Текст книги "Хранители полей"

Глава 3

В своем беспощадном стремлении познать этот мир, люди бездумно срывают с него покрывало таинства, Божьей величавости, тревожат покой суровых духов. Но не всякое знание идет во благо человеку! Не даром Господь скрывает то, чего нам ведать не следует…

Черешневое, июль 1989 г.

В деревнях время идет странным ходом – то невыносимо медленно ползет, словно не до конца раздавленная башмаком оса, то вдруг начинает нестись во весь опор, а дни мелькают один за другим, только и успевай отрывать листки с настенного календаря. Вот и этот год прошел для Миши так же: сперва тянулся невыносимой вереницей тяжких и однообразных дней, а потом внезапно и неожиданно закончился.

Снова наступил июль, а с ним нагрянула привычная для этих мест засуха и невыносимый зной. Спастись от него можно было только глубокой ночью, когда земля понемногу начинала остывать, да в летнем душе по утрам, когда струи прохладной воды растекались по обгоревшей коже, давая недолгое облегчение.

Боцман, изнывая и страдая от жары, растягивался во весь рост под крышей кухни, отбиваясь лапами от стайки мух, жадно глотал свежую прохладную воду из своей миски, с надеждою глядел на ведра, стоящие на колодце, из которых его иногда поливала девочка, чтобы хоть немного уменьшить страдания животного.

Старик даже в такой зной днями напролет пропадал где-то за домом. То было слышно, как он стучит молотком около сарая, то как кричит на кур в саду, то как гремит ведрами на огороде меж грядок. Мише же доставалась иная работа: ей нужно было прибирать в доме, протирать пыль на полках и столах, подметать и мыть полы, снимать и выстирывать оконные занавеси, а затем вновь их развешивать по местам, мыть посуду, перевязывать нитками пучки трав и развешивать их сушиться в сарае, резать за огородом акацию для кролей.

После обеда Захар позволял девочке заниматься своими делами и отдыхать, а сам он укладывался на кровать с газетою или книгой. Поначалу Мише было скучно и она маялась от безделья, но затем научилась находить себе развлечения и интересные занятия.

Сперва она обходила дом и сарай кругом, внимательно разглядывая траву под своими ногами. Иногда она находила выпавших из гнезда птенцов и если они оставались живы, то она взбиралась по хлипкой деревянной лестнице и осторожно опускала желторотиков обратно в гнезда. Если же они убивались о землю, то она закапывала их маленькие трупы в саду за домом, а сверху втыкала веточку сирени. Птичьи гнезда были не только в сарае, они торчали и под листами шифера на чердаке, и даже над окнами ее комнаты. Поначалу Миша всегда жалела мертвых птенцов и иногда даже плакала от грусти, представляя, как будут страдать птицы, когда вернутся вечером в свои гнезда и заметят, что птенцов стало меньше. Но затем она стала понимать, что это – обычный ход жизни. Не все птенцы выживают, многие из них никогда не вырастут и не увидят света следующего дня, но это всего лишь привычные явления природы и ничего жестокого и злого в этом нет.

За домом под окнами засыхали десятки веточек сирени, а рядом всегда виднелись свежие. Смерть – это обыденная вещь в степи и родная сестра жизни, очень скоро Миша это стала понимать. Она каждое утро находила во дворе и в саду мертвых лягушек или обглоданные останки полевых мышей, высохших мух или раздавленных жуков, но от этого живых ничуть не ставало меньше. Каждую ночь наглые лягушки пробирались с болота во двор, до утра мешали спать своим кваканьем, а мыши с полей поселялись в сарае старика и плодились в бочках с зерном. Большие и медлительные жуки облепляли целыми колониями ветки и стволы деревьев, а миллиарды мошек и мух наполняли собой весь летний воздух, умудряясь проникнуть в дом даже сквозь плотную сетку на окне.

