Текст книги "Московская плоть"

6

Его сиятельство граф Растопчин уже давно перестал печалиться от того, что довелось ему когда-то вляпаться в историю Москвы пропитанным дымом пожарищ. Размышляя о поджоге, он постепенно пришел к мысли, что делал это исключительно из патриотических соображений. Ну а как же еще? Будучи главнокомандующим Москвы, он истово собирал пожертвования на ее оборону, поскольку городская казна была им же самим неосмотрительно расхищена. Выпускал лубочные картинки, призывал обитателей Первопрестолькой лечь костьми и не уступать ни пяди… Но поскольку москвичи не послушались, граф, как мог, лично создавал трудности неприятелю. Но неблагодарные потомки не оценили. И это больно ранило.

А между тем иначе и быть не могло. Растопчин служил растопчой, или, как бы сейчас сказали, истопником, еще у Василия Темного, и, следовательно, на роду ему было написано растапливать да поджигать. То есть был он пироманом по призванию и по профессии. Так сказать, и по любви, и по работе. Но московское комьюнити, вовремя разглядев враждебного поджигателя, приобщило стервеца доподлинно, и теперь он поджигал Москву исключительно для пользы дела. Неоднократно Дядьке и Параклисиарху приходилось отбивать и отмазывать московского растопника у разъяренных огнеборцев, которые ставили даже капканы на него у дома в Пожарском переулке, как на дикого зверя.

Получив в холдинге ЗАО МОСКВА пост Главного Риелтора Москвы, Растопчин проникся новой миссией. Он стал Мастером Расчистки. Стратегическая задача риелторов, как ее понимал сиятельный, состояла в замене непотребной комьюнити нечистой плоти на чистую, в увеличении ее удельного веса, а также в уплотнении стратегического ресурса органики на один квадратный метр жилой и нежилой площади Первопрестольной. И московское строительство полезло вверх, под самые небеса. Граф рулил инвестиционными проектами и риелторскими конторами. Удалял непотребную плоть из центра Москвы, из старых особняков, расчищал и воздвигал. Каждый московский проект непременно и в первую очередь поступал к нему на визирование.

Нежилой фонд был изобретением Главного Риелтора Москвы – Растопчина. Граф оказался большим мастером сепарировать недвижимость по характеру потребления. Он прекрасно понимал, что если отдавать недвижимость под многомиллионные очереди нечистой публики, потребляющей колбасу, то никакая ПРА в итоге не светит. Деньги на ветер. Как из живого он делал неживое, так с легкостью из жилого – нежилое. Впрочем, горит жилое и нежилое одинаково ярко и зрелищно.

Войдя в азарт, Растопчин, как кот, метил Москву. Самым крупным из недавних достижений графа стало преображение Манежной площади, которую он расчищал с 1931 года. Некогда вонючее «чрево Москвы» кишело крысами. Лавки, торговые ряды и трактиры снабжали москвичей дичью, рыбой, птицей, поставляли снедь в трактиры и рестораны. Обсчет и обвес покупателей были безобидной шалостью по сравнению с главным бичом – ужасающей антисанитарией, которая расползалась во все стороны в виде бочек с тухлятиной, гниющими шкурами и потрохами. Даже Голицынские и Троекуровские палаты были превращены в «склады», а на самом деле – загажены нечистотами.

Растопчин имел виды и строил планы на подземелье и поверхность Москвы. В 1990-х годах при его непосредственном участии под Манежной площадью вырос крупный подземный торговый комплекс «Охотный ряд». Первоначально конкурс на лучший проект реконструкции площади выиграла архитектурная мастерская Б. Улькина. Но кто такой в масштабах вечности этот Б. Улькин, если за дело берутся бессмертные? Граф подсуетился, и площадь была реконструирована по проекту, предложенному холдингом ЗАО МОСКВА: каскад фонтанов в Александровском саду, входящий в состав торгового комплекса «Охотный ряд», сооружен был в охранной зоне объекта всемирного наследия – Московского Кремля. По мнению некоторых искусствоведов и архитектурных критиков, строительство «Охотного ряда» практически уничтожило Манежную площадь. Но разве дано смертным критикам постичь грандиозность замыслов и фееричность их воплощения бессмертными? Впрочем, и бессмертных конечный результат не совсем устроил, оттого пришлось подправлять – спалить Манеж и перестроить его заново, начинив подземелье в соответствии с новыми задачами. Бюджетные деньги хлестали тогда через край, и комьюнити по мере сил помогало московским властям в их освоении. К тому же волны благорасположенной органики в определенным образом выстроенном подземелье выносили на поверхность отсепарированный выхлоп агрессии, притягивающий беспорядки на Манежную площадь. Значение имели, конечно, не сами беспорядки, а сгустки плоти – носители оных беспорядков. Так происходило со всеми подобными объектами холдинга ЗАО МОСКВА, оснащенными сепараторами: подземный позитив оборачивался наземным негативом.

