Текст книги "Иностранный русский"

Фонетические разминки

В этот день мы работали над интонацией. Вряд ли адаптация моих студентов в России прошла бы без последствий для их загорелых физиономий, если бы не эти тренировки. Они умудрялись произносить фразу: «Меня зовут Билал» так, как будто клялись зарезать меня.

Интонация в русском языке передается строго технологично. Если голос держится на одной ноте ровно, а в конце предложения плавно уходит вниз, значит, перед вами конструкция № 1: «Это мой класс». Если интонация резко падает вниз на вопросительном слове, значит, это частный вопрос, конструкция № 2: «Кто это?», «Что это?» И так далее. Геометрия речи. Я нарисовал первые три типа конструкций на доске и думал, что минут через десять мы уже перейдем к основному материалу урока, но не тут-то было.

Несмотря на все мои рисунки и бесчисленное количество повторов, заставлять моих горячих хлопцев затихать ближе к точке было совершенно невозможно. Чего они только не творили: вскидывали головы, трясли волосами, вращали глазами и прищелкивали языками. Они орали свои имена или шептали едва слышно. Они барабанили пальцами об стол, выкрикивали проклятья на своем языке в адрес русского языка, взывали к Аллаху, вопрошали мирозданье и своих родственников-извергов, отправивших их учиться в страну с такой ужасной фонетикой. В общем они делали все, что угодно, кроме того, что я от них требовал.

– Мине завут Мохамма-а-а-ад!

– Тише. – Я приложил палец к губам и показал рукой плавную волну, спускающуюся вниз.

– Мине завут Ахмадшах!

– Тиииииише, Ахмадшах.

– Билал!

– Тише.

– Билал.

– Теперь не слышу.

– Била-а-ал!

– Тише!

– О, препадаватеэль! Что хочешь?

– Меня зовут Билал. Вот так.

– О-о-о-о-о.

– Кашмир!

– Саманда-а-а-а-ар!

Нет, они не издевались. Парни старались, пыхтели и потели, так же как потел вместе с ними я, но все равно получалось ужасно. Только у одного из них, кажется, обнаружился музыкальный слух. Наконец я добился от Самандара нескольких фраз, смутно напоминавших русскую речь, мы записали его на телефон, после чего всем было дано задание отрепетировать, как у Самандара. Этот курсант с кошачьими глазами дичился меня больше, чем лесная рысь дичится людей. Он был стеснительный и робкий мальчик. Но стеснялся Самандар не той робостью, в которой прослеживалась бы забитость ботана или ущербность омеги. Он не был изгоем. Это была скорее скромность хорошо воспитанного, очень религиозного мальчика. Скромный афганец. Раньше я думал, что это оксюморон. Впрочем, так и есть – исключение Самандара лишь лучше подтверждает общее правило.

Сначала я сомневался, понял ли он мое задание, но он тихо заверил меня, не глядя в глаза: «Да, преподаватель», и я успокоился.

Закончив занятия, я изучал на кафедре учебные планы. «Старый эшелон» потихоньку разошелся, Эльвира Руслановна потопала на занятия танго: она ходила в какой-то кружок для тех, кому за… Ольга осталась заниматься с отстающими студентами из Ирана, с теми самыми, за которыми мы дописывали прописи. Остальные студенты отправились по своим комнатам, которые располагались в соседнем здании через крытый переход.

Когда учебный этаж опустел, я отправился в лингвокабинет поискать записи с образцами интонации, так как моих усилий явно не хватало. Пройдя до конца коридора мимо пустых учебных классов, я вставил ключ, но замок не поддался. Я уже собрался уходить, решив, что дежурный перепутал ключи на щитке, как вдруг дверь кабинета открылась. На пороге стояла Каролина. Лицо ее немного раскраснелось, ноздри дрогнули.

За ее спиной я разглядел моего Мохаммада, который посмотрел на меня исподлобья и тут же отвел глаза.

– Что вы хотели? – поинтересовалась Каролина, и я понял, что прервал какой-то важный разговор.

