Текст книги "Симфония по творениям преподобного Ефрема Сирина"

Если тело немотствует, немотствует с ним вместе и душа, а также и болезнует она, если тело в болезни; и хотя в отдельности от тела и сама по себе душа здорова, однако же принимает участие во всем, что касается тела. Она подобна младенцу в матернем чреве, который, имея в себе жизнь, не имеет слова и разума.

А если душа, находясь в теле, пока оно в младенческом состоянии, не может познавать ни себя самой, ни сопряженного с ней тела, то не делается ли немощной по разлучении с телом, когда ни вне себя, ни в себе самой не имеет чувственных органов, которыми бы могла пользоваться как орудиями? Не посредством ли только чувств сопряженного с душой тела проявляет она себя и делается видимой?

Ни в чем не имеет недостатка эта благословенная обитель, эта страна вполне по всему совершенная; не может ли войти в нее душа одна, не имея ни чувств, ни разумения? Конечно, войдет в день Воскресения, когда тело восприимет все свои чувства совершенными.

Когда Творческая рука образовала плоть и назначила ее песнословить Творца своего, тогда безмолвная цевница сия не издала ни одного звука, пока Творец не вдунул напоследок в тело души, которая возбудила в нем песнь. Тогда уже и струны стали звучащими, и сама душа приобрела в них слово мудрости.

Когда Господь довершил создание Адама, тогда взял его и поселил в раю. Ни душа без тела, ни тело без души не могли войти туда, но чистые и совершенные вошли вместе в эту совершенную обитель. Вместе и вышли из нее, сделавшись нечистыми. А это показывает, что вместе войдут и в день Воскресения.

Адам был беспечным стражем рая, потому что хитрый тать вошел туда расхитить его, и без внимания оставил плоды, к которым поспешил бы всякий другой; похитил же самого обитателя сада. Господь наш пришел взыскать Адама, и исшел, и обрел его в шеоле, извел оттуда и ввел в рай– в те вожделенные обители при райской ограде, где обитают души праведников и святых, ожидая там возлюбленных тел своих, чтобы когда отверзутся двери сада, и тела и души воскликнули; «Осанна! Благословен Изведший одного Адама и снова Вводящий со многими!» (3)

* * *

И небо, и землю обновит Бог при нашем воскресении, и тварь освободит и возвеселит вместе с нами. Земля, матерь наша, потерпела поругание, подверглась проклятию за грешников; но за праведников Благой благословит нашу питательницу, вместе с чадами ее обновит и ее.

Лукавый растворил чашу свою и яд свой показывает всякому, всем скрытно расстилает сети свои, расставляет тенета свои, везде растит плевелы, чтобы подавить благочестивых. Но Благой в прекрасном раю услаждает для них горечь, украшает их светлыми венцами и за то, что понесли крест свой, возносит их в Эдем.

Если хочешь войти к древу жизни, оно ветви свои, как ступени, преклоняет к стопам твоим, призывает тебя на лоно свое, чтобы воссел ты на ложе ветвей его, готовых преклонить перед тобой хребет свой, объять и тесно сжать в обилии цветов и упокоить, как младенца на материнском лоне.

Кто видел трапезу на ветвях сего древа? Целые ряды плодов всякого рода под руками вкушающего; по порядку, один за другим, сами приближаются к нему; плоды насыщают и утоляют его жажду, роса служит ему омовением, листы – чистым платом. Не истощается сокровищница у богатого всем Господа.

Среди самого чистого воздуха стоят там твердо укоренившиеся

деревья; внизу покрыты они цветами, вверху полны плодов; от зрелых плодов тучнеет их вершина, а нижние ветви все в цветах. Кто когда слышал или видел, чтобы носилось над головою облако, подобное куще, в которой свод из плодов, а под ногами цветной стелется ковер?

Едва оставляют тебя волны одного потока отрад, манит уже к себе другой. Все исполнено там радости. Здесь вкушаешь плод, а там освежаешься питием; здесь омываешься чистой росой, а там умащаешься благовонной влагой; здесь обоняешь благоухание, а там слышишь услаждающую песнь. Благословен Возвеселивший Адама!

Попеременно веют там приятные ветры, спеша услужить, подобно Марфе и Марии. Не прекращается вечеря и никогда не бывает без званых. Утомившаяся Марфа дерзнула некогда возроптать на Того, Кто призывал ее в рай, где служащие при вечери не знают утомления.

