Текст книги "Плохие девочки"

Глава 5,
в которой мы решаем поистине шекспировский вопрос

Я обещала как-нибудь рассказать, как мы занимаемся фитнесом. Здоровый образ жизни – это наше все. Особенно если учесть, насколько загазованная наша современная жизнь. Так что вопрос оздоровления встал довольно-таки остро и довольно давно. Правда, поначалу мы решали его по-своему. Мы – это я с Карасиком и Авенга, то есть наша троица. Мы же вообще-то познакомились на почве беременности, случившейся с нами практически одновременно. Видимо, действительно есть у женщин какой-то свой внутренний график схождения с ума, и мы в соответствии с ним падаем в руки избранников примерно в одни и те же периоды времени, сезоны и лунные месяцы. Правда, к сожалению, эта самая внутренняя женская суть бросает нас в руки самых разных мужчин. И не всегда стоило падать так бездумно в эти объятия. Карасик упала в руки Дробина, что было относительно удачно – он ведь на ней женился, причем взял ее вместе с сыном. Впрочем, Сашка – красивая. Полноватая, но именно такая, о какой мечтают все мужики.

Странно, кстати, насколько женские вкусы отличаются от мужских. Вот спроси меня, кто на свете всех милее, всех прекрасней и белее. Тут же скажу:

– Сухих.

– Что? – нахмурятся все, так что я сразу поправлюсь. Сухих я не одобряю внутренне. В смысле, нравственно – тут я ее презираю и готова бросаться в нее камнями и палками. Но внешне… Высокая, накачанная, загар в любое время года, так как работает в фитнес-клубе и может себе позволить заскакивать в солярий перед уходом домой. Крашеный пепельный блонд, безусловно, вызывает зависть. А ленивая нега тренированного тела? А умение держаться, стервоточинка в глазах? Ярко-красная помада и мини-юбки ей действительно идут. Но на таких не женятся. С такими не встречаются. В большинстве своем мужики только смотрят таким вслед, истекая слюной. Но спросишь их – что же ты, иди, вперед. Скажет:

– Нет! Ну уж не надо нам этих стерв. Она же порвет и выкинет! – и бегом к Карасику.

Нежный овал лица, голубые глаза. Блондинка, но натуральная, темно-пепельная. Выражение лица мирное и такое… про таких, как она, говорят – вот это и есть добрая женщина. Рост, на фоне которого любой – король и великан. Кстати, Стас тоже был невысоким. Интересно, как он чувствует себя рядом с Сухих? И вообще, что было у него в голове, когда он уходил к Сухих?

Сам Стас Дробин, как мне кажется, сомнительный подарок. Сухих сделала странный выбор. Так сильно хочет замуж? Так еще не факт, что Дробин разведется. Одно дело ходить у женщины по квартире в трусах, и совершенно другое – в загсе, в костюме и галстуке. Зарабатывает Стас, правда, неплохо – работает на Ольховского, всегда был его правой рукой, запасной печенью и т. п. Но в семейной жизни… Стас Дробин никогда не был джентльменом. Ни тебе знаков внимания, ни помощи по дому. С собственным сыном посидеть – целая проблема. С пятницы по понедельник – почти анабиоз. Извинения, обещания исправиться, вялая усталая похмельная ругань. К тому же он, скорее всего, и раньше погуливал. Я не хотела этого говорить Сашке, но он такой – ее муж. Он мог. Знаете, какой он? Бесформенный. Симпатичный, помятый, не слишком востребованный, не слишком потерянный – но в итоге никакой. Обычный. Скучный. Правда, бывает и хуже.

Мой, к примеру, Павлик «Морозов». Морочил голову, а сам бегал к игровым автоматам в мечтах схватить удачу за ягодицу. Самый крупный выигрыш – из трех тысяч сделал пятнадцать. И все тут же спустил. Причем не то что пропил. Не без этого, конечно. Но в целом накупил какой-то фигни. Мне, помню, приволок зачем-то б/у телефонный аппарат в подарок. Рыцарь! А потом еще и деньги таскать начал.