В одну из июльских ночей разразилась настоящее стихийное бедствие – молнии сверкали одна за другой, били синими стрелами в землю на горизонте, раскаты грома тревожили собак в деревне, потоки грязной дождевой воды затопили дворы. Рано утром Миша отправилась на огород, чтобы накопать картошки на завтрак и сорвать молодых кабачков для рагу. Ее ноги проваливались в размокшую землю, повсюду блестели лужи с грязной жижей, кабачковые листья прибило к земле. Среди картофельных грядок она вдруг увидела обгоревшие останки большой совы. Перья ее обуглились, торчали во все стороны, а тело было совсем черным, угольным. Несчастной птице не повезло – в ночную грозу ее ударило молнией.

В летней кухне было тихо и пусто – Захар все еще управлялся со скотом в сарае. Девочка сложила овощи в таз, почистила их и вымыла, нарезала и поставила на огонь большой чугунный казан. Заварила чай, нарезала свежий хлеб, взяла большой ломоть и пошла на поиски деда.

Тот управлялся с поросятами, вычищал их желоб длинной сапою, а те с визгом носились по загону, сталкиваясь друг с другом толстыми боками. Миша уселась на пень неподалеку.

– А Вам здесь не скучно, дедушка? Каждый день делаете одно и то же. Друзей у Вас совсем нет, и у меня тоже.

Она притоптывала ногой по земле, наблюдая, как старик отгоняет любопытных свиней палкой, чтобы сгрести граблями грязную солому и насыпать чистой и сухой.

– Все люди уходят и все люди предают. Нутро у них такое. От друзей толку никакого нет и подавно. Животное, которое ты спас и пригрел, оно всю жизнь подле тебя будет, благодарное и любящее. Посмотри на пса моего! Он ходить едва может, но по пятам изо дня в день ковыляет, ждет покорно у дверей сарая или у окна кухни. А человека сколько ни грей своим теплом, ни дели с ним свой дом, постель и стол – ему все мало. Разводи лучше свиней, их хотя бы сожрать можно, в отличии от твоих пустоголовых подружек.

– И Вам правда не бывает одиноко? Не хочется поговорить даже с кем-нибудь? Или в гости позвать? – продолжала допытываться Миша, пока Захар с раздражением отпихивал от себя поросят. Он выудил большими вилами свежего сена из копны, что стояла у сарая, расстелил его по цементному полу, налил поросятам свежей воды и вытряхнул из кастрюли еды в вычищенный желоб, постукивая ею о край.

– Одиноко только тем бывает, кому нечем заняться. Бездельникам, ленивым и глупым людям всегда одиноко. Всегда им плохо, всегда ноют беспрестанно. А друзей заводят, чтоб было кому ныть да жаловаться. Мне этим заниматься некогда, у меня работы по горло каждый день, не стану я тратить время на то, чтоб о чужих проблемах и делах слушать, когда своих выше крыши. Если я хочу с кем поговорить – у меня всегда компания найдется. Меня понимают и слушают и животные, и деревья в саду, потому как всякое живое существо или растение способно тебя понять и даже ответить. Только нужно уметь слушать и понимать. Много ума не надобно, чтоб с себе подобными судачить. А ты попробуй поговорить с яблоней за домом или со старым филином, что на болоте живет в дряхлой иве.

Я свое хозяйство все понимаю и умею с ним управляться. Знаю, когда дому моему плохо, когда его подлатать нужно. Когда тихонько дверь скрипит в прихожей – это дом заботы просит и моего внимания. В саду деревья, когда пить хотят, знаю, они мне об этом сами говорят. А ласточки мне погоду могут рассказывать лучше любой газеты или передачи по радио. Я не бываю одиноким, я здесь – часть мира и жизни, она есть везде – надо мной, подо мною и вокруг, по сторонам. Как я могу ощущать одиночество, если тут столько живого?

