, – запричитала Мария Ивановна и осеклась, увидев промокшую Долли и рослого мужика, несущего на руках завернутую в тулуп Дашу Морозову. – Что с ней? – Опраксина взглянула в лицо девушки и скомандовала:

– Неси ее на второй этаж, я покажу куда.

Она засеменила впереди Митьки, оставив внизу оторопевших княжон.

– Лиза, спасибо тебе, – тихо сказала Долли, положив руку на локоть сестры, – если бы не твое предупреждение, может быть, нас уже не было бы в живых.

Она, пообещав сестрам переодеться и спуститься к ним, побежала вверх по лестнице. Митька уже шел ей навстречу по коридору и кивнул на дверь гостевой спальни. Дверь была приоткрыта и тетушка склонилась над бесчувственной Дашей. Княжна вошла и встала у постели.

– Ну что, тетя, она выживет? – спросила Долли, с надеждой вглядываясь в лицо Опекушиной.

– Мне кажется, что ее только сильно били кнутом или лозой, – нерешительно рассуждала Мария Ивановна, – а сознание она потеряла, наглотавшись дыму. Надеюсь, что скоро Даша придет в себя.

Как будто услышав ее слова, девушка зашевелилась и открыла глаза.

– Слава богу, Дашенька! – кинулась к ней подруга. – Скажи нам, где у тебя болит?

Но Даша ничего не могла сказать. Увидев лицо подруги, она зарыдала. Девушка так сильно плакала, что Долли, обнимавшая ее, переглянулась с тетушкой, и та, поняв, пошла за настойкой валерианы, которую держала в своей спальне.

– Ну, успокойся, милая, все уже позади, – ласково сказала княжна, – сейчас тетя принесет успокаивающие капли, ты их выпьешь, и все опять будет хорошо.

Вернулась Опекушина, и вместе с ней вошел барон Тальзит. Он был измотан, а его лицо было черным от копоти. Александр Николаевич уже отправил гонца в полицию уездного города, оставил своих дворовых сторожить пожарище, а сам приехал узнать о судьбе бедной девушки. Барон теперь даже не нуждался в ее рассказе, чтобы понять, что произошло. Он сам видел двух связанных спина к спине голых женщин, задохнувшихся в дыму горящей бани, и нашел в саду две одинаковые прямоугольные клумбы, засаженные пожухлыми полевыми цветами. Все было ясно. Но самое плохое было то, что человек, совершивший все эти преступления, скрылся, а значит, Долли была в опасности.