Самый странный мужчина случился с Авенгой. Что уж объединило худую, красивую, странную рыжеволосую ведьму Люську Жилину двадцати шести лет от роду с почти что сорокалетним неразговорчивым грузным мужчиной с бегающим недобрым взглядом – непонятно. Когда они даже просто стояли рядом – это было странно и нелепо. Ее муж занимался строительным бизнесом – ремонты, какие-то фуры с кирпичом, заказчики, от которых, как рассказывала Авенга, он периодически скрывался.

– Ты его любишь?

– Я люблю чай с имбирем, – пожимала плечами Авенга. – А с ним я живу.

– То есть не любишь? – уточняла Карасик с присущим ей упрямством.

– Мы с ним кармически связаны.

– Еще скажи, что ты его по гороскопу подбирала. Мне-то не заливай. Как твои родители отреагировали на такой неравный брак?

– У меня нет родителей! – заявила мне Авенга и помрачнела.

Мы тогда часто виделись – беременность объединяет. И вот что странно. Виделись мы часто, а ни я, ни Карасик о Жилиных практически ничего не знали. Да я и сейчас ничего о ней не знаю, через пять лет! Странная она. Ни откуда она, ни где выросла, с кем дружила. Мы часами напролет вместе тусовались в женской консультации, обсуждали все на свете. Иногда у нас троих языки болели – так много мы говорили. Авенга рассказывала, как проводится обряд изгнания недобрых духов из коммунальных квартир, но никогда не рассказывала, как познакомилась с мужем. Мы хохотали, слушая, как она давала своим клиенткам посвящение первой степени в тайный женский орден «Созвездие» – брызгала на женщин водой, как священники на Пасху – и они обретали невероятную женскую силу.

– Это что же? Плацебо? Самовнушение?

– Это либидо. Нереализованные женские амбиции. А я вроде как даю им индульгенцию, разрешение. Потом еще заворачиваю в тряпочку сувенир – деревяшку – и говорю, что теперь они все могут. Крыши едут, браки укрепляются?

– А у вас с мужем как? Все в шоколаде? – подбиралась к ней я. Но она только улыбалась и молчала.

– У нас будет ребенок. Этого достаточно. Кстати, чего это нас не принимают? Пойти, что ли, проклясть? – она хмыкала и заходила к врачу. Авенга терпеть не могла, когда наш гинеколог уходил пить чай. Она могла разозлиться и, к примеру, сказать, что заговорит его кресло так, чтобы женщины в нем теряли сознание. Если он немедленно не перестанет пить чай и не начнет прием беременных.

– Вы с ума сошли? – спрашивал у нее наш хороший, в общем-то, но очень уж любящий чай Дмитрий Степанович.

– Хотите попробовать? Будете меня и дальше игнорировать – у вас дома клопы заведутся. Хотите? Или вам в ресторанах будут всегда в суп плевать, – невинно хлопала глазами Авенга. И ее странный бесовский магнетизм срабатывал. С ней никто не хотел связываться. Дмитрий Степанович ворчал, что всякие видал выкрутасы от беременных, но такого… В общем, если с нами была Авенга, очередь проходила быстрее или хотя бы веселее. Уже после нескольких месяцев беременности Авенга открыла нам страшную правду, что ведьмствовать она стала потому, что вообще-то по образованию психолог (неоконченному, правда), но к психологу люди шли плохо.

– А вот к гадалке и ясновидящей побежали толпами, – поделилась она с нами. А больше я, пожалуй, ничего такого о ней и не знала. Она умела так вести разговор, что все персональные вопросы словно обходили ее стороной. Честно сказать, она тоже была какая-то мутная. Так что они с мужем действительно друг другу очень даже подходили. Но дружить с ней мне нравилось.

