Текст книги "Моя дорогая"

Ограбить банк? Нет, нет, рисковать тоже не хочется. Половину лета они с Филиппом составляли план возможного обогащения. Варианты перебрали всевозможные – от приобретения лотерейных билетов до поиска кладов. Или лучше затеять невиданно выгодный бизнес-проект?

А потом, случайно, Лора оказалась в доме мачехи Филиппа. Увидела обстановку – мебель из красного дерева, камин, облицованный темным мрамором; заметила перстни на руках Марины Яковлевны. Один – огромный красный бриллиант. Как артериальная кровь… Лора любила все красное, яркое.

– Это рубин? – спросила бесхитростно Лора, глядя на перстень.

– Нет, деточка, – холодно и брезгливо ответила Марина Яковлевна. – Это бриллиант. Очень редкий.

– Какой красивый!..

– Гм… Филипп, ты же знаешь, без предупреждения гостей звать нельзя. Идите во двор, там играйте. Качели и все такое…

Мачеха считала их детьми. Или насмешничала столь изощренно?..

Лора была потрясена перстнем. Они с Филиппом летали на качелях вдвоем: вперед, ух! – и назад… Филипп рассказал Лоре, что у мачехи много драгоценностей. Она богатая женщина. Но несчастная. Пьет – вон, ты видела, везде бутылки из-под коньяка, очень дорогого причем. Пьет, но тихо так, ведет себя прилично, не буянит, глупостей не говорит. Тихий алкоголизм, от которого никому никакого вреда.

– А почему она пьет?

– Да кто ж знает? Это болезнь!

С крыльца спустился отец, увидел Лору.

– Это твоя подруга, Филипп? Что же ты меня не познакомил с этой очаровательной девушкой? Идемте в дом, сейчас обед как раз.

И началось самое горькое для Филиппа время. Когда Лора стала отдаляться от него. Если первую половину лета они с Филиппом были неразлучны, то вторую – он буквально бегал по дачному поселку в поисках своей возлюбленной. Пока не увидел сам ночью свидание отца и Лоры в саду. Вот с кем эта девушка стала пропадать.

Впрочем, к концу лета уже весь поселок знал о романе Петра Васильевича и Лоры. Марина Яковлевна тоже об этом узнала. И стала еще больше пить.

Потом… Однажды Лора попросила Филиппа принести ей кольцо – то самое, с красным бриллиантом. Просто посмотреть, просто сфотографироваться с ним, просто примерить. Обычно мачеха хранила кольцо в сейфе, но как-то раз Филипп увидел его в ванной. Он принес кольцо Лоре. С уговором – полюбоваться им и отдать в этот же вечер. Филипп был готов на все, лишь бы Лора вновь проявила к нему благосклонность.

Лора кольцо так и не вернула. Она исчезла из дачного поселка в тот же вечер. Говорят, продолжала встречаться с отцом, но уже где-то в другом месте.

Мачеха искала кольцо и не могла найти… Приходил водопроводчик, вскрыл все трубы, разворотил всю ванную комнату… На Филиппа Марина Яковлевна не подумала, решила, что спьяну уронила кольцо в слив. Но, вопреки логике, она стала пить еще больше. В доме появились какие-то странные люди, будто бы друзья Петра Васильевича. Мачеха с ними тоже сблизилась почему-то, они стали и ее друзьями.

Филипп к тому времени уже жил в городе, в семье Катрины. Ближе к зиме узнал: мачеха переписала все свое имущество на Петра Васильевича, оформив на него генеральную доверенность, хотя до того постоянно угрожала, что мужу ничего не достанется, если он не станет ей подчиняться. А Петр Васильевич, воспользовавшись доверенностью, быстренько все распродал. Но как-то так получилось, что полученные деньги (от продажи недвижимости, антиквариата, драгоценностей) уплыли и от него, оказались в руках «друзей», а попросту – обыкновенных мошенников, один из которых, по слухам, являлся самым настоящим гипнотизером, кажется, из Румынии.

Отец остался без денег, нищим, Лора, говорят, то уходила от отца, то вновь возвращалась, но ненадолго… Филипп хотел найти девушку – не получилось. Лора его избегала.

