Текст книги "Невозможный"

Татьяна Ставицкая
Невозможный

Примите всё о себе, я имею в виду абсолютно всё. Вы это вы, и это есть начало и конец, без извинений, без сожалений.

Кларк Моустейкс.

Художественное оформление: Редакция Eksmo Digital (RED)

В оформлении использована фотография: © Михаил Руденко / iStock / Getty Images Plus / GettyImages.ru

Комментарий Редакции: Человек – существо непознанное даже для самого себя. Состоящий из диковинных осколков, он не перестает удивлять и попадает в парадоксальные экзистенциальные ловушки. Которые сам же и расставляет…

Пролог

Ты прости меня, девочка, что я без спросу расскажу твою историю. Так совпало, что твой герой оказался не только твоим, и я про него уже кое-что знаю от совсем другого человека.

До его невероятного появления в твоей жизни музыка была для тебя лишь рабочим фоном. Ты садилась за компьютер, надевала наушники и ваяла рекламную графику на заказ.

До его невозможного, с точки зрения теории вероятностей, появления в твоей жизни ты была в эмоциональном смысле инвалидом первой группы.

До его феерического появления в твоей жизни на тебя обрушилась целая череда напастей. Собственно, все эти передряги и послужили причиной, скрытой пружиной, запустившей незримый механизм, который и привел его к твоему порогу.

1

Есть множество разных обстоятельств, которые никогда не должны с тобой случиться. Просто потому, что ты – человек среднестатистический. У тебя все всегда штатно. Рука судьбы с детства придерживает тебя за помпон твоей шапочки и не дает упасть. Но однажды, когда ты этого совсем не ждешь, помпон отрывается, и ты летишь, предоставленная самой себе, в тартарары.

Все началось с того, что у тебя угнали машину. И в процессе производства всяких положенных в этом случае действий выяснилось, что еще и страховка закончилась неделю назад. И ты влилась в ряды московской сумрачной пехоты. Ты носила за спиной всё, что раньше валялось в «бардачке», подпрыгивало и перекатывалось на заднем сидении. И экипировалась соответственно. Каждый день ты расставалась с какой-нибудь вещью, вынимая ее из рюкзака – облегчала свою ношу и училась быть неприхотливой в условиях столичных марш-бросков, иногда напоминающих квест. И в конце концов смогла расстаться с рюкзаком и перейти на сумку.

Пехотинец из тебя был, конечно, никакой, потому что любой твой путь из пункта А в пункт Б пролегал мимо множества увлекательных мест, возле которых раньше ты просто не имела возможности припарковаться. И все, мимо чего ты когда-то проносилась с положенной скоростью, теперь хватало тебя за рукав, затаскивало в волнующие недра и требовало денег. И ты себе не отказывала. Пока не кончились эти самые деньги.

А может, все началось еще раньше: с логичного завершения твоего безрадостного и скоротечного, как чахотка, раннего, по нынешним меркам, брака – с развода. И чего тебя понесло замуж, скажи на милость? А просто в твоей семье было так принято – выходить замуж. И ты чуть не умерла от скуки и разочарования, потому что быстро выяснилось, что иногда хороший собеседник – это только хороший собеседник и больше ничего. А совместная жизнь требует гораздо более серьезных оснований. А еще – внимания, тепла, неожиданных прикосновений, зовущих взглядов. И тебя совсем не умиляло, как, к примеру, он ест или спит, или разглядывает в зеркале свой подбородок в поисках сходства с идеалом – подбородком известного артиста. Ты находила странным и нелепым, что мужчина может быть озабочен своим подбородком. Ведь совсем недавно его, вроде бы, волновали проблемы разрастания международных корпораций и уменьшения численности популяции морских котиков. Тебя смешила и одновременно раздражала в постели его суета, которую он считал предварительными ласками. Тебя не возбуждало его тело и бесили его неумелые руки. Ты была уверена, что все должно быть как-то иначе: не так бытово и деловито. И ты, наконец, поняла, что все – бесполезно. Этому не научишь. Он ничего тебе не дает, а только мучает и мучается сам.