В общем, еще будучи беременными, мы уже ставили перед собой вопросы здорового образа жизни. Но тренировали мы преимущественно только язычки. А оздоровлялись мы по рецептам мамы Карасика. У ее мамы миллион разнообразных рецептов, большую часть из которых надо пить или есть. Но никогда – шевелиться. Самым активным из ее рецептов были субботние бани. Мы ходили в баню, сидели там в ароматном, пропахшем запахом веников и дров предбаннике, пили травяные чаи, мазались кремами и оздоровлялись. К сожалению, часто наше оздоровление заканчивалось в ресторанчике с другой стороны банного домика. Люське по фиг, она, ведьма, худая, как щепка. Рыжая бестия – одно слово. Она заказывала себе борщ, карпаччо – съедала пару тонких кусочков соленого лосося и говорила, что больше не хочет. А мы с Сашкой доедали. И карпаччо, и хлебную корзинку, и допивали компот. Банное оздоровление с чаями закончилось тем, что Авенга родила, похудев при этом на пару килограммов. А мы с Карасиком округлились сверх всякой меры. Вот тогда-то Марлена и произнесла роковое слово «фитнес», разрушившее в конечном итоге Карасикову личную жизнь.

– Не, девочки, это уж без меня. Вы как хотите, а если я еще что-то сброшу, муж сбросит меня с моста. Он и так уже говорит, что я стала слишком похожа на представителя потустороннего мира. И что он меня по ночам скоро будет за смерть с косой принимать.

– Авенга, а ты не сбрасывай – ты набирай. На тренажерах можно же и набирать мышечную массу, – пыталась внушить ей я.

Но она сказала со смехом, что предпочитает заниматься сексом с мужем, а не с велотренажером. Из-за этого ее откровенного презрения и нежелания думать о будущем своего костлявого тела я в первые полгода нашего фитнеса чувствовала некоторую неловкость. Впрочем, потом она как-то прошла.

На фитнес мы ходили два раза в неделю. Конечно, когда только купили карточки, мы были полны энтузиазма посещать клуб пять дней в неделю по меньшей мере. И оставаться там по три-четыре часа. В общем, глаза горели, волосы развевались, при виде огромного зала с тренажерами, беговыми дорожками и какими-то неведомыми каракатицами возникало сладкое чувство грядущей светлой эры здоровья и счастья. А уж глядя на девушек с идеальными линиями бедер и талии, уверенно разминающихся в зале групповых тренировок, мы уверовали в светлое будущее окончательно.

– Неужели и мы будем такими? – хлопала глазами Карасик, глядя, как тренер по танцу живота выделывается под звуки чарующей восточной музыки.

– Ну, это потребует труда… – Марлена прикусила губку. Она одна из нас уже имела некоторый опыт и понимала, что такими именно намерениями, какие были у нас в тот момент, и вымощены все мостовые в ад.

– Мы готовы! – кричали мы наперебой. Но уже через несколько дней наши позиции несколько видоизменились.

– О-о-о! – стонали мы с Карасиком дома, страдая от болей в каждой имеющейся в теле мышцы. Не помогли ни сауна после занятий, ни горячие чаи с веточками розмарина, которые нам присоветовала травница Карасикова мать.

– Завтра пойдете? – осторожно поинтересовалась Марлена.

– Ну, нет. Мне неделю придется лечить вывих, – отмазалась я. У меня очень удачно подогнулись ноги на выходе из тренажерного зала. У Сашки такой отмазки не было, так что еще пару дней она послушно волочилась за Марленой, которая и сама не пылала такой уж энергией и жаждой спортивных подвигов. Она, как потом выяснилось, была ужасно рада идее ходить вместе в клуб. Но видела ее больше как возможность поболтать, почесать языками, поплавать медленной степенной группой в полосатых купальниках по бассейну, полежать в сауне. Одной скучно. А персональных тренеров она с некоторых пор боялась, как огня. Они думали, что она в состоянии сделать за один раз шестьсот отжиманий. Они кричали:

– Чего лежим? Делаем вид, что в обмороке? Не верю! Ну-ка, ручки подняли, ножками в упор уперлись и… раз! Так, почему глаза закатываем?!