Вскоре стало не до Лоры, поскольку мачеха оказалась буквально на улице – ни крыши над головой, ни денег. Больная, спившаяся женщина. Надо было позаботиться о ней. Филиппа мучила совесть: он же, по сути, украл у нее кольцо, он являлся центром той черной воронки, в которую засосало его мачеху. Филипп был вынужден пойти работать. Снял квартиру на окраине и там поселился вместе с мачехой. Не в квартиру же родни мачеху селить, не к сестре Катрине, там он сам на птичьих правах жил… Следующие два года Филипп являлся сиделкой мачехи. Все свободное время. Марина Яковлевна умерла на его руках.

Правда, к тому времени появился друг мачехи, адвокат Габричевский. Он ездил по всему миру, вернулся в Россию ненадолго и узнал об ужасающем положении своей старой знакомой, дочери покойного друга. Габричевский, пользуясь связями, попытался отвоевать у мошенников имущество Марины Яковлевны, но не смог – генеральная доверенность же!.. Впрочем, кое-что ему все-таки удалось вернуть – ту самую простенькую и дешевую квартиру, в этом вопросе Габричевский нашел лазейку. Квартира вновь стала собственностью Марины Яковлевны, именно там она и умерла – у Филиппа на руках. Квартиру женщина завещала Филиппу, а перед тем, уже безнадежно больная, развелась с Петром Васильевичем. Мачеха понимала, что скоро ее не станет, и очень не хотела, чтобы даже последние крохи ее прежнего богатства достались предавшему ее мужу.

Петр Васильевич, связавшись с мошенниками, рассчитывал, что вот-вот получит все имущество своей строптивой, недоброй, нелюбимой женушки, еще при ее жизни. В каком-то смысле он готовил ей месть – за долгие годы своих унижений. Наверное, мечтал, что получит деньги, заживет счастливо с юной Лорой… А вышло, что перестарался. Не связывался бы с мошенниками, не предпринимал бы лишних действий, не гулял бы откровенно с юной любовницей при жене – само бы все в руки приплыло, пусть бы еще пару лет пришлось ему подождать.

Нетерпение сгубило отца.

Впрочем, во всем случившемся Петр Васильевич немедленно обвинил сына. Это он, Филипп, подослал к нему аферистку Лору, которая затуманила ему мозги, заставила пуститься во все тяжкие…

Филипп и сам чувствовал себя виноватым, в первую очередь перед мачехой. Он рассказал Марине Яковлевне про кольцо, признался в том, что виноват в его пропаже, – правда, несколько позже, когда уже жил с умирающей мачехой на съемной квартире. Это было самое напряженное, нелегкое время, еще до приезда Габричевского.

Удивительно, но Марина Яковлевна никак не отреагировала на это сообщение. Только рукой махнула: «А, ерунда, мой мальчик!» Тут вся жизнь рухнула, всего лишилась, так что есть ли смысл убиваться из-за какого-то там кольца?..

Потом, уже перед самой смертью, за несколько часов, вдруг сама вспомнила о кольце, обо всех своих прочих потерях и сказала, что, видно, это плата. Плата за то, чтобы получить сына. И не жалко потерянного. Любимый и любящий сын стоит того.

Она умерла счастливой.

Сделала подарок Филиппу, оставила ему квартиру, что оказалось очень кстати, поскольку своего жилья у него не имелось. Да, формально он был еще прописан в квартире Петра Васильевича, родительской квартире, так сказать, но отец не горел желанием делить это жилище еще с кем-то, пусть и своим родным сыном.

Филипп поступил в медицинский. Его всегда привлекала именно эта область знаний. Он ничего не боялся, не испытывал отвращения к телесным тайнам; вид крови и страданий не смущал его, не приводил в трепет. Опыт выхаживания мачехи, пусть и закончившийся ее смертью, явился тому подтверждением.

Вот так Филипп стал настоящим врачом – бесстрастным и бесстрашным. Машиной, механизмом. Инструментом. Лекарством. Чем-то типа дефибриллятора – электрического прибора для восстановления сердечного ритма, или вроде скальпеля, зажима, обезболивающего раствора в ампуле.

И только Надя сумела разгадать Филиппа, увидела его душу. Распознала, разглядела настоящего Филиппа.

На самом деле он всех хотел спасти.

