Текст книги "Невозможный"

12

Ты нежилась в ванне с солями, а потом наслаждалась Алкиным кремом для тела. Аромат действительно оказался потрясающим. Спасибо тебе, любимая Каурова, и прости за вынужденное вранье, если сможешь, думала ты, улыбаясь своему отражению в зеркале. Ты стала нравиться себе, совсем как до твоего глупого и по этой причине кратковременного замужества. Перед сном тебе хотелось заглянуть к парню, пожелать спокойной ночи, но ты не рискнула вторгаться к нему. Он переживал свой облом и извлекал из него урок. Ну, ты так думала. Ты погасила свет и забралась в постель.

Дверь спальни открылась, и он вошел. Не крадучись, а спокойно и уверенно, как будто имел на это право.

– Что? – спросила ты. – Тебе холодно? Страшно?

Мысли твои путались, тебе представилось на миг, что мальчишка привык засыпать под боком у сестры.

– Мне одиноко, – сказал он. – И в ванной так пахнет…

– Это просто крем… для тела, – объяснила ты зачем-то.

– Я понял, – сказал он и сбросил с себя выданный тобой халат.

– Ну… тогда неси свою подушку, – неуверенно сказала ты и подвинулась, подозревая, что сопротивление будет выглядеть глупо.

– Я хочу на твоей, – ответил он.

– Мои сны смотреть? – попыталась шутить ты, уже ощущая легкую панику, но все еще надеясь, что он – мальчишка, которому грустно вдали от семьи, которого сегодня так не по-детски обидели, и ему некому поплакать в плечо… И еще какие-то дурацкие мысли про то, что это во всех смыслах неудобно, метались в твоей голове.

– Нет. Я сам буду тебе сегодня сниться, – ответил он на твой вопрос и лег рядом. И ты почувствовала его дыхание.

Да ты, похоже, заигралась в «братца»… А он был взрослым и самостоятельным. Он совершал в своей жизни мужские поступки. А, значит, был мужчиной. Но ты все время гнала от себя эту очевидную мысль. А теперь он пришел в твою спальню и лег в твою постель… Черт! Что это???

– Это слишком близко…

Ты попыталась отодвинуться. Но он не позволил.

– Я хочу близко, – сказал он.

И тебя по-настоящему накрыла паника. Он хочет близко… Он же – брат!… несовершеннолетний!.. он должен понимать… он не должен хотеть близко… Господи, что это?!

– Обними меня, – сказал он так, как будто имел на это право.

Он словно включил тебя в свое заряженное поле. Его низкий голос растворял твою волю. И ты, как болонка дрессировщику, подчинилась его спокойному уверенному тону. И почувствовала под рукой его по-девичьи нежную кожу, худые лопатки, выпирающие позвонки… И вдруг… О, боги!!! Ну зачем ты провела рукой по его спине, а не просто обняла, как он просил?

– Да ты голый! – пискнула ты, как школьница, которую одноклассник впервые затащил на пустующую дачу.

– Да, – сказал он, взял твою руку и направил ее туда, куда хотел.

Ты чуть не сошла с ума. Он был в полной готовности. Ты попыталась выдрать свою дурацкую руку из этой ловушки. Но он не позволил. Он не дал тебе ни одного шанса. У тебя перехватило дыхание.

– Дыши, – сказал он. – Дыши со мной…

И ты задышала. Ты никогда не дышала так раньше. У тебя никогда не было на то причины. И ты испугалась, по-настоящему испугалась и хотела закричать.

– Ты… ты…

Что ты хотела ему сказать? Что он – твой брат? Ты пыталась сопротивляться по сугубо социальным причинам. И мальчишка закрыл твой глупый рот своими губами. Просто не позволил тебе испортить эту ночь твоими глупостями. Он вел тебя за собой крепкой мужской рукой. Уверенно и… талантливо.

Но мерзкий моллюск невозможности сжался глубоко в тебе, на уровне диафрагмы, отравив твою кровь ядом страха, и не позволял отвечать на ласки мальчишки. Ты дрожала от подступающей истерики, глупо хватала его за руки, пытаясь сопротивляться, и совсем не помогала ему. Но он справился сам. Он придушил твоего моллюска своим напором, своей свободой выражения желаний. Он вытащил из тебя то, чего ты даже не подозревала в себе. Ты ведь забыла, что у тебя есть руки, ноги, шея, грудь… И для чего они предназначены. Оказалось, что все, что у тебя есть, предназначено именно для этого – для того, что он с тобой делал. И это не имело ничего общего со всем твоим предыдущим сексуальным опытом. Это было чем-то иным по сути.