– Я по поводу…

И тут до меня дошло. Несмотря на то что рапорт я так и не составил, заведующая не оставила без внимания мое сообщение о марихуане в туалете.

Я объяснил, что пришел за записями для речевых разминок, но если заведующая позволит, то мне тоже есть что сказать по поводу поведения Мохаммада.

Каролина несколько секунд смотрела прямо мне в глаза, и во взгляде ее отразилась нерешительность. Было непонятно, уходить мне или остаться, но она вдруг сделала шаг назад, пропуская меня в класс.

Мохаммад одарил меня своим знаменитым косым взглядом и снова опустил глаза. Парень явно нарывался: он стоял вальяжно, опираясь задницей на стол преподавателя, скрестив ноги и руки.

– Курсант, почему так стоите некрасиво? – поинтересовался я, но он только непонимающе посмотрел сначала на меня, потом на Каролину, мол, чего это я вообще хочу.

– Прямо встаньте, – небрежно бросила Каролина, а Мохаммад неожиданно среагировал, хотя и в моей, и в ее фразе все слова были знакомые. У восточных людей ничего не бывает просто так – язык тела они используют не хуже обычного языка. Это я усвоил прочно. Видимо, Мохаммад решил подпилить мой титул раиса.

– Что вы хотели сказать, Александр? – спросила Каролина.

– По поводу курения в туалете…

– Да, курить в туалете нельзя! Строго нельзя! Никогда! Марихуану нельзя. Анашу нельзя. Сигареты тоже нельзя! Вы меня поняли? Нельзя! – подхватила Каролина, не дав мне договорить.

– Конечно, париподаватэль, – тихо сказал Мохаммад.

Его живое лицо осунулось, стало грустным, и по всему было видно, что даже мысль о разлуке с Мариванной давалась ему нелегко.

– Преподаватель, – строго поправила Каролина.

– Париподаватель, – повторил Мохаммад, намеренно искажая, и улыбнулся.

– Идите в комнату, – махнула рукой Каролина, после чего повернулась ко мне. – Он один курил?

– Нет, я, кажется, говорил… – начал я и замолчал, потому что вспомнил, что тогда перед заседанием кафедры, когда она носилась как ужаленная, я не успел назвать имен курильщиков. Значит, они тут разговаривали не о марихуане… Интересно, о чем?

– Он был с Захаруллой и с одним из ваших, кажется, Мустафа, – сказал я.

– Да. Спасибо. Поняла. – Она выпрямилась и твердо проговорила, глядя мне в глаза слегка сощурившись, без улыбки, но как-то на удивление мягко. Так она, оказывается, тоже умела. – Пока рапорт не пишите, хода не будем давать.

– Я сам хотел просить вас об этом, – ответил я, опуская глаза, чтобы она не заметила, что я знаю о том, что она соврала мне.

Каролина слегка улыбнулась, показывая, что разговор окончен, повернулась на каблуках и бросила уходя:

– Ищите свои записи, удачи!

Она вышла, покачивая бедрами, как каравелла на легких волнах.

Пока Каролина ни словом не обмолвилась про свой гениальный план, который позволил бы и меня на кафедре оставить, и блатную бабу в погонах устроить. Впрочем, наши студенты успевали подкидывать сюрпризы с такой скоростью, что о бабе на какое-то время все вообще забыли.

