Книга: Кысь - Татьяна Толстая

(А уж если делаешь игры, тем более неважно, насколько далеко закатываются глаза от толстовской душноты про царя и безграмотных холопов и насколько часто думаешь "в конце концов, ты-то кто такая". Такая, какая есть -- в отличие от той фальши, которую принято считать "уютной" у нас, в игровой индустрии. Актуальная литература про уютные игры (не только книга про еду (на самом деле, про репрезентацию цветных меньшинств, веганство, репрезентацию цветных меньшинств, гендерную социализацию, ну и ещё немножечко про еду), а и вся Вашкевич в целом) сходится на том, что "уютная" (cozy) игра вообще-то обладает очень чёткими и конкретными характеристиками -- округлые формы в визуале, пастельные цвета, обильно награждающий геймплей, успокаивающая атмосфера. А я, может быть, хочу различать уют и психлечебницу! А я хочу уют с мутантами, поросшими гребешками! И я считаю, для уюта достаточно, только если из округлого у вас одни черепа да мужские ягодицы (и то между ними хвост).)

(Серьёзно, это катастрофа, люди неспособны переварить ничего дальше контента в духе мема про кошку в Альпах.)

Главы, называющиеся буквами глаголицы. Изначально, когда я увидела, что главы книги подписаны буквами старославянского алфавита, я ожидала нечто более глубокое. Казалось, каждая буква должна была носить скрытый смысл или символизировать определенную идею, как это часто бывает в произведениях, где используются древние алфавиты или языки. Однако, в конечном итоге, оказалось, что это всего лишь стилизация. И хотя глаголица имеет свою культурную и историческую значимость, в контексте книги она не раскрывает какого-то особого смысла, что стало для меня разочарованием. Это выглядело скорее как игра со словами, чем как глубоко продуманная структура.

Подражание стилю Радищева. Еще один момент, который мне не совсем пришелся по душе, — это стиль, напоминающий произведения Радищева. Конечно, Толстая явно подражает его манере, используя упрощенную народность, но вместо того, чтобы создать какой-то оригинальный и мощный посыл, это ощущается как некое повторение, как попытка привлечь внимание к «народной теме» без должной глубины. Тут как будто не хватает той самой искренности, которая была характерна для Радищева. В его работах народная речь звучала органично, а здесь она скорее выглядит как стилизованный фрагмент, что, в свою очередь, лишает текст живости.

Сарказм как выражение ненависти к русскому народу?. Нельзя не заметить, что в произведении присутствует явный сарказм, который часто воспринимается как критика или даже презрение к русскому обществу и культуре. Это вызывает некоторое недоумение: кажется, что Толстая использует сарказм как инструмент не столько для ироничного осмысления действительности, сколько для выражения глубокой неприязни. Вопрос о том, насколько это осмысленная и конструктивная критика, а не просто выплеск эмоций, остается открытым. Вместо того чтобы быть тонким размышлением о социальной действительности, такой подход может показаться читателю не только резким, но и не очень объективным.

Аллюзии и «плевки» в СССР. Особенно заметны аллюзии . Это вполне узнаваемо, особенно если учитывать тот период, когда книга была написана. Критика советского режима и различные социальные параллели с теми временами кажутся актуальными, но именно в контексте того, что книга писалась 14 лет. В момент выхода книги такие темы стали очень популярными, и критиковать СССР в это время было, по сути, мейнстримом. И вот тут возникает раздражение: книга была опасной в момент начала написания, когда было сложно поднимать такие темы. Однако в момент выхода, когда советская власть уже тронулась, это стало почти модным трендом. И как бы Толстая не пыталась углубиться в эту тему, вся критика воспринимается уже не так остро.