В общем, муж оказался скучен, как сто скук. И совершенно непригоден в быту. Если у него возникала нужда связаться с тобой в рабочее время, он не звонил по телефону, а писал тебе на почту. Всякие «болталки» у них в офисе были под строжайшим запретом. И он писал электронное письмо. И оно всегда приходило в «спам». Твой почтовый сервис невзлюбил твоего мужа и был к нему безжалостен. Его письма и были спамом. Как и все его «умные» разговоры. Они не имели к жизни и к вам двоим никакого отношения. Они, скорее, походили на фоновую болтовню телевизора. К тому же, в связи с неудачно складывающейся карьерой, главная его песнь и боль была: «Ты не представляешь, сколько вокруг идиотов!» И ты начала называть его Спамом. Доброе утро, Спам! Добрый вечер, Спам! Подруга спрашивала:

– Как там твой Спам?

– Мечтаю отправить его в «корзину», – отвечала ты.

– Какая же ты капризная! Вот у меня – веселый и ласковый. И что? Я не знаю, чего от него ждать. А твоего посади в уголок, как фикус в горшке, – сидит, спамит. Он у тебя безобидный. Идеальных не существует.

– Кто говорит об идеальном? Мне нужен подходящий! Я не хочу потратить свою жизнь на спам. И спать я с ним не могу. Я не вижу в нем мужчину, – пыталась объяснить ты.

– Тебя потянуло на «плохих парней»?

– Меня потянуло на живых и настоящих, – сказала ты и спросила: – Такие бывают?

Подруга пожала плечами.

– Ну, мой – настоящий. Но я не уверена, что он когда-нибудь на мне женится.

И еще, чтобы общение с человеком приносило радость, надо быть с ним на одной волне, думала ты. Например, если вы слушаете разную музыку, то пазл не сложится. Музыка была твоим надежным индикатором. Как-то раз тебе попалось изречение Бетховена: «музыка – это откровение более высокое, чем вся мудрость и вся философия». И ты сочла его не таким уж абсурдным, как могло показаться человеку, не увлеченному музыкой. Но иногда все же склонна была относить эту фразу к фигурам речи. Но в том, что касалось музыкальных предпочтений, вы с мужем оказалась на разных полюсах. Или даже на разных планетах.

Тебе его было даже не жаль. Ты просто ошиблась: он – чужой. Не твой. И ты его отпустила. К его маме и ко всем чертям. А потом, в веселой компании под бой курантов в новогоднюю ночь ты пожелала себе невозможной любви и страстей. Ты помнишь? Шутя пожелала. И почти забыла. Но осенью судьба опомнилась и взялась за дело. Хочешь страстей? Получи! И справляйся с ними, как можешь. Сама! Тебе скоро стукнет двадцать семь, а это уже серьезный возраст.

И тут оказалось, что в материальном отношении ты весьма уязвима. Ты раскидала по Сети объявления, нахватала куль заказов и погрузилась в работу. Ты превратила свое жилище в мини-завод по производству шедевров графического дизайна. И единственным китайцем на этом заводе была ты. К тому же, на тебя давил груз разочарования, и мироустройство теперь уже не представлялось правильным и логичным, а главное – целесообразным. Ты вообще перестала видеть цель. Как сказал твой папа-полковник, сбилась мушка. И еще он сказал, что твоя цель не отвечает на запросы и не опознается.

– Что поделываешь? – интересовалась подруга.

– Целыми днями сижу дома навстречу своей судьбе, – отвечала ты.

– Бэлка, ну хоть влюбись в кого-нибудь! Ну, пожалуйста!

– Нечем. Всё сдохло, – отвечала ты с твердым намерением похоронить, наконец, тему, и сама себе немножко не верила.

– Ну, может, обратишь внимание на моего брата, наконец? Он же извелся весь.

– Ты с ума сошла! Он же на пять лет меня моложе! – возмущалась ты нелепому предложению подруги.

Ты вела холостяцкий образ жизни и с садистской жестокостью убивала отпущенное тебе время. Ты превратилась в паузу. В стоп-кадр. Иногда тебе хотелось, чтобы пришел кто-нибудь умный и ласковый, одарил радостью взаимопонимания и душевного тепла и сделал каждую минуту твоего существования осмысленной.

Из этого болота тебя иногда вытаскивала подруга – твоя резвая и энергичная Каурова. Вручала тебе абонементы в салоны красоты, водила на выставки, в театры и на какие-то забавные частные вечеринки. В Москве всегда можно найти развлечения на любой вкус. Были бы деньги. А с ними, как раз, возникли серьезные перебои.

