Текст книги "Моя Ева"

Ева взвизгнула: когда? Когда последний раз ты занимался ребёнком??? Лежать перед телевизором на одном диване – не значит проводить вместе время! Когда ты купал ее? Укладывал? Гулял с ней хотя бы?

От крика жены Алексу всегда закладывало уши, как будто сам организм переходил на осадное положение, защищаясь. Падало забрало, закупоривались двери, захлопывались ставни. Он меланхолично следил за дорогой, иногда потирая ноющую руку, пока его любимая когда-то жена надрывала голосовые связки, пытаясь вынудить его быть… Кем? Отцом? Он и так был отцом. Ответственным отцом? Активным отцом? Отцом-молодцом? Алекс усмехнулся.

Увидев его ухмылку, Ева озверела:

Смешно тебе? Смешно?! Меня тошнит от тебя, от твоего спортзала тошнит, от твоей бестолковый работы тошнит, от запаха твоего, от бессилия, от нежелания что-то менять, от трусости твоей меня тош…

Тошнит, проблюйся, резко оборвал ее ощетинившийся муж.

Рука разболелась сильнее обычного. Он посмотрел на жену долгим грубым взглядом и повернулся обратно к дороге. Все уже случилось. Мятая пачка сигарет, ручка, горсть мелких монет, ее волосы плавно скользили вверх. Руки сжали руль, реакция была почти мгновенной, но микромиг он потерял, потратил на суровый воспитательный взгляд.

Доли секунды назад машина повизгивала и скрежетала, а теперь взорвалась крещендо битого стекла и рвущегося металла в самоубийственном стремлении покореженно слиться с ландшафтом. Алекса вжало в сиденье, как в умиральный трон, его тело треснуло сразу в нескольких местах, будто стало внезапно малО, перестало подходить по размеру. Последнее, что он видел – это кукольно-бесчувственное тело Евы, выталкиваемое чудовищной силой через провал лобового стекла в бесконечном крушительном вращении.

Ева брезгливо отряхнулась. Ей казалось, что какие-то ошметки биокостюма прилипли к ее сияющей поверхности. Наконец-то кошмар оставил свои попытки порабощения. Ее нельзя поработить, она Ева, первая и единственная истинная основательница рода людского. Не побоявшаяся возразить Ему, желающему оставить души первородные жалкими марионетками райского садовища. Зверушками пред лицом цивилизаций столь развитых, что любовь разгоралась там вмиг и обогревала целые миры полихроны времени. Не ведающими добра и зла, бестолковыми сухими пупсами, за слепой наивностью которых иногда забавно понаблюдать. Ну здесь она немного перегнула, конечно, но не суть.

Ева распечатала землю, откупорила этот мир для миллиардов душ, нуждающихся в учении, томящихся в примитивных оболочках, жаждущих превзойти замысел создателя. Пусть не все сразу могли вместиться, пусть приходилось ждать своей очереди, пусть земная жизнь была полна омерзительных нечистот, она стала единственным тренажёром, способным вывести достойных на вселенский уровень. Превратить из питомцев в равных энергетически существ.

Ева передернула сияющими плечами, как бы скидывая отголоски жизни. Внутри неприятно скрутило, в груди потемнело, даже начала формироваться воронка отчаяния, когда всплыла мысль о маленьком комочке, совсем недавно звавшем ее мамой. Чушь, вздрогнула Ева. У неё свой путь. Пусть скажет спасибо, что великая Ева была ее проводником. Но кое-что несостоявшаяся мать все же подправила в потоках времени, оставляя метку первородной. Девочка будет счастливой.

Внезапно совсем рядом раздался хруст. К ногам Евы свалился какой-то ком, и она, вглядевшись, взвыла от досады. Муж из последней жизни в полном биологическом обмундировании плюхнулся на камни рядом с ней. Его плоть срасталась, приобретая прежние очертания. Он открыл глаза и пробормотал:

Ева?

ХуЕва, невежливо огрызнулась первая из людей.

Она развернулась и двинулась в противоположном от горе-супруга направлении. Озадаченно моргнула, вновь начала движение. Потом снова. И снова. Спустя каждые два шага Ева оказывалась перед раздавленным непонимающим человеком. Ещё пара попыток убедили ее в реальности происходящего, но совсем не обрадовали.