Массивную фигуру Главного Риелтора Первопрестольной украшала цепь с брелоком в виде зажигалки и внушительной связкой ключей от Москвы и ее недвижимости. Этим серым утром он не обходил дозором подведомственную территорию, а сидел в своем кабинете за массивным столом мореного дуба, над которым красовался плакат по технике безопасности:

ПЕРЕД ВЫПАЛОМ ДАЙ СИГНАЛ И УКРОЙСЯ В БЕЗОПАСНОМ МЕСТЕ!

По другую сторону стола разворачивал цветные обертки, обнажая крупный предмет квадратной формы, элегантный господин, известный в свое время как Петер Карл Фаберже. Вскоре из оберток показался резной ящик с круглыми ячейками, из которых торчали искусно выполненные яйца, переходившие в глубине ящика в основания для печатей разных ведомств с двуглавыми орлами.

– Все несетесь, Карл Густавович? – похохатывал хозяин кабинета, с очевидным удовольствием исследуя яйца.

– А чего ж мне не нестись, коли спрос есть? – отвечал ювелир.

– Несушка вы моя! – умилялся граф. – Вот ведь, что значит настоящий мастер своего дела: из самого простого – да вот хоть бы и из печатей – непременно шедевр выйдет! Таких яиц к завтраку мне еще не подавали! Зато теперь я смогу по мере надобности брать за яйца и Москомимущество, и мэрию, и Моссовет, и БТИ, и налоговую инспекцию с ее же полицией.

– А это, извольте видеть, МВД с таможней. У них яйца исключительно бриллиантовые, огранки «кушон» и «люцер». А просто резать печати – это мне скучно-с.

Карл Густавович подумал, что и он раньше только государю императору такие яйца к завтраку подавал, но не стал озвучивать, хотя и пожаловался Главному Риелтору:

– А спрос растет год от года: только выскочит какой прыщ на голой заднице России, так ему непременно сразу яйца Фаберже и подавай. А где ж на всех напастись? Вот и приходится… Все пальцы уже стер об них, окаянных! – Ювелир предъявил графу ладони, на которых без труда читались обнаженные кости фаланг пальцев. – Иногда, верите ли, хочется нанять Ивана Выродкова да заказать ему отстрел прямо по московскому списку Форбс.

– Господь с вами, голубчик! Кого тогда потреблять будем? Вы их лучше яйцами закидывайте.

Растопчин вынул, примеряясь, яйцо мэрии Москвы. Расписанное драгоценными эмалями, словно на Пасху, красно-белыми башенками в псевдоготическом московском стиле, в руку оно ложилось охотно, плотно прилегая к ладони.

– А вот кого пострелял бы, так это археологов с их маниакальным стремлением к исследованию культурных слоев под сгоревшими объектами. Тоже мне, культурные, – сетовал Риелтор, – подумаешь, печку или колодец нарыли. Я плевал двести лет тому назад в этот колодец, и то никакой ностальгии не испытываю. Но теперь-то уж держитесь, землеройки ученые! – потряс он зеленым яйцом Москомнаследия, выполненным в технике перегородчатой эмали с кракелюрами под старину и благородной патиной на перегородках.

Тепло простившись с ювелиром, Растопчин взялся за телефон. Перед Новым годом у Главного Риелтора наступало горячее время: он активно закупал пиротехнику у китайцев и исследовал Садовое кольцо на предмет нерентабельных квадратных метров.

7

Император проснулся с дурным предчувствием и неприятным привкусом во рту.

– Пля!.. – выдохнул он, посмотрев на часы. Проспать собеседование в интересующей его конторе, где пахло большими непыльными деньгами, было непростительным раздолбайством.