Туда и сюда носятся перед праведниками ветры в раю: один навевает им пищу, другой изливает питие; дыхание одного есть тук, а веяние другого – благоухающая масть. Кто видел такие ветры, которые бы дыханием своим то насыщали, как яствами, то служили питием, то орошали прохладой, то умащали?

Духовно питают там ветры живущих духовно, не утомляет тамошняя вечеря, рука не утруждается, нет дела зубам, не обременяется чрево. Кто наслаждался когда такой неутомительной трапезой, насыщался без пищи, наливался без пития, веянием одного ветра утолял жажду, а веянием другого насыщался?

Смотри, как ощутительно изображается это в растениях. Ветер вскармливает пшеницу и другие колосья, питая их своим дыханием и утучняя их своей силой; не тем ли паче ветры благословения могут воспитывать разумные и духовные насаждения рая? Для духовных существ и пища духовна.

Умные ветры питают там разумных. Дыхание их утучняет тебя, веяние их услаждает тебя. Один умащает тебя, другой навевает тебе отраду. Кто испытывал когда такое удовольствие: вкушать без рук, пить без уст так, чтобы одно приятное дыхание ветра было для него и пищей, и питием?

Смотри, и доныне еще бывает сие на этой терния порождающей земле; доныне на этой проклятию отданной ниве ветром в недрах колоса воспитывается пшеница по всевышней воле Всемогущего. Дыхание ветра как бы матерними сосцами питает ее, представляя тем образ, как питаются духовные. Если пшеницу – эту пищу плоти, большую часть которой извергает из себя плоть, воспитывает воздух, утучняют ветры, то чистые ветры из эдемской сокровищницы могут ли вредить существам духовным? Тонкие соки составляют питание существ духовных.

И огонь научит тебя, что все питается воздухом. Можно ли представить какое-либо место, где не было бы воздуха? Его дуновение угашает огонь, его дыхание поддерживает пламень. Кто видел мать, которая все и всем питала бы? Все зависит от воздуха, а он зависит только от Того Единого, Чьей силой питается все.

Да посрамятся халдеи, которые так много думали о небесных светилах, утверждая, что они питают все и всем. И звезды, и семена, и солнце, и пресмыкающихся, и людей питает воздух; его дыханием, как сказал я, питается и огонь, по природе сродный светилам.

Душа без воздуха воспаряет горе, но она сама служит опорой телу: на ней покоится плоть наша, она уготовляет нам хлеб, она делает плодоносной ниву нашу. Таков и благословенный воздух: он услаждает, насыщает, утоляет жажду существ духовных, в нем они воспаряют, им омываются, он для них – море наслаждений.

Райское благоухание насыщает без хлеба; дыхание жизни служит питием, чувства утопают там в волнах наслаждений, какие изливают на всех и во всех возможных видах. Никто не чувствует обременения в этом сонме радостей, и все непрестанно без пресыщения упиваются ими, изумляясь перед величием Божиим.

Ныне алчут и насыщаются плоти, а там вместо плотей ощущают голод души, и душа вкушает сродную ей пищу. Паче всякой снеди душа услаждается Тем, Кто питает все, насыщается Его лепотами, перед Его сокровищами изумляется.

Тела, заключающие в себе кровь и влагу, достигают там чистоты, одинаковой с самой душой. Крыла души, здесь обремененной, там делаются гораздо чище, уподобляясь тому, что в ней всего выше, – уму. Сам ум, который мятется здесь в своих движениях, там безмятежен, подобно Божию величию.

Душа достоинством своим выше тела, а ее превышает в достоинстве дух, но выше духа – сокровенное Божество. Но при конце плоть облечется в лепоту души, душа – в лепоту духа, и дух уподобится Божию величию.

Там плоти возвышаются до степени душ, душа возносится на степень духа, а дух, со страхом и любовью устремляясь, восходит до высоты Божия величия. Не заносится он слишком высоко и не останавливается долго на одном, и замедление его разумно, и парение его спасительно. Если алчешь пищи, то посрамляет тебя Моисей, который, не запасаясь пищей, восшел на вершину горы, и там без пищи крепок был телом, терпя жажду, делался еще прекраснее. Кто видел человека, который бы, не вкушая пищи, питался зрением – и цвел красотой, упивался гласом – и укреплялся? Его утучняла слава, упивался он светлостью и лучезарностью.

