Книга: Кысь - Татьяна Толстая

Во время чтения меня преследовала мысль, что это синтез: «Любовь и голуби», «Смех и горе, у Бела моря», на фоне Кеши, из «Возвращение блудного попугая», который поет песню: «Русское поле».

Странное дело, с одной стороны тут много вычурного, выкрученного на максимум, что хотя и свойственно жанру антиутопии, но в данном конкретном случае, и в отношении конкретного читателя – меня, это не заиграло, а стало приторным нагромождением, сродни «Гора фрэглов», с ее сахарными перекрытиями.

С другой стороны, читая этот сюр, я отчетливо понимал, что в книге нет вымысла, все это есть в реальности и гораздо ближе, чем кажется, в том числе и люди, выживающие вопреки, а не благодаря, что как-то усыпило мой интерес к прочтению.

У книги много наград, а вокруг нее не угасают дебаты и поиски смыслов. Неоднозначная история, как говорится – на любителя, в том числе и по причине длительного воплощения.

Случился некий "Взрыв", и теперь, спустя несколько столетий, на месте Москвы находится Фёдоро-Кузьмичск. Этот "взрыв" (очевидно, ядерный) сильно изменил условия жизни: мало чего можно найти пригодного для употребления в пищу, многие виды животных вымерли, оставшиеся - включая человека - мутировали. И, ясное дело (благо что про постапокалипсис человечество фантазировало достаточно), ещё одно существенное изменение - утерянная культура. Правда, остались люди, пережившие взрыв: их т.н. "последствие" - возможность жить почти бесконечно (если не отравиться и если другие "голубчики" не помогут); но вот только они живут особняком, их все чураются и воспринимают как полусумасшедших стариков, которые уже порядком надоели своими выдуманными рассказами о "прежнем". Следы о "прежнем" остались, а считать их некому; и по руинам древнего города бродят люди, которым неизвестна и совершенно безразлична история своих недавних предков.

В этом картонном карикатурном мире будущего многое перекликается с эпохой Ивана Грозного: гос.устройство, стилизованный/искажëнный язык, социальные взаимоотношения. И причина этой реплики может быть в одно и то же время в том, что технически сложно представить какое-то принципиально новое устройство жизни людей, так и в том, что возможно люди и не способны жить по-другому, и всё, что случалось в истории, случалось в соответствии с определённой логикой или природой. Дивный новый мир находится в каком-то непонятном измерении: он и не создаëт впечатление убедительного, реально существующего, но при этом воздействие от погружения в это мутантное пространство-время вполне существенное.

Первое, что задевает особенно сильно, - видеть разрушение всего, что важно нам сегодня: исчезли все те блага и достижения культуры и цивилизации, которые воспринимаются сейчас как норма, данность, что никуда не денется (да ничего почти и не стоит, потому что хоть и нажито непосильным трудом, но не нашим же личным); а если представить, что нас этого одномоментно лишили? Все привычные нам предметы, понятия и условия жизни, - всё либо утрачено насовсем, либо обесценено новым поколением. Высказывания "Здесь был Пушкин" и "Здесь был Вася" уравниваются, несут одинаковый смысл. Единственный способ передачи информации от поколения "до взрыва" поколениям "после" - сохранившиеся книги. Для большинства они - запретный реликт, радиоактивная окаменелость. Но для главного героя, Бенедикта, поиск "прежних" книг становится смыслом всей жизни. Хотя сначала ничего не предвещало беды.

И здесь появляется второй момент, находящий сильный отклик, - это то состояние, которое всë больше овладевает главным героем, выводит из уравновешенного режима выживания, приводит его в движение: это невообразимая тоска, невосполнимая жажда обрести смысл своего существования, опустошающая звенящая ясность внутри и головокружительный простор, который жизненно необходимо заполнить. Ясно, что таких слов и понятий у Бенедикта нет (по крайней мере сначала), и для того, чтобы хоть как-то обозначить, именовать, присвоить это состояние, он берёт ходящее в народе поверье про Кысь.

Кысь - чудное существо, что живёт в лесу и протяжно воет "кыыыысь!.. кыыыысь!", - может запросто убить человека, подрезав в нëм жилу, на которой всë держалось, благодаря которой он спокойно функционировал. Но встретил Кысь, не уберëгся, испытал первобытный ужас, надломился изнутри, - и больше в обществе ты жить не можешь, как раньше жить уже невмоготу. Ушла опора, ушëл смысл, - надо искать их заново. Вот Бенедикт и начинает наощупь, почти вслепую блуждать в поисках "той самой" книги, книги, в которой сказано, как жить. И даже из этого выдуманного пространства не может не задеть мольба Бенедикта, нашего одинокого заброшенного потомка, к Пушкину: "Ты - наше всë, а мы - твоë, и других нетути! Нетути других-то! Так помогай!"