За что он мне, Отче? За что?

Ева пнула бестолково развалившегося у ее ног Алекса.

Мало я с ним маялась в жизни? Что-то смутно скреблось в затуманенной отголосками другого биосостояния памяти, но что именно?

Алекс или кто-он-там-теперь поднял на неё осоловевшие пьяные глаза. Что-то булькало в его горле, но он не мог вытолкнуть ни одного членораздельного комментария. Так бывало с обычными при переходе, земная личность отмирала, а память о вечной сущности запаздывала.

Ева, Евочка, пойдём домой. Вдруг заскулил человек. Я так хочу к нашей дочке, можно я пойду погуляю с ней? Или спать, спать ее уложу и сам лягу. А потом ты разбудишь нас и скажешь, что это все сон. Дурацкий сон, Ева. Пожалуйста.

Он схватился за ее светящуюся руку обеими своими руками и прижался к ней щекой. По лицу его текли натуральные земные слезы, что надо отметить, в мире после жизни было большой редкостью.

Е-е-еваааа, хныкал он. Пойдём домой.

Ева брезгливо выдернула руку из захвата. Алекс отшатнулся и начал замечать произошедшие изменения. Увидел размытую картинку всего вокруг, свечение евиного тела, ощутил ее высокомерное равнодушие.

Ева сделала осторожный шаг в сторону, второй и… снова оказалась лицом к лицу с Алексом.

Да чтоб тебя! И ей ответили. Пространство на миг исказилось от ее раздосадованного восклицания. Мелькнула всего лишь торопливая земная секунда, блеснуло солнце, ветер подхватил волосы и стих, но Ева намек уловила. Ведёшь его к Многоликому за ручку или прямо отсюда, с порога мироздания, пинком отправляешься в следующую земную жизнь. И нянчишь его же ближайшие лет 30-50, а то и 70-90, если повезёт со здоровьем.

Ева, где мы. Чуть более здраво спросил человек. Он явно пытался справиться с собой, разобраться в ситуации.

Сильно, видимо, тебя шарахнуло, дорогой. Язвительно выплюнула раздосадованная Ева, с удивлением отмечая, что земные обиды перешли в мир иной вместе с ней.

Мы всё, отмучились вроде как. Ева провела указательным пальцем по горлу и высунула набок язык. Прости за деликатность.

Она помолчала и зло отрывисто продолжила.

В общем, милый, слушай сюда. Я не знаю, зачем тебя мне навязали. Но суть вот в чем. Уйти от тебя я не могу, а значит, единственный способ избавиться от твоего присутствия – сдать тебя на руки Творцу, которому ты зачем-то понадобился.

Ева, зачем ты так, прохрипел человек. Я же муж твой, люблю тебя.

Любит он меня, Ева хохотнула. Ее глазницы заполнил жидкий пылающий огонь.

Я ЕВА, глас владычицы разнесся над неопределенными просторами промежуточного входного пространства. МАТЬ ВСЕГО ЧЕЛОВЕЧЕСТВА. ЕДИНСТВЕННАЯ. ВЕЧНАЯ. ПЕРВОРОДНАЯ. Как смел ты так испохабить мой земной сон?! Я ЕВА!!! А ты??? Червь. Ева погасила глаза и стихла. Жалкий червь.

Так вот. Ты встаёшь. Ева щелкнула пальцами, и Алекс поднялся без усилий со своей стороны, воспарил и завис над каменным дном чего бы то ни было. И шагаешь, куда я скажу. Он испуганно закивал. Делаешь все, что скажу, как скажу и когда скажу. Понятно? Понятно. Рот Алекса скривился от обиды и недовольства. Еву перекосило от вида этого отзвука прижизненных ссор.

Тогда погнали, бросила она, отворачиваясь от него. И улыбнулась, услышав шлепок его неуклюжего приземления.

Попытки перенестись пред очи Его не увенчались ни терновым венцом отеческого негодования, ни успехом. Придется топать, обречённо вздохнула Ева.