Я чилавэк багатый

Мой кот Филюша проворачивал один и тот же эксперимент каждый день: проверял границы моего терпения. Через месяц совместного проживания между нами установилось хрупкое равновесие, и мы почти не спорили на тему, кто в доме хозяин. Мы поделили территорию: кухня, коридор, лоджия и пространство за диваном – территория кота, все остальное – мое. Тем не менее границы постоянно пытались пересмотреть в одностороннем порядке: мне регулярно предъявлялись претензии в виде ночного ора, нот протеста в форме коричневых бомбочек посередине зала, однажды на меня даже было совершено дерзкое разбойное нападение. Растопырив лапы, Филюша выскочил из-за дивана и что было дури вцепился зубами в ахиллесово сухожилие. Пришлось отлавливать засранца и, придерживая его за шкирку, садиться напротив на корточки, наглядно демонстрируя, что ноги, которые он видит из своей диванной шахты, далеко не весь противник, а лишь его небольшая часть. Увидев мой размер целиком, кот как-то горько вздохнул и отвел взор. С тех пор этот шахтер только злобно зыркал из своего забоя, когда я проходил мимо дивана, однако нападать не решался. Впрочем, поражение на одном из фронтов не мешало этому черношерстому борцу за права кошек гадить хозяевам, придумывать новые козни: я был начеку каждый день.

Приблизительно в этой же поведенческой парадигме существовали и наши студенты-афганцы. Курсанты, словно дикие коты, постоянно выпускали когти, прощупывая, где же они смогут продавить, а куда лучше не соваться. Только мы более-менее разъяснили историю с марихуаной, как на следующий же день возникло новое чрезвычайное происшествие.

Зайдя утром на кафедру, я застал там скандал. «Старого эшелона» на месте еще не было, и разговор на повышенных тонах происходил, как это ни странно, между Ольгой и Каролиной. Эльвира Руслановна сидела в стороне, наводила утренний марафет, краем глаза наблюдая за молодыми коллегами.

– Я уже пригласила и все заказала! – услышал я голос Каролины еще за дверью.

Я постучал и вошел, но дамы не обратили на меня никакого внимания.

– Лина, я тебя очень прошу, давай отменим, – возражала Ольга, и по ее раздраженному тону было ясно, что спорят они уже давно. – Неужели не понятно, они же все в этом участвовали. Все до одного! Если мы сейчас будем им праздники устраивать и пирогами кормить, они подумают, что так и надо… Что мы одобряем, и значит, можно с нами так…

– Ради бога! – перебила ее Каролина и рассмеялась. На лице ее появилось презрительное выражение. – Ты же не хочешь сказать, что за проступок одного мы будем всех мальчишек наказывать?

– Хочу! Так обычно в подобных случаях и делается! – с обидой в голосе воскликнула Ольга.

– Да и что это за проступок? – продолжала Каролина, нервно откинув волосы. – Ну проводил тебя парень до дома…

– Проводил?! Лина, ты что! Это называется – преследовал, а не провожал. И не до дома. Я была вынуждена кружить по городу, чтобы он меня не выследил и адрес не узнал… – Ольга почти кричала. Глаза ее были полны слез.

– А вот это уже вообще лишнее. Ничего бы он тебе не сделал, – легкомысленно бросила Каролина. – Студенты часто влюбляются в преподавателей. Никто еще не умирал.

– Мы не можем знать, Каролина, как они себя поведут! – Ольга сменила тон на умоляющий. – Они же дети гор. Билал, между прочим, повис на мне и требовал «пари, дай губы», а когда я попыталась его оттолкнуть, начал сползать по мне, как по стволу дерева, и в итоге кончилось тем, что он поставил меня на колени посреди улицы. Я вернулась домой в рваных колготках, с синяками на ногах. Разве это нормально? А если бы людей не было, он, может быть, и в кусты меня завалил, откуда мне знать? Я испугалась.

Каролина сделала над собой усилие и разочарованно вздохнула:

– Нормальные они парни, что уж ты прям так… Ну влюбился мальчик, ну крышу немного снесло. Эльвира Руслановна, а вы как думаете? Надо день народного единства четвертого ноября отменять из-за этого маленького инцидента?

Эльвира Руслановна выглянула из-за зеркала, в которое все это время усиленно смотрелась, повела шеей, выжидая паузу, и наконец заговорила с улыбкой, немного растягивая слова:

– Линочка, я не уверена, что это можно назвать маленьким инцидентом. По-моему, произошел чрезвычайный инцидент. Молодую женщину преследовал молодой мужчина в два раза крупнее и сильнее ее. И Ольга правильно говорит – они все участвовали. Ты же не думаешь, что Билал все это сам придумал? Там знаешь, какая кооперация… Ууу… Один ждал на проходной, когда Оленька наша выйдет, другой вел ее по территории училища, третий обеспечил прикрытие на проходной, а уж план соблазнения половиной Афганистана и Пакистана в придачу наверняка сочиняли. Сколько баранов он за тебя, Ольга, предложил?

