Текст книги "…и до девяти! Про дудочки, кувшинчики, тюленей, котиков, бочки с молоком и говорящую ярость"

Татьяна Руссита
…и до девяти! Про дудочки, кувшинчики, тюленей, котиков, бочки с молоком и говорящую ярость

© ООО «Издательство Ресурс», 2019, оформление

© Татьяна Руссита, 2019, текст, иллюстрации

Благодарности

Спасибо всему сообществу кормящих мам lyalechka и лично каждому, кто все эти годы читал, писал, комментировал, хвалил, ругал, давал советы и высказывал мнения. И поддерживал, поддерживал и поддерживал. Спасибо организации Ammehjelpen, которая десятки лет на волонтерской основе помогает кормить норвежским мамам, и работать с которой было легко и радостно, хоть получилось и совсем недолго.

Спасибо издательству «Ресурс» и лично Юлии Лабатуриной, которая сразу поверила в эту книжку, гораздо раньше, чем я сама в нее поверила.

Спасибо нашим друзьям – Юле-таксе, завороженной звучанием слова «самоотлучение», Белке-доктору, которая ни разу не повела бровью и не дала мне ни одного псевдосовета все эти годы (зато привозила много нектаринов), Кате и Верке, без которых лето не лето, Маше, Паше, Оле, Косте, другому Косте, Игорю, Вере, Даше, Илье, Марине, другой Марине, Кириллу, Арику, Соне, Асе, Денису, Бро, Дианке, другой Маше, Мите, Боре, Саше, Инке и Леше, Наташе, Веронике, Насте, Светке, Ане, Эллен, Анне, Карин, Джону, Мишель, Кате, Юнасу, еще Маше, Антону, еще Соне, всем их многочисленным детям, и всем-всем, кого я забыла здесь упомянуть, кто делает жизнь такой прекрасной и настоящей.

Кто сказал, что переезды уменьшают круг общения?

Спасибо тем решительным людям, которые прочитали эту книжку первыми, когда ее и читать-то было трудно (она была даже без картинок!) – Юле Халеевой, Кате Кокориной, Саше Пиперски, Инне Тольской, Марине Копыловой (по совместительству еще и основательнице «Лялечки»), Маше Аверкиевой. Все их замечания учтены, кроме тех, которые я решила не учитывать, так что все недочеты – не их вина.

Спасибо родным – папе, дедушкам, брату. Бабушки, к сожалению, до внуков не дожили, но оставили след в моем характере, так что в книжке есть и они, спасибо!

Спасибо моим замечательным свекрам и всей чудесной семье мужа.

Особенное спасибо моей маме, которая кормила меня своим молоком. Кормила совсем недолго, потому что система в те годы была настроена не помогать двадцатилетней новорожденной маме, а совсем наоборот. Все равно мне очень тепло думать о том, что это было. Спасибо, мама!

Спасибо моему мужу Саше вообще за все – вне всяких сомнений он лучший муж и отец на свете, отдельное спасибо за многократное чтение этой книжки и сглаживание моего разухабистого стиля (разумеется, вся оставшаяся разухабистость целиком на моей совести).

И, конечно же, спасибо крошкам, Юле и Яше, главным действующим лицам в этой истории.

История первая. Как все начиналось

Раздался выстрел, и медсестра упала. Кровь растекалась по залитому солнцем линолеуму больничного коридора.

«И так будет с каждым, кто будет мне мешать», – сказала я и удовлетворенно налепила медсестре на лоб снятое со стены объявление.

Врач назначал? Нет. Вот и нечего было инициативу проявлять. Советчица, тоже мне.

В коридоре было пусто, никто не решался выглянуть на выстрел, и их в общем можно понять. Перевернутая тележка со смесью лежала рядом с медсестрой, и бутылочки продолжали раскатываться по полу. Я тихо шагнула обратно в палату и закрыла дверь. Крошка так и не проснулась. Она спит уже две минуты крепким сном младенца и, знаю, будет спать еще три. Потом присосется на следующие десять-пятнадцать часов. Ее режим за эти несколько дней я успела выучить. Он таков:

То, что режим сна будет меняться каждые несколько дней, мне еще только предстоит узнать. Но режим кормления принципиально не изменится еще долго.

В палату заглянула дежурная врач (не думаю, что она одобрила бы феминитивы). Что я знаю об убийстве? Каком убийстве? Мы тут спим.

Мирный ход больничной жизни был нарушен, ну и слава богу, ход этот уже сидел у меня в печенках, и остро хотелось домой.

Домой не пускали, потому что после родов еще не было стула.

– Что-о-о? – спросит ошарашенный читатель.