Почему-то Императору никогда не удавалось начать день с хорошего слова. Просыпался он в последнее время поздно, когда в квартире уже никого не было, а говорить самому себе «доброе утро» представлялось ему первым звонком шизофрении. Да и поводов к хорошему слову с утра давно уже не случалось: ни одна байда приключится, так другая. Вот и теперь ни принять душ, ни позавтракать Император уже не успевал. Наскоро почистив зубы и сбрызнув лицо, он влез в куртку с капюшоном, спадавшим на нос, и выскочил во двор. Смахнув рукавом снег с доставшегося по случаю битого в гонках «ниссана», Император помчался в сторону старого Арбата. Он хорошо понимал, какие деньги крутятся в столице, и изо всех сил старался нащупать жилу. Он системно тралил столичные фонды, пытаясь вщемить в мейнстрим свою тощую задницу.

Вообще-то Император мечтал о карьере ресторанного критика на телевидении или в глянцевом журнале. Прежде всего, потому, что ему перманентно очень хотелось есть. Должность же ресторанного критика, по его прикидкам, должна была решить вопрос пропитания раз и навсегда. Но, как выяснилось, одного только чувства голода для обретения этой прекрасной профессии недостаточно. А лицом для телевидения и пером для журнала он, к своему удивлению, не вышел. Поэтому Император возлагал большие надежды на разнообразные фонды, деятельность которых виделась ему туманной для общественности и необременительной для персонала.

Главной внутренней жизнеобеспечивающей задачей комьюнити во все времена оставалась борьба за сохранение и пополнение ресурсов валидной органики. Фонд «За выживание и развитие человечества» был создан по инициативе и при поддержке комьюнити, как и большинство подобных отсасывающих организаций. Новые времена принесли новые технологии. При помощи бледных девочек с ресепшена, вечно тусящих в Сети, руководству Фонда удалось худо-бедно сформулировать, но зато красиво выложить на сайте Фонда в формате pdf набранную 37-м кеглем корпоративную миссию компании, понятную только посвященным. Для непосвященных миссия иллюстрировалась картинками, уводившими в сторону от контекста существования в Москве комьюнити. Миссия была обозначена весьма туманно и лаконично: Synergy Technologies, что означало примерно «технологии совместных действий», и содержала следующие пункты:

1. Формирование банка передовых ресурсо-эффективных технологий и практик.

2. Содействие совершенствованию законодательной базы для продвижения ресурсо-эффективных технологий и практик.

3. Комплексное проектирование и строительство ресурсо-эффективных зданий и сооружений.

4. Модернизация существующих зданий и сооружений.

Создание этого Фонда было самой блистательной затеей Фофудьина по сбережению валидной органики. Наличие Фонда переводило многовековые усилия комьюнити из разряда местечковой самодеятельности во вполне легитимный гуманитарный процесс.

Фофудьин вообще являлся родоначальником всех фондов, в том числе, и Алмазного. Сокровища были давно заложены и перезаложены, затем выкуплены комьюнити и отданы на хранение смертным властям, но уже под маркой Алмазного фонда. Основная часть коллекции приобреталась на средства комьюнити, в том числе, Большая императорская корона, в которую вставлена благородная шпинель – один из семи исторических камней Алмазного фонда. Но переправить коллекцию в Москву удалось только в 1914 году, напугав смертную власть Мировой войной, спровоцированной именно для этой цели членами комьюнити. А что до нынешнего состояния Алмазного фонда, то он давно уже стал виртуальным. Наведенная лазером в музейных витринах трехмерная графика заменила на бархатных подушечках все экспонаты.

Единственный фонд, который, будучи созданным Фофудьиным не в добрый час, вышел из-под его контроля и находился теперь в жестких контрах с комьюнити, был фонд «Московское время». Думы о нем доводили председателя до изжоги. Эта организация вдруг возомнила себя контролером и начала сличать теперешний облик столицы со всеми предшествующими. А пожили бы они в те времена! А понюхали бы, чем малая родина пахнет! В общем, нехорошо получилось. Наверняка без лондонских не обошлось.

Фофудьин смотрел на неопрятного, попахивающего чем-то вчерашним, молодого человека с красными глазами, выдававшими заядлого геймера, и никак не мог взять в толк, на кой тот ему сдался. Единственное, что разобрал из его сбивчивых объяснений председатель, что оный молодой человек может средствами SEO разогнать сайт Фонда, поднять его на небывалую высоту в поисковиках, а с такими параметрами уже не то что выборы выигрывать – миром править можно.

