Текст книги "Рыцарские сны"

Глава 38

Наконец этот длинный, длинный день закончился. Долго вертелась Сашка в постели, прежде чем сон поборол ее.

Бесполезно перечислять, о чем она думала, засыпая. И так все понятно.

Правда, перед сном она снова остановила свой взгляд на образе Богородицы с младенцем, бабушкиной иконе, стоявшей в углу на полке.

«Видишь, как все получается, – обратилась к образу Сашка. – Не так, как мне хотелось, конечно. Но, наверно, все получается самым правильным образом. Самый лучший вариант из всех вариантов. Так бывает, скажи? Нет, наверно, так не бывает…»

Икона, конечно, молчала. Смотрела только на Сашку. По-доброму, на сердце у девочки стало тепло и хорошо. И тогда Сашка сказала иконе, про себя:

«В общем, спасибо Тебе. Это Ты мне помогала, да? Спасибо. Очень, очень хочется любить. Тебе хотелось? Наверно… Спасибо Тебе».

В сон Сашка вошла незаметно.

Тихо-тихо вошла и встала там, во сне, над каким-то обрывом. Внизу – пропасть, вверху – небо. Впереди, за обрывом, виднелось бесконечное поле.

Одета Сашка была в голубоватое, переливающееся длинное платье. Концы атласного синего пояса чуть колышутся на ветру. На ее шее – украшения. На пальцах – перстни. Ее прическа перевита бусами.

Прекрасная дама…

Перед ней – последний из великих магистров, сам господин Жак де Моле, который был сожжен инквизицией на костре. За ним, поодаль – несколько рыцарей.

Живые, сильные, мужественные.

Жак де Моле спрыгнул с коня. Подошел и поклонился ей.

– Приветствую тебя, сестра Александра!

– Господин де Моле! Вы живы? Я так рада, – поклонилась в ответ Сашка.

– Да, сестра Александра, – ответил рыцарь. – В бесконечности иные законы. Я жив. И благодарен судьбе, что принял именно такую смерть, а не иную.

– Благодарны?!

– Да. «Ученик не выше учителя, и слуга не выше господина своего…»[30]30
  Новый Завет, Евангелие от Матфея, 10:24.


[Закрыть].

– Не понимаю…

– Спаситель был распят без вины. Честь для меня, грешного монаха, уподобиться Учителю и быть казненным без вины, оставаясь верным Ему.

– Мне все равно трудно это понять.

– Было бы удивительно, если бы ты все сразу поняла. Ты еще очень молода. Всему свое время.

– А это правда, что вы прокляли своих врагов?

– Нет, сестра. Люди иногда придумывают… Хотят объяснить своим недалеким умом то, что им не под силу понять.

– Но вы же что-то кричали…

– Я кричал о том, что виновные не уйдут от Божьего суда. Ибо сказано: «Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу Божию. Ибо написано: Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь»[31]31
  Новый Завет, Послание ап. Павла к Римлянам, 12:19.


[Закрыть]. Виновные умерли от Божьего суда, а не от моих слов! Проклятие – это человеческая месть. Это заклинания, магия и колдовство. Я – монах, сестра. Не забывай об этом. Любое колдовство для меня неприемлемо. Только – Божья воля. Иногда она простирается и до тринадцатого колена, если грешники не приносят покаяния.

– Господи, как трудно понять!

– Делай попытки. Иди в церковь, там ты найдешь нужные знания.

– Но церковь разделилась, – сказала Сашка. – Есть католики, еще протестанты, самые разные. Есть и православные христиане – у нас, в России, и в других странах. Вот как тут быть? Вам же, с Неба, виднее, кто прав, а кто – не прав. Скажите!

– Веруй во Святую Троицу и ступай в тот храм, куда ходил твой дед, твоя бабушка, – ответил Жак де Моле. – Иди туда, где Божественная Трапеза сохранена во всей полноте. И не спрашивай меня больше. То, что кажется нам верным на земле, не всегда верно на Небесах.

– Это касается только духовных дел или всех… ну, просто человеческих? Вот это, когда все наоборот?

– А как ты думаешь?

– Боже, ну как мне в этом разобраться! – вместо ответа вырвалось у Сашки. Ее руки сами собрались у сердца.

– Как…

Жак де Моле посмотрел на нее с сочувствием:

– Со временем ты все поймешь. С помощью людей, с помощью книг. Но сейчас… Хочешь, я покажу тебе, как ты видишь мир?

– Конечно, хочу, – сразу же согласилась Сашка.

И вдруг ощутила, что глаза ее плотно закрыты чем-то непроницаемым. Не просто повязкой, а множеством повязок!

Сашка инстинктивно выставила руки вперед.

– Я ничего не вижу! – закричала Сашка.