Миша не ответила. Она только посмотрела по сторонам, пытаясь понять, о чем таком говорит Захар. Неужели все эти мухи над ее головой, жуки в траве под ногами, бабочки над грядками клубники или птицы в высоком небе – все это наши соседи, спутники нашей жизни? Неужто можно дружить с жабой, что приходит по ночам с болота к ним во двор? Или доверять свои секреты псу, который всегда с радостью бросается в ноги, стоит его позвать? Она смотрела и казалось, что начинала видеть совсем иначе, уже не так, как видела раньше. Вот деловитый рыжий муравей тащит какую-то былинку, спешит обратно к себе в дом. Он живет здесь, совсем близко, около сарая старика, на его земле. А сколько еще у них таких соседей? Стаи молодых ласточек, целые семьи жуков, ночные мотыльки и большие белые бабочки, что живут в капусте. Наверное, если задаться целью и обыскать весь участок старика, от самых ворот наверху и до частокола внизу, что врезается в землю балки, то наберется такая огромная семья, что не хватит и двух столов, составленных вместе, чтоб пригласить всех на обед. И кого там только не будет!

Поглощенная этим внезапным открытием и своими мыслями, Миша не заметила, как Захар закончил работу, убрал вилы, оттряхнул руки и вышел из сарая.

– Ты завтракать-то собираешься идти? Сегодня много дел нужно успеть до заката выполнить, ежели не поесть с утра как следует, то так и скопытишься где-нибудь на огороде.

Черешневое, август 1989 г.

Миша помнила тот день, когда впервые решилась выбраться в запустевший черешневый сад на окраине. Дед часто рассказывал ей предания об этих местах, о небылицах и байках, что обитают здесь. Разбираемая детским любопытством, она давно мечтала сделать вылазку, побродить меж одичавших деревьев, отыскать запрятанный колодец.

После обеда Захар по привычке пошел в дом, чтобы отдохнуть и почитать, а Миша принялась собираться в путь. В сарае раздобыла она старый потрепанный рюкзак, начинила его пирожками, положила бутыль с водой. На ее тощих узких плечах лямки рюкзака болтались и разъезжались в стороны, сам же он свисал почти до бедер, хлопал при каждом шаге по ее ногам и сильно затруднял ходьбу. Но Миша была в таком радостном предвкушении и настоящем восторге, что даже не замечала этого.

Она позвала с собою пса, тот послушно покинул излюбленное место под окнами кухни и последовал за ней. Дорога в черешневый сад проходила через селение на холме. Конечно, можно было пойти и другим путем, найти обходную дорожку, но через село идти было и быстрее, и проще.

Насыпная дорога уходила в гору, быстрым шагом Миша преодолела склон и уже скоро перед ней появился первый деревенский домишко. Запыхавшийся пес плелся следом, высунув язык, и так же пытливо разглядывая открывавшийся перед ними новый пейзаж. В деревне Миша еще ни разу не была, весь год она провела внизу на балке, в доме старика.

Дома здесь стояли далеко друг от друга, а между некоторыми из них и вовсе были целые поля. Первый дом оказался старым и совсем неухоженным: весь огород порос сорняками и бурьяном, забор во многих местах покосился или вовсе сгнил, через облупившуюся побелку на стенах дома проглядывали кирпичи. Во дворике дома, таком же неухоженном и неприветливом, горел костер, а у дверей дома спал большой черный пес. Это были единственные признаки того, что участок не заброшен и что у дома есть хозяин, хотя запустение настойчиво пыталось доказать обратное.

Миша миновала несколько домов, быстро потеряв интерес к поселению. Все здесь было монотонным, все дома были похожи между собой, одинаковые огороды и сады с плодовыми деревьями, подобные ворота и частоколы, даже собаки издали казались совершенно одинаковыми. Многие обитатели Черешневого ухаживали за своими домами, почти все из них красовались свежей побелкой, прополотыми грядками, во дворах было чисто и подметено. Изредка, когда Миша подходила слишком близко к забору, из-за него доносился лай, приглушенный говор радиоточки или гогот гусей.

Спустя двадцать минут она уже была на окраине селения, стоя у самого последнего дома. Он был построен из белого кирпича, ставни и ворота были выкрашены в небесно-голубой цвет, во дворе виднелась беседка, а повсюду, и перед домом и вокруг него, росли клумбы с красочными большими цветами. Строение находилось уже за чертой деревни, было отделено от нее подсолнуховым полем.