Финал и персонаж Бенедикта. Когда мы приходим к финалу, ощущение, что книга приводит нас к состоянию «приспособленчества» Бенедикта, кажется неизбежным. Этот персонаж, на мой взгляд, является своего рода отражением самого Толстого как автора. Не удивительно ли, что она выбрала именно такого героя, который, несмотря на свои идеалы и внутреннюю борьбу, в конечном итоге принимает все как есть? Возможно, это написано как автобиографический штрих, возможно, это попытка выразить собственное разочарование в невозможности «поменять» мир и систему. В любом случае, ощущение приспособленчества финала оставляет некоторое неприятное послевкусие.

Кысь и ее роль в книге. Теперь давай поговорим о Кыси — сущности, которая оказывается в центре многих событий, но, по сути, остается довольно неясной. Для чего она здесь? Зачем она нужна для понимания общей концепции книги? Казалось бы, Кысь должна быть воплощением внутренних страхов, страха перед «животным» началом в человеке, а может быть, даже некой метафорой для глубинных человеческих инстинктов. Но она как-то не вяжется с людьми, и весь ее образ остается отстраненным, что заставляет задуматься: а живет ли она вообще среди людей, или все её приключения — это только ее одиночные странствия по лесам, отвлеченные от реальности? Это создаёт ощущение, что связь с внешним миром, с человеческим обществом, у Кыси слабая, а её место в повествовании непонятно.

Что такое Кысь?

Буквально — зверь, мутант

Кысь — это опасное и неизвестное существо, которое будто бы появляется в лесах, на окраинах разрушенного мира. О ней ходят слухи, она вселяет страх, но никто точно не знает, существует ли она на самом деле. Говорят, она когтистая, может наброситься — как будто «внутренний страх» сам оживает.

Метафора деградации

Кысь — это и символ одичания, животного состояния людей после катастрофы. Люди забыли науку, культуру, историю, даже слово «ядерный» заменили на «ядрёный». Кысь живёт не в лесу — она живёт в них.

Олицетворение страха перед знанием

В этом мире люди боятся книг. Главный герой, Бенедикт, в конце встречается с настоящим знанием — и это пугает не меньше, чем Кысь. Она — страх перед истиной.

Символ утраты смысла

Как и весь язык в романе, само слово «Кысь» звучит бессмысленно и странно. Это как если бы человечество выговорило последнее слово — и оно было бессмысленным.

Интересный момент:

Главный герой никогда не сталкивается с Кысью напрямую. Она — тень, слух, тревожный шёпот. Это делает её ещё более мифологической и универсальной.

Книга Татьяны Толстой оставляет весьма неоднозначное впечатление. Она полна сарказма, критики и глубоких размышлений о советском прошлом и настоящем, но при этом всё это часто воспринимается как нечто поверхностное и без особого оригинального посыла. Публикации в период, когда критика СССР была на пике популярности, лишают произведение той самой опасности, которая могла бы быть у него в момент написания. Многое в книге остаётся нераскрытым, особенно в вопросах о Кыси и финале, что делает её непростой для восприятия, но тем не менее, она всё равно оставляет ощущение чего-то важного, хоть и незавершенного.

Много лет назад, уже и не вспомню сколько, «Кысь» была у меня в виде распечатки и тогда она произвела на меня какое-то невероятное впечатление, потому что до неё ничего подобного я не читала. Москва после какой-то глобальной катастрофы именуемой взрывом. Осталось ли что-то где-то, кроме Москвы, — вроде нет, но при этом изредка приходят чеченцы, обмен совершить, на людей посмотреть, себя показать, историями поделиться. Слова все какие-то замудрённые произносят, сказки рассказывают, но им верят, потому как и в Фёдор-Кузьмичске дела творятся нарочно не придумаешь.

Перерожденцы на четырёх конечностях телеги тянут, на руках валенки, сами косматые, гогочут. Но этих утихомирить можно тычком по рёбрам, наподдать так, что понесут, как миленькие. То ли дело санитары, от этих не спрятаться, не скрыться. В красных балахонах, с крюками в руках и никогда не узнать заранее, кого следующим на лечении утянут, кто вопреки указам книги старые, печатные, у себя прячет? А от книг этих все болезни и приключаются, начитаются — зараза и распространится. Но страшнее всего Она.

