Текст книги "Та, кто приходит незваной"

В ответ Евгений снова поцеловал ее пальцы. И еще поцеловал. В помещении витал табачный дым, шумели зрители на матче, шумели люди в помещении.

Лиля допила свой коктейль, Евгений расплатился.

– Голова сейчас заболит, – пожаловалась она, стоя уже на улице, с непокрытой головой. Дождь продолжал моросить. – Ну и накурено там. Который час?

– Половина первого. Идем, я тебя буду лечить.

– Лечить? Добрый доктор Айболит… А нет, добрый доктор Ганнибал Лектер!

– Идем. Ничего не бойся.

– И ты мне вот так, напрямую, все это говоришь, ты меня буквально, не стесняясь, совращаешь, да?

– Да.

– Какая наглость, какая неслыханная наглость… – пропела Лиля. Пьяной она себя не чувствовала – так, немного шумело в голове.

Они вошли в ее номер. Евгений помог снять Лиле плащ, усадил, сам стащил с ее ног резиновые сапоги. И, сидя на корточках, подтянул вверх подол ее платья, обнажив колени.

Посмотрел на колени Лили, поцеловал их. Руками обхватил ее бедра, щекой лег на ее ноги.

Едва дыша, Лиля опустила руки, прикоснулась к его волосам, провела кончиками пальцев по мочке его уха. «Я хотела этого. Я очень хотела, чтобы это случилось. Я хотела прикасаться к нему, трогать его. Чтобы он был мой и только мой!»

– Все. Идем, больше не могу, – сквозь зубы произнес он.

– Опять ты мной командуешь…

– Выключить свет?

– Нет. То есть выключи, выключи! – испугалась она.

Евгений засмеялся, выключил свет. Стало темно, но не совсем – мимо окон плыла полная луна.

Евгений раздел Лилю, разделся сам.

Их первая близость оказалась незатейливой, без прикрас, довольно быстрой. Как его там? Ванильный секс. Но все ощущения – максимально остры, отчетливы, поскольку этой близости хотели они оба.

А то мгновение, которое писатели эротических романов обозначали «он вошел в нее», Лиля запомнила особенно четко. Секунду до того она еще была одним человеком, а позже – уже другим, превратившись в преступницу, развратницу, изменницу, негодяйку…

Но остановиться или остановить Евгения Лиля не могла. Это было не в ее силах.

Раскаленная магма билась внутри, рвалась наружу и вот – выплеснулась, затопила всю земную поверхность.

Стало легче, с одной стороны, с другой – все живое на поверхности было убито, уничтожено огненной лавой.

…Пауза, заполненная их затихающим дыханием.

– Я знаю, – вдруг сказала Лиля, садясь. – Я знаю, какой должна быть сцена знакомства Маши и Паши.

– Какой? – охрипшим голосом спросил Евгений. Закашлялся.

– Надо ввести еще одного персонажа. Маньяка.

– Кого? – Евгений опять закашлял, сел рядом с Лилей. – Зачем? У нас и без того переизбыток криминальных персонажей – чиновник-бандит, его киллер-подручный, который должен убить Машу…

– Вот именно. Мы описали не всех типичных отрицательных персонажей, которых можно встретить в большом городе, в Москве то есть. Картина получилась не полной. Нужен маньяк.

– Лилька! У нас музыкальная комедия! Мелодрама! А ты какие-то ужасы…

– А мы не будем описывать ужасы. Наш маньяк не успеет их натворить. Что-то такое, в духе Тарантино, когда зрителям не страшно, а, скорее, смешно.

– Про маньяка мы Чащину не говорили. Он сам нас убьет потом.

– Женька, я тебе точно говорю – по сюжету нам нужен маньяк, и прямо в сцене знакомства главных героев. Давай хотя бы попробуем написать – если что, потом выкинем, удалим эти сцены…

– Ладно, давай, – согласился Евгений. Он натянул трусы, Лиля торопливо накинула на себя ночную рубашку.

Включили свет, сели перед ноутбуком и принялись проговаривать вслух, обкатывать каждую фразу и потом записывать.

Как ни странно, но работа пошла, словно им двоим удалось-таки пробить эту невидимую стену, мешавшую двигаться дальше. Перебивая друг друга, торопясь, они придумывали новую сцену, потом перечитывали написанное – и сами дивились тому, что получилось.

Рассвет.