Потом ты долго стояла в ванной в совершенно невменяемом состоянии под струями горячей воды, все еще отчетливо чувствуя на себе его руки и все тело. И ты не понимала, как могла поддаться, как допустила… Почему не объяснила ему, что нельзя? Почему не ответила отказом? И поняла, наконец, что он не спрашивал разрешения и не оставил тебе выбора. Он просто вновь изменил твою жизнь. Привнес в нее себя, но уже в новом качестве.

А когда ты вернулась, он уже спал, разметавшись на твоих шелковых простынях. Или делал вид, что спит. В любом случае, это было большим облегчением для тебя, потому что ты все равно не смогла бы произнести ни одного слова. Все слова улетучились из твоей головы, или просто не было еще придумано таких слов. Как в самом начале мира. Как будто здесь и сейчас, этой ночью в твоей спальне началось сотворение мира. Твоего.

Ты смотрела на него некоторое время, на его силуэт, на копну чуть влажных волос на твоей подушке, почти не веря тому, что произошло, потом укрыла его одеялом, задернула плотнее штору, чтобы свет уличного фонаря не падал ему на лицо и не разбудил. Ты ушла в его комнату, и уснула в его постели.

13

Ты проспала. Его уже не было дома. Может, это и к лучшему, подумала ты, потому что совершенно не представляла, как сможешь встретиться с ним взглядом. И как теперь жить в одной квартире? И ты не исключала и даже боялась, что его выгнали с утра из дома те же мысли. Ты так плохо знала его тогда!

Чайник был холодным. Уже остыл, или мальчишка не завтракал? Ушел голодным? Черт! Ты чувствовала себя виноватой. А впрочем, не ври себе: ты чувствовала себя… необыкновенно. И еще тебе было немного страшно. Ты включила на кухне телевизор, послушала какую-то озабоченную тетку и вдруг засмеялась. Ты давно уже не смеялась одна. Поводов не было. Не считая старого фильма «Большой Лебовски», который ты стащила у папы.

Ты приготовила себе правильный капучино и долго пялилась в телевизор, не понимая ни одного слова, как будто там говорили на марсианском языке. А потом занялась обедом. Но мальчишка не пришел. И тебе расхотелось есть. И работать тоже расхотелось, и читать, и дышать, и жить. Ты поняла, что нет у тебя больше никакого «братика». Потому что тогда все произошедшее минувшей ночью иначе как инцестом назвать будет нельзя.

Откуда он знал? Кто его научил? Когда он успел? Или это дается человеку при рождении? Боженька выпустил его в мир мужчиной.

Ты вошла к нему в комнату и включила его компьютер. Ты никогда не искала его в соцсетях, но сейчас тебе казалось это необыкновенно важным. Ты открыла его закладки. Тысячи подписчиков. «Фанаццкие фанатки». Толпы на все готовых девчонок – его ровесниц. А что ты хотела? На что ты рассчитывала? Он же известная в определенных кругах персона. А ты подумала, что, если он живет в твоей квартире, то он – твой? Нет, конечно, до вчерашней ночи ты об этом вообще не думала. И теперь не будешь. Он – ничей. Он есть только у себя самого. Но если раньше, до этой ночи, ты спокойно могла ему позвонить, поинтересоваться, придет ли он обедать, то теперь ты не могла даже позвонить – ты не знала, как сможешь заговорить с ним.

И вдруг ты поняла. Да, ты отчетливо осознала, что с квартирантом тебе придется расстаться. Потому что это – невозможно. Он не должен был этого делать. Не должен был позволять себе… С чего он взял, злилась ты, что ему позволено? Кто он такой, чтобы позволять себе подобные вольности? Какой-то мальчишка… Так все странно и глупо вышло… Но во всех словах, которыми ты описывала себе ситуацию, во всех этих «позволять себе» «вольности», звучало одно, главное – воля. Как корень и обстоятельство, характеризующее личность. И, похоже, воли ему было не занимать.