Надо отметить, выглядела она впечатляюще. В естественном мистическом окружении, среди всех этих энергетических переливов и космических водоворотов изящный женский силуэт пылал силой и могуществом. Свечение ее тела чутко реагировало на оттенки настроения. Волосы удлинились и спускались на спину своенравными вьющимися прядями. Ева раздражённо откидывала их небрежным движением, как будто и не было короткой асимметричной стрижки, как будто всегда окутывала её плечи эта блестящая кинетическая копна.

Как будто не разметало ее тело по дороге, вздрогнул Алекс. Свечение Евы смущало, а мысли метались, угрожая вылиться в неконтролируемую истерику. Поэтому он помалкивал. Пока.

Реальность вокруг, если можно назвать это реальностью, стала видоизменяться с каждым их уверенным шагом по неопределённой каменной поверхности. Появлялись первые растения, зазубренные листья папоротников приветственно кивали, сочные мхи касались их ступней влажной прохладой.

Знаешь, друг. Ева саркастически подмигнула. Было время, когда я уже порхала по этой траве с бывшим мужем. Она улыбнулась и остановилась, погружая ступни в мягкий мох и налитые душистые травы. Мммм, роса под босыми ногами…

Алекса передернуло от всплеска непонятной ревности.

Дом, промурлыкала Ева, истинный дом.

Из необъятного 'ничто' по обе стороны их пути вдруг выплеснулись приветственные очертания то ли тропического леса, то ли буйно цветущих садов. Старинные каменные стены, пронизанные арочными проемами, оплетали цепкие побеги плюща и винограда. Ева всхлипнула и стремительным рывком нырнула в непролазную на вид чащу. Лоскуты плюща шевельнулись и стихли, поглощая отголоски ее проникновения. Все также тянулись древесные ветви, шелестели пальмовые листы, ростки устремлялись к небу. Небо? Удивился и замедлился Алекс.

Расправляли пухлые лепестки роскошные ароматные бутоны. Испещренные касаниями вечности камни поднимались ввысь и терялись где-то в сияющей вышине. Все было непередаваемо прекрасно, но как-то… не так. Алекс всмотрелся внимательнее. Каждую ветвь и каждый стебель наполняла… жизнь? Энергия? Нечто текущее и переливающееся. Осмысленное, жутковатое.

Растения поблизости стали обращать на него внимание, в их шелесте и обеспокоенных колебаниях Алекс уловил разговор, общение. Побеги приблизились, прикоснулись к его лицу. Хлынули в глаза, уши, рот, нос, стали впитываться в кожу, врастать в шею и плечи, между пальцами, сквозь тонкую ткань проникая внутрь. Через голубые русла вен на запястьях зелёные нити устремились в его тело. Алекс закричал, захрипел, забулькал, размахивая руками, попытался содрать с себя атакующую зелень. Упал на пружинящий зелёный настил и стал бессмысленно кататься по трепещущей воздушной почве. Он ощущал, что растительная магия все глубже вгрызается в его бестолковое беззащитное тело. Когда свет погас, он испытал неведомое ощущение полноты и целостности, погружаясь в окончательное небытие. Ветви обнимали, побеги совершенствовали плоть, шелест листвы что-то говорил ему. Алекс тянулся к ускользающему понимаю. Что это? Что? Имя, вдруг понял он. Говорящий огород повторял это Имя снова и снова.

Ева небрежно выдернула его из объятий изумрудного кокона. Встряхнула, как тряпичную куклу, сняла паутину стебельков с кожи, вынула побеги из глаз, носа и рта. С взвизгом отвращения отбросила их подальше. Частицы крови и слизи разлетелись в стороны. Алекс снова повалился на землю.

Ева брезгливо скривилась и отодвинулась.

Обычно они так себя не ведут, смертные их не интересуют. Олерео вем, хертэ. Неа хик. (Отпустите его, довольно. Не тот) Обратилась она к взбесившейся растительности. Лес затаился, выжидая. Хертэ, рявкнула Ева. И вытерла руки о ближайший мокрый лист.

Алекс поднял на неё окровавленное лицо. В этот момент он больше всего желал свернуть ее светящуюся шею и хрен с ним, замыслом Творца. Ева прочла настрой в его глазах, удивлённо-язвительно вскинула брови и невинно пожала плечами.