… качается на ветках, — вверх-вниз, — незримая кысь: перебирает лапами, вытягивает шею, прижимает невидимые уши к плоской невидимой голове, и плачет, голодная, и тянется, вся тянется к жилью, к теплой крови, постукивающей в человечьей шее: кы-ысь! кы-ысь!

Бенедикт с виду без последствий: руки две, ноги две, уши-глаза на месте, жабры отсутствуют, гребешков куриных не наблюдается нигде, живёт в старой избе, на работу ходит регулярно, на девок заглядывается, особливо на Оленьку, — вот бы смелости набраться да предложить ей руку, сердце и ещё чего-нибудь, чем Кысь не шутит? А Оленька возьми да согласись. На этом и кончилась для Бенедикта спокойная да размеренная жизнь, хвостом и тем не повиляешь.

Это она там, на ветвях, в северных лесах, в непролазной чащобе, — плачет, поворачивается, принюхивается, перебирает лапами, прижимает уши, выбирает... выбрала!..

История циклична, видимо даже после взрыва, поэтому они переписывают те же книги, что и до, правда уже под другим авторством, рисуют картины, придумывают праздники, Международный женский день, например, високосный год наступает согласно указам, колесо изобретают, коромысло, всё, что угодно, лишь бы книг старых не прятали, иначе встречи с санитарами не избежать, а жить ещё несколько сот лет, потому как умирают теперь не часто.

Вот так начитаешься и грустно становится: вдруг и правда никого ничего уже не спасёт, даже взрыв?

- Язык книги, конечно, песня, только ради него стоило читать. Давно я так не кайфовала. Старые, местечковые слова + придуманные стилизованные под устаревшие. Новый фольклор нового мира после взрыва

- Антиутопия, идущая по сценарию "как же так, ты должен был бороться со злом, а не примкуть к нему"

- Не каждой книге удаётся рассмешить своего читателя, здесь же мы как кони ржали всем чатиком

- С осторожностью тем, кого триггерит мысль о разрыве между народом и интеллигенцией с оглядкой на Запад

- А ещё это о том, как можно читать. Много читать. Очень много читать. Но не понимать ничего из прочитанного. Книги, как страсть, которая никак не помогает гг справиться со своим невежеством

- Особая любовь Кысь. Которая совсем не то, чем кажется в начале

"В тех лесах, старые люди сказывают, живет кысь. Сидит она на темных ветвях и кричит так дико и жалобно: «Кы-ысь! Кы-ысь!» — а видеть ее никто не может. Пойдет человек так вот в лес, а она ему на шею-то сзади: хоп! и хребтину зубами: хрусь! — а когтем главную-то жилочку нащупает и перервет, и весь разум из человека и выйдет. Вернется такой назад, а он уж не тот, и глаза не те, и идет не разбирая дороги, <... >.
Вот чего кысь-то делает"

Правда живёт она, кысь эта, не в лесу, а в головах у людей

- Это сатира и чем дальше в книгу, тем злее она становится. Думаю, точно понравится тем, кому нравится Гоголь с его "Мёртвыми душами". И по русскому колориту, и по языку, и по юмору

Нет, вы только представьте себе. Ядерный постапокалипсис, случившийся после того, как "люди играли и доигрались с АРУЖЫЕМ". Русская деревня. На печи закипают щи из мышей, за окном заяц пролетает, где-то в доме припрятана старопечатная книга, зараженная радиацией. Правда, хранить её строго запрещено, иначе приедут санитары в красных санях и непременно станут вас "лечить".

Действие происходит в Фёдор-Кузьмичске, ранее звался он Иван-Порфирьичск, до того - Сергей-Сергеичск, а еще прежде - Москва. Часть людей, выживших после ядерного взрыва, так называемые "прежние", перестала стареть. Такое у них "последствие". Их, правда, мало. Другая часть стала "перерожденцами", этих держат за вроде скота. Они тоже жили до взрыва, много чего помнят, да толку от этого. А новые люди — "голубчики" — чаще всего рождаются с мутациями, которые они называют «последствия». И вот они-то как раз и отвечают в этом мире за норму.