Воспользовавшись внезапной остановкой, пес решил передохнуть и лениво развалился в тени акации, что росла прямо перед голубыми воротами дома. Он вытянул передние лапы, уложил на них мохнатую морду и зажмурил глаза, неспешно двигая ушами и прислушиваясь к звукам, доносившимся из деревни.

Миша заметила грубый круглый стол под навесом беседки, на нем стоял прозрачный графин с водой и лежала стопка книг. В цветочных грядках у ворот порпались белые куры, где-то за домом мычал теленок и хрюкали поросята. От долгой ходьбы на открытом солнце у Миши горели ноги, спина под рюкзаком взмокла, летний сарафан прилип к телу.

– Здравствуй! Ты у нас кто такая будешь? Устала от долгой дороги?

От неожиданности Миша вздрогнула. Она не сразу заметила, что за забором слева стояла полная женщина в цветастом ярком платье, которая внимательно наблюдала за ней с тех самых пор, как девочка подошла к дому. Лицо ее расплылось в приветливой улыбке, загорелой пухлой рукой она сделала приглашающий жест и отворила калитку.

На голове у хозяйки красовался платок, такой же яркий и цветастый, как и ее длинное платье. Из-под него выбилось несколько прядей черных волос, которые женщина небрежно поправляла. На темной шее покоились тяжелые красные бусы в несколько нитей, черные глаза задорно сверкали из-под густых бровей. Женщина бы показалась Мише красивой, если бы не ее чрезмерная полнота – руки ее были слишком короткими и рыхлыми, а ступни едва умещались в летние сандалии.

– Ну, что же ты, заходи! Гости сюда заглядывают нечасто, а потому я буду рада напоить тебя холодным клубничным компотом и угостить варениками. Тем более, что ты наверняка и проголодалась в дороге, и устала.

Хозяйка отодвинулась в сторону, приглашая девочку зайти, но та все еще выглядела нерешительной и смущенной. Зато ее добродушный и глупый пес тут же вскочил на лапы и бросился во двор, потревожив своим появлением кур. Он добежал до беседки, с удовольствием увалился на ее прохладный каменный пол. Девочка еще раз поглядела на радушную хозяйку, та продолжала улыбаться, обнажая белоснежные и ровные зубы.

Миша уселась на лавку под тенью беседки. Хозяйка тут же захлопотала, накрывая на стол: она принесла большую чашку холодного компота, поставила блюдце со сметаной и вареньем в центр стола, а возле девочки вскоре появилась тарелки с блинами и варениками. Пока Миша с аппетитом поедала предложенные угощения, женщина все не умолкала. Она громко и многословно рассказывала о себе и своей жизни, а затем вдруг резко перебивала саму себя и уже принималась расспрашивать девочку. Хозяйка дома оказалась одной из тех назойливых и компанейских женщин, которые всегда рады любому гостю, любят поговорить и потрепаться обо всем на свете. За полчаса, проведенных здесь в гостях, Миша узнала о ней все: женщина охотно поведала о том, кто она и как здесь очутилась, рассказала о своих будничных делах и деревенских заботах, даже о своем далеком детстве и несчастной первой любви хозяйка успела выложить все.

– Значит, Вы умеете гадать на картах? Это так интересно! Я бы хотела попробовать, но мне никогда не встречались настоящие ворожеи, – воскликнула Миша, едва женщина упомянула о своем странном занятии.

– Я гадаю вот уже почти тридцать лет, чуть ли не с самого своего раннего детства. Не хочу хвастать, но ко мне приходят даже из самых далеких деревень, а в соседних селах есть такая традиция: каждый год перед Рождеством молодые девушки прибегают ко мне погадать да поворожить, а если кто замуж собирается – то без моего расклада на картах не решается начинать свадьбу.

Женщина внезапно раскрыла пухлую ладонь и показала Мише колоду карт.

– Хочешь, я и тебе погадаю?