Вот и я спрашивала. Говорят: «Нет стула – нет выписки». «У меня дома будет», – ныла я. Но никого это не волновало.

Спасение пришло внезапно уже через пару часов. Кажется, им просто понадобилось мое место или вдруг они решили поменять над кроватью проводку. Я не разобралась. Так что нас пинком отправили домой.

Родной дом (снятая за полгода до этого квартира, но какая разница?) тем временем начал мне уже сниться, причем сниться и ночью, и днем – все эти бесконечные часы, что я простаивала с крошкой на руках.

Почему не пролеживала? Мы еще не умели кушинькать мамочку лежа, а сидеть мне запретили, потому что за каким-то чертом сделали эпизиотомию и решили, что не развалюсь постоять недельку. Впрочем, за каким чертом, я знаю, черта звали «я хочу домой» и он сидел в голове у того самого врача. У нас с ней зачем-то была договоренность на роды, и – вот незадача! – крошка начала выбираться в жизнь ровно после ее смены. Судя по звукам в телефоне, как раз когда она ехала домой в троллейбусе. Так что все мои роды было очень видно, как ей хочется домой и как она точно знает, кто именно ее не пускает.

Честно говоря, каждую минуту в роддоме я хотела домой так сильно, что, в общем, понимала врача. Я бы тоже что угодно кому угодно разрезала или и вовсе отрезала, чтобы на час раньше домой попасть.

В общем, уехали мы домой.

В роддоме осталась плакать и сцеживаться соседка по палате, в слезах и сцеживании которой были виноваты слоны и прочие дикие животные. Это, правда, другая история…

История вторая. Другая

В тот же день, что и моя крошка, родился сын у нашей соседки по палате. Но его не выдали папе на ручки, а отвезли в больницу на другой конец Москвы с пневмонией, вызванной внутриутробной инфекцией.

И вот кормлю я крошку день, кормлю второй, крыша едет и едет от стояния и недосыпа, но рыдания с соседней кровати не дают крыше уехать и упорно возвращают назад. Эта мама может спать сколько хочет, ну, по крайней мере, сколько мы ей даем, но она не спит, а плачет. Откуда взялась инфекция, врачи не знают.

– Доктор, – говорит эта мама сквозь слезы, – я вот все думаю, откуда же эта инфекция взялась. Никак понять не могу… Но вот в середине беременности мы ездили в Таиланд и там катались на слонах, вот, может быть, от слона?

– Весьма вероятно! – говорит мудрая врач. – Дикие животные очень опасны!

Я думаю, более вероятно, что инфекцию занесли, засунув на осмотре во влагалище руку, только что державшую той же перчаткой телефон (как мне не занесли, удивляюсь), но я ж не доктор: может быть, слоном занести ее легче.

История третья. Дома

Да, в общем, вот мы и дома. Убивать тут никого не хочется, хочется умереть от счастья самой. В этот момент я понимаю, что подложила своей крошке изрядную свинью. Я теперь точно знаю, что умереть хочу дома, а не в доме престарелых, поэтому надо бы быстро, пока Альцгеймер не настиг, написать это большими буквами (лучше кровью, которая по-прежнему льется стаканами) в завещании. Все свое имущество (в том числе комнату, до потолка забитую отданными младенчику вещами) завещаю родственникам только в том случае, если меня не отдадут в богадельню. Все, вот и написала.

Что там они в роддоме дальше с трупом медсестры делают, меня не волнует, там этих медсестер еще воз остался, и у каждой еще тележка со смесью к рукам приделана. К тому же выстрел на самом деле прозвучал только в моем воображении. (Прости, читатель, обещаю больше так не разочаровывать! Следующий добрый советчик будет убит в реальности.)

Но убийство – хорошее начало материнства, нельзя было без него. Ты понимаешь, что что-то изменилось безвозвратно, но твоя-то жизнь, в общем, течет как текла, ты еще жива, и масштабов изменения сначала не видишь – видишь только новую тушку рядом. Тушка, правда, слишком жива, чтобы метафора с убийством казалась хорошей.

Крошка очень жива и хочет есть. Ей пока нельзя дать суши с копченым угрем, поэтому приходится есть их самой. В роддоме все дежурные врачи по очереди перечислили мне все, что нельзя есть кормящим. Все перечислили, практически все исключено. Только про суши с копченым угрем ничего не сказали, так что, видимо, их можно. Я, в общем, согласна на сушечную диету на некоторое время – сколько там этого кормления? В принципе я готова даже полгода питаться только копченым угрем.