– Вот столько. – Ольга взмахнула руками, показав дважды или трижды по десять. – «Я чилавэк багатый. Будет харашо!»

Эльвира Руслановна рассмеялась.

– Ну вот, видите, они уже даже прикинули, почем наша Ольга. Конечно, они все в курсе…

– Ага, прикинули они. А то, что у меня жених и свадьба через два месяца, это их вообще не волнует? – проворчала Ольга.

– А ты ему об этом говорила? – ухватилась Каролина.

– Не только говорила – фотографии показывала. А он талдычит свое: люблю, мол, не могу. Сколько твой жених давал? В два раза больше дам. И верблюд еще. Два. И ковер.

Ольга делала большие глаза и мастерски пародировала акцент наших студентов, отчего Эльвира Руслановна заливалась мелким смехом.

Я слушал их, и у меня было ощущение, что я попал не на кафедру, а в какой-то голливудский фильм. Больше всего настораживал тот факт, что в центре всех этих удивительных приключений, похоже, снова оказался студент из моей группы.

– Это мой Билал? – осторожно спросил я.

– Ваш, ваш, – вздохнула Каролина. – Значит, отменяется наш праздник, эх!

– Как этот Билал учится-то? – вдруг поинтересовалась у меня Эльвира Руслановна.

– Туповат, но старательный, – ответил я, вспомнив огромные пальцы, в которых легко терялась ручка, и глуповатые почтительные глаза.

– Красивый хоть? – снова спросила она.

– Нормальный, я не ценитель, – пожал плечами я. – Здоровый очень. Правда страшно, если погонится.

– Красивый – некрасивый – какая разница, если он женщину баранами измеряет, – вздохнула Ольга. – Не повезет его будущей жене…

Женщины еще долго обсуждали детали вчерашней погони, а я думал о том, что, похоже, в моей группе собрался самый отчаянный контингент: марихуанщики и перекупщики чужих невест. И это мы только еще начали знакомство. Однако!

Кто делает что? Кто делает как?

Войдя в класс, я обнаружил там героя дня собственной персоной. Билал сидел за своей партой в пустом классе. Его огромные руки лежали на столешнице, он строчил что-то в телефоне и вид имел весьма помятый и больной.

– Помогите мне, Билал, – попросил я, показывая на аудиоколонки, которые намеревался снять со шкафа.

– Да, преподаватель, – сказал он с неизменной почтительной, но очень грустной сегодня улыбкой и охотно поднялся мне навстречу.

Пока я влезал на стул, я заметил кровь на его руке.

– Покажите руку! – потребовал я.

– Что? – Он корчил из себя идиота до тех пор, пока я не задрал его рукав.

Теперь Билал стоял смирно, и мы вместе любовались на его огромную кровоточащую татуировку от запястья до локтя. ОЛГА.

– Черт возьми, что за придурок! – не выдержал я. – Вы могли хотя бы в Интернете посмотреть, как пишется имя вашей любимой женщины? Что еще за «Олга»?

– Я люблю, она не любит. Сердце болит, – тяжело вздохнул Билал, прижал руку к сердцу и уполз на свое место, видимо, растолковав мое замечание, которого он, само собой, не понял, как восхищение его жертвой во имя любви.

Урок был сорван. Эльвира Руслановна предположила правильно: афганцы действовали вместе. Они в подробностях знали о любовной драме своего товарища, и волновало их только одно: почему Ольга отказала?

Это был какой-то ад. Татуировку они, само собой, тоже накалывали всем миром.

– Вы в своем уме? Вы – военные люди, вам нельзя иметь отличительных знаков. Зачем вы это сделали?