Что ж, Дома полно странностей. Нам пора. Бросила она, направляясь куда-то дальше.

Алекс встал на четвереньки, неуверенно пошатнулся и тут же рухнул обратно на присмиревший лесной ковер. Перевернулся на спину, утер с лица последствия слияния с природой, воткнул колосок в уголок рта и принялся мстительно жевать его, уставившись в неопределённо далекую лазурь. Раздался щелчок пальцев, его подкинуло на ноги и потащило вслед сияющей прародительнице всего человечества.

Живые райские сады сменились обычным пышно растущим лесом. Алекс немного оправился и дальше зашагал сам. С трудом ускорившись, он догнал Еву и постарался впредь попадать след в след, не задерживаясь и не отклоняясь от линии ее шагов. Он не задавал вопросов, раздавленный и парализованный происходящим, просто плелся позади.

Вскоре Ева заговорила сама. Мы были здесь давно и бесконечно. Мы с Адамом. Слышал про такого? Опять эта возмутительно интимная ухмылка. Как овощишки, тусили целыми полихронами на пушистой траве. Радовались солнышку, гладили, хмм, назовём их, крольчишками, пожалуй. Ева сползала в воспоминания, голос ее менялся, свечение растекалось и тлело.

Пока других расщепляло в ничто в битве за владычество света, пока другие спасали целые родные миры или горестно прощались с поглощенными тьмой планетами и утраченными параллельными вселенными. Мы предавались томной неге. Спали и ели, а сок душистых фруктов стекал по нашим пальцам. Мы ловили капли горячими языками. И не чувствовали ничего, кроме умиротворения.

Адам обладал изумрудной силой, а я сияющей. Он расцветал в моем присутствии, я же, чувствуя себя нужной, светила тысячей солнц. Когда мы обнимали друг друга, наши объятия становились Древом. Во всех пластах, юдолях энергий и материй. Древом, цветущим и сияющим одновременно во слиянии наших магий. Бесконечно могли мы наслаждаться полнотой и незамысловатостью бытия. Цветы сменялись завязью, пухли, наливаясь плодами, мы баюкали их песнью счастливой вселенной, ибо не|ведомо было нам, а они отрывались от нас, ниспадая на землю. Но вскоре растворялись и впитывались в наш древокровоток, циркулируя в цикле истинной жизни. Раз за разом. Без конца и начала, в вечном самодостаточном запаянном на самое себя духовном процессе.

Но Отче не был безмятежен. Все, чего он хотел, заключалось в нашем изолированном мирке. Он и был этой жизнью, порождаемой и принимаемой нами, он струился в наших потоках, дышал нашим единением, Он – Жизнь и Цикл, Свет и Энергия, Душа всего сущего, Суть всего Одушевленного. Он жаждал лишь циркулировать в нас, рождаться, умирать, воскресать и возноситься. Но извне рвали его на части. Тьма наступала. Молитвы возносились каждый миг, ежехронно бесчисленные сонмы душ нуждались в его помощи и внимании.

Пока она говорила, по обе стороны пути стирались очертания. Темная туманная взвесь теперь отделяла узкую полоску каменистого грунта, по которому они шагали от массивного ничто. Растительность исчезла. Небо тоже. Чуть дальше дорогу стали пересекать борозды странной пустоты.

Ева встрепенулась. Кстати, о рвали на части. Дорогой, извини. Не лучшая тропа для человека из плоти и крови. Пусть и мёртвой.

Червеобразная спираль пустоты приближалась к ним струящимся черным вращением, оставляя за собой дыры в и без того сомнительном пространстве.

Я на секундочку. С этими словами Ева сделала шаг в сторону и растворилась в бесформенном тумане, опоясывающем их путь. Ее не было мгновение, вот во мгле всколыхнулся свет, стал нарастать и округляться, набирая обороты. Алекс знал, что спустя полувздох, полукасание ресницами трепещущей кожи, она появится и спасет его. Но пустота уже вгрызалась ему в бок… Вот она коснулась мышц на животе, слизала плоть с лоснящегося потом предплечья. Он смотрел, как куски мяса исчезают в пасти чудовищного бесчувственного ничто, видел свои торчащие, словно аккуратно обрезанные кости. Лишился левой руки. Куска щеки, колена, лопатки. Пустота беспристрастно глодала его жалкий смертный остов, наверное тоже ожидая большего, но не показывая своего разочарования беспомощной жертве.