На рабочем столе его компьютера ты увидела текстовый файл и открыла его. Это было похоже на торопливые дневниковые записи, непонятно, кому адресованные. Возможно, скопированные и сохраненные из его собственного закрытого аккаунта в какой-то из соцсетей. Публичность не оставляет место личному в Сети. Наверное, эти записи относились к его жизни до шоу. И ты прочитала последнюю страницу.

решил все нахрен везде поудалять… всё надоело…

только вернулся…)… странно, но вы меня цепляете)… Я удивлён вашей работой, я получил незабываемое удовольствие))) я очень вами вдохновлён)))…

не хочу быть фанерщиком…

не нравится… уже… почти бесит…

лучше… нравится)… очень…почти тащусь…)

все-таки слили, гады… хотя)… уже выбрал кое-что для себя)…

Давно не читал ничего подобного, на этой книге я взрослею…

я устал…больше не хочу…ничего…

ты права, я не бездушный, я ДЕЗПОТ!!!)))

Я не буду тебе врать, это плохо… даже ужасно, ты бездарщина, все-таки…)))

да мне ПОХ** на ваше мнение!!!

Господи, пожалуйста… побыстрей… я уже не могу ждать… я нервничаю… и у меня болит зуб.

болею мля…

Сестра выходит замуж)))

как же мы напились))))))) и я еще женился)))))

завтра опять запись… но уже для себя)…

Все круто!!! Я выиграл Гран При!!!!!!!!

Бля, когда уже уберётся эта хрень!!!!!!!!!!!!

Я старался.

мне никто не нужен. И ты не нужна. Уходите все….

в следующий раз я тебя укушу….

Ты мне больше не нужна…не хочу…

Прости…ты мне нужна, очень, очень… куда я без тебя???… Просто всё как-то странно, меня это бесит… а тебя нет… вот и всё… ещё праздник, но я его не чувствую…

Никуда я не поехал…негодяи!!!!!!!!!!!!!!!!И тебя в этом году больше не увижу… жаль… очень…(((.

ах вы все… какашки вы все на вертеле)))

я все-таки скучаю по тебе… но это пройдет.

я трудоголик)))

Мне плохо

МЕНЯ ОПЯТЬ ТОШНИТ

со мной правда что-то не так!!!!!!!!

МНЕ ПЛОХООООООООООООООООО!!!!Это не шутк…

Ты ужаснулась: он транслировал свой отчаянный «SOS» в интернет. Мальчишка был болен, совсем один, и никто не спешил ему на помощь. Ему почему-то не пришло в голову вызвать «скорую» или позвонить маме. Он обращался ко всем, кто его может услышать… в Сети. Наверное, он в те мучительные часы думал, что умирает… Откликнулся ли кто-нибудь на его зов? Судя по следующей строке, совершенно нецензурной, он справился сам. И это, наверное, стоило ему утраты веры в то, что мир может быть добр к нему. Он рано понял, что каждый умирает в одиночку. Буквально. И теперь его преследовал страх одиночества. И он не хотел приходить в пустой дом. Но, возможно, так и становятся мужчинами, подумала ты. Не с женщиной, а один на один с собой. Спастись и поверить в себя.

надоело…хочу жить…

РАЗБОРКИ! ту-ду-ду-дум, МАХАЧА! ту-ду-ду-дум, КИЯ! ту-ду-ду-дум, ВСЁ!

Хм…Московчанка)… а я сейчас как возьму и влюблюсь…

я тебя не понимаю, ты же говоришь, что не любишь его?)

закончил… очень примитивно, на мой взгляд… раньше мне казалось, что я это умею… странно…

Как мне сегодня было ужасно… температура нереальная… но сейчас мне гораздо лучше!!!

Пытаюсь быть добрым к людям, но она меня раздражает…

Что то меня ждет?… Господи, помоги, чтобы все получилось…!!!

повеселюсь, я чую)))

СЧАСТЬЕ и ОБИДА….!!!

Фу…какой я…).

От нового сингла просто взрывает мозг!!!… Я уже напеваю….

надо думать… и все успевать…

Из глубины моего сердца…

ну и не надо… я не обижусь… наверное

поскорей бы.

В общем-то неплохо)…Но я лучше))

Впервые за долгое время расплакался…

Мой мозг со мной не дружит…(.