Короче, в меня суши, из меня (тему стула проехали и к ней больше не вернемся) – молоко. Кровь с молоком, если быть точной. Потому что крошка ест все время без остановки (про кормление по требованию я уже прочитала), а как ее прикладывать, мне никто не рассказал (а что тут рассказывать – бери и действуй, сосок обладает самым интуитивно понятным интерфейсом на свете, разве нет?).

Почему соски вместе со всем интерфейсом уже почти стерлись с моей груди, пока что непонятно. Ну, да как-нибудь наладится.

Через три недели внимательного изучения матчасти и после двух приходов консультантов этот вопрос все еще останется открытым, а через три месяца мне расскажут, что такое уж у крошки брутальное строение нёба. Но к этому моменту мне станет уже почти все равно, а на груди начнет образовываться некоторая не восприимчивая к раздражителям броня.

Впоследствии она расползется от груди по всему телу и лишит меня заодно чувствительности к критике, что даст мне возможность кормить крошек не дуя в ус почти десять лет, а потом еще и написать эту книжку. И быть готовой к комментариям в сети.

Ну, в некоторой степени готовой.

История четвертая. Про броню и глухоту

Вообще, главное, что я вынесла из своего кормительного опыта – это броня и некоторая глухота. Я в самом деле не слышала, чтобы кто-нибудь критиковал мое кормление (так что считаю, что никто ничего плохого и не говорил).

Правда, и обстоятельства были за меня. Все годы, что я кормила, мы жили вдали от родных и довольно часто переезжали, так что случайные знакомые не успевали перейти в статус людей достаточно близких, чтобы начать давать бесценно полезные и жизненно необходимые советы.

Однажды, правда, знакомая заикнулась, что пора бы уже как-то закругляться, а вокруг, видно, было как-то особенно тихо, так что я это заикание услышала. И совершенно изумилась, потому что сама знакомая – весьма воинственный веган (не все веганы такие, узнала я потом), агрессивная феминистка (и феминистки редко бывают агрессивными, теперь я в курсе), натуристка со стажем и убежденная трезвенница. За свои взгляды, как я понимаю, по голове получала неоднократно и разве что на костре не горела. Чья бы, понимаешь, корова мычала.

– Слушай, – говорю…

Вот так закончилась, не успев начаться, моя единственная приятельская перепалка о кормлении.

Друзья же близкие, рассеянные по разным странам, но исправно приезжающие в гости в любую дыру и всегда ждущие в своих дырах нас, друзья с детьми и бездетные, кормившие годами и не кормившие вообще, всегда были настроены очень доброжелательно и поддерживали безоговорочно. А если крутили пальцем у виска за нашими спинами, так за этими спинами они могут меня хоть побить.

А как же родственники? Родственники – прекрасно! Ну, конечно, они сначала умилялись, потом удивлялись, потом недоумевали, потом привыкли. Потом забыли – честно сказать, когда дети вырастают, интереснее обсуждать их друзей и увлечения, чем кормление.

Кстати, друзей и увлечений на протяжении всего кормления и после него у детей было полно! Мне хочется тут написать, что это были и есть совершенно обычные дети, но я, честно говоря, затрудняюсь определить «обычного ребенка», поэтому скажу так: они ели, пили, играли, разговаривали, сепарировались, скандалили, развивались интеллектуально, эмоционально и физически совершенно в границах возрастных норм.

Возвращаясь к разговорам с родственниками… Один из них оказался пророческим.

– Пора бы вам уже заканчивать, – сказали мне осенью 2011 года (крошке было почти два). – А то в одной передаче говорили, что некоторые до шести кормят!

– Некоторые и до девяти, – отчеканила я сурово.

Больше тема не поднималась.

История пятая. Про мысли об отлучении

Через два года я и сама начала думать, что пора бы как-то и в самом деле заканчивать. Но я только рисую быстро, думаю я очень медленно, так что пока я эту мысль додумала, у меня в мозгу успел развиться какой-то центр, отвечающий за независимое мышление.

– Ну и зачем? – подумал этот центр за меня.

– Ну, все отлучают примерно в это время… Ну, из тех, кто долго кормит, – ответила ему я.

– Ну, и зачем они отлучают?

– Ээээ…

Центр был свеженький и наглый. Говорил почти исключительно грубости на все мои попытки объяснить, зачем я должна делать как все, если мне самой это не нужно, и бросался в истерику «хочу мороженку», едва мне казалось, что я сейчас сама это пойму.

Муж мой, который, конечно, участвовал в воспитании и ращении крошек наравне со мной (минус молоко, плюс заработок), тоже начал интересоваться, собираемся ли мы заканчивать. Я говорила:

– Ммммуууу… Ммм… уу… эээ, нууу мнэээ дааааа.