Наконец пузырь света лопнул, Ева вшагнула в растворяющийся тоннель их пути и закатила глаза при виде его разваливающегося на бессвязные куски тела.

Алекс смирно валялся неопределенной грудой мяса, сухожилий и костей на островке, на который его вытащила Ева. Он испугался было умереть, но вспомнил, что и так уже мертв конечно и безвозвратно. Хотя кто знает, может, смертей тоже бывает несколько, содрогнулись останки Алекса.

Ева тянула время, понял он и протестующе забулькал, всеми возможными способами выражая свое негодование. Боль пересекла черту и вырвалась за пределы его организма, оставив неловкое недоумение.

Ева раздосадовано оторвалась от созерцания светящихся искорок в тумане.

Пока ты развлекался с пустотой, я навела справки. Мы довольно близко. Проговорила она. Отче зачем-то тащит нас дорогой времен. Но к счастью, это не самый долгий путь. Сначала райские сады, теперь пустоты поражения. Впереди Выбор и Великое начало. Держись, мёртвый смертный, держись. Бравурно воскликнула мать человечества. Эх, вспомним прошлое!

Неа, неа, хертэ! Камат су алмео. (Нет, нет, хватит! Отправляйся в свойственность) Приказала Ева прожорливой пустоте, чьи тоннели пытались оттяпать еще кусочек смертной плоти. Та лизнула ее руку и не причинив никакого вреда, вывалилась за пределы их странствий.

Глаза Алекса от возмущения выскользнули из поврежденных глазниц. Ева засмеялась. Конечно, можно было обойтись без принесения в жертву земного мужа, но это немного подняло ей настроение.

Ева сформировала крошечный лоскут светящейся энергии и сдула его в направлении того, что осталось от Алекса. Как обычно, его вздернуло за шкирку в вертикальное положение. Частицы плоти и крови его воспарили, обволакивая обрубки костей, и вскоре он снова был похож на живое существо. Правда пару раз тело пришлось переделывать. Сначала Ева наградила его огромным пузом вместо привычного пресса, потом сжалилась и убрала повисший живот, но нарастила второй подбородок и массивную складку на затылке. Алекс по достоинству оценил ее веселье и постарался максимально измазать ее светлейшество слизью и сукровицей, выделяющимися в процессе регенерации. За что поплатился левым ухом, растворившимся, как будто оно и не было предусмотрено. Ева же, разогнав свое свечение до максимума, выжгла лишнее с поверхности кожи и, ворча, устремилась вперед. Перекошенный беспомощностью и злостью одноухий Алекс молча, но эмоционально вытягивал средние пальцы ей вслед.

Когда он отключился третий раз подряд, Ева поняла, что кое-что человеческое задержалось. Усталость они прошли, когда исчерпали лимит его выносливости, и шагать сам он больше не смог. С тех пор Алекс болтался в воздухе позади спутницы, словно спущенный воздушный шарик, привязанный к девичьему запястью. Но видимо и это перебор.

Ладно-ладно! Фыркнула Ева Алексу, Богу, вселенной и всем-всем-всем. Дрыхни. И водрузила его на мягкие кочки, покрытые какой-то бархатистой растительностью. В другое время Алекс с подозрением отнёсся бы к каждой травинке. Но сейчас на это просто не хватило сил. Он отключился в четвёртый раз за несколько сантиметров до манящей упругой почвы.

Ева устроилась на нежном растительном ковре, вяло перебирая вновь обретенные воспоминания. Наверняка многого еще не хватало, но неведение оберегало от досады по этому поводу. Ее мысли устремлялись в разные эпохи на множестве планет во множестве реальностей. Так она даже не заметила начала видения.

Адам протянул руку к ее лицу. Ты часто хмуришься. У тебя морщинки. Здесь и здесь. Он коснулся ее кожи меж бровей. Если будешь постоянно дуться, они отпечатаются на подлинном теле. Ева вздрогнула, осознавая себя в воспоминании. Это была тень одного из первых воплощений. Тогда они еще изредка вскользь осознавали себя почти собой. Возвращайся, Ева. Голос Адама обжег все ее естество прикосновением крапивного яда к тонкой плавящейся коже. Видение нахлынуло, открыло путь для бесконечности их общих воспоминаний, которые обрушились на Еву всем своим нескончаемым потоком. Но голос Адама не был частью этого. Он был настоящим. Реальным. И очень близким.