– Так-так, что тут у вас, – председатель вертел в руках лист бумаги сомнительной чистоты, – «знание ПК»… хм… занятно… «целеустремленность, усидчивость, коммуникабельность, ответственность, аккуратность, стрессоустойчивость»… Что это за семь смертных грехов?

– Так это мое резюме.

– Точно – ваше?

– Ну да… – неуверенно ответил Император. – Я сам его набирал.

– Оставьте, пожалуйста, ваше резюме, молодой человек, у секретаря на ресепшене. Если у нас в ближайшем будущем возникнет необходимость поучаствовать в выборах или поправить миром, мы вам обязательно позвоним, – произнес Фофудьин, особой интонацией обозначив конец беседы.

Сволочь жирная, подумал Император, дождешься, придет наше время – байта на байте не оставим от твоего фонда.

Император пока не представлял, в какой именно форме может случиться приход его времени, хотя и не исключал, что в роли Мессии может выступить он сам. Что-то такое тлело в его подкорке, некий неясный пламень вождизма и мессианства. Но многочисленные победы над виртуальными врагами никак не способствовали лаврам в его реальной жизни. Выйдя за порог, соискатель доходного места услышал за спиной респектабельный «бьюиковский» чмок закрывшихся за ним внушительных дверей, достал из прорванного кармана куртки завалившуюся за подкладку банку пива и отправился восвояси.

8

История, как обычно, ничему не учит, а приносится в жертву текущему моменту и сложившимся обстоятельствам. Машенька, или как ее называли дома – Марья Моревна, была девочкой московской, влюбленной в этот город, в его дух и ландшафт. Москва на ее недолгой памяти претерпела такие разительные перемены, что девушка зачастую не узнавала места своего детства. Казалось, что на старую Москву идет целенаправленная охота. Из расщелин городского пейзажа вылущиваются призраки былой, дореволюционной жизни. Недрогнувшей рукой из старых купеческих особняков и дворянских усадеб вырывается сердце. Волк рядится в овечью шкуру и пожирает всю отару – дом за домом. Сопротивленцев инвестиционная инквизиция сжигает, как еретиков. И на их пепелище вырастают, как чертополох, высотки бизнес-центров, похожие на водонапорные башни для лучшей циркуляции крови экономики.

Бабушка часто рассказывала Маше истории из старой московской жизни. Она была заядлой театралкой, входила в кружок «центровой» московской интеллигентской среды: посещала тогдашние модные места столицы, где сиживала с поэтами и художниками, с читающей и пишущей столичной публикой. Бабушка собирала московские «преданья старины глубокой» и рассказывала их внучке. Больше некому было. Родители Маши погибли при странных обстоятельствах. А теперь умерла и бабушка, едва дожив до блистательной защиты дипломной работы внучки. Наверное, она держалась, пока внучке была нужна ее помощь и поддержка, а увидев в Марье серьезного дипломированного специалиста в области экономики, она решила, что теперь внучка справится и сама. Новая психологическая установка сработала самым прямолинейным образом: сформулировав тезу, бабушка легла спать и больше не проснулась.

Девушке тогда показалось, что уходящая натура старой Москвы уносит с собой всех, кто ее любил, ценил и защищал. Она отняла у Маши всех ее близких. И Марья Моревна разлюбила старую Москву и полюбила новую, со всем ее хайтеком и гламуром. Будучи экономистом, она теперь оценивала архитектурные объекты исключительно с точки зрения их прибыльности: сколько можно снять с каждого квадратного метра. Это ничего, что «снимала» пока не она. Девушка твердо верила, что придет и ее час. Эта уверенность позволила ей занять перспективную и хорошо оплачиваемую должность в крупной строительной компании и мстить Москве за утрату семьи.

– Как ты думаешь, – спрашивала она подругу, – что в жизни и работе самое главное?

– Любовь? – пыталась угадать ход мыслей Маши подруга.

– У тебя опять служебный роман? Очередная «настольная книга»? Тебя же просто используют! – сердилась на подругу Маша.

– А может, это я их использую? – пыталась отбиться подруга.