– Нет, – резюмировала я примерно через год «му-му», – мы не собираемся заканчивать.

– А, ну, так бы сразу и сказала. Мне важно знать, какая у нас вообще линия поведения.

Ну и все, так мы перестали заканчивать, а продолжили продолжать.

История шестая. Про секс

Почему-то некоторые люди усматривают в кормлении связь с сексом. Поскольку мы таких параллелей не видели, то и додумались круто использовать мою лактацию в сексуальных играх только в последние пару лет, кучу времени потеряли.

Важно, повторю отдельной строкой:

дети в сексуальных играх не использовались.

История седьмая. Рождение второй крошки

Результатом же наших сексуальных игр явилась вторая крошка. Крошка-сын.

Вообще, память у меня очень плохая (поэтому страниц в этой книжке будет немного), но роддом я помнила хорошо и обратно туда не хотела. Правда, дома рожать я тоже боялась, потому что понятно же, что дома рожают только дикие сумасшедшие женщины, а не такие рафинированные рациональные фифы, как я. Вариантов оставалось не очень много. Если исключить безусловно прекрасные, но труднореализуемые варианты типа ноябрьского норвежского леса и студеных вод фьордов (мы в тот момент жили в Норвегии), то примерно ноль.

Поэтому я решила, что буду рожать в роддоме, но перед этим повстречаюсь пару раз с домашней акушеркой, и она мне расскажет, как хорошо рожать дома.

Естественно, кончилось все тем, что вторая крошка родилась дома. И это было самое прекрасное, что случилось со мной до сих пор, но книжка не об этом.

Убийств, кстати, в этой книжке давно не было, но поскольку рожала я дома, то убивать особенно и некого. Вот вам вместо убийств немного странной эротики – собственно, склонили меня к домашним родам именно нижеследующие эпизоды, а не агитация акушерки (которая вовсе меня не агитировала, она была целиком в культуре согласия и делала бы это только по четкому сигналу: «О, агитируйте же меня скорее, прямо сейчас!»).

Эротика пришла ко мне из буклета норвежского роддома, который доверительно сообщил мне, что за месяц до родов я должна перестать брить свои интимные зоны, потому что таковы предпочтения у врачей, которые будут принимать ребенка. – Но зачем?! – завопила во мне первобытная ярость (я умею, как видите, разговаривать со своими чувствами, а они говорят со мной). Логика норвежского роддома понятна: не брить, чтобы с бритвой не занести инфекцию. Но, боже мой, мало ли на свете способов занести в организм инфекцию? Вот эта вечная подстраховка в каких-то отдельных вырванных из контекста случаях быстрее всего будит мою чутко спящую ярость.

Ярость продолжила: «Вспомни московский роддом!»

В московском роддоме у врачей были иные предпочтения, там как раз, наоборот, хотели, чтобы я была везде, где возможно, гладко выбрита. Ирокез на голове разрешили оставить.

Брили они меня перед родами сами, кажется, опасной бритвой, но это мне могло с перепугу показаться.

И вот, значит, сижу я такая грустная, а первобытная ярость изнутри орет на меня:

– Какое тебе дело до их эротических снов и предпочтений? Никакого дела им быть не должно, бреешь ты свой вход в нефритовую пещеру, или как там ее, или нет! Eller hur?! – заговорила вдруг моя ярость по-шведски вслед за большинством медсестер норвежского роддома. (По некоторым экономическим причинам в Норвегии очень много шведских медсестер.)

Вот так и не попала я в норвежский роддом. Ярость отговорила. Шведский пришлось уже учить, когда в Швецию переехали.

История восьмая. Про кормление в беременность

Я кормила старшую крошку всю беременность – молоко не пропадало. Дочке в тот момент было три года. Было ли кормить трудно? И да, и нет.

Конечно, иногда липкие холодные пальчики, пробирающиеся часто и, как правило, в очень неподходящий момент мне под майку и задирающие ее, чтобы холодный ротик, полный острых зубов, впился в мой и без того уже измученный беременностью сосок, немного раздражали. Немного (и тут такая музыка тревожная и такая говорящая пауза).

Это был пассаж для любителей хоррора. Предваряя вопросы, нет, я его не люблю.

Но еще меньше я, беременная, люблю играть в паровозики, которые ходят друг к другу в гости и рассказывают пятнадцатую за день историю о том, что делает котик моего котика. Вот уж где истинный хоррор!

Так что, в общем, холодные пальчики и острые зубки – не слишком высокая цена за лишние полчаса в кровати с киндлом.