2

Если у тебя угоняют машину, ты становишься «безлошадным» жителем столицы и клиентом ее «дворцового» андеграунда – метрополитена. Однажды метро выдохнуло тебя в дождливый вечер, и теплый восходящий поток подземного перехода, насыщенный ароматами вечерней выпечки и дешевой кожгалантереи, вознес на загруженный транспортом проспект. Ноги сами занесли тебя в ближайшее кафе на чашечку эспрессо, и ты, сидя в углу на полосатом диванчике, разглядывала украдкой стайки студенток и компании менеджеров среднего звена, ведущих переговоры под суши. Тебе казалось, что тебя никто не видит, а ты видишь всех. Ты чувствовала себя, по выражению Кобо Абэ, «человеком-ящиком»: смотрела на окружающий мир через узкую прорезь тщательно сооруженного тобой футляра и никак не применяла мир к себе. Как будто жила с миром в разных, не пересекающихся плоскостях и никак не была с ним связана. И тогда, чтобы ты не очень заблуждалась на этот счет, мир постучал в твой «ящик» и жестко напомнил о себе.

Покинув любимое местечко, ты свернула в переулок, плавно переходящий в анфиладу темных дворов. Кривые тропы меж детских качелей и пожухших газонов вели к супермаркету, и тут ты впервые пожалела о том, что у тебя нет травматического оружия или газового баллончика, потому что услышала за спиной тяжелые торопливые шаги. Никогда в жизни тебе не приходилось чувствовать себя столь беззащитной в центре мегаполиса. Человек, ускоряя шаг, следовал за тобой, повторяя твой замысловатый маршрут, и расстояние между вами неумолимо сокращалось. В его намерениях не приходилось сомневаться, и липкий страх гнал тебя в более людное и освещенное место. Тебе хотелось закричать, но горло перехватило. Очевидно, разгадав твои намерения, человек прибавил шагу, и его грубый толчок с подсечкой настиг тебя буквально в нескольких метрах от спасительного света фонарей.

Как обидно, открыв глаза, обнаружить себя лежащей поздним осенним вечером на асфальте, да еще в луже. На лбу вспухала шишка, из носа сочилась кровь, болела подвернутая нога, горели содранные ладони. В бок упиралось что-то твердое, безжалостное. Ты открыла глаза и увидела резиновую дубинку.

– Эй, встаешь-уходишь или увозим? – услышала ты противный равнодушный голос.

– На меня напали… – прохрипела ты. Голос не слушался. – Ноге больно. Помогите, пожалуйста, подняться.

– Сама-сама… Встала, пошла…

Господи, да что же это? За кого они тебя принимали? За «ночную бабочку»? Ты с трудом отскребла себя от асфальта. Сумка…

– Сумки нет!

И тут полиция резко теряет к тебе интерес. Еще, чего доброго, попросишь их поискать, заявление напишешь. А где им искать? Они и Москвы-то не знают.

В сумке остались паспорт, телефон, кошелек с карточками и наличными и много разных нужных мелочей. Хорошо, что ключи от квартиры ты переложила в карман. Тебе было так больно и плохо, что даже не очень интересовало, как ты выглядишь.

Кое-как доковыляв до ближайшей аптеки, ты вытерла куртку платком, с тоской оглядела порванные на коленках джинсы и грязные, стертые об асфальт ладони. На тебя накатила жалость к себе, и ты расплакалась. Аптекарша смотрела на тебя индифферентно. Наверное, думала, что тебя муж побил. А у тебя теперь нет никакого мужа! Жаловаться не имеет смысла. Тебе скажут, что ты сама виновата. Да, готова была согласиться ты: мы сами виноваты во всех своих приобретениях и утратах. Может, это ты сама, поддавшись страху и отчаянию, так нескладно придумала себе этот год? Так нет же! Ты запланировала себе на этот год невозможную любовь! Кажется…

Наконец, аптекарша, изнывавшая от скуки до твоего драматичного появления, оторвала корму от стула и вынесла из-за перегородки перекись водорода и вату. Без особого сочувствия обработала лицо и руки, ощупала щиколотки и запястья и сказала, что если к утру распухнут, то надо будет обратиться в поликлинику. Потом она сложила в пакетик антисептик, мазь от гематом, эластичный бинт, еще что-то и пробила чек. А у тебя не было денег. Но оказалось, что аптекарша тебя знает.

– Потом занесешь, – сказала она и отдала тебе пакет с лекарствами. И тебе стало стыдно, что ты о ней плохо думала. Ты тут одноразовые платки обычно покупала, и капли для глаз, и таблетки от головной боли, и валерьянку. Она практически всё про тебя знала: про твои красные от монитора глаза, головные боли и растрепанные нервы.