– Пачиму, преподаватель? – Мохаммад взял меня в свой косой захват.

– Что почему?

– Пачиму… Русский чилавэк харашо… Афганский чилавэк тоже харашо. Правда?

Пришлось согласиться, и он тут же подловил меня.

– Пачиму русский муж – харашо, а афганский муж – плохо?

– Потому что Ольга выходит замуж. Ольга любит другого. Афганский или русский – это тут не важно.

– Пачиму она не слушает?

– Вы почему не слушаете?!

Коль уж разговор не клеился, я решил пошутить над ними, заодно вернув в горизонт «учитель – ученик», о котором они, кажется, вообще не вспоминали ни разу за сегодняшний день, мысленно поместив себя на позицию «мужчина – женщина».

– Билал делает что? – задал вопрос по схеме, которую мы только что изучили. – Билал хочет жениться. Билал делает как? Билал делает неправильно. Почему Билал делает неправильно? Потому что у Ольги есть жених.

– Хм, – покачал головой Ахмадшах и даже как будто улыбнулся. Остальные повернули головы к своему старосте и ждали.

В этой простой логике даже мудрый Ахмадшах не смог найти изъян.

Все это время незадачливый поклонник чужой невесты сидел с видом несчастным и потерянным, вздыхал, прижимал к груди свои гигантские кулачищи и слушал внимательнейшим образом. Ему, наверное, казалось, что мужской разговор с глазу на глаз сможет исправить положение: я смягчусь, куплюсь и как-нибудь повлияю на жестокую красавицу. Увидев, что друзья заколебались, он решил напомнить о себе:

– Что говорите, Саша-джан! – трубно завыл Билал. – Как неправильно? Любовь всегда правильно! Муж еще нет! Жених – любит – не любит. Кто знает? А я люблю! Я бороться!

Произнеся этот вдохновенный упоротым Болливудом спич, герой-любовник упал грудью на стол, уронил голову и прикрыл ее ладонями, как шалашом. По сравнению с руками его голова казалась маленькой, как будто даже недоразвитой. Это было не так, конечно, но сейчас, когда группа сорвала мне из-за этого перца занятие, мне вдруг стало приятно думать, что Билал просто идиот и отсюда все наши беды.

Что интересно, никто не ржал. Кашмир, сидевший за Билалом, хлопнул его по спине. Я не понял, был ли это жест утешения или одобрения, мол, так держать, настоящий мужик. В это время у Билала снова нашелся аргумент, и он начал махать руками у себя перед носом, что-то объясняя. Мохаммад следил за беседой и хлестал по мне своим неповторимым витиеватым, как сам Восток, взглядом, что каждый раз, словно гигантский спрут, появлялся с неожиданной стороны. Что-то лопотал Захарулла.

В конце концов я устал ориентироваться в их косноязыком галдеже и ушел из класса, не дождавшись окончания урока. Я сидел один на кафедре и думал о том, что, несмотря на показную лояльность и даже некоторые успехи в обучении, афганцы не признали в нас учителей. Они льстили, покорялись, но были готовы вытереть о каждого из нас свои подошвы, независимо от наличия штанов. Точно так же покорялся мне кот Филюша, когда выпрашивал еду, однако уже через пять минут он мог с чистой совестью и уверенностью в своей правоте нассать в мои ботинки.

После занятий ко мне подошла Ольга и показала свой телефон. Билал разыскал ее страницу в Фейсбуке и забросал пошлыми мелодраматичными картинками с нежными поцелуями, голубками, горящими и разрубленными сердцами. Однако, видимо, этих соплей ему показалось недостаточно, и самым последним сообщением красовалось уже весьма натуралистичное фото молодого человека, валяющегося на земле в луже собственной крови с кинжалом в груди.

– Мужика в крови я бы приберег для более торжественного случая, – прокомментировал я.

– Я его заблокировала. Думаю, для более торжественного случая он нашел бы что-то еще более физиологичное.