Что такое Кысь? Это и жирный вброс в революцию 17-го года, и тоталитарный Оруэлл, и начитанный герой Хаксли, и Шариков из Булгакова, и ещё тысячи тысяч плагиатов, для которых я не так начитан, как Толстая. Из оригинального здесь решительно ни-че-го, нового слова в жанр автор не превносит и своим выпендрёжным, вычурным языком из штанов выпрыгивает, пытаясь продемонстрировать интеллект. Но на деле это графомания и любовь к устаревшим словам.

Итак, по сюжету. Главный герой жил в грязище, дерьмище, мучениях, но был вполне доволен жизнью. Потом как взял, да как образовался, да как получил высокую должность и женился на первой бабе в своём Урюпинске. Но чот от жизни больше не прёт. Хочется, как раньше, сожрать жареную мышь, запить мочой из сортира и пойти стругать по дереву.

НиЧеГо Не НаПоМиНаЕт?

Закроем глаза на "Большие надежды" и "Пигмалион". Тут у нас попытка быть суровым писателем, в то же время являясь графоманом.

Мир, в котором живёт ГГ (даже не ГГ, а УГ). Произошёл некий взрыв. Отчего, почему и зачем — неизвестно. Жри. У нас тут мир очень продуман, до каждой мелочи. Люди мутируют со страшной силой, что твоя шестилапая собака после прогулки в Чернобыле, кругом ядерная зима, мрак, пепел, тлен. При этом всё воспринимается, как детская сказка, населённая душными колхозниками. Но наш главный герой – ни такой как фсе. Он образовался, посвящает себя искусству, рвёт за него седалище и ради книжек идёт крушить черепа. Он, как бы, хочет, чтоб другие тоже образовывались, но в итоге не способен делиться искусством с согражданами. А что это значит? А значит, что перед нами пустоголовый фанатик, живущий в своём выдуманном мирке.

Никакими ужасами тут не просто не пахнет, но даже не веет. Ну шарахнуло по людям взрывом (по Москве, обстановка в других странах милосердно умалчивается (есть подозрение, что в голове автора существует только Москва)), ну жрут мышей, ну и что? Никакого голода, никакой проституции, никакой связи с миром прошлого, кроме клятых книжек. Вот никто не додумался жить в старом самолёте/автобусе, никто не находит старую технику и здания, никто не поклоняется компам. И, конечно же, в мире с ограниченными ресурсами, когда превыше всего люди с техническим и медицинским образованием, все вокруг деграднут и будут нуждаться в искусстве. НИКОМУ ЖЕ, БЛИН, НЕ НАДО ВЫЖИВАТЬ!

Рассказал бы я госпоже авторине про бункеры, про бомбоубежища, про способы защиты от радиации и лучевые болезни, но кто я такой и кто такая Толстая? Зачем изучать матчасть, когда можно почитать других авторов и возомнить себя экспертом и в обустройстве общества, и в мутациях. Кстати, мутации и деградация от них, видимо, навеяны "Машиной времени" Уэллса.

Ну и, конечно же, роман настолько беззубый, что автор предлагает читателю самому выбрать концовку. "Слышь ты, мне писать надоело, реши там для себя, чего хошь, лады?".

146 сверхпустот Эридана из 10. Рекомендую тем, кто хочет отрастить себе лишнюю жопу.

2. завсегда говорят, что книжицы - пища духовная. Зачитаешься - вроде и в животе меньше урчит.

3. на поминки позовут - развлечение. наешься - напьешься, к полке подойдешь, книжицы рассматриваешь.

да мало ли!..

Только печатных книг не трожь. От них болезнь случается, это опосля Взрыва все. От таких книжец лечение нужно. А по лечению главный то кто? Ведомо - Главный Санитар и есть. Который путь освещает лучами своими. Чтобы память была о славном прошлом! С надеждой на будущее!

А коли Генеральный Санитар на смену ФедорКузьмичу придет, Слава ему!, то ему надобен Зам-по-обороне и морским делам. Только Зам тот больше по книжкам, и не хочет сжигать Главного Истопника. А Федор Кузьмич то!?! Он же и коромысло изобрел и колесо, и лучину, стихи пишет и шопенгауэра, а его вон. Подумать только.