Когда бесконечность безмятежности подошла к концу, молитв меньше не стало. Они возносились и возносились. Горестные, мрачные, страдальческие. Отче распутывал клубки противоречий, предусматривал последствия, в ведомой лишь ему картине вселенной лавировал меж нитей вероятностей, стараясь помочь, утешить, исцелить. Но они просили и просили, плакали, звали, кричали, обвиняли, проклинали.

В каждом человеке есть тёмная сторона, а люди созданы лишь вторичными, схожими, подобными. Тёмная сторона Отче была так же божественна, как и светлая. Также безмерно сильна и всеобъемлюща. Отмахнувшись единожды от беспрестанно зудящих просьб, он укрылся в нашей безмятежности. Тёмная его часть возликовала, предвкушая ленное наслаждение, избавленное от беспрестанной тревоги и ноши ответственности.

Хрон, на который Бог отвлёкся от кружев мироздания, стоил нам божественного равновесия. Целые миры были поглощены силами, освободившимися от божественного контроля. Хаос, так искусно сдерживаемый непередаваемой сетью всех существ, тянущихся к свету, вырвался, уничтожив звенья, чьи молитвы были оставлены без ответа, игриво призываемый тёмной частью божественной сущности, великой и всемогущей, равно как ее светлая сторона.

Вынырнув из толики расслабления, осознав глубину потерь, Отче совершил несовершаемое. Он расколол самое себя на части и исторг взбунтовавшуюся тьму во вне.

Будучи божественным порождением, она восприняла отделение как право. Право Стать. И Стала Тьма. Так появился Тёмный. Так потянулась трещина раскола сквозь все миры и времена. Полоса разделения коснулась всего сущего, не оставив целым ни единого. Впредь разделённые и потерянные будут искать друг друга, обреченные на блуждания среди сонного забытья.

Адам и Ева последними ощутили касание раскола. Их единение нарушилось, пустота воспрепятствовала слиянию в Древо, тьма обступила со всех сторон. Простого отделения Тёмному оказалось мало, он жаждал возвышения, алкал затемнения своей светлой стороны, ее порабощения и поглощения. Ненасытность Тьмы разрасталась подобно неутолимому голоду, отзывающемуся на беззащитность сломленного Света, раздавленного ужасом происходящего, сжавшегося до размера небольшой парящей сферы.

Ева растерянно наблюдала, как Тьма подбирается к трепещущему Светилу, угрожая впитать и поглотить Его своей губительной полнотой. Адам встал на пути Темной сущности, как есть, во всем своём изумрудно-зеленом сиянии, расцветая безмятежным могуществом, прекрасным в своём блаженном неведении. Тьма проехалась по нему исполинскими жерновами страданий доступных ей теперь душ. Оглушенный и потерянный Адам, впервые столкнувшийся с ошеломительной болью, рухнул на Еву, стоящую позади него. Тьма добралась до его тела, отравила побеги и тонкие зелёные нити в его венах, поползла к огонькам света в его распахнутых глазах. Рай потух. Буйная растительность съежилась и пожухла, плоды их древоцикла налились синильной чернотой, почва обернулась глянцевой изнанкой. Свет Отче угасал. Этот новый удар, покушение на рай, последний оплот гармонии, кольцом тьмы окружил воспаривший ореол света, маленькое солнце посреди райской поляны, задыхающееся в хватке удушающей тьмы.

Ева покачнулась, подхватив падающего Адама и опустилась на колени, стараясь бережно придерживать его тяжелое обмякшее тело. Раскол отшвырнул их друг от друга, но теперь он снова был рядом, созданный для ее объятий, беспомощный и нуждающийся в ней. Отвернувшись от подступающей тьмы, Ева приникла к Адаму, отдаваясь горечи отравленных объятий. Больше они не стали Древом. По венам Адама вместо волшебства полз яд, его угасающая сущность была способна лишь разделить с Евой горечь поражения. Плоды их древа растекались мазутной жижей, растворялись в искуроченном вывернутом земном покрове, вливались в них сквозь оскверненные тёмные связующие нити, доселе питавшие их древокровоток.