Миша с интересом разглядывала карты, которые хозяйка разложила на столе. Они были крупные, гораздо больше обычных, а на каждой из них красовался какой-то причудливый и непонятный рисунок. Девочке ужасно хотелось, чтобы хозяйка погадала и ей тоже, но она боялась и испытывала странный и неясный трепет, потусторонний страх.

– Ну же, не бойся! – засмеялась ворожея, угадав нерешительность во взгляде девочки. – Ничего в этом страшного нет. Мои предсказания всегда сбываются, об этом тебе любой человек здесь скажет. А обманывать такую прелестную и милую дивчину, как ты, я бы уж точно не стала!

Миша, наконец, кивнула. Женщина смешала карты, тихо что-то над ними прошептала и велела девочке вытащить из колоды три любые. Их она выложила на стол, открывала каждую по очереди и говорила.

Пес, устроившийся под столом беседки, положил свою голову Мише на ноги. Пока она обедала, он то и дело выпрашивал у нее блины и вареники, наелся ими досыта, а теперь захотел ласки и внимания, тыкался мокрым холодным носом в колени девочки и настойчиво требовал, чтобы его погладили.

– Первая карта показывает твое прошлое. У тебя было много бед и лишений, на твою детскую долю выпало много неприятностей и испытаний. Была и тяжелая утрата, и слезы горя.

Вторая карта – твое настоящее. Изменившийся облик твоей души, которая стала более закаленной и сильной. И в настоящем есть беды и трудности, но теперь они не так горьки, как раньше. Они не отравляют твоей жизни.

Третья – будущее. Оно сулит тебе большую радость, настоящую любовь. Но горе и здесь не обойдет тебя стороною. Будет много слез, боли и отчаяния. Тебе придется принять трудное решение. Если ты выберешь счастье и любовь, то они достанутся тебе страшной ценой… Ценой смерти.

Гадалка замолчала, сгребла карты и сложила их в карман своего платья.

– Ох, не для детских ушей такие вещи! Кто же мог знать?.. – ворчала хозяйка, прибирая тарелки со стола.

Подходил уже седьмой час, когда Миша покинула ее жилище. Отдохнувший и сытый пес радостно бежал за нею по дороге, принюхиваясь к незнакомым запахам, разглядывая деревья и камни, что встречались им на пути. Вокруг понемногу спадал дневной зной, домашний скот решался пробудиться от сонного морока, стали слышаться отовсюду деревенские звуки, шум, лай собак, мычание телят.

Ворожея захлопнула за девочкой калитку, помахала ей на прощание пухлой рукой в цветных браслетах на запястье и стала прогонять кур со двора, напевая себе под нос:

 
– Очi твої зеленi
мов з ізумрудів кулi,
знищили сердце менi,
вщент його розітнули…
 

Миша в черешневый сад в тот день так и не добралась, потому как пора было возвращаться назад. Наверняка ее уже дома ждал Захар и вечерний ворох дел да забот, которые откладывать было нельзя.

Она оказалась права: едва она переступила порог дома, как к ней тут же с руганью бросился старик, который давно ждал ее возвращения и не понимал, отчего внучки до сих пор нет.

– Поди запри кур, проверь, чтоб все были на месте. Потом воды набери животине, посуду вымой, – ворчал он, недовольный тем, что Миша даже не подумала предупредить его, что уйдет до вечера. Захар и злился, и волновался одновременно, едва понял, что девочки нет слишком долго. То и дело, прихрамывая, бросался он к калитке, вглядываясь вдаль, надеясь, наконец, заметить ее щуплую фигурку на горизонте.

Глава 4

Уединение и отречение от всего, что развращает душу – то единственный способ спасти ее.

Черешневое, ноябрь 1989 г.

В середине осени балку наводнили бесконечные ливни. Нижняя половина огорода превратилась в непроходимые болота, потоки дождевой воды с шумом неслись вниз по скользким плитам двора.