И у него было сердце, оно находилось в груди, оно напомнило о себе, когда он влюбился в эту чудесную девушку с веснушками на носу.

Наверное, пришло время спасать самого себя.

Дефибриллятор! Разряд!..

* * *

Этот мир вокруг – изменился, стал другим. Вроде бы те же люди вокруг, то же солнце над головой, и город – все тот же, да и она сама, Надя, – все та же, прежняя… А нет.

Все то, да не то. Вокруг сплошное электричество, оно будоражит, бьет мелкими разрядами, не дает ни спать нормально, ни работать, ни есть-пить.

А как сладко пахнут липы, какими яркими кажутся первые розы на городских клумбах!.. Воздух, свет – все новое, незнакомое. Рассвет, закат – какое чудо!

Надя ходила и улыбалась блаженно, а ей улыбались в ответ окружающие. Надю любили люди, ее любило солнце, ее обнимал ветер, потому что она сама – влюбилась.

– Оля, я сошла с ума! Ты не представляешь, что со мной творится! – как-то, выйдя утром на кухню, заявила Надя – с ужасом и одновременно с восторгом.

– Да уж вижу, – снисходительно произнесла Ольга.

– Я сейчас проснулась и вот что подумала первым делом: он такой хороший, такой необыкновенный!..

– Твой Филипп – самый обычный мужик.

– Оля!

– Это пройдет. Вот кофе, йогурт – хочешь? Я бутерброды еще сделала… Присаживайся.

– Спасибо, – Надя села напротив Ольги, отпила кофе, откусила кусочек от бутерброда, опять задумалась, погрузившись в себя, в свои чувства.

– Надя. На-дя!

– А? – спохватилась она.

– Ты ведь не думаешь, что всю жизнь будешь вот так биться в страстях, просыпаться с мыслями только о нем, о своем любимом? – с насмешливой улыбкой спросила Ольга.

– А что? – рассеянно спросила Надя, опять принимаясь за завтрак. «Кажется, Оля в очередной раз намерена поговорить о личном. Не надо давать ей повода, нужно поскорее замять эту тему… Ах да, я сама виновата, делюсь с ней своими чувствами…»

– Эйфория скоро пройдет. Наступят будни.

– Меня это не пугает. И… тебе не кажется, что ты начала разговор о личном? – не выдержала и осторожно напомнила Надя.

– Нет, нет, я не о Филиппе, я теоретизирую. Я вообще рассуждаю, понимаешь?..

– Понимаю. Да, я согласна, эйфорию сменяют будни. Ко всему привыкаешь.

– Мне кажется, ты в таком состоянии способна наломать дров, – серьезным тоном произнесла Ольга.

– Например?

– Влюбишься, выйдешь замуж, родишь детей, застрянешь в быту, пеленках… Нет, это прекрасно, я сама мечтаю о детях, но меня вот что смущает. Мне кажется, брак как явление давно устарел. Это раньше он был нужен, когда люди пытались выжить в тяжелых условиях, тогда все большими семьями жили, несколько поколений вместе под одной крышей… И все работали, и у каждого – свои обязанности. Но сейчас-то это зачем? Женщина вполне может прожить одна, сама.

– С мужем-то легче! И приятнее… – засмеялась Надя.

– Так вот, это только кажется, что легче! Посмотри на тех, кто уже давно в браке: они же на стену лезут друг от друга. Ругаются, спорят… Иногда дерутся, иногда у супругов холодная война… Другого, чужого, человека долго выдержать невозможно, если каждый день с ним.

– А, я тебя поняла, – кивнула Надя. – Идеальный вариант – когда любящие вместе не живут, а лишь встречаются, время от времени.

– Именно.

– Да-да. Я в курсе. Гостевой брак – вот оно, спасение! – с иронией произнесла Надя.

– Вот возьмем нас с тобой. Мы уже столько лет вместе, бок о бок, вроде нормальные женщины, нескандальные обе – и то столкновения неизбежны. А ведь нам нечего делить, мы на равных, мы партнеры, у нас договор. А как в браке? Там все время что-то делить, кому-то брать на себя ответственность, обязанности… Свихнуться можно!

– И что ты предлагаешь? – Надя залпом допила кофе.