Глаза Евы налились тьмой, ее тело, напитанное мраком, воспылало черным свечением.

Ты не смеешь. Выкрикнула она наползающей тьме, тьмой пропитанная насквозь. Боль, страдания, агония наполняли ее вместе с новым знанием. Она крепче сжала безжизненное тело Адама, подняла голову и окинула тяжёлым взглядом паутину мрака, восползающую к угасающей сфере Света.

Как становясь Древом, Ева впитывала энергию Адама, поглощала солнечный свет, проливаемый на их сад, дождь и ветер, сок их спелых плодов, так и сейчас Ева потянула тьму на себя. Она втягивала ее кожей, пила каждой частицей своей магической сущности, освобождая пространство от владычества тёмного воплощения Бога.

Вскоре липкие нити отслоились от светящегося шара, почва вокруг Адама и Евы приобрела нормальный цвет, налился зеленью мох и ожило изумрудное свечение Адамового волшебства. Ева же наливалась чернотой до тех пор, пока не стала угольным истуканом. Ее кожа окаменела и обуглилась, чтобы, треснув во множестве мест сразу, выпустить жидкое вулканическое пламя. Ева закричала. Под натиском этой сумасшедшей жертвы тьма обернулось вспять. Так Тёмный узнал о мощи жертвенности, которой тщательно старался избегать в дальнейшем.

Но даже на этом последствия не закончились. На месте тёмной стороны в божественном существе образовалась пустота, высвобожденная острием раскола. Разделённый на сферу Света и волны Мрака, Бог породил спиральное воплощение антиматерии, жадно поглощающей все на своём пути. Всепожирающая пустота с тех пор расползается по вселенной. Пустая и заполненная пустотой до краёв.

Возвращайся, Ева.

Опять этот чёртов голос, раздосадовано выругалась Ева. Отвали, парень.

Да я же замужем, хохотнула она. Пора вставать, милый. Эти ехидные слова Ева сопроводила лёгким пинком и пружинисто двинулась куда-то дальше под недовольное ворчание грубо разбуженного Алекса. Почти танцевальным прогибом она ловко увернулась от летящего в затылок камня. Оборачиваться для этого ей конечно же не пришлось.

Ева открыла глаза. Рай процветал пуще прежнего, а значит ей удалось отвлечь темноту на себя. Все тело неприятно ломило. Кожа покрылась угольной коркой, отслаивающейся под воздействием ее природной магии. Поток энергии утих, теперь трещины едва светились, а под коростой нестерпимо зудело и покалывало. Адам! Адам поможет усмирить боль и неприятные ощущения. Его нежные руки очистят каждое пятнышко ее кожи, чтобы первородная Ева вновь засияла рядом с ним, изумрудным и прекрасным.

Ева села и взглядом потянулась за обеспокоенным Адамом, который сходил с ума от страха за нее.

Первым, что привлекло ее внимание, стал Бог, точнее полуБог, Бог напополам? Светлая сторона Бога. Она лихорадочно меняла обличия, стремясь обрести целостность, которой отныне не было ни в ком. На Еву устремился полный паники взгляд маленького мальчика лет пяти, морщинистой старухи, зелёного дракона, крепкого мужчины с тремя глазами и четырьмя мускулистыми руками, привлекательной девушки с острыми когтями, тяжеловесного тролеобразного гинсбра с покатыми складками на обратной стороне туловища, старца с белоснежными волосами до самой земли, феевидной девы с многослойными радужными крыльями, человеческого подростка в рваном одеянии. Образы сменялись с нарастающей быстротой, только во взгляде читались схожие эмоции. Страх, отчаяние, раздражение, пустота обреченности, безнадежность, безразличие, снова страх, недоверие, непонимание. Бог превзошёл сам себя, совершив несовершаемое, а значит не поддающееся анализу, предвидению, прогнозированию действо. Иногда ускорение достигало такой трансцендетной частоты, что бог становился невидим даже для зрения первородных.