Я усмехнулся, но Ольге было невесело.

– Как домой теперь идти? – вздохнула она, и я, конечно, вызвался ее проводить.

Сравнив время, мы убедились, что сообщения Билал слал прямо во время моего занятия, лежа на парте у меня под носом. Какой все-таки скотина!

В общем, 4 ноября был сорван напрочь, как и голова нашего восточного Пьеро.

В этот же день прекратилась и без того затухавшая игра «кто раис». На иерархические связи у наших студентов особый нюх. Они разобрались во всем довольно быстро и так же быстро приспособились к новым обстоятельствам: юбка на факультете оказалась главнее штанов, а мой рейтинг стремительно просел.

– Надо сообщить о Билале майору Мачихо, – предложила Эльвира Руслановна. – Он же начальник по воспитательной работе. Пусть усилит контроль.

– Согласна, – откликнулась Ольга. – Я уже написала рапорт.

Однако Каролина выступила резко против.

– Народ, вы что, не понимаете, начнутся проверки! Они же всех перетрясут. Нет! Одного раза точно недостаточно, я вам как руководитель говорю. Сначала попробуем справиться сами. Мачихо не даст нам работать, к каждому по соглядатаю приставит. Замучает бумажками. Я категорически против.

– Ну и пусть приставит. Так даже спокойнее. Пусть вводят более строгий режим, я согласна бумажки писать, – настаивала Ольга, которой все еще было страшно после вчерашнего.

– Нормально все будет, – успокоила Каролина. – Я с ними поговорю, и все разрешится.

– Поговоришь? – изумилась Ольга. Она теряла терпение. – Ты для них такая же «женщина, надень чадар», только за тебя больше баранов полагается. Но не потому что ты заведующая кафедрой, а потому что у тебя семья богаче. А так – все то же самое, они не будут тебя слушать.

– Будут, – убежденно заявила Каролина.

Флай Дубай

Во всем этом калейдоскопе восточно-российских страстей мне очень не хватало присутствия моей тетки. Если с ежедневными залипухами по кафедре я еще худо-бедно справлялся сам, то, когда речь зашла о крупной авантюре, нужно было советоваться.

Как и говорила Вика, Каролина оказалась далеко не так проста, как представлялось мне на первый взгляд. Серьезный университетский ученый, уверенная в себе красавица, автор собственного метода преподавания – это было на поверхности. Подо всем под этим находился толстый слой амбиций, без которых в научном мире никуда. А вот дальше… Дальше располагалось вещество, которое я коротко окрестил «генеральская дочка». И проявляло себя это вещество, когда Каролина слышала слово «нет». Любое ее желание должно было удовлетворяться, иначе вещество воспламенялось и бабахало так, что все и вся вокруг разрывало в клочья.

Итак, гениальный план по урегулированию ситуации с блатной бабой состоял в следующем: Каролина собиралась продлить со мной контракт, включив меня в план работы кафедры на следующее полугодие как участника гранта по написанию серии учебников по ее методике. Ведущим автором методики являлась Каролина, поэтому теоретически она могла мне это предложить.

Расчет состоял в следующем. Даже если отдел кадров не захочет продлевать со мной рабочий контракт на второй семестр, я все равно останусь на кафедре в качестве научного сотрудника. Возможно, мне не дадут часов с иностранцами, но у меня будет право голоса во время заседаний, и тогда действующая заведующая сохранит большинство голосов в свою пользу, несмотря на приход бабы в погонах.

Все было бы хорошо, если бы не одно очень мощное «но». Попадая в этот грант, я автоматически становился соавтором методики со всеми вытекающими: авторские отчисления, пожизненное неотчуждаемое авторское право, возможность продавать методику. И здесь кроме моральной дилеммы – ибо никакого отношения к методике я не имел – возникала еще и дилемма чисто экономическая.

Дело в том, что Каролина владела методикой не единолично. В гранте также участвовали Эльвира Руслановна и Ольга, которые так же, как и Каролина, имели доли соавторов в этом проекте. И если выгода Каролины была ясна, то остальным мое включение в состав авторов приносило только вред и больше ничего.