Совершенно без сил, со слипающимися глазами, Лиля и Евгений рухнули спать – тут же, в Лилином номере.

Вдвоем на узкой кровати было тесно, но только попервоначалу. Евгений прижался к Лиле, стиснул ее в своих объятиях, и… они уснули.

* * *

Она ему не нравилась. Даже больше того – она его раздражала. И вместе с тем – притягивала.

Все первые дни, что они провели в доме отдыха, сочиняя сценарий, показались Евгению сплошным мучением. Лиля все время находилась рядом.

Сидела рядом, прижавшись бедром к его бедру, невольно прикасалась локтем, ее ладони задевали его плечи, руки… Ее волосы щекотали его нос, его щеки. Ее лицо постоянно маячило перед Евгением, и он вынужден был рассматривать его. Вынужден наблюдать, как она морщит лоб, хмурит брови, говорит – и губы ее (пухлые, вульгарные, слишком чувственные) то смыкаются, то размыкаются…

Она вся, Лиля, являлась соблазном. Словно не человек, а ожившая кукла из секс-шопа. Пришла и соблазняет, соблазняет – потому что ее так запрограммировали…

Да, это неправильно, это грубо – сравнивать ее с куклой. Она ведь на самом деле умница и толковая девка. И она не виновата, что невольно давит на его, Евгения, основные инстинкты.

Но противиться желанию, которое вызывает каждое движение ее губ, каждое прикосновение ее ладоней, – невозможно.

Кстати, может, именно поэтому им так хорошо работалось – они раздражали друг друга? Ведь и Лиля выглядела взвинченной, ведь и она смотрела на Евгения как-то особенно?..

Потом, когда оба зашли в тупик, зависнув над одной из сцен будущего фильма, Евгений вдруг решил: а, плевать. Пусть все произойдет. Никто не узнает. И главное, ничего же не изменится после того! Ни он жену не бросит, ни Лиля – свою семью.

Это не любовь, это не измена, это просто… это просто физиология. Так надо, для пользы дела.

Решив так, он направился к Лиле. Но в номере ее не оказалось. Ушла, исчезла?

Он бросился ее искать, бегал по всему парку, по темным аллеям, уже почти отчаялся… В какое-то мгновение Жене вдруг показалось, что он больше не увидит ее никогда, что не сидеть им больше рядом, глаза в глаза. Ловя дыхание друг друга, чувствуя тепло, идущее друг от друга…

И вот тогда, именно тогда Евгений понял, что если найдет сейчас Лилю, то все будет. Случится то, что должно случиться. «Если в окопах от страха не умру, если мне снайпер не сделает дыру, если я сам не сдамся в плен, то будем вновь крутить любовь с тобой, Лили Марлен, с тобой, Лили Марлен…»

Лиля сидела на скамейке, в самом дальнем конце парка. Евгений ощутил самое настоящее счастье, когда нашел ее. Потом, чуть позже, когда они стояли под фонарем, о чем-то спорили, как всегда, он поцеловал ее в первый раз. Уже не мог сдерживаться.

Надо сказать, что на Лилю этот поцелуй произвел ошеломляющее впечатление, она буквально чуть не упала.

И в этом заключалась особая, жгучая прелесть происходящего – ведь Лиля реагировала именно так, как и представлял в своих эротических фантазиях Евгений.

Первая сцена их реального романа не претендовала на оригинальность. Напились в баре, потом отправились в номер, где и случилось их первое грехопадение. Как в миллионе, даже, наверное, уже миллиарде других случаев в истории человечества. Напились – переспали.

И само соитие не отличалось красотой и яркостью. Хотя, наверное, хороший оператор мог снять эту сцену с выгодных ракурсов: вот Лилин силуэт в потоке лунного света, льющегося из окна, вот перекрестье темных мужских рук на ее спине, вот камера надвигается, ближний план – два лица рядом, поцелуи с закрытыми глазами; вот камера уходит назад, и теперь на бело-голубом фоне простыни сплетаются два обнаженных тела…

Лиля ничем не напоминала Иру.

Черт, черт, нельзя сравнивать жену с любовницей, но как избежать сравнения… Ира – тонкая, хрупкая. Бестелесный ангел. Маленькая грудь, узкие бедра. Женщина-девочка. Женщина-подросток!