– Правильно. Ты не видишь, ты можешь только что-то почувствовать. Твоя молодая плоть толкает тебя изнутри, и ты, будучи слепа, принимаешь желаемое за действительное. Подожди-ка… Сейчас!

Руки рыцаря коснулись Сашкиного затылка, и глазам стало чуть-чуть легче. Одна из повязок, видимо, спáла.

– Что ты видишь сейчас? – спросил последний великий магистр ордена тамплиеров.

– Вижу свет! Чуть-чуть могу различить контуры предметов…

– Прекрасно! Свет идет от Господа. Пока достаточно.

– Достаточно?

– Если снять все повязки, свет будет таким ярким, что ты не выдержишь.

– Я выдержу!

– Ты самонадеянна, сестра Александра. Ну, будь готова. На пару секунд я подниму половину повязок. Нет, на секунду…

Сашка снова ощутила руки на затылке, и следом…

Ее почти ослепил ярчайший свет! Боль полоснула по лицу. Сашка инстинктивно закрыла руками глаза:

– Ох!

– Всему свое время, сестра. Свет Божьей любви, или истины, столь ярок, что немногие обретают способность видеть его… достаточно близко. Как ты понимаешь, видеть Бога лицом к лицу невозможно. Но некоторые люди застревают… на таких дальних подступах, что остаются слепы.

– Это я! – воскликнула Сашка. – Я застряла! Что же мне делать?

– Жить.

– Да, но…

– Без но. Иди на свет. Избегай тьмы. Верь и молись. Иди в храм. В твоей стране вера сильна. И тебе по силам, по зоркости твоей души. А теперь – прощай.

– Нет! Не уходите!

Сашка снова видела. Складки голубого платья переливались. А рыцари уходили вдаль, по бесконечному полю. Там, в бесконечности, рыцари молились за страждущих людей на земле. И чем дальше они уходили, тем больше рвалось им вслед Сашкино сердце.

Всадники исчезали все дальше и почти скрылись за горизонтом. Сейчас они навсегда уйдут, и она, сестра Александра, или просто Сашка, уже не сможет их удержать.

Но вот рыцари исчезли в тумане, и остались только обрыв и небо.

Высокое, глубокое, невыносимо синее небо, которое бывает только во сне. Да и то не у всех. И не всегда.

И никогда не появляется по заказу.

Глава 39

Утром, когда Сашка проснулась и вышла на кухню, она застала деда у плиты. Мама обычно уходила на работу раньше.

– Привет, дед? Что делаешь так рано? – поинтересовалась Сашка.

– Творю омлет, – ответил дед. – Не откажешься же ты со мной позавтракать?

– Не откажусь, – ответила Сашка, потому что, хоть она и не ела с утра ничего, кроме пары бутербродов, отказаться было невозможно.

Дед кухарил с таким серьезным и важным видом! Он даже надел на себя фартук!

И вот они сидят с дедом на кухне. Ох, и вкусный омлет! Воздушный, пушистый, с небольшими кусочками ветчины. Объеденье!

– Ну как? – ревниво вопрошает дед.

– Прекрасно и великолепно. Зашибись. Отпадно. Классно. Клево.

– Ладно, понял. Ешь, ешь, – поднялся дед, чтоб налить себе кофе.

– Дед, сядь, – попросила его Сашка. – Я хочу сказать тебе…

– Слушаю.

– Дед, не надо мне давать деньги. Эти двадцать тысяч долларов… не надо мне их давать.

– Это точно? – переспросил дед. – Это окончательно? Не будет потом истерик, вздохов и горьких сожалений?

– Нет. Истерик, вздохов и сожалений не будет.

– Тогда – я рад. Я очень рад, Саша. А деньги пригодятся. Вдруг и правда придется за твою учебу платить.

– Чему же ты радуешься, деда? – спросила Сашка.

– Тому, что в тебе не ошибся.

– Ну, и я рада. Правда, мне так… грустно немножко.

– Взрослым всегда грустно смотреть на свои детские фотографии. Кажется, что все это было только что – и этого уже нет. Понимаешь?

– Да. Наверно. Но вообще – я не все понимаю.

– Что именно?

– Ну… тамплиеры. Бог, дьявол. Десять заповедей и прочее. В голове – полный кавардак.

– М-да… Согласен. Десять заповедей надо знать.

– Я выучу. Думаешь, мне станет понятнее?

– Да… Но не факт. В Москве наверняка есть умные люди, с которыми можно поговорить на такие темы. Но я их не знаю. Когда я жил в Москве, от церкви был далек, ты знаешь.

Дед вздохнул. Сашка поняла, что он думает о бабушке.

– Бабушки не хватает, – произнесла Сашка, чтобы помочь деду. – А вот я видела такой сон…

И Сашка рассказала деду сон про Ангела-Хранителя, через которого передала бабушке привет.