– Как бы там ни было, Люся, но запомни: в жизни и работе главное – личностная эффективность!

Люся не верила и не пыталась вникать в этот заговор менеджеров среднего звена, но вежливо кивала головой, не желая расстраивать подругу. Она полагала, что от женщины следует ждать не эффективности, а эффектности. А Маша шла к заветной, но сокрытой до поры цели, которую несло в себе это заклинание, и чувствовала, что рано или поздно оно преподнесет ей неслыханные дивиденды.

Рабочий понедельник не задался с самого утра. Вместо хотя бы пары добрых слов, на которые Маша рассчитывала, отправляя начальству по электронке в пятницу тщательнейшим образом обсчитанный проект, она сегодня получила нагоняй от директрисы департамента за то, что он был подан не в надлежащем виде. Проект начальству следует подавать распечатанным и переплетенным, снабженным привлекательной тематической обложкой, непременно с логотипом корпорации. А без этого – где же корпоративная культура? Где, мать вашу, этикет и реверанс?

Оборудование офиса исчерпывалось необходимым. Обстановка поддерживалась строго деловой. Хозяева бизнеса хорошо помнили завет патриарха маркетинга о том, что развал дела начинается с хорошо оборудованного офиса с местами для рекреации. Когда-то они начинали в Питере, что называется, «на коленке», но стараниями комьюнити были вовлечены в строительный бизнес Первопрестольной с целью возведения высоток бизнес-центров. Местные застройщики в те времена еще очень зависели от мнения несносной общественности, возражающей против высотного строительства в центре Москвы. Пришлым же эти метания были не свойственны, и дряхлеющие архитектурные реликвии не повергали их в священный трепет.

Коллеги впряглись в своей обычной манере. Гнобить девушку, которую они считали выскочкой и не ровней себе, было их излюбленным занятием. К тому же они прекрасно видели, как она работает, чувствовали ее карьерный потенциал и понимали, что эта по все статьям серая мышь может вскоре их запросто обскакать. После произведенной в отделе кадров разведки коллеги установили, что за сироткой-отличницей никто не стоит, никакого покровителя – устроителя ее, девушкиной, судьбы. Надо было срочно от нее избавляться. А пока время от времени разряжать на ней накопившуюся отрицательную энергию.

– Детка, – оглядывала ее с головы до ног миниатюрная особа еще ельцинского призыва по прозвищу Мини, – тебе не говорили, что уважающая себя женщина не то что кофт в гардеробе не имеет, а даже слова такого в лексиконе? Правильная одежда называется «кардиган» и выглядит соответственно.

– А «маникюр» – это обработка ногтей, а не просто перекраска, – добавила другая, предъявляя свои холеные ручки с французским маникюром.

– Я в Pango одеваюсь – демократичная европейская марка, – попыталась отбиться Машенька.

Девицы заржали.

– Все Pango шьется в Мьянме. Ты на карте такое найдешь?

– Как была «подавалкой», так ею и осталась… – намекнула на студенческие заработки Маши официанткой в кафе зашедшая развлечься таким нехитрым образом секретарша.

– Я кредит за «форд» выплачиваю, – напомнила Марья обиженно.

– За машину или за весь завод? – давились девицы.

Маша не стала отвечать. Она закончила распечатку проекта и отправилась к техникам, чтобы переплести его, еще не подозревая, как далеко зайдет сегодня интрига «милых» коллег, которые сразу после того, как за ней закрылась дверь, принялись выстраивать план.

Дождавшись перерыва на обед, девицы отчалили в любимое кафе, громко обсуждая меню предстоящей трапезы, а Машенька, освежив губы блеском, спустилась в паркинг.

Она любила свою машину, как любят подружку: не знала, кому следует больше доверять – себе или ей. Более чем скромный водительский стаж провоцировал иногда у нее приступы паники, особенно когда пешеходы возникали перед машиной в неположенных местах и на критическом расстоянии.

«Она ж, дура, давит!» – говорил о машине инструктор.

Действительно, попробуй удержи полторы тонны! Да еще на скользкой дороге.