Дома ты улеглась в ванну и наревелась до икоты. Сентябрь кончался, батареи не грели. Тебе хотелось подоткнуть под себя края клетчатого пледа, зарыться в подушки и проспать так долго-долго. Лучше бы – до весны. Ты забилась в свой угол и мечтала, чтобы тебя никто не трогал. Тебе необходимо было отдышаться. Осознать новые обстоятельства и попробовать вписаться в них с минимальными потерями и максимально возможным комфортом – душевным и бытовым. Или чтоб тебя уже кто-нибудь спас, наконец.

3

Утром ты медленно приближалась к зеркалу, скрестив за спиной пальцы. Ты так надеялась… Так надеялась… Черт, черт, черт!!!! Ты выглядела, как героиня фильма ужасов после финальной битвы с инопланетными монстрами. Хорошо еще, что ты фрилансер, и тебе не нужно идти на работу. Ты отсидишься, отлежишься в своей норе. Ты справишься! Ты была современной продвинутой девушкой: самозабвенно играла в «Наряди орка», и лаки для ногтей стояли у тебя в коробке из-под роутера.

В дверь позвонили. Ты посмотрела в дверной глазок: на лестничной площадке маячил человек в оранжевом дворницком жилете с твоей сумкой в руках.

– Спасибо! – закричала ты, распахнув дверь, и протянула руку. Дворник попросил денег.

– У меня же все украли! – сказала ты и предложила ему пачку сигарет.

Пуганый гастарбайтер нарываться не стал, взял сигареты и отдал тебе сумку. В ней был только паспорт. Но ты очень обрадовалась, потому что количество проблем резко сократилось.

Потом тебе позвонила на городской телефон любимая подруга.

– Бэлка, почему твой мобильный не отвечает? – сердилась она.

– Украли. Швырнули на асфальт, в лужу, и ограбили… – Тебе опять хотелось реветь, и чтобы тебя утешали.

– …Оссспади! Сама-то как?

– Сама – не очень.

– Ладно, – решила Каурова, – я сейчас к тебе приеду.

– Корм привези, я в магазин так и не попала, – попросила ты.

– Какой корм? Для кого? – испугалась подруга.

– Для несчастных длинношерстых лузеров, обитающих в закрытых помещениях, – сказала ты, нашла какой-то фильм и доела все оставшиеся в коробке конфеты. Ты давно поняла, что коробка конфет может с успехом заменить борщ и котлеты.

И вот уже у порога нетерпеливо постукивают каблучки: это «Сивка-бурка» Каурова с развевающейся, пряно пахнущей вороной гривой принесла тебе утешение и утоление печалей. А с ней и мачо – веселый доктор Сева, нагруженный увесистыми пакетами с продуктами. Забросив провизию в кухню, он распрягает кобылицу, вдыхая пьянящий аромат и блаженно жмурясь.

– Приступай! – велит ему подруга.

И они изучают тебя, и диву даются, как можно так безбожно себя не любить и позволить проделать с собой такое немыслимое и безобразное.

– Эк тебя распупырило! – качает головой доктор, с интересом разглядывая твое отекшее лицо.

– Может, лед приложить надо? Смотри, как у нее нос распух. И синяк на лбу, – ведет счет потерям подруга.

– Поздняк метаться, хуаниты, – констатирует Сева, – лед надо было прикладывать вчера.

– Какая-то черная полоса настала в жизни, – объясняешь ты, жалея, что никак нельзя стереть ее ластиком.

– Бэлка, а не надо переть поперек! Дождись белую полосу, вскочи в нее и иди вдоль, – пытается вразумить тебя подруга, а тебе остается только гадать, как можно претворить этот художественный образ в реальную жизнь. Но друзья здесь. И это – главное. Сейчас они образуют вокруг тебя поле позитива, разгонят мрак и общую угрюмость бытия, и жизнь волшебным образом наладится.

Доктор произвел незамысловатый осмотр и, сказав, что сотрясения мозга нет, очевидно, ввиду отсутствия предмета, как такового, ушел смотреть футбол.

Выслушав твою печальную историю, подруга предалась любимому занятию – наставлениям на путь истинный.

– Бэлка, привыкай быть пешеходом. У пешеходов совсем другие правила безопасности, чем у автомобилистов. Короткая дорога не всегда самая правильная. И в прямом, и в переносном смысле. Маршрут надо рассчитывать, исходя из возможных угроз с целью исключения оных. Это, кстати, касается не только пеших передвижений, но и жизни вообще.

– А что не так с моей жизнью? – забеспокоилась ты.