– Встречайся со своим Филиппом, влюбляйся, купайся в эйфории, но помни: однажды карета превратится в тыкву. И очередное прекрасное летнее утро будет омрачено руганью с мужем на тему, кому надо выносить помойное ведро.

– Ну и поругаемся, – пожала плечами Надя. – А потом опять помиримся…

– Надя, а ты свой характер учитываешь? Ты ведь не любишь сложностей. Ты живешь по принципу – чтобы все было легко и быстро. А жить в браке с мужчиной – это нагрузить себя ворохом проблем. Обязанностей. Мы вот сейчас кофе выпили и разбежались, а в браке муж от тебя потребует полноценного завтрака. И помытой посуды.

– Не потребует. У нас равноправие.

– Надя, ну что за наивность, что за инфантилизм! – схватилась за голову Ольга. – Ты уже один раз сбежала от мужа, тебе стало тяжело терпеть мозговыносительство Никиты!

– Оля, мы с Филиппом еще даже не целовались, а ты про брак…

– Я не собираюсь лезть в ваши отношения, я не интересуюсь твоей интимной жизнью – что да как у вас там. Мне это совершенно неинтересно, просто не забывай включать разум!

– Ладно, давай по существу, – с азартом произнесла Надя. – Почему ты считаешь, что мне не стоит терять голову из-за Филиппа, именно из-за Филиппа?

– Потому что он небогат. Он обычный врач на «Скорой». А это значит, удобной и приятной семейной жизни у тебя точно не будет. Сплошной экономкласс. А ведь ты, пока еще молода и без детей, можешь вы-би-рать! Нашла бы себе побогаче… Это ведь разумно – с твоим вечным желанием все облегчить и упростить… С деньгами легче и проще решать проблемы.

Надя задумалась. С одной стороны, Ольга была права, с другой – какой смысл все сводить к деньгам?

– Ты знаешь, да, я не люблю ничего усложнять, – кивнула Надя. – Но мне и надо мало. Хватит и экономкласса, так большинство людей живут. Зато любовь – бесценна. Это так приятно – чувствовать себя влюбленной! Ни за какие деньги не купишь…

– Надя, влюбленность пройдет, останется быт и все эти скучные серые будни…

– Он ведь щедрый. Дело-то не в том, сколько имеет, а сколько готов отдать. Филипп готов отдать мне все, я чувствую.

– Чувствуешь ты! Всего неделю знакомы, а ты уже чувствуешь!

– То-то ты тогда от цветов шарахнулась… Помнишь, я прибегаю, говорю тебе: «Оля, поставь в вазу, мне некогда», – а ты прямо шарахнулась от букета. Потому что Георгий тебе цветов не дарит.

– Ты считаешь, я тебе завидую? – Ольга сузила глаза.

– Нет, я считаю, что тебе больно наблюдать за всеми этими ухаживаниями, – спокойно ответила Надя. – Мой букет напомнил тебе о том, что Георгий лишен возможности делать тебе подарки.

– Ты так подумала? – глаза Ольги превратились совсем уж в две щелочки. – Ты – думаешь за меня? Ты лезешь мне в голову – что там да как?

– А чем ты сейчас занимаешься тогда?!

– Надя, я тебе не завидую, меня просто взбесила твоя бесцеремонность тогда! Возьми, поставь, подай, принеси… Я тебе не служанка!

– Не кричи!

– Сама не кричи!

Снизу застучали по батарее.

– О нет!.. – заметалась по кухне Ольга. – Что мы с тобой творим? Зачем затеяли этот дурацкий разговор?

– Ты же начала… Или я? Ладно, все, все, все – не будем. Успокойся, – шепотом, примирительно произнесла Надя.

Она встала из-за стола, вымыла свою чашку, поставила ее на полку. Потом сказала:

– Оля, прости.

– И ты меня прости, – сдержанно произнесла подруга. Улыбнулась одними уголками губ.

– Я в ванную, тебе она пока не нужна?

– Конечно, пожалуйста. Ты куда-то уходишь?

– Да, – коротко ответила Надя.

Ольга не стала спрашивать, куда она уходит, с кем. Заметила лишь:

– Ты осторожней. Уже второе сообщение за сегодня на телефон пришло, что в городе ожидается гроза и сильный ветер вдобавок.