Всякая наша пища – только гной, осадок ее для нас отвратителен, зловоние несносно, обременительность ее делает нас неповоротливыми, излишество причиняет нам вред. Если же и такая пища услаждает и утучняет, то сколь должна услаждаться душа потоками радостей, когда силы ее питаются сосцами премудрости!

Там на сонме созерцающих льются потоки утех от славы Отца через Его Единородного, – и все услаждаются на пажити созерцания. Кто видел, как алчущие насыщаются, утучняются и упиваются потоками славы, изливающимися от лепоты Того, Кто есть вечная лепота?

Он, Господь всяческих, есть и сокровищница всего. Каждому, по мере сил его, как бы в малое отверстие, показывает Он лепоту сокровенного существа Своего и сияние величия Своего. И сияние Его с любовью озаряет всякого: малого – слабым мерцанием, совершенного – лучами света; полную же славу Его созерцает только Рожденный Им. В какой мере очистил кто здесь око свое, в такой и там сможет созерцать славу Того, Кто превыше всего. В какой мере здесь кто-либо отверз слух свой, в такой и там приобщится Его премудрости. В какой мере здесь кто-либо уготовал недра свои, в такой там примет из сокровищ Его.

Господь дары Свои дает в меру, соразмеряя с силами приемлющего; дает Себя и видеть по мере сил нашего ока, и слышать по мере сил нашего слуха, и славословить по мере сил наших уст, дает Он и мудрость по мере сил нашего языка. Потоки благ изливаются от благодати Его; она ежечасно обновляется в яствах, благоухает в благовониях, обнаруживается в каждой силе, сияет в цветах.

Кто видел целые сонмы питающихся одной славой? Ризы их – свет, лица их – сияние: постоянно поглощают и источают они полноту благодати Божией. В устах у них – источник мудрости, в мыслях – мир, в ведении – истина, в исследованиях – страх, в славословии – любовь (3).

* * *

Какие уста изобразят рай? Какой язык опишет славу его? Какой ум составит в себе подобие лепоты его? Сокровенное лоно его недоступно созерцанию. Поэтому с удивлением буду взирать на одно видимое, на одно внешнее – и это покажет мне, сколь далек я от сокровенного.

Благорастворен воздух, окружающий рай извне; вблизи его каждый месяц благорастворен: пасмурный шеват там ясен, как ияр; холодный и бурный конун плодоносен там, как ав; зирон подобен нисану, палящий фомуз – росоносному тисри[56]56
  Шеват – февраль, ияр – май, конун – январь, ав – август, зирон – июнь, нисан – март, фамуз – июль, тисри – сентябрь.


[Закрыть].

И самые угрюмые месяцы цветут там роскошной приятностью, потому что приятен воздух в соседстве с Эдемом. Всякий месяц рассыпает цветы вокруг рая, чтобы во всякое время готов был венец из цветов, которым бы увенчать ему хотя стопы рая, если недостоин увенчать его главу.

Бурным месяцам с их ветрами нет доступа в рай, где господствуют мир и тишина. Если уже и в том воздухе, который окрест рая, побеждаются бури самых бурных месяцев, то могут ли они коснуться благословенного воздуха, который небесным своим дыханием делает людей бессмертными?

Неиссякаемый льется там поток произведений каждого месяца, и каждый из них приносит плоды свои вскоре за цветами. Кипят там усладительные источники вина, меда, млека и масла. Один конун (декабрь) производит стебель, а другой (январь) – колос, и шеват похищает его украшение, принося уже снопы.

На четыре порядка разделены там все месяцы. В третий месяц поспевают первенцы плодов, в шестой – плоды тучные, в девятый – плоды твердые, и, наконец, венцом лета бывают благоухающие злаки и плоды, услаждающие вкус.

С переменами луны изменяется цветение. В начале луны раскрываются недра ветвей, в полнолуние полнеют и расширяются во все стороны, с ущербом снова свертываются, а при конце опадают; при начале же новой луны дают новые отпрыски. Луна – ключ от их недр: и отверзает, и замыкает их.

В раю плоды и цветы особенным образом составляют особенные сокровища, еще более разнообразные взаимным их смешением. Пусть оба цветка близки друг к другу и каждый имеет свой цвет; если они соединены между собой, то дают новый цвет, а если плоды их соединены, то производят новую красоту, и листья у них получают уже новый вид.