По ночам мерный стук капель наводил на девочку какую-то странную печаль. Пока старик мирно храпел у себя в спальне за стеной, она выбиралась из кровати, усаживалась на холодный подоконник и следила за тем, как дождевые капли ползают по окну, как одна сливается с другой, а затем они вместе стремительно падают вниз, скрываясь во тьме.

Мише все чаще становилось по вечерам грустно и одиноко, однако она гнала прочь от себя эти мысли и чувства, припоминая слова старика.

– Одиноко бывает только тем, кому нечем заняться, – тихо говорила она сама себе, пытаясь пристыдить. – А у меня хлопот полно. Дружить с кем-то – и вовсе пустая трата времени. Чтобы выбить тоску из себя, нужно больше работать, есть как следует да спать ночами.

Так утешала себя девочка, успокаиваясь от этих слов, а затем отправлялась в кровать. Она не понимала, что такие мысли в детской голове звучат слишком странно и чужеродно, что они бы больше подошли взрослому человеку, который многое пережил и многое успел повидать на этом свете.

В один из ноябрьских дней Захар выглядел особенно мрачным и встревоженным, с самого утра он ходил с хмурым лицом, все размышлял о чем-то. За обедом он попросил Мишу начинать экономить припасы, не увлекаться поеданием варенья и консервированных фруктов из погреба, потому как близилась зима, а с нею угроза голода вновь становилась близкою и реальною.

– И сегодня мы уйдем в дом сразу с наступлением темноты. Пораньше закончим дела, поужинаем, запрем скот и – спать, – добавил он вдруг. – Я как следует запру в доме все двери да окна.

– А отчего так, дедушка?

– Оттого, что сегодня будет самая скверная ночь из всех. Еще до полуночи начнет бродить по деревням нечисть, черти да души покойных. До рассвета они будут мучить и пугать живых, не давать им покоя. Будут хлопать ставнями, заглядывать в окна, свистеть в дымоходе. Такая ночь выдается один раз в 6 лет, и лучше не испытывать свою судьбу.

Мы уляжемся спать, погасим везде свет, чтобы наш дом они обошли стороною. Злыдни хитрые да коварные – могут притворяться кем угодно, зазывать на улицу, выманивать из дома. Ни в коем случае нельзя ни к окнам подходить, ни, тем паче, из дома высовываться. Все тебе ясно?

Однажды, еще до войны, когда я был возрастом с тебя примерно, молодую девку из нашего села нечисть обманула и утащила из деревни. Утром нашли ее в пруду, утонула она. Говорили, что черт прикинулся ее женихом, обманом вывел ее из хаты, дотащил до воды и утопил там. Черти, они ужас как воду любят, людей топить – для них одно удовольствие. А ныне за окном который день ливень, вот уж где разгуляется Нечистый. Что бы ты ни услыхала, что бы не померещилось – лежи в своей кровати до утра да посапывай. Если и не выманит тебя бес из дому, то уж точно попытается. А ежели ему в глаза посмотришь – то увидишь в них свою смерть. Людям такое знать и ведать не положено. Подыхать надобно в неведении, как и пристало доброму человеку. А черти тем и пользуются – увидишь свою кончину, испугаешься, остаток дней так проживешь, что уж точно после смерти твоя душа ему достанется. Или и вовсе с ума сойдешь, от горя или тоски. Так что ты в окна не гляди.

Испуганная Миша кое-как доела свой обед, наскоро выпила чаю и побежала браться за свои дела, чтобы закончить их как можно скорее.

Когда на небе начал сгущаться сумрак, старик взял пса и затащил его в дом. Постелил ему у двери в коридоре, погладил по голове, потрепал за уши и молвил:

– Тут и тебе будет спокойнее, и нам.

Миша улеглась в постель, Захар выключил у нее свет, закрыл дверь и пошел к себе. Через минуту в доме стало совсем тихо и темно. Пес, утомленный дневной суматохой, уже давно спал у двери. За окном все так же тихо постукивал дождь, издали доносилось низкое урчание грома. Месяц, изредка выныривавший из тесных объятий тяжелых туч, тускло освещал бледным светом голые и мокрые деревья в саду у дома, отражался в мутных лужах во дворе.