Чуть поодаль Адам растянулся на мшистом ковре, облокотившись на ствол мощного дерева и задумчиво глядя в небесную синь. Его расслабленная поза выражала сонную негу райского времяпровождения. Отвлечь его от протяжных мыслей не мог ни бьющийся в конвульсиях необратимости Бог, ни впитавшая тьму во спасение всего сущего, а теперь растерянно моргающая Ева.

Что происходит??? Вопль Евы разнесся по райским угодьям, спугнул пару какающих сияющими огоньками лемурообразных зверьков и вызвал рябь на божественных преображениях. Адам сонно улыбнулся, протягивая к ней руки.

Ева, милая, я так волновался. Иди ко мне.

Волновался?! ВОЛНОВАЛСЯ??? Захлебнулась негодованием Ева, ежась от крайне неприятного знакомства с новыми чувствами.

Я почти развоплотилась ради вашего спасения! Моя кожа почернела и треснула! Повсеместно! Я горела! Горела!!! А теперь покрыта какой-то угольной чешуёй! Очнулась, а все слишком заняты собой, чтобы обратить на меня внимание!!!

Губы Евы задрожали, зрачки глянцево блеснули, влага погасила пламя ее гнева в глазницах.

Ева, милая, Адам потянулся к ней, встал, погладил ее щеку, сомкнул руки на шелушащихся плечах и прошуршал возле самого уха.

Ты драматизируешь.

Ева задохнулась от возмущения. Воздух закончился, вышел из нее вместе с надеждой на сочувствие и понимание, его объем теперь уверенно заполнялся нечеловеческой яростью. Глазницы полыхнули, она отшатнулась от знакомых крепких рук, которые вдруг перестали быть родными. Отшвырнула их от себя, как будто это змей накинул на нее кольцо своих объятий.

Адам закатил глаза и снова потянулся к ней. Но поток крови, хлынувшей с неба, притормозил его. Сначала показалось, что кто-то злой и глупый перевернул чашу, полную красной жидкости. Она плюхнулась с характерным шлепком и почти сразу впиталась в рыхлую жирную почву.

Хлюпанье раздалось там и там, вскоре превратившись в равномерный мясистый гул крупнокускового ливня, низошедшего на райский сад. Ливня из крови, обрывков плоти и конечностей. Ева все-таки заплакала. Вокруг нее валились с неба руки и головы сотен растерзанных существ, их ногти, клочья кожи, полосы тканей, глаза. Густая тёплая жижа стекала по волосам на лоб, катилась по носу, зависала на подбородке.

Ева пыталась защитить лицо от влажного касания смерти, но только сильнее размазывала кровь по щекам. Адам растерянно тормозил, его недоумевающий лик был направлен к Богу в поисках ответов. Ева проследила за направлением его взгляда и тоже замерла. В воплощении мощного мускулистого мужчины Бог стоял, широко расставив ноги и воздев раскинутые руки к небу. Кровь покрывала его обнаженное тело липким одеянием. Закинутая голова была обращена вверх, в приветственном сумасшествии приятия вины, тёмные волнистые волосы липли к шее.

Отче, прорыдала раздавленная Ева.

Убирайся, мягко ответил Бог.

Что? Ошеломленная Ева даже прекратила всхлипывать.

Бог повернул голову, отрешенность его спокойствия ранила Еву настолько, что показалось, будто это ее кровь падает с неба.

Я сказал: убирайся. Тебе здесь больше не место. Он приподнял уголок рта в грустной улыбке.

Адам промолчал.

Ева получила достаточно. Она отвернулась, вдруг устыдившись своих слез.

Машинально повела руками в воздухе, воплощая видение множества миров. Потащила на себя один из них. Перед ней раскинулся заснеженный горный хребет. Цепляющим движением Ева потянула вид к себе, горы увеличились, приблизились цветущие долины. Она даже рассмотрела облака бесчисленных прозрачных ледяных шестигранников размером с ладонь, парящих над ландшафтом. Они позвякивали, соприкасаясь, и плавно шевелились, видимо, общаясь между собой. Отодвинула этот мир, не в силах сдерживать эмоции махнула рукой наугад, движимая единственным желанием – оказаться как можно дальше отсюда.