Евгений всегда гордился изяществом жены, ее подтянутостью. Он испытывал отвращение к женщинам-женщинам, у которых все формы зримы и полновесны и тем самым невольно выставлены на всеобщее обозрение. Самки. Да, кому-то они нравятся, но только не ему, Евгению. Слишком много молочной плоти, слишком трутся у них друг о друга внутренние поверхности бедер, переливаются при ходьбе ягодицы, и каждое движение вопиет: возьми меня! Убить бы их всех, чтобы не мешали. Не смущали. Не отвлекали от главного. Не портили жизнь.

Лиля была именно такой. Женщина-женщина. Белокурая невинная развратница из серии «дас ист фантастиш!». Бурная солдатская фантазия – Лили Марлен, смесь порока и наивности. Картинка из мужского журнала. «Рабочее» фото – для мальчика-подростка, удовлетворяющего себя тайком где-нибудь в ванной. Пошлость и стыд. И желание отмыться потом, забыть свой грех, жить жизнью честной и чистой…

Он избегал подобных женщин всю жизнь. Потому и выбрал себе в жены Иру, актрису-травести, почти бесплотную. Да, Ира не отличалась фригидностью, и тоже могла иногда «зажечь», но сам образ ее, внешний вид, по крайней мере, успокаивал и не бередил душу.

Лиля же – Лили Марлен. Лиля – сама Лилит. Приторный клубничный ликер.

В постели она не вытворяла причудливых акробатических трюков. Вся – воздушно-нежно-кремовая какая-то. С ней надо было осторожно и нежно. Никаких диких скачек – медленно, вдумчиво, закусив губу, пока сознание не взорвется огненно-розовым фейерверком…

И потом, лежа пылающей щекой на Лилиной груди, Евгений понял: он любит и одновременно ненавидит эту женщину. Нет, не в смысле «любит – жить без нее не может, обожает», нет… Это другая любовь, это и не любовь, а… Да нет в русском языке, оказывается, слова, обозначающего это чувство.

Потому что, едва только они отдышались, сразу заработало сознание, сразу захотелось работать. Словно соитие с древней Лилит открывало какие-то новые каналы в мозгу. Секс с Лили Марлен пробуждал энергию.

Да и сама Лиля тоже рвалась в бой. Вскочила с постели, увлекла за собой Евгения… Удивительно.

Словом, они вдвоем всю ночь просидели за ноутбуком, писали сценарий, их обоих, что называется грубым словом, «перло». Сюжет, было застывший, сдвинулся с мертвой точки, воображение заработало. Получилось.

…Евгений проснулся около двенадцати дня. В коридоре что-то грохотало, звучали женские голоса. А, это горничные, с уборкой номеров.

Быстро встал, прошлепал босиком к двери, вывесил снаружи табличку «Не беспокоить», снова нырнул под одеяло к Лиле.

И повторил свое вчерашнее выступление – на бис. Минут десять после того они с Лилей лежали, приходя в себя, потом он совершил еще одно выступление – правда, уже не такое яркое, немного смазанное, но зато невыразимо лиричное.

– Все, все. Уходи, я устала… Отстань! – оттолкнула его Лиля.

Евгений обиделся на нее, ушел в свой номер.

На завтрак они, конечно, опоздали.

Встретились через час, в столовой. Во время обеда.

За окнами опять лил дождь. И сумрачно как-то, темно снаружи, словно рассвет так и не наступил…

Сели в самом углу, подальше от других отдыхающих. К тому же фикус в кадке отгораживал этот столик от зала…

Лиля, не накрашенная, с растрепанными волосами, все равно выглядела как-то свежо и мило. Трогательно. Евгений не выдержал и сжал ее колено под столом.

– Перестань… – лягнулась она.

– Ты чего? Не в духе?

– Господи, что я наделала… – простонала она. – Это все из-за тебя.

– Один раз не считается.

– Не один, а три, – мстительно напомнила Лиля.

– Где потереть? Здесь? – Он опять схватился за ее колено.

– Как мне надоели твои глупые шутки! – отмахнулась она. Евгений поймал ее руку, принялся рассматривать внимательно – ее пальцы, запястье. Перевернул, провел своим пальцем по ее ладони, линиям на ней… Потом поднес ее ладонь к лицу, кончиком языка лизнул.

Он играл и в то же время делал все всерьез.

– Ты изменял своей жене? – вдруг спросила Лиля, пытливо глядя Евгению в глаза, явно наблюдая за всеми его реакциями.

Солгать? Сказать правду? Снова превратить все в шутку?