– Чудны дела Твои, Господи[32]32
  Дедушка недословно цитирует строку из Ветхого Завета, Псалтирь, 88:6.


[Закрыть], – перекрестился дед. – Хороший сон. А вот ты приезжай ко мне на зимние каникулы. Пойдем к нашему священнику. Тут, понимаешь, я могу гарантировать, что человек он умный и опытный. И добрый. Понимающий. Поговорим. Попробуем разобраться. До Нового года уже совсем немного осталось.

– Хорошо. Пойду. Обязательно. Дед, а что значит… что значит: «Божественная Трапеза сохранена во всей полноте»?

– Откуда такие слова?

– Если я скажу, что услышала их во сне, ты все равно не поверишь.

– Я теперь многому могу поверить, Саня. Конечно, тебе священник лучше бы объяснил. Я могу только сказать, что у протестантов не причащаются вообще, у католиков тебе дадут только облатку. Это такой вид хлеба, маленький такой. И только в православии ты примешь хлеб и вино, как Тело и Кровь Христову. Так, как было во время Тайной вечери, две тысячи с хвостиком лет назад.

– А что вообще это значит – причастие?

– Между прочим, внучка, мне стыдно. Потому что ты этого не знаешь, и я, старый грешник, не объяснил тебе этого раньше.

– Не стыдись, дед. Может, раньше я не стала бы и слушать.

– И то верно. Причащение – самое главное таинство христианской Церкви.

– Непонятно. Но спасибо. Все-таки… Хоть как-то…

– Мне понадобился год, чтоб разобраться. Но я и сейчас в некоторых вопросах веры просто плаваю. Ничего, поймешь.

– Деда, оставайся на Новый год!

– Посмотрим. От многих обстоятельств это зависит.

– Угу, – кивнула Сашка.

– А если ты такая понятливая, тогда пей кофе и собирайся, а то опоздаешь в школу.

– Угу.

В это время зазвонил смартфон.

– Кто это в такую рань? – проворчала Сашка и пошла за смартфоном в свою комнату.

Ну конечно! Леша!

– Привет!

– Ты как? – кричал Леша на том конце разговора.

Слышен был шум улицы: видимо, Леша уже топал в школу.

– Я – в порядке, – ответила Сашка.

– Между прочим, кто-то обещал, что мы пойдем в кино. Я поэтому и звоню с утра, чтоб ты не успела придумать себе всяких дел, – напомнил Леша.

– В кино-о… – протянула Сашка.

«И правда, я ему обещала, – вспомнила она. – И даже, кажется, решила, что пойду…»

– А что за фильм? – спросила Сашка.

– Ну, это… какая разница!

«И правда… какая разница…»

Держа смартфон возле уха, Сашка переместилась на кухню, чтоб допить кофе.

– С кем это ты болтаешь? – поинтересовался дед.

– С Лешей.

– Привет ему передавай. Я ему сам позвоню, но позже.

– Леха, тебе привет от деда. Дед, тебе тоже. Дед говорит, что сам тебе позвонит, когда надо будет

– Сань, так как? Насчет кино? – настаивал Леша.

– Согласна. Когда и где?

– Я зайду за тобой!

– Ну, хорошо. Заходи.

Все. В трубке звучали гудки. Кофе – последний глоток. Дед гремит посудой, которую он уже отнес в раковину. Сегодня очередь деда заниматься «презренной работой».

«И никакая она не „презренная“, – подумала Сашка. – Просто работа. Неквалифицированная, правда. На свете столько всяких работ… И, наверно, в наказании человека работой есть что-то не то…»

Надо было бы подумать об этом, но пора уходить. Убегать.

Сашка топталась на пороге, топталась. Наконец дед, держа навесу мокрые руки, отошел от раковины…

И тут Сашка обняла деда, прижавшись носом к его прокуренной бороде.

– Ладно, ладно, – бормотал дед. – Отставить сантименты…

«Господи! Сделай так, чтобы мама не страдала. Пусть она помнит, да… Правильно сказала парикмахер, что забыть нельзя. Но пусть она простит отца, что ли… И себе скажет, что она ни в чем не виновата. Просто так получилось, и все. Пусть останется только воспоминание, но боль уйдет от нее. Господи! Помоги ей…

И мне помоги. Разобраться до конца и идти в правильном направлении».

Ох, ох-ох!

Так думала Сашка по дороге в школу.

Так бывает.

Редко, правда. Что-то коснется сердца, и боль превращается в воспоминание. Пусть даже и не всегда светлое, но воспоминание.

Душа становится при этом сильнее и опытнее. Можно даже сказать – мудрее. Главное, чтобы в душе не оставалось ненависти или самоуничижения.

Только любовь.