– Да, спасибо, я в курсе, – горячо произнесла Надя.

«В который раз мы сцепились из-за какой-то ерунды! – с сожалением подумала она, встав в ванной под теплый душ. – Вот не надо было мне сообщать Оле, насколько сильно я влюблена…» Но уже через пару минут настроение Нади улучшилось, вода словно смыла с нее огорчение. Она вновь была весела, и мысли о сегодняшнем свидании с Филиппом опять будоражили ее.

– В лу-унном сия-анье снег серебри-ится… – полушепотом запела она, подставляя голову струям воды. Чуть-чуть шампуня на волосы – своего любимого, с которым не расставалась вот уже несколько лет.

А вот на полке у Ольги, отдельной, стояла целая шеренга разнообразных бутылочек, баночек, скляночек, принадлежащих к люксовому сегменту. Она утверждала, что косметические средства надо обязательно менять, иначе кожа (или волосы) привыкают к ним. Да и дешевыми средствами подруга-соседка не пользовалась.

Надя же считала, что в основе любого шампуня всегда один стандартный набор химических компонентов, разнятся лишь добавки, поэтому зачем их менять? И переплачивать к тому же? Крепкий, проверенный временем масс-маркет – наше все! Передачи по телевизору и статьи в интернете Надя сознательно игнорировала: ну мало ли что они там рекомендуют, ясно же – одна реклама, основанная на исследованиях «британских ученых».

Если недорогой крем или шампунь подходил ей, не вызывал неприятных ощущений, аллергии, Надя, особо не задумываясь, пользовалась им сколь возможно долго, пока выпускающая фирма поддерживала качество своего товара.

Кондиционерами для волос Надя вовсе не пользовалась, считала, что это лишнее. Ольгу же это шокировало: как можно?! Вымыть волосы и не нанести кондиционер?! «А вот так», – беззаботно пожимала плечами Надя. Тем более что по результату волосы у нее были гуще и длиннее, чем у Ольги. С прическами Надя тоже особо не заморачивалась, в парикмахерской лишь ровняла кончики волос. Укладка? Зачем? Волосы вьющиеся и сами ложатся волнами. Краска? Совсем лишнее, ведь седых волос еще нет.

У Ольги на другой отдельной полочке стояли духи. Разные. Под настроение, под сезон, под конкретное мероприятие, под погоду… В отличие от Нади, у которой один пузырек парфюма на все случаи жизни. Быстро использовала – купила новый. Зато выбирать интересно и приятно! Новый аромат сразу же становился любимым, никакого иного не надо. Потом Надя выбрасывала пустой флакон, и старый запах становился ей неинтересен. Так было проще и интереснее жить.

И это касалось всего – каждой стороны жизни. Надя максимально ее упрощала, избавлялась от лишнего: предметов быта, косметики, парфюмерии, одежды, обуви, сложных в приготовлении кулинарных блюд… Ей было физически трудно тащить на себе груз множества вещей, тяжело совершать лишние манипуляции и ритуалы, тем более если без них можно обойтись. Она не красила ногти на руках и ногах – это так хлопотно: слезет один лак – наносить другой. Возиться со специальными покрытиями? Это значит записываться в салон, выходить из дома, искать хорошего мастера, терять хорошего мастера, попадать к никчемному, вновь искать, выкраивать удобное время, тратить деньги… Да ну! Достаточно хорошего маникюра и педикюра, сделанного самой дома, в удобное время. И работа позволяет: от портнихи клиенты не ждут роскошеств нейл-дизайна.

Ольгу же простота подруги в первое время, когда они только поселились вместе с Надей, просто ужасала. Иногда и самой Наде становилось неловко. Наблюдая со стороны, сколько времени, сил и финансов Ольга вкладывает в уход за собой, она задумывалась: может, последовать примеру подруги? Но зачем, если ее, Надины, кожа, ногти и волосы пока выглядят вполне ухоженными и без специальных затрат, и даже в какие-то моменты лучше Ольгиных? Зачем брить ноги, если волосы на них не растут и по гладкости они сравнимы с младенческими?