– Было дело, – усмехнулся он. – Один раз – через месяц после того, как мы с Ирой поженились. Случайно. Другой раз я пару месяцев встречался с одной девушкой. Когда Ира с сыном лежали в больнице.

– Ты негодяй.

– Я знаю. Сын очень болел.

– Это тебя не оправдывает! – возмутилась Лиля. – Ты был нужен жене, сыну, а ты… трус, предатель.

– Да, я знаю, – печально кивнул Женя. – Я очень переживал за сына. Я умирал буквально. И та девушка меня спасла.

– Эгоист. «Я умирал!» – передразнила Лиля. – А жена твоя не переживала, не умирала, что ли?

Евгений кивнул, отвернулся, уставившись на мокрую ель за окном. Он сам не понимал, зачем рассказал все это Лиле. Он сам себя не понимал. Себя, тогдашнего. В самом деле, зачем ему нужен был тот роман, когда сын находился на грани жизни и смерти, когда жена почернела от переживаний… И какое счастье, что все обошлось.

– Я животное, – меланхолично произнес Евгений. – И все мужчины – тоже животные. Когда мы чувствуем запах смерти, мы начинаем размножаться. Я, возможно, сам того не осознавая, пытался завести нового ребенка. Нет, никакого ребенка на стороне у меня нет, конечно, но… Я тогда словно пытался победить саму смерть.

– А… а Ира узнала, что ты ей изменял?

– Нет, разумеется. Если бы узнала, то мы сейчас не были бы вместе. Она очень решительный человек. Целеустремленный. Я думаю, она не умеет прощать.

– Тогда ты здорово рискуешь, – усмехнулась Лиля. – Думаешь, она о нас не узнает?

– Нет.

– А если я ей скажу?

– Ты не скажешь. Ты сама боишься потерять мужа.

Лиля помолчала, потом произнесла задумчиво:

– Это правда… Лучше бы я никогда тебя не встречала. Я ведь никогда не изменяла своему мужу. И не собиралась. Но вот встретила тебя – и сама себя не понимаю. Что произошло, почему? Я не хотела.

– «Не виноватая я, он сам пришел…» Давай не будем заниматься самокопанием, прикидывать, если бы да кабы… Это все лишнее, ненужное.

– А… а что тогда происходит? – растерянно спросила Лиля.

– Ничего не происходит. Обычный секс.

– Нет, я не про то. А зачем нам это нужно?

– Какая разница! Ты умная девушка, не усложняй.

Лиля улыбнулась. Отпила из стакана, призналась:

– Люблю общепитовский компот из сухофруктов… Напоминает детство. Детский сад, в который меня водили родители.

Она вдруг заговорила о своем детстве, о родителях, которых, как понял Евгений, уже не было в живых. Она мило болтала, а он не слушал, просто смотрел, как шевелятся Лилины губы. А еще она то и дело поправляла волосы. У нее были светлые, довольно длинные густые волосы.

– Ты настоящая блондинка, Лиля? – вдруг спросил Евгений.

– Что? А, да. Глаза-то у меня серые, серо-голубые, видишь? Нет, я, конечно, подкрашиваю волосы, потому что мне свой тон не нравится, он в желтизну… Мама говорила – русый, но это не русый, а желтый, поэтому я все равно крашусь… Блин, и зачем я тебе все это рассказываю! – пожала она плечами.

Пообедав, они вернулись в номер, сели за работу. Правда, проработали недолго и там же, у стола, сцепились в объятиях… После того вновь углубились в сценарий.

Ближе к вечеру их опять потянуло друг к другу.

Ужин. Соитие. Сценарий. Соитие. Сон. Соитие…

Это было какое-то безумие. И чем слаще и чаще происходили их соития, тем успешнее и быстрее продвигалась работа.

Иногда Лиля отвлекалась, отвечая на звонки мужа.

Один раз это случилось в тот самый, «горячий», момент. Лиля буквально затряслась, оттолкнула от себя Евгения с выражением нетерпеливой злости, досады на лице. Причем злости на него. Не на мужа, вздумавшего позвонить в столь неподходящее время. «Пошел отсюда!» – читалось в ее взгляде.

Это было обидно. Очень обидно.

Пока Лиля говорила по телефону, закрывшись в ванной, Евгений оделся, вышел из номера.