Плодоносие райских деревьев подобно непрерывной цепи. Если собраны и опали первые плоды, появляются за ними вторые и третьи. Кто когда-либо видел, чтобы поздний плод держался как бы за пяту первых плодов, подобно тому младенцу, который держался за пяту старшего брата?

Плоды райские один за другим следуют и произрастают, подобно непрерывному рождению людей. Между людьми есть старцы, люди среднего возраста, юноши, младенцы, уже родившиеся, и младенцы, зачатые в утробе, которым должно еще родиться. Так плоды райские следуют один за другим и появляются подобно постоянному преемству человеческого рода.

Река человечества течет во всех возрастах: есть старцы, юноши, отроки, дети, младенцы, питающиеся материнским молоком и носимые в материнской утробе. Так родятся и плоды: есть первенцы, есть и последние, – повсюду волны плодов и обилие цветов.

Блажен грешник, который обретает помилование в нашей стране и удостаивается быть принятым в окрестности рая, чтобы, по благодати, пастись ему хотя вне рая (3).

* * *

Райский воздух есть источник наслаждения, им упитывался Адам в своей юности, веяние его новосозданному Адаму служило как бы материнскими сосцами; он был юн, прекрасен и весел. Но как скоро пренебрег заповедь, сделался печальным, и старым, и немощным, понес на себе старость, как трудное бремя.

В благословенной стране блаженства нет ни вредоносного холода, ни палящего зноя. Там пристань радостей, там собрание всяких утех, там обитель света и веселья, там раздаются повсюду звуки гуслей и цевниц, слышны всей Церковью воспеваемые осанна и аллилуиа.

Вместо ограды окрест рая – всеобвеселяющий покой, вместо стен и преградия – всеумиротворяющий мир. Херувим, стерегущий рай, приветлив к блаженным, обитающим там, и грозен для отверженных, которые вне его. Что слышишь о чистом и святом рае, все то чисто и духовно.

Кто слушает описание рая, тот не может судить о нем, потому что описание это не подлежит суду. По наименованиям рая можно подумать, что он земный, по силе же своей он духовен и чист. И у духов имена одинаковы, но святой отличается от нечистого. Кто говорит, тот кроме имен, взятых с предметов видимых, ничем иным не может перед слушающими изобразить невидимого.

Если бы Сам Творец Эдемского сада не облек величия его именами, заимствованными от нашей страны, то как изобразили бы его наши уподобления? Если человек останавливается на одних именах, которые Божие величие употребило для изображения Эдема, то самими именованиями, которые употреблены для нас, стесняет он достоинство Эдема и унижает Благость, Которая высоту Свою преклонила к нашему младенчеству, а поскольку человеческая природа далека от разумения Эдема, облекла его в образы, чтобы возвести к первообразу.

Ум твой не должен смущаться этими именованиями. Рай облечен именами, сродными тебе не потому, что он имеет нужду в образах, от тебя занятых, но потому, что природа твоя весьма немощна и мала перед его величием, хотя красоты его умаляются, когда очерчиваются слабыми, тебе сродными, образами.

Потому что слабые глаза не в силах видеть лучи небесных красок его, Бог облек деревья его именами наших деревьев, смоковницы его нарек именем наших смоковниц, листья его изображены подобными листьям, какие видим у нас, чтобы все это сделать удободоступным разумению облеченных плотью.

Цветы этой страны гораздо многочисленнее и блистательнее звезд, усматриваемых на видимом небе; благодатное благоухание, веющее из рая, как врач, утоляет часть болезней на проклятой земле и целебной силой врачует ту болезнь, которая принесена на землю змием.

Веянием, исходящим из благословенной части рая, услаждается горечь нашей страны, изглаживается проклятие нашей земли. Эдемом еще дышит наш изнемогший мир, заматеревший в болезнях; им проповедуется, что нашей мертвенности послано врачевание жизни.

Когда собраны были блаженные апостолы, произошло там сильное колебание, и веяние рая, носившееся в тех обителях его, изливало благоухания свои. Оно помазало проповедников, которые должны были научить и привести званых на райскую вечерю, и радуется о приходящих на нее, потому что любит людей (3).

* * *

Рай открывался разбойником, а не кем-либо их праведников. Рай, закрытый праведным Адамом, после того как он стал преступником, открыт был преступником, который победил. Так как иудеи избрали разбойника и отринули Христа, то Бог избрал разбойника и отринул их (4).