– Да практически всё. Ты посмотри на себя. Ты же девушка-приз! И что ты с собой делаешь? Подумай, какой странный и вредный образ жизни ты ведешь! Сидишь целыми днями дома, похудела, побледнела, выпала из активной жизни. Скоро мхом порастешь. Я по тебе тогда север определять буду. У тебя даже волосы пожухли – не блестят.

Волосы были твоей гордостью: пышные кудри цвета медной проволоки. К таким бы еще зеленые яркие глаза… Но глаза были голубыми, и это обстоятельство тебя сильно огорчало. Это было, на твой вкус, банально. Дома ты скручивала волосы дулькой на макушке и вместо шпилек втыкала в нее крест-накрест два остро заточенных карандаша.

– На активную жизнь денег нет, – пожаловалась ты. – Свобода, как выяснилось, – дорогое удовольствие.

– Работать не пробовала?

– А я что делаю?! Просто моя работа не требует непременного хождения в офис. И не встану я ни за что в такую рань. И ты же знаешь: я не вписываюсь в офисный социум. Зато у меня много виртуальных коллег. Они очень милые.

– И что они тебе пишут?

– Что все заказчики – придурки.

Подруга свела оба глаза к переносице и вздохнула.

– Понятно… Бэлка, ответь себе: чего ты хочешь на самом деле?

– Слиться с монитором и забить на всю эту странную жизнь.

– У тебя неправильные психологические установки! – огласила вердикт подруга.

– Лучше придумай что-нибудь выдающееся для легкого и безболезненного устранения материальных затруднений. А-то пока карточки банковские восстановят, то, се… Телефон еще покупать надо…

Каурова полезла в сумку и достала свой старый телефон и новую сим-карту. Ты не знала, чем заслужила такую подругу, и расчувствовалась, и зашмыгала своим распухшим носом.

– Может, мне шубу продать? – вслух размышляла ты. Пока не настали холода, тебе было совсем не жаль расстаться с шубой.

– Тебе разово деньги нужны? Тогда сойдет и шуба.

– Нет, деньги, как выяснилось, нужны мне систематически.

– Ну, что тебе сказать по поводу систематических материальных затруднений? Надо проанализировать активы, – размышляла она. – Главный актив – квартира.

– Ты с ума сошла! – испугалась ты. – Квартиру я не продам, даже если буду с голоду помирать!

Квартира, доставшаяся тебе в результате внутрисемейного обмена с бабушкой по случаю твоего замужества, была неприкосновенным островком личной свободы. Ты любила свою квартиру, ограждавшую тебя от враждебной среды, свою уютную нору, в которой жила в ладу с собой, ни перед кем не отчитываясь, ни под кого не подстраиваясь. И если бы еще удалось передвинуть и развернуть шкаф в спальне, то степень комфорта твоей обители можно было бы смело оценить пятью звездами.

– Кто говорит о «продать»? – пожала плечами подруга. – Можно сдавать.

– Я к родителям жить не пойду.

– И не надо. Сдавай комнату. Одну комнату из трех. Дедов кабинет, к примеру. Развесь объявления в институтах.

– Учебный год уже начался. Студенты давно устроились.

– Можно риэлтерские конторы подключить. Но я бы не советовала. Ты же не двадцать комнат сдаешь, а одну. Найдется кто-нибудь. В общем, подумай в этом направлении. Возьми хорошую аккуратную девочку.

– Ладно. Как только лицо заживет, дам объявление, – пообещала ты.

Спустя пару недель подруга позвонила.

– Ты дала объявление? Нет? Я так и знала. Имей в виду: это сделала я. Так что, жди клиентов. Только обязательно проверь паспорт, студенческий билет и зачетку.

– Зачетку-то зачем?

– Затем, что студенческий билет можно купить, а зачетки продавать пока еще не додумались. Проверь и перепиши номера. И в деканат позвони, узнай, числится ли такая студентка, ходит ли на занятия, ну и вообще. Чтобы на аферистку не нарваться. И обязательно заключи с ней договор, как положено. Чуть потеряешь в деньгах, зато сведешь к минимуму риски.

Как все сложно, подумала ты и, собрав волю в кулак, взялась за уборку. А потом пошла за продуктами. Вечером, разбирая пакеты, ты недоумевала по поводу странного их содержимого. Бэлла, какая ты раззява все-таки. О чем ты вообще думаешь, когда выходишь за порог квартиры? А ведь еще утром, ну как – утром… в общем, когда ты встала, ты имела в голове четкий план действий. Но воздух Берна сыграл со Штирлицем злую шутку.