…Сложив руки на груди, он стоял на улице под навесом, у входа в корпус. Лил дождь. Холодный, бесконечный осенний дождь. Небо низкое, темно-серое, без единого просвета, нависало над деревьями, и ели верхушками буквально утыкались в дождевые тучи.

А чего он, собственно, обижается? Сам сказал Лиле, что у них просто секс, и ничего больше. Скоро они допишут сценарий, уедут отсюда и, наверное, больше не встретятся – если только Чащин не заставит их переписывать сценарий, а такое часто бывает.

Словом, Лиля вернется к своей семье, к мужу. К тому самому, с которым рвалась поговорить сейчас. И он, ее муж (как зовут? Сергей, кажется), будет обнимать Лилю и делать все то же самое, что делал с ней Евгений…

А он – вернется к Ире, самой прекрасной женщине на земле. Чудесной и совершенной. И черт с ней, с этой стервой Лилей… Пропади она пропадом.

Сзади открылась входная дверь, спину Евгения обдало теплом.

Потом чьи-то руки легли ему на плечи. Ну какие «чьи-то», Лилины, конечно.

И тут произошло нечто странное. Он дико злился на нее, ненавидел. Он собирался оттолкнуть Лилю, он не хотел с ней говорить. Но вместо этого повернулся, что было сил сжал ее в объятиях. Поцеловал в мягкую, пахнущую клубничным сиропом щеку (духи у нее ужасно пошлые, сладкие, ко всему прочему), едва не застонал – от какого-то неизвестного ему доселе острого, неприятного, тоскливого чувства.

– Прости… – прошептала она.

– Я его убью…

– Кого ты убьешь, дурачок?

– Твоего мужа.

– Ты – ревнуешь?! – Она шагнула назад, прижала ладони к губам, широко открыла глаза, захохотала потрясенно и торжествующе.

– Нет, конечно. Нужна ты мне. – Он схватил ее за плечи, снова притянул к себе, впился в губы поцелуем.

Внутри Евгения все ликовало и корежилось одновременно.

– Ты моя, – поцеловав ее, надменно, строго произнес он. – Ты только моя, ты слышишь?

– Лазарев, не сходи с ума.

Он не хотел, не собирался говорить этих слов: «ты только моя». Это слова влюбленного мужчины. А он Лилю не любил. Тогда зачем он это сказал?

Лиля выскочила на крыльцо в летнем платье – руки и ноги голые, открытые туфельки. Она уже дрожала от холода.

– Идем отсюда. Нечего тут стоять.

В номере Евгений опять принялся ее целовать, точно безумный. Потом, глядя в глаза, вдруг стал рвать на ней платье.

– Что ты делаешь? – перепугалась Лиля. Потом не выдержала, засмеялась: – Это такая пошлость, Лазарев, рвать на женщине одежду… Подобное случается лишь в дешевых мелодрамах.

– Молчи! – Он впился ей в губы поцелуем.

Она не сопротивлялась.

Внутри него все дрожало. Он целовал Лилю с такой жадностью, что у него самого заболели губы. И, обнимая, стискивал ее с такой силой, что Лиля временами тихонько вскрикивала.

Евгений словно пытался смять ее, как листок бумаги, в кулаках. Скомкать. Сложить в несколько раз. Еще раз скомкать, сдавить. Сделать совсем маленькой – чтобы втиснуть себе в грудь. Затолкать внутрь, спрятать. Чтобы Лиля была внутри его сердца, чтобы ее никто не видел, но чтобы он сам знал – она у него, она с ним, ее никто больше не отнимет.

Этим вечером они не писали. Лежали, обнявшись. Едва она только пыталась пошевелиться, Евгений стискивал ее еще сильнее, не отпускал, не выпускал.

Он внезапно осознал – он не сможет без нее. Вообще. Он задохнется, как без воздуха. Только с Лилей он может жить, работать, дышать.

– Я тебя люблю, – прошептал он, щекоча губами ее ухо.

* * *

– Мы с Распоповым помирились, – деловито сообщила Вера, когда они с Лилей общались по телефону. Лиля в тот момент сидела у себя в номере, одна.

– Верунчик, это отличная новость! – обрадовалась Лиля.

– Он сказал, что там у него – все, – многозначительно выделив «там», произнесла подруга. – Я, впрочем, с самого начала подозревала, что это несерьезно.

– Почему?