Все… время пошло…

В ПРЕДВКУШЕНИИ……

НАЧИНАЕТСЯ….

Ждите… я иду…

Антология его побед и поражений, его радостей и печалей… Там было еще много страниц, но тебе вдруг стало страшно. Ты испугалась, что можешь увидеть там что-то такое, что больно тебя ранит. Или… от чего ты пропадешь. Лучше не знать. Он тебе – никто. Случайный человек в твоей… нет, не в жизни…в твоей квартире. И сегодняшняя ночь ничего не меняет. Потому что это была просто близость. Просто физиология. И никак по-другому это не назовешь. И это никогда не будет иначе. Потому что это – невозможно. У него была своя насыщенная жизнь, которая к тебе не имела никакого отношения. В ней были совсем другие люди. А ты – часть его дома. Временного дома. Случайного.

Но ему необходимо было чье-то живое тепло. И это всё, что ты могла ему дать. Он ведь и сам тебя согревал. И это был такой нужный вам обоим теплообмен.

Ты принесла флешку и скопировала на нее этот файл. Когда-нибудь, когда его уже не будет рядом с тобой, ты дочитаешь до самого начала.

Зазвонил телефон. Ты стала лихорадочно выключать его компьютер, как будто он мог тебя застукать за ним по телефону.

– Я приглашаю тебя на концерт, – сказал он и назвал время и концертную площадку неподалеку от твоего дома.

– Спасибо, я приду, – ответила ты.

– Бэлла, ты можешь погладить мне рубашку? Белую. Я заеду.

– Конечно, не волнуйся, я поглажу.

– Спасибо, пока! – и он отключился.

Интересно, кто ему гладил рубашки до тебя, размышляла ты. Он был удивительным чистюлей для парня его возраста. От него всегда хорошо пахло. Нет, даже не так. Он был, на твой взгляд, гипертрофированно чистоплотен. До брезгливости. Утро начинал с душа, каждый вечер по часу валялся в ванне с ароматной пеной, и выходил в твоем банном халате, закинув предварительно всю снятую с себя одежду в стиралку. На твой риторический вопрос: откуда такое рвение к гигиене, он ответил, что жизнь оказалась до ужаса грязной штукой.

– А я был таким нежным и возвышенным… – добавил он.

Ты тогда сочла это вполне уместной шуткой.

Ты лихорадочно собиралась на его концерт и радовалась, что у тебя, наконец, появился повод выгулять твой парижский улов: пышную юбку в кремовых розах, черный короткий блузон из шелкового бархата и шикарную винтажную брошь. Каждая женщина заслуживает Парижа. И вы с Кауровой организовали его себе под прошлый Новый год – отметили твой развод. Ты вытащила из коробки замшевые сапожки на высоких каблуках, нанесла на лицо самый изысканный тонкий макияж – мальчишке с хорошим вкусом не будет за тебя стыдно. Ты гладила рубашку, когда он вновь позвонил.

– Бэлла, я не успеваю заехать. Ты можешь принести мне рубашку на концерт?

– Конечно, – сказала ты. – А как я туда пройду? Билеты в кассе есть?

– Имя свое назовешь на входе. Я предупрежу. – Он помолчал. – Бэлка, ты уже не обижаешься на меня за то, что я Глеба к тебе не пустил?

Черт! Тебя словно облили холодной водой.

– Так это была… компенсация?

– Нет, это был запах крема… для тела… в ванной, – сказал он и отключился.

Ну, что ж… нормальная мужская реакция. Или реакция избалованного мальчишки: увидел конфету – взял без спросу. Тебя это даже успокоило. Но настроение улетучилось. Осталась только забота. Конечно, ты сейчас догладишь рубашку и принесешь. Ты сейчас все сделаешь, как надо, а потом подыщешь ему другое жилье. И вы расстанетесь без взаимных обид. Какое тебе, в конце концов, дело до мужских потребностей какого-то чужого мальчишки?