– Умира-а-а… – стонала Марлена. И даже жадность не смогла заставить ее доходить курс занятий с персональным тренером до конца. И вообще, она – женщина нежадная. Подумаешь, деньги. Тут речь идет о жизни и смерти.

– Давайте ходить на аэробику, – предложила я. Идея всем показалась здравой. Веселая музычка, танцевальные движения, улыбающиеся лица, взмахи ногами. Сплошное здоровье!

– Давайте. И на йогу, и на пилатес. Там нас не забегают до смерти, – мы обрадовались, но оказалось, что рано. Оказалось – не одни мы такие умные. И что на все занятия с пометочкой «для любого уровня подготовленности» женщины идут толпами. Чем проще занятие – тем больше толпа. В итоге на занятиях по пилатесу в зале яблоку не было места упасть. Чтобы расположиться в комнате с комфортом, приходить надо было минут за двадцать до занятий, укладывать коврик и оставлять одну из нас следить, чтобы его не заняли.

– Прямо как у нас по утрам, когда стоят за талонами к эндокринологу! – заметила я. – Можно даже номерки на ладонях писать.

– Да уж. Только вот я не понимаю, как я могу расслабляться и занимать позы, принимать осанны, если мне в нос суют чью-то чужую ногу! – возмущалась Сашка.

– Носок с дыркой, – добавляла Марлена. В конечном итоге мы пришли к выводу, что на танцы живота мы ходить не можем, потому что все мужики из клуба прилипали к стеклу – посмотреть. Если бы на нас – мы бы пережили. Но они приходили посмотреть на нашу тренершу с красивой загорелой фигуркой – точеная, нежная, с блестящими длинными волосами. На ее фоне все остальные девочки, даже тренированные и красивые, смотрелись бледно. А уж по нам мужчины скользили равнодушными, невидящими глазами. Терпеть такое было невозможно – мы перестали туда ходить.

– Может, АБС? – попробовали мы. Занятия для разных групп мышц были менее популярны у фитнес-населения. Там можно было найти место, и даже был шанс, что рядом с тобой никого не будет, во всяком случае, никакого риска получить чужой кроссовкой по спине. Но сами занятия! Монотонные повторяющиеся силовые упражнения, от которых ломит во всем теле. Жгучее чувство, возникающее откуда-то изнутри. Одна только мысль – не могу, не могу, больше не могу… И девушки (те, кто ходил регулярно) вокруг – сплошь карьеристки с пустыми лицами, приходят и тренируются, как звери. Вид у всех такой, словно они на этих упражнениях с самого детства и ни одного не пропустили. В общем, ужас.

– Девочки, а нам, оказывается, тренировки на мышцы вредны! – однажды сказала Марлена и в подтверждение своих слов притащила откуда-то журнал. Там было написано, что силовые тренировки не совсем хороши для тех, кто хочет сбросить вес.

– Я однозначно хочу сбросить вес. А вы?

– Мы тоже!

– Ну так мы просто не имеем права ходить в эти группы. Мы же превратимся в качков, если еще немного промедлим!

Мы ужаснулись и больше не ходили и на эти занятия тоже. Конечно, надо признать, что шансов занять какое-то достойное место в истории культуризма у нас, по большому счету, ни разу не было. Мы не занимались так ревностно. Мы не качали гантели максимальных размеров – мы всегда брали самые маленькие. Как чувствовали, что гантели нам не показаны по состоянию организмов. Но одно дело – думать. Другое дело – знать. Мы не хотели себе вредить. От фотографий женщин-культуристок нас передергивало. Так что… мы свели занятия фитнесом к эффективному и безопасному максимуму. Первое: мы плавали в бассейне (если только там не было этих бешеных пловцов, которые так машут руками и брызгаются, что плавать с достоинством и разговаривать становится невозможно). После плавания мы занимали большую ванну-джакузи у края бассейна. Иногда, если джакузи пустовала, мы занимали ее сразу, пренебрегая плаванием. Джакузи была популярна, и мы не могли так рисковать.