– Ну как почему… Я видела эту дрянь. Молоденькая вертихвостка. Ей двадцать восемь, этой Зиночке. То есть даже тридцати нет. А Распопову – полтинник на носу. Он и меня-то старше… На фига ей сдался проблемный, не очень молодой дядька, к тому же совсем не олигарх. И пьющий еще, – подумав, добавила Вера.

– Гм, действительно, на фига? – задумчиво пробормотала Лиля. Перед ее глазами возник образ второго мужа Веры – мужчины грузноватого, крупного, с мешками под глазами, наполовину лысого. И, чего там скрывать, неопрятного довольно-таки дядьки. Словом, этот образ очень далек от идеала романтического возлюбленного.

Но теперь, после того как она сама приобрела статус «любовницы», Лиля смотрела на измены иначе. И она сказала:

– Но он интересный, твой Распопов. Он добрый, не агрессивный. Он хороший мужик… Умный. У него три высших образования! Почему ты думаешь, что в него нельзя влюбиться? Любовь – это и восхищение тоже… Верунчик, твой Распопов необычный, с ним очень интересно говорить!

– «Говорить!» – возмущенно передразнила Вера. – Если бы им было интересно говорить, они могли… они могли дружить, я извиняюсь за пошлое слово. Они же в постель полезли не для разговоров! Она ему эсэмэски слала известного содержания: «Моя киска, мой зайчик, люблю-целую…» Тьфу! Это Распопов – зайчик?!

– Очень похоже на влюбленность с ее стороны, да, – вздохнула Лиля.

– Влюбленность… Ладно, у нее по дури такое чувство могло возникнуть. Но у него что? Вот ты говоришь – три образования, умный, интересный… Да, я со всем этим согласна, – продолжила Вера. – Он у меня умный мужик. Но неужели он не понимал, своим развитым мозгом, что его союз с этой Зинулей не имеет никакого продолжения?! Ладно, допустим, что Распопов тоже влюбился. Да, теоретически есть вероятность, что этих двоих одновременно постигла неземная любовь, которая способна преодолеть все преграды. Что они будут жить долго и счастливо, а потом умрут в один день. Но, Лиля, это теория! На практике все иначе. И какое «жили долго и счастливо», если он на двадцать лет ее старше! У него печень, у него поджелудочная… У него уже ни одного своего зуба, все вставные! Я тебе даже больше скажу, раз пошла у нас с тобой такая пьянка… У него простатит! Какой из него любовник, какой муж? Год-два-три он еще «повыступает». А потом этой Зинуле вибратор придется покупать… А дети? Этой Зинуле, как любой женщине, нужны дети, у нее своих пока нет. Захочет она родить, а Распопов – того… Спермограмма плохая.

– Ты уверена? – ошеломленно произнесла Лиля.

– А то. Лет пять назад мы с ним общего ребенка пытались завести. Анализы оба сдавали. Я в норме, а у него вот такая ерунда. Я, конечно, обрадовалась – все-таки поздно мне матерью становиться, ни к чему. Он вынуждал, – призналась Вера. – Дико расстроился потом… Ну ладно, предположим, каким-то чудом родится у этих двоих идиотов ребенок. Какой из Распопова отец? Он ленив невообразимо. А с ребенком надо гулять, к нему надо ночью вскакивать… Это очень тяжелый труд. И будет эта Зинуля с младенцем одна бегать… а потом случится с ее мужем инфаркт или инсульт. Или еще какая дрянь. Будет она, молодая женщина, со старым инвалидом возиться!

– Господи, Верунчик, зачем ты Распопова раньше времени хоронишь! – испугалась Лиля.

– А ты посмотри на статистику. Посмотри на реальность. И ты говоришь – он умный… Любит ее… Если бы он действительно любил ее, если бы шевелил извилинами, он бы… – Внезапно подруга сбилась, замолчала. Лиля слышала в трубке пыхтение Веры.

– Верунчик?

– Ну, в общем, ты права. Он умный мужик. Он нашел в себе силы с ней расстаться, – мрачно произнесла Вера.

Они обе помолчали. Лиля посмотрела на часы – половина седьмого вечера. Сейчас должен зайти Евгений, и они вместе отправятся вниз, в столовую, ужинать. Прямо как семья…

Но у них с Евгением тоже нет будущего, надо признать. И дело тут не в здоровье, не в возрасте, а немного в другом. У них дети, еще маленькие. Как бросить детей, как сломать свои семьи…

«Зачем я думаю об этом? Я же не собираюсь бросать Сережу, а Женя – свою Иру!»