Несмотря на то что Каролина очень убедительно сверкала глазами, объясняя коллегам неоспоримые выгоды от включения меня в грант, предложение было встречено, мягко говоря, без энтузиазма. Каролину это, кажется, вообще не волновало, и дело откровенно запахло керосином.

– Привет! – просияла загоревшим лицом Виктория в окошке скайпа. Она сидела на балконе с видом на море и картинно потягивала через трубочку коктейль. Прошло всего несколько дней с момента начала ее отдыха, но тетка уже выглядела отдохнувшей и даже успела сменить цвет волос. Стала шатенкой.

– Какая-то скверная история, – пробормотала Виктория, дослушав меня до конца.

– Чувствую себя, что тот витязь на распутье, – пожаловался я. – Отказать Каролине – значит отдать ее на растерзание «старому эшелону», слить фактически. А согласиться – значит приальфонситься к чужой методике.

На этих словах Виктория вдруг булькнула своим коктейлем и расхохоталась.

– Приальфонситься! Ах, как ты в точку!

Она еще какое-то время поупражнялась с новым словом, пробуя его на все лады, то применяя к конкретным товарищам от науки, то к университетской кафедре, с которой сотрудничала, и в конце концов удовлетворилась, приладив его ко всему нашему провинциальному университету в целом.

– Да, приальфонситься к чужому – это у нас многие любят! Значит, у вас там грызня? – спросила она наконец, наигравшись.

– Если честно, даже не понимаю, когда Каролина успевает свои методики создавать. Тут только и проблем у всех, как ставки делить и подсиживать кого-нибудь. И вообще…

– Что вообще?

– Ну бабы, одним словом.

– А-а-а, бабы – это да, сама не люблю, – заключила она многозначительно. – Каролина же, как всякий гений, имеет скверный характер…

Впрочем, с этой оценкой Вики я был не согласен.

– В том аду, в котором мы работаем, трудно оставаться ангелом. Ты просто не видела, что у нас тут: с одной стороны, студенты со своими тараканами, с другой – начальство с их бесконечными бумажками и проверками, с третьей – коллектив кафедры. Будь Каролина немного мягче, ее бы давно в ленту Мебиуса превратили – ни согнуться, ни разогнуться.

Виктория только хмыкнула:

– Это все понятно, но в вашей истории самое неприятное, что Каролина начала играть против своих. «Старый эшелон» – это ладно, на ее совести, а вот то, что она соавторов готова ради должности подставить – это не есть хорошо. Так что я бы на твоем месте не соглашалась на ее условия. Доработай семестр и уходи. Репутация дороже всех должностей.

Я был согласен с Викой: ради сохранения контроля над кафедрой Каролина готова идти напролом. Но сейчас я звонил тетке не для того, чтобы повторить пройденное. Виктория опытный (я бы даже сказал, профессиональный) интриган и эффективный коммуникатор. Она просто обязана посоветовать, как получить желаемое и выйти сухим из воды. Однако Вика молчала.

– Линка до сих пор не замужем? – зачем-то поинтересовалась она.

– Я думал, вы дружите. Подруги обычно такие вещи знают.

– Дружим, но как-то я не спрашивала. – Виктория сделала притворно расстроенное лицо. – У Каролины гениальные идеи по глагольной системе русского языка – заслушаешься! Впрочем, если бы она вышла замуж, сама бы сказала. Статус для нее – дело важное.

Если честно, я не был в курсе, замужем ли Каролина. Мне было фиолетово. Но сейчас я вдруг насторожился, вспомнив кое-что.