Потом когда-нибудь, если потребуется, – да, вероятно, придется, например, закрашивать седину и еще что-нибудь такое придумывать… Но сейчас – зачем двадцать видов кремов для разных частей тела? Нет, конечно, и веки, и пятки мазать одним средством – совсем не дело, до абсурда тоже не следует упрощать процесс обязательного ухода за собой. Но держать вместительный ящик с баночками и тюбиками кремов, суспензий, гелей, сывороток и прочего (даже не двадцать, а штук тридцать, а то и больше – столько этого добра имелось у Оли) Надя не желала.

Она вышла из ванной и достаточно быстро, за полчаса, собралась. Волосы до конца не досушила. А зачем? Лето же. Основательным макияжем тоже пренебрегла – смысл использовать в летний день (именно день, не вечер) тональник и пудру? Это даже неприлично – краситься в жаркую погоду так, словно идешь на премьеру в театр. Защитный крем от солнца, помада натурального оттенка, тушь на ресницы – и хватит. Вместо румян – собственные веснушки.

Донеслась трель мобильного.

– Алло?

– Мой компас земной, Надежда!.. Я не могу подъехать: здесь, оказывается, всю улицу перекопали. Стою возле продуктового, в переулке.

– А, поняла. Минут через пять буду.

– Жду, – страстно отчеканил Филипп.

Он время от времени немного дурачился, и это Наде нравилось. Общаясь с Филиппом, она всегда чувствовала улыбку на своих губах. Ольга же эту особенность Филиппа, судя по всему, считала огромным недостатком. Настоящий мужчина, по ее мнению, обязан вести себя серьезно и основательно. Никаких шуточек, ничего легковесного – ни в манерах, ни в словах. Мужчина должен быть мужчиной, а не паясничающим петрушкой.

Надя вышла из подъезда и сразу же оказалась в облаке пыли: неподалеку со скрежетом и свистом рабочие пилили плитку. Спасаясь от этого облака, Надя побежала вдоль дома, свернула в проулок – один из маршрутов к месту встречи. И тут же поняла, что попала в ловушку: вдоль всего пути тянулась длинная лужа, оставшаяся после ночного ливня. К другому «берегу» узким мостиком, возвышаясь над черной гладью, тянулся каменный бордюр. Слишком ненадежная переправа, да еще прямо посредине воды. По-хорошему Наде следовало возвратиться, опять пройти мимо своего многоподъездного дома, обойти рабочих с их плитами и пилами, свернуть за угол и добраться до места встречи другим путем – по оживленной улице.

Надя замерла в задумчивости перед лужей.

Филипп сказал, что подъехать невозможно. Получается, ремонт идет на той самой оживленной улице. Да, машине там не подъехать, но в тех местах, скорее всего, проложены какие-то маршруты для пешеходов, иначе же нельзя. Деревянные мостки, огороженные проходы… Значит, вернуться? Ах, нет, тогда все-таки придется сунуться с еще влажными волосами в облако пыли! Не самый подходящий расклад для романтического свидания.

«А, была не была…» – Надя прыгнула с камня на камень, затем – на выступавший из лужи бордюр. Поначалу двигаться было легко, она, балансируя, семенила ногами, словно циркачка на канате.

Потом, добравшись до середины растянувшейся в длину лужи, Надя поняла, что не так все просто: бордюр в одном месте прерывался где-то сантиметров на пятьдесят, и необходимо было прыгнуть или широко шагнуть, чтобы преодолеть этот разрыв.

Надя решила возвратиться. Повернулась – и чуть не потеряла равновесие. Засмеялась испуганно, с удивлением.

– Я здесь! – впереди, где располагался другой конец лужи, появился Филипп. Вероятно, он заметил Надю и вышел из машины ей навстречу. В своем всегдашнем прикиде – джинсы, белая майка, с вьющимися волосами, выбивающимися из-под кепи на шею (в этот раз на его голове красовалось кепи из джинсы, натянутое козырьком назад), Филипп напоминал итальянца.

– Ай!.. – Надя в очередной раз взмахнула руками, удерживая равновесие. Ступить ногами в воду она не боялась. Какая там глубина? Наверное, по щиколотку будет, судя по всему. Подумаешь, оказалась в луже… Но все же, окунуться в холодную, грязную воду – не большое удовольствие. «Это все лень моя и пофигизм! Неохота было возвращаться… А сейчас я так неромантично бухнусь в лужу перед мужчиной, в которого влюблена. Влюблена, правда ли? – Надя вгляделась в даль, туда, где стоял Филипп, и словно прислушалась к себе. – Влюблена, да».