Вера вздохнула, вновь заговорила:

– Если честно, Распопов ведет себя странно, точно мальчишка. Зарядку вдруг стал делать по утрам. А еще – подрался вчера на автомобильной стоянке с каким-то идиотом. Ты представляешь?

– Нет, – сказала Лиля. – Я не представляю твоего Распопова дерущимся.

– Знаешь, я где-то читала, что в организме мужчины после сорока – сорока пяти лет происходят примерно те же процессы, что и у подростка. Что-то там с корой головного мозга связано, – уныло продолжила Вера. – В общем, это от человека не зависит. Биохимия. Словом, дуреют мужики. Совершают глупые, даже безумные поступки, влюбляются… Недаром же есть пословица: «Седина в бороду, бес в ребро».

– Если это биохимия, то тем более все пройдет, – сказала Лиля. – Ты чуть-чуть потерпи, не гноби его.

– Лиля, когда это я гнобила своего Распопова?

– Поддержи его, прости.

– А я что делаю… – Было слышно, как Вера всхлипывает. – Слушай… А у тебя как дела? С Женькой?

– Никак, – быстро ответила Лиля. – Мы работаем над сценарием.

– Вдвоем?

– Вдвоем, а что такого.

– Сидите в одном номере, рядышком, в закрытой комнате? В лесу? – не унималась Вера.

– Да. В самой чаще.

– Он тебе нравится? Только не ври!

– Да, – сказала Лиля быстро, без всякого выражения.

– Ох, Сережка, дурак, зачем он тебя отпустил?! Лиля, Лилька! Я тебя умоляю – только не наломай дров!

– Да не буду я ничего ломать, Верунчик! – преувеличенно-весело произнесла Лиля.

– Я тебя знаю. Ты верная-верная, но так только хуже. Такие вот верные потом и куролесят. Из крайности в крайность.

– Верунчик, я тебя умоляю… Вообще, мне некогда. Приеду – поговорим.

– Лилька, лучше Сережи ты никого не найдешь. Я тебе серьезно говорю. Женька классный, да. Но Сережа лучше. Если ты выберешь Женьку, ты даже не представляешь, насколько ты будешь несчастна!

– Я знаю, – тихо ответила Лиля. Нажала на кнопку отбоя.

Какой-то быстрый, ритмичный стук. «А, это мое сердце…» – не сразу сообразила Лиля. В самом деле, сердце у нее колотилось, точно бешеное. Разговор с Верой взволновал ее. «Все так, все правда. Я больше потеряю, чем найду. Возможно, я ничего не найду. Но зато потеряю все…»

Лиля отложила телефон, подошла к окну.

Темно, огоньки фонарей где-то вдали, среди деревьев, едва видны за потоками дождя.

Хлопнула дверь. Лиля обернулась – Евгений. В черных джинсах, в черной рубашке. «О, черная мужская рубашка фасона «слим-фит»… Тоже моя погибель, после белой рубашки!» – содрогаясь от желания заплакать и засмеяться одновременно, подумала Лиля и закрыла ладонями лицо.

– Что это с тобой? – Евгений подошел к ней, обнял. – Лилечка, ты моя Лилия… Ну что, что с тобой такое? – Он принялся целовать ее, ласково и нежно, гладить, обнимать.

– Я себя ненавижу.

– Ты? Почему? Из-за меня?

– Не надо было. Не надо было соглашаться работать с тобой. А Чащин, словно колдун, он все сразу понял. Он все предугадал! Помнишь, что он сказал при первой нашей встрече?

– Нет, – покачал головой Евгений, продолжая нежно гладить Лилю по волосам, по плечам, по спине.

– А я помню, – мстительно сообщила Лиля. – Я все помню. Чащин, предсказатель хренов… Он предложил нам стать любовниками, чтобы написать хороший сценарий о любви. Я себя ненавижу, и я его ненавижу!

– А меня?

– И тебя тоже. Но больше всего я ненавижу себя.

– Лилька! Перестань! – засмеялся Евгений и слегка тряхнул ее за плечи.

Лиля оттолкнула его, смахнула пальцами слезы со щек.

– Я уже перестала, – холодно произнесла она. – Я в порядке. Только давай больше не будем, ладно? Пусть как раньше – мы коллеги, и только. Только работа.

– Хорошо, – удивленно, разочарованно произнес Евгений. – А теперь пошли вниз, а то на ужин опоздаем.