14

В фойе густо пирсингованная девица выхватила из твоих рук пластиковый кофр с рубашкой и унеслась. Ты сдала в гардероб пальто и прошла в зал. Там в предвкушении зрелища колыхалась возбужденная толпа, в которой мелькали, к твоему удивлению, всенародно известные лица. Побродив по проходу, ты опустилась на приставной стул, чувствуя себя бедной родственницей на чужом празднике жизни. Ты два часа одевалась и красилась, а он даже не увидит тебя в таком виде. Ты что, соблазнять его вздумала? Глупости какие! Ты не можешь себе позволить такую… странную связь. Ты – не часть праздника, а часть дома, часть обыденной повседневности. Он видит тебя в велюровом домашнем костюмчике с вышитой снежинкой на капюшоне и в больших тапках с собачьими мордами. Наверное, стоит купить ему теплые тапки. Холодно, а горло надо беречь и не ходить босиком. Ты представляла его в смешных теплых тапках, когда на сцене уже один за другим блистали артисты, вызывая живую и бурную реакцию зала. Впрочем, какие тапки? Ты о чем? С квартирантом надо расстаться. И как можно скорее!

Он вышел последним. Ты даже не сразу узнала его. Он выглядел… бомбезно! И совсем не был похож на мальчишку. На сцене стоял невероятно магнетичный молодой человек, и ты почувствовала исходящие от него токи. Зал взорвался воплями и аплодисментами. Очевидно, зрителям он был хорошо известен. Ты поднялась со стула, потому что тебе застила сцену девица со взбитым коком, и отошла к стене, где стояли опоздавшие, которым не хватило мест.

Когда он запел, с тобой что-то произошло. Он исполнял крутой мировой хит, но так по-своему, так вкладываясь в композицию эмоционально, что зал замер, как зачарованный. Его пленительный хрипловатый баритон сменялся мощным летящим фальцетом и накрывал публику. Ты никак не ожидала, что он… такой… Он оказался необыкновенно ярким, как тысячеваттная лампочка, и неожиданно чувственным. На него было больно смотреть и совершенно невозможно не смотреть. И у него были поющие руки. И всё его поющее тело заводило зал. Какое пламя бушевало в нем? Черт! Тебе казалось, что он держит тебя за аорту, и из твоего горла вот-вот фонтаном хлынет кровь… А он рвал зал своим натиском, и это было ошеломляюще обнаженно и трагически прекрасно… Это было похоже на… восхождение. К неведомому и блистательному. Тебе казалось, что тебя щедро одарили чем-то небывалым, чего еще никогда не случалось в твоей жизни. В звучании его голоса было что-то совершенно магическое… И ты понимала, что пропадаешь. Пропала…

Юноша-нерв… Невероятно открытый… Обманчиво юный… Боже, что он делал с тобой? Что он делал с собой?

Когда все кончилось, когда кончилось это наваждение, ты вдруг поняла, что кто-то держит тебя за плечи, и оглянулась. Парень убрал руки и улыбнулся понимающе.

– Что это было?… – вырвалось у тебя.

– Вот такой он – особенный…

– Извините, – смутилась ты. – Если бы не вы, я бы, наверное, упала.

– Ничего. Мне было приятно держать такую тонко чувствующую барышню, – ответил парень.

Зал не просто аплодировал, зал кричал в полный голос. Ты посмотрела на сцену. Мальчишку заваливали цветами – роскошными дизайнерскими букетами. У флористов сегодня выдался отменно удачный день. И не исключено, что в тех букетах таились подарки. И, возможно, в мочке его уха был все-таки бриллиант. Он и сам оказался бриллиантом. Высшей пробы… Безукоризненной чистоты… Редкой огранки.

Как только он ушел со сцены, ты хотела позвонить ему, чтобы поздравить, чтобы выразить свои чувства, если удастся сформулировать, перелить свои ощущения в слова. Но он позвонил сам.

– Подожди меня внизу у афиш, – сказал мальчишка. – Я скоро выйду.

– Хорошо, – ответила ты и под громкий стук собственного сердца пошла за своим пальто. У тебя появилась преглупая мысль, что еще не потерян шанс предстать перед ним «в полном блеске». Ты все-таки идиотка, сказала ты себе и улыбнулась. Выйдя в осенний тихий вечер, ты вытащила сигареты – ты уже купила себе приличные – и пристроилась у афиш покурить. Внутренняя дрожь не проходила. Да какая там – дрожь? Вспомни: тебя просто колотило! Как минувшей ночью… Ты такого никак не ожидала… Ты даже не представляла, что он может сотворить такое… с целым залом. Перелить себя в каждого, наполнить до самых краев. И его хватило на всех… Какой же он… невероятный!