Раскаяние

Слышали вы, думаю, что уготованы нам геенна, и огонь неугасимый, и скрежет зубов, и тьма кромешная, а также червь, пламенеющая огнем и стремительно текущая перед лицом Судии страшная река, какой угрожает нам Человеколюбец, если не сохраним заповедей Божиих, если наперед не зальем пламени слезами, если не угасим геенны покаянием, если не умертвим червя целомудрием, если не умолим непогрешительного Судию, пока мы в этой еще жизни, если не предупредим тамошнего Судию исповеданием в настоящем мире, если не покажем такого раскаяния, которое одно может умилостивить Судию (2).

Рассуждение

Если видишь торгующего чем-нибудь, скажи про себя: «Этот человек, вожделевая временного, столько терпит, чтобы собрать скоропреходящие блага. Ужели же ты, душа моя, вознерадишь о непреходящем?» Если видишь спорящих между собой, скажи про себя: «Эти люди столько прилагают старания и спорят между собой о том, что нимало не полезно. Ужели же ты, душа моя, должна будучи тьму талантов, не припадешь как следует к Богу, чтобы прощен был тебе долг?» Если видишь строящих дом из глины, то скажи про себя: «Эти люди, строя дом из глины, употребляют свое старание совершить дело. Ужели же ты, душа моя, пренебрежешь вечными обителями?» Но чтобы, говоря о том и о другом порознь, не продлить слова, скажу: что ни увидим в жизни, мирские помыслы и житейские рассуждения заменим духовными и при содействующей нам благодати непременно получим пользу (1).

Рачительность

Лучше быть рачительно пасомым, нежели пасти нерачительно. Лучше учиться рачительно, нежели учить и делать как не должно (1).

* * *

Без гнилости не разводится червь и не истребляется без тщательного присмотра. Без нерадения не зарождается небрежность, и не искореняется она без рачительности. Но бойся Господа и обретешь благодать (1).

Решимость

Вот что бывает с приступающим к Богу: сперва искушение, потом скорби, затем труд, уныние, нагота, страсти, теснота, уничижение. Ибо в сем обнаруживается терпение и искусство верных. Во всем этом побеждает тот, кто всем сердцем предает себя управлению Божию и пребывает в воле Божией. Бог требует от нас только совершенной решимости, а Сам подает нам силы и дарует победу (1).

Родители

Избери себе страх Божий – начало всякой премудрости; почитай родителей своих, потому что молитва их охраняет тебя (2).

* * *

Порочный сын будет злословить родителя своего, и слушающие его осудят его (1).

Ропот

Ропотник[57]57
  Ропотник (ц, – сл.) – тот, кто ропщет заочно на кого-либо.


[Закрыть], когда дают ему приказание, противоречит, к делу негоден; в таком человеке нет даже и доброго расположения, потому что он ленив, а лень неразлучна с ропотом. Поэтому всякий ленивый впадет в беды, – говорит Священное Писание (Притч. 17, 16). Ленивый, как сказано, посланный в путь, говорит: «лев на улице! посреди площади убьют меня!» (Притч. 22,13). У ропотника всегда готов предлог. Если приказано ему заняться делом, он ропщет, а вскоре развращает и других. «И это зачем, – говорит он, – и другое для чего? И пользы нет в этом деле». Если послан в путь, представляет, что большой будет вред от путешествия. Если будят его на псалмопение, – раздражается. Если будят на бдение, – отговаривается болезнью желудка и головы. Если делаешь ему увещание, отвечает: «Себя учи, а в рассуждении меня, как Богу угодно». Если учишь его чему, говорит: «Хорошо бы и тебе так знать, как я это знаю». Он никогда не будет делать дело один, если не привлечет в то же дело и другого. Всякое дело ропотника не стоит одобрения, и негодно, и чуждо всякой добродетели. Ропотник рад покою, а беспокойство ему не нравится. Ропотник любит трапезовать и гнушается постом. Ропотник ленив; он умеет наушничать, знает, как сплести речь; он изворотлив и многоизобретателен, и никто не превзойдет его в многословии; он всегда клевещет одному на другого. Ропотник в делах благотворительных угрюм, к приему странников неспособен, в любви лицемерен, в ненависти стоек. Поэтому, братия, не будем роптать на приказы, какие дают нам, не будем делать возражений или выставлять свои права, как более знающие (1).