…За столом, в общем зале, Лиля сидела мрачная, надутая. А Евгений, как мог, дурачился, шутил, пытаясь развеселить свою спутницу. Корчил рожи, кривлялся, передразнивал… И довольно смешно у него это получалось.

В конце концов Лиля не выдержала, рассмеялась. Оттаяла, перестала дуться.

– Лилечка… Я вот что подумал, – в конце ужина заявил Евгений. – Я сниму в Москве квартиру, и мы будем встречаться там.

Лиля опять сжалась, замерла. Потом бросила на стол салфетку и убежала в номер. Евгений появился минут через десять.

– Чего это ты спектакли устраиваешь? – сурово спросил он. – Истеричка.

– Идиот, – парировала Лиля. – Я не буду с тобой встречаться в Москве. Какая квартира?! Допишем этот дурацкий сценарий и расстанемся, – озвучила она его недавние мысли.

Но, кажется, только сейчас до Евгения дошло, что Лиля не шутит про расставание. Он побледнел.

– Нет, – сказал он. – Ты моя любовница. Мы станем встречаться и дальше – там, в Москве. Ты и я. И буду делать с тобой все, что захочу. Ты моя.

Лиля не нашла ничего лучше, чем сложить из пальцев кукиш и показать его Евгению.

– Ты хочешь меня бросить? – Кажется, он побледнел еще больше. – Ты же меня любишь. Ты не сможешь без меня!

– А при чем тут любовь? При чем тут эти романтические бредни? Лазарев, я не собираюсь становиться твоей любовницей!

– Ты уже ею стала.

– Как стала, так и расстанусь, – упорствовала Лиля.

– А я тебя не отпущу.

– А я тебя и спрашивать не стану!

Он подошел, схватил ее и быстро неуловимым движением прижал к себе. Принялся целовать. Лиля не стала отвечать на поцелуи, но и оттолкнуть его тоже не могла.

– Я тебя люблю. Ты моя. Ты принадлежишь только мне, поняла? – твердил Евгений.

Он положил Лилю на кровать, расстегнул на ней платье. Сам разделся. Лег сверху, нетерпеливым движением раздвинул ей ноги. Лиля закрыла глаза. «В самом деле, как я смогу без него, я без него умру…»

Такой остроты их ощущения еще не достигали. Такого полного, абсолютного слияния, превращения в единое целое не случалось раньше.

Кажется, она плакала, потому что потом, когда все кончилось и Лиля повернулась на бок, обнаружила, что вся подушка мокрая.

– Ну, чего ты раскапризничалась? Точно маленькая девочка… – слегка задыхаясь, произнес Евгений. – Рёва-корова.

Он тоже повернулся на бок, лицом к лицу с Лилей, обнял ее, прижал к себе. Лиля слышала, как бьется его сердце – сначала быстро, потом медленнее, успокаиваясь.

Она потянулась, уткнулась носом в его шею. Страшно было осознавать, что и она не сможет без Евгения.

«Я влюбилась. Возможно, все еще хуже – я люблю его. Но это гадко, это подло все то, что мы делаем. Пока еще можно, надо расстаться. Сейчас, немедленно. И даже на сценарий плевать. Не стоит дописывать, пусть Чащин рвет и мечет, пусть я останусь без денег. Ничего, это все ерунда. Потому что иначе я потеряю гораздо больше!»

– Женечка.

– Да? – отозвался он.

– Я завтра утром уеду.

– Я тебя не пущу.

– Пустишь.

– А сценарий?

– Плевать.

– Ты серьезно? – Он подскочил, сел на кровати, уставился на Лилю с недоумением и раздражением.

– Да, – отрезала Лиля.

– Ты серьезно?!

– Да. И не ори, пожалуйста.

– Я тебя люблю, – словно заклинание, произнес он. – Я никого никогда не любил. Из-за тебя мне крышу снесло.

– Прекрасное литературное сравнение, – язвительно отозвалась она.

Потом они поругались. Евгений ушел к себе в номер. Кажется, он не верил в то, что Лиля может уехать.

Но она сделала это. Проснулась в шесть утра, позвонила на ресепшен, попросила вызвать такси. Привела себя в порядок, расплатилась за свой номер и уехала в Москву.

Было около семи утра, когда она покинула дом отдыха. Часа через полтора Лиля уже заходила в свою квартиру.