– Огоньку не найдется? – услышала ты мужской голос и обернулась. За твоим плечом улыбался тот самый парень, который держал тебя, чтобы ты не грохнулась в обморок от нахлынувших чувств.

– Да, конечно, сейчас, – ты полезла в клатч, вспомнила, что зажигалка в кармане, полезла в карман, словом, страшно засуетилась.

– Такое ощущение, что прыгнул с парашютом, наслаждался полетом, а потом тебе сказали: дергай за кольцо. А не хочется… Но надо… – сказал парень. И ты его поняла.

Рассерженный господин тащил мимо вас свою спутницу и выговаривал ей:

– Прекрати! Массовый психоз и истерия… Нет там никакого феноменального вокала! Это вообще никакой не «голос»! Это – просто тестостерон! В чистом виде! Ты что, не понимаешь?

– А ты можешь петь тестостероном? – не сдавалась девица. – Пацану семнадцать лет, а он так по-взрослому оттрахал зал!

– Дура! – не выдержал господин, запихивая свою подругу в машину.

Вы с парнем засмеялись, а он обернулся и зыркнул на вас злобным взглядом.

Какое же разное у всех восприятие, подумала ты. Ты зачерпнула полное сердце, а эта девица… Черт! Ты бы так никогда не сформулировала. Не решилась бы в этом признаться даже самой себе… И виноват был в этом твой муж, который низвел секс до чего-то невообразимо муторного и поставил жирный крест на твоей только зарождающейся сексуальности.

– Какой парень! – сказал твой случайный собеседник, – звезда! Он стадион Уэмбли сможет собирать на сольник. Если не сгорит. Хотя, в его манере есть что-то камерное. Хочется подойти поближе. Он вам понравился? Если я правильно понял, вы слышали его впервые?

Стадион Уэмбли… Неужели он говорил такое о мальчишке, который жил в твоей квартире, спал на кровати твоего дедушки, ел приготовленные тобою котлеты и разводил когда-то соседей-алкашей на деньги? И который так просто пришел и взял тебя прошлой ночью. Как шоколадку. Ты не могла найти нужных слов, поэтому сказала:

– Можно на «ты». Меня зовут Бэлла.

– А я Гера.

– Герасим? – уточнила ты.

– Нет, там все сложно… – засмеялся он. – Угощайся.

Он вынул из кармана мандаринку и протянул ее тебе. А ты подумала, как это странно – человек носит в кармане пальто мандарины. И еще подумала, что есть люди, которые по каким-то причинам не любят своих имен.

– Ты кого-то ждешь или просто куришь, чтобы справиться с нервами? – спросил Гера.

А ты в тот момент боялась расплескать это неведомое прежде состояние и стеснялась признаться в нем постороннему человеку. Пока ты раздумывала, что ему ответить, и стоит ли «колоться» на предмет знакомства со «звездой», зазвонил телефон. В трубке отчетливо слышался смех.

– Бэлка, меня внезапно увозят! Я буду поздно. Или уже – рано.

– Хорошо, я иду домой, – ответила ты и чуть не расплакалась.

– Так что? – переспросил Гера.

– Уже никого не жду, – ответила ты и сделала глубокий вдох, чтобы справиться с собой.

– Ты расстроена чем-то? Хочешь, я тебя провожу? Ты где живешь?

– А если в заМКАДье?

– Ты выглядишь, как девушка, живущая в пределах Бульварного кольца, – засмеялся он.

– Что это значит? – смутилась ты.

– Я пошутил. Ну что, пойдем?

Концертный зал располагался совсем близко к твоему дому. Так что, прогулка обещала быть короткой. Но ты хорошо помнила ту историю с нападением во дворе и сочла, что провожатый не помешает, и вы побрели по мокрым тротуарам, празднично отсвечивающим рекламным неоном.

– Я действительно слышала его сегодня впервые. Когда-то он мелькал в каком-то шоу, но я не обратила на него внимания почему-то.

– Он был тогда на год моложе. В его возрасте год – это очень большой срок. И сейчас он уже не экспрессивный юнец, а сознающий, анализирующий и все понимающий мужчина. А на шоу ему давали петь всякую ерунду.