Девушка жалела свою машину, старалась не ездить в такую вредную для железа погоду, к тому же до места ее работы можно было дойти пешком или проехать одну остановку на метро. А сегодня утром она почувствовала, что соскучилась по своей любимой машинке, и решила дать ей возможность «подышать». Машенька пристегнулась, повернула ключ зажигания, нажала на газ и резво стартовала. Она уже почти выскочила на финишную прямую паркинга, но неожиданно слева сорвалась со своего места ей наперерез машина белобрысой Мини, и Маше пришлось резко выкрутить руль вправо, в результате чего поездка закончилась, едва начавшись, – «Форд-фокус» влип в подпорную колонну. Смачный хруст и зловещий скрежет металла резанули сознание девушки кучей надвигающихся проблем, а подушка безопасности в оплату спасения сняла тщательно наложенный макияж. Мини, победно маякнув задними фонарями, унеслась прочь.

Выкарабкавшись из разбитой машины, Машенька не могла прийти в себя от изумления и обиды. Так далеко коллеги еще не заходили. Чего следует ждать дальше? Гильотину в дверях? Гюрзу в сумочке? Цианистый калий в чае?

Едва сдерживая слезы, девушка выполнила все положенные в таких случаях действия и отправилась в кафе, до которого можно было дойти пешком. По дороге она думала о том, что жизнь с повреждением машины не кончается и что она больше не доставит удовольствия офисным стервам своим унылым видом. А вот не будет она думать о разбитой машине! Она будет радоваться жизни назло всем. Тем более что вот уже две недели у нее был для этого реальный повод, вспомнив о котором Машенька улыбнулась. Теплый комочек шевельнулся в груди, ей даже стало жарко. Она расстегнула верхнюю пуговицу дубленки и в этот момент краем глаз заметила, что за ней из сизого «хаммера» наблюдает немолодой господин в светозащитных очках.

Сегодня в Coffee Bean на Пятницкой собирали пожертвования «На отмену понедельника». Об этом посетителей извещала надпись на мятой алюминиевой кружке, стоявшей на стойке.

– Они меня разорят, – со смешком пожаловалась Маша своей подружке и бросила в кружку мелочь. – На прошлой неделе собирали на поддержание поголовья сумчатого волка на Суматре. Ты не в курсе, на Суматре действительно водятся сумчатые волки?

– Им виднее. Тут же неместные студенты из МГИМО подрабатывают. Вон тот Буратино, – указала она на вихрастого, длинноносого, улыбчивого паренька, давящего апельсиновый фреш, – по-португальски с клиентом говорил. Сама слышала. Наверное, образовательный ценз в общепите для обслуги повысили.

– Не иначе… – засмеялась Маша, вспомнив, что пару недель назад здесь собирали пожертвования «Зине Вяткиной на сдачу зачета по гидравлике».

– А мне больше понравилось: «На кофточку с глубоким вырезом для Лиды», – поделилась подружка.

Слово «кофточка» напомнило Машеньке о сегодняшнем злополучном рабочем утре и повергло в уныние.

Девушки дождались заказанного эспрессо с «Шантили» и устроились за столиком у французского окна с подушками и видом на строительные леса, уже год опоясывающие храм напротив кафе. Машенька любила это заведение за его особую атмосферу, как ей казалось, европейскую. В углу, вальяжно расположившись на диванчике, молодой куртуазный репетитор учил барышню немецкому. «Дас ист фантастиш!» Здесь было его постоянное рабочее место. Очередная галерея современной живописи на стенах кафе, куда полотна, похоже, отбирались по принципу: «главное – не портить наш интерьер», ждала своих ценителей и покупателей. Да, пожалуй, Coffee Bean можно было назвать «атмосферным» местечком.

– Вот кольцо вчера подарил. – Машенька предъявила руку, на которой красовался чистейшей воды крупный изумруд.

– Ого! Предложение, что ли, уже сделал? Помолвка? – недоверчиво поинтересовалась подруга. – Такой подарок ведь что-то должен означать?

– Да не то чтобы… Слов никаких таких не говорил. Надел просто на палец, – пожала плечами Маша.

Девушки налегли на десерт.

– Рассказывай. Что за сказочный принц? Где можно в наше время бедной девушке с принцем познакомиться? – тормошила Машу подружка, допивая кофе.

– Ты не поверишь – в метро! – усмехнулась Машенька, восстанавливая съеденный блеск на губах. – До сих пор не могу понять, как он туда попал. Может, заблудился?

– А я думала, что сейчас приличные девушки в пробках знакомятся.

– Короче, слушай.