– Поплавать мы всегда успеем. А на нашу ванну уже надвигается группа пенсионерок. Девочки, падаем! – командовала Сашка. И мы ловко приземлялись точно напротив трех массажных втулок. Джакузи – это очень полезно. После водных процедур мы переходили к тепловым – шли в сауну. Она располагалась в недрах женской раздевалки, там можно было налить чайку, снять купальники, завернуться в полотенце и от души поболтать. Если у нас было время, мы шли на массаж. Если у Аньки Сухих было время, она присоединялась к нам еще на стадии сауны. Бассейн она не любила. И уже после такого вот спортивного дня мы, усталые и гордые собой, шли вниз – в эко-кафе. Пили травяной чай, свежевыжатый сок, ели вафли с медом. Для похудения это давало… ну да, признаюсь, почти ничего. Но каждая из нас считала – двигаться в светлое будущее надо постепенно. Без рывков.

– Главное – не навредить. А зато у нас тонус кожи отличный.

– И настроение! – добавляла я. Эта часть – еженедельные встречи в сауне – была для меня самой оздоровительной. В таком вот режиме мы и занимались спортом уже пару лет. Марлена дольше. И теперь у всех нас возникла извечная русская проблема: что же теперь делать? Ходить или не ходить – вот в чем вопрос!

– Я просто не знаю, что делать, – в голосе Марлены чувствовалось раздражение. – В конце концов, мы-то почему должны страдать?

– Действительно, – согласилась я. – Мы не должны. Страдать должна она.

– Кто она?

– Сухих, – внесла уточнения я. – Но я не думаю, что она страдает. Я думаю, что у нее нет такого органа, которым нормальные живые люди испытывают муки совести и чувство вины.

– Но как теперь ходить в клуб? Мы не можем же все из-за нее бросить! – Марлена была явно возмущена.

Я ее понимала. В нашем районе клуб с бассейном, раздельной сауной и пристойным буфетом был только один. Еще один имелся через пару кварталов, ближе к метро, но туда, во-первых, было далеко ездить из-за города Марлене, во-вторых, сауна была общей (для мальчиков и девочек) и инфракрасной, что вообще мерзко. Так что вопрос с клубом действительно стоял во всей своей остроте.

– Может, напишем заявление о ее аморальном поведении, пусть ее уволят? – предложила я. А что? Я помню, как было раньше. У моего папы в части был один подполковник, у которого была жена с одной стороны, а молодая любовница – с другой. И тогда жена, узнав о наличии конкурентки, пошла к командованию, плакала, утирала слезы платком и писала заявления с просьбой покарать супруга и вернуть в семью. Покарать – покарали: понизили в звании и объявили строгий выговор. В семью он, правда, не вернулся, хотя до этого вообще не собирался из нее уходить. Но у нас-то другой случай! Нам уже терять нечего.

– А как Саша? – волновалась Марлена. – Ты ее видела после Нового года?

– Я видела ее на Новом году. Она справляла его у меня.

– Да? Странно, – Марлена помолчала в нерешительности, потом сказала то, что меня очень удивило: – Мне кажется, она нас избегает.

– Что ты имеешь в виду? – спросила я, хотя на самом деле меня удивило не то, что Марлена сказала, а то, насколько это совпало с тем, что я сама уже предположила.

– Может, она чувствует себя какой-то… ну, знаешь, как это бывает. Бабу бросили, значит, она не такая, как все. Мы же, хлебом не корми, готовы почувствовать себя ничтожными и никому не нужными. Может, она нас стесняется? Это будет очень грустно, мы не должны дать ей впасть в депрессию. Или развить какие-то комплексы.

– Мы и не дадим, – заверила я. Хотя, честно говоря, не была до конца уверена в том, что происходит с Карасиком. Ушла она от меня только вечером третьего числа, под дикие крики и уговоры обоих своих сыновей, пьяная и какая-то дикая. Такой я ее не помнила, если честно. Она очень, очень переживала. А что делать – я не знала. Мне ведь толком с нею и поговорить не удалось.