– Да, я попсу не слушаю. И ты прав, маленьким он мне тогда показался, совсем мальчишкой. Я даже слушать его не стала.

– Это в профайлах из него делали масика. И он там что-то трепетное, подростковое изображал по воле режиссера. Эдакий нежный правильный зайчик. А на сцену выходил мужчина. И такой был режущий глаз контраст, что у зрителей ехала крыша. Я не понимаю, как творческая группа проекта могла этого не заметить в нем. Тупо вписывали в стандартный образ.

Ты и сама была слегка не в себе от этого контраста.

– Мужчина? Он же маленький тогда был.

– Маленький – это количественная характеристика прожитых лет. А я говорю о качестве.

Качество, да. Человеческое качество.

– Послушай, я хотел бы пригласить тебя на следующий концерт. Не возражаешь? – спросил Гера.

– А когда он будет?

– Не знаю, но буду следить за объявлениями в институте или на их сайте. У них есть меценат, который помогает обкатывать ребят на сцене: арендует для них пустующие среди недели концертные площадки. Это очень популярные концерты, о них моментально становится известно определенному кругу. Ты же видела: был аншлаг. На телевидении – одни и те же «звезды», застой, фанера и скучища. Архонты заняли круговую оборону и никого не пустят, пока их не вынесут оттуда вперед ногами. Как сказал кто-то из молодых исполнителей, дверь в российский шоу-бизнес заварена автогеном. А на этих концертах – шикарный живой звук. А голоса какие! Лучшие звукорежиссеры выстроились в очередь, чтобы на этих концертах поработать: это же – одно удовольствие. Среди них тоже есть фанаты нашего парня. Они его пишут прямо в зале и в Сеть выкладывают.

От тебя не ускользнуло озвученное новым знакомым словосочетание: «наш парень». И ты очень удивилась: он готов был делиться с тобой мальчишкой. Вот только ты не была готова к ответным жестам. Ты не собиралась делить его ни с кем, хотя понимала, что он тебе и не принадлежит.

Гера оказался приятным молодым человеком и приятным… собеседником. Черт! Кажется, ты это уже проходила…

– Гера, а ты играл когда-нибудь в карты с соседями-алкашами на деньги? – спросила ты.

Он засмеялся.

– Господь с тобой! Что за вопрос? Я всегда был «хорошим мальчиком из приличной семьи». Я даже во дворе пиво не пил.

– Почему?

– У меня были занятия поинтересней.

– Можно узнать – какие?

– Ну, музыкой мне нравилось заниматься больше, чем бухать с пацанами и выслушивать их вранье про отвязный секс с одноклассницами. К примеру.

– Так ты музыкант?

– Бывший, – ответил он.

– Как это? А почему бросил?

– Я не бросил. Я учился на отделении академического вокала, но у меня однажды пропал голос. Навсегда.

– И как ты это пережил?

– С большим трудом. Повеситься хотелось. Я всегда жил с ощущением, что со мной ничего страшного приключиться не может. Я же не представлял, что может оказаться самым страшным. Если бы родители не пасли меня тогда двадцать четыре часа в сутки, я бы точно что-нибудь с собой сотворил. Папа со мной в одной комнате спал и под дверью ванной караулил.

Ты не знала, как выразить ему свое сочувствие. Слов подходящих не нашла. Поэтому просто взяла его под руку.

– И чем ты теперь занимаешься?

– Самообманом, – ответил он серьезно. – Самообманом под названием «новая профессия». Я служу юристом в одной крупной строительной компании. А пацан – жуткий харизматик!

Тебя вдруг удивило, что Гера постоянно возвращается мыслями к мальчишке.

– Ты о нем говоришь так, будто влюблен в него, – пошутила ты.

Парень помолчал некоторое время. Ну, шагов десять помолчал. А потом сказал:

– А я и влюблен, наверное. Если не врать себе.

– Ты… эээ…

Ты даже попыталась тихонько вытащить свою руку. Но он не позволил, прижал локтем к боку.