Девочка лежала, скованная страхом и желанием поскорее уснуть, прислушиваясь ко всему, что слышала за окном. Вот вдруг в саду захлопал крыльями сыч, а потом сипло залаяла собака в деревне наверху. Мише вдруг стало по-настоящему страшно – дом старика, совсем одинокий, стоял так далеко от стальных, некому было их защитить, они были совсем одни в этой полузатопленной, сырой низине.

Перед ее глазами мелькали жуткие образы: странные длинные тени и скользкие существа, покрытые шерстью, рогатые уродцы, похожие на свиней, все они тихо обходили каждый дом наверху, а потом их взор неизменно устремлялся на дом старика и балку, лакомый кусочек, где они могли дебоширить и резвиться в полную силу, не боясь любопытных людских глаз. Видела она и плачущую обманутую невесту, она шла следом за ними, хватаясь тонкими руками за мокрые ветви деревьев, стенала и взывала к своему любимому, а в потускневшие волосы ее были вплетены водоросли.

Собрав всю свою волю в кулак, Миша заставила себя отбросить эти мысли и видения, крепко-крепко зажмурилась и начала думать о другом, вспоминать о самых счастливых своих днях, что приходилось ей переживать, о давно позабытых друзьях, вспоминать лица родителей. Так она и уснула.

Старик уже тоже давно спал, когда вдруг услыхал какой-то звук, который вырвал его из объятий сладкой дремы. Поглядел на часы, в слабом свете то появляющегося, то вновь скрывающегося за тучами месяца увидел он, что уже заполночь. Он хотел было вновь закрыть глаза, но звук повторился, став более отчетливым и ясным.

На улице было совсем тихо, не слышно было ни капель дождя, ни шума ветра. Обнаженные деревья замерли в своих стыдливых позах, распластав корявые ветви в стороны, воздух был свежий и чистый, в нем слышался запах сырой земли и прелых листьев. По небу едва-едва ползли низкие тучи, дождь закончился.

Захар повернулся на бок, поудобнее умостился в постели, укрылся до самой шеи. В комнате уже было прохладно, приближающаяся зима понемногу начинала диктовать свои законы. Через пару дней уже бы следовало натаскать дров из сарая, чтобы топить перед сном. По утрам из постели выползать и вовсе не хотелось, промозглый и серый мрак предрассветного времени наводил тоску. В комнате пахло сыростью и газетами, на тумбочке у кровати их громоздилась добрая стопка. Рядом же лежали очки старика, надевал он их только тогда, когда собирался почитать. В остальное время он их не носил, хотя и был уже изрядно подслеповат.

Когда звук повторился в третий раз, уже совсем близко, Захар успел снова заснуть. Не открывая глаз он с раздражением подумал: «Ты хоть там обсвистись, бесовское отродие, я не стану с кровати вставать. Проваливай ко всем чертям туда, откуда вылез».

Но затем его сердце замерло и будто бы куда-то провалилось – он мог поклясться, что за окном прозвучал тихий голосок его внучки. Неужто глупая девчонка ослушалась и вышла из дому, хотя он строго-настрого это запретил делать? Одурили нечистые мелкую девчонку, увели? Что, если и ее вот так он найдет утром – мертвую в балке, утопшую в этой мутной и грязной жиже?.. От этих мыслей Захара враз бросило в жар, он скинул с себя одеяло и вскочил с постели. Собирался уже было бежать к комнате Миши, чтоб проверить – на месте ли внучка?

И тут вновь звук повторился. Тихий, вкрадчивый, как ночной ветер в степи, что гуляет среди полей. В другую ночь Захар не разобрал бы в нем ничего, кроме скрежета ветвей или свиста сквозняка на крыше, но сейчас он точно слышал жалобный стон девочки. Позабыв обо всем на свете, старик повернул голову к окну и вгляделся в темноту, щуря подслеповатые глаза. И тут он увидел.