И тут случилось то, чего Надя совсем не ожидала. Филипп решительно ступил на бордюр и уверенно зашагал ей навстречу. Да еще запел, раскинув руки, негромко, но так звонко, четко, тенором:

– «О, Венеция, сказочный город! Ты для радости в мире живешь!..»

Надя вдруг узнала мелодию и слова: это была песня из старого отечественного фильма про Труффальдино из Бергамо. Надя обожала мюзиклы и тут, оказывается, они с Филиппом совпадали?..

– «…Всех одаришь любовью, кто молод, всем влюбленным ты счастье даешь!..» – Потом пропел, стоя уже напротив и глядя Наде в глаза: – «Я тебя нашел…»

Она запела в ответ:

– «…Я нашла тебя. День такой пришел…»

Брови у Филиппа чуть приподнялсь. Вероятно, он не ожидал, что Надя так легко включится в эту игру.

– «…Не было светлее дня…» – Филипп сделал паузу и в коротком поклоне перед разрывом бордюра, наклонившись далеко вперед, театрально протянул Наде руку: – «Дайте руку, синьора Клариче!..»

– «Я навек вам ее отдаю!» – не задумываясь, решительно пропела в ответ Надя. И протянула ему руку. Впрочем, тут же отдернула назад. Краем сознания она понимала, что их музыкальный диалог звучит несколько преждевременно, но ничего с собой поделать не могла. Играть так играть! Правда, дальше должно было прозвучать совсем уж невообразимое. Филипп, по сценарию, обязан был пропеть: «Я люблю вас, моя Беатриче!», а Надя – ответить ему следующими словами: «Я люблю вас, Флориндо, люблю!»

Но это уже было выше ее сил, и Надя быстро сменила тему:

– А ты уверен, что мы отсюда выплывем?

– У меня есть надежда, – ответил тот. Потом повторил, улыбаясь, уже с другим выражением: – У меня есть Надежда, знаешь?

– «Карпатия» за нами не приплывет, – сказала Надя, имея в виду судно, которое первым отозвалось на призыв тонущего «Титаника».

– Надя, ты мне ставишь слишком высокую планку! – с укоризной произнес Филипп. – Голосом Селин Дион я не умею петь. Да и слов не знаю, если честно.

Он говорил об известном саундтреке к фильму «Титаник».

– Ну вот, теперь мы оба окажемся в луже, – сказала Надя.

– Дай руку и прыгай сюда.

– Нет.

– Дай руку.

– Я упаду! – с ужасом произнесла она, но руку все-таки протянула.

– Давай!

– А-а-а!.. – Надя прыгнула, а Филипп ловко отступил назад, давая ей место на узком камне.

– Давай-давай… – Он пятился спиной, не выпуская Надиной руки, и лишь временами оглядывался назад. Его ловкость поражала. Надя шла за ним и улыбалась ошеломленно. Несколько секунд – и вот они уже миновали водное препятствие. Филипп прыгнул на сухой асфальт, Надя – за ним.

Откуда-то издалека, из какого-то автомобиля, донеслась мелодия знакомой, популярной нынче песни – ее крутили по всем музыкальным каналам. Филипп, недолго думая (а Надина ладонь все еще лежала в его руке), притянул девушку к себе и закружил в медленном танце.

Мелодия приблизилась, затем вновь затихла, растворилась в воздухе. Автомобиль с музыкой уехал. Филипп замер, и Надя осторожно отстранилась.

– Идем?

– Едем, – кивнул он, буквально пожирая взглядом ее губы.

– А куда?

– Ну в прошлый раз ты показывала мне свой любимый парк, а теперь очередь за мной.

Он помог ей сесть в машину, захлопнул дверцу.

– Как твой бывший, не беспокоит?

– Нет. Наверное, ему надоело устраивать все эти спектакли!

– Хорошо, если так… Ты мне скажи, если что, я ему вправлю мозги на место.

– Это какая-то особая медицинская процедура? – хитро спросила Надя. – Вправление мозга?

Филипп засмеялся, не ответил и, как показалось Наде, все-таки хотел к ней потянуться (с поцелуем?), но, видимо, не решился.