– Нет, я не гей, если ты об этом. Я абсолютно гетеросексуален. Просто язык наш беден в выражении и определении чувств. Оттенков чувств больше, чем придумано для них слов. Я затрудняюсь определить то, что я к нему испытываю. Но, пожалуй, «впюблен» – это самое близкое. А может, это не влюбленность, а восхищение, потому что он – пример того, как нужно пробиваться по жизни. Я его за эту безграничную веру в себя, за характер безмерно уважаю. И не только за это.

– Характер? – удивилась ты. А потом вдруг вспомнила его уход из школы, из дома, его непростые отношения с городом детства. Но в словах парня звучала такая маниакальная одержимость, что ты уже не верила ни одному его слову.

– Он же просто заставил всех его услышать! Я никогда не думал, что меня может чему-то научить семнадцатилетний пацан, а вот… Он – сильный человек, а общение с сильными людьми, пусть даже не личное, дает стимул. Вообще удивительно: в таком хрупком теле – такой мощный характер. Он – самовыживалка. Автономная творческая боевая единица. Я завидую ему, завидую тому, что он… есть у себя. Я бы хотел быть… им. Но… кому-то – летать, кому-то – ходить по земле. Знаешь, когда я думаю о нем, меня пробивает на совершенно не свойственный мне пафос. Я сам слышу этот свой высокоэпичный панегирик, но иначе о нем говорить не могу.

Тебе казалось, что этот странный парень разговаривает сам с собой.

– Ты веришь в себя? – обратился он к тебе.

– Я, если честно, вообще не понимаю, как это.

– В свой талант, в свои силы.

– Я, наверное, бездарщина и задохлик. Нет во мне никаких сил и талантов. А он – такой!

И, испугавшись, что проговорилась, добавила:

– Мне тоже так показалось.

– Да, он – невозможный. Во всех смыслах.

Ты вдруг поняла, что этот мальчишка именно – невозможный. И для тебя, в том числе.

– Зачем ты мне это говоришь? – быстро спросила ты.

– А мне не с кем больше о нем поговорить. Меня никто не поймет. Ты – случайный человек, но я видел твою реакцию на него и понял, что ты тоже влюбилась. Моментально. И почти насмерть. Я даже не ревную его к тебе. Наоборот: у меня появилась «группа поддержки». Мне стало легче: есть, с кем разделить этот груз. Ты не возражаешь?

Ты не могла говорить о нем с чужим человеком. Ты подумала, что у тебя вообще множество внутренних запретов. Но мальчишка некоторые из них, кажется, преодолел. Легко. Прошлой ночью. Не спрашивая позволения. Тебе показалось, что он сам еще не до конца понимал, какой силой наделен. А может, понимал. И пользовался ею чисто интуитивно. И сводил с ума. Наверное, он уже привык получать то, что ему хочется. Но он и сам отдавал. Стократно. И тебе, и своей публике. Он много работал. И над собой, и для зрителей. Он же трудоголик, вспомнила ты его запись.

Свернув во дворы, вы набрели на подвесную скамейку. Она была мокрой, но у Геры нашелся платок. Накрапывал дождь, и твой спутник, как иллюзионист, извлек из недр своего пальто зонт. Он оказался очень предусмотрительным. А ты выскочила из дома, думая только о белой рубашке.

– Скажи, что ты имел в виду, когда сказал, что я похожа на барышню, живущую в пределах Бульварного кольца? – спросила ты.

– Я могу сказать, но обещай, что ты не обидишься.

– Обещаю, – уверенно тряхнула ты головой, подозревая в тот момент, что в этом его определении и таятся твои комплексы, которые ты даже не пыталась никогда отбросить, а, напротив, с энтузиазмом, достойным лучшего применения, отращивала и лелеяла.

Он посмотрел на тебя и увидел, очевидно, решимость.

– Ты по-хорошему провинциальна, как извечная московская тихая обывательница. И в этом твоя прелесть. Бульварное кольцо – это своего рода удивительный заповедник, где сохранились реликтовые формы нормальной человеческой жизни посреди паноптикума новой громогласной элиты. Ты ограничена в средствах выражения чувств, да и в самих чувствах. «Леди не должна позволять себе нервы». Я не знаю, хорошо это или плохо. Но ты рискуешь так и состариться в коконе своих внутренних запретов.

Тебя удивило, что этот чужой, случайный в твоей жизни парень говорит о тебе твоими же словами. Так понимает тебя. Так точно идентифицирует. Просто взял и произвел сканирование мозга.