Если вы хотите проникнуть за границу смысла, ищите проблемные места. То, что может быть на первый взгляд незаметно, но выбивается из общей логики по каким-то причинам. Все женщины говорят о мужчинах. Все и всегда. Даже лесбиянки, феминистки, дурнушки: все и всегда, исключений нет. Даже Виктория. Хотя уж какой крепкий и привередливый орешек, но тем не менее. Я знал, что Ольга готовится к свадьбе, знал, кем был муж у Эльвиры Руслановны, кто муж у Куликовой. Знал, что у Зарины Андреевны двое сыновей-школьников от разных браков, что Валентина Петровна обросла детьми и внуками от своего давно почившего в бозе любовника, как коралл новыми полипами. А вот Каролина ни разу даже не упомянула о своем семейном положении. Ни свиданий, ни звонков от мужчин, ни мужа, ни детей, ни любовников.

Виктория получила ответ на свой вопрос гораздо более коротким и действенным способом. Просто написала какому-то Павлу Хейфицу, с которым Каролина училась в одной группе, а она сама была знакома с ним по аспирантуре.

– Пашка давно в Израиле преподает, но с Линкой они до сих пор общаются. И таки да – не замужем она, – проговорила Виктория, переворачиваясь на живот, заботясь о равномерной прожарке своей почти белоснежной шкуры.

– А ты зачем из блондинки перекрасилась? – воспользовался паузой я.

– А что – хорошо, нет?

– Как-то… – Я не мог подобрать слов. Виктория очень красивая женщина: фарфоровая кожа, голубые глаза, яркие, красивой формы брови, тонкий татарский нос и хорошо очерченные скулы потомственной жительницы Поволжья. Свой родной светло-русый цвет она постоянно улучшала в салонах красоты, то высветляя, то, наоборот, затемняя концы – в общем, точно не скажу, но получалось красиво. Новый темный цвет в одночасье сделал ее строже и старше. Нет, Вика все так же оставалась красоткой, но все же было уже не то. Все-таки блондинки ферст – это решено.

– Непривычно?

– Да, непривычно.

– Ну ничего. Услуги стилиста-парикмахера прилагались в подарок к комплексу спа-процедур. Вот он-то и уговорил поменяться, – беззаботно рассмеялась тетка.

Судя по всему, отдыхала Виктория в Эмиратах, ни в чем себе не отказывая. Эта догадка тут же была подтверждена, потому что на террасе появилась девушка в костюме горничной и поставила перед Викторией вазочку с фруктами. Знакомыми мне в этой вазочке были только квадратные кусочки ананаса и острые желтые лепестки разрезанного манго. Уверен, она сделала это специально, подразнить меня.

Не так давно у нас случился семейный спор о том, что важнее: слово или дело. Вика настаивала на том, что сейчас слово и есть дело, я же решил порвать с эфемерной филологией и даже год отучился на ветеринарного доктора. Потом вновь вернулся на филфак, но Виктория до сих пор не могла простить мне этого профессионального загула и подкалывала при всякой удобной возможности.

– Да, правда, лучше уходи. Раз ей больше не на что отвлечься, кроме карьеры, то Линка точно доведет этот безумный план до конца и ни перед чем не остановится, – проговорила Виктория, со вкусом прожевывая какой-то экзотический фрукт, и скосила глаза в сторону бассейна, демонстрируя, что время, отведенное на загар, а соответственно, и на консультации о моей карьере, вышло.

Мы встретились глазами, и она снова усмехнулась, считав мою реакцию.

– Завидовать нехорошо, – сказала она и уже потянулась, чтобы отключиться, но передумала. – Слушай, извини, что втянула тебя во все это. Никак не предполагала, что на кафедре у Каролины будут твориться такие чудеса.

– Ты ж не со зла, – съехидничал я, потому что всем известно: сама Вика категорически избегает работы в российской высшей школе, считая ее кабалой, прибежищем неудачников и деятельностью, обрубающей крылья настоящему научному полету.

Впрочем, как скоро выяснится, чудесами Виктория назвала совсем не то. На самом деле настоящие чудеса еще даже не начали твориться. Все эти танцы со ставками, скандалами, чрезвычайными происшествиями с марихуаной и покупкой жен были сущими цветочками по сравнению с тем, что началось буквально на следующий день.