Они оба сейчас ходили по какой-то тонкой грани, когда здесь – еще просто встречающаяся пара, а шаг вперед – и они уже влюбленные, они – вместе. И Наде было немного страшно, неловко, и, получается, Филиппу тоже.

Филипп тронул машину с места и осторожно повел ее вперед. Они медленно ехали по городу, а Надя смотрела в окно, чувствуя, как у нее сжимается сердце. Еще никогда она не чувствовала себя такой счастливой, потрясенной, словно прикоснулась к какому-то чуду.

Филипп ей нравился все сильнее и сильнее, он ничем пока не разочаровал ее, наоборот, притягивал к себе, как магнит, и чем ближе – тем невозможнее сопротивление.

Они подъехали к большому парку на окраине города. Филипп свернул к стоянке, остановил авто. Затем вышел, подал руку Наде. Он уже не дурачился – был спокоен и серьезен. И эти плавные перемены настроения тоже нравились Наде. Она подумала, что, наверное, было бы скучно, если бы Филипп придерживался все время одной тональности. Безудержные хохмачи, равно как и вечно серьезные люди, утомляют.

– Раньше, несколько лет назад, здесь было довольно уныло. А теперь вполне себе место для прогулок, – сказал Филипп. Они зашли в увитую диким виноградом калитку.

Людей в парке, на этой аллее, судя по всему не центральной, оказалось не так уж и много.

– Ты гулял здесь в детстве? – спросила Надя.

– Нет, я здесь не с рождения жил, лет с двадцати, что ли, или чуть раньше…

Надя вспомнила историю, рассказанную Катриной. В той истории, кажется, отец Филиппа повел себя не очень хорошо? Надя решила не углубляться в эту тему, просто кивнула.

– Здесь у меня квартира, которую мне мачеха завещала. А до того я жил в семье Катрины.

Надя все-таки не выдержала, спросила:

– Но Катрина же – твоя двоюродная сестра. А родительская квартира?

– Там сейчас отец живет. Мама, родная, давно умерла, ну да ты знаешь.

– А отец еще раз не женился?

– Нет. Он эстет и привереда, – со странным выражением произнес Филипп. – Ему нужна умница, красавица, да еще с деньгами желательно. Только вот очередь из невест никак не соберется…

– Ты говорил, что из-за мачехи не пьешь…

– Ну да. Она была не слишком счастлива в браке с моим отцом, пила. Но так… культурно, пусть и в одиночку. И тем хуже для нее. Печень начала потихоньку отказывать. Поначалу никаких симптомов, а потом… Я, ты знаешь, из-за своей профессии, много чего повидал. И меня вот это больше всего от алкоголя отвращает – когда потихоньку, исподволь начинают рушиться все системы в организме. К одной болячке привязывается другая – и пошло-поехало…

– А если пить, но понемногу? – с интересом спросила Надя.

– Которые понемногу – те зато делают это постоянно. Тож на тож. Редко какой человек может контролировать свою зависимость от алкоголя.

– А вот Черчилль? Он пил, курил и умер в весьма почтенном возрасте.

– Черчилля всегда в пример приводят, потому что больше некого вспомнить. С Черчиллем – там все сложно, ему говорят, какие-то подсадки делали…

– Подсадки?

– Ты помнишь «Собачье сердце» Булгакова? Вот был такой профессор Преображенский в жизни. Реальный ученый. Если не врут, в его клинике лечилось много известных долгожителей, из богатых конечно. Не знаю конкретно, что именно с ними делали, может быть, и не половые железы шимпанзе подсаживали, а что-то другое, какая-то иная процедура, секрет фирмы… Но что-то там делали, да. Поскольку клиника процветала и сейчас тоже работает – были бы денежки у желающих. Так что Черчилль не пример, совсем не пример…

Они шли рядышком и беседовали на неприятные, довольно страшные темы, но Наде не было страшно. Наоборот – интересно. Кажется, с Филиппом можно было поговорить о чем угодно, и он не уходил от некоторых тем, отвечал честно и прямо. И эта открытость подкупала Надю еще больше.

В центре парка, где большой фонтан, Филипп купил мороженого, и они с Надей сели в тени цветущих лип.