Темная, колышущаяся тень за окном, она висела там всего какую-то долю секунды, а может, и того меньше. Промелькнула мимо окна, застыв на самую малую толику мгновения, а потом так же внезапно скрылась за деревьями в саду. Но и этого оказалось достаточно, чтоб в двух горящих зеленых огоньках Захар успел разглядеть нечто. Застыв на месте, он еще долго глядел в пустоту перед собою, на темный сад и черно-серое небо над ним, не мог пошевелиться и сдвинуться, скованный своим страхом.

Только лишь по прошествии часа смог он выйти из своего безумного оцепенения, смертельно уставший и обессилевший добрел он до своей кровати и упал на нее, погрузившись в беспокойные сны. Перед взором его проносились странные и пугающие видения: вот пес его грызет кость под окнами кухни, а уже через мгновение вся пасть у него в крови, он ощетинился и рычит на старика; утонувшая невеста просит заплести косу из ее мокрых и спутанных волос; зимняя буря разыгралась над домом старика, а затем порыв сильного ветра сорвал с него крышу и унес ее прочь…

Много чего жуткого и бредового снилось Захару той ночью. Но он точно знал, что увиденное им в окне не было ни бредом, ни сном. В зеленых глазах бесовского отродия он явственно разглядел лицо своей внучки.

Черешневое, декабрь 1989 г.

Рождество в этом году справляли весело и сытно. Захар выпек большой пирог, наварил еды, Миша надраила дом до блеска, они накрыли на стол в гостиной, зажгли свечи, даже Боцману позволили зайти в дом и посидеть вместе с ними.

На улице кружил мокрый липкий снег, а дома в печи весело потрескивали поленья, пожираемые огнем. После ужина Захар уселся читать, а для внучки он включил радио. Та сидела в продавленном кресле, обернувшись в шерстяной старенький плед, пила чай с клубничным вареньем и слушала колядки и песни, которые то и дело прерывало сиплое шипение и потрескивание в колонках радиоточки.

Морозный ветер завывал где-то на чердаке, тревожил спящие деревья в саду, срывал с их ветвей тонкое снежное покрывало. Тускло светил торшер у кресла старика, пес мирно посапывал у его ног. На столике торшера красовались свежие журналы – подарок деда. Он тайком оформил подписку на молодежное издание, и теперь толстый почтальон Степан каждую неделю приносил свежую, пахнущую типографской краской брошюру.

С ним Миша даже немного сдружилась. Хотя тот и был старше, но вел себя, словно ребенок. Обычно он отдавал девочке журнал, рассказывал ей последние новости из деревни, добродушно прощался, махая рукой, а затем садился на свой велосипед и убирался восвояси. Он был грузным, наивным и немного глуповатым, потому Захар считал его то ли слабоумным, то ли простаком, нелестно отзывался о Степане, часто называя его дегенератом и отпуская в его адрес обидные колкости, на которые, впрочем, мальчишка никогда не обижался. На самом же деле, Степан был обыкновенным деревенским жителем, который и родился, и вырос в селе, не смог получить полноценного образования, имел примитивные мечты и желания, зато был добрым, отзывчивым и хорошим человеком.

Однажды он даже угостил девочку шоколадом, который раздобыл в каком-то магазине в одном из более крупных окрестных сел. Вручил ей съедобный прямоугольник в красочной фольге, сияя от счастья, когда девочка пришла в настоящий восторг от такого подарка и принялась благодарить Степана от всей души. Ей казалось, что она нравится почтальону, но он не решается признаться в том. И Миша втайне радовалась этому, потому что Степан ей казался забавным знакомым и радушным собеседником, но не более. Старик же по этому поводу и вовсе не беспокоился. Во-первых, Миша была слишком уж юна для дел сердечных. А во-вторых, разве мог ей понравится такой слабоумный толстяк, как Степан? А стоило ему только замешкаться и привезти почту не вовремя, как старик начинал ворчать и чертыхаться:

– И где только черти носят этого злыдня? Сожрал он, что ли, мои газеты? Или снова не может умостить на детском велике свой огромный зад?