Если условно поделить книгу на 2 части. До брака и после, то первая мне однозначно понравилась гораздо больше. Она забавная, как и сам главный герой Бенедикт, этакий увалень с претензией. И ты, читатель, позволяешь ему таким быть, он тебе таким даже нравится. Но потом случается женитьба и все идёт куда-то совершено не туда, читателя отворачивает от героя, да и от всех остальных персонажей тоже, если честно, уровень сатиры начинает зашкаливать, а сам ты читаешь уже лишь бы дочитать. Количество закладок и пометок говорит само за себя, одна на другой в первой половине книги и практически полное их отсутствие на последних 100 стр. Лично я списываю это на то, что книга писалась 14 лет, долго и мучительно как будто, вот и вышло все из-под контроля в конце концов.

У книги есть аудиоверсия. Даже две. Я начинала озвучку Дубровского. Аудиоспектакль с сокращениями и аудиоэффектами. Многие в чатике приколюхи начитки не оценили, громко, отвлекает, мол, но мне эта лубочность показалась прикольной и вполне в духе книги, хотя надо признать воспринимать действительно тяжеловато. Информация скорее к сведению, нежели горячая рекомендация

Итак, случилась ядерная катастрофа и выжившие “голубчики” основательно оторвались от цивилизации. Их лидер— Федор Кузьмич, слава ему! — затырил библиотечку и выдает все мировые шедевры за собственные сочинения. Книгопечатания нет, главный герой Бенедикт переписывает романы вручную и восхищается талантом автора. Толстая переделала все: из куриных яиц у нее делают квас, мышей едят, на перерожденцах ездят. Большая часть населения мутанты, но это стало нормой, поэтому никто не обращает внимания на странности анатомии или физиологии. Страшно, но описано очень задорно, оптимистично, с фертибоберами и мордовасиями. Бенедикт больше всего он боится санитаров, и как назло его невеста оленька оказывается дочкой главного. Бенедикт женится на Оленьке и ее когтеносные родители умело его дрессируют, давая читать книги. В конце концов Бенедикт тоже становится санитаром, больше того — самим Кысем, потому что крюк-то у него. Санитары старательно выискивают любое отклонение от шаблонов и искореняют, а потом совершают государственный переворот, свергнув глупого Федора Кузьмича. Все эти леденящие душу события читатель видит глазами Бенедикта, поэтому ему совсем не отвратительно, наоборот, любопытно. В общем, на каждой странице — сюрприз: то новорожденные дети прыгают под лежанку и скатываются в погреб, то хвостик отрастает. Все это сильно напоминает гоголевские “Вечера на хуторе”, и возвращаться тоже хочется не раз

Забвение прошлого рождает страх перед будущим. Невежество рождает страх перед инаковостью. Непонимание рождает ненависть и неприятие. И как вера без дел мертва, так и чтение книг без осмысления и "переложения" этих смыслов на собственную жизнь - пустая трата времени. Никакая внешняя активность не заполнит внутренней пустоты и нищеты духовной. Любое зло и беззаконие можно оправдать идеологически подкрепленным стремлением к благой цели, причем так убедительно, что начнешь верить сам. Можно сколь угодно долго искать внешние причины и источники страхов, зла, бед применительно к собственной жизни, но изначальный корень их - в тебе самом. Ты - и есть Кысь, которая предвечно крадётся за тобой, шаг за шагом, твоей собственной тенью, "дышит" в затылок стуком крови у тебя в висках... И главное: пока ты пуст духовно, ты не "воспаришь", а уж если смог, то никакая мышиная возня и козни недоброжелателей тебя не коснутся, ибо ты выше, недосягаем и полон света истины.