– Надо дать ей понять, что мы все исключительно на ее стороне. И что мы всегда будем рядом. Она может на нас рассчитывать. Ты не знаешь, она не хочет пойти в… ах, да, она точно не пойдет, – Марлена вздохнула. Рассчитывать на то, что мы по-прежнему будем тусоваться в сауне втроем, было бы опрометчиво.

– Я с ней поговорю.

– Пригласи ее! А она не пойдет, – сама ответила на свой вопрос Марлена.

– Знаешь, мы должны пойти и сказать все этой дряни в лицо.

– Что? – ахнула Марлена.

Я сама удивилась такой вот своей смелости. С другой стороны, почему нет? Что теперь, ходить мимо нее в клубе и вежливо улыбаться? Видеть, как Сухих продолжает массировать ни в чем не повинных людей, потенциально угрожая их семье, любви и браку! И потом, деньги. Почему Карасикова карточка из-за этой гадюки должна сгореть почем зря? И моя? Это, знаете ли, Марлене, потерять тысячу долларов – ерунда. А мне или Караське – большой удар по бюджету. А она теперь вообще получается мать-одиночка с двумя детьми. И не какими-нибудь там маленькими, тихими и хорошо воспитанными девочками. С двумя мальчиками! Ну уж нет, мы должны все сделать, чтобы Сухих сама возненавидела итальянский кафель под своими ногами. Чтобы она знала, в какой жесткой атмосфере всеобщей ненависти она оказалась. Она должна уйти. Или мы – или Сухих. Третьего не дано.

– Так что же, мы пойдем с тобой? Вдвоем? – испугалась Марлена. Да уж, из нее боец никакой. Она же – идеальная женщина, нежная, понимающая, заботливая, вежливая, ласковая. А нужна грубая, агрессивная, умеющая сказать пару ласковых… Я-то от работы в городской поликлинике заматерела, конечно. Пойди и объясни всем старушкам, лезущим на прием, что таблетки выписываются тоже по очереди и по талонам. А когда бабули тебе под ноги падают, имитируя гипертонию, только чтобы в очереди не стоять? А за дверью еще двадцать таких же реально готовы за проход без очереди порвать на мелкие кусочки и старушку, и тебя, и медсестру, и всю поликлинику, включая охрану. В общем, я ругаться умела. Но меня тоже недостаточно.

– Нужен кто-то еще. Группа поддержки.

– Может, мне мужа с собой взять? – неуверенно предложила Марлена. – Вообще, он не пойдет, наверное. Скажет, что это не наше дело.

– А оно наше! – возразила пусть и отсутствующему, но неправому ее мужу. И тут до меня дошло. Кто может в три счета размазать любого так, чтобы тот убежал в страхе и бросился в церковь ставить свечки всем святым подряд, только чтобы пронесло? Кто парой тихих слов заставит любого уволиться и забиться под диван? Ну, конечно, Авенга!

– Мы должны взять Авенгу, – разродилась я и радостно шлепнула себя по уважительных размеров ягодице.

– А она пойдет? – усомнилась Марлена.

Но я не сомневалась. В Авенге была сильна женская солидарность. И потом, обидели не кого-нибудь, обидели Карасика. Ту самую, с которой мы всю беременность отходили – все девять месяцев. Можно сказать, носили животы на брудершафт. Авенга была соседкой, в конце концов. Я была уверена, что она согласится. И, кстати, что была в Авенге некоторая странная, необъяснимая тихая злость на весь мужской род в целом и на многих мужчин в частности. Она не уважала их, не любила и не упускала момента проехаться на их счет самым нелицеприятным образом. Исключение составлял только ее странный муж – непонятно, кстати, почему. Ну, вот чем он мог взять такую неприступную дикую женщину? Черт его знает! Но факт был в том, что с возможностью отомстить за такую вот низкую и непростительную измену Авенга согласится точно. К гадалке не ходи!