Конечно, молока в течение беременности становилось постепенно меньше, но я утешала дочку тем, что после родов его будет просто бочки, хоть залейся.

Молоко пропало в день родов. Внезапно для всех актеров нашего балагана крошкам пришлось укладываться без молока. Младший был еще не в курсе, что молоко вообще бывает, и смирно уснул после капли молозива, а старшая была недовольна весьма, но тоже уснула. А утром нас, естественно, залило. Обещанных и полученных бочек молока хватило бы не то что двум – двадцати двум таким крошкам, – и еще бы их отцу досталось, если бы нашлось на это время.

Так мы зажили вчетвером.

История девятая. Тандем

Так начался наш тандем. Большую часть первого месяца я провела в кровати, перекладывая младенца с одного бока на другой. А во второй половине дня, когда старшая крошка приходила из сада, перекладывала туда-сюда уже двоих детей и иногда читала старшей книжку.

Была ли у детей ревность друг к другу? Вначале казалось, что нет совсем, потом, через пару недель оказалось, что все-таки да, все-таки дочке не очень понятно, как ей относиться к конкуренции и как теперь делить родителей. Изначально был план, что я буду ее укладывать, пока папа развлекает младенца, и это будет только наше с ней время. Но младенец, оказывается, уже родился с собственным мнением по этому вопросу, так что номер не прошел.

Правила пользования грудью возникли как-то почти сразу (опять же, так было у нас, у вас может быть по-другому). Ты справа, ты слева – в следующее кормление наоборот. Если в какое-то кормление был только один ребенок (это могла быть и только дочка), то я сама решала, какую сторону выдать.

Позже правила трансформировались. Например, на каком-то этапе (ну, скажем, уже на третьем году тандема) можно было кормиться только по очереди. И, конечно, если они пришли с прогулки и хотят молока, то молока-то можно, а трогать меня ледяными руками за теплый живот – ни в коем случае. (Тут важно громко визжать и быть более капризной, чем дети! Тогда они будут обескуражены и вынуждены вести себя рационально.)

В общем, вначале-то все было просто. Первые два месяца мы в основном лежали, читали и ели. Младенца интересовала во внешнем мире только грудь, дочку, кроме груди, интересовали еще водосточные трубы и истории про котиков. Самым сложным было придумывать каждые три минуты, что еще делает наш воображаемый котик. Писать диссертацию (еще в прошлой жизни, до детей) было проще, но и про котика, в общем, выдержали. Муж взял на себя львиную долю историй, он как раз свою диссертацию дописывал, ему полезно было мозги размять.

Меня интересовала преимущественно еда.

А потом мы переехали. Наверное, это не так важно для рассказа, но для нашей семьи было очень важно. Когда младенцу было три месяца, мы опять оказались в новом городе, к тому же заполярном. Тут как раз кстати было бы рассказать о том, что младенца в слинге можно кормить прямо сидя в сугробе. Я кормила его и его сестру в сугробах весь февраль, апрель и полмая.

А вот в марте нет, в марте мы благоразумно сбежали на юг Европы, так что я их кормила на пляжах, в кафе, на лестницах Лиссабона, на площадях Барселоны, на детских площадках Роверето, в поезде из Венеции и аэропорту Болоньи.

В общем, хорошо нам было в марте. А в апреле – очень уж бурно. Новый город, в котором надо как-то обосновываться и учиться жить. У папы нашего новая работа, так что дома он меньше, чем обычно, – только успевай поворачиваться. И выгорание, типичное для мам младенцев, как же без него.

А тут еще – о, нет, как не вовремя! – накатило вдохновение. Надо было не только успевать поворачиваться, но еще и выкраивать время и руки, чтобы рисовать мою первую книжку, а параллельно и вторую (вдохновение не приходит одно).

Это такой фокус, который умеют проделывать многие младенцы. Рождается ребенок, а вместе с ним рождается поток, взрыв, лавина идей, мыслей, творческих и бизнес-планов. Но, как в сказке про дудочку и кувшинчик, вот вам идеи, а руки и время отдайте в жертву вдохновителю. И остается только плакать или, если идеи не реализовать невозможно, как-то исхитряться и лезть на эту елку хоть тушкой, хоть чучелком, хоть попой вперед.

Я рисовала и рисовала (тем временем, конечно, моя левая грудь стремительно увеличивалась и обгоняла правую, потому что, если хочешь рисовать правой рукой, младенца лучше прикладывать к левой груди) и все больше находила параллелей между рисованием (писательством, танцами, да чем угодно) и кормлением. В этот момент на меня свалилась из интернета книжка Джулии Кэмерон «Путь художника», и параллели сформулировались совсем четко.